Линев Дмитрий Александрович - По тюрьмам

съ видомъ сознан³я своего могущества.

   - Да чего тутъ толковать! Вамъ жалко мальчика? Вручите Ивану Ивановичу синенькую, для передачи по адресу, и вашъ протеже будитъ немедленно выпущенъ изъ карцера. Не правда-ли, Иванъ Ивановичь? - обратился Николаевъ къ Глюму.

   - Въ самомъ дѣлѣ? - спросилъ я, въ свою очередь.- Очень жаль, что мои нѣсколько рублей находятся въ конторѣ, - я-бы съ удовольств³емъ вручилъ вамъ эту синенькую,- добавилъ я.

   - Дайте вашу руку, князь! Люблю!... уважаю... потому, видно, что душа есть! - горячо проговорилъ Николаевъ, крѣпко сжимая и тряся мою руку. Глюмъ вышелъ изъ камеры.

   - Сдѣлайте Божескую милость... Парень-то больно смирный... замолвите за него слово!... доносилась изъ корридора просьба "мировыхъ", очевидно обращенная къ проходившему мимо ихъ камеры "благодѣтелю".

   Еще нѣсколько минутъ Николаевъ продолжалъ выходить изъ себя, и какими только прилагательными онъ ни награждалъ въ это время Егорова!... Но веселый, въ сущности легкомысленный, характеръ взялъ свое. На смѣну грознымъ, полнымъ справедливаго негодован³я, монологамъ явились шуточные анекдоты изъ частной жизни того-же Егорова, съ семействомъ котораго Николаевъ былъ знакомъ задолго до своего ареста. Множество уморительныхъ происшеств³й, мастерски переданныхъ Николаевымъ, дали мнѣ полное понят³е о нравственной личности Егорова. Понят³е это можетъ быть формулировано слѣдующими нѣсколькими словами: "хвастунъ, лгунъ, фатъ - въ частной жизни; взяточникъ и деспотъ - на службѣ". Къ этой характеристикѣ слѣдуетъ еще добавить, что Егоровъ, по мѣткому выражен³ю Николаева, имѣлъ "лис³й хвостъ и волчьи зубы", употребляя первый жри сношен³яхъ со всѣмъ, что стоитъ "выше", что составляетъ "непосредственное начальство", что "денежно", и послѣдн³е - въ круту своихъ подчиненныхъ, полицейскихъ служителей и несчастныхъ бѣдняковъ арестантовъ, ввѣренныхъ его надзору. Пользуясь тѣмъ, что благородная камера не запиралась, я сдѣлалъ, въ сопровожден³и барона Соте, экскурс³ю по третьему этажу полицейскаго дома. Дежурный полицейск³й служитель нисколько не препятствовалъ намъ, и мы могли смѣло разговаривать съ "мировыми" и "слѣдственными" жильцами этого этажа. Какъ тѣ, такъ и друг³е жаловались на голодъ, холодъ и скуку. Читатель уже знаетъ, какимъ "супомъ" питались арестанты. Два раза въ недѣлю, "супъ" замѣнялся такими-же "щами". Говядины, картофеля, ничего подобнаго и въ поминѣ не было. Въ, праздничные дни подавалась крайне жидкая "каша" съ постнымъ масломъ,- и то въ весьма ограниченномъ количествѣ. Оставался только хлѣбъ, который и составлялъ для арестованныхъ единственный предметъ питан³я. Но и этотъ хлѣбъ, въ количествѣ двухъ фунтовъ на человѣка въ сутки, былъ самаго отрицательнаго достоинства: неизмѣнно черствый, и притомъ, заключалъ въ себѣ много немучныхъ частей. Взявъ небольшой кусокъ такого хлѣба въ ротъ, я почувствовалъ на языкѣ множество крупныхъ, твердыхъ песчинокъ, непр³ятно хрустѣвшихъ между зубами. Легко представить себѣ положен³е бѣдняка арестанта, неимѣющаго возможности, на собственныя средства, нѣсколько улучшить такой столъ... Не смотря на сильные морозы, камеры отапливались обыкновенно черезъ день, а очень часто и черезъ два. Плохо одѣтые бѣдняги, съежившись отъ холоду, имѣли крайне жалк³й видъ. Свободное отъ наръ пространство камеры было настолько невелико, что въ то время, когда одни прохаживались: дѣлали два-три шага впередъ и назадъ, друг³е, по необходимости, должны были сидѣть на нарахъ. Запертые днемъ и ночью, никуда, кромѣ кухни - за обѣдомъ, ужиномъ и кипяткомъ,- ни на минуту не выпускаемые, несчастные наживали всевозможныя болѣзни. Отсутств³е вентиляц³и, заражаемый "парашкой", и безъ того несвѣж³й, комнатный воздухъ, изобил³е насѣкомыхъ,- вслѣдств³е неимѣн³я перемѣны бѣлья,- все это не могло не отзываться самымъ ужаснымъ образомъ на здоровьи лицъ, по 5 и 6 мѣсяцевъ обитавшихъ въ этихъ камерахъ. Особенно сильно жаловались заключенные на скуку.

   - Просто хоть руки накладывай на себя! - говорили намъ нѣкоторые изъ нихъ. - Хоть-бы работу какую-нибудь дали, что-нибудь дѣлать заставили; а то - ничего! Такъ съ ума сойти можно.

   Увидавъ, въ концѣ корридора, шкафъ съ книгами, на которомъ была прибита доска съ крупною надписью: "Книги, пожертвованныя его превосходительствомъ N. N. въ пользу арестантовъ",- я спросилъ "мировыхъ", выдаютъ-ли имъ эти книги для чтен³я. Оказалось, что нѣкоторые изъ заключенныхъ много разъ тщетно обращались къ смотрителю, съ просьбой снабдить ихъ книгами. "Не даетъ!.. Просили хоть божественныхъ"... Ишь, говоритъ, как³е книжники выискались!" - A была-бы книга, оно бы, все-таки, повеселѣе было... Да и научились-бы, можетъ быть, чему-нибудь хорошему. Нѣтъ-ли хотъ у васъ, баринъ, что нибудь почитать? сдѣлайте такую милость... просилъ меня одинъ изъ "мировыхъ".

   Сильный и частый стукъ съ лѣстницы въ запертую дверь корридора побудилъ насъ прекратить бесѣду съ "мировыми" и "слѣдственными" и вернуться въ свою камеру. Оказалось, что мы поступили весьма благоразумно: въ корридоръ вошелъ смотритель.

   - Почему не заперто? Какъ ты смѣлъ не запереть? Болванъ! Или въ Никольской {Назван³е части, при которой обыкновенно арестовывались низш³е полицейск³е чины.} давно не сидѣлъ?

   - Виноватъ, ваше высокоблагород³е! "Господа" тутъ подходили, просили на минутку отпереть... Я не осмѣлился...

   - Как³е "господа"?! Ну, отвѣчай-же, болванъ! - кричалъ смотритель.

   - Господинъ баронъ, да вотъ еще новеньк³й... въ очкахъ,- слышался робк³й отвѣтъ дежурнаго полицейскаго служителя.

   Егоровъ быстро вошелъ въ нашу камеру, дверь которой, отъ сильнаго удара въ нее ногою, съ шумомъ отскочила.

   - Прошу не облакачиваться! - выкрикнулъ онъ словесно военную "команду", замѣтивъ, что я стоялъ облокотившись на подоконникъ; и велѣлъ затѣмъ, остановившись противъ меня въ вызывающей позѣ, грубо спросилъ:

   - Какъ вы смѣли входить къ "мировымъ"?

   - Я не зналъ, что это запрещено; тѣмъ болѣе, что дежурный служитель охотно исполнилъ мою просьбу и отперъ камеру, не давъ даже мнѣ понять, что это запрещено,- отвѣтилъ я.

   - Тэ-эксъ!... Ну-съ, а если я васъ за это въ карцеръ посажу? - произнесъ онъ съ ехидной улыбкой. Я затруднялся отвѣтить на такой полувопросъ.

   - Я васъ спрашиваю: понравится-ли вамъ, если я васъ сейчасъ въ карцеръ посажу? - грозно повторилъ онъ свой вопросъ, сопровождая каждое слово взмахомъ указательнаго пальца.

   - Прошу васъ, г. смотритель, не предлагать мнѣ такихъ вопросовъ,- отвѣтилъ я, по возможности, спокойнымъ голосомъ.

   - Я васъ заставлю отвѣчать на мои вопросы! Помните, что вы арестантъ! Слышите? Вы арестантъ!... кричалъ Егоровъ, отвратительно жестикулируя.

   - Не мѣшаетъ и вамъ, г. Егоровъ, помнить, что вы смотритель,- многозначительно замѣтилъ вдругъ Николаевъ. Это замѣчан³е произвело на Егорова удивительное дѣйств³е. Онъ вдругъ какъ-то осѣлъ, смутился, растерялся. Съ минуту, онъ молча обращался то къ одному, то къ другому изъ сопровождавшихъ его полицейскихъ служителей, видимо не зная, что дѣлать, что приказать.

   - Это не ваше дѣло! Не угодно-ли вамъ не вмѣшиваться, когда я говорю!... наконецъ произнесъ онъ, нѣсколько оправившись. - Савельевъ! позови ко мнѣ помощника. - Явился околоточный.

   - Потрудитесь сейчасъ-же произвести самый тщательный обыскъ въ этой камерѣ, и все, что найдете запрещеннаго, не исключая и табаку, представьте въ контору,- важно обратился къ нему Егоровъ. - Я имъ покажу, какъ вольничать! Все отобрать! все! кричалъ Егоровъ, удаляясь изъ камеры.

   Околоточный, повидимому, весьма недовольный, неохотно приступилъ къ выполнен³ю приказан³я смотрителя.

   - Напрасно трудитесь... "Благодѣтель" придетъ, все будитъ по старому. Вѣдь не захочетъ-же Егоровъ, въ самомъ дѣлѣ, истор³ю заводить? - сказалъ Николаевъ околоточному, когда послѣдн³й сталъ откладывать въ сторону ножи, вилки, табакъ, письменныя принадлежности, старыя газеты, бутылку коньяку и т. п.

   Околоточный, въ отвѣтъ, только пожималъ плечами, что, повидимому, означало, что онъ совершенно согласенъ съ мнѣн³емъ Николаева, но что, тѣмъ не менѣе, онъ обязанъ сдѣлать то, что ему приказано. Забравъ, при помощи двухъ служителей, найденную контрабанду, околоточный оставилъ камеру.

   - Егоровъ меня поразилъ; я всего могъ отъ него ожидать, но только не такой храбрости, какую онъ только что проявило здѣсь, въ присутств³и лицъ, которымъ извѣстны всѣ его пакости. Онъ становится отчаянно смѣлъ,- произнесъ Николаевъ.

   - Напротивъ, возразилъ я,- онъ былъ тамъ жалокъ въ ту минуту, когда вы посовѣтовали ему помнить, что онъ смотритель... Врядъ-ли онъ можетъ претендовать на храбрость.

   - A обыскъ? Нѣтъ; вы не смотрите, что его смутило мое замѣчан³е. Его смутили не слова, а именно то, что слова эти произнесъ я. Онъ знаетъ меня, и не безъ основан³й побаивается затрогивать. Но, какъ хотите, господа, а пора сдѣлать попытку положить конецъ Егоровщинѣ! Не заявить-ли товарищу прокурора? Слѣдуетъ, положительно слѣдуетъ!.. горячился Николаевъ.

   - Я вамъ завидую, Дмитр³й Александровичъ,- сказалъ мнѣ баронъ.- Вы умѣете владѣть собою. Ну, право, я-бы не вытерпѣлъ на вашемъ мѣстѣ, когда этотъ Егоровъ старался унизить васъ словомъ арестантъ...

   - Да, да, и какимъ тономъ, как³я гримасы онъ при этомъ строилъ!... подхватилъ Николаевъ.- И нашелъ-же онъ къ чему придраться! Зашли къ "мировымъ"... ха-ха-ха!... A съ "благодѣтелемъ" сидѣть на женскомъ отдѣлен³и, выдѣлывать тамъ всевозможныя безобраз³я... это можно?

   "Сидѣнье" на женскомъ отдѣлен³и меня заинтересовало. Не трудно было упросить Николаева разсказать объ этомъ.

   - Я разскажу вамъ фактъ, случивш³йся всего только недѣли три тому назадъ. "Благодѣтель" вашъ, не смотря на свои 50 лѣтъ и плѣшивую голову, большой охотникъ до прекрасной половины рода человѣческаго. Скряга во всемъ прочемъ, онъ дѣлается расточительнымъ тамъ, гдѣ дѣло идетъ о знакомствѣ съ хорошенькой барыней. и нужно сказать правду: къ нему ѣздятъ много женщинъ. Зайдите въ любое время дня въ контору, и вы увидите его въ обществѣ болѣе или менѣе прекрасныхъ дамъ. Недѣли три тому назадъ, мнѣ случилось что-то писать въ конторѣ. Глюма, на этотъ разъ, тамъ не было. При мнѣ, городовой привелъ изъ полицейскаго участка молоденькую, весьма недурненькую собой, нѣмку, взятую за "безписьменность" и подлежавшую отправлен³ю, этапнымъ порядкомъ, на родину. Пока Егоровъ просматривалъ бумагу, при которой она препровождалась изъ участка, бѣлокурая нѣмочка успѣла бросить на меня нѣсколько кокетливыхъ взглядовъ. Я, конечно, не остался въ долгу и, воспользовавшись удобною минутою, два-три раза выразительно кивнулъ ей головой. Поощренная этимъ, нѣмочка - очевидно, падшее, хотя и прелестное создан³е,- слѣдуя изъ конторы за служителемъ на женское отдѣлен³е, послала мнѣ воздушный поцѣлуй. Тюремная жизнь такъ однообразна,- если, конечно, не принимать въ разсчетъ слишкомъ ужь разнообразныхъ выходокъ достопочтеннаго Егорова,- что и такой пустой, ничего не выражающ³й случай составляетъ событ³е, достойное быть разсказаннымъ. Окончивъ свое писан³е, я вернулся въ камеру, гдѣ и не преминулъ разсказать свой мимолетный романъ съ нѣмочкой. Замѣтивъ, что находивш³йся въ конторѣ Глюмъ жадно прислушивался къ моему разсказу, я нашелъ нужнымъ значительно прикрасить его. Вышло, что я восхищенъ, очарованъ бѣлокурой узницей.

   - Ну, а какъ вы думаете, г. Николаевь, трудно познакомиться съ нею? - заискивающе спросилъ меня сладострастный Глюмъ, у котораго и глаза сдѣлались необыкновенно масляны.

   Я только и ждалъ этого. Я увѣрилъ его, что онъ могъ-бы вполнѣ разсчитывать на успѣхъ, если-бы только дѣло было не въ полицейскомъ домѣ.- "Значитъ, все зависитъ отъ смотрителя?" - радостно спросилъ онъ меня.- "Понятно!" отвѣтилъ я.- Не говоря болѣе вы слова, Глюмъ отправился въ контору. Спустя, приблизительно, часъ, я посылаю за Савельевымъ.- "Гдѣ,- спрашиваю его,- Иванъ Ивановичъ?" - Оказывается, что Иванъ Ивановичъ сидятъ съ смотрителемъ въ женской камерѣ и заигрываютъ съ моей нѣмочкой. Женское отдѣлен³е помѣщается въ среднемъ этажѣ; такъ что, идя въ контору, приходится проходить мимо. Я нарочно отправился въ контору, и убѣдился въ невѣроятномъ: нисколько не стѣсняясь присутств³емъ прочихъ четырехъ женщинъ, Иванъ Ивановичъ возился съ нѣмкою. Полицейск³й служитель стоялъ у дверей и, конечно, только ради формы, не переставалъ повторять: "Пожалуйте, Иванъ Ивановичъ!... пожалуйте!" Егорова, однакожь, не было. У него хватило настолько такта, чтобы тамъ долго не оставаться вмѣстѣ съ Глюмомъ. Онъ даже вскорѣ послалъ за послѣднимъ и сдѣлалъ выговоръ полицейскому служителю за то, что тотъ ему же доложилъ, что Иванъ Ивановичъ не выходитъ изъ женской камеры. Глюмъ не замедлилъ, конечно, явиться въ камеру, похвастаться "побѣдой"!

   - Ну, батюшка! насилу отвязался... влюбилась, да и баста!- говорилъ онъ мнѣ, внѣ себя отъ восторга. Послѣдовало подробное описан³е наружныхъ прелестей Гретхенъ. Я не преминулъ восхвалить его молодечество и умѣнье устраивать невозможное.

   - Это еще что, батюшка, погодите,- ужо не то еще будетъ... Потомъ узнаете... шепнулъ онъ мнѣ на ухо. Что-же вы думаете? Въ тотъ-же день, нѣмка, въ виду, будто-бы, ея нежелан³я сидѣть въ общей, переводится изъ женскаго отдѣлен³я въ незапираемый одиночный нумеръ, куда "благодѣтель" незамѣтно и заходитъ въ первомъ часу ночи, по пути изъ конторы въ "благородную" камеру, въ которую является уже въ семь часовъ утра. На другой день, нѣмку препровождаютъ въ пересыльную тюрьму. "Благодѣтель" цѣлый день былъ на себя не похожъ; а вечеромъ, "съ горя", напился. Языкъ его пояснитъ вамъ тогда и свойство этого "горя"; ему жаль было не разлуки съ нѣмкой, а пятидесяти рублей, которые Егоровъ взялъ съ него за сводничество. Вы не вѣрите? спросите г. Давыдовича: онъ вамъ это подтвердитъ, закончилъ Николаевъ, замѣтивъ на моемъ лицѣ выражен³е недовѣр³я.

   - Это совершенно вѣрно,- отозвались Давыдовичъ и де-Трайль.

   - И вотъ-съ этотъ почтенный смотритель грозитъ вамъ карза то, что вы зашли на минуту въ такую-же арестантскую камеру! Впрочемъ, виноватъ: не за это,- иронизировалъ Николаевъ,- а за то, что вы не оцѣнили его доброты, выразившейся въ переводѣ васъ къ намъ. Да и вы хороши! Человѣкъ васъ нарочно позвалъ въ контору, объяснилъ вамъ свое могущество и ваше ничтожество, предложилъ вамъ оценить его могущество; а вы и не догадались поднести... ну, хоть десять рублей...

   Въ дверяхъ показался околоточный.

   - Пожалуйте, р. Карасевъ, къ смотрителю! - сказалъ онъ мнѣ.

   - Опять рѣчь! и несомнѣнно грозная, страшная... произнесъ Николаевъ.- И неужели вы опять будете молчать? - спросилъ онъ меня, и тутъ-же, ни ожидая моего отвѣта, добавилъ умоляющимъ голосомъ. - Да не поощряйте-же его, ради Бога! Дайте ему разъ форменный отпоръ, и вы увидите, онъ васъ оставитъ въ покоѣ. Удружите, Дмитр³й Александровичъ...

   Напутствуемый такимъ образомъ, я отправился въ контору. Тамъ, кромѣ смотрителя, писаря и Глюма съ тремя барынями, сидѣлъ еще какой-то господинъ,- судя по фуражкѣ съ кокардой, которую онъ держалъ въ правой рукѣ,- чиновникъ. При входѣ моемъ, Егоровъ, обращаясь въ чиновнику и указывая въ тоже время на меня, многозначительно произнесъ: "вотъ-съ!" - Чиновникъ пристально на меня взглянулъ.- Нѣтъ, это не онъ,- тихо сказалъ чиновникъ,- а впрочемъ... увидимъ.

   - Вы г. Карасевъ? - громко обратился онъ во мнѣ.

   - Я.

   - Подойдите ближе въ столу. Скажите, пожалуйста, когда именно вы оставили Варшаву? только безъ всякихъ уловокъ,- скажите прямо, откровенно,- началъ чиновникъ свой допросъ.

   - Прежде, чѣмъ отвѣчать, я-бы хотѣлъ знать, кто меня допрашиваетъ? - спросилъ я, въ свою очередь.

   - Это не имѣетъ для васъ никакого значен³я, и я нисколько не считаю нужнымъ называть вамъ себя. Я спрашиваю васъ въ присутств³и г. смотрителя; это служитъ вамъ удостовѣрен³емъ, что я имѣю право спрашивать васъ. И такъ, не угодно-ли вамъ отвѣтить на ной вопросъ? - И чиновникъ досталъ изъ боковаго кармана записную книжку, повидимому, собираясь записать ной отвѣтъ.

   - Присутств³е г. смотрителя нисколько не обязываетъ меня отвѣчать на вопросы совершенно неизвѣстнаго мнѣ лица, которое, притомъ-же, отказывается назвать себя,- отвѣтилъ я.

   - Вы обязаны отвѣчать! - крикнулъ на меня чиновникъ, топнувъ ногою.

   - Повторяю: я не скажу вамъ ни слова въ отвѣтъ на вашъ вопросъ, пока вы не докажете мнѣ свое право допрашивать меня,- рѣшительно объявилъ я. Чиновникъ и смотритель переглянулись. Съ минуту длилось молчан³е, которое, наконецъ, прервалъ чиновникъ, предложивъ смотрителю объяснить мнѣ, кто онъ.

   - Васъ допрашиваетъ г. Z... чиновникъ сыскной полиц³и,- сказалъ мнѣ Егоровъ.

   - Тѣмъ менѣе я считаю себя обязаннымъ отвѣчать г. Z.

   - Это почему?! - вскочилъ со стула смотритель.

   - Потому, что онъ не судебный слѣдователь,- спокойно отвѣтилъ я.

   - Помните-жь! Все равно, васъ заставятъ говорить; но даю вамъ честное слово, что вы жестоко поплатитесь за ваше упрямство! - съ сердцемъ произнесъ почтенный чиновникъ, подымаясь съ своего мѣста,

   - Во всякомъ случаѣ, имѣйте въ виду, что къ нему нельзя никого допускать на свидан³е,- добавилъ онъ, обращаясь къ смотрителю. Послѣдн³й, взявъ чиновника подъ руку, вышелъ вмѣстѣ съ нимъ изъ конторы.

   - Напрасно, вы, князь, ссоритесь съ ними... Дѣло въ ихъ рукахъ; что захотятъ, то и сдѣлаютъ,- проговорилъ Глюмъ своимъ сладкимъ, заискивающимъ голосомъ.

   - Будто-бы ужь въ ихъ рукахъ? Кто вамъ это сказалъ? - спросилъ я его.

   - Да ужь понятное дѣло: все отъ полиц³и зависитъ; вѣдь васъ еще слѣдователь не допрашивалъ, значитъ, дѣло еще не передано судебной власти. Я, впрочемъ, только такъ... Я и не смѣю вамъ совѣтывать... Вы сами лучше знаете,- поспѣшилъ онъ оговориться.

   Собесѣдницы его, черезъ-чуръ перезрѣлыя и тучныя красавицы, не сводили съ меня глазъ.

   - Позвольте васъ представить, князь,- спохватился Глюмъ:- Амал³я Егоровна... Луиза Карловна... Анна Николаевна.

   - Оччень пр³ятно... Оччень пр³ятно,- картавя и жеманясь, произнесла одна изъ нихъ - Луиза Карловна.

   - Мы читали про васъ,- сказала, улыбаясь, Амал³я Егоровна.

   - Князь, конечно, говоритъ по нѣмецки? - кокетливо спросила меня Луиза Карловна.

   Вернувш³йся въ контору, смотритель, своимъ появлен³емъ, помѣшалъ дальнѣйшему развит³ю только-что завязывавшагося разговора.

   - Я вынужденъ перевести васъ обратно на "слѣдственную",- сказалъ онъ мнѣ.

   - Позвольте узнать, г. смотритель, чемъ вы вынуждены?- возразилъ я.

   - Вашимъ поведен³емъ,- отвѣтилъ онѣ. - Я, кромѣ того, предоставляю себѣ посадить васъ въ карцеръ, когда послѣдн³й освободится: теперь онъ занятъ. Вините сами себя, если не съумѣли жить со мною въ ладу...

   - Позвольте мнѣ написать жалобу г. прокурору,- заявилъ я.

   - Какую жалобу? о чемъ?

   - Жалоба не можетъ миновать васъ; такимъ образомъ, если пожелаете, вы своевременно получите возможность ознакомиться съ ея содержан³емъ.

   - Я вамъ не позволю писать, пока вы мнѣ не скажете, о чемъ именно вы будете писать?

   - Извольте, я вамъ скажу, хотя это для меня вовсе не обязательно. Я хочу просить г. прокурора объ огражден³и меня отъ вашего произвола, крика, угрозъ, оскорблен³й... Всего только два дня, какъ я нахожусь въ части, и уже достаточно успѣлъ пострадать отъ всего этого...

   - На дняхъ будетъ товарищъ прокурора, и вы можете ему лично заявить, что вамъ нужно... только вы очень ошибаетесь, если думаете, что онъ меня можетъ заставить что нибудь сдѣлать, или отмѣнитъ какое-нибудь мое распоряжен³е. Здѣсь хозяинъ я, и прокурорск³й надзоръ не имѣетъ никакого права вмѣшиваться въ административное управлен³е ввѣренныхъ мнѣ полицейскимъ домомъ. Вы нарушили порядочно: вошли въ другую камеру, держали себя неприлично, и я, на основан³и закона, имѣю право наказать васъ... Впрочемъ, я васъ оставлю пока въ "благородной" камерѣ... Можете идти... И Егоровъ, къ немалому моему удивлен³ю, нѣсколько приподнялся со стула и кивнулъ мнѣ головой.

   Въ камерѣ я засталъ околоточнаго; онъ очень убѣдительно доказывалъ Николаеву и барону Соте, что Егоровъ, въ сущности, человѣкъ очень добрый, хотя и горяч³й, и что, если только его попросить, въ камерѣ все останется по прежнему...

   - Вотъ, смотрите, вѣдь ладитъ-же съ нимъ Иванъ Ивановичъ! - привелъ околоточный въ подтвержден³е своихъ словъ о добротѣ Егорова.

   - Полноте, батюшка, намъ сказки сказывать! - безцеремонно отвѣтилъ ему Николаевъ. - Знаю я вашего Егорова давно, что онъ за птица. Иванъ Ивановичъ!... да, вѣдь, не у всякаго-же такъ толстъ карманъ, какъ у него! Да что тутъ толковать! Держу пари, что самъ-же Егоровъ и прислалъ васъ наставить насъ на путь истинный, сирѣчь - посовѣтовалъ намъ попросить его. Это ужь его извѣстная тактика... Скажите-жь Егорову, что никто изъ насъ и не думаетъ просить его. Взятки мы ему не дадимъ, хоть онъ лопни: во-первыхъ, потому, что намъ самимъ ѣсть нечего, и, во-вторыхъ, что дать ему взятку, значитъ - поощрить его на дальнѣйш³е подвиги...

   - Позвольте, пожалуйста, не говорите этого при мнѣ!- перебилъ его околоточный, затыкая пальцами уши.

   - Почему-же? - спросилъ Николаевъ. - Напротивъ, именно при васъ я и хочу кто говорить. Передайте ему,- пусть онъ знаетъ, что на его счетъ не ошибаются и что рисоваться ему въ мант³и горячаго, но добраго человѣка, по крайней мѣрѣ, передъ нами, безполезно. Ну, что онъ вамъ тамъ проповѣдывалъ?- обратился ко мнѣ Николаевъ.

   Я не нашолъ нужнымъ стѣсняться присутств³емъ околоточнаго и разсказалъ, зачѣмъ меня требовалъ смотритель.

   - Какъ! Онъ вамъ не далъ жалобу написать!... Въ такомъ случаѣ, я докажу ему, что арестованный имѣетъ право жаловаться! И Николаевъ сталъ облекаться въ сюртукъ, собираясь отправиться въ контору писать жалобу.

   - Пойдемте вмѣстѣ,- сказалъ онъ мнѣ.- Вѣдь вы не раздумали-же писать?

   - Погодите, господа, дайте мнѣ прежде уйти; а то неловко. Я ему доложу, что вы хотите писать,- сказалъ намъ околоточный, котораго, видимо, безпокоилъ столь неудачный исходъ возложенной на него Егоровымъ мисс³и.

   Намѣрен³ю Николаева написать обо всемъ прокурору не довелось осуществиться. Черезъ четверть часа послѣ ухода околоточнаго, Николаева, правда, позвали въ контору, но... для освобожден³я изъ-подъ стражи. Судебная палата уважила просьбу Николаева и измѣнила принятую противъ него мѣру, для воспрепятствован³я уклониться отъ слѣдств³я и суда, отдачею подъ надзоръ полиц³и. Полученное объ этомъ предписан³е должно было очень обрадовать Егорова, который тщетно старался избавиться отъ Николаева; онъ даже нѣсколько разъ просилъ товарища прокурора о переводѣ Николаева для содержан³я въ другую часть. И вотъ, именно въ то время, когда Николаевъ рѣшился довести до свѣдѣн³я прокурора обо всѣхъ продѣлкахъ Егорова, послѣдн³й вдругъ получаетъ предписан³е объ освобожден³и Николаева изъ подъ стражи. Вѣсть о свободѣ тѣмъ болѣе обрадовала самого Николаева, который ужь восемь мѣсяцевъ находился подъ арестомъ. До жалобы-ли ему тутъ было?... Онъ вбѣжалъ въ камеру, какъ съумасшедш³й.

   - Поздравьте, друзья! Я свободенъ... Свободенъ!.. повторялъ онъ, торопливо обнимая и цѣлуя каждаго изъ насъ. - Каково! иду жалобу писать, а тутъ вдругъ такой сюрпризъ... Говорите скорѣй, госпожа, что кому нужно? Съѣздить-ли куда, написать, поговорить-ли съ кѣмъ-нибудь,- я весь къ вашимъ услугамъ. Давайте-жь поручен³я! Monsieur Карасевъ?

   Я попросилъ его посѣтить Фока, а затѣмъ, письменно, по почтѣ,- слѣдовало полагать, что Егоровъ никого, а тѣмъ менѣе Николаева, не допуститъ для личнаго свидан³я со мною,- сообщилъ мнѣ обо всемъ, что ему Фокъ, въ свою очередь, поручитъ передать мнѣ.

   - Непремѣнно! въ первое-же воскресенье... И чтобы я былъ убѣжденъ, что письмо дойдетъ до васъ, я адресую его въ канцеляр³ю прокурора, откуда оно ужь, конечно, поступитъ къ Егорову при оффиц³альной бумагѣ.

   Уложивъ свои вещицы въ небольшой ручной чемоданчикъ, Николаевъ сталъ прощаться:

   - Прощайте-жь, друзья! Отъ души желалъ-бы видѣть васъ всѣхъ на свободѣ.... И, еще разъ перецѣловавъ всѣхъ, онъ не вышелъ, а выбѣжалъ изъ камеры.

   Читателю, конечно, интересно знать: кто такой этотъ Николаевъ и за что онъ сидѣлъ? Вотъ его краткая истор³я.

   Служа въ одномъ изъ армейскихъ пѣхотныхъ полковъ, квартировавшихъ въ Царствѣ Польскомъ, 20-тилѣтн³й подпоручикъ Николаевъ страстно влюбился въ одну польку, "дочь бѣдныхъ, но честныхъ родителей". Сгорая желан³емъ поскорѣй связать себя узами Гименея, подпоручикъ, неимѣвш³й, по своему возрасту, права на это, не задумался оставить военную службу. Сдѣлавшись, затѣмъ, "на законномъ основан³и", обладателемъ страстно любимой польки, отставной воинъ переселился въ Петербургъ - мѣсто своей родины, гдѣ онъ надѣялся, при помощи своихъ родственниковъ, получить частное мѣсто. Мѣсто, однако, долго не давалось, и молодая чета, для поддержан³я своего существован³я, вынуждена была войти въ долги, обезпечивая ихъ предметами своего, далеко не богатаго, гардероба. Бились они такимъ образомъ два года. Ужь все было заложено и перезаложено. Чувство любви не выдержало испытан³я. Она нашла себѣ "покровителя", съ которымъ, въ одинъ прекрасный вечеръ, и скрылась изъ столицы. Всѣ поиски влюбленнаго мужа были напрасны: польки и слѣдъ простылъ. Какъ-бы въ утѣшен³е, ему, наконецъ, выпало мѣсто въ одной изъ банкирскихъ конторъ. Одиночество, однакожь, не переставало тяготить Николаева, который, при томъ-же, не могъ забыть любимую, хотя и невѣрную жену. Вдругъ городская почта приноситъ ему письмо. Можно себѣ представить его радость, когда онъ увидалъ на конвертѣ почеркъ жены... Она умоляла о прощен³и и спасен³и изъ долговой тюрьмы. Николаевъ забылъ все, и бросился въ домъ Тарасова. Оказалось, что польку засадилъ ея бывш³й "покровитель", котораго она захотѣла бросить и который заранѣе заручился правомъ на ея личную свободу, въ видѣ векселя въ тысячу рублей, необдуманно ею подписаннаго. Недолго думая, Николаевъ, занимавш³й въ банкирской конторѣ должность кассира,- беретъ изъ-кассы тысячу рублей и выкупаетъ свою жену. "Растрата" не замедлила обнаружиться, и легкомысленный кассиръ былъ переданъ судебному слѣдователю. Смерть роднаго брата его, послѣдовавшая вскорѣ послѣ его ареста, сдѣлала его владѣльцемъ четырехъ билетовъ внутренняго, съ выигрышами, займа, которые онъ и представилъ на пополнен³е "растраченныхъ" имъ 1,000 рублей, прося при этомъ объ освобожден³и, впредь до суда, изъ-подъ стражи. Остается добавить, что благородной женѣ наскучило ждать освобожден³я своего супруга и, спустя два мѣсяца послѣ его ареста, она уѣхала, въ качествѣ "экономки къ одинокому", въ помѣстье новаго "покровителя".

   Наступило время обѣда. Позванный Угровымъ, Савельевъ освѣдомился: не пошлю-ли и я, кстати, въ гостинницу за обѣдомъ?

   - A что стоитъ обѣдъ изъ гостинницы? - спросилъ я.

   - 75 копѣекъ.

   Пришлось подумать. Весь капиталъ мой заключался въ остававшихся въ конторѣ 16 рубляхъ 50 к. На эту сумму я, конечно, могъ получить двадцать-два обѣда... Но что-же-бы я сталъ дѣлать черезъ три недѣли? Да и чѣмъ-бы я вознаградилъ "услуги" Савельева за эти три недѣли? Наконецъ, приходилось отказать себѣ даже въ чаѣ, къ которому я очень привыкъ... Очевидно, что подучать обѣдъ изъ гостинницы нечего было и думать. Тѣмъ менѣе можно было разсчитывать на "казенную" пищу, однимъ своимъ видомъ уже внушавшую мнѣ отвращен³е. Оставалось одно: слѣдовать примѣру барона - питаться въ "сухомятку" на 10 коп. въ сутки, тратя, при этомъ, еще 5 копѣекъ на чай и сахаръ. Такой расходъ, по крайней мѣрѣ, отдалялъ неизбѣжный кризисъ: 16 р. 50 к. могло хватить на нѣсколько мѣсяцевъ. "Кормовыхъ" мнѣ, какъ не дворянину, не полагалось.

   - Купите мнѣ фунтъ полубѣлаго хлѣба,- удивилъ я Савельева, видимо считавшаго меня "денежнымъ" человѣкомъ.

   - Да вы, баринъ, можетъ быть, думаете, обѣдъ нехорошъ? Такъ это напрасно. Попробуйте, или, вотъ, ихъ спросите... сказалъ мнѣ Савельевъ, ссылаясь на Угрова.

   - Обѣдъ довольно порядочный. Конечно, не то, что у Дюссо, Бореля... но ѣсть можно. Совѣтую вамъ попробовать,- глубокомысленно произнесъ несостоятельный должникъ.

   - Нѣтъ, вы купите мнѣ только хлѣба,- рѣшительно сказалъ я Савельеву.- Возьмите въ конторѣ еще рубль денегъ, который и попрошу васъ расходовать на что мнѣ нужно будетъ. Да скажите: купили вы тамъ что-нибудь мальчику, который сидитъ въ карцерѣ?

   - Хлѣбъ, масло... Все, какъ вы приказали. Еще пятачекъ свой прибавилъ,- смѣло отвѣтилъ мнѣ Савельевъ.

   - Что это вы вздумали скупиться?- спросилъ меня Угровъ по уходѣ Савельева.

   Я объяснилъ причины, побуждающ³я меня быть "скупымъ".

   - Слышите, Иванъ Ивановичъ? - обратился Угровъ въ вошедшему Глюму:- князь увѣряетъ, что онъ остался безъ копѣйки, что онъ не приберегъ ничего на черный день, и съ сегодняшняго дня намѣренъ жить на одномъ только хлѣбѣ и чаѣ...

   - Что-жь, осторожность не мѣшаетъ,- отвѣтилъ, смѣясь, Иванъ Ивановичъ.

   Выражен³е недовѣр³я къ моимъ словамъ, виднѣвшееся и на лицахъ остальныхъ моихъ "благородныхъ" сожителей, не могло не удивить женя.

   - Да скажите-жь, пожалуйста; господа, почему вы мы вѣрите моей бѣдности? - спросилъ я, обращаясь ко всѣмъ.

   - Какъ не вѣрить? вѣримъ... вѣримъ,- отвѣтилъ мнѣ Глюмъ, продолжая смѣяться.

   - Я былъ-бы вамъ очень благодаренъ, баронъ, если-бы хоть вы объяснили мнѣ, почему мнѣ не вѣрятъ, что у меня нѣтъ денегъ? - обратился я, наконецъ, къ барону.

   - Видите-ли, когда вы еще были въ больницѣ, смотритель какъ-то разсказывалъ намъ,- т. е., собственно, не намъ, а Ивану Ивановичу,- о вашемъ дѣлѣ, суть котораго, по его словамъ, заключается въ томъ, что вы, проживая заграницей подъ именемъ князя Каракадзе, различными обманами умѣли составить себѣ большое состоян³е, съ которымъ и вернулись въ Росс³ю, хорошо предвидя возможность попасть въ Сибирь, гдѣ,- вамъ говорилъ Егоровъ,- съ деньгами очень недурно живется,- объяснилъ мнѣ баронъ.

   - Сказать ужь развѣ по секрету?... Смотритель надѣялся отъ васъ немножко поживиться; онъ и теперь еще ждетъ,- пояснилъ мнѣ Глюмъ поведен³е Егорова относительно меня. Ясно, что мнѣн³е о моей преступной состоятельности играло важную роль въ странныхъ отношен³яхъ ко мнѣ Егорова, очевидно, имѣвшихъ цѣлью заставить меня удѣлить ему малую толику. Я, разумѣется, старался убѣдить моихъ сожителей и Глюма - какъ приближеннаго Егорова, въ особенности, что преступлен³е мое не принесло мнѣ никакихъ денежныхъ выгодъ.

   - Быть не можетъ, чтобы такой умный человѣкъ, какъ вы, не обезпечили себя на всяк³й случай нѣсколькими десятками тысячъ рублей?... Изъ-за чего-же вамъ было былъ княземъ? - вопросительно разсуждалъ Глюмъ.

   Я обѣщалъ "благодѣтелю" разсказать, изъ-за чего я былъ княземъ и просилъ постараться увѣрить Егорова, что мнѣ нечего ему дать.

   - A я ему обѣщалъ за мальчика... вѣдь вы просили? - сказалъ мнѣ Глюмъ.

   - Что-же, онъ его выпуститъ?

   - Непремѣнно, вечеромъ. Онъ-бы еще давеча выпустилъ его изъ карцера, да неловко, знаете, вдругъ... Татъ это ужъ, какъ хотите, я на вашъ счетъ,- добавилъ Глюмъ.

   - Сколько-же вы обѣщали? синенькую?

   - Ну, да, какъ говорили.

   Мальчикъ былъ, дѣйствительно, выпущенъ въ тотъ-же день вечеромъ, чему арестанты не мало удивлялись.

   - Первый примѣръ. Никогда этого не бывало. Ужь посадитъ, такъ не проси: еще хуже разозлится, и день, другой набавитъ. Что! если-бы у него душа была, - а то, вѣдь, чистый звѣрь... Никакой, какъ есть, жалости... Надо Бога молить за Ивана Ивановича: это онъ (Егоровъ) для нихъ сдѣлалъ! - говорили "мировые".

   Глюму принесли обѣдъ "изъ дому"; притомъ кухарка, принесшая обѣдъ, была впущена въ камеру, гдѣ и оставалась, пока не освободилась посуда. Приносимое Глюму никогда не подвергалось осмотру. Пользуясь открыто всѣмъ запрещеннымъ, Глюму, конечно, и не было надобности получать что-либо секретно. Обѣдъ Глюма и Угрова раздражительно дѣйствовалъ на мое обонян³е. Я едва избѣжалъ искушен³я послать также и себѣ за обѣдомъ, хотя каивталъ мой и уменьшился еще на синенькую. Хлѣбъ одинъ показался мнѣ очень невкуснымъ блюдомъ. Послѣ роскошныхъ княжескихъ обѣдовъ и завтраковъ, которыми мое самозванное с³ятельство упитывало себя въ течен³и восьми мѣсяцевъ,- переходъ въ такому "столу" не могъ не быть чувствительнымъ. Глюмъ, впрочемъ, - изъ вѣжливости, конечно,- приглашалъ меня обѣдать; но я счелъ нужнымъ поблагодарить его и разъ навсегда отказаться отъ подобныхъ приглашен³й. Я старался ободрить себя примѣромъ барона, и, въ концѣ концовъ, принесенный мнѣ Савельевымъ фунтъ хлѣба, оказался съѣденнымъ, и я почувствовалъ себя сытымъ.

   Послѣ обѣда, Глюма попросили въ квартиру смотрителя. Какъ читатель видитъ, этотъ оригинальный арестантъ, въ сущности, быхъ только квартирантомъ полицейскаго дома. Егоровъ, усмотрѣвш³й важное нарушен³е порядка въ томъ, что я зашелъ на минуту въ камеру "мировыхъ",- не усматривалъ, въ то же время, безпорядка въ предоставленныхъ имъ Глюму правахъ и привиллег³яхъ. Глюмъ свободно ходилъ по всему здан³ю полицейскаго дома, по двору, проводилъ цѣлые вечера на квартирахъ смотрителя, его помощника и акушерки мѣстной части, имѣющей казенную квартиру въ полицейскомъ домѣ; видѣлся съ кѣмъ и когда только было ему угодно, между тѣмъ, какъ къ другимъ арестованнымъ родственники и знакомые допускались только въ извѣстные дни и часы. Виномъ онъ пользовался открыто, якобы съ разрѣшен³я полицейскаго врача. Наконецъ, подъ видомъ поѣздки "въ баню", Глюмъ еженедѣльно посѣщалъ свою еврейку... Словомъ, Глюмъ только числился подъ арестомъ. Въ этотъ разъ онъ недолго пробылъ у смотрителя. Онъ вскорѣ вернулся и вызвалъ меня въ корридоръ "на пару словъ".

   - Сегодня пр³ѣзжалъ къ смотрителю какой-то господинъ, настойчиво добивался свидан³я съ вами; но смотритель не допустилъ,- у него какая-то бумага есть объ этомъ... но это ничего.- Дѣло вотъ въ чемъ,- говорилъ мнѣ шопотомъ Глюмъ:- если вы хотите видѣть этого господина,- онъ еще на дняхъ хотѣлъ пр³ѣхать,- такъ это можно будетъ устроить. Но даромъ,- сами знаете, ничего не дѣлается. Вѣдь, это, все-таки, рискъ, какъ хотите... Не пожалѣете 25 рублей, такъ будете имѣть свидан³я съ кѣмъ вамъ будетъ угодно.

   - Да у меня-же нѣтъ 25 рублей, увѣряю васъ,- возразилъ я.

   - Какъ хотите. Я только передалъ вамъ, посовѣтовалъ, а тамъ какъ знаете... Только вы напрасно боитесь: Егоровъ не такой человѣкъ. Онъ самъ все поможетъ вамъ устроить, съѣздитъ всюду... и многаго не возьметъ,- уговаривалъ меня Глюмъ.

   - Благодарю васъ, Иванъ Ивановичъ, за участ³е; но совѣтомъ вашимъ я, въ сожалѣн³ю, не могу воспользоваться. Да мнѣ и не въ кому писать, некого видѣть... Я даже не знаю, кому это вздумалось посѣтить меня.

   - Я васъ понимаю, понимаю... осторожность... ха-ха-ха!... Не мѣшаетъ, не мѣшаетъ...- И Глюмъ, дружески хлопнувъ меня во плечу, побѣжалъ опять куда-то по лѣстницѣ.

   Что-же это за посѣтитель? У Карасева не было друзей; многочисленные-же друзья князя Каракадзе, конечно, не вздумаютъ провѣдать послѣдняго, въ его настоящемъ, не-княжескомъ, положен³и. Неужели-же, среди жертвъ моего обмана, нашлась такая незлобная душа, которая, не смотря на обнаруженный обманъ мой въ имени, сохранила свое расположен³е ко мнѣ? Меня мучало любопытство. Несостоятельность моя, лишавшая меня возможности купить себѣ за 25 рублей право на свидан³е, вызвала во мнѣ чувство озлоблен³я противъ "денежнаго человѣка", Глюма, и, - сознаюсь - нѣчто похожее на чувство зависти. Придумывая средства къ достижен³ю желаемаго, - т. е. свидан³я безъ двадцати-пяти рублевой депозитки,- я вдругъ остановился на мысли, что Егоровъ, очень можетъ быть, вовсе и не имѣетъ никакой бумаги о недопускѣ ко мнѣ посѣтителей, что онъ выдумалъ эту бумагу съ цѣлью получить съ меня взятку. Казалось невѣроятнымъ, чтобы онъ, человѣкъ семейный, въ самомъ дѣлѣ рискнулъ изъ-за такой ничтожной суммы, какъ 25 рублей.

   Я рѣшился потребовать отъ него предъявлен³я мнѣ бумаги, на основан³и которой онъ не допустилъ ко мнѣ посѣтителя. Баронъ Соте, къ которому я обратился за совѣтомъ по этому поводу, совершенно согласился съ моимъ мнѣн³емъ о несуществован³и бумаги, о которой упомянулъ Глюмъ, хотя и не раздѣлялъ мысли о томъ, что Егорова остановила-бы такая бумага, - тамъ, гдѣ дѣло идетъ о возможности получен³я 25-ти рублей.

   - Такой человѣкъ, какъ Егоровъ, 25 рублей ни за что не упуститъ,- сказалъ мнѣ баромъ. - Если онъ и имѣетъ бумагу, то, повѣрьте, съумѣетъ обставить ваше свидан³е такъ, чтобы на всяк³й случай имѣть какую-нибудь отговорку. Онъ, напримѣръ, можетъ позвать васъ, собственно, въ контору,- ну, положимъ, хоть писать, что-нибудь; туда-же явятся и вашъ посѣтитель, будто-бы за справкой о какомъ-нибудь давно выбывшемъ арестантѣ. Онъ съ вами заговоритъ, вы отвѣтите. Смотритель уйдетъ изъ конторы, оставитъ васъ тамъ писать, а посѣтителя - ждать, пока писарь отыщетъ справку. Вотъ вамъ и свидан³е. Мнѣ Николаевъ разсказывалъ именно такой примѣръ сообразительности Егорова.

   Я позвалъ дежурнаго служителя и заявилъ ему о своемъ желан³и пойти въ контору.

   - Такъ что-жь? ступайте! - сказалъ мнѣ служитель.

   - Да можно-ли? Смотрите, какъ-бы потомъ намъ съ вами опять не досталось отъ смотрителя?- предостерегъ я его.

   - Нѣтъ-съ, вамъ можно: вы не разночинцы,- отвѣтилъ мнѣ служитель, тотъ самый, котораго смотритель утромъ пробиралъ за меня-же, т. е. за впускъ меня въ камеру "мировыхъ".

   Я сошелъ въ контору. Тамъ находился одинъ лишь писарь.

   - Кого вамъ угодно? - спросилъ онъ меня.

   - Я-бы хотѣлъ видѣть смотрителя.

   - Присядьте, подождите; они, можетъ быть, скоро войдутъ: они ушли куда-то съ Иваномъ Ивановичемъ,- кажется, въ пр³емный покой; тамъ какую-то сумасшедшую барыню привезли!

   Я воспользовался словоохотливост³ю писаря и, послѣ обмѣна нѣсколькими фразами, спросилъ его:

   - У васъ еще не получена бумага относительно недопуска ко мнѣ посѣтителей?

   - Нѣтъ, такой бумаги не было... Я записываю во входящую всѣ бумаги,- зналъ-бы. Да и зачѣмъ-же не допускать? вѣдь, вы, пока, еще за администрац³ей числитесь; а всемъ административнымъ у насъ дается свидан³е,- простодушно объяснилъ мнѣ писарь.

   Вошедш³й въ контору околоточный, узнавъ, что я жду смотрителя, предложилъ мнѣ идти въ камеру.

   - Когда смотритель придетъ, я ему доложу, что вы хотите его видѣть,- сказалъ онъ мнѣ.

   Незадолго до повѣрки, въ камеру вошелъ Егоровъ, вмѣстѣ съ Глюмомъ.

   - Вотъ, господа,- сказалъ онъ, обращаясь ко всемъ находившимся въ камерѣ: - Иванъ Ивановичъ передалъ мнѣ вашу просьбу оставить вамъ ножи и вилки, все по прежнему. Такъ какъ Николаева теперь нѣтъ здѣсь, я нахожу возможнымъ уважить вашу просьбу. Николаевъ нѣсколько забывался, и, ради его одного, я долженъ былъ стѣснять камеру... Надѣюсь, что вы будете держать себя какъ слѣдуетъ... Я самъ дворянинъ и офицеръ, и понимаю ваше положен³е. - A въ вамъ кто-то пр³ѣзжалъ, но