Лейкин Николай Александрович - В гостях у турок

   - А вотъ этого-то гостепр³имства я и боюсь, подхватила Глафира Семеновна.- Нѣтъ, ужъ вы пожалуйста не просите и, главное, мужу ни слова... Кромѣ того, ему вредно пить. У него ожирѣн³е сердца.

   - О, Боже мой! Да зачѣмъ-же много пить? А Пловдивъ все-же стоитъ посмотрѣть. Это главный городъ Восточной Румел³и. Въ немъ много достопримѣчательностей. Онъ древн³й городъ, основанъ еще Филипомъ Вторымъ, отцомъ Александра Великаго.

   - Хоть-бы Филипомъ Десятымъ, такъ и то я не желаю заѣзжать.

   - А как³я въ немъ древности есть! Древн³й турецк³й караван-серай съ свинцовыми куполами, древняя мечеть Джумая Джамизи...

   - Нѣтъ, нѣтъ, не просите!

   Разговаривая такимъ манеромъ, они миновали станц³ю Ихтиманъ. Начались отвѣсныя гранитныя скалы. Ѣхали какъ-бы въ стѣнахъ.

   - Любуйтесь, мадамъ Иванова, и запомните. Эти скалы называются Трояновы ворота. Мы ѣдемъ по ущелью. Черезъ это ущелье прошелъ императоръ Троянъ во время его войны съ Дак³ей,- разсказывалъ прокуроръ, но Глафира Семеновна очень равнодушно взглянула на величественныя скалистыя Трояновы ворота. Она боялась, что прокуроръ сманитъ ея мужа въ Пловдивъ, а тамъ опять начнется бражничанье.

   Спустились въ долину Марицы. Виднѣлись вдали угрюмыя Родопск³я горы. Попадались дубовые лѣса. Вотъ и станц³я Костенецъ. Помчались дальше.

   - Мѣстность, по которой мы теперь проѣзжаемъ, долженъ вамъ сказать, мадамъ, хорошей славой не пользуется. Вонъ тамъ въ Родопскихъ горахъ, да и здѣсь въ долинѣ проживаютъ помаки, болгары-магометане, и они могутъ быть вполнѣ причислены къ полудикимъ. Занят³е ихъ - разбои. Покойный Стамбуловъ разсѣялъ много ихъ бандъ, но и посейчасъ еще въ горахъ есть ихъ шайки. Прежде здѣсь, по горамъ, безъ конвоя нельзя было проѣхать. Грабежи были страшные... Да и посейчасъ... Были даже случаи нападен³я на поѣзда...

   - Да что вы!- испуганно проговорила Глафира Семеновна и поблѣднѣла. О, Господи! А мужъ спитъ, какъ свинья. Что-же это такое! Надо его разбудить. Николай! Николай Иванычъ! Проснись! Послушай, что разсказываютъ!

   И она въ страхѣ принялась трясти мужа за рукавъ, ущипнула его за руку, дернула даже за усы.

  

  

   Николай Ивановичъ проснулся, посоловѣлыми глазами смотрѣлъ на жену и прокурора и съ просонья спрашивалъ:

   - Пр³ѣхали? Куда пр³ѣхали?

   - Никуда не пр³ѣхали. Но знаешь-ли ты, по какой мѣстности мы ѣдемъ? внушительно говорила Глафира Семеновна мужу.- Мы ѣдемъ по мѣстности, которая въ горахъ кишитъ разбойниками. Вотъ Степанъ Мефодьичъ говоритъ, что здѣсь повсюду, повсюду разбойники. Нужно быть на сторожѣ, а ты спишь, какъ невинный младенецъ.

   - Позвольте, позвольте, мадамъ Иванова, перебилъ ее прокуроръ. - Я разсказываю больше о прежнемъ, достамбуловскомъ времени. Но Стамбуловь вѣдь цѣлую войну велъ противъ нихъ, и надо отдать ему честь, перебилъ или перехваталъ ихъ атамановъ и шайки разсѣялись.

   - Вы говорили, что даже были случаи нападен³я на поѣзды.

   - Были, были. Нападали, пассажировъ обирали до нитки, потомъ брали ихъ въ плѣнъ и требовали за нихъ выкупъ. Все это было сравнительно недавно, три-четыре года тому назадъ, но теперь, за послѣднее время, у насъ спокойно.

   - Да вѣдь спокойно, спокойно, а вдругъ и будетъ не спокойно, проговорила Глафира Семеновна.

   Прокуроръ пожалъ плечами.

   - Конечно, все можетъ случиться, но изъ этого не слѣдуетъ, чтобы такъ ужъ очень пугаться, сказалъ онъ.- Смотрите, какъ вы поблѣднѣли. Воды-бы вамъ выпить, но ея нѣтъ. Выпейте вина. Это васъ прибодритъ. Вино есть.

   - Пожалуй, дайте.

   У Глафиры Семеновны дрожали руки.

   Прокуроръ вытащилъ изъ кармана складной штопоръ, досталъ бутылку съ бѣлымъ виномъ, откупорилъ ее и, наливъ полъ-стакана, подалъ Глафирѣ Семеновнѣ.

   Та выпила нѣсколько глотковъ и проговорила:

   - Боже мой, по какой мы дикой землѣ ѣдемъ! Даже на желѣзнодорожные поѣзда нападаютъ. Знала-бы, ни за что не поѣхала! Это все ты... кивнула она на мужа.

   Тотъ зѣвалъ, протиралъ глаза и откашливался въ платокъ.

   - Ну, вотъ... Не на кого валить бѣду, такъ на мужа. А сама только и бредила Константинополемъ. Вѣдь мы въ Константинополь ѣдемъ.

   - Да никакой тутъ бѣды нѣтъ, и вы можете успокоиться. Теперь разбойничьи банды если гдѣ еще и существуютъ, то перемѣнили свою дѣятельность. Въ прошломъ году я былъ судебнымъ слѣдователемъ, производилъ слѣдств³е надъ двумя пойманными вожаками и познакомился съ ихъ нынѣшними операц³ями. Теперь они живутъ въ горахъ и держатъ въ страхѣ только селен³я. Чтобы никого не трогать, они распоряжаются очень просто. Берутъ извѣстную дань съ селъ и деревень. И если дань взята - они уже ту деревню не трогаютъ и даютъ у себя въ горахъ спокойный пропускъ лицамъ изъ той деревни. На слѣдств³и свидѣтели показывали, что у здѣшнихъ разбойниковъ на этотъ счетъ слово вѣрное, что у нихъ существуетъ своя честь.

   Глафира Семеновна начала успокоиваться.

   - Ну, а нападен³е на поѣзда? Когда было послѣднее нападен³е на поѣздъ? спросила она.- Не можете сказать?

   - Какъ-же, какъ-же... Это всѣмъ памятно.. Объ этомъ вѣдь писали во всѣхъ европейскихъ газетахъ. Это сдѣлало страшный переполохъ, отвѣчалъ прокуроръ. - И на самомъ дѣлѣ нападен³е было возмутительно по своей дерзости. Но послѣднее нападен³е было сдѣлано не на болгарской територ³и, а на турецкой. Вы поѣдете мимо этой станц³и.

   - О, Господи! Спаси насъ и помилуй! перекрестилась Глафира Семеновна.

   - Чего-же, душечка, такъ ужъ особенно-то пугаться! успокоивалъ жену хриплымъ отъ вина и сна голосомъ пришедш³й уже въ себя Николай Ивановичъ.- Вѣдь и у насъ на Закавказской и Закасп³йской дорогахъ были нападен³я на станц³и и на поѣзда, но вѣдь это такъ рѣдко случалось. И здѣсь... Неужели такъ таки на насъ ужъ и нападутъ, если мы поѣхали?

   - Все-таки это ужасно! потрясла головой Глафира Семеновна и спросила прокурора: - Такъ когда-же было послѣднее нападен³е на поѣздъ?

   - Послѣднее нападен³е было... Я даже число помню... отвѣчалъ онъ.- Послѣднее нападен³е было въ ночь съ 31 мая на 1 ³юня 1891 года. Разбойники забрались въ поѣздъ между станц³ями Черкесской и Синекли, перевязали поѣздную прислугу, остановили поѣздъ и грабили пассажировъ до гола. Но это бы еще ничего... А дерзость ихъ пошла дальше. Они захватили изъ перваго класса четырехъ пассажировъ заложниками. Это были германск³е подданные и лица изъ хорошей фамил³и, со связями... Они ѣхали въ Константинополь. Захватили ихъ заложниками и увели въ горы, а послѣ требовали съ турецкаго правительства 200.000 франковъ выкупа, грозя, что если выкупъ къ извѣстному времени не будетъ внесенъ и положенъ въ указанное мѣсто, убить заложниковъ.

   - Боже милостивый! всплескивала руками Глафира Семеновна. - Ну, и что-же, выкупъ былъ внесенъ?

   - Внесли выкупъ, кивнулъ головой прокуроръ.- Это была банда знаменитѣйшаго по своей дерзости разбойника. Афанасъ онъ назывался. По происхожден³ю грекъ. Впослѣдств³и онъ былъ убитъ въ свалкѣ. Вѣдь цѣлый турецк³й полкъ ходилъ въ горы воевать съ этой шайкой разбойниковъ.

   - Ужасъ, что вы говорите! Ужасъ! ужасалась Глафира Семеновна и спросила прокурора: - Какъ станц³я-то, около которой это случилось?

   - Запомнить не трудно. Почти русское назван³е. Станц³я Черкесской. По-турецки она произносится Черкескьей...

   - Нѣтъ, я даже запишу, чтобы знать.

   Глафира Семеновна вытащила изъ баульчика записную книжку съ карандашомъ.

   - Далеко это отсюда?

   - За Адр³анополемъ. Почти подъ самымъ Константинополемъ, далъ отвѣтъ прокуроръ. - И имя разбойника запишите. Афанас³й... Грекъ Афанасъ.

   - Грекъ, стало быть православный человѣкъ и такой разбойникъ! О, Господи! дивилась Глафира Семеновна. записывая въ книжку.- Фу, даже руки дрожатъ. Вонъ какими каракулями пишу. Вы говорите, въ 1891 году это было?

   - Въ 1891 году, въ ночь съ 31 мая на 1 ³юня. Это фактъ. Это во всѣхъ газетахъ было.

   - Ну, и ужъ послѣ этого не нападали на поѣзда?

   - Кажется, не нападали,- отвѣчалъ прокуроръ, но тотчасъ-же спохватился и сказалъ:- Ахъ, нѣтъ, нападали. Года три тому назадъ нападали, но ужъ на этотъ разъ на нашей болгарской территор³и. То-есть, лучше сказать на границѣ турецкой и болгарской. Тоже обобрали пассажировъ, но не причинили никому ни малѣйшей царапины. Также взяли въ плѣнъ одну богатую женщину.

   - Даже женщину не пощадили? - воскликнула Глафира Семеновна и прибавила тихо: - Не могу писать. Николай Иванычъ, дай мнѣ вина.

   Николай Ивановичъ поспѣшно налилъ стаканъ вина.

   - Куда-жъ ты цѣльный-то стаканъ! Мнѣ одинъ, два глотка!- крикнула на него жена.

   - Пей, пей.. Остальное я самъ выпью.

   - Это чтобы опять натрескаться? Опомнись! Люди ужасы разсказываютъ, а тебѣ и горя мало. По такой дорогѣ ѣхать,- нужно быть трезвѣе воды.

   Мужъ улыбнулся.

   - Тебя Степанъ Мефодьичъ, шутя, пугаетъ, а ты вѣришь!- сказалъ онъ, выпивъ остатки вина.

   - Нѣтъ, это факты, факты. Неужели-же я посмѣю шутить такимъ манеромъ! А только вамъ теперь совершенно нечего бояться. Теперь повсюду спокойно. Вотъ уже года два по всей дорогѣ спокойно.

   - Такъ что-же разбойники сдѣлали съ этой женщиной? - интересовалась Глафира Семеновна. - Поди, турецк³я звѣрства сейчасъ начались?

   - Не разсказывайте ей, не разсказывайте, Степанъ Мефодънчъ. Видите, она и такъ ни жива, ни мертва, подхватилъ Николай Ивановичъ.

   - Тутъ ужъ нѣтъ ничего страшнаго. Вообразите, впослѣдств³и она разсказывала, что всѣ разбойники обращались съ ней буквально по джентельменски, съ предупредительностью и даже кормили ее лакомствами. Они только заставили ее написать письмо въ ея домъ съ приказан³емъ, чтобъ за нее выслали что-то пять или шесть тысячъ левовъ. Женщина была состоятельная, за нее выслали и положили въ назначенное мѣсто въ горахъ деньги, и она была освобождена. Но вы, мадамъ, Бога ради не бойтесь, прибавилъ опять прокуроръ.- Теперь уже два года ничего подобнаго не случается.

   Кончивъ разсказъ, онъ налилъ себѣ стаканъ вина и выпилъ залпомъ, сказавъ покосившейся на него Глафирѣ Семеновнѣ:

   - Простите, что пью... Но ужасная жажда...

   Поѣздъ убавилъ ходъ и остановился на станц³и Бѣлова.

  

  

   Запасные пути у станц³и Бѣловы были сплошь уставлены платформами съ строевымъ лѣсомъ, досками, дровами. Были даже рѣшетчатые вагоны, нагруженные перепиленными на мелк³е куски вѣтвями и хворостомъ. Видно было, что здѣсь умѣютъ беречь лѣсъ и не даютъ сгнивать, какъ у насъ въ Росс³и, даже самымъ мелкимъ лѣснымъ остаткамъ.

   - Большая лѣсная торговля здѣсь, сказалъ прокуроръ своимъ спутникамъ.- Бѣлова - городъ лѣсопромышленниковъ. Отсюда отправляется лѣсъ и въ Константинополь, и въ Австр³ю. Отъ Бѣловы мнѣ съ вами ѣхать всего шестьдесятъ шесть километровъ, семьдесятъ верстъ по вашему, а затѣмъ Филипополь - и прощайте.

   - Такъ скоро? удивился Николай Ивановичъ.- Въ такомъ случаѣ надо проститься на бѣло и выпить на прощанье.

   - Николай! да побойся ты Бога! вскинула на мужа умоляющ³й взоръ Глафира Семеновна.

   - А что такое? Я Бога боюсь, какъ слѣдуетъ.

   - Такъ какъ-же можно напиваться на такой дорогѣ, гдѣ разбойники даже поѣзда останавливаютъ!

   - Да не напиваться, а выпить на прощанье. Вѣдь въ Турц³ю ѣдемъ. А въ Турц³и ужъ аминь насчетъ вина. Тамъ оно и по магометанскому закону запрещено.

   - Безстыдный ты человѣкъ! воскликнула Глафира Семеновна и отвернулась отъ мужа.

   - И знаете, кто здѣсь главный скупщикъ лѣсовъ на срубъ? продолжалъ прокуроръ, чтобы замять начинающуюся ссору между мужемъ и женой.- Знаменитый еврей баронъ Гиршъ, устроитель Аргентинской колон³и для евреевъ. Эти лѣса правительственные, государственные. И онъ здѣсь скупилъ на срубъ, ни много, ни мало, 35,000 гектаровъ. Много здѣсь есть, впрочемъ, лѣсовъ и частныхъ владѣльцевъ.

   Поѣздъ отходилъ изъ Бѣловы. Прокуроръ продолжалъ:

   - Черезъ полчаса будетъ станц³я Татаръ-Басаржикъ. Перемѣна поѣздной прислуги. Турецкая прислуга замѣнитъ болгарскую.

   - Какъ? И разговоръ ужъ будетъ по-турецки? спросила Глафира Семеновна.

   - Нѣтъ. Большинство говоритъ по-французски и по-болгарски. Отъ станц³и Басаржикъ вплоть до Константинополя будете слышать французск³й языкъ. Вплоть до Басаржика лѣсная мѣстность и область лѣсной торговли, а послѣ Басаржика начнется область винодѣл³я и рисовыхъ полей.

   - Ну, вотъ какъ ни выпить винца, проѣзжая область винодѣл³я! сказалъ Николай Ивановичъ и улыбнулся.- Нельзя-же такъ игнорировать мѣстности.

   Глафира Семеновна сидѣла, молча, отвернувшись къ окну, и смотрѣла на мелькавш³я мимо болгарск³я деревеньки, пр³ютивш³яся въ лѣсистой мѣстности, очень смахивающ³я по своей бѣлизнѣ на наши степныя малоросс³йск³я деревни. Дорога спустилась уже къ подошвѣ горъ, и снѣгъ, въ изобил³и бывш³й на горахъ, исчезъ.

   Николаю Ивановичу очень хотѣлось выпить, чтобъ поправить голову, но онъ боялся жены и заискивающе началъ подговариваться насчетъ выпивки.

   - Теперь на прощанье можно выпить чего нибудь самаго легенькаго, такъ чтобы и жена могла вмѣстѣ съ нами... сказалъ онъ.

   - Не стану я пить, ничего не стану, отрѣзала Глафира Семеновна.

   - Выпьешь, полъ-стаканчика-то выпьешь за господина прокурора, продолжалъ Николай Ивановичъ.- У меня даже явилась мысль соорудить крушонъ. Шампанское у насъ есть, бѣлое вино есть, апельсины и лимоны имѣются, вотъ мы это все и смѣшаемъ вмѣстѣ.

   - Гмъ... Вкусно... произнесъ прокуроръ, улыбнувшись и облизываясь.- А въ чемъ смѣшаете-то?

   - А угадайте! Голь на выдумки хитра, и я придумалъ, подмигнулъ Николай Ивановичъ.- Ну-ка, ну-ка? Я васъ еще помучаю.

   - Въ стаканахъ?

   - Какой-же смыслъ въ стаканахъ? Тогда это будетъ не крушонъ. А я крушонъ сдѣлаю, настоящ³й крушонъ. Въ Москвѣ-то вѣдь вы живали?

   - Живалъ, отвѣтилъ прокуроръ.- Въ гимназ³и въ Москвѣ учился и университетск³й курсъ по юридическому факультету проходилъ.

   - Ну, такъ въ Москвѣ въ трактирахъ, изъ чего купцы пьютъ вино на первой недѣлѣ великаго поста, чтобъ не зазорно было пить передъ посторонними? задалъ вопросъ Николай Ивановичъ.

   - Ей-Богу, не знаю, отрицательно покачалъ головой прокуроръ.

   - Изъ чайниковъ, милый человѣкъ, изъ чайниковъ. Изъ чайниковъ наливаютъ въ чашки и пьютъ. Будто чай распиваютъ, а на самомъ дѣлѣ вино. Такъ и мы сдѣлаемъ. Металлическ³й чайникъ у насъ есть - вотъ мы въ металлическомъ чайникѣ крушонъ и устроимъ. Каково? спросилъ Николай Ивановичъ.

   - Дѣйствительно, изобрѣтательность богатая. Да вы, мой милѣйш³й, нѣчто въ родѣ изобрѣтателя Эдиссона! воскликнулъ прокуроръ.

   - О, въ нуждѣ русск³й человѣкъ изобрѣтатель лучше всякаго Эдиссона! похвалялся Николай Ивановичъ.- Глафирушка, нарѣжъ-ка намъ апельсиновъ въ чайникъ, обратился онъ къ женѣ.

   - Не стану я ничего рѣзать! Рѣжте сами! огрызнулась Глафира Семеновна.- У меня голова болитъ.

   - Нервы... пояснилъ Николай Ивановичъ.- А ужъ когда нервы, тутъ значитъ закусила удила и ничего съ ней не подѣлаешь.

   - Не хотите-ли антиперину? У меня есть нѣсколько порошковъ, предложилъ прокуроръ.

   - Не надо... А впрочемъ, дайте...

   Прокуроръ тотчасъ-же досталъ изъ своей сумки порошокъ. Глафира Семеновна выпила порошокъ съ бѣлымъ виномъ. Порошокъ этотъ хорошо на нее подѣйствовалъ и отчасти подкупилъ ее. Она достала пару апельсиновъ, ножъ и принялась ихъ рѣзать, опуская ломти въ металлическ³й чайникъ.

   - Ай да жена у меня! Что за милая у меня жена! разхваливалъ ее Николай Ивановичъ - какъ пр³ѣдемъ въ Константинополь, сейчасъ-же куплю ей вышитые золотомъ турецк³е туфли и турецкую шаль!

   - Какъ это глупо! пробормотала Глафира Семеновна.

   Проѣхали давно уже небольшую станц³ю Сарембей и приближались къ Татаръ Басаржику. Лѣса стали рѣдѣть и исчезли. Открылась равнина въ горахъ и въ дали на холмѣ виднѣлся бѣлый городъ съ высокими каменными минаретами, упирающимися въ небо. Извиваясь синей лентой, протекала у поднож³я холма рѣка Марица. Поѣздъ сталъ загибать къ городу.

   - Здѣсь начинается область винодѣл³я-то? спросилъ прокурора Николай Ивановичъ, когда поѣздъ остановился на станц³и Татаръ-Басаржикъ.

   - Нѣтъ, здѣсь все еще область лѣсной торговли. Тутъ находится громадная контора французскаго общества разработки лѣсныхъ и горныхъ продуктовъ; за Басаржикомъ, когда мы начнемъ огибать вонъ ту гору, увидимъ опять лѣса, спускающ³еся съ горъ, а за лѣсами вы увидите виноградники. Я скажу, когда область винодѣл³я начнется.

   - Ну, такъ я тамъ и открою бутылку. А теперь только смолку собью.

   И Николай Ивановичъ принялся отбивать на бумагу смолку отъ шампанской бутылки.

   Поѣздъ пр³ѣхалъ на станц³ю Татаръ-Басаржикъ, постоялъ тамъ минутъ пить и помчался дальше.

   Дѣйствительно, на горахъ опять засинѣли хвойные лѣса. Пересѣкли горную рѣчку, которую прокуроръ назвалъ Кришмой, пересѣкли вторую - Деймейдеру рѣку.

   - Сплавныя рѣки и обѣ въ Марицу вливаются, пояснилъ прокуроръ.- По нимъ сплавляютъ лѣсъ.

   Поѣздъ мчался у поднож³я горъ. На нижнихъ склонахъ лѣсъ началъ рѣдѣть и дѣйствительно начались виноградники.

   - Вотъ она область винодѣл³я! Началась, сказалъ прокуроръ.

   - Привѣтствуемъ ее!- отвѣчалъ Николай Ивановичъ, сидѣвш³й съ бутылкой шампанскаго въ рукахъ, у которой были уже отломаны проволочные закрѣпы и пробка держалась только на веревкахъ. Онъ подрѣзалъ веревки - и пробка хлопнула, ударившись въ потолокъ вагона. Шипучее искрометное вино полилось изъ бутылки въ чайникъ. Затѣмъ туда же прокуроръ влилъ изъ бутылки остатки болгарскаго бѣлаго вина.

   - Коньячку-бы сюда рюмки двѣ, проговорилъ какъ-то особенно, въ засосъ, Николай Ивановичъ, но жена бросила на него такой грозный взглядъ, что онъ тотчасъ-же счелъ за нужное ее успокоить:- Да вѣдь у насъ нѣтъ съ собой коньяку, нѣтъ, нѣтъ, а я только говорю, что хорошо-бы для аромата. Ну, Степанъ Мефодьичъ, нальемъ себѣ по стакану, чокнемся, выпьемъ и распростимся. Дай вамъ Богъ всего хорошаго. Будете въ Петербургѣ - милости просимъ къ намъ. Сейчасъ я вамъ дамъ мою карточку съ адресомъ.

   - Собираюсь, собираюсь въ Петербургъ, давно собираюсь и навѣрное лѣтомъ пр³ѣду, отвѣчалъ прокуроръ.- А вамъ счастливаго пути! Желаю весело пожить въ Константинополѣ. Городъ-то только не для веселья. А насчетъ дороги, мадамъ Иванова, вы не бойтесь. Никакихъ теперь разбойниковъ нѣтъ. Все это было да прошло. Благодарю за нѣсколько часовъ, пр³ятно проведенныхъ съ вами, и пью за ваше здоровье! прибавилъ онъ, когда Николай Ивановичъ подалъ ему стаканъ съ виномъ.

   - За ваше, Степанъ Мефодьевичъ, за ваше здоровье!

   Николай Ивановичъ чокнулся съ прокуроромъ, чокнулась и Глафира Семеновна.

   Поѣздъ свистѣлъ, а въ окнѣ вагона вдали показался городъ.

   - Филипополь... сказалъ прокуроръ - Къ Филипополю приближаемся. На станц³и есть буфетъ. Буфетъ скромный, но все таки съ горячимъ. Поѣздъ будетъ стоять полчаса. Можете кое чего покушать: жареной баранины, напримѣръ. Здѣсь прекрасная баранина, прибавилъ онъ и сталъ собирать свои вещи.

  

  

   Миновали Филипополь или Пловдивъ, какъ его любятъ называть болгары. Поѣздъ опять мчится далѣе, стуча колесами и вздрагивая.

   Николай Ивановичъ опять спитъ и храпитъ самымъ отчаяннымъ образомъ. При прощаньи съ прокуроромъ передъ Филипополемъ не удовольствовались однимъ крушономъ, выпитымъ въ вагонѣ, но пили на станц³и въ буфетѣ, когда супруги обѣдали. Кухня буфета оказалась преплохая въ самомъ снисходительномъ даже смыслѣ. Бульона вовсе не нашлось. Баранина, которую такъ хвалилъ прокуроръ, была еле подогрѣтая и пахла свѣчнымъ саломъ. За то мѣстнаго вина было въ изобил³и и на него-то Николай Ивановичъ и прокуроръ навалились, то и дѣло возглашая здравицы. Упрашиван³я Глафиры Семеновны, чтобъ мужъ не пилъ, не привели ни къ чему. На станц³и, послѣ звонка, садясь въ вагонъ, онъ еле влѣзъ въ него и тотчасъ же повалился спать. Во время здравицъ въ буфетѣ и на платформѣ онъ разъ пять цѣловался съ прокуроромъ по-русски, троекратно. Прокуроръ до того умилился, что попросилъ позволен³я поцѣловаться на прощанье и съ Глафирой Семеновной и три раза смазалъ ее мокрыми отъ вина губами. Глафира Семеновна успѣла заварить себѣ на станц³и въ металлическомъ чайникѣ чаю и купить свѣжихъ булокъ и крутыхъ яицъ, и такъ какъ въ буфетѣ на станц³и не могла ничего ѣсть, сидитъ теперь и закусываетъ, смотря на храпящаго мужа. "Слава Богу, что скоро въ мусульманскую землю въѣдемъ, думаетъ она.- Тамъ ужъ вина, я думаю, не скоро и сыщешь, стало быть Николай поневолѣ будетъ трезвый. Вѣдь въ турецкой землѣ вино и по закону запрещено".

   Корзинку изъ-подъ вина и пустыя бутылки она засунула подъ скамейки купэ вагона и радовалась, что бражничанье кончилось. На спящаго мужа она смотрѣла сердито, но все-таки была рада, что онъ именно теперь спитъ, и думала:

   "Пусть отоспится къ Адр³анополю, а ужъ послѣ Адр³анополя я ему не дамъ спать. Опасная то станц³я Черкеской будетъ между Адр³анополемъ и Константинополемъ, гдѣ совершилось нападен³е на поѣздъ. Впрочемъ, вѣдь и здѣсь, по разсказамъ прокурора, нападали на поѣзда. Храни насъ Господи и помилуй! " произнесла она мысленно и даже перекрестилась.

   Сердце ея болѣзненно сжалось.

   "Можетъ быть ужъ и теперь въ нашемъ поѣздѣ разбойники ѣдутъ? мелькало у ней въ головѣ. Оберутъ, остановятъ поѣздъ, захватятъ насъ въ плѣнъ и кому тогда мы будемъ писать насчетъ выкупа? Въ Петербургъ? Но пока пр³ѣдутъ оттуда съ деньгами выручать насъ, насъ десять разъ убьютъ, не дождавшись денегъ".

   Закусивъ парой яицъ и прихлебывая чай, уныло смотрѣла она въ окно. Передъ окномъ разстилались вспаханныя поля, по откосамъ горъ виднѣлся подрѣзанный голый еще, безъ листьевъ, виноградъ, около котораго копошились люди, взрыхляя, очевидно, землю. На поляхъ тоже кое-гдѣ работали: боронили волами. Наконецъ, начали сгущаться сумерки. Темнѣло.

   Вошелъ въ вагонъ кондукторъ въ фескѣ (съ Бѣловы началась ужъ турецкая желѣзнодорожная служба) и по-французски попросилъ показать ему билеты.

   - Въ которомъ часу будемъ въ Адр³онополѣ? спросила его Глафира Семеновна также по-французски.

   - Въ два часа ночи, мадамъ.

   - А въ Черкеской когда пр³ѣдемъ?

   - Oh, c'est loin encore, былъ отвѣтъ, (т. е. ну, это еще далеко!)

   - Ночью? допытывалась она.

   - Да, ночью, отвѣтилъ кондукторъ и исчезъ.

   "Бѣда! опять подумала Глафира Семеновна. - Всѣ опасныя мѣста придется ночью проѣзжать. Господи! хоть-бы взводъ солдатъ въ такихъ опасныхъ мѣстахъ въ поѣздъ сажали".

   Проѣхали станц³и Катуница, Садова. Панасли, Енимахале, Каяжикъ. Глафира Семеновна при каждой остановкѣ выглядывала въ окно, прочитывала на станц³онномъ здан³и, какъ называется станц³я, и для чего-то записывала себѣ въ записную книжку. Нѣсколько разъ поѣздъ шелъ по берегу рѣки Maрицы, въ которой картинно отражалась луна. Ночь была прелестная, лунная. Поэтично бѣлѣли при лунномъ свѣтѣ, вымазанныя, какъ въ Малоросс³и, известью, маленьк³е домики деревень и не больш³я церкви при нихъ, непремѣнно съ башней въ два яруса. На поляхъ то и дѣло махали крыльями безчисленныя вѣтреныя мельницы, тоже съ корпусами выбѣленными известкой.

   Вотъ и большая станц³я Тырнова-Семенли съ массой вагоновъ на запасныхъ путяхъ и со сложенными грудами мѣшковъ съ хлѣбомъ на платформѣ. Въ вагонъ вбѣжалъ оборванный слуга въ бараньей шапкѣ, съ подносомъ въ рукахъ и предлагалъ кофе со сливками и съ булками. Глафира Семеновна выпила кофе съ булкой, а Николай Ивановичъ все еще спалъ, растянувшись на скамейкѣ. Глафира Семеновна взглянула на часы. Часы показывали девять съ половиной.

   "Надо будить его, подумала она. Надѣюсь, что ужъ теперь онъ выспался и можетъ разговаривать разумно. А то я все одна, одна и не съ кѣмъ слова перемолвить. Словно какая молчальница сижу. Положимъ, что мы съ нимъ въ разговорѣ только споримъ и переругиваемся, но и это все таки веселѣе молчан³я. Да и мнѣ не мѣшаетъ немножко прикурнуть до Адр³анополя, чтобы къ двумъ часамъ, когда пр³ѣдемъ въ Адр³анополь, гдѣ начнется это проклятое самое опасное мѣсто, передъ станц³ей Черкеской, быть бодрой и не спать. Я прикурну и сосну, а онъ пусть теперь не спитъ и караулитъ меня. Обоимъ спать сразу въ такихъ опасныхъ мѣстахъ невозможно, рѣшила она, и какъ только поѣздъ отошелъ отъ станц³и, принялась будить мужа.

   - Николай! Проснись! Будетъ спать! трясла она его за рукавъ и даже щипнула за руку.

   - Ой! Что это такое! вскрикнулъ Николай Ивановичъ отъ боли и открылъ глаза.

   - Вставай, безобразникъ! Приди въ себя. Вспомни, по какому разбойничьему мѣсту мы проѣзжаемъ.

   - Развѣ ужъ пр³ѣхали? послышался заспаннымъ хриплымъ голосомъ вопросъ.

   - Куда пр³ѣхали? Что такое: пр³ѣхали? Развѣ ты не помнишь разсказъ прокурора о здѣшней мѣстности? О, пьяный, легкомысленный человѣкъ!

   Николай Ивановичъ поднялся, сѣлъ, почесывался, смотрѣлъ посоловѣвшими глазами на жену и спрашивалъ:

   - А гдѣ прокуроръ?

   - Боже мой! Онъ даже не помнитъ, что прокуроръ простился съ нимъ и остался въ Филипополѣ! всплеснула руками Глафира Семеновна.

   - Ахъ, да... сталъ приходить въ себя Николай Ивановичъ. - Все помню я, но нельзя же такъ сразу вдругъ все сообразить съ просонья. Нѣтъ-ли чего-нибудь выпить? спросилъ онъ.

   - На счетъ вина теперь аминь. Въѣзжаемъ скоро въ турецкую землю, гдѣ трезвость должна быть даже по закону. Въ Турц³и съ пьяными-то знаешь-ли что дѣлаютъ? Турц³я вѣдь не Болгар³я, стращала Глафира Семеновна мужа.- Вотъ тебѣ чай холодный. Его можешь пить сколько хочешь.

   - Отлично. Чаю даже лучше... проговорилъ Николай Ивановичъ, налилъ себѣ стаканъ и вылилъ его залпомъ. - чай превосходно...

   - Ну, наконецъ-то образумился!

   - Дай мнѣ апельсинъ. Я съѣмъ апельсинъ. Это утоляетъ жажду.

   Глафира Семеновна подала мужу апельсинъ, и онъ принялся его чистить.

  

  

   - Ну, я теперь сосну немножко до Адр³анополя, сказала Глафира Семеновна мужу, когда они отъѣхали отъ станц³и Тырново-Семенли.- А ты ужъ, Бога ради, не спи. А съ Адр³анополя, куда пр³ѣдемъ въ два часа ночи, оба не будемъ спать и станемъ ждать эту проклятую станц³и Черкеской.

   - Хорошо, хорошо, отвѣчалъ мужъ. Глафира Семеновна улеглась на скамейку, прикрылась пледомъ и заснула. Николай Ивановичъ сидѣлъ и бодрствовалъ, но и его сталъ клонить сонъ. Дабы сдержать слово и не заснуть, онъ вышелъ изъ купэ въ корридоръ и сталъ бродить смотря въ открытыя двери сосѣднихъ купэ на своихъ спутниковъ.

   Въ одномъ изъ купэ ѣхалъ тотъ-же желтый англичанинъ въ клѣтчатой парѣ, который вчера утромъ пр³ѣхалъ вмѣстѣ съ ними въ Соф³ю спец³ально для того, чтобы видѣть то мѣсто, гдѣ былъ убитъ Стамбуловъ, сообщилъ объ немъ вчерашн³й спутникъ ихъ, болгарск³й священникъ. Онъ былъ въ купэ одинъ, не спалъ и, при свѣтѣ свѣчки, вставленной въ дорожный подсвѣчникъ, разсматривалъ как³я-то фотограф³и, которыя вынималъ изъ спец³ально для фотограф³й имѣвшаго у него футляра. Фотограф³й этихъ на скамейкѣ было разложено множество. Тутъ-же на скамейкахъ лежали его желтый футляръ на ремнѣ съ сигарами, футляръ съ фотографическимъ аппаратомъ и футляръ съ громаднымъ биноклемъ. Въ слѣдующемъ купэ ѣхали два турка въ европейской одеждѣ и въ красныхъ фескахъ съ черными кистями и самымъ отчаяннымъ образомъ рѣзались другъ съ другомъ въ карты. На столикѣ у окна лежали грудки мелкаго серебра. Два слѣдующ³е купэ были закрыты и Николай Ивановичъ остался въ неизвѣстности, есть-ли въ нихъ пассажиры.

   Поѣздъ опять остановился на станц³и.

   - Гарманли! Гарманли! закричали кондукторы.

   Это была послѣдняя пограничная болгарская станц³я. На станц³онномъ домѣ была надпись: "Митница". На платформѣ стояли люди въ военныхъ фуражкахъ русскаго офицерскаго образца съ красными и зелеными околышками и между ними два, три человѣка въ фескахъ.

   "Неужели турецкая граница? Неужели таможенный осмотръ багажа? Будить или не будить жену?" спрашивалъ самъ себя Николай Ивановичъ, но передъ нимъ уже стоялъ офицеръ въ формѣ, очень похожей на русскую, и на чистѣйшемъ русскомъ языкѣ говорилъ:

   - Паспортъ вашъ для просмотра позвольте...

   - И багажъ здѣсь осматривать будутъ? спросилъ Николай Ивановичъ, вынимая паспортъ.

   - Багажъ на слѣдующей, на турецкой станц³и смотрѣть будутъ, отвѣчалъ офицеръ, просматривая паспортъ.

   - Русск³й, русск³й, изъ Росс³и, кивалъ ему Николай Ивановичъ.

   - Вижу-съ. И даже раньше зналъ, что у васъ русск³й паспортъ, иначе-бы къ вамъ по-русски не обратился, далъ отвѣтъ офицеръ.

   - Но отчего вы догадались?

   - Наметался! Ваша барашковая скуфейка у васъ русская, сорочка съ косымъ русскимъ воротомъ - съ меня довольно. Ну-съ, благодарю васъ и желаю вамъ счастливаго пути.

   Офицеръ записалъ паспортъ въ свою записную книжку и возвратилъ его.

   Все это происходило въ корридорѣ вагона и Глафира Семеновна не слыхала этого разговора, продолжая спать сномъ младенца.

   На станц³й Гарманли стояли довольно долго и наконецъ тихо тронулись въ путь, подвигаясь къ турецкой границѣ.

   Вотъ и турецкая станц³я Мустафа Паша. Поѣздъ, какъ тихо шелъ, такъ тихо-же и остановился у платформы. Надъ входомъ въ станц³онный домъ отоманск³й гербъ изъ рога луны съ надписью турецкой вязью, направо и налѣво отъ входа двое часовъ на стѣнѣ - съ турецкимъ счислен³емъ и съ европейскимъ. На платформѣ мелькали фески при форменныхъ сюртукахъ съ красными и зелеными петлицами. Желѣзнодорожная прислуга и носильщики въ синихъ турецкихъ курткахъ, широкихъ шароварахъ и цвѣтныхъ поясахъ. У носильщиковъ фески вокругъ головы по лбу обвязаны бумажными платками, образуя что-то въ родѣ чалмы. Почти у всѣхъ фонари въ рукахъ.

   "Надо разбудить Глашу. Сейчасъ будутъ наши вещи смотрѣть", рѣшилъ Николай Ивановичъ и только что хотѣлъ направиться въ купэ, какъ въ корридоръ уже вошла цѣлая толпа фесокъ съ фонарями. Ими предводительствовалъ красивый молодой турокъ въ сине-сѣромъ пальто-съ зелеными жгутами на плечахъ и обратясь къ Николаю Ивановичу, заговорилъ по-французски.

   - Вашъ багажъ, монсье... Ваши сакъ-вояжи позвольте посмотрѣть, пожалуйста...

   - Вотъ они... распахнулъ дверь въ купэ Николай Ивановичъ и сталъ будить жену: - Глаша! Таможня... Проснись пожалуйста...

   - Это ваша мадамъ? спросилъ по-французски таможенный чиновникъ съ зелеными жгутами, кивая на Глафиру Семеновну. - Не будите ее, не надо. Мы и такъ обойдемся, прибавилъ онъ и сталъ налѣплять на лежавш³я на скамейкахъ вещи таможенные ярлыки, но Глафира Семеновна уже проснулась, открыла глаза, быстро вскочила со скамейки и, видя человѣкъ пять въ фескахъ и съ фонарями, испуганно закричала:

   - Что это? Разбойники? О, Господи! Николай Ивановичъ! Гдѣ ты?

   - Здѣсь! Здѣсь я! откликнулся Николай Ивавичъ, протискиваясь сквозь толпу.- Успокойся, душечка, это не разбойники, а таможенные! Тутъ таможня турецкая.

   Но съ Глафирой Семеновной сдѣлалась уже истерика. Плача навзрыдъ, она прижалась къ углу купэ и, держа руки на груди, по-русски умоляла окружающихъ ее:

   - Возьмите все, все, что у насъ есть, но только, Бога ради, не уводите насъ въ плѣнъ!

   Таможенный чиновникъ растерялся и не зналъ, что дѣлать.

   - Мадамъ... Мадамъ... Бога ради, успокойтесь!.. Простите, что мы васъ напугали, но вѣдь нельзя-же было иначе... Мы обязаны... бормоталъ онъ по-французски.

   - Глаша! Глаша! Приди въ себя, матушка! Это не разбойники, а благородные турки, кричалъ въ свою очередь Николай Ивановичъ, но тщетно.

   Услыхавъ французскую рѣчь, Глафира Семеновна и сама обратилась къ чиновнику по-французски:

   - Мосье ле бриганъ! Прене тусъ, тусъ... Вуаля!

   Она схватила дорожную сумку мужа, лежавшую на скамейкѣ, гдѣ были деньги, и совала ее въ руки чиновника. Тотъ не бралъ и смущенно пятился изъ вагона.

   - Глаша! Сумасшедшая! Да что ты дѣлаешь! Говорятъ тебѣ, что это чиновники, а не разбойники!- закричалъ Николай Ивановичъ благимъ матомъ и вырвалъ свою сумку изъ рукъ жены.

   Чиновникъ сунулъ ему въ руку нѣсколько таможенныхъ ярлычковъ, пробормоталъ по французски: "налѣпите потомъ сами", и быстро вышелъ съ своей свитой изъ купэ.

   Глафира Семеновна продолжала рыдать. Николай Ивановичъ, какъ могъ, успокоивалъ ее, налилъ въ стаканъ изъ чайника холоднаго чаю и совалъ стаканъ къ ея губамъ.

   Наконецъ, въ купэ вагона вскочилъ сосѣдъ ихъ англичанинъ съ флакономъ спирта въ рукѣ и тыкалъ его Глафирѣ Семеновнѣ въ носъ, тоже бормоча что-то и по-французски, и по-англ³йски, и по-нѣмецки.

  

  

   Нашатырный спиртъ и одеколонъ, принесенные англичаниномъ, сдѣлали свое дѣло, хотя Глафира Семеновна пришла въ себя и успокоилась не вдругъ. Придя въ себя, она тотчасъ-же набросилась на мужа, что онъ не разбудилъ ее передъ таможней и не предупредилъ, что будетъ осмотръ вещей, и награждала его эпитетами въ родѣ "дурака", "олуха", "пьяницы".

   - Душечка, передъ посторонними-то! кивнулъ Николай Ивановичъ женѣ на англичанина.

   - Эка важность! Все равно онъ по-русски ничего не понимаетъ, отвѣчала та.

   - Но все-же по тому можетъ догадаться, что ругаешься.

   - Ахъ, мнѣ не до тону! Я чуть не умерла со страха. А все вслѣдств³е тебя, безстыдника! Знать, что я такъ настроена, жду ужасовъ, и не предупредить! А тутъ вдругъ врывается цѣлая толпа звѣрскихъ физ³оном³й въ фескахъ, съ фонарями.

   - И вовсе не толпа, а всего трое, и вовсе не ворвались, а вошли самымъ учтивымъ, тихимъ образомъ, возражалъ Николай Ивановичъ. - Ужъ такого-то деликатнаго таможеннаго чиновника, какъ этотъ турокъ, поискать да поискать. Онъ самъ испугался, когда увидалъ, что перепугалъ тебя.

   - Молчи пожалуйста. Болванъ былъ, болваномъ и останешься.

   - А что же, не деликатный, что-ли? Даже осматривать ничего не сталъ, а сунулъ мнѣ въ руку ярлычки, чтобы я самъ налѣпилъ на наши вещи. На вотъ, налѣпи на свой баулъ и на корзинку.

   - Можешь налѣпить себѣ на лобъ, оттолкнула Глафира Семеновна руку мужа съ ярлыками. - Пусть всѣ видятъ, что ты вещь, истуканъ, а не мужъ пассажирки.

   А англичанинъ продолжалъ сидѣть въ ихъ купэ и держалъ въ рукахъ два флакона. Глафира Семеновна спохватилась и принялась благодарить его.

   - А васъ, серъ, мерси, гранъ мерси пуръ вотръ эмаблите... сказала она.

   - О, мадамъ!..

   Англичанинъ осклабился, и поклонившись прижалъ руки съ флаконами къ сердцу.

   Это былъ пожилой человѣкъ, очень тощ³й, очень длинный, съ длиннымъ лицомъ, почему-то смахивающимъ на лошадиное, съ рыже-желтыми волосами на головѣ и съ бакенбардами, какъ подобаетъ традиц³онному англичанину, которыхъ обыкновенно во французскихъ и нѣмещкихъ веселыхъ пьесахъ любятъ такъ изображать актеры.

   Николай Ивановичъ насколько могъ сталъ объяснять, почему такой испугъ приключился съ женой.

   - Ле бриганъ!.. Сюръ сетъ шемянъ де феръ ле бриганъ - и вотъ мадамъ и того... думала, что это не амплуае де дуанъ, а бриганъ, разбойннеи.

   - О, yes, yes... C'est ca... кивалъ англичанинъ.

   - Глаша... Объясни ему получше... обратился Николай Ивановичъ къ женѣ.

   - Иси иль я боку де бриганъ... Въ свою очередь заговорила Глафира Семеновна. - Онъ ну за ли, ке иси грабятъ. Какъ грабятъ-то по-французски? обратилась она къ мужу, сбившись.

   - А ужъ ты не знаешь, такъ почемъ-же мнѣ-то знать! отвѣчалъ тотъ. - Ну, да онъ пойметъ. Онъ ужъ и теперь понялъ. Ву саве, монсье, станц³я Черкеской?

   - А! Tscherkesköi! Je sais... кивнулъ англичанинъ и заговорилъ по-англ³йски.

   - Видишь понялъ, сказалъ про него Николай Ивановичъ.

   - А мы безъ оруж³я. Ну сомъ санъ армъ.. продолжала Глафира Семеновна.

   - То есть армъ-то у насъ есть, но какой это армъ! Револьверъ въ сундукѣ въ багажѣ. Потомъ есть кинжалъ и финск³й ножикъ. Вуаля. Мы не знали, что тутъ разбойники. Ну не савонъ па, что тутъ бриганъ. Мы узнали только на желѣзной дорогѣ. А знали-бы раньше, такъ купили-бы... Хорош³й револьверъ купили-бы...

   - Ты напрасно разглагольствуешь. Онъ все равно ничего не понимаетъ, замѣтила Глафира Семеновна.

   - Про револьверъ-то? О, револьверъ на всѣхъ языкахъ револьверъ. Ву компрене, монсье, револьверъ?

   - Revolver? О, c'est ca! воскликнулъ англичанинъ, поднялс