Толстой Лев Николаевич - Том 35, Произведения 1902-1904, Полное собрание сочинений

ую тему, подробно с прибавлением "как, как;" рассказывал, в каком отчаянном положении был весь отряд именно вследствие военной ловкости Хаджи-Мурата, сумевшего отрезать ему отступление.

   Генерал не успел досказать всего, потому что княгиня Елисавета Ксаверьевна (4) перебила его, расспрашивая об удобствах его помещения в Тифлисе. (5) Генерал удивленно оглянулся на всех и на своего адъютанта, с конца стола упорным и значительным взглядом смотревшего на него, понял и, не отвечая княгине, замолчал и стал есть лежавшую у него на тарелке рыбу.

   Когда на другой день генерал явился к Воронцову (6) поутру, чтобы получить окончательный ответ об его представлении подчиненных (7) и выдачи ему (8) казенных денег, следуемых ему, (9) грузин князь Орбелиани попросил его подождать в приемной, так как князь был занят.

   В конце же приема адъютант передал ему, что дело его находится у начальника и чтобы он потрудился обратиться к нему. Князь же так занят, что не может принять его.

  

   * N 86 (рук. N 51, гл. X).

  

   Он говорит, как передал переводчик, что он все силы употребит послужить русским так же, как он служил Шамилю. Что он особенно может быть полезен в Дагестане, где горцы знают и любят его. Но одно он умоляет сардаря помочь ему выручить свою семью, мать, жену, детей, в особенности, сына от Шамиля, который ненавидит его и убьет их всех, если Хаджи-Мурат пойдет против него.

  

   (1) Зачеркнуто: так называемая сухарная экспедиция, состоявшая в том, что надо было выручить обоз с сухарями

   (2) Зач. эту ошибку

   (3) Зач. в присутствии Воронцова

   (4) Зач. поторопилась исправить дело, заговорив с генералом про

   (5) Зач. Утром па другой день Хаджи-Мурат был представлен

   (6) Зач. в приемной князя сидело дожидаясь

   (7) Зач. к наградам

   (8) Зач. за полгода следуемых

   (9) Зач. Он не был принят, и адъютант

  

  

   Воронцов сказал, что он подумает об этом я сделает что можно.

  

   * N 87 (рук. N 51, гл. XI).

  

   Отношения Хаджи-Мурата к людям были очень определенны. Помимо той официальной учтивости, которую он считал нужной до отношению к высшим сановникам, он очень определенно отличал людей, которые были приятны и которые были противны ему. Так понравились ему Семен Воронцов и его пасынок и Полторацкий и не понравились Мария Васильевна и Меллер-Закомельский. Так здесь в Тифлисе понравился ему Лорис-Меликов, а не понравился Карганов.

  

   * N 88 (рук. N 51, гл. XII).

  

   "Так вот с тех пор, как я убил мюрида, я стал думать о хазавате. Но тогда я еще не стал мюридом. А не стал я мюридом потому, что жил я весело, роскошно с молодыми ханами. Они любили меня, как брата, и я любил их. А они боялись русских, дружили с ними и не хотели пускать к себе Кази-Муллу. Кроме того, скоро после этого, мюриды убили моего отца". (1) И Хаджи-Мурат живо вспомнил тот вечер, когда привезли в аул перекинутое через седло и покрытое буркой тело отца и как жалко и страшно было смотреть на висящие с одной стороны бескровные кисти когда то могучих рук и с другой - ступни когда то сильных, резвых ног, качавшихся как мешки при каждом шаге лошади.

   "Осман и я, мы должны были отомстить убийцам отца, и я совсем оставил мое намерение перейти к мюридам".

  

   * N 89 (рук. N 51).

  

   А [мать] была красавица, высокая, тонкая, сильная. Она часто носила меня за спиной в корзине к деду, а я был тяжелый. Да, так мать не пошла в кормилицы, и тогда ханша (2) взяла другую кормилицу, а ее все-таки простила. (3) И (4) мать водила нас, детей, в ханский дворец, и мы играли с детьми ханскими, и ханша любила нас. Ханов было трое: Абунунцал-Хан, молочный брат Османа, Булач-Хан, меньшой, и Умма-Хан, мой брат названный и друг. Джигит был, - сказал Хаджи-Мурат, и Лорис-Меликов удивился, увидав, как слезы выступили на глаза Хаджи-Мурата, когда он упомянул это имя. - Вместе впятером мы джигитовали и вместе воевали. (5) Мне было (6) лет, когда Кази-мулла окружил Хунзах и требовал, чтобы ханша

  

  - Зачеркнуто: Когда тело его, покрытое

  - Зач. любила ее

  - Зач. ее

  - Зач. потому мы были вхожи

  - Зач. Первое мое сражение было под Хунзахом;

  - Пропущено слово, в следующей рукописи вставлено: 18

  

  

  

   перестала дружить с русскими и приняла хазават. Тут я в первый раз убил одного человека, и (1) он мне передал хазават.

   - А много ты (3) убил людей на своем веку? - сказал Лорис-Меликов. - Сколько?

   - А кто же их считал. Только этот был особенный человек.

   - Отчего так? - спросил Лорис-Меликов.

   - А оттого, что когда я догнал этого человека, - они бежали от нас (подо мной был добрый конь хана), (3) он выстрелил в меня и промахнулся. (4) Тогда я ударил его шашкой, и он (5) пустил поводья и упал на шею лошади. Я схватил его лошадь за повод, и мы остановились. Он свалился (6) с седла на земь. Я тоже слез и подошел к нему. Он сказал: "я шейх".

   - Что значит шейх? - спросил Лорис-Меликов.

   - Шейх - значит учитель мюридов. Он сказал: "я шейх. Ты убил меня, (7) но знай, что мусульманину нет спасенья без хазавата; держи хазават..." (8) Так вот с тех пор (9) я стал думать о хазавате. Но тогда я еще не стал мюридом. А не стал мюридом потому, что скоро после этого мюриды убили моего отца. На них была его кровь, и я не мог итти к ним. (10) Но, правду сказать, дело в том, что я был молод и я жил в счастье и довольстве в (11) дворце в Хунзахе.(12) Ханы любили меня как брата и (13) ни в чем не отказывали мне. (14) Я провел молодость в бедности, а теперь жил в богатстве. (15) Кто не видал дня, тот днем зажигает свечу,- говорят старики. Так и я радовался на богатство и к роскоши прибавлял роскошь.

  

  - Зачеркнуто: стал мюридом. Да это вам не нужно?

   - Нет нужно. Как же это было?

   - А вот так: прежде к деду моему тайно ездил из гор мюрид

   Кази-Мулла и проповедывал хазават. Я хотел тогда уйти в горы, но боялся и отца и братьев. Но вот когда я убил человека, я уже решил бежать в горы.

  - Зач.: я думаю

  - Зач. когда я догнал его и он

  - Зач. в меня, а

  

  

  

  

  

  

  - Зач. упал на луку, но держался на седле

  - Зач. наземь; я смотрел на него: он лежал навзничь и сказал: "ляилаха илла-ллах" и потом взглянул на меня.

  - Зач. я мюрид. Будь и ты мюридом

  - Зач. закрыл глаза и умер. (И точно он тут же)

  - Зач.: как я убил мюрида (его)

  - Зач.: И Хаджи-Мурат живо вспомнил тот вечер, когда привели в аул перекинутое через седло и покрытое буркой тело отца, - и как жалко и страшно было смотреть на висящие с одной стороны, бессильно висящие, бескровные кисти когда то могучих рук и с другой - ступни когда то сильных, резвых ног, качавшихся, как мешки, при каждом шаге лошади. - И я совсем оставил намерение перейти к мюридам. Осман и я, мы должны были отметить убийцам отца. Кази-Мулла был отбит, русские покровительствовали ханам и года два

  - Зач.: своем

  - Зач.: Я жил с ними. Они

  - Зач.: я любил их

  - Зач.: и я жил, ни о чем не думая.

  - Зач.: и думал, что

  

  

   * N 90 (рук. N 51, гл. XI).

  

   Хаджи-Мурат замолчал, ясно вспомнив (1) морщинистого, с седой бородкой деда серебрянника, как он чеканил серебро своими жилистыми руками и (2) заставлял внука говорить молитвы. Вспомнился фонтан под горой, куда он, держась за шаровары матери, ходил с ней за водой. Вспомнилось, как мать в первый раз обрила ему голову, и как он (3) в блестящем медном тазу, висевшем на стене, с удивлением увидел свою круглую синеющую головенку. Вспомнилась худая собака, лизавшая его в лицо, и особенно запах дыма (4) и кислого молока, когда мать (5) его давала ему лепешки.

   - Да, так мать не пошла в кормилицы, - сказал он, (6) встряхнувши головой, - и (7) ханша взяла другую кормилицу, (8) но все-таки (9) любила мою мать. И мать водила нас, детей, в ханский дворец, и мы играли с детьми ханскими, и ханша любила нас. Ханов было трое: Абунунцал-Хан, молочный брат Османа, (10) Умма-Хан, мой брат названный и друг, и Булач-Хан, меньшой, тот, которого Шамиль сбросил с кручи. Да это после. Лучше всех был Абунунцал, - сказал Хаджи-Мурат. - Джигит был.

   И Лорис-Меликов удивился, увидав, как слезы выступили на глаза и этого мужественного человека, когда он (12) сказал это.

   - Вместе впятером мы джигитовали и вместе воевали. Мне было 18 лет, когда Кази-Мулла окружил Хунзах и требовал, чтобы ханша перестала дружить с русскими и приняла хазават. Она не хотела. Но я тут в первый раз (13) узнал про хазават и хотел принять его.

   - Что такое хазават, - спросил Лорис-Меликов.

   Он знал, что значит хазават, но хотел слышать, как понимает это слово Хаджи-Мурат.

   - Хазават значит то, что мусульманин (14) признает власть над собой только аллаха и тех, кого поставил над ним аллах. Если же он во власти неверных, то должен биться до тех пор, пока не умрет или не освободится.

  

  - Зачеркнуто: мать, как она (сидела) под коровой и отгоняла его

  - Зач.: спрашивал внука

  - Зач. погляделся

  - Зач.: и вкус

  - Зач.: входила

  

  

  

  

  

  - Зач.: очнувшись

  - Зач.: тогда

  - Зач.: а ее

  - Зач.: простила

  - Зач. Булач хан меньшой

  - Зач.: Хаджи-Мурата

  - Зач. упомянул это имя.

  - Зач.: убил одного человека, и он мне передал хазават, этот человек был шейх.

  - Зач.: не может быть

  

  

   - Так, - сказал Лорис-Меликов, - как же это было, что ты тогда еще хотел принять хазават?

   - А было это так, что тогда в одной стычке я в первый раз убил человека.

   - А много ты убил людей на своему веку, - сказал Лорис-Меликов, - сколько?

   - А кто же их считал. (1) Но тот человек, которого я убил тогда, был шейх.

   - Правду сказать, (2) - помолчав сказал Хатрки-Мурат, - я не стал мюридом тогда оттого, что мне было жить хорошо. Я жил (3) в дворце с ханами. Ханы любили меня, как брата, и ни в чем не отказывали мне. Я провел молодость в бедности и стал жить в богатстве. Кто не видал дня, тот днем зажигает свечу, - говорят старики. Так и я когда попал в богатство и (4) старался всё еще и еще прибавить его.

  

   * N 91 (рук. N 51).

  

   Кроме того я видел в Тифлисе, как повесили двух лезгин, - один был старик, хороший человек, - за то, что они убили солдата. А убили они солдата за то, что солдаты стояли в их ауле и бесчестили их женщин.

   В Тифлисе тогда нас обманывали, обирали, обещали и не делали. Мысли мои переменились, когда я приехал из Тифлиса. (5) И я стал уговаривать ханшу и молодых ханов бросить русских и впустить к нам Гамзата.

  

   * N 92 (рук. N 51).

  

   В (6) Тифлисе тогда нас обманывали, обирали, обещали и не делали. Мысли мои переменились, когда я приехал из Тифлиса. Я вспомнил убитого шейха, про то, что он велел мне вести хазават, и я стал уговаривать ханшу и молодых ханов бросить русских, принять хазават.

  

   * N 93 (рук. N 51).

  

   Хаджи-Мурат остановился, загорелое лицо его буро покраснело и глаза налились кровью. (7) Мне бы надо было броситься на них, убить сколько бы удалось и умереть тут вместе с названным братом. Но я был молод и на меня нашел страх, и я убежал.

  

  - Зачеркнуто: Только это был особенный человек.

  - Зач. дело было в том, что я был молод

  - Зач. в счастье и довольстве

  - Зач. к роскоши прибавлялась роскошь

  - Зач. Про то, что мусульманин не должен дружить с неверными.

  - Зач. Кроме того я видел в Тифлисе, как повесили двух лезгин: один был старик, хороший человек, за то, что они убили солдата. А убили они солдата за то, что солдаты стояли в их ауле и бесчестили их женщин.

  - Зач. Я не видел больше ничего в (Я был)

  

  

   - Вот как, - сказал Лорис-Меликов. - Я думал, что ты никогда ничего не боялся. (1) А потом случалось бояться? - спросил Лорис-Меликов.

   - Потом никогда. С тех пор я вспоминал этот стыд, и когда вспоминал, то уж ничего не боялся.

  

   * N 94 (рук. N 51, гл. XII).

  

   Курбан, как он понял, кроме своего удальства во всем и молодечества, (2) еще готовился в муллы. (3) Ученый человек, гордившийся своей ученостью, и строгий магометанин, державшийся не только шариата, но и тариката, т. е. высшего духовного ученья. Он присоединился к Хаджи-Мурату (4) только из ревности и ненависти к Шамилю. Несмотря на свою неизвестность и не блестящее положение, он был снедаем честолюбием и мечтал о том, чтобы свергнуть Шамиля и занять его место.

  

   * N 95 (рук. N 51, гл. XIII).

  

   Мы и десятка два джигитов сходились тайно у нашего деда Османли Хаджиева и решили взять кровь Гамзата. Мы не согласились (5) еще, как и где (6) это сделать, когда к деду пришел (7) Асельдер, (8) мюрид Гамзата, и стал заказывать кинжал (9) с золотой насечкой (дед был серебрянник) и расспрашивать нас о ханше и ханах и стал осуждать Гамзата за то, что он убил ханов и ханшу... и многое другое, и мы поняли, что он знает про нас, и решили не откладывая сделать дело через день, в мечети, во время молитвы.

  

   * N 96 (рук. N 51).

  

   И все признали меня начальником над всей Аварией. Тогда с одной стороны был Шамиль, заступивший место Гамзата. Он угрожал разорить Хунзах, если я не присоединюсь к нему, с другой стороны был русский генерал Клюгенау. Этот требовал, чтобы я, как прежние ханы, дружил с русскими и не пускал к себе мюридов, и обещал мне за это свою защиту.

   Я ненавидел Шамиля за убийство ханов, - и я согласился.

  

  - Зачеркнуто: Но я и не думал бояться после того (тогда), - сказал Хаджи-Мурат, - а вот случилось и со мною.

  - Зач. ученый

  - Зач. честолюбивый человек

  - Зач. не столько из (любви) преданности к нему

  - Зач. о том; когда и где кто

  - Зач.: на другое утро

  - Зач. этот самый

  - Зач. и стал расспрашивать

  - Зач.: деду

  

  

  

   * N 97 (рук. N 51).

  

   - Хлопочи, старайся, - всё, что могу, тебе сделаю. Что мое, то твое, только помоги у князя. Я связан, и конец веревки в руках Шамиля.

   - Так, же, как тогда у солдата, которого бросил под кручь, - сказал Лорис-Меликов.

   - Айя, - т. е. "да", - подтвердил Хаджи-Мурат, - только тогда я убил солдата и спасся сам, теперь же я погибну один, а не погублю Шамиля. А мне его нужно, - сказал Хаджи-Мурат, грозно нахмуривши брови.

  

   * N 98 (рук. N 51, гл. XV).

  

   Донесение это было получено в Петербурге на третий день рождества, и на другой день граф Чернышев повез его в (1) своем портфеле в Зимний дворец для доклада Николаю Павловичу. (2) Чернышев, укравший имение настоящего Чернышева, сосланного в каторжные работы за (3) бунт 14 декабря 1825 года, тщеславный, безнравственный, (4) наглый человек, естественно ненавидел честного, хотя и придворного, Воронцова и всячески, хотя и с осторожностью, старался уронить его во мнении государя, невольно уважающего заслуженного старика, высоко стоящего во мнении всего русского общества. И распоряжение (5) о Хаджи-Мурате (6) Воронцова, всегда слишком, по мнению самого государя, ласкающего азиатов и заискивающего у них, можно было представить так, как ошибку, которая была бы еще новым поводом к вызываемому Чернышевым неудовольствию государя против Воронцова.

   Миновав часовых, ординарцев, флигель-адъютанта, Чернышев (7) оправил перед зеркалом свой редеющий кок, поставил на место крест на шее и (8) одну большую эполету. (9) Он взял подмышку портфель у адъютанта и, вслед за вышедшим из двери министром внутренних дел, вошел к государю.

   Государь в мундире своего полка, - он ехал на смотр, - сидел за огромным заложенным бумагами письменным столом и своими стеклянными, тусклыми глазами тупо смотрел на вошедшего. (10) И всегда полузакрытые глаза Николая Павловича нынче смотрели тусклее обыкновенного и под ними были синеватые подтеки. Он так же был затянут и выпячивал грудь,

  

  

   (1) Зачеркнуто: кармане своего

   (2) Зач. Воронцов

   (3) Зач. (25-й) (14 декабря) (восстание гвардии)

   (4) Зач. но

   (5) Зач. Воронцова

   (6) Зач. всегда

   (7) Зач. вошел в маленькую приемную

   (8) Зач. оглядев себя в блестящем

   (9) Зач. Чернышев

   (10) Зач. Николай Павлович

  

  

   но и лицо, и вся фигура его говорили об усталости. Я действительно, он с трудом встал нынче в обычное время, так как (1) он (2) заснул только в два часа ночи и долго еще не мог заснуть от волнения.

   Причиной этого было (3) то, что в 12-м (4) часу ночи (5) он, простившись с семейными, [?] (6) пошел не спать, а на свиданье, в предназначенную для этой цели комнатку в Зимнем дворце, на свиданье с двадцатилетней девушкой, дочерью гувернантки шведки, которая (7) в маскараде собрания так заинтриговала его и пленила своей белизной, прекрасным сложением и нежным голосом, что он назначил ей свидание во дворце ночью. Она действительно пришла, (8) была еще милее без маски, чем показалась в маске. И она, получив от него обещание (9) обеспечить ее мать, только во 2-м часу через ту же заднюю лестницу и маленькую дверь, по которой вошла, ушла от него. Он смотрел теперь на входящего Чернышева, (10) ничего не думая, (11) только испытывая некоторую сонливость и желание быть одному. Длинное (12) лицо его с взлизами над зачесанными височками и длинным носом, подпертое высоким воротником, из под которого висел орден, было более обыкновенного холодно и неподвижно. Чернышев тотчас же понял по движению его бровей, что он не в духе, и решил воспользоваться этим расположением его против Воронцова. Кроме разных распоряжений о следствии над обличенными в воровстве провиантскими чиновниками и перемещениях войск на польской границе было еще дело о студенте медицинской академии, покушавшемся на жизнь профессора. Все эти и другие бумаги лежали у него на столе, и он передал их Чернышеву. (13) На полях были резолюции с грубыми орфографическими ошибками. На последней резолюции о студенте было написано: "Заслуживает смертной казни. Но, слава Богу, смертной казни у нас нет. И не мне вводить ее. Провести 12 раз сквозь 1000 человек. Николай".

   - Прочти, - сказал он Чернышеву, очевидно очень довольный своим этим сочинением. Чернышев прочел и наклонил голову в знак почтительного удивления и потом, взглянув на свою памятую записку, начал докладывать: было дело о беглом

  

  - Зачеркнуто: ночь

  - Зач.: провел почти без сна

  - Зач.: посещение

  - Исправлено из: 11

  - Зач.: когда

  - Зач. благословив детей

  - Зач. встретивши

  - Зач.: показалось ему

  - Зач.: устроить

  - Зач. тотчас же

  - Зач. ничего не понимая

  - Зач. холодное

  - Зач. в положенными

  

  

   арестанте и суд над офицером, в карауле которого он бежал; другое о переименовании полка из 54-го в Нежинский; еще о поляке Расоловском, оскорбившем офицера; еще о назначениях и производствах; о благодарности за смотр и, наконец, о донесении Воронцова о Хаджи-Мурате.

   Николай Павлович слушал всё, (1) держа своими большими белыми руками с одним золотым кольцом на безымянном пальце листы доклада и глядя осоловелыми глазами в лицо Чернышева,

   - Подожди немного, - вдруг сказал он и закрыл глаза.

   - Ты знаешь?

   - Знаю, Ваше Величество.

   Чернышев знал, слышав это не раз от Николая Павловича, что, когда ему нужно решать какой-нибудь важный вопрос, ему нужно было только сосредоточиться на несколько мгновений, и тогда на него находило наитие, и решение составлялось само собой, неизменное и самое верное, и ему стоило только выразить его. Так он решил вопрос о студенте, который должен был быть (2) прогнан сквозь 12 тысяч. Так он решил еще нынче утром вопрос о двух миллионах государственных крестьян, которых он присвоил себе силой, приказав перечислить их в удельные; для того же, чтобы не дать повода всяким вралям ложно перетолковывать это, держать это дело в тайне. Так он и теперь решил дело о Хаджи-Мурате и вообще о кавказской войне. О Хаджи-Мурате он решил, что выход Хаджи-Мурата означает только то, что его, Николая Павловича, (3) план войны на Кавказе уже начинает приносить свои плоды; что Хаджи-Мурат вышел, очевидно, оттого, что исполняется его план постоянного тревожения Чечни, сжигания и разорения их аулов (4). То, что план его еще перед назначением Воронцова в 1845 году был совсем другой; что он тогда (5) говорил, что надо одним ударом уничтожить Шамиля, и что, по его повелению, была сделана несчастная Даргинская экспедиция, стоившая столько жизней, он должен бы был забыть для того, чтобы говорить, что его план состоял в постоянном тревожении чеченцев. Но он не забывал этого и гордился и тем планом постоянного тревожения, несмотря на то, что эти два плана явно противоречили друг другу. Лесть, подлость окружающих его людей довели его самомнение до того, что он не видел своих противоречий, считал себя выше здравого смысла и (6) наивно верил, что ему стоит только помолчать и подумать, и первая мысль, которая взбредет в его ограниченную и (7) одуренную голову, и будет священная

  

   (1) Зачеркнуто: закрыв свои осовелые глаза и перебирая

   (2) Зач. подвергнуть смертной казни

   (3) Зач. Распоряжение

   (4) Зач. в Чечне

   (5) Зач. Требовал

   (5) Зач. Считал

   (6) Зач. и еще вполне

  

  

   истина, продиктованная ему самим Богом. Так он наивно говорил, что в то время, как он сам распорядился повешением пяти декабристов и сам подробно расписал, что и как должны делать войска и барабаны, его любимый музыкальный инструмент, когда подведут (1) пятерых казнимых к виселицам и что тогда, когда их повесят, говорил, что он в это время с Императрицей в церкви молился о вешаемых по его приказанию и рецепту. Теперь наитие его кончилось тем, что он сказал:

   - Правда, старик слишком возится с этими разбойниками. Надо твердо держаться моей системы разорения жилищ, уничтожения продовольствия в Чечне и тогда всё будет хорошо. Так и напиши ему. О Хаджи-Мурате ничего не пиши, а об набегах напиши, что я жду исполнения моих предначертаний.

  

   * N 99 (рук. N 51, гл. XVI).

  

   Неприятеля не было ни видно, ни слышно, но всякую минуту он мог появиться, и всякую минуту меткая небольшая пуля могла покончить жизнь каждого из всех этих людей. Это не говорилось, даже не думалось, но сознание этого в соединении с сознанием своей силы придавало (2) особенную прелесть (3) и без этого прелестной природе этой (4) части Чечни.

  

   * N 100 (рук. N 51).

  

   Бутлер был послан наперерез ей. Солдаты бежали, и он бежал, но как ни торопились они, только застали хвост неприятельской конницы. Защелкали выстрелы, стали подниматься дымки за дымками. Но перестрелка была пустая. Из русских никого не убило и не ранило; в партии же было видно, как они, подобрав тела убитых картечью из пушек, везли их перекинутыми через седла.

  

   * N 101 (рук. N 51).

  

   В ауле на привале выпили, закусили, остыли, потому что от беготни все вспотели, и Бутлер, (5) пошатываясь теперь на купленной с проездом лошади перед своей ротой и беседуя с своим начальником, (6) известным своей храбростью и пьянством добродушным майором Петровым, с которым он жил вместе, находился в самом радостном, возбужденном состоянии. Он забыл и про свое разорение и свои неоплатные долги, и Кавказ, война, молодечество, жертва собой, жизнь-копейка, всё это казалось так хорошо, что не мог нарадоваться на свое решение идти на Кавказ.

  

  - Зачеркнуто: (несчастных) святых мучеников

  - Зач.: каждому

  - Зач.: всему тому

  - Зач.: уголка

  - Зач.: возвращаясь (идя теперь на своих длинных ногах)

  - Зач.: с которым он и жил вместе

  

  

   * N 102 (рук. N 51, гл. XVIII).

  

   В небольшом укреплении на передовой чеченской линии был в это время воинским начальником батальонный командир Иван Матвеевич Петров, старый кавказец, женатый на дочери фельдшера, красивой, белокурой, бездетной, уже не молодой женщине.

   В укреплении стояли две роты, и в одной из них служил разжалованный за побег арестанта в Петербурге молодой гвардеец Горохов. За Марьей Дмитриевной ухаживали все офицеры и все приезжие, и все, зная неприступность Марьи Дмитриевны, ухаживали самым платоническим образом. Только между Гороховым и Марьей Дмитриевной установились отношения более близкие, чем со всеми другими, и Горохов невольно часто сравнивал свои отношения к семье Петрова с отношениями героя из "Капитанской дочки" к семье коменданта, с той разницей, что жена Ивана Матвеевича, Марья Дмитриевна, была для него, по чувствам, которые он к ней испытывал, заодно и капитаншей-матерью и Машей. Он был и благодарен ей за ее материнское попечение о нем и вместе с тем был влюблен в нее, и она знала это, и это было ей приятно, но делала вид, что не только не знает этого, но что этого и не может быть. Горохов был так молод, природа Кавказа так хороша, и сама Марья Дмитриевна, свежая, здоровая, тридцатипятилетняя женщина, так добродушно ласково улыбалась ему своими красными губами, открывая сплошные, блестящие белые зубы, что Горохов, не сознавая этого и горюя о Петербурге, чувствовал себя совершенно счастливым.

   Вскоре после его приезда был набег, в котором Горохов в первый раз услыхал свист пуль и с радостью почувствовал, что он не только не боится, но ему весело то, что на него смотрят и видят, что он не боится. После набега Иван Матвеевич похвалил его и представил к Георгию. Всё это было очень радостно, особенно потому, что при всем этом чувствовалось присутствие и участие милой женщины, и происходило среди, удивительной по красоте природы.

   В первых числах июня Горохов, схвативший лихорадку и ночью выдержав пароксизм, вышел из своей квартиры в солдатском домике и направился за хинином к фельдшеру, жившему рядом с домом Ивана Матвеевича. Солнце уже вышло из-за гор, и больно было смотреть на освещенные им белые мазанки правой стороны улицы, но зато как всегда, весело и успокоительно было смотреть налево, на удаляющиеся и возвышающиеся, кое где покрытые лесом черные горы, и на матовую цепь снеговых гор, как всегда старавшихся притвориться облаками. Горохов смотрел на эти горы, дышал во все легкие и радовался тому, что он живет, и живет именно он и на этом прекрасном свете. Радовался он немножко и тому, что он такой молодец, так показал себя вчера хорошо, радовался и тому, что он по отношению Марьи Дмитриевны с ее толстой косой, широкими плечами, высокой грудью и ласковой улыбкой играет роль Иосифа прекрасного, радовался тому, что он честный человек, хороший друг Петрова, не хочет заплатить ему изменой за его доверие и гостеприимство.

  

  

   * N 103 (рук. N 51, гл. XIX).

  

   Кроме того что (2) он просил (3) Воронцова о том, чтобы выкупить и выменять его семью, он и сам вел о том же тайные переговоры с горцами. (4) Один горец обещался ему (5) устроить побег его семьи, но, доехав до Дарго, (6) где в ближайшем к Ведено ауле содержалась семья Хаджи-Мурата, увидав, что (7) увезти семью невозможно, под такой строгой стражей она находилась, - вернулся назад и объявил Хаджи-Мурату, что, несмотря на триста червонцев, которые были обещаны ему, он отказывается от этого дела. Вслед за этим Хаджи-Мурат получил через лазутчика известие от самого Шамиля, который (8) приглашал его возвратиться, обещая ему полное прощение, в противном же случае угрожал (9) убийством матери, отдачей в рабство жены и меньших детей и ослеплением старшего любимого сына Хаджи-Мурата от его жены чеченки. Зная Шамиля, Хаджи-Мурат (10) понимал всю опасность положения своей семьи и (11) не ошибался в этом.

  

   * N 104 (рук. N 51, гл. XX).

  

   Бутлер вышел вместе с Хаджи-Муратом на крыльцо, но не успели они сойти еще с ступенек, как на них налетел верховой и взялся за пистолет; но не успел он поднять руку, как Софедин, (12) оставив лошадь, которую он держал, бросился на него, толкнул пистолет, выстрел раздался, и пуля пролетела кверху. Софедин (13) оглянулся на Хаджи-Мурата, желая знать, что делать, убить ли этого человека, но Хаджи-Мурат уже сам был подле верхового. (14) Он весь преобразился, когда увидал верхового;

  

  - Зачеркнуто: XII (12) Действительно все мысли Хаджи-Мурата были заняты одним: как выручить семью из под власти Шамиля.

  - Зач.: Хаджи-Мурат

  - Зач. об этом

  - Зач. о том, чтобы выкрасть его семью и вывести ее к русским

  - Зач. сделать

  - Зач. Ведено

  - Зач. выкрасть

  - Зач. ставал ему (требовал)

  - Зач. погибелью всего его семейства

  - Зач. не сомневался

  - Зач. поэтому

  - Зач. бросив

  - Зач. очевидно

  - и выхватив кинжал хотел

  

  

   как кошка, бросился к нему и, выхватив кинжал, стоял ожидая. Бутлер (1) и Софедин бросились на верхового и отвели его.

  

   * N 105 (рук. N 51, гл. XXIII).

  

   Хаджи-Мурат, несмотря на свою короткую ногу, вскочил и, хромая, быстро ходя, как тигр в клетке, стал взад и вперед бегать по комнате. (2) Когда Хаджи-Мурат решал сделать какое-либо дело, он не мог быть спокоен, пока не делал его. Теперь это дело - важнее всех других дел, состояло в том, чтобы во что бы то ни стало выручить семью. И он или умрет или сделает это. Но как? Оставаться здесь, выкупить (3) семью и заслужить (4) славу, быть генералом, покорить русскому царю Кавказ, уничтожить Шамиля. "Старик обещал много", думал он, вспоминая про просьбы у Воронцова и лестные слова старого князя. Но старику нельзя верить. Это такая же лисица, как и Шамиль. А, главное, время не терпит. Пока я буду ждать, он погубит семью.

   Оставалось одно: вернуться в горы, поднять аварцев, и восстать на Шамиля в и силой вырвать у него семью, но сколько нужно было, чтобы это удалось. Прежде двадцать раз будут перебиты его семейные, ослеплен его (7) Юсуф.

   "Пойти (8) поговорить с мюридами", - подумал Хаджи-Мурат, но они не могли понять, они были только покорные рабы. Что велит Хаджи-Мурат, то они будут делать. Один рыжий (9) Гомчаго имел свои мысли, и Хаджи-Мурат знал их вперед. (10) Гомчаго или молчал или говорил: "Твоя воля", - но Хаджи-Мурат знал, что (11) Гомчаго одного желал; (12) побить, порезать сколько можно русских собак и бежать в горы. (13) Поверить Шамилю и отдаться ему. Но ведь он обманет. Но если бы он и не обманул, то покориться лицемеру, обманщику, (14) жестоко обидевшему его,

  

   (1) Зачеркнуто: бросился

   (2) Зач.: Тоска его мучала страшная и погода была подходящая к его настроению. Дул упорный холодный ветер. Он молился нынче уже три раза.

   (3) Зач.: выкрасть

   (4) Зач.: здесь

   (5) Зач.: и отделиться от

   (6) Зач.: и захватить его. Это одно

  

  

  

   (7) Зач.: Магома. Кроме того, еще нужно было, чтобы удалось всё. Другое было то, чтобы

   (8) Зач.: Говорить с Сафедином-нукером нечего было, с остальными тем менее.

   (9) Зач.: Сафедин

   (10) Зач.: Сафедин

   (11) Зач.: Сафедин

   (12) Зач. зарезать этих собак казаков, которые ездили за ними и караулили их.

   (13) Зач. Хаджи-Мурату тоже хотелось, но в душе его боролись разные страсти; прежде всего его мучала злоба, зависть к Шамилю, повелевавшему и вместе с тем не джигиту (отд[аться])

   (14) Зач.: но ценившего его

  

  

  

   хвалившемуся перед ним и теперь (1) угрожавшему ему позором его семьи.

   Но оставаться одному Хаджи-Мурату было слишком тяжело, и он пошел (2) к своим мюридам. Они жили через комнату. Как только он отворил дверь, (3) он услыхал песню про Хамзата, которую пел Сафедин. Хаджи-Мурат остановился (4) и стал слушать. (5) Песня эта была в ему знакомая. В песне описывалось, как Хамзат угнал табун белых коней, но русские нагнали его и он с своими джигитами зарезал коней и сделал из них завал и отбивался от русских до тех пор, пока все были убиты. (7)

   В комнате, где жили нукеры Хаджи-Мурата (8) не было света, только, молодой месяц в первой четверти (9) светил в окна. Стол и два стула стояли в стороне, но все четыре нукера сидели и лежали на кошмах на полу.(10) Сафедин сидел, скрестив ноги. (11) Гомчаго оглянулся на Хаджи-Мурата и, узнав его, (12) опять лег, (13) Курбан и Балта спали. Сафедин, увидав хозяина, вскочил и стал надевать бешмет, ожидая приказаний, Хаджи-Мурат (14) бросил тяжелый от золота бешмет на кошму, с которой встал Сафедин, и положил рядом (15) те семьдесят золотых, которые он получил нынче. (16)

   - Зашей и эти, - сказал он.

   - Хорошо, - сказал Сафедин, сгребая золотые в руку и тотчас же выйдя на свет месяца, достав из под кинжала ножичек,

  

  - Зачеркнуто: завладевшему им через

  - Зач.: через зад[нее]

  - Зач.: Дверь в соседнюю комнату была открыта, там Сафедин точил кинжал и пел.

  - Зач.: сел

  - Зач.: Он знал эту песню и слушая повторял слова.

  - Зач.: такая: догоняет на быстрых крыльях и ловит острыми когтями свою добычу белый ястреб. Он ловит ее и тут же с кровью сырую клюет ее. На резвых ногах догоняет, крепкими когтями рвет пестрый барс красного зверя.

   Оставляет за собой Терек и переправляется на левый берег с храбрыми гахинскими наездниками смелый Хамзат.

   (7) Зач.: (Дослушав песню, Хаджи-Мурат