Линев Дмитрий Александрович - По тюрьмам

теперь Иванъ Ивановичъ? - полюбопытствовалъ я.

   Послѣ минутной паузы, въ продолжен³и которой Савельевъ какъ-бы обдумывалъ свой отвѣтъ, онъ, наконецъ, съ видомъ рѣшимости наклонился къ моему уху и шопотомъ произнесъ:

   - Вы только не проговоритесь, баринъ, смотрителю. Они уѣхали съ Иванъ Иванычемъ къ ихней жидовкѣ.

   Добытыми отъ Савельева свѣдѣн³ями пришлось подѣлиться съ моими нецеремонными сотоварищами, которые потребовали ихъ довольно настойчиво.

   - Как³е тутъ секреты, князь! - обидчиво возразилъ Угровъ на мое замѣчан³е о томъ, что мнѣ врядъ-ли слѣдуетъ передавать имъ то, что Савельевъ, такъ сказать, секретно передалъ мнѣ.- Помилуйте, мы сидимъ въ одной камерѣ и не имѣемъ права скрывать другъ отъ друга ничего. Это мое мнѣн³е, которое, насколько мнѣ извѣстно, раздѣляется во всѣхъ тюрьмахъ. Скрыватъ отъ товарища, что скажетъ паукъ... Если вамъ не угодно, можете, конечно, не говоритъ, но тогда извините, это ужь будетъ... какъ вамъ сказать... не честно.

   - Ну, ужь будто-бы и нечестно? - смѣясь, обратился я къ Давыдовичу и Де-Трайлю, также выразившимъ желан³е узнать сообщенное мнѣ Савельевымъ.- Эхъ, господа, господа! Мнѣ, просто на просто, хотѣлось немножко помучить васъ. Ну, ужь и любопытные вы всѣ, а г. Угровъ въ особенности. Что-же разсказать вамъ?

   - Вы меня извините, князь, я не понялъ, что вы шутили. Мнѣ показалось, что вы въ самомъ дѣлѣ, не хотите подѣлиться съ нами... извинился передо мной сконфуженный Угровъ.

   Мнѣ удалось, такимъ образомъ, исправить свою ошибку, объяснивъ свое поведен³е шуткой, я не только ничего не потерялъ въ глазахъ моихъ "товарищей", но, напротивъ, вѣроятно, еще выигралъ. "Шутка" моя была направлена противъ одной изъ ихъ слабостей, осмѣивая которую, я, въ тоже время, давалъ имъ чувствовать свое, въ этомъ случаѣ, нравственное превосходство надъ ними.

   Сообщивъ узнанное мною отъ Савельева, я добавилъ, что, по моему мнѣн³ю, "благодѣтель" не правъ и что я на сторонѣ барона.

   - Я тоже,- присоединился ко мнѣ Давыдовичъ. - Такъ вы говорите, что онъ теперь у своей жидовки?

   - Да.

   - Я не перестаю проситься, хоть на полчаса, отправить меня, подъ конвоемъ, въ свою квартиру, чтобы спасти еще нерастасканные остатки своего имущества, такъ нѣтъ - нельзя: "Я не имѣю права", толкуетъ Егоровъ; а ѣздить съ арестантомъ къ любовницѣ - можно. О, чортъ возьми! - продолжалъ Давыдовичъ, все болѣе и болѣе выходя изъ себя.- Будь у меня шальная пятерка, закрылъ-бы я тебѣ ротъ, проклятый взяточникъ! На тебя-бы Николаева напустить онъ-бы тебѣ показалъ!..

   Не только Угровъ и Де-Трайль, но и я съ удивлен³емъ смотрѣли на Давыдовичъ. Злоба и ненависть кипѣли на его обыкновенно мрачномъ лицѣ. Флегматикъ, крайне несообщительный и, какъ казалось, весьма осторожный (его голосъ вообще не часто слышался въ камерѣ), а тутъ вдругъ такой смѣлый, энергическ³й протестъ, сопровождаемый сильною жестикуляц³ей!.. Съ часъ времени Давыдовичъ не переставалъ выражать громко свое неудовольств³е егоровскими порядками, свои проклят³я и угрозы, Угровъ и Де-Трайль, перекинувшись нѣсколькими многозначительными взглядами, вскорѣ убрались подъ одѣяла; примѣру ихъ не замедлилъ послѣдовать и я. Но въ то время, когда усиленное сопѣн³е моихъ товарищей, давало знать, что ими овладѣлъ сонъ праведныхъ, я еще продолжалъ бодрствовать, не переставая слѣдить за Давыдовичемъ. Замѣтивъ, что мы улеглись, онъ прекратилъ свои громк³я мечтан³я и въ глубокой задумчивости остановился среди комнаты. Простоявъ такимъ образомъ четверть часа, онъ подошелъ къ столу и, вынувъ изъ боковаго кармана какое-то письмо, сосредоточилъ на немъ все свое вниман³е. Нѣкоторыя мѣста письма вызывали изъ его груди тяжелые, продолжительные вздохи и особенно долго приковывали къ себѣ его взглядъ. При чтен³и послѣдней страницы, я замѣтилъ на его лицѣ крупныя капли слезъ. Я весь превратился въ слухъ и зрѣн³е. Бережно сложивъ письмо, онъ вынулъ изъ того-же боковаго кармана конвертъ съ небольшими фотографическими карточками, одну изъ которыхъ онъ жадно, съ юношескою горячностью, сталъ покрывать долгими поцѣлуями. "Боже мой, Боже мой!" вырвалось у него. Онъ сѣлъ на стулъ, схватился обѣими руками за голову и тихо зарыдалъ.

   Зная изъ личнаго опыта, какъ непр³ятно въ так³я минуты постороннее вмѣшательство, я не сдѣлалъ попытки "утѣшить" его и, искренно сочувствуя неизвѣстному мнѣ горю его, продолжалъ молча наблюдать за нимъ. Онъ долго предавался безмолвному плачу, по временамъ дѣлая руками порывистыя движен³я. Завершивъ свой плачь громкимъ, трогающимъ душу, вздохомъ, онъ вытеръ лицо носовымъ платкомъ и, подойдя къ окну, ухватился обѣими руками за желѣзную рѣшетку, какъ-бы желая вырвать ее; затѣмъ, печально понуривъ голову, онъ отошелъ отъ крѣпкой рѣшетки, сдѣлалъ себѣ папиросу, закурилъ ее и, усѣвшись на свою кровать, повидимому, вновь предался горькому раздумью. Эта безмолвная картина страдан³й человѣка, обыкновенно ничѣмъ не выказывавшаго своей скорби и, повидимому, равнодушно относящагося къ своему положен³ю, произвело на меня сильное впечатлѣн³е. Только глубоко прочувствованное горѣ и дѣйствительное несчаст³е могутъ вызвать въ человѣкѣ подобное проявлен³е тщательно скрываемыхъ страдан³й. Отыскивая вѣроятныя причины ихъ, мысль незамѣтно остановилась на обстоятельствахъ, создавшихъ мое собственное несчастье. Мною вдругъ всецѣло овладѣло собственное горѣ. Я ужь не наблюдалъ за Давыдовичемъ. Я самъ переживалъ ужасныя минуты и часы. Я долго не могъ подавить мрачныя воспоминан³я, пока, наконецъ, измученный ими, обезсиленный непомѣрнымъ напряжен³емъ мысли и чувства, я только на разсвѣтѣ получилъ возможность забыться и предаться сну. "Благодѣтель" отсутствовалъ до десяти часовъ утра. Свѣж³й видъ лица его и трезвое состоян³е свидѣтельствовали, что онъ уже успѣлъ болѣе или менѣе продолжительнымъ сномъ обновить растраченныя ночнымъ бодрствован³емъ силы. Вчерашняго мрачнаго настроен³я не осталось и слѣда: онъ былъ веселъ и болтливъ.

   - Совсѣмъ было поссорился съ смотрителемъ, - обидно показалось... А оказывается, что онъ все-таки, золотой человѣкъ, другого такого смотрителя не скоро найдешь. Съ нимъ только нужно знать какъ поладить; а ужь разъ поладилъ, такъ будь спокоенъ... - говорилъ онъ Угрову и Де-Трайлю.

   - Ну, что-же баронъ-то нашъ? - ехидно подмигивая, спросилъ его Угровъ.

   Самодовольная улыбка изобразилась на жирномъ лицѣ "благодѣтеля".

   - Гм... ничего... малый будетъ помнить: ба-ронъ!... ха-ха-xа! - залился Глюмъ отвратительнымъ смѣхомъ.

   - Да ты полно хохотать; объясни толкомъ, что онъ, въ карцерѣ что-ли? - перебилъ Угровъ его хохотъ.

   - Да вотъ князь на меня сердится, не знаю, за что; ужь я замѣчаю... не отвѣчая ему на вопросъ, произнесъ Глюмъ, полуобращаясь ко мнѣ.

   - Полноте пустяки-то выдумывать; скажите-ка лучше: баронъ въ карцерѣ? - спросилъ я его въ свою очередь.

   - Я вовсе не выдумываю, а знаю, что вы сердитесь на меня и сердитесь именно изъ-за этого барона. Ужь больно онъ, видно, вамъ по душѣ пришелся. Только это напрасно, князь: худаго я вамъ ничего не сдѣлалъ; напротивъ, все, что только можно было устроить, я вамъ устроилъ... а что вамъ такое этотъ баронъ? - оправдывался Глюмъ.

   - То-же, что и вы: сотоварищъ по заключен³ю, ни болѣе, ни менѣе.

   Глюмъ нахмурился.

   - Ну, перестаньте-же, Иванъ Ивановичъ, обижаться Богъ знаетъ на что и скажите намъ куда вы запрятали барона?

   - Куда-жь его запрячешь, кромѣ карцера?

   - Такъ-онъ въ карцерѣ?

   - Въ карцерѣ.

   - Ну, а какъ вы думаете, выпуститъ его оттуда Егоровъ, если я ему дамъ "синенькую"?

   - Что вы, князь, развѣ это возможно? - съ видимымъ недоумѣн³емъ отвѣтилъ мнѣ Глюмъ.

   - Почему-же невозможно? Вѣдь выпустилъ-же онъ мальчика за "синенькую",- отчего-же ему не выпустить барона? Я ему, во всякомъ случаѣ, непремѣнно предложу это.

   - Нѣтъ ужь, князь, вы это оставьте... только испортите...

   - Что испорчу? Я увижу, если "синенькая" окажется въ этомъ случаѣ недостаточною, я прибавлю "зелененькую" Я непремѣнно хочу избавить барона отъ карцера, во что-бы то ни стало. А, такъ какъ я давно согласился съ вами, что Егоровъ "золотой человѣкъ",и что нѣтъ той пакости, которой онъ не сдѣлалъ-бы за деньги, то я нисколько не сомнѣваюсь въ успѣхѣ своей попытки. Ну, за что, въ самомъ дѣлѣ, посадили его въ карцеръ? Вы его сами оскорбили, вызвали... По моему, для вашего удовлетворен³я было-бы совершенно достаточно, если-бы Егоровъ помѣстилъ его на нѣсколько дней въ одиночный нумеръ, и я, на вашемъ мѣстѣ, никоимъ образомъ не сталъ-бы такъ усиленно добиваться, чтобы его непремѣнно посадили въ карцеръ. Онъ васъ ударилъ; почему вы не отплатили ему тѣмъ-же, а побѣжали жаловаться?

   Глюмъ продолжалъ смотрѣть на меня съ возрастающимъ недоумѣн³емъ, сквозь которое проглядывала сильная досада.

   - Словомъ, Иванъ Ивановичъ, я просилъ-бы васъ оставить теперь барона въ покоѣ и не противудѣйствовать мнѣ. - Вы не знаете, Егоровъ теперь въ конторѣ? - спросилъ я его направляясь къ двери.

   Бросивъ на меня вызывающ³й взглядъ, Глюмъ, какъ ужаленный, вскочилъ со стула.

   - А, такъ вотъ какъ! - закричалъ онъ на всю камеру. - Такъ я-же вамъ покажу, какъ выкупать этого нищаго!... Увидимъ, чья возьметъ!... Онъ сгн³етъ въ карцерѣ: я вамъ это говорю, я, Иванъ Ивановичъ Глюмъ! И сильно ударивъ себя, при этомъ, кулакомъ въ грудь, "благодѣтель" побѣжалъ внизъ.

   - Если вы дѣйствительно хотѣли избавить барона отъ карцера, вы напрасно вызвали Глюма на соперничество, - произнесъ Давыдовичъ, съ замѣтнымъ вниман³емъ слѣдивш³й за нашимъ разговоромъ. - Вы предложите Егорову 10 рублей, онъ - 20; вы - 20, онъ - 40, и т. д. въ концѣ концовъ въ выигрышѣ останется одинъ Егоровъ. Тамъ, гдѣ дѣло пойдетъ на то, чтобы показать себя, этотъ мужикъ ничего не пожалѣетъ. Ну, а карманъ-то у него, надо думать, потолще вашего.

   Да, теперь я уже и самъ сомнѣвался въ возможности избавить барона отъ карцера, при помощи тѣхъ немногихъ рублей, которые я могъ удѣлить изъ своего ограниченнаго капитала.

   "Увидимъ, чья возьметъ!" - Развѣ эти три слова не говорятъ о планѣ дѣйств³й Глюма, о томъ, что онъ употребилъ всю свою, основанную на толстомъ карманѣ, мощь на то, чтобы доказать мнѣ, что "его взяла"? - Если до сихъ поръ дѣло шло только объ отомщен³и "прощалыгѣ", позволившему себѣ оскорбить его, то теперь явилась необходимость въ этомъ отомщен³и, еще и для того, чтобы доказать мнѣ, что идти противъ его, "благодѣтеля", всемогущества - не безопасно. Раздѣляя, такимъ образомъ, основательное мнѣн³е Давыдовича, я уже винилъ себя за послѣдств³я моего крупнаго съ "благодѣтелемъ" разговора. Я напрасно пр³искивалъ въ своемъ умѣ возможно-удобные мѣры къ предотвращен³ю этихъ дурныхъ для барона послѣдств³й: перкупить Егорова съ моими средствами нечего было и думать; прибѣгать къ убѣжден³ямъ, взывать къ его "справедливости", тѣмъ болѣе въ данномъ случаѣ, гдѣ этимъ убѣжден³ямъ и воззван³ямъ будутъ противустоять бумажникъ "благодѣтеля", было бы также безполезно. Очевидно, Егорова можно было только заставить сдѣлать желаемое; а это "заставить" обусловливало собою, если не явный, то тайный, но, во всякомъ случаѣ, полнѣйш³й разрывъ только что завязавшихся между мною и имъ отношен³й. Угрозу съ моей стороны, довести до свѣдѣн³я кого слѣдуетъ о его небезкорыстномъ расположен³и къ Глюму и о многихъ другихъ неблаговидныхъ его продѣлкахъ несомнѣно побудила-бы уступить мнѣ; но тогда мнѣ пришлось бы потерять его довѣр³е, а слѣдовательно, и ту косвенную помощь къ бѣгству, на которую я разсчитывалъ. А между тѣмъ, особенности егоровскаго карцера, да еще такого, въ сравнен³и съ которымъ, - по словамъ Савельева,- "видѣнный мною ужасный карцеръ - рай",- не давали примириться съ мыслью о возможности шестидневнаго пребыван³я Соте въ такомъ карцерѣ. - Независимо отъ внушеннаго мнѣ барономъ чувства безконечной симпат³и, я не могъ не принимать особенно близко къ сердцу его положен³я, и уже по тому одному, что баронъ не разъ выказывалъ мнѣ искренное участ³е, неподдѣльно безпокоился, видя меня въ грустномъ настроен³и, употреблялъ всевозможныя мѣры разсѣять это настроен³е и проч., что меня каждый разъ такъ глубоко трогало...

   Я отправился въ контору. Глюма уже не было тамъ: онъ прогуливался по двору.

   - Что прикажете, Дмитр³й Александровичъ? Не о баронѣ-ли хлопотать изволите? Извините, ей Богу... Впрочемъ, будьте такъ любезны, прочтите эту бумажку... - торжествующимъ голосомъ произнесъ Егоровъ, здороваясь со мной и подавая, мнѣ "бумажку".

   Это былъ отвѣтъ прокурора на донесен³е смотрителя о буйствѣ и дерзостномъ поведен³и барона Соте. Отвѣтъ гласилъ: "Вслѣдств³е рапорта вашего, отъ сего декабря, за No 820, поручаю вамъ, милостивый государь, подвергнуть, содержащагося во ввѣренномъ вамъ полицейскомъ домѣ арестанта, барона Соте, дисциплинарному взыскан³ю, на точномъ основан³и парагр. 229 инструкц³и смот. губ. тюр. замка, и впредь въ подобныхъ случаяхъ дѣйствовать въ предѣлахъ предоставленной вамъ закономъ власти, не испрашивая на то разрѣшен³я"...

   Принимая отъ меня обратно бумагу, Егоровъ счелъ нужнымъ тяжело вздохнуть и тономъ глубокаго соболѣзнован³я произнести:

   - Вѣрите-ли, Дмитр³й Александровичъ, какъ мнѣ его жалко... Но ничего не подѣлаешь... долгъ... Я обязанъ его наказать...

   - Если вы не особенно заняты, я прошу васъ пройтись со мной по двору: мнѣ нужно съ вами поговорить.

   - Очень радъ; пойдемте.- И взявъ меня подъ руку, Егоровъ вышелъ вмѣстѣ со мной изъ конторы.

   "Благодѣтель" лишь только замѣтилъ насъ, скрылося въ квартиру акушерки.

   - Видите-ли, въ дѣло,- тихо началъ я.- Я поставленъ въ необходимость поговорить съ вами откровенно...

   - Очень радъ, очень радъ, но я васъ не понимаю... торопливо перебилъ меня Егоровъ, замѣтивъ мое ударен³е на словѣ: "откровенно".

   - Семейство и ограниченное жалованье вынуждаютъ васъ не пренебрегать извѣстнаго рода доходами... - Лицо Егорова, при этомъ вступлен³и какъ-бы вдругъ вытянулось.- Позвольте, - остановилъ я его попытку что-то возразить мнѣ,- я хорошо понимаю ваше положен³е и ужь, конечно, нисколько не осуждаю васъ, и вы прекраснѣйш³й смотритель; порядокъ у васъ образцовый, и служба нисколько не страдаетъ отъ того, что вы не отказываетесь отъ того, что вамъ искренно предлагается. Нѣтъ, не въ этомъ дѣло, я хочу только сказать, что пользован³е такими доходами неизбѣжно ставитъ васъ иногда въ необходимость поступать не совсѣмъ такъ, какъ вамъ подсказываетъ чувство справедливости. Вы искренно жалѣете барона, желали-бы уважить мое за него ходатайство; но отношен³я ваши къ Глюму и нужда побуждаютъ васъ сдѣлать на этотъ разъ угодное Глюму. Не перебивайте меня, пожалуйста. Я убѣжденъ, что Глюмъ не пожалѣлъ 20-25 рублей, чтобы доканать барона...

   - Зайдемте ко мнѣ, тамъ поговоримъ... здѣсь неудобно.... предложилъ мнѣ вдругъ почему-то пр³ободривш³йся Егоровъ.

   Онъ занималъ роскошную казенную квартиру въ 10 комнатъ. Обстановка этой квартиры достаточно ясно свидѣтельствовала о томъ, что получаемое владѣльцемъ ея жалован³е (600 руб. въ годъ) не служитъ ему средствомъ къ жизни. Становилось гадко на душѣ, при видѣ того комфорта, которымъ окружилъ себя этотъ нравственный уродъ. Особенно бросалась въ глаза обстановка его кабинета,- большой квадратной комнаты, походившей скорѣе на какой-нибудь магазинъ, въ которомъ производится "покупка и продажа вещей всякаго рода", чѣмъ, на кабинетъ дѣлового человѣка. До десятка лампъ всевозможныхъ видовъ и величинъ, нѣсколько серебряныхъ чайныхъ сервизовъ, и множество такой-же посуды, нѣсколько паръ золотыхъ часовъ, серебряныхъ портсигаровъ, ложекъ, вилокъ, тарелокъ, кружекъ, наполняли собою этотъ "кабинетъ". Ни одной книги, ни клочка газеты, ничего такого, что говорило-бы объ умственныхъ потребностяхъ почтеннаго владѣльца. Вся эта оригинальная обстановка, очевидно, составилась изъ приношен³й доброхотныхъ дателей, родственниковъ и друзей заключенныхъ, имѣвшихъ несчастье побывать "въ егоровской обители",- какъ называютъ арестанты описываемый мною полицейск³й домъ.

   Послѣ непродолжительнаго, плохо-поддержаннаго мною, разговора о разныхъ пустякахъ, преимущественно о достоинствѣ тѣхъ вещицъ, которыя Егоровъ счелъ нужнымъ похвастать передо мной, онъ, наконецъ, обратился ко мнѣ съ вопросомъ; почему я принимаю въ баронѣ такое горячее участ³е?

   - Видите-ли, я съ нимъ очень сошелся и успѣлъ-таки порядочно привязаться въ нему. Я увѣренъ, если-бы вы хорошо знали его, вы также не могли-бы не симпатизировать ему...

   - Я понимаю, Дмитр³й Александровичъ, онъ вамъ на что-нибудь нуженъ... О, я уважаю такихъ людей, какъ вы: умѣнье извлекать пользу всюду, изъ всего, не всякому дается,- увѣренно, не безъ восторженности произнесъ Егоровъ.

   - Нѣтъ, вы меня не понимаете, я всего менѣе принадлежу къ числу тѣхъ людей, о которыхъ вы говорите...

   - Ладно, скромничайте больше... Ну, да все равно! Такъ вамъ очень хочется, чтобы баронъ былъ выпущенъ изъ карцера?

   - Разумѣется, очень, если я такъ хлопочу объ этомъ,- отвѣтилъ я.

   - Но вы, конечно, понимаете, что, при всемъ моемъ желан³я, я врядъ-ли могу это сдѣлать, не только потому, что это можетъ повлечь за собою жалобу на меня со стороны Глюма, но и потому, что дѣло получило оффиц³альную огласку: прокурору извѣстно...

   - Я все это знаю; но, при всемъ этомъ, увѣренъ, что если-бы вы захотѣли, вы нашли-бы такой исходъ, который удовлетворилъ-бы и меня, и Глюма. Я не такъ богатъ, какъ Глюмъ, но щедръ ничуть не менѣе его. Словомъ, вотъ вамъ отъ меня за барона... И я подалъ ему 25-ти-рублевый билетъ.

   - Благодарю васъ, Дмитр³й Александровичъ. Но какъ-же-бы это сдѣлать? знаете, прокурору донесено... баронъ посаженъ на точномъ основан³и 229 статьи... затруднялся Егоровъ.

   - A теперь вы его освободите на точномъ основан³я... ну, хоть 230 статьи... Нѣтъ, кромѣ шутокъ, я теперь спокоенъ. Я слишкомъ хорошо знаю какъ, чтобы сомнѣваться въ томъ, что вы не найдете исхода. До свидан³я-же. Только, пожалуйста, нельзя-ли сегодня?- добавилъ я, разставаясь съ Егоровымъ.

   Взялъ - значитъ сдѣлаетъ: я былъ убѣжденъ въ этомъ; но какъ? Вѣдь онъ и съ Глюма, конечно, взялъ... Разрѣшен³е вопроса "какъ?" не замедлило послѣдовать. Спустя часа два, въ камеру явился Савельевъ и сообщилъ, что г. смотритель "отправили барона въ больницу".

   - Сами просили здѣшняго доктора, чтобы тотъ призналъ барона больнымъ; а то онъ было не хотѣлъ подписывать свидѣтельства,- добавилъ онъ мнѣ "по секрету".

  

  

   Вопреки обыкновен³ю утреннюю повѣрку, на другой день, производилъ не околоточный, а самъ Егоровъ.

   - Не имѣете-ли что заявить, господа? - громко произнесъ онъ, войдя въ нашу камеру, и вслѣдъ затѣмъ, не ожидая отвѣта на свой вопросъ, обратился ко мнѣ и къ Глюму:

   - Здравствуйте, Дмитр³й Александровичъ, здравствуйте, Иванъ Ивановичъ! Пойдемте-ка въ контору, тамъ получены двѣ бумажки,- нужно ихъ объявить вамъ.

   - Вѣроятно, отвѣтъ отъ прокурора на мое прошен³е?- полюбопытствовалъ я.

   - Да... отъ прокурора... Пойдемте, тамъ прочтете...

   Отдавъ при входѣ въ контору, нѣкоторыя приказан³я сопровождавшимъ его полицейскимъ служителямъ, Егоровъ, дружески пожимая мнѣ и Глюму руки, объявилъ, что онъ позволилъ себѣ относительно насъ "маленькое надувательство": "бумажекъ" для объявлен³я намъ - никакихъ нѣтъ: есть только его желан³е побесѣдовать съ нами, для чего онъ и проситъ насъ раздѣлить съ нимъ его скудный завтракъ. - Я не имѣлъ приличнаго повода не послѣдовать примѣру Глюма, и также принялъ приглашен³е любезнаго начальника, искренно досадуя, въ то-же время, на то, что получен³е нетерпѣливо-ожидаемой "бумажки" оказалось вымысломъ.

   - Прошу покорно! Чѣмъ богатъ, темъ и радъ,- театрально произнесъ онъ, самодовольна указывая на роскошно сервированный, въ его своеобразномъ кабинетѣ "скудный" завтракъ.

   Нѣсколько бутылокъ различныхъ,- не послѣдняго сорта,- винъ, разнообразныя елисѣевск³я закуски, занимавш³я добрую половину довольно большого стола, превосходно приготовленный ростбифъ, правда, при нашемъ входѣ, Савельевымъ, преобразившимся на этотъ разъ изъ полицейскаго служителя въ знающаго свое дѣло оффиц³анта,- врядъ-ли, впрочемъ, оправдывало эпитетъ "скудный", который Егорову было угодно придать своему завтраку.

   Одновременное приглашен³е меня и Глюма - своихъ добровольныхъ данниковъ, предшествовавшая этому приглашен³ю моя размолвка съ Глюмомъ, повлекшая за собою его несогласное съ его желан³емъ распоряжен³е Егорова объ отправлен³и Соте въ тюремную больницу, въ извѣстно степени объяснили мнѣ цѣль этой, повидимому, ничѣмъ не вызванной, особенной любезности Егорова. "Особенною" эта любезность являлась потому, что Егоровъ былъ далеко не изъ щедрыхъ, и ужь, конечно, даромъ, не имѣя въ виду извлечь изъ этого что-либо для себя полезное, не позволилъ-бы себѣ тратить 15-20 рублей для нашего удовольств³я. Зато Глюмъ, видимо, недоумѣвалъ. Его взглядъ то и дѣло переходилъ "скуднаго" завтрака на Егорова и обратно, какъ-бы ища отвѣта на вопросъ: "а что, молъ, любезный, значитъ эта щедрость? вѣдь ужь не даромъ-же ты раскошелился!"

   Въ продолжен³и всего завтрака, Егоровъ ничѣмъ не выдавалъ себя, искусно поддерживая общ³й разговоръ о постороннихъ предметахъ, преимущественно о различныхъ перипет³яхъ своей, обильной приключен³ями, служебной карьеры; причемъ, разумѣется, онъ не упустилъ случая передать намъ и нѣсколько такихъ сценъ, которыя уже однажды вызвали обидное для него возражен³е со стороны Соте. Завтракъ заключился шампанскимъ, давшимъ Егорову поводъ провозгласить нѣсколько тостовъ за мое и Глюма здоровье, за благополучное окончан³е нашихъ уголовныхъ и иныхъ дѣлъ, и проч. Глюмъ хотя и покорно переносилъ мое присутств³е, не высказывая своего неудовольств³я, но, тѣмъ не менѣе, нѣкоторое время, очень замѣтно отражалъ его на себя: онъ сжимался и морщился каждый разъ, какъ только взглядъ мой останавливался на немъ, уклонялся отъ бесѣды со мной, и съ видимой неохотой отвѣчалъ на егоровск³е, въ честь мою, тосты. Но, мало по малу, по мѣрѣ того, какъ опоражнивались рюмки и бутылки, Глюмъ дѣлался менѣе сдержанъ; а подъ конецъ даже самъ сталъ заговаривать со мной. Воспользовавшись минутнымъ отсутств³емъ Егорова, зачѣмъ-то вызваннаго женой въ другую комнату, Глюмъ поспѣшилъ обратиться ко мнѣ за разрѣшен³емъ, какъ видно неперестававшаго интересовать его вопроса,- о значен³я егоровскаго завтрака.

   - Вѣдь, ужь это, ей-Богу, не даромъ; я его знаю: онъ что-нибудь затѣваетъ. A какъ вы думаете, Дмитр³й Александровичъ?

   - Мнѣ нѣтъ надобности и думать: я убѣжденъ, что это не даромъ; но, признаюсь, меня нисколько не интересуютъ намѣрен³я Егорова. Да и вы, Иванъ Ивановичъ, притворяетесь, вѣдь? ужь какъ будто вы и въ самомъ дѣлѣ не знаете, что значитъ этотъ завтракъ! Давно-ли это у Егорова стали секреты отъ васъ?... Полноте шутить, Иванъ Ивановичъ,- небось для меня-же какую-нибудь ловушку устраиваете?...

   - Что вы, что вы!... Оно, положимъ, что вы меня обидѣли... но, чтобы я мстилъ своему брату - арестованному... никогда! нѣтъ-съ, вы еще, значитъ, не знаете Глюма! - съ необыкновенною горячностью, возразилъ достаточно охмѣлѣвш³й Глюмъ. И что-бы такое это значило?... шампанскимъ онъ угощаетъ,- задумчиво, какъ-бы про себя, бормоталъ Глюмъ.

   - A вамъ очень хочется узнать, что-бы это значило? - озадачилъ я его вдругъ.

   - Гм... гм... конечно.

   - Такъ мы это сейчасъ узнаемъ.

   - Отъ кого-же это мы узнаемъ? - спросилъ онъ меня,

   - Да отъ Егорова-же. И я обратился къ тутъ-же вошедшему Егорову.

   - Вотъ, Иванъ Ивановичъ интересуется знать: съ чего это вы вздумали угощать насъ?

   - Господа! да неужто вы не понимаете? Мнѣ просто хотѣлось помирить васъ. Мни казалось, что вы не на шутку поссорились; но теперь я съ удовольств³емъ вижу, что ошибся. Да и стоитъ-ли этотъ баронишка, чтобы мы изъ-за него ссорились! Неправда-ли, Иванъ Ивановичъ? Эй, Савельевъ! подай шампанскаго!... И Егоровъ, не ожидая, возражен³я или соглас³я, бросился обнимать то меня, то Глюма.

   - Ну, право, не знаю, за что я васъ такъ люблю... Нѣтъ, вы меня просто напросто околдовали да и только... друзья мои... приговаривалъ онъ при этомъ.

   - И такъ, да здравствуютъ между нами миръ и соглас³е! За ваше здоровье, за ваше освобожден³е, друзья мои! И Егоровъ уже поднесъ было къ губамъ бокалъ, какъ въ дверяхъ неожиданно появился полицейск³й околоточный.

   - Пожалуйте скорѣе, генералъ Барановъ пр³ѣхалъ! - торопливо объявилъ.

   Словно ужаленный, бросился Глюмъ къ Егорову:

   - Батюшки, голубчики, что же мы будемъ дѣлать?... да скорѣй-же! Господи!

   - Не бѣснуйтесь, успокойтесь, Иванъ Ивановичъ, - произнесъ Егоровъ дрожащимъ голосомъ, замѣтно силясь казаться хладнокровнымъ и поставить на столъ все еще бывш³й у него въ рукѣ бокалъ съ шампанскимъ.- Пр³ѣхалъ, такъ пр³ѣхалъ; что-жъ изъ этого?... Да,- встрепенулся онъ вдругъ, обращаясь къ околоточному,- ступайте скорѣй къ генералу, сопровождайте его. Доложите, что я въ пр³емномъ покоѣ... я сейчасъ буду.

   - Карасевъ и Глюмъ находятся въ пр³емномъ покоѣ! - крикнулъ онъ вслѣдъ бросившемуся вонъ изъ кабинета околоточному.

   - Пойдемте, пойдемте, господа, живѣй! Я васъ сейчасъ пристрою.... чортъ его угораздилъ теперь пр³ѣхать!- И Егоровъ повлекъ насъ за собою въ пр³емный покой, помѣщавш³йся въ нижнемъ этажѣ того-же флигеля, въ которомъ онъ занималъ квартиру.

   - Живѣй! снимайте съ себя сюртуки, убирайтесь подъ одѣяла, закутайтесь хорошенько!... будто спите,- торопливо проговорилъ онъ, указавъ намъ на двѣ кровати, стоявш³я у самаго входа въ пр³емный покой, и, не ожидая съ нашей стороны исполнен³я, быстро оставилъ насъ.

   - Вы поскорѣй, поскорѣй... голубчикъ, Дмитр³й Александровичъ... батюшки, вдругъ войдетъ!... суетился совершенно опьянѣвш³й Глюмъ.

   Спустя минуту вошедш³й въ покой, дряхлый старичекъ-фельдшеръ - "изъ военныхъ", уже засталъ насъ мирно покоившимися подъ больничными одѣялами не подававшими и признака жизни.

   - Кто это? никакъ Иванъ Ивановичъ! Что-же это съ нимъ случилось? а это, никакъ, князь?... И оба спять... Что-то не ладно... Нужно-бы, доктору дать знать... Разбужу, право разбужу,- разсуждалъ онъ про себя, не смѣло дотрагиваясь по очередно то до меня, то до Глюма.

   - Иванъ Ивановичъ! а, Иванъ Ивановичъ! что съ вами? проснитесь!- будилъ онъ Глюма, который, однакожь, ничѣмъ не выказывалъ намѣрен³я проснуться. Почувствовавъ на лицѣ что-то ползущее, а отчасти и желая успокоить бѣднаго фельдшера, я, освободивъ изъ-подъ одѣяла голову и лицо, голосомъ больнаго, обратился къ нему:

   - Оставьте его, г. фельдшеръ, пусть спитъ. Мы немножко угорѣли: черезъ-чуръ рано закрыли трубу въ камерѣ... голова страхъ какъ болитъ.

   - Ну, это ничего, не безпокойтесь, пройдетъ. Я вотъ вамъ сейчасъ каши дамъ... - успокаивалъ меня, поспѣшивш³й оставить Глюма, фельдшеръ, производя надо мной должное изслѣдован³е: щупанье пульса и лба.

   Въ одномъ изъ угловъ комнаты, или "покоя", стоялъ покрививш³йся отъ времени, покрытый густымъ слоемъ пыли, столъ, составлявш³й,- какъ надо полагать, судя по количеству банокъ и баночекъ, и всевозможнаго вида пузырьковъ, помѣщавшихся на немъ,- аптеку пр³емнаго покоя. Это казалось тѣмъ болѣе вѣроятнымъ, что въ "покоѣ" не видно было ни шкафа и ничего такого, гдѣ-бы можно было подозрѣвать присутств³е лекарствъ и медицинскихъ инструментовъ. "Баночки" и "пузырьки" были, разумѣется, окрашены тою-же краской - пылью, что снимало всякую возможность опредѣлить, содержится-ли что-либо въ нихъ. Въ одномъ изъ такихъ "пузырьковъ"; поднесеннымъ мнѣ фельдшеромъ, оказалась, однако, какая-то мутная, безвкусная жидкость, значительную составную часть которой, - я не сомнѣваюсь,- составляла та-же пыль. Я съ отвращен³емъ проглотилъ нѣсколько капель этой жидкости - капель, долженствовавшихъ, по увѣрен³ю фельдшера, скоро сдѣлать меня здоровымъ.

   - Позвольте мнѣ оставить вамъ эти капли: неравно Иванъ Ивановичъ проснутся, вы ихъ ему дадите. Мнѣ нужно сбѣгать къ доктору. До свидан³я-съ!... Къ вечеру будете здоровы,- оставилъ меня заботливый фельдшеръ, предварительно сунувъ мнѣ подъ подушку цѣлебный пузырекъ: въ "покоѣ", кромѣ кроватей и вышеупомянутаго стола, никакой мебели не было.

   Глюмъ настолько проникся своею ролью, что сдѣланная мною, по уходѣ фельдшера, попытка заговорить съ нимъ осталась напрасною: онъ лежалъ неподвижно, не издавая ни одного звука. Если-бы не кратковременность нашего пребыван³я въ пр³емномъ покоѣ, я подумалъ-бы, что онъ и въ самомъ дѣлѣ спитъ. Предоставленный собственнымъ впечатлѣн³ямъ, я въ первый разъ внимательно оглядѣлъ свое ложе. Обзоръ этотъ привелъ къ тому, что я, не смотря на просьбу Егорова, "закутайтесь будто спите", быстро оставилъ кровать, облекся въ свой сюртукъ, и за неимѣн³емъ стула или табурета, на которомъ можно было-бы присѣсть, на ходу сталъ избавлять себя отъ тѣхъ нежеланныхъ гостей, которые, уже однажды, въ достопамятную для меня ночь, проведенную "на слѣдственной",- завладѣли моей особой. Я негодовалъ не только на Егорова, которому не могло быть неизвѣстно состоян³е предложенныхъ имъ къ нашимъ услугамъ постелей, но и на самаго себя, такъ довѣрчиво воспользовавшагося одною изъ нихъ. Въ самомъ дѣлѣ, достаточно было-бы болѣе внимательно взглянуть на подушки и одѣяла, которыми были покрыты помѣщавш³яся въ "покоѣ" пять кроватей, чтобы отшатнуться отъ нихъ, не смотря ни на какую просьбу. Одѣяла изъ солдатскаго сукна, отъ времени, огня и различныхъ медикаментовъ,- о томъ, другомъ и третьемъ свидѣтельствовали множество заплатъ, выжженныхъ дыръ и, всевозможныхъ цвѣтовъ и размѣровъ пятна,- давно потеряли свой первоначальный, сѣрый цвѣтъ. Каждая заплата служила убѣжищемъ для отвратительныхъ насѣкомыхъ, гнѣздившихся по ея причудливымъ швамъ. Мочальныя подушки, необыкновенной твердости, были покрыты, буквально, черными отъ грязи и пыли наволочками грубаго,- такъ называемаго "подкладочнаго",- холста. Простыни, изъ того-же холста, были не менѣе грязны и также покрыты заплатами и пятнами отъ раздавленныхъ насѣкомыхъ. Мочальные матрацы изобиловали клопами. Вообще, вся обстановка "пр³емнаго покоя" - невысокой, грязной, квадратной комнаты, съ тремя, выходившими на дворъ полицейскаго дома, окнами, также покрытыми пылью и паутиной, свидѣтельствовала о совершенной заброшенности и отсутств³и всякаго надзора и заботливости. Не оставалось сомнѣн³я, что постельное бѣлье съ незапамятныхъ временъ не смѣнялось; одѣяла никогда не выколачивались; матрацы и подушки оставались неприкосновенными съ перваго дня ихъ существован³я.

   - Послушайте, зачѣмъ вы встали? ложитесь скорѣе!... Прошу васъ... генералъ придетъ... Егорову достанется, вдругъ заявилъ о себѣ Глюмъ.

   Я указалъ ему нѣкоторое мѣсто на одѣялѣ, которымъ онъ былъ покрытъ, и на его собственный жилетъ, по которому свободно разгуливали извѣстнаго рода насѣкомыя.

   Мой наглядный, хотя и молчаливый, отвѣтъ подѣйствовалъ на Глюма лучше всякихъ словъ: онъ уже болѣе не помнилъ о томъ, что генералъ можетъ придти и что Егорову можетъ достаться. Живо сбросивъ на полѣ одѣяло и подушку, онъ также принялся освобождать себя отъ насѣкомыхъ, сопровождая эту операц³й громкими,- неизвѣстно, впрочемъ, къ кому адресованными,- проклят³ями и ругательствами.

   - Нельзя-ли потише, господа! Генералъ на дворѣ!- не замедлилъ раздаться голосъ Савельева, неожиданно очутившагося въ дверяхъ "покоя". Оказалось, что оставивъ насъ въ "покоѣ", Егоровъ не преминулъ, въ тоже время, распорядиться,- "ради формы", какъ онъ потомъ объяснилъ,- поставить у "покоя", въ качествѣ часовыхъ, двухъ полицейскихъ служителей; однимъ изъ такихъ часовыхъ былъ Савельевъ.

   При вѣсти: "генералъ на дворѣ", Глюмъ мгновенно умолкъ, поспѣшно поднялъ съ пола одѣяло и подушку и, плюнувъ нѣсколько разъ по обѣ стороны кровати, вторично улегся на ней, прикрывъ себя своимъ сюртукомъ: одѣяло и подушка нашли себѣ мѣсто въ ногахъ. Я не счелъ нужнымъ послѣдовать его примѣру и рѣшился, стоя у окна, выжидать появлен³я генерала.

   - Это чортъ знаетъ что такое!... тьфу гадость!... покорно благодарю... тьфу, тьфу!... отплевывался Глюмъ, ворочаясь на своемъ непривлекательномъ ложѣ.

   Тотъ-же Савельевъ, спустя минуту, возвѣстилъ радостную вѣсть: "Генералъ уѣхалъ!" Нечего и говорить, что Глюмъ со всѣхъ ногъ бросился вонъ изъ "покоя". Оставляя его съ не меньшей охотой, но далеко не съ такой поспѣшностью, я обратилъ вниман³е на деревянную перегородку въ небольшомъ, узенькомъ, полутемномъ корридорчикѣ, составлявшемъ какъ-бы переднюю "пр³емнаго покоя".

   - Это - для женщинъ,- пояснилъ мнѣ Савельевъ, вводя меня за перегородку.

   Пространство между стѣной и перегородкой было занято четырьмя кроватями, съ такими-же постельными принадлежностями, какъ и въ описанномъ уже помѣщен³й "покоя". Разница между тѣмъ и другимъ помѣщен³ями заключалась въ томъ, что въ первомъ, независимо отъ свободнаго, ничѣмъ не занятаго, пространства, кровати стояли одна отъ другой на извѣстномъ разстоян³и; тутъ-же, въ помѣщен³и "для женщинъ", свободнаго пространства вовсе не было, и кровати тѣсно примыкали одна къ другой, составляя какъ-бы сплошную массу.

   Конечно, не каждому изъ читателей извѣстно, что такое "пр³емный покой" и чѣмъ онъ долженъ быть? Полагаю, поэтому, не лишнимъ сказать объ этомъ нѣсколько словъ.

   При каждомъ полицейскомъ домѣ имѣется особое помѣщен³е, называемое "пр³емнымъ покоемъ", предназначенное для пр³ема внезапно заболѣвшихъ и вообще нуждающагося въ немедленной медицинской помощи бѣднаго люда, не всегда имѣющаго возможность воспользоваться врачебною помощью у себя на дому. На обязанности частнаго (т. е. состоящаго при полицейской части врача и фельдшера лежитъ, между прочимъ, подан³е первой полощи всякому больному, доставленному въ "покой" родственниками, дворникомъ или городовымъ. Такой больной оставляется въ "пр³емномъ покоѣ" до отправлен³и его въ одну изъ мѣстныхъ больницъ. Въ тѣхъ рѣдкихъ случаяхъ, когда въ мѣстныхъ больницахъ не бываетъ свободныхъ мѣстъ, что, обыкновенно, бываетъ во время эпидем³й, так³е больные остаются на излечен³и въ "пр³емныхъ покояхъ". Кромѣ того, "пр³емный покой" служитъ часто мѣстомъ для бѣдныхъ роженицъ, прибѣгающихъ къ помощи живущей при "пр³емномъ покоѣ" частной акушерки; а иногда, тамъ помѣщаются присылаемыя разными оффиц³альными мѣстами и лицами, для испытан³я, лица, умственныя способности которыхъ почему-либо заподозрѣны. Понятно, что въ-томъ-же "покоѣ" подается первое пособ³е и заболѣвающимъ арестантамъ, содержащимся при полицейскомъ домѣ. Ни одинъ такой арестованный не можетъ быть принять въ тюремную больницу безъ предварительнаго засвидѣтельствован³я его болѣзни частнымъ врачемъ. Содержан³е "пр³емнаго покоя", т. е. отоплен³е, освѣщен³е, наблюден³е за чистотой, исправное содержан³е кроватей, и проч., лежитъ всецѣло на обязанности смотрителя полицейскаго дома. Въ "пр³емный покой", обыкновенно, никто изъ посѣщающихъ полицейск³й домъ начальствующихъ лицъ не заглядываетъ; частный врачъ, большею частью, "водить дружбу" съ смотрителемъ, чѣмъ и объясняется возможность существован³я "пр³емныхъ покоевъ", подобныхъ вышеописанному.

   - Такъ скоро изволили поправиться, князь? A Иванъ Ивановичъ какъ? - освѣдомился у меня заботливый фельдшеръ, съ которымъ я столкнулся у входныхъ дверей "пр³емнаго покоя".

   - Какъ я, такъ и Иванъ Ивановичъ, благодаря вашимъ старан³ямъ, очень скоро поправились. Пузырекъ, который вы мнѣ дали, я оставилъ подъ подушкой.

   - Помилуйте-съ!.. Не соблаговолите-ли на чаекъ?... А пузырекъ потрудитесь взять, - спасибо скажете: не равно голова заболитъ, примете 15 капель - и какъ рукой сниметъ...

   - Очень вамъ благодаренъ-съ,- расшаркался онъ предо мной, послѣ того, какъ я, поблагодаривъ его, въ свою очередь, за чудодѣйственный пузырекъ, наградилъ его усерд³е и заботливость рублевой депозиткой.

   - Славный баринъ!.. рублевка!.. Пойду, выпью за его здоровье,- вслухъ произнесъ онъ мнѣ вслѣдъ.

   Глюма я нашелъ въ конторѣ полицейскаго дома, гдѣ онъ, въ ожидан³и Егорова, что-то, въ полголоса, объяснялъ Павлу Алексѣевичу. Судя по жестамъ, сопровождавшимъ его рѣчь, и потому, что онъ часто отплевывался, можно было безошибочно заключить, что рѣчь идетъ объ обстоятельствахъ нашего пребыван³я въ "пр³емномъ покоѣ".- Почти вслѣдъ за мной, въ контору явился Егоровъ.

   - Генералъ остался очень доволенъ... нѣсколько разъ принимался жать мнѣ руку, благодарилъ, благодарилъ... радостно объявилъ онъ, ни къ кому въ отдѣльности не обращаясь.- Ну, а какъ вы поживаете, мои слабые больные? ха-ха-ха!- И, схвативъ мою руку, Егоровъ залился громкимъ смѣхомъ.

   - Можете идти обѣдать, Павелъ Алексѣевичъ; вы - также. - Послѣдн³я слова относились къ двумъ, занимавшимся въ то время въ конторѣ писцамъ; тотъ и друг³е не замедлили удалиться.

   - Нѣтъ, идея-то какова! а? въ пр³емный покой!.. Ха-ха-ха!.. Конечно, я не боюсь, я стою такъ твердо... Но нѣтъ, нѣтъ, идея-то какова? Ха-ха-ха!..

   - Идея, сама по себѣ, не дурна; дурно только то, что именно намъ пришлось осуществлять ее... Нечего сказать, угостили вы-таки насъ!.. произнесъ я, обращаясь въ все еще продолжавшему хохотать Егорову.

   - Да-съ, спасибо-съ! - подтвердилъ, въ свою очередь Глюмъ. Выражен³е лица послѣдняго было очень мрачное.

   - Что съ тобой? Иванъ Ивановичъ!.. Вы, и въ самомъ дѣлѣ, на что-то претендуете? Ну, эка важность, что пришлось съ четверть часа полежать въ пр³емномъ покоѣ! - сдерживая смѣхъ, обратился Егоровъ къ Глюму, пытливо въ него вглядываясь.

   - Полежать-то-бы еще куда вы шло, а вотъ быть отданнымъ заживо на съѣден³е насѣкомыхъ - не совсѣмъ пр³ятно.

   При послѣднихъ словахъ моихъ, Егоровъ быстро вскочилъ со стула и, какъ-бы что-то соображая, схватился за лобъ.

   - Ну, простите, господа, совсѣмъ изъ ума вонъ! - произнесъ онъ послѣ минутнаго молчан³я.- Виноватъ... пожалуйста не сердитесь. Угораздило-же этого Баранова пр³ѣхать не во время! Сгоряча и забылъ, что у насъ пр³емный покой не особенно чисто содержится... Не сердитесь-же, господа!..

   - Мнѣ-то, положимъ, не привыкать-стать: послѣ "слѣдственной".

   - Вы злопамятны, Дмитр³й Александровичъ! - обиженнымъ тономъ перебилъ меня Егоровъ. - Знаете пословицу: "кто старое помянетъ, тому глазъ вонъ"? А, вотъ и Амал³я Карловна! она насъ сейчасъ помиритъ,- радостно воскликнулъ онъ вдругъ, увидавъ изъ окна въѣзжавшую на дворъ коляску, въ которой важно покоилась тучная фигура "чудеснѣйшей женщины".

   Само собою разумѣется, что "благодѣтель" бросился встрѣчать ее,

   - Не упускайте, князь... лакомый кусочекъ!.. Пятьдесятъ тысячъ чистаганомъ! - счелъ нужнымъ напомнить мнѣ Егоровъ.

   - Здравствуйте, monsieur Егоровъ! - развязно произнесла показавшаяся-было въ дверяхъ Амал³я Карловна. - Ахъ, вы не одни? Мое почтен³е, князь!- церемонно, съ видомъ оскорбленнаго достоинства, промолвила она, удостоивъ меня важно-медленнымъ, легкимъ поклономъ.

   - Сердится... извинитесь! - поспѣшилъ шепнуть мнѣ Глюмъ.

   - A у насъ только что шла рѣчь, именно по поводу васъ,- совершенно свободно, нисколько не стѣсняясь моимъ присутств³емъ, началъ повѣствовать Егоровъ.- Князь глубоко сокрушался, что болѣзненное состоян³е заставило его навлечь на себя ваше неудовольств³е. Онъ увѣряетъ, что вы его ни за что не простите. Я принялъ на себя смѣлость спорить... безуспѣшно, однако. Не разрѣшите-ли вы, Амал³я Карловна, нашъ споръ?

   Окинувъ меня быстрымъ, но пристальнымъ взглядомъ, Амал³я Карловна принявъ вызывающую и, въ тоже время, рельефно обрисовывавшую ея роскошныя формы, позу, кокетливо произнесла: