Линев Дмитрий Александрович - По тюрьмам

цейскому служителю.

   Толпа полицейскихъ не замедлила удалиться; камеры были заперты, водворилась необыкновенная тишина,

   Суровость, грозное выражен³е мигомъ исчезли съ лица Егорова, какъ только онъ произнесъ:

   - Любопытствуете, князь? Какъ ваша головная боль?

   Въ голосѣ его слышались мягкость, ласковость. Невѣроятнымъ казалось, что это тотъ самый человѣкъ, который не минуту, а всего только нѣсколько секундъ тому назадъ, представлялъ собою какое-то грозное, страшно-гнѣвное, неумолимое божество. Я вторично высказалъ ему свое удивлен³е его чудной способности моментально, по своему произволу, измѣнять свое настроен³е.

   - Инымъ на такомъ мѣстѣ и быть нельзя,- самодовольно отвѣтилъ, замѣтно очень польщенный, Егоровъ.- Тутъ, батюшка, нужно быть особеннымъ человѣкомъ; да-съ, особеннымъ. Знаете вы, чѣмъ вотъ эта самая истор³я пахла? - понизивъ голосъ, таинственно продолжалъ онъ.- У другого смотрителя, для того, чтобы усмирить этихъ бродягъ, потребовалась-бы, по крайней мѣрѣ, рота солдатъ... рапорты, донесен³я. Тутъ-бы сегодня и полицеймейстеръ, и прокуроръ, и всякое начальство перебывало. Глядишь, еще какой-нибудь писака пронюхалъ-бы и съ дуру прямо и хватилъ: въ такомъ-то, молъ, полицейскомъ домѣ взбунтовались арестанты, для усмирен³я которыхъ потребовалось, войско. Дознано, что причины бунта гнѣздятся въ злоупотреблен³яхъ домовой администрац³и. Арестанты заявили... ну, словомъ, плохо кормятъ, по головкѣ не гладятъ и т. д. Чѣмъ-же кончается? глядишь, и смотрителя вонъ, и помощника вонъ, и арестантовъ подъ судъ... Вѣрно, вѣрно; увѣряю васъ. A у меня вы видѣли, какой оборотъ дѣло получило? Я теперь, по крайней мѣрѣ, на мѣсяцъ застрахованъ не только отъ какого-нибудь бунта., но и вообще даже отъ простаго, незначительнаго нарушен³я тюремной дисциплины. Такъ-то, князь! Всякое дѣло мастера боится. Приходите-ка въ контору посидѣть...- Бѣдненьк³й Иванъ Ивановичъ и не чуетъ бѣды,- наклонился вдругъ Егоровъ въ моему уху,- жалко мнѣ его, жалко; а ничего не подѣлаешь... бѣдовый вы человѣкъ, князь: скоро побѣждаете...

   Я было покусился сдѣлать возражен³е, но "золотой человѣкъ" замахалъ руками и, продолжая на ходу шутить, оставилъ корридоръ.

   - Ушелъ, анаѳема! - радостно объявилъ кто-то въ "слѣдственной" камерѣ.

   - Тише, чо-ортъ! Чего орешь? можетъ, еще здѣсь стоитъ!- немного тише замѣтили ему.

   - A я вотъ спрошу: этотъ баринъ, который съ нами-то сидѣлъ, не разсердится.

   - Баринъ! а баринъ! - махалъ мнѣ рукой мальчикъ изъ "слѣдственной".

   Я подошелъ и подтвердилъ, что "анаѳема" ушелъ. Черезъ минуту камера огласилась хохотомъ. Одинъ изъ "слѣдственныхъ" принялся очень удачно представлять Егорова. Дежурный полицейск³й служитель болѣе не препятствовалъ "баловаться", вѣроятно, опасаясь возможности повторен³я истор³и. Въ "мировой" камерѣ, напротивъ, все хранило гробовое молчан³е. Кандалы, толпа полицейскихъ и несомнѣнное могущество Егорова, видимо, произвели сильное впечатлѣн³е на мало бывалыхъ "мировыхъ".

   - Чего тамъ или умерли всѣ? Бабы! живы-ли? Или слабо?- тщетно поддразнивали ихъ "слѣдственные". "Мировые" ни слова не отвѣчали.

   Появлен³е Савельева съ обѣдами "изъ гостинницы" заставило меня прекратить свои наблюден³я надъ "усмиренными". Однако, прежде, чѣмъ оставить корридоръ, я полюбопытствовалъ у дежурнаго полицейскаго служителя объ участи, постигшей "Петруху", изъ карцера котораго уже давно не доносилось стука и крика.

   - Того-то скоро усмирили... ажь жалко стало! - отвѣтилъ онъ мнѣ.

   - Что-же такъ, жалко? - спросилъ я, смутно догадываясь въ чемъ дѣло.

   - Да такъ... ужь очень шибко его побили... связанный лежитъ... послѣдовалъ нерѣшительный отвѣтъ.

   Я отъ души пожалѣлъ "Петруху".

  

   - Наконецъ-то вы бросили свои наблюден³я! A мы ужь, признаться, рѣшили не безпокоить васъ и утолить безъ васъ свой голодъ... Садитесь-же скорѣй! - нетерпѣливо произнесъ, видимо изрядно проголодавш³йся "благодѣтель", принимаясь при входѣ моемъ "хозяйничать", т. е. наполняя супомъ тарелки.

   - Простите, милѣйш³й Иванъ Ивановичъ; впредь обѣщаю быть аккуратнѣе... согласитесь сами, вѣдь это интересно...

   - Что такое интересно? - перебилъ онъ меня.

   - Да, вотъ этотъ самый бунтикъ... причины, его вызвавш³я,. способъ усмирен³я... Меня, по крайней мѣрѣ, это живо заинтересовало. На свободѣ, так³я размашистыя картинки, право, не скоро увидишь. Да и другого Егорова, пожалуй, поискать надо! Какъ вы думаете, баронъ?

   - Ну, я думаю, если-бы на свободѣ так³е подвиги, какими обыкновенно, здѣсь почти ежедневно отличается Егоровъ, имѣли столько-же шансовъ на безнаказанность, сколько Егоровъ имѣетъ здѣсь, то, пожалуй, такихъ героевъ и не пришлось-бы искать: они попадались-бы намъ на каждомъ шагу.

   Глюмъ, не то съ сожалѣн³емъ, не то съ презрѣн³емъ, посмотрѣлъ на барона. Трудно было точно опредѣлить то выражен³е, какое приняло его лицо, когда онъ, оставивъ на минуту свою ложку, взглянулъ на барона своими масляными глазами.

   - Что вы на меня такъ посмотрѣли? - спросилъ его баронъ.

   - Такъ-съ, ничего-съ... я вамъ въ другой разъ про это скажу.

   - Почему-же въ другой разъ, а не теперь?

   - A ужь это позвольте мнѣ знать, - рѣзко отвѣтилъ ему Глюмъ и, почему-то, при этомъ пристально, съ насмѣшливой улыбкой, посмотрѣлъ на ветх³я рейтузы и сапоги барона.

   Глюмъ, вообще, не долюбливалъ барона, и не долюбливалъ, кажется, именно за эти ветх³я рейтузы, плох³е сапоги, словомъ - за его видимую бѣдность. Точно также, по той-же причинѣ, онъ не долюбливалъ и Де-Трайля; но послѣдн³й относился къ Глюму съ наружнымъ уважен³емъ, всегда во всемъ соглашался съ нимъ и нерѣдко принималъ отъ Глюма нѣкоторыя подачки, какъ, напримѣръ, ¹/₄ фунта табаку, осьмушку чаю, остатки отъ обѣда или завтрака и т. п., чѣмъ и давалъ ему право на фамильярное съ собою обращен³е, доходившее до того, что очень часто Глюмъ, не желая безпокоить себя, подыматься со стула или кровати, обращался къ Де-Трайлю: "а ну-ка, подайте мнѣ спички!" или: "сходите, пожалуйста, внизъ, позовите мнѣ Савельева". Баронъ-же, напротивъ, слишкомъ замѣтно не уважалъ Глюма, не позволялъ ему съ собой ни малѣйшей Фамильярности и, до моего прибыт³я, врядъ-ли обмѣнялся съ нимъ хоть-бы словомъ. И Глюму было очень непр³ятно, что эта "голь перекатная", которая такъ "кичится" передъ нимъ, получила вдругъ право обѣдать съ нимъ за однимъ столомъ и, вмѣсто черстваго хлѣба и колбасы на 3 коп., пользоваться почти такимъ-же обѣдомъ, какимъ пользуется и онъ, Глюмъ.

   - Напрасно вы, князь, кормите этого барона... говорилъ онъ мнѣ наканунѣ въ конторѣ.- Охота вамъ тратиться! увѣряю васъ, что это самый неблагодарный человѣкъ. По моему, лучше Де-Трайлю помочь: тотъ, по крайней мѣрѣ, спасибо скажетъ. A вѣдь этотъ, даромъ, что голъ, какъ соколъ, а все хочетъ корчить изъ себѣ барина. Да и зачѣмъ ему обѣдъ? Спросите-ка его: когда онъ обѣдалъ?

   Ничто такъ не бѣсило Глюма, какъ когда баронъ заговаривалъ со мною по французски. Онъ тогда или поспѣшно убирался "внизъ", или отводилъ душу, шопотомъ бесѣдуя съ Угровымъ, Очень часто такая бесѣда кончалась тѣмъ, что "благодѣтель", выведенный изъ себя продолжительностью нашего разговора, безцеремонно перебивалъ насъ словами: "Да будетъ-же вамъ, господа, бока-то намъ мыть! Говорите по-русски"!

   Какъ нарочно, послѣ рѣзкаго отвѣта Глюма, баронъ сдѣлалъ мнѣ какой-то вопросъ, на томъ-же, ненавистномъ Глюму, французскомъ языкѣ. Глюмъ быстро рѣшилъ, что баронъ непремѣнно говоритъ о немъ и ужь, конечно, не доброе говоритъ. Хмѣльное состоян³е располагало къ воинственности. И вотъ, достопочтенный Глюмъ, обыкновенно, чаще всего, столь любезный и почтительный, недолго думая, бросаетъ, ложку и, ударяя кулакомъ по столу, громогласно. объявляетъ, что онъ понимаетъ, что говоритъ о немъ баронъ а что онъ поэтому требуетъ, чтобы баронъ не медленно-же передъ нимъ извинился.

   - Сейчасъ-же! с³ю минуту! - какъ-то особенно выкрикнулъ побагровѣвш³й Глюмъ.

   - А-а! вы еще изволите улыбаться? - внѣ себя воскликнулъ Глюмъ, замѣтивъ на лицѣ барона невольную улыбку. - Всяк³й голышъ, всяк³й нищ³й будетъ надо мной смѣяться!..

   Въ камерѣ раздался звукъ звонкой пощечины. Съ крикомъ: "дежурный! дежурный!" получивш³й эту пощечину "благодѣтель" бросился изъ камеры.

   - Въ васъ мало самообладан³я, баронъ; можно было безъ этого обойтись,- сказалъ я, искренно досадуя на барона.

   - Нѣтъ, я съ вами не согласенъ: безъ "этого" нельзя было обойтись,- мягко отвѣтилъ мнѣ видимо взволнованный баронъ.- Не дай я ему этой пощечины, онъ еще до сихъ поръ продолжалъ-бы самодурствовать. Притомъ, какъ хотите, употребленныя имъ выражен³я отнюдь не располагали, къ хладнокровному дѣйств³ю. Человѣкъ, на каждомъ шагу, старается напомнить вамъ, что вы нищ³й и что, въ силу этого обстоятельства, вы существо низшее, которое онъ, богатый мошенникъ Глюмъ, можетъ третировать, какъ и сколько ему угодно; человѣкъ, наконецъ, выходитъ изъ себя безъ всякаго повода, оскорбляетъ васъ... Нужно-жь было конецъ положить этому? Слово не помогло-бы; оно было-бы безсильно остановить его. Вы, впрочемъ, менѣе всѣхъ имѣете причину печалиться, Дмитр³й Александровичъ: вы такъ любите присутствовать при егоровскихъ "расправахъ"...

   Но меня именно и безпокоила эта "расправа". Глубоко досадуя на Соте, такъ плохо пользовавшагося урокомъ прошлаго, меня, въ то-же время, очень тревожили вѣроятныя послѣдств³я его самоуправства, впрочемъ, несомнѣнно, въ значительной степени, оправдываемаго поведен³емъ Глюма. Можно было ожидать, что Егоровъ приметъ особенно близко къ сердцу дѣло своего друга Глюма и раздѣлается съ нимъ не просто "по своему", а какимъ-нибудь еще особеннымъ, новымъ, мнѣ неизвѣстнымъ, необыкновеннымъ образомъ.

   - Успокойтесь, Дмитр³й Александровичъ: увѣряю васъ, что въ карцеръ онъ меня не посадитъ и оковъ точно также не надѣнетъ,- сказалъ мнѣ баронъ послѣ того, какъ я высказалъ ему мои опасен³я.- Съ благородными субъектами у него, вѣроятно, другая расправа, и вѣрнѣе всего, что Егоровъ удивитъ насъ: онъ поступитъ именно такъ, какъ мы вовсе и не ждемъ.

   - Ну, это врядъ-ли такъ; вы напрасно ждете отъ него какой-то особой деликатности. Я совѣтую вамъ запастись хладнокров³еѵъ. Впрочемъ, позвольте... Я остановился вдругъ на мысли сойдти "внизъ" и предупредить неизбѣжное, по моему мнѣн³ю, опасное столкновен³е Егорова съ Соте.

   - Куда вы? - остановилъ меня баронъ.- Пожалуйста, не ходите. Прошу васъ. Я-же, наконецъ, не ребенокъ, Дмитр³й Александровичъ. Однако, напугалъ онъ васъ. Воспользуемтесь-ка лучше медленностью Егорова и покончимте пока съ обѣдомъ.

   Я не противилася и, слѣдуя примѣру барона, принялся за забытый обѣдъ.

   Но вотъ мы и пообѣдать успѣли; "халуй" успѣлъ ужь и самоваръ подать на столъ, а Егоровъ, вопреки моему ожидан³ю, все еще не жаловалъ. Прошло съ добрый часъ времени, пока, наконецъ, кто-то постучалъ въ дверь корридора. Это былъ околоточный.

   - Потрудитесь, баронъ, сойти внизъ къ смотрителю,- мрачно, почти не смотря на барона, объявилъ онъ, здороваясь со мою и Угровымъ.

   - Иванъ Ивановичъ тамъ? - спросилъ я околоточнаго.

   - Кажется... не замѣтилъ,- уклончиво отвѣтилъ онъ.- Пожалуйте-же скорѣй! Что вы тамъ копаетесь? - строго обратился онъ къ барону.

   - Если вамъ некогда, то я васъ не задерживаю. Вы видите, что я одѣваюсь: не въ халатѣ-же мнѣ идти въ контору?- сдержанно отвѣтилъ ему Соте, неторопливо одѣваясь въ свой поношенный сюртукъ.

   - И я пойду съ вами: мнѣ нужно поговорить съ смотрителемъ,- сказалъ я, отправляясь вслѣдъ за околоточнымъ и Соте "внизъ". Я, конечно, не встрѣтилъ препятств³й и вошелъ вмѣстѣ съ нимъ въ контору. Я напрасно искалъ глазами Глюма: его тамъ не было.

   - Вы ко мнѣ, Дмитр³й Александровичъ? Я теперь немножко занятъ... Нельзя-ли послѣ? - озабоченно сказалъ мнѣ Егоровъ, замѣтно стараясь выпроводить меня изъ конторы.

   - Ничего, я посижу. Можно посмотрѣть сегодняшн³й приказъ по полиц³и? - притворился я непонимавшимъ смысла его словъ и, не ожидая приглашен³я, сѣдъ на стулъ. Егоровъ неохотно подалъ мнѣ суточный приказъ.

   - Г. Глюмъ заявилъ мнѣ на васъ жалобу,- незначительно возвысивъ голосъ, обратился онъ къ барону. - Вы не отрицаете, что вы ударили его?

   - Нѣтъ.

   - Мнѣ очень прискорбно, что вы такимъ образомъ оказываетесь виновнымъ въ буйствѣ, ставящемъ меня въ весьма непр³ятную для меня необходимость привести надъ вами въ исполнен³е то, что мнѣ предписываетъ законъ.- Подайте мнѣ четырнадцатый томъ!- приказалъ онъ письмоводителю.

   Четырнадцатый томъ, который мнѣ уже однажды предъявлялъ Егоровъ въ доказательство своего права поставлять достойнымъ арестантамъ вино, былъ, собственно говоря, не томъ, а старенькая, замасленная и оборванная инструкц³я смотрителю губернскаго тюремнаго замка, при которой находилось еще нѣсколько листовъ изъ устава о содержащихся подъ стражею.

   Раскрывъ свой четырнадцатый томъ, Егоровъ принялся перелистывать его немног³я страницы; остановившись на одной изъ нихъ, онъ подалъ "томъ" барону съ словами:

   - Неугодно-ли прочитать 229 статью?

   - Я знаю эту статью,- отвѣтилъ ему Соте, заглянувъ въ "томъ" и возвращая его обратно.

   - Тѣмъ лучше. Въ такомъ случаѣ, мнѣ остается. только сказать вамъ, что, на основан³и этой извѣстной вамъ статьи, я васъ обязанъ наказать шестидневнымъ содержан³емъ въ карцерѣ. Ограничусь относительно васъ средней мѣрой взыскан³я: вы просидите четыре дня.

   - Распорядитесь! - приказалъ онъ околоточному; но баронъ остановилъ послѣдняго, вдругъ обратился къ Егорову съ вопросомъ:

   - Вы не шутите?

   - Извольте исполнить мое приказан³е! Посадите этого господина въ карцеръ,- вмѣсто отвѣта на вопросъ барона, повторилъ Егоровъ свое приказан³е.

   Ничего не говоря, баронъ съ достоинствомъ подошелъ къ столу, сѣлъ на свободный табуретъ и, взявъ въ руки перо, спокойно произнесъ:

   - Позвольте мнѣ листъ бумаги?

   - Запишите сейчасъ въ книгу: за буйство, непослушан³е и сопротивлен³е - на шесть дней въ карцеръ. Дайте ему листъ бумаги! - грозно приказалъ Егоровъ, нервно закуривая сигару.

   На крикъ его: "эй! кто тамъ?". Въ конторѣ показался Савельевъ.

   - Конвой сюда! три человѣка!

   Спустя нѣсколько минутъ, явился и конвой. Я возвратилъ Егорову суточный приказъ.

   - Вы имѣли мнѣ что-то сказать? Я сейчасъ къ вашимъ услугамъ,- сказалъ онъ мнѣ, медленно, словно что-то обдумывая, вставая со стула.

   - Когда онъ кончитъ писать, доложить мнѣ, я буду во второмъ этажѣ,- объявилъ онъ околоточному.- Пойдемте, Дмитр³й Александровичъ!

   Мы молча поднялись по лѣстницѣ и вошли въ просторный корридоръ втораго этажа, гдѣ, взявъ меня подъ руку, Егоровъ промолвилъ:

   - Ну, что хорошенькаго?... Пройдемтесь немного.

   Я сознался Егорову, что, въ дѣйствительности, я ничего сказать ему не имѣю и что я сошелъ въ контору съ единственною цѣлью посмотрѣть его судъ и расправу надъ барономъ.

   - Я справедливъ, Дмитр³й Александровичъ, и различ³й не дѣлаю. Баронъ-ли, разночинецъ-ли, для меня, въ этомъ случаѣ, все равно. Я не могу оставлять так³я вещи безнаказанными,- тономъ глубокаго убѣжден³я отвѣтилъ мнѣ Егоровъ, продолжая ходить подъ руку со мною по корридору.

   Потребовалось, конечно, не мало самообладан³я, чтобы ничѣмъ не дать замѣтить Егорову истинное впечатлѣн³е, произведенное на меня его тирадой, его замѣчательными, по своей нахальности и беззастѣнчивости, словами: "я справедливъ... различ³й не дѣлаю".

   Арестантовъ не было видно у рѣшетокъ. Вѣроятно, наученные поучительнымъ примѣромъ "Петрухи", какъ горько поплатившагося за свое непозволительное любопытство, содержащ³еся въ камерахъ втораго этажа, замѣтивъ присутств³е въ корридорѣ Егорова, прижались къ нарамъ, съ видимою цѣлью избѣжать привлечь чѣмъ-нибудь на себя его вниман³е.

   - Конечно, вы и Глюма наказали?

   - Его-то за что? - съ непритворнымъ удивлен³емъ спросилъ меня, въ свою очередь, Егоровъ.

   - Какъ за что! Впрочемъ, вамъ врядъ-ли извѣстны подробности. - Естественно думать, что, жалуясь вамъ, Иванъ Ивановичъ не преминулъ скрыть отъ васъ именно то, что вызвало самоуправство барона. А между тѣмъ, по моему мнѣн³ю, Иванъ Ивановичъ тутъ виноватъ ничуть не менѣе. Вѣдь это было при мнѣ. Если угодно, я вамъ съ стенографическою точностью передамъ, какъ было въ дѣйствительности дѣло.

   - Пожалуйста, сдѣлайте одолжен³е...

   Разсказавъ Егорову истор³ю "пощечины", я позволилъ себѣ выразить мнѣн³е, что "справедливость", которою онъ, Егоровъ, только что гордился, несомнѣнно требуетъ, чтобы и Глюмъ былъ наказанъ.

   - Нѣтъ-съ, позвольте-съ... я съ вами не согласенъ. Разъ Соте позволилъ себѣ непосредственно расправиться съ Глюмомъ, онъ уже, этимъ самымъ, потерялъ всякое право на наказан³е его за причиненныя имъ ему дерзости. Да и помилуйте! Иванъ Ивановичъ такой прекрасный, такой мирный человѣкъ... Вотъ онъ ужь у меня не первый мѣсяцъ сидитъ, а я ни разу не имѣлъ причины быть имъ чемъ-либо недовольнымъ. A этотъ господинъ, право, ужь очень много о себѣ думаетъ; немного крылья ему подрѣзать, пожалуй, и не мѣшаетъ. Ну, что такое, что онъ баронъ? Во-первыхъ, такихъ бароновъ, какъ онъ неспособныхъ даже прокормить себя, я ужь не въ первый разъ вижу у себя; а, во-вторыхъ, извините меня, Дмитр³й Александровичъ, разъ человѣкъ попалъ въ тюрьму, онъ долженъ забыть всѣ свои титулы и чины и долженъ, для собственнаго-же спокойств³я, мириться съ необходимостью подчиняться тюремному начальству.

   - Но не посадите-же вы его, въ самомъ дѣлѣ, въ карцеръ?- перебилъ я Егорова.

   - Я обязанъ его посадить, обязанъ, какъ смотритель. Законъ даетъ мнѣ право въ извѣстной степени, облегчать положен³и арестованнаго, по моему мнѣн³ю заслуживающаго того своимъ поведен³емъ или по другимъ обстоятельствамъ. Меня нельзя упрекнуть, что я не пользуюсь этимъ правомъ. Вы сами очень хорошо видите, что я готовъ допустить многое... для васъ, для Глюма. Но къ барону я не имѣю повода даже быть снисходительнымъ; напротивъ, онъ самъ заставляетъ меня быть къ нему особенно строгимъ. Вы сами видѣли, какъ онъ себя держитъ?.. Ну, посудите сами: вѣдь, какъ-бы то ни было, я смотритель, я здѣсь начальникъ.

   Его прервалъ околоточный, доложивш³й, что баронъ кончилъ писать.

   - Пришлите мнѣ сюда, что онъ тамъ написалъ,- отвѣтилъ ему Егоровъ.

   Пока у меня въ карманѣ еще имѣлось нѣсколько извѣстнаго достоинства депозитокъ я чувствовалъ себя настолько сильнымъ, чтобы въ любую минуту избавить Соте отъ карцера. Но Соте былъ такъ убѣжденъ, что Егоровъ не позволитъ себѣ поступить съ нимъ такимъ образомъ, что я, не смотря на произнесенный уже Егоровымъ приговоръ, ждалъ чего-то.

   Это "чего-то" меня крайне интересовало даже независимо участи барона. Обнаруженныя Егоровымъ, при "усмирен³и бунта", оригинальныя тактическ³я способности показали мнѣ, что я еще далеко не изучилъ его и что, становясь менѣе отвратительнымъ, онъ, однако, слишкомъ любопытный типъ. Почему ожидаемое "чего-то", въ чемъ должна проявиться новая, неизвѣстная мнѣ, особенность этого типа, особенность этого типа, побуждала меня не торопиться переговорами о выкупѣ барона,- переговорами, къ тому-же, далеко не желательными и по другой причинѣ: съ исчезновен³емъ Гуаидзе небольшая денежная сумма, которою я обладалъ, получила для меня особенную цѣнность. Она составляла все мое состоян³е, на которомъ я основывалъ мног³я надежды. Эта небольшая сумма должна была дать мнѣ возможность достичь, путемъ бѣгства; свободы и возможность безопасно укрыться, на первыхъ порахъ, отъ преслѣдован³я.

   Если я мысленно и рѣшилъ, въ крайнемъ случаѣ, прибѣгнуть къ выкупу, то я, въ то-же время, не могъ мы сознавать, что это рѣшен³е, вызванное дружескимъ чувствомъ къ барону,- весьма, тяжелая для меня жертва этому чувству. Почему знать? Можетъ быть ожидаемое "что-то" сдѣлаетъ эту жертву лишнею, вовсе не нужною?...

   - Да скажите, пожалуйста, гдѣ-же Иванъ Ивановичъ? Въ конторѣ его, вѣдь, нѣтъ? - спросилъ Егорова.

   - Онъ у меня. Я это никакъ не могъ уговорить вернуться въ камеру. "Я, говоритъ, за себя не ручаюсь, я могу его убить, если увижу его теперь". И то сказать: человѣкъ онъ самолюбивый и, нужно сказать правду, очень почтенный. Есть маленькая слабость... прекрасный полъ... но кто-же въ этомъ не грѣшенъ? У него и нѣтъ ничего общаго съ другими арестованными: я и смотрю на него такъ. Вы, конечно, знаете, за что онъ сидитъ? За собственныя, вѣдь, деньги сидитъ. Между нами, - сообщалъ мнѣ по секрету Егоровъ,- у него съ этой барыней что-то было; ну, жениться обѣщалъ тамъ, что-ли... словомъ, - месть. Жалко человѣка.

   Околоточный принесъ бумагу.

   - Ага! жалоба! Ха-ха-ха! дур-ракъ! - сквозь принужденный смѣхъ воскликнулъ Егоровъ, прочтя первыя строки бумаги.

   Онъ прочелъ ее съ притворною небрежностью и, возвращая околоточному, сказалъ:

   - Ерунда; положите тамъ въ столъ.

   - Прикажете отправить его въ карцеръ? - спросилъ онъ.

   - Да, впрочемъ... дайте-ка эту бумаженку!!- И Егоровъ опять, за этотъ разъ съ большою внимательностью, просмотрѣлъ жалобу Соте.

   - Я самъ буду въ конторѣ. Приготовьте отдѣльный нумеръ, - сказалъ онъ околоточному, положивъ бумагу въ свой боковой карманъ.

   Околоточный удалился.

   - Повѣрите-ли, Дмитр³й Александровичъ, какъ мнѣ ни непр³ятно наказывать его, - тономъ сожалѣн³я произнесъ Егоровъ?- но ничего не могу сдѣлать: я обязанъ. Притомъ, это упрямство... если-бы онъ хоть извинился передъ Глюмомъ, просилъ-бы, я могъ-бы еще ограничиться меньшимъ наказан³емъ. Совсѣмъ безнаказаннымъ я никоимъ образомъ не могу его оставить; это подѣйствовало-бы дурно на разночинцевъ. Иванъ Ивановичъ тоже имѣлъ-бы полное право быть на меня въ претенз³и. Положимъ, что не Соте ударилъ Глюма, а наоборотъ; что тогда? Нѣтъ сомнѣн³я, что этотъ господинъ полѣзъ-бы на стѣну, требовалъ-бы самаго строгаго для Глюма наказан³я. Не такъ-ли? A тутъ онъ еще и жалуется! Ну, и нагородилъ-же онъ, я вамъ скажу, въ этой жалобѣ такую чепуху, что, по совѣсти говоря, я и отправить ее затрудняюсь... Жалко его. Вѣдь дуракъ жестоко можетъ поплатиться... Ну, тамъ, знаете, выражен³я этак³я, разныя.

   - Можно полюбопытствовать? Она, кажется, при васъ?

   - Не стоитъ читать: повѣрьте мнѣ, что ерунда, - уклонился онъ исполнить мою просьбу. - Я ее и отправлять не буду. Захочетъ жаловаться; такъ еще успѣетъ, когда товарищъ прокурора пр³ѣдетъ. Только, вѣдь на меня, я вамъ скажу, трудно жаловаться!. Однако, до свидан³я; пойти распорядиться,- заторопился онъ.

   Нельзя было не замѣтить, что "ерунда" очень встревожила Егорова. Продолжая разговаривать со мною послѣ прочтен³я ея, онъ въ то-же время, какъ-бы что-то обдумывалъ. Вѣроятно, оттого, и высказанныя имъ мысли не отличались логикой и обычною смѣлостью. Въ словахъ его, точнѣе, въ тонѣ, какимъ они произносились слышалась нерѣшительность. Я, къ великому моему удовольств³ю, начиналъ убѣждаться, что Егоровъ поступитъ съ барономъ "вопреки своей обязанности", т. е. не посадитъ его въ карцеръ. Тѣмъ не менѣе, желан³е бытъ очевидцемъ любопытнаго "чего-то", - того, какимъ образомъ Егоровъ совершитъ "съ честью" свое отступлен³е,- заставило меня крайне неохотно разстаться съ нимъ и, вмѣсто конторы, вернуться въ камеру. При всемъ "расположен³и" и "довѣр³и" ко мнѣ Егорова, особенно рѣзкое проявлен³е моего любопытства тамъ, гдѣ онъ самъ замѣтно стѣснялся меня, могло показаться ему подозрительнымъ, а слѣдовательно и подорвать не дорого купленное довѣр³е.

   Прошло съ часъ времени. Баронъ не возвращался изъ конторы. Ни околоточный, ни Савельевъ въ корридоръ не показывались: справиться, слѣдовательно, не у кого было, и я ужь начиналъ помышлять о сошеств³и "внизъ".

   - Есть кто-нибудь въ конторѣ? - освѣдомился я у только что вошедшаго въ камеру Глюма.

   - Нѣтъ; всѣ разошлись,- сухо отвѣтилъ онъ, не смотря на меня.

   Мрачный и нахмуренный, Глюмъ быстро зашагалъ по камерѣ. Онъ не походилъ на себя: его расплывшееся лицо, словно сузилось, потерявъ при этомъ обыкновенно не сходившую съ него улыбку, румянецъ на щекахъ замѣнился какими-то желтыми пятнами; обыкновенно полуоткрытый, смѣющ³йся родъ былъ судорожно сжатъ... Онъ былъ неузнаваемъ. Попытка его пр³ятеля Угрова заговорить съ нимъ встрѣтила съ его стороны упорно-молчаливый отпоръ; Малочисленное "благородное" общество живо восприняло настроен³е "благодѣтеля". Угровъ, видимо, обидѣлся на упорное молчан³е своего пр³ятеля, и также сдѣлался мраченъ. Де-Трайль на что-то покушался и, не смотря на то, что "благодѣтель" безцеремонно отворачивался отъ него, умышленно, то и дѣло, прибавлялъ и уменьшалъ свой шагъ, давая замѣтить свое неудовольств³е, онъ не отставалъ отъ него и, съ замѣтною, впрочемъ, робостью, продолжалъ съ четверть часа свою прогулку по камерѣ рядомъ съ нимъ, подобострастно заглядывая ему въ лицо, какъ-бы напрашиваясь на услугу. Вѣроятно, убѣдившись въ безполезности своей попытки, онъ, наконецъ, громко вздохнулъ и, отойдя отъ "благодѣтеля" съ грустнымъ видомъ, присѣлъ въ задумчивости на своей кровати. Давыдовичъ, сидя на подоконникѣ, ехидно улыбаясь, молча злорадствовалъ. Въ камерѣ настала какая-то зловѣщая тишина. Появлен³е "халуя" съ подносомъ не надолго прервало эту тишину. Молча приготовивъ чай, вытеревъ стаканы и наполнивъ ихъ чаемъ Угровъ обратился къ "благодѣтелю":

   - "Слушай, Иванъ Ивановичъ: перестань-же хмуриться. Я думаю, чай тутъ не при чѣмъ?"

   Иванъ Ивановичъ не отвѣчалъ.

   -" Ну скажи-же, наконецъ: будешь чай пить или нѣтъ? - съ сердцемъ спросилъ его Угровъ.

   - Убирайся къ чорту, вмѣстѣ съ своимъ чаемъ! Оставь меня въ покоѣ! - крикнулъ онъ ему, наконецъ, въ отвѣтъ.

   Понят³е, которое я себѣ составилъ о характерѣ Глюма, не допускало предположен³я, чтобы его странное поведен³е могло быть слѣдств³емъ исключительно одного лишь сознан³я тяжести нанесеннаго ему барономъ оскорблен³я. Истиннаго самолюб³я у такихъ людей нѣтъ, и потому оно легко удовлетворяется. Я былъ увѣренъ, что увижу Глюма не мрачнымъ, а торжествующимъ, гордымъ сознан³емъ, что онъ доказалъ-таки этому "голышу" его ничтожество, что онъ воздалъ ему сторицей, хотя и другимъ образомъ... Въ могуществѣ Глюма, основанномъ на его отношен³яхъ къ Егорову, я не сомнѣвался, и если я сталъ вѣрить, ч*о Егоровъ не посадитъ барона въ карцеръ, я, однакожь, не допускалъ мысли, чтобы поступокъ барона могъ остаться вовсе безнаказаннымъ; я полагалъ только, что изобрѣтательная фантаз³я Егорова создастъ для барона какое-нибудь особое, не лишенное законнаго основан³я, наказан³е, которое, не будучи такъ рѣзко, какъ заключен³е въ карцерѣ, въ сущности будетъ гораздо тягостнѣе и совершенно удовлетворитъ мстительность оскорбленнаго Глюма. Продолжительное отсутств³е барона наводило, однако, на мысль, что Егоровъ не поцеремонился съ Соте и, пожалуй, отправилъ его въ карцеръ. Тѣмъ менѣе объяснялось поведен³е Глюма. Я съ нетерпѣн³емъ ждалъ "повѣрки"; чтобы узнать, что сталось съ барономъ, безсознательно догадываясь, что настроен³е Глюма, во всякомъ случаѣ, тѣсно связанно именно съ этимъ "что сталось". Было уже поздно и "повѣрка" не замедлила.

   - Иванъ Ивановичъ! смотритель васъ проситъ,- произнесъ околоточный, входя въ нашу камеру, послѣ обычной команды: "на молитву".

   - Мнѣ нечего тамъ дѣлать,- рѣзко отвѣтилъ ему Глюмъ, продолжая ходить по камерѣ.- Передайте, что я нездоровъ.

   - Ну, будетъ вамъ сердиться; ступайте, помиритесь! - уговаривалъ его околоточный.

   Помолчавъ съ минуту, Глюмъ остановился передъ околоточнымъ и тономъ глубоко-чувствуемой обиды произнесъ:

   - Нѣтъ, Павелъ Алексѣевичъ, обидно, ей Богу обидно... вы меня не первый день знаете, сами скажите... Мѣнять насъ на всякаго прощалыгу не приходится...

   - Да кто-же васъ мѣняетъ? Что вы, Иванъ Ивановичъ! Нельзя, ну, повѣрьте мнѣ, что нельзя... сегодня нельзя. Погодите, не безпокойтесь; сами увидите... будетъ доволенъ... говорилъ околоточный.

   - Нѣтъ, не могу, Павелъ Алексѣевичъ... не могу... обидно...

   Околоточный отвелъ его въ сторону, и въ продолжен³и нѣсколькихъ минутъ, шопотомъ, что-то горячо ему доказывалъ.

   - Изъ вѣрите вы или нѣтъ? Перестаньте-же обижаться и пойдемъ "внизъ",- донеслись послѣдн³е слова околоточнаго, сказанныя болѣе громко.

   Доводы его, надо полагать, были очень убѣдительны, такъ какъ Глюмъ, не возражая на нихъ, молча вышелъ, вмѣсти съ нимъ, изъ камеры.

   Изъ немногихъ словъ, которыми околоточный и Глюмъ вслухъ обмѣнялись, не трудно было, однакожь, понять, что причина неудовольств³я Глюма крылась въ какомъ-то дѣйств³и Егорова, дававшемъ поводъ думать, что какой-нибудь "прощалыга" стоитъ выше его, Глюма. Очевидно, что "прощалыга" этотъ-былъ никто иной, какъ Соте. Чувство деликатности не позволяло мнѣ остановить околоточнаго, и въ присутств³и Глюма разспрашивать его о баронѣ. Оставалось обратиться, за нужными свѣдѣн³ями къ Савельеву, который, пользуясь почему-то особеннымъ довѣр³емъ Егорова, очень рѣдко дежурилъ въ арестантскихъ помѣщен³яхъ и какъ-бы состоялъ при Егоровѣ для особыхъ поручен³й. Онъ былъ его домашн³й разсыльный, ключникъ, лакей, а въ свободное отъ налагаемыхъ этими должностями обязанностей время - сторожъ при конторѣ. Никогда не будучи трезвымъ, Савельевъ, однако, исправно исполнялъ свои обязанности и весьма рѣдко подвергался наказан³ю, которое, впрочемъ, ограничивалось дежурствомъ въ арестантскихъ помѣщен³яхъ. Какъ приближенный Егорова, онъ, между прочимъ, пользовался важной привилег³ей: ему принадлежало исключительное право доставлять арестантамъ "лавочку"; прочимъ полицейскимъ служителямъ, подъ страхомъ трехъ-рублеваго штрафа, возбранялось покупать что-либо для арестантовъ. Обыкновенная "лавочка" доставлялась Савельевымъ два раза въ день:, утромъ и вечеромъ. Она состояла, какъ уже извѣстно читателю, изъ такихъ предметовъ потреблен³я, какъ: хлѣбъ, селедка, тежка, колбаса, чай, сахаръ и т. под. Болѣе или менѣе постоянными потребителями являлись "мировая" и "женская" камеры. Обитатели-же "слѣдственной" и "бродяжной" камеръ, далеко не каждый день пользовались "лавочкой". Будучи большею частью "воспитанниками дома Вяземскаго", послѣдн³е, голодавш³е и на свободѣ, тѣмъ менѣе имѣли возможность достать откуда-нибудь копѣйку въ полицейскомъ домѣ. "Посѣтительcкая", источникъ дохода первыхъ двухъ камеръ, для послѣднихъ, какъ бездомныхъ и безродныхъ, была неизвѣстна. Дни, въ которые къ арестантамъ допускались посѣтители, были для этихъ несчастныхъ тяжелыми днями. Въ так³е дни, обыкновенно въ 12 часовъ, въ корридорѣ показывался Савельевъ со спискомъ въ рукахъ, громко выкликая фамил³й арестантовъ, къ которымъ кто-нибудь изъ родственниковъ или знакомыхъ явился на свидан³е. Горемыки "единственные", хорошо зная, что ихъ фамил³и не могутъ значиться въ спискѣ, что некому ихъ посѣтить, тѣмъ не менѣе, толпятся у рѣшетки, съ жадностью слѣдя за выкличкой, какъ-бы стараясь обмануть себя. "А почемъ знать, можетъ и меня вызовутъ?" - читалось на лицѣ каждаго изъ нихъ. Но, вотъ, выкличка кончается. Счастливцы изъ "мировой" выпускаются "внизъ"... Какими завистливыми и, въ тоже время, полными грусти и печали глазами смотрятъ на нихъ эти всѣми забытыя, всѣмъ чуждыя создан³я!... Съ поникшими головами, съ невеселыми думами, отходятъ они отъ рѣшетки. Не слышно больше говора и смѣха... Эти обрюзглыя, обезображенныя порокомъ и нищетой лица вдругъ теряютъ свое отталкивающее нахальное выражен³е; оно замѣняются выражен³емъ глубокой скорби и унын³я. Видимая беззаботность, въ свою очередь, также замѣнилась непривычною сосредоточенностью. Глубок³е вздохи вырываются изъ груди то одного, то другого изъ нихъ. Безмолвное, но сильное горѣ охватило ихъ одновременно... Проходить полчаса. Счастливцы возвращаются изъ "посѣтительской", съ вещественными доказательствами родственной любви или попечительной дружбы.

   - Къ тебѣ кто приходилъ?

   - Братъ. А къ тебѣ кто?

   - Матушка съ тетинькой.

   - Смотри-ка, братцы, сколько тутъ сестренка нанесла мнѣ! Въ недѣлю не съѣшь... Да еще полтину денегъ въ конторѣ оставила,- хвастается передъ товарищами молодой парень, съ большимъ узломъ въ рукахъ.

   - Видно тебя любитъ сестренка; а вотъ Ваничкина, глядь-ка, только булку принесла. Хоть-бы пятачокъ на смолку оставила,- ехидно подмигиваетъ ему здоровый дѣтина съ окладистой бородой, въ плисовой безрукавкѣ и такихъ-же широчайшихъ шароварахъ, съ двумя узлами въ рукахъ.

   - Ладно!- съ горечью говоритъ Ванюха.- И за то спасибо ей! Бѣдняжкѣ и самой-то ѣсть нечего: четыре мѣсяца безъ мѣста.

   - Так³я не бываютъ безъ мѣста. Небось захотѣла бы брата выручить, такъ достала бы денегъ... сходила-бы на Невск³й - вотъ тебѣ и трешница,- продолжаетъ дразнить его дѣтина.

   - A ты вотъ что, Матвей Степановичъ, хошь ты мнѣ смолку даешь, а говори да не заговаривайся! Посылай, если хочешь, на Невск³й жену свою, а не мою сестру!- внушительно замѣчаетъ ему Ванюха.

   - Ну; всѣ, что-ли, пришли? Разъ, два, три, четыре... Маршъ въ камеру! командуетъ Савельевъ.

   - Что, вяземск³е кадеты, пр³уныли?- спрашиваетъ онъ, подходя къ "слѣдственной". Подождите, въ будущее воскресенье, къ вамъ обѣщался придти на свидан³е рамбовск³й волкъ... ха-ха-ха, - заливается онъ, довольный своей остротой.

   Вяземск³е кадеты, въ обыкновенное время, конечно, не остались бы въ долгу у Савельева и обрадовались-бы поводу "поскалить зубы". Теперь-же, умная острота почтеннаго стража принимается молча; "кадеты" становятся все мрачнѣе и мрачнѣе. Хохотъ и веселый говоръ, доносящ³яся до нихъ изъ "мировой", также не заражаютъ ихъ. Тяжелое настроен³е не оставляетъ ихъ цѣлый день. Мало имѣть только опытный глазъ и наблюдательный умъ, чтобы болѣе или менѣе вѣрно представить себѣ мрачную картину душевнаго состоян³я этихъ несчастныхъ, въ которыхъ такое, повидимому, незначительное событ³е, какъ вызовъ въ "посѣтительскую", вызвало такой поразительный психическ³й переворотъ; нужно еще и болѣе или менѣе близкое сходство положен³й: нужно самому быть совершенно безроднымъ, чтобы цѣнить всю горечь того жгучаго чувства досады, зависти, злобы и ненависти, которое возбуждается въ нихъ при видѣ всего, что хоть сколько-нибудь говоритъ о родственной любви.

   - Что, Петруха, задумался? - спрашиваетъ его болѣе закоренѣлый товарищъ.- Погоди, не все въ дядиномъ домѣ будемъ маяться; будетъ и на нашей улицѣ праздникъ! Слышь!

   - Оставь, братъ! - умоляюще отвѣчаетъ ему Петруха,- сердце-то во какъ ноетъ. Эхъ ты, жисть наша, жисть горемычная! - глубоко вздыхаетъ онъ.

   - А я вотъ эту, значитъ, самую жисть не промѣняю ни на что,- заявляетъ опытный бродяга, бѣжавш³й изъ Сибири. - Посуди самъ: человѣкъ ты вольный, какъ птица небесная. Идешь куда хочешь, дѣлаешь что хочешь. Эка важность, что попалъ въ дядинъ домъ! Оно и хорошо: зиму-то нашему брату несподручно на волѣ проводить; того и гляди околѣешь гдѣ-нибудь подъ заборомъ... А вотъ придетъ весна, тутъ мы и направимъ свои лыжи. Ты смотри на меня: ужь 15-ть лѣтъ по этимъ острогамъ гуляемъ; всю Рассею почитай что исходилъ и науку дядину прошелъ (наказан³е плетьми черезъ палача), а все ничего. А тоже все бывало, и убивство...Да, вотъ, братцы, дѣло со мною какое разъ было...

   Общее вниман³е сильно возбуждено. Разсказъ бродяги отвлекаетъ несчастныхъ, въ томъ числѣ и Петруху, отъ мрачныхъ мыслей, возбужденныхъ выкличкой "въ посѣтительскую". И нужно видѣть, съ какою завистью, съ какимъ подобостраст³емъ, смотрятъ они на разсказчика... Обыкновенно разсказъ слѣдуетъ за разсказомъ: старается показать себя, удивить товарищей массой совершонныхъ ими преступлен³й, ловкостью, нахальствомъ, безсердеч³емъ, сопровождавшимъ тѣ преступлен³я. И Петруха, увлекаемый общимъ настроен³емъ, знакомою ему жизнью, забываетъ о своей горькой долѣ, глушитъ въ зародышѣ доброе чувство раскаян³я и сожалѣн³я, и искренно жалѣетъ только о томъ, что до сихъ поръ ему не удалось участвовать въ такихъ "славныхъ" дѣлахъ, какими богата жизнь бродяги и другихъ его товарищей. Нарушенное выкличкою "въ посѣтительскую", обычное отправлен³е тюремной жизни опять возстанавливается: составляются шайки, создаются планы воровства, праздное время всецѣло посвящено на обдумыван³е предстоящихъ по выходу "на свободу", подвиговъ. Словомъ, - страшная школа дѣлаетъ свое дѣло. Но первый посѣтительск³й день, первая выкличка на свидан³е, и въ камерѣ воцаряется унын³е, съ тѣми-же, впрочемъ, послѣдств³ями. Случалось, конечно, что въ "слѣдственной" не прибывали и бродяги по состоян³ю, не воспитанники дома Вяземскаго, а семейные граждане - болѣе или менѣе состоятельные люди, прикащики, конторщики, мастеровые; но так³я лица, обыкновенно, недолго оставались въ камерѣ. "Синенькая", добытая, большею част³ю, въ ущербъ голодающему семейству заключеннаго, избавляла послѣдняго отъ "слѣдственной"; отъ переводился къ "благороднымъ" или въ "секретный нумеръ". Недолгое пребыван³е подобныхъ лицъ въ "слѣдственной", однакожъ, оживляло камеру, вносило въ нее извѣстную долю благосостоян³я. Оно составляло единственный источникъ дохода "слѣдственныхъ", дававш³й имъ возможность иногда пользоваться "лавочкой" и курить "смолку". Какимъ образомъ "слѣдственные" извлекали свой доходъ, читатель узнаетъ, когда я буду описывать мое пребыван³е въ тюрьмѣ. "Благородная" и "секретныя" камеры могли получать "лавочку" хоть десять разѣ въ день, и Савельевъ особенно дорожилъ этой лавочкой. Меня увѣряли полицейск³е служители, что "лавочка" давала Савельеву, по меньшей мѣрѣ, 50 рублей въ мѣсяцъ. Понятно, что Егоровъ также не оставался безъ доли: лавочникъ платилъ ему 10% со всей суммы арестантскаго забора.

   Савельевъ, которому дежурный полицейск³й служитель далъ знать о моемъ желан³и видѣть его, конечно, не замедлилъ явиться.

   - Прикажете за чѣмъ-нибудь сходить?

   - Да, пожалуй, принесите мнѣ сельтерской воды! - И, отозвавъ его въ сторону, тихо освѣдомился о баронѣ.

   - То есть... оно, видите... я, ей-Богу... съ моимъ удовольств³емъ... только не могу вамъ сказать: смотритель строго запретилъ говорить вамъ объ этомъ.

   - Такъ вы не хотите мнѣ сказать? - сурово спросилъ я его.- Все равно, я узнаю отъ другого. A мнѣ еще говорили, что вы мастеръ деньги заработывать! Да вы такой трусъ, какихъ я еще и не видывалъ...

   - Нѣтъ, баринъ, мы не изъ трусливыхъ, и если будетъ съ васъ "за труды"...

   Оплативъ рублемъ трудъ Савельева, я получилъ основательныя свѣдѣн³я о моемъ пр³ятелѣ баронѣ. Егоровъ посадилъ его его въ слѣдственный секретный нумеръ, предварительно приказавъ убрать оттуда матрацъ; подушки и одѣяло, и когда баронъ замѣтилъ ему, что онъ не имѣетъ права оставлять его безъ постели, то Егоровъ придрался къ какому-то слову барона, и тутъ-же приказалъ помощнику немедленно донести прокурору о дерзкомъ поведен³и Соте и о необходимости примѣнить къ нему параграфъ 229 инструкц³и, прилож. къ 96 ст. уст. o сод. подъ страж.

   - Бумага ужа послана, и смотритель приказалъ подготовить нижн³й карцеръ... Ужь въ него давно не сажали. Такой, я вамъ скажу, карцеръ...

   - Неужели еще хуже того, въ который я входилъ?- недовѣрчиво перебилъ я Савельева.

   - Тутъ что: рай, въ сравнен³и съ этимъ; да вотъ, если угодно будетъ, завтра смотритель уѣдетъ съ рапортомъ, я васъ и сведу въ этотъ карцеръ,- любезно предложилъ мнѣ Савельевъ свой новый трудъ.

   - A гдѣ