Толстой Лев Николаевич - Том 35, Произведения 1902-1904, Полное собрание сочинений

сками кукурузных лепешек. Один только Нур-Магомег был избавлен от этого позора. Ответ Хамзата состоял в том, что он готов прислать сведущего муллу для истолкования нового учения, но для того, чтобы он сделал это, он просил прислать к нему в лагерь младшего сына Паху-Бике Бучал-Хана. Кроме того, он велел передать, что если только аварцы примут новое учение, то он не только не уничтожит власть ханов, а, напротив, покорится ей и будет служить старшему хану Абунунцалу так же, как отец его Аликсендер-Бек служил отцу молодого хана Али-Салтан-Ахмет-Хану. О том, что означали куски лепешки, подвешенные к ноздрям почетных жителей, они ничего не говорили, и ханша, и ее сыновья, и приближенные сами могли догадаться, что это означало. И ханша и ее приближенные поняли, что это поруганье почетных жителей означало то, что, "несмотря на все те красивые и льстивые речи, которые передаст вам Нур-Магомет, помните, что вы в моих руках и я могу сделать со всеми вами, что хочу".

   Несмотря на всю опасность такого поступка, Паху-Бике- послала своего мальчика-сына Бучал-Хана к Хамзату.

   Скоро после отправки Бучал-Хана явились новые посланные от Хамзата. Посланные объявили, что для прекращения военных действий имаму, т. е. Хамзату, нужно лично переговорить с молодых ханом Абунунцалом и Омар-Ханом. Хаджи-Мурат тотчас же понял, что это была хитрость, что Хамзат, вместо того чтобы нападать силою на Хунзах, хотел овладеть ханшей и тогда без борьбы завладеть ханством, и Хаджи-Мурат уговаривал Паху-Бике не отправлять сыновей. Но старая ханша была так напугана, что она готова была на всё, только бы избавиться от нападения. И потому, соглашаясь. с подозрениями Хаджи-Мурата, она решила послать только одного хана Омара. Когда же Омар-Хан уехал и два дня не было о нем известий, она стала просить Абунунцала ехать к брату. Абунунцал соглашался с Хаджи-Муратом и опасался измены, но ханша, не помня себя от страха, по женски сказала сыну:

   - Считаешься храбрецом, а боишься опасности.

   Абунунцал не отвечал матери, велел оседлать своего Карабаха и с Хаджи-Муратом и двадцатью нукерами поехал в лагерь Хамзата.

   Это было 23 августа.

  

  

   Хамзат, сопутствуемый свитой более сотни мюридов, державших вынутые из чехлов винтовки, упертых в правые ляжки, выехал навстречу Абунунцала. Он ехал на белом коне в белой черкеске, высокой папахе, обвитой чалмою; на нем был кинжал, шашка и два пистолета. Позади его ехали мюриды со знаменами, на которых был вышит стих из Корана. Встретив Абунунцала, он повторил то же, что передавал его посланный. Он сказал:

   - Я не сделал вашему дому никакого зла и не желаю и не сделаю. Вам сказали, что я хочу отнять у вас ханство, но это неправда. Я, напротив того, только хочу служить тебе так же, как (1) отец служил твоему отцу. Одно, чего я желаю, это то, чтобы вы не дружили с русскими и не мешали мне проповедывать хазават, как завещал это мне святой муж Кази-Мулла, умерший в борьбе с неверными.

  

  

   Когда они подъехали к большой палатке. Хамзат слез с коня и взялся за стремя Абунунцала.

   - Пойдем в палатку, - сказал он., - Здесь тоже и дорогой гость мой - брат твой.

   Всё это было хорошо, но Хаджи-Мурат, бывший подле хана, видел, как серые глаза Хамзата не поднимались до глаз Абунунцада-хана и глядели на ноги людей то в ту, то в другую сторону, и не верил ни одному слову из того, что говорил (2) Хамзат. Абунунцал вместе с братом сидел с почетными стариками в палатке Хамзата. Нукеры были отведены (3) под гору, где они привязали лошадей к деревьям и сами расположились на бурках, ожидая обещанного угощения. Хаджи-Мурат, по своему возрасту и положению не имеющий права быть с ханами в ставке Хамзата, а между тем будучи, как друг хана, выше обыкновенных нукеров, отдав лошадь одному из нукеров, вернулся на гору и остановился невдалеке от ставки Хамзата. (4)

   За этой ставкой (5) была еще небольшая палатка, у входа в которую (6) стоял молодой человек высокий, широкоплечий, рыжеватый с прищуренными глазами и величественной осанкой. Человек этот был Шамиль, которого здесь в первый раз увидал Хаджи-Мурат. Он стоял у входа палатки и очевидно ждал Хамзата потому что как только Хамзат вышел из своей ставки и подошел к той палатке, у которой стоял Шамиль, Шамиль вернулся в нее, и Хаджи-Мурат, прежде стоявший поодаль, неслышными шагами подошел к палатке и услыхал спор Хамзата с Шамилем. Хамзат не соглашался на что-то, Шамиль тихим голосом уговаривал его.

   - Куй железо, пока горячо, - наконец сказал Шамиль, - пока ханы будут ханами, они не дадут народу пристать к нам и погубят тебя. Твоя жизнь или ихняя.

   Услыхав эти слова, Хаджи-Мурат бросился к лошадям, намереваясь отвязать коней ханов и свою и подвести им. Но, не дойдя еще до лошадей, он услышал стрельбу под горой и увидал,

  

  - Зачеркнуто: мой

  - Зач. кривой

  - Зач. с молодыми

  - Зач.: глядя на людей, проходивших из под горы в палатку с утощениями.

  - Зач. Хамзата

  - Зач. были приближенные мюриды Хамзата, стоял и самый заметный из них Шамиль, бывший любимый мюрид Кази-Муллы, уже тогда известный своей храбростью и силой. Здесь Хаджи-Мурат в первый раз увидал его. Шамиль был тогда

  

  

  

   как мюриды, окружив ханских нукеров, стреляли по ним. В одно и то же время он услышал выстрелы и в ставке Хамзата. Поняв, что случилось то самое, чего он боялся, Хаджи-Мурат побежал в гору к ставке Хамзата, но было уже поздно. Омар-Хан в своей обшитой золотом черкеске и бархатном бешмете, купленными в Тифлисе, лежал, судя по неловкому положению и луже крови, очевидно уже мертвый. Абунунцал же, с вынутым кинжалом, отбивался от окружавших его мюридов. Абунунцал был весь в крови и разрубленная щека его висела лохмотом до самого воротника бешмета. Хаджи-Мурат видел, как Абунунцал, прихватив рукой (1) эту висевшую щеку, бросился на ближайшего мюрида и убил его. В ту же минуту раздался выстрел, и хан упал. Мюриды с визгом бросились на его тело. Хаджи-Мурат, поняв, что ему здесь делать нечего и что всякую минуту могут убить и его, не возвращаясь к лошадям, пустился (2) пешком под гору и большим обходом, миновав лагерь Хамзата, вернулся к вечеру в Хунзах.

   В ханском дворце уже было всё известно. Ханша, страшно растрепанная, в изорванном бешмете сидела на подушках и била себя в худую грудь. Солтанет, как всегда бодрая, молодая, полная жизни, утешала ее. Увидав Хаджи-Мурата, которого она считала убитым, лицо ее просияло, и она стала расспрашивать его о том, как всё было.

  

  

   На другой день после смерти ханов, 27 августа 1834 года, Хамзат вступил в Хунзах и поместился в ханском дворце, а ханшу с дочерью выслал в соседний аул.

   Но одно преступление неизбежно влечет за собою другое. Страх о том, чтобы Сурхай-Хан, (3) вместе с ханшей, не призвали к себе на помощь русских, заставил его казнить безвинного Сурхай-Хана, не только не противившегося Хамзату, но советовавшего принять его. Но мало было и этого. Он призвал к себе ханшу и на своих глазах в ее дворце велел убить ее. (4)

   Хаджи-Мурат (5) из дворца прибежал к деду и рассказал ему, что случилось. Дед в это время сидел с засученными на загорелых мускулистых руках [рукавами] и работал наконечник серебряного кинжала. в Оставив работу, старик поднял руки ладонями кверху, прочел молитву, отер руками лицо и сказал:

   - Хамзат обманщик не может быть имамом: он погибнет так же, как погубил ханов.

  

   (1) Зачеркнуто: отрубленную

   (2) Зач.: бежать

   (3) Зач.: полковник русской службы

   (4) Зач.: И большинство аварцев так и понимало его

   (5) В подлиннике ошибочно не зачеркнуто: Когда

   (6) Зач.: и рассказал ему, что случилось, дед

  

   Когда же через несколько дней была убита старуха ханша и возмущенные этим делом (1) приверженцы ханов пришли к старику Османли, спрашивая у него, что им делать, он сказал:

   - Надо взять кровь его за. кровь ханов (2).

   Когда же стали говорить, как трудно это сделать, потому что он не выходит никуда без двадцати нукеров, которые расчищают перед ним дорогу и никого не подпускают к нему, то (3)

   сильный Осман, молочный брат Абунунцала, сказал:

   - Я всё равно убью его. Я не знаю как, но возьму его кровь за голову моего молочного брата.

   - Но как ты сделаешь это?

   Осман не знал, что ответить, но бывший тут же Хаджи-Мурат сказал:

   - Его надо убить в мечети, в пятницу там можно сделать это.

   И так это и решено было.

  

   Но дело чуть было не погибло: жена Османа, подслушавшая разговор братьев, передала сестре то, что (4) подслушала, а сестра -мужу. И Хамзат узнал про заговор и позвал к себе старика деда Османли Хаджиева и спросил его, правда ли, что у него собирались аварцы, уговариваясь убить его? Османли отвечал, что это было неправда, что у него собирались только за тем, чтобы просить Хамзата помиловать меньшего из ханских детей -Булач-Хана. (5) Хамзат обещал ничего не сделать дурного Булач-Хану и отпустил старика Хаджиева.

   13-го сентября был магометанский праздник, и Хамзат собрался в мечеть со своими мюридами. Мюрид, и прежде известивший его о заговоре, узнав, что в этот самый день решено было убить Хамзата, опять стал уговаривать его не ходить в мечеть.

   - Что определено Богом, то будет,-сказал Хамзат и пошел в мечеть.

   Он сам был вооружен тремя пистолетами; за ним шли двадцать мюридов с обнаженными шашками. Кроме того было объявлено, чтобы в мечеть никто не входил в бурках, под которыми могло бы быть скрыто оружие.

   Войдя в мечеть, Хамзат увидал несколько человек в бурках, сидевших на полу.

   - Что же вы не встаете, когда великий имам пришел молиться с вами? - крикнул один из людей (6) в бурках, вскакивая на ноги. Это был сильный и простой Осман, брат Хаджи-Мурата.

   Хамзат понял, что это был враг, и остановился. Но Осман, как волк за овцой, бросился за ним и выстрелил в него в упор из

  

  - Зачеркнуто: самые горячие

  - Зач. и ханши

  - Зач. против

  - Зач. она

  

  

  

  

  - Зач. 1-го сентября был магометанский

  - Зач. сидевших

  

   пистолета. Хамзат еще держался на ногах, (1) но Хаджи-Мурат подбежал и добил (2) его, и (3) имам упал на ковер мечети, обливая его кровью. Мюриды бросились на убийц и убили Османа, но Хаджи-Мурат выскочил из мечети и с вооруженным народом, стоявшим вокруг мечети, бросился на мюридов, и часть их была убита, часть убежала. (4)

  

  

   И вот, совершенно для себя неожиданным путем, Хаджи-Мурат был приведен к исполнению своего желания: после смерти ханов аварцы избрали Хаджи-Мурата старшим над собой, и он стал управлять Авариею.

   Но защищать одними своими силами Аварию против заместившего Хамзата Шамиля с своими мюридами он все-таки не мог и должен был, подчинившись ненавистным русским, призвать их к себе на помощь.

   И русские войска заняли Хунзах. Главным же управителем Аварии главнокомандующий Кавказа нашел неудобным признать молодого, не ханского происхождения человека, как Хаджи-Мурат, и назначил старшим над ним хана Мехтулинского Ахмет-Хана.

   Ахмет-Хан был глупый человек, и потому генерал Клюгенау, командующий войсками в Аварии, оказывал особенное расположение к Хаджи-Мурату. Это вызвало зависть Ахмет-Хана, и он обвинил Хаджи-Мурата в измене и переписке с Шамилем и отвел к коменданту крепости, который привязал Хаджи-Мурата к пушке и так продержал его девять дней. Когда же под конвоем повели Хаджи-Мурата в Темир-Хан-Шуру к Клюгенау, он, проходя узкой тропинкой с солдатом, державшим его за веревку, которою он был связан, вместе с солдатом бросился под кручь. Солдат убился до смерти, а Хаджи-Мурат сломал ногу, дополз до аула и там, пролежав шесть недель, вылечился, хотя одна нога и стала короче другой, и с тех пор стал уж открытым врагом русских. Собрав большую партию приверженцев, он долго держался независимо и от русских, и от Шамиля и не принимал ни от тех, ни от других предложений присоединиться к ним и держался в рядовом ауле.

   Русские, под начальством Бакунина, приехавшего из Петербурга и желавшего отличиться молодого генерала, напали на него, но он отбил их и убил самого Бакунина. Тогда Ахмет-Хан в Хунзахе убил двоюродных братьев Хаджи-Мурата. Чтобы отомстить ему, Хаджи-Мурат собрал партию и напал на его владения и разорил несколько аулов.

  

   (1) Зачеркнуто: Люди в бурках подбежали

   (2) Зам.: Хамзата

   (3) Зач.: он

   (4) Зач.: После смерти Хамзата и с этого времени Хаджи-Мурат стал влиятельным лицом в Аварии.

  

  

   Между тем Шамиль всё усиливался и усиливался, и, несмотря на нелюбовь Хаджи-Мурата к нему за его участие в убийстве ханов, он вынужден был согласиться на его предложение и соединившись с ним, стал, уже как наиб Шамиля, управлять Аварией.

  

   N 61 (рук. N 48).

  

   Происходило (1) то, что происходит везде, где государство с большой военной силой вступает в общение с первобытными, живущими своей отдельной жизнью, мелкими народами. (2) Происходило то, что или под предлогом защиты своих, тогда как нападение всегда вызвано обидами сильного соседа, (3) под предлогом внесения цивилизации в нравы дикого народа, тогда как дикий народ этот живет несравненно более мирно и добро, чем его цивилизаторы, или еще под всякими другими предлогами, слуги больших военных государств совершают всякого рода злодейства над мелкими народами, утверждая, что иначе и нельзя обращаться с ними.

   Так это было на Кавказе, когда, под предлогом чумы, в 1806 году жителям запрещалось выходить из аулов и тех, кто нарушал это запрещение, засекали на смерть. Так это было, когда для того, чтобы отличиться или забрать добычу, русские военные начальники вторгались в мирные земли, разоряли аулы их, убивали сотни людей, насиловали женщин, утоняли тысячи голов скота и потом обвиняли горцев за их нападения на русские владения.

   Когда император Александр I, делая выговор Ртищеву, писал ему по случаю ничем не вызванного набега на мирную Чечню, сделанного Эристовым, что устанавливать сношения с соседними народами надо не жестокостью, а кротостью, то все кавказские деятели считали такие указания (4) ошибочной сентиментальностью, порождаемой незнанием характера горцев. Ермолов, один из самых жестоких (5) людей своего времени, считавшийся очень мудрым государственным человеком, доказывал государю вред системы заискивания дружбы и доброго соседства. (6) Одна только самая ужасная жестокость, (7) по его мнению, могла установить правильные отношения между русскими и горцами. (8) И он [на] деле проводил свои теории. Так, за (9) убиение

  

  - Зачеркнуто: IV (4). То, что видел Хаджи-Мурат, было одним из тех тысяч ужасных последствий соседства русских (с Кавказскими народами)

  - Зач.: или

  - Зач. или

  

  

  

  

  - Зач.: считались кавказцами

  - Зач.: я бессовестных

  - Зач.: и проповедывал

  - Зач.: которая одна

  - Зач.: И жестокость свою он доводил до невероятных пределов,

  - Зач. какое то нападение на

  

  

  

   горцем русского (1) священника, он велел повесить убийцу, - это было в Тифлисе,- не за шею, а за бок на крюк, (2) приделанный к виселице. Когда же после страшных, продолжавшихся целый день мучений горец сорвался как то с своего крюка, (3) то Ермолов велел перевесить (4) его за другой бок (5) и держать так, пока он умрет.

   Но мало того, что считались полезными и законными всякого рода злодейства, столь же полезными и законными считались всякого рода коварства, подлости, шпионства, умышленное поселение раздора между (6) кавказскими ханами. (7) Русские начальники не только говорили, но и думали, что они этим способом умиротворят край. В действительности же такой образ действий заставлял горцев всё больше и больше сплачиваться между собой и подчиняться отдельным лицам, которые призывали их к защите их свободы и отмщению за все совершаемые русскими злодеяния. Таков был еще в 1788 году шейх Мансур, потом таким же (8) был Кази-Мулла, первый проповедывавший хазават, и таков же в 51 году был Шамиль. (9) Шамиль уже семнадцать лет властвовал над народами Дагестана и Чечни, когда в 1851 году он почувствовал, что (10) один из его наибов, аварец. Хаджи-Мурат, может сделаться его соперником и, хотя не у него, то у соседей его, когда он умрет, отнять ту власть, которую он намеревался передать им.

  

  

   * N 62 (рук. N 51, гл. I).

  

  

   Хаджи-Мурат был одним из знатнейших и храбрейших и потому опаснейших для русских наибов Шамиля. Он воевал с русскими четырнадцать лет и почти всегда был победителем. С своими конными отрядами он делал неимоверные переходы,

  

   (1) Зачеркнуто: повешенный

   (2) Зач. горец после страшных мучений, в которых он должен был умереть

   (3) Зач. когда Ермолову донесли об этом. Это было в Тифлисе.

   (4) Зач. горца

   (5) Зач. и пошел со своими приближенными обедать и развлекаться веселыми военными разговорами

   (6) Зач. людьми

   (7) Зач. Так, тот же Ермолов прямо приказывал ссорить между собой ханов, то поддерживая одних, то поддерживая других и подсылая к ним людей, долженствующих раздражать их друг против друга.

   Казнь, которую видел Хаджи-Мурат, была одной из таких считавшихся полезными жестокостей.

   (8) Зач. в это самое время, когда Хаджи-Мурат видел казнь

   (9) Зач.: Такой образ действий, доводя горцев до крайних пределов раздражения, ненависти, желания мести, оправдывал в их глазах всю ту жестокость, с которой они, когда могли это делать, обращались с русскими.

   (10) Зач. из среды его наибов

  

  

   появлялся там, где его не ждали, с необычайной смелостью верностью расчета нападал, побивал и уходил. Он врывался в города, в которых были русские войска, - похитил так ханшу из ее дворца со всем ее штатом и имуществом. Он был один из тех людей, про которых не знаешь: от того ли они так смелы, что всегда счастливы, или от того им всегда удача, что всегда отчаянно смелы.

  

   N 63 (рук. N 51).

  

  

   Это было на Кавказе в 50-х годах, в то время, когда горсть горцев, подчиняясь духовно религиозному вождю своему Шамилю, успешно боролась уже несколько десятков лет (1) с силой шестидесятимиллионного государства. Успех горцев надо было приписать тому, что русские баловались в войну, поддерживали воину, убивали горцев и губили жизни своих солдат только затем, чтобы поддерживать практику убийства и иметь случай раздавать и получать кресты и награды, главное же тому, что горцы голодные, оборванные, с средневековым оружием и с теми пушками и снарядами, которые они отнимали у русских, из последних сил, с отчаянным религиозным упорством боролись за свои дома, за свои семьи, за свою веру. Шамиль, когда то силач, джигит, окруженный ореолом религиозного величия, жил в Веденях, только изредка показывая народу свою высокую величественную фигуру, решал судьбу всего подчиненного его народа, (2) разорял, вырывал глаза, казнил иногда целые семьи, целые аулы, изменявшие газавату - священной войне, и через своих избранных наибов управлял всем краем неприступных гор Аварии и Чечни.

   Из (3) девяти наибов, управлявших и воевавших с русскими, один Хаджи-Мурат выдавался перед всеми своим необыкновенным (4) личным молодечеством, отвагой и счастием, благодаря которым он делал необыкновенные набеги, врываясь в русские города и мирные аулы, и всегда счастливо уходя от нападающих.

   В 51 году Хаджи-Мурат пользовался такой славой среди народов Аварии и Чечни, что Шамиль стал подозревать его в измене, стал следить за ним, стеснять его, отнимать у него его имущество. Хаджи-Мурат, еще с молоду имевший счеты с Шамилем, не перенес этих нападков и решил прямо восстать против Шамиля. Но Шамиль был сильнее, и Хаджи-Мурат, увидав, что он не пересилит влияния Шамиля, решил бежать к русским, у которых он служил когда то, когда еще жил с аварскими ханами.

  

   (1) Зачеркнуто: со всей силой огромнейшего

   (2) Зач.: казнил

   (3) Зач.: всех

   (4) Зач.: отвагой

  

  

   Было раннее осеннее утро, когда по крутой каменной дороге, ведущей в аул, расположенный на крутой горе, (1) закутанный башлыком, в бурке, из которой торчало ружье, подъезжал Хаджи-Мурат с (2) молодым аварцем Сафедином. Весь аул курился дымом из плоских крыш нагроможденных почти друг на друга в полугоре саклей. Вверху была площадь, на площади мечеть с минаретом, и на минарете мулла только что прокричал призыв к молитве. Хаджи-Мурат не поехал в гору, а, сказав несколько слов Сафедину, повернул влево и, обогнав двух женщин в желтых рубахах, несших кувшины на головах, подъехал к сакле, врытой в полугоре, и остановился. На крыше поднялся из под овчинной шубы старик и, сказав: "селям алейкум" и получив ответ, (3) спросил, кого ему нужно. Хаджи-Мурат открыл лицо и улыбнулся. Старик узнал его и тотчас же полез по лестнице вниз (4) и взялся за стремя, приглашая слезть. Старик был (5) чеченец, тесть Хаджи-Мурата, во второй раз женатого на чеченке из этого аула. (6) Хаджи-Мурат слез и вошел в саклю. Спавшие на полу у камина поднялись и убрали подушки и кошмы. Старший внук побежал на площадь звать хозяина, шурина Хаджи-Мурата, женщины убрали саклю, положили пуховики, ковер и предложили Хаджи-Мурату снять оружие и садиться.

   Скоро прибежал с горы в туфлях на босу ногу и в расстегнутом овчинном тулупе с истертой папахой на затылке бритой головы, широко размахивая руками, сам хозяин, спавший в мечети.

   Поздоровавшись и помолившись по обычаю Богу, приставив руки к липу, хозяин, (7) приказав женщинам готовить еду, сел на корточки против Хаджи-Мурата и начал разговор о том, что было нужно знать Хаджи-Мурату. Хаджи-Мурат (8) открыл зятю свое намерение (9) предаться русским, (10) от него же требовал, чтобы он съездил в горы, где была задержана его семья, и постарался бы выручить ее, за что он обещал ему сто червонцев, дав тотчас же в задаток десять золотых, (11) и, кроме того, он просил (12) дать ему проводника до того места, где начиналась русская цепь.

  

   (1) Зачеркнуто: из всех плоских крыш курился дым и стелился от тумана, поднимавшегося с лощины по всему аулу.

   (2) Зач.: юным

   (3) Зач.: сел молча, считая неприличным спрашивать странника.

   (4) Зач.: кликнул в саклю ма[льчнка]

   (5) Зач.: тесть

   (6) Зач.: лошадь

   (7) Зач.: сел на

   (8) Зач.: не

   (9) Зач.: бежать к

   (10) Зач.: а (рас)сказал ему, что намерен сделать набег на русскую крепость Воздвиженское, находившуюся не более как в пятнадцати верстах от аула, и просил дать

   (11) Зач.: и дорогую шашку

   (12) Зач.: дать ему проводника до цепи русских

  

  

   Шурин (1) выразил полное сочувствие намерению Хаджи-Мурата и обещал послать сына, знающего все дороги, обещал позаботиться о семье. В душе же он (2) только желал одного, чтобы Хаджи-Мурат как бы скорее (3) уехал от него. Вчера только был объявлен приказ Шамиля всем горцам взять или убить, если не дастся, Хаджи-Мурата и доставить его к Шамилю. Шурин (4) сам не выдал бы его, особенно теперь, когда он был его гостем, но боялся, как бы не узнали в ауле, где всё известно, и не потребовали бы его выдачи.

   Во время разговора вошли две женщины. Одна с кумганом и тазом для омовений перед едою, другая с низким столиком, на котором были лепешки, блины, сыр и баранина. Женщины, не поднимая глаз, молча и тихо поставили принесенное перед гостем и неслышно вышли, мягко ступая по земляному полу. За едой Хаджи-Мурат разговаривал и шутил с хозяином и Сафедином, не обращая внимания на шум и говор на улице перед саклей. "Закусив, Хаджи-Мурат стал надевать оружие и вышел. (5) Громко говорившая толпа замолкла. Сафедин подал лошадь, старик взялся за стремя, и Хаджи-Мурат выехал никем не тронутый с Сафедином и хозяйским сыном. Но только что он выехал, как начался говор, спор, крик. Одни требовали ехать остановить его, другие говорили, что этого не надо.

  

  

   Хаджи-Мурат с двумя спутниками, не ускоряя хода, спустились в долину, переехали по каменистому броду ручей, поднялись на горку. Сафедин крикнул по орлиному. Ему ответили таким же криком. Солнце уже вышло из за гор и клало резкие тени дерев в лесу, покрытом росою. Всадники въехали в лес и, проехав чащу, выбрались на поляну, где паслись стреноженные четыре лошади и у костра сидело четыре горца: рыжий старик; широколицый, с могучими плечами аварец; черноглазый чеченец и худой, длинный, кривой горец. Это были вместе с спутником его Сафедином пять человек его мюридов, которые с ним вместе выходили к русским.

   Чеченец с кривым горцем, которых он посылал лазутчиками в Воздвиженское, тотчас же стали рассказывать ему, как они были у русских, у самого князя, и как он сказал, что завтра ждет их на Аргуне.

  

  - Зачеркнуто: не веря, с своей стороны согласился

  - Зач.: знал, что Хаджи-Мурат намерен бежать и что Шамиль дал предписание всем горцам задержать Хаджа-Мурата, желал только одного

  - Зач.: (отделаться от) выпроводить из своего дома зятя, которого он не мог выдать теперь, как своего гостя

  - Зач. может

  - Зач.: Толпа не

  - Зач. Отчеркнуто с надписью: пропустить:

   Хаджи-Мурату постелили (ковер) бурку, он сел на нее, разделся, обмыл нога. (Сафедин достал ему из переметных сумок другую черкеску, бешмет, валаху. Он надел всё это)

  

  

  

   Хаджи-Мурат одобрительно кивал головой. (1) Потом, достав золотой, дал (2) племяннику и расстался с ним. Не успели они еще сесть на лошадей, чтобы ехать, когда по той дороге, по которой они приехали, раздались топот лошадей и крики. Это, очевидно, жители аула ехали за ним, желая задержать его или, по крайней мере, для очистки себя перед Шамилем, сделать вид что они хотят задержать его. Лицо Хаджи-Мурата вдруг повеселело. Он вскочил на лошадь, достал из чехла винтовку - его спутники сделали то же - и выехал из чащи на дорогу. (3) Жители аула были шагах в ста пятидесяти.

   - Что надо? - закричал он им. - Взять, свести к рыжей собаке Шамилю. Ну бери! -крикнул он, (4) поднимая винтовку.

   Жители аула молчали. Хаджи-Мурат повернул лошадь и стал спускаться вниз, постоянно оглядываясь. Когда он переехал на другую сторону лощины, те все стояли и что то кричали ему. На той стороне лощины был крупный лес. Хаджи-Мурат с свитой въехал в него, и преследователей перестало быть видно.

   Сын шурина указал дорогу и простился. Хаджи-Мурат с свитой поехали вперед. Впереди в лесу слышны были удары топоров, треск падающих деревьев и русский говор.

   В (5) ту самую ночь, когда Хаджи-Мурат подъезжал к аулу, в крепости...

  

   * N 64 (рук. N 51).

  

   Героем этой истории был один из наибов (генерал-губернаторов) Шамиля, славившийся своим молодечеством, ловкостью, военным счастьем аварец Хаджи-Мурат. (6)

   Хаджи-Мурат в продолжение двадцати лет воевал с русскими, делая необыкновенные по смелости набеги на покорные русским аулы, на русские крепости, города, везде забирая табуны лошадей, стада скотины, пленных и всегда успешно проскальзывая или пробиваясь через русские войска, пытавшиеся остановить или поймать его.

   В 1852 (7) году Хаджи-Мурат пользовался такой славой среди кавказских народов, что Шамиль, властвовавший над народами Кавказа, стал бояться его, усматривая в нем соперника своей власти. Для того чтобы погубить его, Шамиль послал Хаджи-Мурата в Табасаранъ, дав ему вместо трех тысяч человек, которых он требовал, только пятьсот человек, надеясь, что он погибнет

  

   (1) Зачеркнуто: и рассказал

   (2) Зач.: сын[у]

   (3) Зач.: Аул

   (4) Зач.: взма(хивая]

   (5) Зач. это время как Хаджи-Мурат под[ъезжал]

   (6) Зач.: бывший одним из главных наибов Шамиля

   (7) Следует: 1851

  

  

   в этом походе, но Хаджи-Мурат и с (1) этой горстью людей разорил табасараньские аулы, забрав в плен семью брата Шамхала Тарковского, (2) и с тысячью лошадей и скота вернулся в Аваряю. Тогда Шамиль потребовал от Хаджи-Мурата две тысячи пятьсот рублей денег и (3) дорогую шубу.

   Хаджи-Мурат дал всё это. Шамиль потребовал тогда к себе самого Хаджи-Мурата. Поняв, что Шамиль хочет погубить его, Хаджи-Мурат решил прямо восстать против (4) него и, напав на его мюридов, (5) прогнал их и отбил у них лошадей. (6) Духовенство стало мирить двух врагов, но согласие не состоялось. В это время русский генерал Аргутинский, узнав про ссору Шамиля с Хаджи-Муратом, предложил Хаджи-Мурату выйти к русским. Хаджи-Мурат (7) вступил в переговоры с Аргутинским и выслал всё свое имущество - деньги, часы, кольца в более близкий к русским аул Гехи. Но один из мюридов Хаджи-Мурата изменял ему, и мюриды Шамиля захватили всё имущество Хаджи-Мурата и выжидали случая захватить его самого, чтобы предать. его Шамилю.

   Друзья (8) Хаджи-Мурата передали ему, что Шамиль решил казнить его. Хаджи-Мурату ничего не оставалось, как передаться русским. И вот Хаджи-Мурат с пятью верными ему мюридами подъехал к ближайшей русской крепости и, оставив в лесу четырех из своих спутников, с одним любимым своим мюридом Сафедином, поехал в ближайший чеченский аул, где жил его тесть, чтобы взять оттуда (9) человека, который проводил бы его посланного к русским для установления с ними окончательных условий своего выхода к ним.

   Был ноябрьский холодный, но тихий вечер, когда Хаджи-Мурат с Сафедином верхами на измученных лошадях въезжали в аул по крутой каменной дороге.

  

   * N 65 (рук. N 51).

  

   Был ясный ноябрьский вечер, когда Хаджи-Мурат и его любимый мюрид, аварец Сафедин, оба верхами, подъезжали по крутой каменной дороге к ближайшему к русским владениям чеченскому аулу Маиур-Тупу. На Хаджи-Мурате была бурка, из вод которой виднелись только ноги в черных ноговицах и краевых чувяках, и высовывалась винтовка в чехле.

  

  - Зачеркнуто: этим малым войском успел разорить

  - Зач.: и безнаказанно уйти от преследующих его русских войск

  - Зач.: дорогах вещей

  - Зач.: Шамиля. Он напал

  - Зач.: Шамиля

  - Зач.: и заперся в ауле Цельмесе

  - Зач.- согласился

  - Зач.: Хадяш-Мурат хотел ехать к Шамилю, чтобы лично объясниться с нем, но друзья его объявили ему, что Шамиль хочет решившегося, казнить его. Тогда Хаджи-Мурат решил бежать к русским.

  - Зач. проводника.

  

  

  

   Лицо у Хаджи-Мурата было до половины закрыто белым башлыком сверх папахи. Почти так же был одет и Сафедин, только башлык на нем был желтый и чувяки черные. За седлом у Сафедина были переметные сумы. Под Хаджи-Муратом был невысокий породистый мерин с острыми подвижными ушами на маленькой голове, с блестящими на выкате глазами. Сафедин ехал на серой, почти белой, загрязненной по брюхо, большеголовой с кадыком, высокой, ногайской, поджарой лошади.

   Аул, в который они въезжали, весь курился дымом из плоских крыш, нагроможденных почти друг на друге в полугоре, саклей. Народ был весь наружу и на крышах, и само собою все занялись рассматриванием всадников.

   Хаджи-Мурат не поехал в гору, а, сказав несколько слов Сафедину, повернул влево, на еще более крутой подъем.

   На подъеме вторая сакля была та, к которой он направлялся. Подъехав к сакле, он остановил лошадь и поглядел вверх. На крыше поднялся старик в овчинной шубе и, сказав "селям алейкум" и получив ответ, спросил, кого нужно? Хаджи-Мурат открыл лицо и улыбнулся. Старик узнал его и тотчас же полез по лестнице вниз. Слезши вниз, он взялся за стремя Хаджи-Мурата, приглашая его слезть.

   Старик был чеченец, тесть Хаджи-Мурата, во второй раз женатого на чеченке из этого аула.

  

   * N 66 (рук. N 51).

  

   Ближайший к русским владениям аул был чеченский аул Маиур-Туп. И в этот то аул вечером 20 ноября 1852 (1) года въезжал Хаджи-Мурат с своим любимым мюридом Сафедином. Оба были в бурках, оттопыривавшихся винтовками, и лица обоих были закутаны башлыками. За седлом у Сафедина была переметная сума.

   Аул, в который они въезжали, весь курился дымом из плоских крыш, нагроможденных почти друг на друга в полугоре, саклей. Народ был весь наружу и на крышах и на пути к фонтану и от него. В тихом воздухе был отчетливо слышен звук железных подков, ударявшихся о камень дороги, и само собою все стали рассматривать въезжавших всадников.

   Хаджи-Мурат не поехал в гору, а повернул влево, на еще более крутой подъем. И на подъеме остановил лошадь у второй сакли справа. На крыше поднялся старик в овчинной шубе и, сказав "селям алейкум" и получив ответ, спросил, кого нужно? Хаджи-Мурат открыл лицо и кивнул головой, указывая глазами на дверь сакли. Лицо старика вдруг изменилось, и он, покачивая головой на худой загорелой шее, быстро полез по лестнице вниз с крыши. Слезши, он взялся за стремя Хаджи-Мурата и крикнул что то по чеченски в отверстие без стекла,

  

  - Следует: 1851

  

  

   служившее окном сакли. Старик был тесть Хаджи-Мурата, во второй раз женатого на чеченке из этого аула. Две женщины с жестяными, наполненными водой кувшинами на головах, одна в желтой рубахе, в красных шароварах и зеленом бешмете, другая в красной рубахе, синих шароварах и желтом бешмете, подходили в это время к той же сакле. Одна была жена шурина Хаджи-Мурата, другая ее тринадцатилетняя дочь. Старик что-то повелительно сказал женщинам, и они поспешно молча, нагнув головы и отворачиваясь, прошли в дверь сакли. Из за сарая выбежал черноглазый мальчик, которого старик дед тотчас же послал в мечеть за сыном. Введя Хаджи-Мурата в саклю, старик стал снимать с него бурку и оружие, вошедшая же старуха принесла пуховики, ковер и, поздоровавшись с Хаджи-Муратом, постелила всё в переднем углу.

   Оставив при себе кинжал и два пистолета, Хаджи-Мурат сел на пуховики и стал очевидно из приличия спрашивать старика о здоровии его, его сыновей и внуков. Старик, сидя на пятках, коротко отвечал и, когда вопросы кончились, опустив голову, помолчал, потом тяжело вздохнул и стал говорить о том, что только нынче утром были здесь мюриды Шамиля, разыскивающие Хаджи-Мурата. Хаджи-Мурат спокойно слушал и ничего не отвечал, а только спросил у вошедшего Сафедина, расседлал ли он коней.

   - Нет, - отвечал Сафедин.

   - Якши, - одобрил Хаджи-Мурат и стал в тишине прислушиваться к звукам голосов наруже. Послышались быстрые шаги человека, стучавшего каблуками по камням, и шурин, запыхавшись, в расстегнутом овчинном тулупе и в туфлях на босу ногу, с истертой папахой на затылке бритой головы, широко размахивая руками, вошел в саклю. Поздоровавшись и помолившись по обычаю Богу, приставив руки к лицу, он сел на корточки против Хаджи-Мурата и начал разговор о том, что было нужно знать Хаджи-Мурату. Шурин сказал, что мюриды были и уехали, но что надо быть осторожным, потому что они могут вернуться, а кроме того и жители аула могут попытаться задержать Хаджи-Мурата. Хаджи-Мурат ничего не сказал на это, а только спросил, может ли шурин дать ему проводника, с которым он мог бы послать своего мюрида к русским, с тем, чтобы установить последние условия и место встречи.

   Из слов Хаджи-Мурата шурин понял, что Хаджи-Мурат имеет намерение дожидаться у него возвращения своего мюрида, и это очень огорчало и пугало его. Он однако не показал вида этого и обещал тотчас же послать своего меньшого брата проводников. Когда меньшой брат был призван, Хаджп-Мурат сказал ему, что его пять человек мюридов ожидают его в лесу за Аргуном, чтобы он спросил Аслан-Бека и проводил бы его к русским. Аслан-Беку уже всё приказано. Ответ же Хаджи-Мурат подождет здесь.

   Во время этого разговора вошли опять женщины: молодая в желтом, с кувшином и тазом для омовения перед едой, и другая девочка - с низким столиком, на котором были лепешки, блины, сыр и баранина. Хаджи-Мурат замолчал, как только вошли женщины, и молчал всё время, пока они, не поднимая глаз, установивши принесенное перед гостями, выходили из сакли. Он продолжал говорить только тогда, когда совершенно затихли мягкие шаги женщин по земляному полу.

   Окончив наставление меньшому шурину о том, что он должен делать, Хаджи-Мурат омылся и принялся за еду, пригласив с собою и Сафедина.

  

   * N 67 (рук. N 51).

  

   Шамиль, узнав о переговорах Хаджи-Мурата с русскими, захватил и имущество и семью Хаджи-Мурата и велел своим мюридам доставить к нему Хаджи-Мурата живого или мертвого.

   Хаджи-Мурату ничего не оставалось, как передаться русским. Выехав ночью с пятью верными ему нукерами из Целъмеса, он проехал более пятидесяти верст и к утру остановился в лесу около Шали, в восьми верстах от передовой русской крепости Воздвиженской. Пробыв целый день в лесу, он вечером с одним любимым своим мюридом Сафедином поехал в ближайший чеченский аул, чтобы найти там проводника, который проводил бы одного из своих мюридов к русским для окончательных переговоров о его выходе