Линев Дмитрий Александрович - По тюрьмам

. Можете вы мнѣ пожертвовать еще часъ времени?- умоляюще обратился я вдругъ къ Николаеву, слѣдуя внезапно мелькнувшей въ головѣ мысли.

   - Хоть пять часовъ! пожалуйста, не церемоньтесь со мной. Я-же свободенъ, потому что съ проклятымъ реверсомъ (такъ называется документъ, выдаваемый судебнымъ слѣдователемъ лицу, освобождаемому изъ-подъ стражи на поручительство или подъ надзоръ мѣстной полиц³и) не скоро куда-нибудь на мѣсто попадешь. Пожалуйста, говорите, что я долженъ дѣлать?

   - Нужно сейчасъ-же справиться въ адресномъ столѣ, гдѣ здѣсь остановился этотъ капитанъ.

   - С³ю минуту. Если это нужно, я даже готовъ объѣздить всѣ гостинницы. Такъ до свидан³я пока,- проговорилъ услужливый Николаевъ, во второй разъ отправляясь за справкой.

   Контора, между тѣмъ, наполнилась народомъ: вновь приведенными арестантами, арестантами, подлежавшими въ тотъ день освобожден³ю, городовыми, дворниками съ поднятыми на улицѣ, не смотря на раннее время, "пьяными". Егоровъ и околоточный громко "распоряжались", говоря точнѣе, кричали. Я удалился въ камеру. Проворный Николаевъ не заставилъ себя долго ждать; вскорѣ меня пригласили "внизъ".

   - Нѣту, батюшка! Не повѣрилъ чиновнику, самъ просмотрѣлъ все кольцо: и фамил³и-то такой нѣтъ,- объявилъ мнѣ Николаевъ.

   - Нѣтъ, такъ нѣтъ; дѣлать нечего. Благодарю васъ. Присядемте теперь, поговоримте... Что вы подѣлываете? - произнесъ я, тщетно силясь скрыть свое безпокойство.

   - Да что это съ тобой? Тебѣ, должно быть, очень нуженъ этотъ капитанъ? Ты такой разсѣянный...

   - Нѣтъ, я просто не совсѣмъ здоровъ: голова болитъ. Да, спасибо вамъ, monsieur Николаевъ, за посѣщен³е Фока,- сказалъ я, къ счастью, вдругъ вспомнивъ о Фокѣ.

   - Я очень радъ, что могъ услужить на&гь. Фокѣ очень удивился, когда я его вызвалъ на свидан³е: у бѣдняги никого нѣтъ и его никто не посѣщаетъ. И ужь какъ-же онъ обрадовался, когда я сказалъ, что пр³ѣхалъ по вашему (Николаевъ, мало по малу, перешелъ съ "ты" на "вы") поручен³ю! Онъ превозноситъ васъ до небесъ. Фельдшеръ передалъ мнѣ это письмо. Фокъ очень просилъ меня, чтобы я привезъ ему отъ васъ какой-нибудь отвѣтъ. Я охотно обѣщалъ ему это; дѣло за вами.

   - Вы меня просто кругомъ обязываете, отвѣтилъ я.- И, если только вы свободны, я непремѣнно воспользуюсь вашей добротой и попрошу васъ доставить Фоку мой отвѣтъ. Я его сегодня-же изготовлю. Можете вы ко мнѣ завтра заѣхать за нимъ?

   - Да я сказалъ-же вамъ, что я совершенно свободенъ. Я попытался было искать какихъ-нибудь занят³й, но, убѣдившись, что это безполезный трудъ, пересталъ и думать о мѣстѣ, по крайней мѣрѣ, до окончан³я дѣла. Когда оно кончится, тамъ видно будетъ; можетъ быть, придется прокатиться къ бѣлымъ медвѣдямъ...

   Тутъ вмѣшался въ нашъ разговоръ Егоровъ, прежде всего заявивш³й, что онъ съ этой "ватагой" измучился, какъ "чортъ", и что ему пр³ятно видѣть Николаева, своего стараго знакомаго. "по старой памяти", Егоровъ просилъ Николаева отобѣдать у него.

   - Вы, конечно, позволите Николаеву завтра опять пр³ѣхать ко мнѣ? - обратился я къ Егорову.

   - Хоть въ полночь. Все, что отъ меня зависитъ, Дмитр³й Александровичъ... я, вѣдь, понимаю, сочувствую... но что вы такъ торопитесь уходить?

   Сославшись на головную боль, я оставилъ Николаева бесѣдовать съ Егоровымъ, взявъ съ перваго слово, что онъ посѣтитъ меня на другой день.

   Я, конечно, не замедлилъ сообщить результатъ моихъ справокъ барону.

   - По моему мнѣн³ю, тутъ догадки неумѣстны,- сказалъ онъ мнѣ.- Остается просто подождать съ недѣлю и, если Гуаидзе въ это время не подастъ вамъ о себѣ никакой вѣсти, то дѣло ясное, что вамъ нечего разсчитывать на содѣйств³е съ его стороны вашему побѣгу.

   Выжидательное положен³е, дѣйствительно, представлялось единственнымъ, которое я, при данныхъ обстоятельствахъ, могъ принять. Мои скудныя свѣдѣн³я о Гуаидзе дѣлали рѣшительно невозможными дальнѣйш³я о немъ справки.

   При участ³и барона, мнѣ удалось, въ извѣстной степени, побѣдить свое тревожное состоян³е, что дало мнѣ возможность, въ тотъ-же вечеръ, написать Фоку отвѣтное письмо слѣдующаго содержан³я:

   "Письмо ваше, милѣйш³й Константинъ Николаевичъ, я читалъ съ большимъ удовольств³емъ. Мнѣ было чрезвычайно пр³ятно убѣдиться, что вы не отступили отъ своего благаго намѣрен³я измѣнить свою нравственную жизнь. Будьте-же тверды и старайтесь противустоять дурнымъ услов³ямъ, при которыхъ началась ваша новая жизнь. За невозможностью пользоваться разумной бесѣдою, обществомъ людей, хотя и павшихъ, но съ грустью сознающихъ, оплакивающихъ свое паден³е и стремящихся къ нравственному возстановлен³ю себя,- замкнитесь въ себя, миритесь съ тоской, скукой, но не позволяйте себѣ бѣжать отъ нихъ, въ объят³я своихъ прежнихъ, перемѣнилъ товарищей. Я хорошо понимаю и живо представляю себѣ ваше положен³е посреди нихъ. И васъ, конечно, подымаютъ на смѣхъ, дѣйствуютъ на ваше самолюб³е, пожалуй, издѣваются надъ вами... Константинъ Николаевичъ! Три года тому назадъ, я самъ страдалъ отъ всего этого въ тюрьмѣ. Грубый, малоразвитый, низко-павш³й несчастный какъ-бы находитъ удовольств³е издѣваться,- благо это возможно,- надъ менѣе испорченнымъ своимъ сотоварищемъ, если, по несчастью, послѣдн³й обнаруживаетъ чуждые его зачерствѣлой душѣ нравственные проблески. Нужно быть очень стойкимъ и умственно-крѣпкимъ, чтобы подчинить себѣ такую натуру, заставить такого человѣка молчать. Большею-жи частью, так³е субъекты - истинный бичъ, какъ для новичковъ на пути порока, такъ и для тѣхъ, которые, повинуясь внезапному доброму движен³ю души, примутъ, правда, трудное, но столь достойное человѣка рѣшен³е - нравственно обновить себя. Я съ удовольств³емъ принимаю вашу братскую любовь; я самъ чувствую къ вамъ самое теплое, искреннее расположен³е. Послушайте-же меня: не скрою отъ васъ, что я сильно опасаюсь, чтобы вы не поддались сильному вл³ян³ю окружающей васъ уб³йственной среды. Можетъ быть, опасен³я мои напрасны, преждевременны; но они не безъосновательны. Ни на минуту не сомнѣваясь въ вашей искренности теперь, я позволяю себѣ дать вамъ такой совѣтъ: выпишитесь изъ больницы и попросите смотрителя, а если послѣдн³й не согласится, то прокурора, чтобы вамъ позволили быть въ одиночномъ заключен³и. Одиночное заключен³е тяжело, очень тяжело, не спорю; но оно, во 1-хъ, не можетъ быть для васъ продолжительнымъ, такъ какъ вы пишете въ своемъ письмѣ, что слѣдств³е по вашимъ дѣламъ уже окончено; и, во 2-хъ, можетъ быть, въ извѣстной степени, облегчено чтен³емъ хорошихъ книгъ. Польза-же такого для васъ заключен³я очевидна: вы не подвергаетесь риску отступитъ онъ разъ принятаго рѣшен³я, поневолѣ научитесь углубляться въ себя, думать и, наконецъ, получаете возможность, при помощи книгъ, поработать надъ своимъ образован³емъ, недостатокъ котораго вы сами, къ счастью, такъ хорошо сознаете. Книгъ, судя по вашему письму, вы можете достать. Я надѣюсь, что г. Николаевъ, который вручитъ вамъ, вѣроятно, черезъ Гулькевича, мой отвѣтъ, постарается снабдить васъ книгами, если только къ тому не встрѣтится какихъ-нибудь особенныхъ тюремныхъ препятств³й. Для васъ было-бы истиннымъ благодѣян³емъ, если-бы графиня Галенъ дѣйствительно опять стала ѣздить въ тюрьму. Совѣтую вамъ непремѣнно воспользоваться первымъ-же ея посѣщен³емъ для того, чтобы познакомиться съ нею. Очень можетъ быть, то она еще не забыла меня; въ такомъ случаѣ, вамъ можетъ оказать пользу заявлен³е, что вы обращаетесь къ ней по моему совѣту. Будьте съ нею откровенны и я убѣжденъ, что вы найдете въ ней поддержку, притомъ гораздо болѣе существенную, чѣмъ во мнѣ, такомъ-же, какъ вы безпомощномъ горемыкѣ. Не переставайте увѣдомлять меня о своемъ дѣлѣ. Вѣрьте, что и исходъ этого дѣла, въ значительной мѣрѣ, зависитъ отъ васъ. Искренность, непритворное раскаян³е, полная откровенность съ тѣмъ человѣкомъ, который будетъ назначенъ вашимъ защитникомъ, и вы увидите, что оно кончится, если не совершенно оправдательнымъ, то, во всякомъ случаѣ, весьма снисходительнымъ приговоромъ суда. Заключен³е отнимаетъ у меня всякую возможность, непосредственно оказывать вамъ болѣе или менѣе существенную помощь. Но, принимай близко къ сердцу вашу участь, мнѣ было-бы крайне больно, если-бы я не получалъ возможности быть вамъ полезнымъ, хоть не непосредственно. Къ счастью, случай даетъ мнѣ эту возможность. Съ г. Николаевымъ мнѣ привелось познакомиться въ полицейскомъ домѣ, откуда онъ освободился только на минувшей недѣлѣ. Это очень добрый и, кажется, честный человѣкъ. Хотя я еще не успѣлъ поговорить съ нимъ о васъ, но я заранѣе увѣренъ, что онъ съ удовольств³емъ предложитъ вамъ свои услуги. Какъ человѣкъ "свободный", онъ можетъ во многомъ помочь вамъ; къ тому-же, онъ господинъ далеко не глупый и, въ случаѣ какихъ-либо затруднен³й, можетъ дать вамъ удачный совѣтъ. Завтра онъ будетъ у меня, чтобы взять это письмо. Я не премину познакомить его съ вашей истор³ей и, какъ я уже упоминалъ, заранѣе увѣренъ, что онъ приметъ въ васъ живое участ³е. Чрезъ негоже мы можемъ довольно удобно обмѣниваться письмами.

   "Охотно исполнилъ-бы ваше желан³е и написалъ-бы о настоящемъ положен³и моего дѣла, если-бы я самъ что-нибудь зналъ о немъ. Я до сихъ поръ никѣмъ еще не допрошенъ; не знаю, у кого находится въ производствѣ слѣдственное обо мнѣ дѣло; словомъ, мои собственныя свѣдѣн³я въ этомъ отношен³и, со времени выхода моего изъ больницы, ничуть не обогатились.

   "Не возлагайте на меня большихъ надеждъ. Моя собственная жизнь слишкомъ испорчена, чтобы я могъ быть для васъ серьезной опорой, даже по выходѣ моемъ на свободу, допуская, что невѣроятное можетъ случиться. Я съ удовольств³емъ буду дѣлиться съ вами добытою дорогой цѣною опытностью, буду служитъ вамъ словомъ, т. е., добрымъ искреннимъ совѣтомъ; но могу-ли я проявятъ свое расположен³е къ вамъ дѣломъ, активной помощью, въ которой вы несомнѣнно будете нуждаться на первыхъ порахъ?- Врядъ-ли! Впрочемъ, не подлежитъ сомнѣн³ю, что я не скоро буду свободенъ и что "свободу" я получу, во всякомъ случаѣ, не иначе, какъ въ какомъ-нибудь сибирскомъ городкѣ. Старайтесь сами выработать въ себѣ, путемъ мысли, чтен³я, силу; укрѣпитесь въ вашемъ настоящемъ настроен³и, и тогда найдете лучшую опору въ самомъ себѣ. Главное, не падайте духомъ и не миритесь съ тѣмъ, что гадко, грязно, словомъ,- боритесь. - Я еще, конечно, мы разъ буду имѣть случай обмѣняться съ вами письмами до дня судебнаго засѣдан³я по вашему дѣлу. Предоставляю себѣ въ слѣдующемъ письмѣ нѣсколько подробнѣе побесѣдовать съ вами. На этотъ-же разъ позволяю себѣ закончить письмо просьбой послѣдовать моему совѣту и перейдти въ одиночный нумеръ. Подумайте хорошенько, и вы, можетъ быть, сдѣлаете это даже охотно. По моему, это необходимо. Весьма вѣроятно, что съ переходомъ въ одиночный нумеръ вы потеряете возможность писать ко мнѣ письма, помимо тюремнаго начальства; не стѣсняйтесь-же и пишите письма на имя Николаева.

   "Прощайте. До слѣдующаго письма. Искренно-расположенный къ вамъ Дмитр³й Карасевъ".

   Николаевъ не заставилъ себя долго ждать на другой день. Около 11-ти часовъ утра, онъ уже былъ въ конторѣ полицейскаго дома. Егоровъ простеръ свою любезность до того, что самъ пришелъ въ камеру освѣдомиться, не пожелаю-ли я имѣть свидан³е съ Николаевымъ въ его, Егорова, квартирѣ? Предложен³е это, на столько громко произнесенное безцеремоннымъ Егоровымъ, что его не могли не слышать "мировые", признаюсь, меня нѣсколько смутило. Я почувствовалъ себя какъ-то неловко. Мнѣ было непр³ятно быть предметомъ зависти для этихъ несчастныхъ, бѣдность которыхъ отнимала у нихъ возможность заслужить, точнѣе купитъ, егоровское благоволен³е. Его безцеремонность, относительно этихъ бѣдняковъ, какъ читатель видитъ, проявлялась черезъ-чуръ нахальнымъ образомъ.

   - Благодарю васъ за любезность, я, однако, не хочу злоупотреблять ею, и попрошу васъ позволить мнѣ свидан³е съ Николаевымъ въ конторѣ на общемъ основан³и,- сказалъ я Егорову съ притворною мягкостью, послѣ непродолжительнаго молчан³я.

   - Какое тутъ злоупотреблен³е! Идемте-же, полноте стѣсняться... смѣясь возразилъ онъ, беря меня подъ руку и увлекая за собою "внизъ".

   - Нѣтъ, ужь позвольте мнѣ здѣсь побесѣдовать,- настаивалъ я, придя въ контору.- Предоставляю себѣ въ другой разъ воспользоваться вашею любезностью. Секретовъ у насъ съ г. Николаевымъ никакихъ нѣтъ; къ чему-же безпокоить ваше семейство? нѣтъ ужь, пожалуйста, оставьте насъ.

   - Какъ вамъ угодно, князь; мое желан³е по силѣ возможности услужить вамъ. Конечно, если вы находите для себя удобнымъ имѣть свидан³е здѣсь, то сдѣлайте одолжен³е... я васъ оставляю,- и Егоровъ, къ немалому моему удовольств³ю, вышелъ изъ конторы.

   Я не ошибся: Николаевъ живо заинтересовался моимъ разсказомъ о Фокѣ и самъ, предупреждая мою просьбу, вызвался посѣщать его и, насколько возможно, способствовать къ укрѣплен³ю въ немъ стремлен³й къ новой жизни. Онъ вполнѣ согласился съ моимъ мнѣн³емъ о необходимости для Фока быть совершенно отдѣленнымъ отъ среды, въ которой онъ теперь жилъ, и взялся убѣдить его въ этомъ.

   - Спасибо, отъ души спасибо, благодарилъ меня Николаевъ.- Вы даете мнѣ занят³е. Можетъ быть, мнѣ и въ самомъ дѣлѣ удастся принести ему пользу? Времени у меня довольно...

   Я самъ былъ, конечно, ничуть не менѣе благодаренъ этому добряку, въ которомъ бѣдный Фокъ несомнѣнно пр³обрѣталъ себѣ не маловажную опору. Уже не стѣсняясь,- какъ наканунѣ,- письмоводителя, я передалъ Николаеву мое отвѣтное письмо къ Фоку, предварительно приписавъ къ нему, тутъ-же въ конторѣ, о полной готовности Николаева быть ему полезнымъ. Пр³ѣздъ Амал³и Карловны, въ сопровожден³и еще двухъ барынь, на свидан³е къ "благодѣтелю", помѣшалъ нашей бесѣдѣ и заставилъ пожалѣть объ отвергнутой любезности Егорова. Амал³я Карловна, ранѣе знакомая съ Николаевымъ по конторѣ полицейскаго дома, гдѣ она встрѣчалась съ нимъ, сразу вмѣшалась въ нашъ разговоръ в. не обращая вниман³я на мои отрывистые, кратк³е отвѣты, вродѣ "да" и "нѣтъ", не оставила насъ и тогда, когда въ контору явился "благодѣтель".

   - Ну его къ чорту! я хочу съ вами поболтать,- съ проворствомъ кошки успѣла она сказать мнѣ на ухо, послѣ того, какъ Глюмъ занялъ мѣсто на стулѣ посреди двухъ барынь.

   Тутъ кстати замѣтить, что вскорѣ послѣ прибыт³я моего въ полицейск³й домъ, контора дома обогатилась нѣсколькими стульями и диваномъ, мебелью, подаренною все тѣмъ-же "благодѣтелемъ".

   Съ приходомъ Егорова, милыя барыни начали "дурачиться". Въ конторѣ полицейскаго дома поднялась безобразнѣйшая возня, въ которой главная роль принадлежала самому Егорову, по его собственнымъ словамъ - "великому охотнику пошутить съ барыньками". Эти шутки, охотно принимаемыя, отплачивались, въ свою очередь, со стороны "барынь", еще болѣе смѣлыми. Письмоводитель занялъ мѣсто въ корридорѣ, гдѣ въ темнотѣ и принималъ казенные пакеты, арестантовъ, не допуская никого въ самую контору и только изрѣдка докладывая о комъ-нибудь Егорову, который тогда и выходилъ на минуту къ посѣтителю въ корридоръ. Перезрѣлая кокетка, когда-то весьма недурная собой, Амал³я Карловна своимъ безстыдствомъ значительно превосходила своихъ достойныхъ подругъ, показывая видъ, что она поступаетъ такъ съ цѣлью побѣсить своего страстнаго обожателя, почтеннаго Ивана Ивановича. Неоднократная попытка отдѣлиться отъ компан³и не удавалась: другой комнаты, куда-бы можно было удалиться съ Николаевымъ, не было. A визитъ "милыхъ барынь" обѣщалъ продлиться, по обыкновен³ю, до вечера. Я поднялся со стула.

   - Куда вы? Фуй, какъ это вѣжливо... Ну, милый, хорош³й князь, посидите немного... Вѣдь, смотрите, и monsieur Николаевъ изъ-за васъ уходитъ... Да, что я васъ прошу! Не пущу, да и конецъ! - и грузная Амал³я Карловва почти повисла на моей рукѣ.

   - Ай-да Амал³я Карловна! Молодецъ барыня! Поздравляю. Заранѣе увѣренъ въ вашей побѣдѣ, князь будетъ у вашихъ ногъ... Ну, теперь намъ съ вами, Иванъ Ивановичъ, "труба",- подзадоривалъ совершенно забывш³йся Егоровъ.

   - Позвольте,- сурово произнесъ я, наконецъ, выведенный изъ терпѣн³я нахальствомъ Амал³и Карловны, и, освободивъ не совсѣмъ вѣжливымъ образомъ свою руку, простился съ Николаевымъ. Принудивъ себя затѣмъ сказать компан³и: "извините меня, я не совсѣмъ здоровъ, и при всемъ моемъ желан³и провести съ вами время, я долженъ, однако, отказать себѣ въ этомъ удовольств³и. Честь имѣю кланяться",- я поспѣшно, одновременно съ Николаевымъ, оставилъ контору. Минутъ черезъ десять, вбѣгаетъ въ камеру "благодѣтель" и, чуть-ли не со слезами, бросается умолять меня сойдти внизъ и успокоить Амал³ю Карловну.

   - Князь, голубчикъ, сдѣлайте это хоть для меня... Ну, что-жь съ нею дѣлать: она, вѣдь, женщина. Обидѣлась, что вы не простились съ нею, руки не подали, ну, и истерика... Вы, вѣдь, ей очень понравились... Ну для меня, для меня, прошу васъ, пойдемте; я знаю, что она сейчасъ-же успокоится... Капризъ, знаете,- какъ-бы глотая слова,- говорилъ мнѣ растерявш³йся Глюмъ.

   Мысленно посылая ко всѣмъ чертямъ и Глюма, и его Амал³ю Карловну, я, однако, уже готовъ былъ исполнить его просьбу и направился было, вмѣстѣ съ нимъ, "внизъ", какъ встрѣча въ корридорѣ съ Егоровымъ заставила меня измѣнить свое намѣрен³е.

   - Ступайте-ка одни, Иванъ Ивановичъ, мы съ княземъ сейчасъ придемъ... у насъ маленьк³й секретъ. Успокойтесь: Амал³я Карловна оправилась,- остановилъ насъ Егоровъ, беря меня подъ руку.

   - Такъ я надѣюсь, князь. Пожалуйста... для меня,- произнесъ Глюмъ, неохотно оставляя меня съ Егоровымъ.

   Подведя меня къ окну, усѣвшись на широкомъ подоконникѣ и предложивъ мнѣ сдѣлать тоже самое, Егоровъ озадачилъ меня слѣдующими словами, произнесенными въ полголоса:

   - Вамъ везетъ счастье, да и только! Когда вы были княземъ, еще не удивительно было, что барыни вѣшались вамъ на шею; но вы и подъ арестомъ кружите головы. И я очень радъ. Вы, можетъ быть, не знаете, у Амал³и Карловны, по крайней мѣрѣ, тысячъ 50 наличнаго капитала, да богатая бѣлошвейная мастерская; есть-таки чѣмъ поживиться.

   - Я васъ не понимаю; что мнѣ за дѣла до вашей Амал³и Карловны, до ея денегъ? - перебилъ я его.

   - Да вы посмотрите, что съ нею дѣлается! Повѣрители, она мнѣ только-что руки цѣловала, чтобы я только уговорилъ васъ сойдти къ ней. Вы, конечно, не упустите случая; дѣло можетъ быть очень выгодное... Я, съ своей стороны, отъ души готовъ вамъ содѣйствовать.

   "На что, на что только человѣкъ этотъ не способенъ?! Есть-ли у него хоть что-нибудь святое, не продажное?" - мысленно спрашивалъ я себя, слушая Егорова. Меня такъ и подмывало высказать ему, какое сильное отвращен³е внушаетъ мнѣ его личность, до какой степени онъ низокъ даже въ моихъ глазахъ, въ глазахъ человѣка, далеко не безупречнаго. И я-бы навѣрное высказалъ ему это и отнялъ-бы у него впредь охоту предлагать мнѣ свое "содѣйств³е", если-бы я не сознавалъ, что, во-первыхъ, я самъ поощрилъ его въ подобному отношен³ю ко мнѣ и, во-вторыхъ, что, пока я въ полицейскомъ домѣ, я во многихъ случаяхъ могу нуждаться въ этомъ "содѣйств³и" для достижен³я той или другой цѣли. Съ трудомъ скрывая свое негодован³е, я принудилъ себя "горячо" поблагодарить услужливаго смотрителя и, въ тоже время, въ формѣ насколько возможно безобидной, уклониться отъ свидан³я съ Амал³ей Карловной.

   - Ахъ, если-бы вы знали, какъ чертовски голова у меня болитъ! - сказалъ я, хватаясь за голову.- Я рѣшительно не могу сойдти "внизъ". Я въ эту минуту неспособенъ не только успокоить Амал³ю Карловну, но и двухъ словъ сказать. Я-бы не прочь поговорить съ этой интересной барыней, но только тогда, когда я въ хорошемъ расположен³и духа. Повѣрьте, я вамъ очень благодаренъ...

   - Такъ я передамъ ей, что вы себя не хорошо чувствуете и просите ее посѣтить васъ завтра, чтобы лично извиниться передъ ней и кое о чемъ, понимаете... поговорить,- отвѣтилъ мнѣ Егоровъ, видимо, пр³искивая наиболѣе пр³ятную для Амал³и Карловны Форму объяснен³я моего нежелан³я сойдти "внизъ".

   - Пожалуйста,- нетерпѣливо проговорилъ я, желая поскорѣе отъ него избавиться.

   - Ужь мы обдѣлаемъ дѣло, не безпокойтесь... A лакомый кусочекъ, не правда-ли?... лукаво улыбнулся Егоровъ, соскакивая съ подоконника и слегка хлопнувъ меня по плечу.

   Я ужь протянулъ было ему руку, намѣреваясь произнести: "до свидан³я", долженствовавшее меня, наконецъ, избавить отъ его присутств³я, какъ вдругъ раздавшееся около меня слѣдующее громкое словоизвержен³е заставило меня машинально убрать назадъ руку:

   - Живо! живо! Отопри! Сюда его, каналью! Зажили бока, такъ я тебѣ подправлю! Ну, тащи, давай его сюда! Ахъ ты, мазура несчастная! Вотъ я тебѣ покажу, какъ подслушивать!...

   - Не угодно-ли? До чего этотъ народъ дерзокъ! Ну, скажите, пожалуйста! - обратился ко мнѣ Егоровъ, словно ища моего одобрен³я, въ то время, какъ дежурный полицейск³й служитель отпиралъ рѣшетку "слѣдственной" камеры. Я стоялъ въ недоумѣн³и, тщетно силясь отгадать причину, вызвавшую столь внезапный, бѣшеный, гнѣвъ, моего милаго собесѣдника.

   - Что такое случилось? - спросилъ я, наконецъ, при видѣ дрожащаго "Петрухи", моего бывшаго сотоварища по "слѣдственной" камерѣ, котораго служитель вывелъ за шиворотъ изъ камеры и представилъ передъ ясныя очи Егорова.

   - Какъ? развѣ вы не замѣтили? - отвѣтилъ мнѣ Егоровъ, и тутъ-же носкомъ своего праваго сапога такъ сильно толкнулъ въ животъ несчастнаго "Петруху", что послѣдн³й заметался на полу.

   - Убери эту собаку въ карцеръ. Небось, не издохнетъ... Ну, живо! не справишься, что-ли, съ нимъ? - съ выражен³емъ глубокаго презрѣн³я къ валявшемуся "Петрухѣ" произнесло "начальство".

   Служитель, видно, не былъ расположенъ ждать вторичнаго приказан³я и, вцѣпившись въ волосы приговореннаго, поволокъ его по полу по дорогѣ въ уже описанный мною егоровск³й карцеръ.

   Какъ ни въ чемъ не бывало, Егоровъ, совершенно спокойный, улыбаясь, пояснилъ мнѣ происшедшую сцену. Окно, у котораго происходилъ нашъ разговоръ, приходилось какъразъ противъ "слѣдственной". Соскочивъ съ подоконника, Егоровъ случайно обернулся и, о ужасъ! одинъ изъ слѣдственныхъ арестантовъ, именно тотъ самый "Петруха", который имѣлъ дерзость пожаловаться кому-то: "холодно, молъ", и которому эта жалоба стоила нѣсколькихъ дней карцера и "взлупки", приложивъ ухо къ пустому пространству между деревянными столбиками, составлявшими перегородку слѣдственной камеры, преспокойно удовлетворялъ свое любопытство, прислушиваясь въ тому, что говорило "начальство". Этого было достаточно, чтобы вызвать описанную сцену.

   - Странно... вы только что выходили изъ себя, а теперь такъ спокойны?- невольно спросилъ я Егорова, будучи пораженъ его рѣзкими переходами отъ нормальнаго состоян³я къ состоян³ю, ничѣмъ не отличающемуся отъ бѣшенства, и обратно.

   - A вы думаете, я и въ самомъ дѣлѣ выходилъ изъ себя? ха-ха-ха! Изъ-за такой дряни? Нѣтъ, батюшка, вѣдь, это только крикъ одинъ. Это, знаете, дѣйствуетъ на этихъ бродягъ. Не даромъ бывало у меня, не то, что эти бродяги, и цѣлая рота солдатъ,- да еще не инвалидовъ какихъ-нибудь, а настоящихъ бойцовъ кавказцевъ,- какъ листъ дрожитъ. Строгость - душа дисциплины... Однако, пойдти-же въ бабамъ,- спохватился Егоровъ.- Пойдемте вмѣстѣ, полноте нѣжничать; у васъ голова вовсе не такъ сильно болитъ?

   - Нѣтъ, ужь увольте; въ другой разъ... Теперь, право, не могу.

   - Ну, ладно, ладно, какъ хотите. До свидан³я!

   - Ты у меня, старый чортъ, смотри! сейчасъ-же доложить въ контору, если онъ вздумаетъ тамъ шумѣть, стучать, какъ въ прошлый разъ, сказалъ Егоровъ мимоходомъ, проведя пальцемъ по носу дежурнаго.

   Товарищи "Петрухи", оставш³еся безмолвными и, повидимому, безучастными зрителями егоровской расправы, лишь только затихли на лѣстницѣ шаги послѣдняго, энергически заявили свой протестъ, въ формѣ цѣлаго потока площадной брани, громко призывая на голову "дьявола", "нехристя", "кровопивца", "взяточника" смотрителя всевозможныя проклят³я, "мировые", изъ своей камеры, сочувственно отозвались на голоса своихъ "сосѣдей".

   - Что-жь вы, чортъ васъ дери, молчали? кричалъ староста изъ "мировой". - Зачѣмъ выдали? Видно слабо! При самомъ, такъ душа въ пятки ушла, а безъ него такъ куда, какъ храбры!...

   - Самъ ты очень храберъ! Ты-то гдѣ былъ? Небось, не высунулся! - отгрызался кто-то изъ "слѣдственной".

   - Вотъ-те Христосъ, какъ выйду, такъ, первымъ дѣломъ, гдѣ-нибудь пущу камнемъ въ этого окаяннаго! За него и грѣха никакого не будетъ, потому онъ хуже звѣря. Анаѳема буду, коли не сдѣлаю,- слышался чей-то зарокъ.

   - Бунтуй, робята! стучи! ломай! Всѣхъ въ карцеръ не пересажаешь; шалишь, братъ, дудки!...

   - Валяй! Не брать ужина! Пусть его самъ лопаетъ эти помои! Начальство пусть пр³ѣдетъ! Жаловаться, молъ, хотимъ: хлѣбъ нельзя въ ротъ взять; не топитъ, словно въ сараѣ; притѣсняетъ, колотитъ... казенныя дрова продаетъ.

   - Еще не наворовалъ столько денегъ, сколько тебѣ нужно, анаѳемсвая твоя душа!- доносилось то изъ "мировой", то изъ "слѣдственной" камеръ, жителей которыхъ быстро охватило воинственное настроен³е. Все стучало, кричало, ругалось, прыгало... Неподвижное населен³е этихъ двухъ камеръ, вдругъ, какъ-бы ожило, воспрянуло отъ долгой невольной спячки... Оно съ неподдѣльнымъ наслажден³емъ, съ искреннею радостью предавалось "бунтовству", вносившему разнообраз³е въ ихъ "до смерти скучную" жизнь. Дежурный полицейск³й служитель, видя тщетность своей попытки усмирить бунтовщиковъ, попытки, выразившейся въ двухъ-трехъ минутной суетливой бѣготнѣ взадъ и впередъ по корридору, и въ приправляемыхъ нецензурными восклицан³ями угрозахъ, обращаемыхъ то къ одной, то къ другой камерамъ,- съ досады плюнулъ, бросилъ ключи на полъ и съ словами: "ладно-же!..." пустился бѣжать по лѣстницѣ "внизъ".

   Интересуясь исходомъ "бунта", или, точнѣе, дѣйств³ями Егорова въ этомъ случаѣ, я, однакожь, счелъ не лишнимъ быть подальше отъ арены дѣйств³я. Я поспѣшилъ взойдти въ свою камеру и примкнуть къ моимъ "благороднымъ" товарищамъ, также приготовившимся быть свидѣтелями интереснаго зрѣлища.

   Къ немалому моему удивлен³ю, дежурный полицейск³й служитель черезъ нѣсколько минутъ вернулся "снизу" одинъ и, притомъ, далеко не съ угрожающимъ видомъ. Я еще болѣе удивился, когда онъ, не смотря на то, что шумъ и брань въ камерахъ съ его приходомъ не только не прекратились, но еще какъ будто получили новую силу,- сталъ приниженно просить "братцевъ" и "господъ" перестать "баловать".

   - Не хорошо, братцы вы мои; право, не хорошо... Побаловали и будетъ... Послушайте меня, старика. Довольно, господа! Вѣдь, васъ-же жалко... да перестаньте, братцы, сдѣлайте Божескую милость... уговаривалъ онъ "бунтующихъ".

   - Врешь, паукъ несчастный! Не прикидывайся тихоней! Знаемъ мы вашего брата! Что? или съ цѣлой камерой-то - не то, что съ однимъ? Убирайся къ чорту! Полно умасливать! Намъ начальство сюда подавай! Жаловаться хотимъ!.... Нары всѣ переломаемъ и рѣшетка къ чорту полетитъ! - отвѣчали ему.

   "Петруха", между тѣмъ, до слуха котораго донеслось, что дѣлается въ камерахъ, не отставалъ отъ товарищей и одиноко "бунтовалъ" въ своемъ карцерѣ, колотя, что есть мочи, ногами и руками въ дверь.

   Но вотъ, въ корридорѣ показался околоточный, а за нимъ потянулась цѣлая вереница, человѣкъ съ 12, полицейскихъ служителей. Отперли "мировую" камеру. Все смолкло.

   - Кто тутъ бунтуетъ? - обратился околоточный къ камерѣ.

   - Мы не бунтуемъ, ваше благород³е, а дѣло говоримъ,- посреди общаго молчан³я, смѣло отвѣтилъ тотъ самый благообразный старикъ, который заступался за голоднаго мальчика.- Нешто полагается людей морозить? Холодъ какой, а камеру ужь трет³й день, какъ не топятъ.

   - Хлѣбъ постоянно черствый, съ пескомъ...

   - Хорош³й хозяинъ и собакѣ своей не даетъ такого супа, а не то што человѣку,- заговорили, мало по малу, всѣ.

   - Кто недоволенъ, выходи въ корридоръ,- спокойнымъ голосомъ объявилъ невозмутимый околоточный.

   - Мы всѣ недовольны! - отозвался старикъ.

   - И ты первый?

   - A хоша-бы и такъ? Что-жь? я дѣло говорю.

   - Выходи въ корридоръ.

   Старикъ колебался.

   - Что-жь ты стоишь? выходи! Кто хочетъ жаловаться, выходи: я запишу, чего вы хотите,- пояснилъ околоточный.

   Старикъ, а за нимъ еще три человѣка, повидимому, болѣе смѣлыхъ протестантовъ, вышли въ корридоръ. Приказавъ служителю запереть камеру, околоточный направился къ "слѣдственнымъ", предварительно приказавъ двумъ полицейскимъ изъ своей свиты свести трехъ протестантовъ въ контору.

   Тотъ-же вопросъ: "кто бунтуетъ"? и тотъ-же отвѣтъ: "не бунтуемъ, молъ, а дѣло говоримъ". Объясняя дѣло, мой старый знакомый "Заяцъ", къ претенз³ямъ о холодѣ, дурномъ хлѣбѣ и проч., прибавилъ новую: "Зачѣмъ, молъ, смотритель дерется? Ишь, какъ онъ хватилъ Петруху! Нонѣ, тоже, вѣдь, драться-то небольно-то велятъ".

   - Ступай въ контору, тамъ запишутъ. Отведи! - обратился околоточный къ полицейскому служителю.

   - Больше никто не хочетъ жаловаться?

   - Да пусть ужь онъ одинъ, ваше благород³е, все объяснитъ,- отвѣтилъ кто-то изъ "слѣдственныхъ".

   - Ну, ладно. Запри! - и околоточный, издали почтительно поздоровавшись съ нами, "благородными", "не бунтующими" субъектами, удалился изъ корридора, вмѣстѣ съ своей свитой. Дежурный полицейск³й служитель рѣшился было обратить вниман³е его благород³я на "бунтовавшаго" Петруху, не перестававшаго стучать, но получивъ въ отвѣтъ: "дуракъ", поспѣшилъ покорно заявить свое "слушаю-съ!"

   Съ четверть часа, въ камерахъ царствовала тревожная тишина. Арестанты то и дѣло останавливались у рѣшетки своихъ камеръ, видимо прислушиваясь, не идетъ-ли кто по лѣстницѣ. Разговора не было слышно. Всѣ ожидали возвращен³я изъ конторы своихъ смѣлыхъ представителей. Однако, долгое отсутств³е послѣднихъ, надо полагать, начинало имъ казаться подозрительнымъ. Послышался легк³й ропотъ. "Мировые" и "слѣдственные" стали изъ своихъ камеръ переговариваться. На дежурнаго служителя, упорно хранивишго строгое молчан³е, посыпались проклят³я. Шаги прохаживавшихся по камерамъ дѣлались учащеннѣе, тверже. "Кипятятся, ребята", опредѣлилъ мнѣ Угровъ ихъ состоян³е. Невѣдѣн³е ихъ, относительно участи своихъ товарищей, длилось, впрочемъ, недолго; тотъ-же околоточный, на этотъ разъ безъ свиты, явился опять и громогласно объявилъ той и другой камерамъ, что, жалѣя ихъ, онъ скрылъ отъ смотрителя, что они всѣ бунтовали, иначе и имъ-бы не сдобровать. Теперь-же за происшедшее отвѣтятъ одни только зачинщики.

   - Но, если только кто-нибудь изъ васъ зашумитъ, заключилъ онъ свое объявлен³е,- то, вѣдь, вы ужь знаете смотрителя? Онъ, вѣдь, не я, уговаривать васъ не станетъ. Расправа съ вами короткая: въ кандалы и въ карцеръ.

   - Если въ камерахъ будетъ смирно, - обратился онъ къ дежурному полидейскому служителю, не обращая вниман³я на послѣдовавш³я со стороны нѣкоторыхъ изъ арестантовъ боязливыя, не твердыя возражен³я,- то дать имъ кипятокъ и въ лавку сходить: все равно, какъ будто ничего не было. Ну, а чуть что, такъ, конечно, и безъ кипятку насидятся. Скажи вахтеру, что смотритель велѣлъ въ эти двѣ камеры дровъ дать.

   - Слышите! у васъ будутъ топить. Смотрѣть-же, не дурить! закончилъ околоточный "усмирен³е" и, войдя къ намъ, тяжело опустился на стулъ.

   - Хоть у васъ немного отдохнуть,- промолвилъ онъ, стараясь казаться утомленнымъ.- Вѣдь, эдак³й народъ! Сидятъ, сидятъ и выдумаютъ что-нибудь... Возись тутъ съ ними!

   - Да они, кажется, жалуются на холодъ, что имъ даютъ дурной хлѣбъ? - замѣтилъ я.

   - Ихъ только слушайте, они наговорятъ. Все равно, что спросите изъ нихъ любаго: "за что сидишь"? непремѣнно окажется невинный страдалецъ. Просто отъ скуки, отъ бездѣлья, чтобы, знаете, кровь немного разогнать. Дѣйствительно, я вхожу въ ихъ положен³е, вѣдь, скука смертельная, по неволѣ на стѣну полѣзешь,- отвѣтилъ мнѣ околоточный.

   Явивш³йся "снизу" Иванъ Ивановичъ передалъ околоточному, что его зоветъ Егоровъ.

   - Вотъ и извольте тутъ отдохнуть! Цѣлый день на ногахъ... право, иной разъ позавидуешь вамъ. До свидан³я, господа!

   Иванъ Ивановичъ былъ въ самомъ великолѣпномъ настроен³и духа. Успокоенная Амал³я Карловна съумѣла загладить свое непродолжительное, но жестокое съ нимъ кокетство.

   - Нѣтъ, князь, вы узнайте ее хорошенько, - говорилъ мнѣ Глюмъ, когда я не отвѣчалъ похвалами на его вопросы о впечатлѣн³и, произведенномъ на меня милой Амал³ей Карловной.- Это чудеснѣйшая женщина! Какъ она васъ жалѣетъ... она очень добра... и какъ она меня любитъ!...

   Румяныя щеки "благодѣтеля" и его слишкомъ не сентиментальное настроен³е заставляло догадываться, что онъ успѣлъ отдать должную дань Бахусу. Терпѣливо выслушавъ какое-то полуфантастическое повѣствован³е о не совсѣмъ обыкновенныхъ обстоятельствахъ, при которыхъ завязалось знакомство почтеннаго Глюма съ "чудеснѣйшею женщиной", я обратился къ нему, какъ бывшему въ конторѣ во время "бунта", вмѣстѣ съ Егоровымъ,- за пополнен³емъ пробѣловъ въ истор³и "усмирен³я". Оказалось, что "ловк³й" Егоровъ, выслушавъ рапортъ дежурнаго полицейскаго служителя о томъ, что въ третьемъ этажѣ бунтуютъ, сдѣлалъ ему строг³й выговоръ съ предупрежден³емъ о "Никольской" за употребленное имъ слово "бунтуютъ", такъ какъ у него,- полицейск³й служитель долженъ это запомнить разъ навсегда;- никогда бунтовъ не бываетъ, а если произошелъ шумъ, то, значитъ, виноватъ дежурный, который, вмѣсто того, чтобы спѣшить съ докладомъ объ этомъ, лучше-бы сдѣлалъ, если-бы самъ прекратилъ шумъ. Какъ прекратить? - это дѣло дежурнаго, который,- и никто болѣе,- отвѣчаетъ за порядокъ. "Чтобы сейчасъ-же былъ прекращенъ шумъ! знать ничего не хочу! Пошелъ вонъ"! - послѣдовало распоряжен³е Егорова, по донесен³и дежурнаго служителя. Однако, по уходѣ послѣдняго, Егоровъ немедленно послалъ за околоточнымъ съ которымъ очень долго озабоченно разговаривалъ. Къ сожалѣн³ю, Глюмъ, увлеченный бесѣдою съ "чудеснѣйшею женщиной", не слѣдилъ за этимъ, несомнѣнно весьма интереснымъ разговоромъ. Шумъ и стукъ, происходивш³е въ третьемъ этажѣ, явственно доносились до конторы. Когда околоточный отправился съ толпою полицейскихъ наверхъ, Егоровъ оставался очень озабоченнымъ, что даже замѣтила "чудеснѣйшая женщина". Онъ оправился только тогда, когда два полицейскихъ служителя представили предъ его ясныя очи трехъ "мировыхъ", явившихся въ контору въ увѣренности, что тамъ только "запишутъ". Присутств³е "милыхъ барынь", конечно, очень стѣсняло Егорова. Убѣжденный, что "съ этимъ народомъ" непремѣнно нужно быть, или, точнѣе, казаться, свирѣпымъ, онъ, однако, принужденъ былъ на этотъ разъ ограничить свою свирѣпость словами: "вотъ я васъ, канальи, проучу!" и приказан³емъ "разсадить ихъ по секретнымъ нумерамъ". Приказан³е было немедленно приведено въ исполнен³е. Обманутое trjo, понимая безполезность борьбы, не оказало сопротивлен³я, только старикъ что-то такое, чего не разслышалъ Глюмъ, сказалъ смотрителю, за что и былъ отведенъ, вмѣсто секретнаго нумера, въ карцеръ. "Заяцъ", приведенный въ контору околоточнымъ, удостоился, предварительно отправки въ карцеръ, доброй егоровской оплеухи, вызвавшей слезы "чудеснѣйшей женщины" и тысячу извинен³й, со стороны на минуту забывшагося "любезнаго" смотрителя. Послѣ непродолжительнаго совѣщан³я между смотрителемъ и помощникомъ, послѣдн³й вторично отправился наверхъ, гдѣ и довершилъ "усмирен³е" уже описаннымъ мною способомъ.

   Тактика "ловкаго" Егорова имѣла полнѣйш³й успѣхъ. Камеры потеряли своихъ главныхъ вожаковъ, наиболѣе отважныхъ и, пожалуй, разумныхъ арестантовъ, потеряли ихъ безъ боя, который былъ-бы неизбѣженъ, если-бы Егоровъ захотѣлъ открыто дѣйствовать. Камеры безъ обмана, не выдали-бы своихъ лучшихъ товарищей, а въ "бой" вступить, т. е., насильно взять кого-нибудь изъ камеры, было несогласно съ интересами Егорова, не допускавшаго возможности, "бунта" во ввѣренномъ ему полицейскомъ домѣ. Лишенное своихъ лучшихъ силъ, слабое духомъ большинство населен³я "мировой" и "слѣдственной", имѣя притомъ въ виду возможность лишиться "кипятка", не думало возобновлять бунта и отводило душу въ сильныхъ выражен³яхъ досады на собственную оплошность.

   - Еще хорошо, братцы, что самъ не пришелъ; а то досталось-бы намъ. Бѣда, коли-бы узналъ, какъ мы тутъ кричали!- утѣшали себя трусишки, сердечно радуясь, что дѣло обошлось имъ такъ дешево.

   Вечеромъ явился и самъ. За нѣсколько минутъ до прихода его, дежурный полицейск³й служитель былъ позванъ въ контору. Исполняя, вѣроятно, приказан³е, тамъ полученное, онъ, возвратившись оттуда, объяснилъ арестантамъ, что смотритель сейчасъ будетъ. Приберитесь, братцы, приберитесь! Неравно что, просите прощен³я. У! сердитый онъ сегодня! смотрите, не раздражайте... и мнѣ достанется... Знаете, по солдатски: виноваты, молъ, и конецъ...

   - Какая камера больше шумѣла?! - грозно просилъ служителя Егоровъ, показавшись въ корридорѣ.

   - Да они, осмѣлюсь доложить, не очень чтобы шумѣли, ваше высокоблагород³е... такъ, поспорили между собой,- словно отвѣчая затверженный урокъ, произнесъ тотъ.

   - Молчать! Врешь, шельма! Прикрывать вздумалъ! Заодно съ арестантами!... Ихъ нечего прикрывать, канал³й! Ну?.... Отопри! - громовымъ голосомъ заявляло о себѣ начальство почти у самыхъ дверей "мировой" камеры.

   Чтобы не только слышать, но и хорошо видѣть Егорова, я осмѣлился выйдти изъ своей камеры. Задравъ голову кверху, съ заложенными назадъ руками, онъ, молча, съ дѣйствительно-свирѣпымъ видомъ, медленно обходилъ "мировыхъ", пристально, строго всматриваясь въ каждаго изъ нихъ, по очереди; обходъ этотъ, какъ видно, имѣлъ цѣлью подѣйствовать на нервы нехрабрыхъ арестантовъ и цѣль эта вполнѣ достигалась. Арестанты какъ-то жались, краснѣли, опускали глаза внизъ, нѣкоторые просто дрожали; а у двухъ-трехъ, на которыхъ особенно долго останавливался взоръ Егорова, даже выступили слезы. "Мировые", да, надо полагать, и "слѣдственные", которымъ воцарившаяся - послѣ грознаго "отопри!" - тишина не могла не казаться зловѣщею, несомнѣнно переживали тяжелыя минуты. "Обходъ" длился, приблизительно, минутъ двадцать. Поравнявшись съ дверью, Егоровъ остановился, широко разставя ноги и перенеся руки сзади напередъ.

   - Кто шумѣлъ? - гаркнулъ онъ вдругъ посреди долго длившагося общаго молчан³я.

   Арестанты въ отвѣтъ только усиленно заморгали глазами.

   - Васъ спрашиваютъ! кто шумѣлъ?- еще громче закричало "начальство". - Конвойныхъ сюда! Кандалы принести! - Дежурный, стремглавъ, бросился "внизъ".

   - Ва-аше высокоблагород³е! простите... виноваты... какъ передъ Богомъ... насъ смутили... простите... ваше высоблагород³е, сдѣлайте Божескую милость... взмолилась вдругъ вся камера, отвѣшивая нижайш³е, чуть-ли не земные, поклоны.

   - Вотъ я васъ прощу!... Въ баран³й рогъ согну, мерзавцы! Подъ судъ!... кто смутилъ?

   - Да они, ваше высокоблагород³е... эвти самые... простите, Христа ради... сквозь слезы просили арестанты.

   Съ лѣстницы донесся шумъ множества шаговъ и побрякиванье кандалами. Двое изъ "мировыхъ" бросились въ ноги неумолимому Егорову.

   - Смилосердуйтесь... не губите... Ва-аше высокоблагород³е!...

   Вошли человѣкъ 12 полицейскихъ служителей. Въ рукахъ у нѣкоторыхъ находились кандалы.

   - Давай сюда этихъ бродягъ, съ "слѣдственной"! - нѣсколько тише приказало начальство дежурному, закуривая сигару.

   Читатель уже знаетъ, изъ какого рода субъектовъ состояло въ данное время небольшое населен³е "слѣдственной". Едва успѣлъ дежурный отпереть ихъ камеру, какъ всѣ они выбѣжали въ корридоръ и, бросившись въ ноги Егорову, подняли страшный вой, моля о пощадѣ. Однако, мнѣ не трудно было замѣтить, что "ребята" плакали безъ слезъ и что раскаян³е ихъ, такъ отчаянно высказываемое, не болѣе, какъ "комед³я".

   - Прочь! - толкнулъ Егоровъ ногою одного изъ нихъ, особенно на него напиравшаго.- "Заковывай"!

   "Мировые" и "слѣдственные" завопили въ одинъ голосъ:

   - Ва-аше высокоблагород³е! Отецъ родной! Прости насъ дураковъ.... по глупости нашей...

   - Хорошо, бест³и, я васъ прощаю на этотъ разъ! Но берегитесь: слово только пикни кто-нибудь,- заморю!... Маршъ, по мѣстамъ! - скомандовало начальство, направляясь ко мнѣ.- Ни кипятку, ни подаян³я! Передавать дежурнымъ!... громко объявилъ онъ на ходу дежурному поли