Лейкин Николай Александрович - В гостях у турок

А вотъ петербургскую папироску не хотите-ли? - предложилъ ему въ свою очередь Николай Ивановичъ.- Вотъ и сама мастерица тутъ сидитъ. Она сама мнѣ папиросы дѣлаетъ,- кивнулъ онъ на жену.

   Оба взяли другъ у друга папиросы, закурили и разстались. Брюнетъ ушелъ въ свой купэ, а супруги стали ждать станц³и Карловицъ.

   - Карловцы!- возгласилъ кондукторъ, проходя по вагону.

   Послѣ станц³и Карловицъ Глафира Семеновна стала связывать свои пожитки: подушки, пледы, книги, коробки съ закусками. Ей помогалъ Николай Ивановичъ.

   - Скоро ужъ теперь, скоро пр³ѣдемъ въ Бѣлградъ,- радостно говорила она.

  

  

   Подъѣзжали съ станц³и Землинъ - австр³йскому городу съ кореннымъ славянскимъ населен³емъ, находящемуся на сербской границѣ. Вдали виднѣлись городск³е огни, въ трехъ-четырехъ мѣстахъ блестѣлъ голубовато-бѣлый свѣтъ электричества.

   Николай Ивановичъ и Глафира Семеновна стояли у окна и смотрѣли на огни.

   - Смотри-ка огни-то какъ разбросаны, сказала она.- Должно быть, большой городъ.

   - Да. Это ужъ послѣдн³й австр³йск³й городъ. Послѣ него сейчасъ и Бѣлградъ, славянское царство. Прощай нѣмчура! Прощай Гун³ади Янусы? проговорилъ онъ.

   - Какъ Гун³ади Янусы? быстро спросила Глафира Семеновна.

   - Да вѣдь это венгерская вода, изъ Венгр³и она съ намъ въ Росс³ю идетъ. Ну, я венгерцевъ Гун³ади Янусами и называю.

   - Да что ты! То-то она мнѣ такъ и противна бываетъ, Когда случается ее принимать. Скажи на милость, я и не знала, что эта вода изъ цыганской земли идетъ! По Сенькѣ шапка. Что люди, то и вода... На черномазаго человѣка взглянешь, такъ въ дрожь кидаетъ, и на воду ихнюю, такъ тоже самое. И неужели они эту воду Гун³ади такъ просто пьютъ, какъ обыкновенную воду?

   Николай Ивановичъ замялся, не зналъ, что отвѣчать, и брякнулъ:

   - Жрутъ.

   - Да вѣдь это нездорово, ежели безъ нужды.

   - Привыкли, подлецы.

   - Ужасъ, что такое! произнесла Глафира Семеновна, содрогаясь плечами, и прибавила: - Ну, отнынѣ я этихъ венгерскихъ черномазыхъ цыганъ такъ и буду называть Гун³адями.

   Убавляя ходъ, поѣздъ остановился на станц³и. Въ купэ вагона заглянулъ полицейск³й въ австр³йской кэпи и съ тараканьими усами и потребовалъ паспорты. Николай Ивановичъ подалъ ему паспортъ. Полицейск³й вооружился пенснэ, долго расзматривалъ паспортъ, посмотрѣлъ почему-то бумагу его на свѣтъ, вынулъ записную книжку изъ кармана, записалъ что-то и, возвращая паспортъ, спросилъ улыбаясь:

   - Студено на Петербургъ?

   - Ахъ, вы славянинъ? Говорите по русски? оживился Николай Ивановичъ, но полицейск³й махнулъ ему рукой, сказалъ: "съ Богомъ"!- и торопливо направился съ слѣдующему купэ въ вагонѣ.

   - Все славяне! Вездѣ теперь братья-славяне будутъ! торжествующе сказалъ Николай Ивановичъ и спросилъ жену:- Рада ты, что мы вступаемъ въ славянское царство?

   - Еще-бы! Все таки, родной православный народъ, отвѣчала Глафира Семеновна.

   - Да, за этихъ братьевъ славянъ мой дяденька Петръ Захарычъ, царство ему небесное, въ сербскую кампан³ю душу свою положилъ.

   - Какъ? А ты мнѣ разсказывалъ, что онъ соскочилъ на Дунаѣ съ парохода и утонулъ?

   - Да. Но, все-таки, онъ въ добровольцахъ тогда былъ и ѣхалъ сражаться, но не доѣхалъ. Пилъ онъ всю дорогу. Вступило ему, по всѣмъ вѣроят³ямъ, въ голову, показались бѣлые слоны, ну, онъ отъ страха и спрыгнулъ съ парохода въ Дунай.

   - Такъ какое же тутъ положен³е души?

   - Такъ-то оно такъ... Но, все-таки, былъ добровольцемъ и ѣхалъ. Признаться, покойникъ папенька нарочно его и услалъ тогда, что ужъ сладу съ нимъ никакого въ Петербургѣ не было. Такъ пилъ, такъ пилъ, что просто неудержимо! Пропадетъ, пропьется и въ рубищѣ домой является. Впрочемъ, помутившись, онъ тогда и изъ Петербурга съ парт³ей выѣхалъ. А и поили же тогда добровольцевъ этихъ - страсть! Купцы поятъ, славянск³й комитетъ поитъ, дамы на желѣзную дорогу провожаютъ, платками машутъ, кричатъ "жив³о". На желѣзной дорогѣ опять питье... Въ вагоны бутылки суютъ. Страсть! Я помню... покрутилъ головой Николай Ивановичъ, вспоминая о прошломъ.

   А поѣздъ, между тѣмъ, шелъ уже по желѣзнодорожному мосту черезъ Саву - притокъ Дуная и входилъ на сербскую территор³ю.

   Вотъ станц³я Бѣлградъ. Поѣздъ остановился. Большой красивый станц³онный дворъ, но на платформѣ пустынно. Даже фонари не всѣ зажжены, а черезъ два въ трет³й.

   - Что же это народу-то на станц³и никого нѣтъ? удивилась Глафира Семеновна, выглянувъ въ окошко.- Надо носильщика намъ для багажа, а гдѣ его возьмешь? Гепектрегеръ! Гепектрегеръ! постучала она въ окно человѣку въ нагольной овчинной курткѣ и овчинной шапкѣ, идущему съ фонаремъ въ рукѣ, но тотъ взглянулъ на нее и отмахнулся.- Не понялъ, что-ли? спросила она мужа и прибавила:- Впрочемъ, и я-то глупая! Настоящаго славянина зову по нѣмецки. Какъ носильщикъ по сербски?

   - Почемъ-же я-то, душенька, знаю! отвѣчалъ Николай Ивановичъ.- Вотъ еще серба какого нашла! Да давай звать по русски. Носильщикъ! Носильщикъ! барабанилъ онъ въ стекло какимъ-то двумъ овчиннымъ шапкамъ и манилъ къ себѣ.

   Глафира Семеновна тоже дѣлала зазывающ³е жесты. Наконецъ, въ вагонъ влѣзла овчинная шапка съ такимъ черномазымъ косматымъ лицомъ и съ глазами на выкатѣ, что Глафира Семеновна невольно попятиласъ.

   - Боже мой, и здѣсь эти венгерск³е цыгане! воскликнула она.

   - Да нѣтъ-же, нѣтъ, это братъ славянинъ. Не бойся, сказалъ ей мужъ. - Почтенный! Вотъ тутъ наши вещи и саквояжи. Вынеси пожалуйста, обратился онъ къ овчинной шапкѣ. - Разъ, два, три, четыре, пять... Пять мѣстъ.

   - Добре, добре, господине. Пять? спросила овчинная шапка, забирая вещи.

   - Пять, пять. Видишь, онъ говоритъ по русски, такъ какой-же это цыганъ, обратился Николай Ивановичъ къ женѣ.- Братъ славянинъ это, а только вотъ физ³оном³я-то у него каторжная. Ну, да Богъ съ нимъ. Намъ съ лица не воду пить. Неси, неси, милый... Показывай, куда идти.

   Баранья шапка захватила вещи и стала ихъ выносить изъ вагона. Выходилъ изъ вагона и брюнетъ въ очкахъ, таща самъ два шагреневыхъ чемодана. Онъ шелъ сзади супруговъ и говорилъ имъ:

   - Митница. О, србска митижца,- строга митница!

   Николай Ивановичъ и Глафира Семеновна были тоже нагружены. Николай Ивановичъ несъ двѣ кордонки со шляпками жены, зонтикъ, трость. Сама она несла баульчикъ, металлическ³й чайникъ, коробокъ съ ѣдой. Ихъ нагналъ кондукторъ, братъ славянинъ и протягивалъ руку пригоршней.

   - Господине, за спокой... Тринжгельдъ... говорилъ онъ, кланяясь.

   - Да вѣдь ужъ я далъ гульденъ! воскликнулъ Николай Ивановичъ.- И неизвѣстно за что далъ. Я думалъ, что мы ночь ночевать въ вагонѣ будемъ, такъ чтобъ въ растяжку на скамейкахъ спать, я и просилъ никого не пускать въ наше купэ, а не ѣхать ночь, такъ и этого бы не далъ.

   - На пиво, на чашу пива, высок³й бояръ... приставалъ кондукторъ.

   - Гроша мѣднаго больше не получишь! обернулся къ нему Николай Ивановичъ.

   - Pass... Pass, mein Herr... раздалось надъ самымъ его ухомъ.

   Николай Ивановичъ взглянулъ. Передъ нимъ дорога была загорожена цѣпью и стоялъ военный человѣкъ въ кэпи съ краснымъ околышкомъ и жгутами на пальто. Около него двое солдатъ въ сербскихъ шапочкахъ-скуфейкахъ.

   - Паспортъ надо? Есть, отвѣчалъ Николай Ивановичъ. Поставилъ на полъ коробки со шляпками и полѣзъ въ карманъ за паспортомъ.- Пожалуйте... Паспортъ русск³й... Изъ города Петербурга ѣдемъ. Так³я-же славяне, какъ и вы... подалъ онъ военному человѣку заграничный паспортъ-книжечку...

   Тотъ началъ его перелистывать и спросилъ довольно сносно по русски:

   - А отчего визы сербскаго консула нѣтъ?

   - Да развѣ нужно? - удивился Николай Ивановичъ.- Австр³йская есть, турецкая есть.

   - Надо отъ сербскаго консула тоже. Давайте четыре динара...Четыре франка...- пояснилъ онъ.- Давайте за гербовыя марки на визу.

   - Съ удовольств³емъ-бы, но у меня, голубчикъ, братъ-славянинъ, только русск³е рубли да австр³йск³е гульдены. Если можно размѣнять, то вотъ трехрублевая бумажка.

   - Нѣтъ, ужъ лучше давайте гульдены.

   Николай Ивановичъ подалъ гульденъ.

   - Мало, мало. Еще одинъ. Вотъ такъ... Какую гостильницу берете? - задавалъ вопросъ военный человѣкъ.

   - То есть, гдѣ мы остановимся? Говорятъ, есть здѣсь какая то гостинница Престолонаслѣдника... Такъ вотъ.

   - Готель Кронпринцъ... Туда и пришлю паспортъ. Тамъ получите, сухо отрѣзалъ военный и кивнулъ, чтобы проходили въ отверст³е въ загородкѣ.

   - Нельзя-ли хоть квитанц³ю? Какъ-же безъ паспорта? Въ гостинницѣ спросятъ, началъ было Николай Ивановичъ.

   - Зачѣмъ квитанц³ю? Я оффиц³альный человѣкъ, въ формѣ, ткнулъ себя въ грудь военный и прибавилъ:- Ну, добре, добре. Идите въ мытницу и подождите. Тамъ свой пасъ получите.

   Передъ глазами Николая Ивановича была отворенная дверь съ надписью: "Митница".

  

  

   Въ бѣлградской "митницѣ", то есть таможнѣ было темно, непривѣтливо. Освѣщалась она всего двумя стѣнными фонарями съ стеариновыми огарками и смахивала со своими подмостками для досматриваемыхъ сундуковъ на ночлежный домъ съ нарами. По митницѣ бродило нѣсколько полицейскихъ солдатъ въ синихъ шинеляхъ и въ кэпи съ красными околышками. Солдаты были маленьк³е, худеньк³е, носатые, не стриженые, давно не бритые. Они оглядывали пр³ѣзжихъ, щупали ихъ пледы, подушки и связки. Одинъ даже взялъ коробку со шляпкой Глафиры Семеновны и перевернулъ ее кверху дномъ.

   - Тише, тише! Тутъ шляпка. Развѣ можно такъ опрокидывать! Вѣдь она сомнется! воскликнула Глафира Семеновна и сверкнула глазами.

   Полицейск³й солдатъ побарабанилъ пальцами по дну и поставилъ коробку, спросивъ съ улыбкой:

   - Дуванъ има?

   - Какой такой дуванъ! Ну, тебя къ Богу! Отходи, отстранилъ его Николай Ивановичъ.

   - Дуванъ - табакъ. Онъ спрашиваетъ васъ про табакъ, пояснилъ по нѣмецки брюнетъ въ очкахъ, спутникъ Николая Ивановича по вагону, который былъ тутъ-же со своими сакъ-вояжами.

   Вообще, пр³ѣзжихъ было очень немного, не больше десяти человѣкъ, и митница выглядѣла пустынной. Всѣ стояли у подмостокъ, около своего багажа и ждали таможеннаго чиновника, но онъ не показывался.

   Подошелъ еще солдатъ, помялъ подушку, обернутую пледомъ у Николая Ивановича и тоже, улыбнувшись, задалъ вопросъ:

   - Чай есте?

   - Не твое дѣло. Ступай, ступай прочь... Вы кто такой? Придетъ чиновникъ - все покажемъ, опять сказалъ Николай Ивановичъ, отодвигая отъ него подушку.

   - Мы - войникъ, съ достоинствомъ ткнулъ себя въ грудь солдатъ.

   - Ну, и отходи съ Богомъ. Мы русск³е люди, так³е-же славяне, какъ и вы, а не жиды, и контрабанды на продажу провозить не станемъ. Все, что мы веземъ, для насъ самихъ. Понялъ?

   Но сербск³й полицейск³й "войникъ" только пучилъ глаза, очевидно, ничего не понимая.

   - Не особенно-то ласково насъ здѣсь принимаютъ братья-славяне, обратился Николай Ивановичъ къ женѣ.- Я думалъ, что какъ только узнаютъ изъ паспорта, что мы русск³е, то примутъ насъ съ распростертыми объят³ями, анъ нѣтъ, не тѣмъ пахнетъ. На первыхъ же порахъ за паспортъ два гульдена взяли...

   - Да сунь ты имъ что нибудь въ руку. Видишь, у нихъ просящ³е глаза, сказала Глафира Семеновна, изнывая около подмостокъ.

   - Э, матушка! За деньги-то меня всяк³й полюбитъ даже и не въ сербской землѣ, а въ эф³опской, но здѣсь сербская земля. Неужели-же они забыли, что мы, русск³е, ихъ освобождали? Я и по сейчасъ въ славянск³й комитетъ вношу. Однако, что-же это таможенный-то чиновникъ? Да и нашего большого сундука нѣтъ, который мы въ багажъ сдали.

   Наконецъ черноназыя бараньи шапки въ бараньихъ курткахъ внесли въ митницу сундуки изъ багажнаго вагона.

   - Вотъ нашъ сундукъ у краснаго носа! указала Глафира Семеновна и стала манить носильщика:- Красный носъ! Сюда, сюда! Николай Иванычъ! Дай ему на чай. Ты увидишь, что сейчасъ перемѣна въ разговорахъ будетъ.

   - И далъ-бы, да сербскихъ денегъ нѣтъ.

   - Дай австр³йск³я. Возьмутъ.

   Сундукъ поставленъ на подмостки. Николай Ивановичъ сунулъ въ руку красному носу крону. Красный носъ взглянулъ на монету и прос³ялъ:

   - Препоручуемъ-се, господине! Препоручуемъ-се... заговорилъ онъ, кланяясь.

   Вообще монета произвела магическое дѣйств³е на присутствующихъ. "Войникъ", спрашивавш³й о чаѣ, подошелъ къ Николаю Ивановичу и сталъ чистить своимъ рукавомъ его пальто, слегка замаранное известкой о стѣну, другой войникъ началъ помогать Глафирѣ Семеновнѣ развязывать ремни, которыми были связаны подушки.

   - Не надо, не надо... Оставьте пожалуйста, сказала она.

   Войникъ отошелъ, но увидя, что у Николая Ивановича потухла папироска, тотчасъ-же досталъ спички, чиркнулъ о коробку и бросился къ нему съ зажженной спичкой.

   - Давно-бы такъ, братушка, проговорилъ Николай Ивановичъ, улыбаясь, и закурилъ окурокъ папиросы, прибавивъ:- Ну, спасибо.

   Но тутъ показался таможенный чиновникъ въ. статскомъ платьѣ и въ фуражкѣ съ зеленымъ околышемъ. Это былъ маленьк³й, жиденьк³й, тоже, какъ почти всѣ сербы, носатый человѣкъ, но держащ³й себя необычайно важно. Его сопровождалъ. человѣкъ тоже въ форменной фуражкѣ съ зеленымъ околышкомъ, но въ овчинной курткѣ и съ фонаремъ. Таможенный чиновникъ, молча, подошелъ къ багажу Глафиры Семеновны, открылъ первую кардонку со шляпкой и сталъ туда смотрѣть, запустивъ руку подъ шляпку.

   - Моя шляпка, а подъ ней мой кружевной шарфъ и вуали, сказала она.- Пожалуйста, только не мните.

   Чиновникъ открылъ вторую кардонку тоже со шляпкой и спросилъ по русски:

   - А зачѣмъ двѣ?

   - Одна лѣтняя, а другая зимняя, фетровая. У меня еще есть третья. Не могу же я быть объ одной! Мы ѣдемъ изъ Петербурга въ Константинополь. Въ Петербургѣ зима, а въ Константинополѣ будетъ весна. Здѣсь тоже ни весна, ни зима. Каждая шляпка по сезону.

   - Три. Гм... глубокомысленно улыбнулся чиновникъ.- А зачѣмъ онѣ куплены въ Вѣнѣ? Вотъ на коробѣ стоитъ: "Wien". Новыя шляпы.

   - Да зачѣмъ-же ихъ изъ Росс³и-то везти и къ тому-же старыя? возражала Глафира Семеновна.- Мы ѣдемъ гулять, я не привыкла отрепанная ходить.

   - Гмъ... Три много.

   - А вы женаты? У вашей жены меньше трехъ?

   На поддержку жены выступилъ Николай Ивановичъ и опять заговорилъ:

   - Мы, милостивый государь, господинъ братъ-славянинъ, русск³е, так³е-же славяне, какъ и вы, а не жиды, стало быть, хоть и съ новыми вещами ѣдемъ, но веземъ ихъ не на продажу. Да-съ... Если у насъ много хорошихъ вещей, такъ отъ того, что мы люди съ достаткомъ, а не прощалыги.

   Чиновникъ ничего не отвѣтилъ, сдѣлалъ лицо еще серьезнѣе, велѣлъ сопровождавшему его солдату налѣпить на три коробки ярлычки, удостовѣряющ³е, что вещи досмотрѣны, и приступилъ къ осмотру подушекъ и пледовъ, спрашивая мрачно:

   - Табакъ? Чай? Папиросы?

   - Смотрите, смотрите, уклончиво отвѣчала Глафира Семеновна, ибо въ багажѣ имѣлись и чай, и папиросы.

   Чиновникъ рылся, нашелъ жестяную бомбоньерку съ шоколадомъ, открылъ ее и понюхалъ.

   - Нѣтъ, ужъ я васъ прошу не нюхать! вспыхнула Глафира Семеновна.- Я послѣ чужихъ носовъ ѣсть не желаю. Скажите на милость, нюхать начали!

   Чиновникъ вспыхнулъ и принялся за осмотръ сундука, запускалъ руку на дно его, вытащилъ грязное бѣлье, завернутое въ газеты, и началъ развертывать.

   - Грязное бѣлье это, грязное бѣлье. Оставьте. Впрочемъ, можетъ быть тоже хотите понюхать, такъ понюхайте, отчеканила ему Глафира Семеновна.

   Николай Ивановичъ только вздохнулъ и говорилъ;

   - А еще братъ-славянинъ! Эхъ, братья! Русскимъ людямъ не вѣрите! Пр³ѣхали мы къ вамъ въ гости, какъ къ соплеменнымъ роднымъ, а вы насъ за контрабандистовъ считаете!

   Окончивъ осмотръ сундука, чиновникъ ткнулъ пальцемъ въ коробокъ и спросилъ:

   - Тутъ что?

   - Ѣда и больше ничего. Сыръ есть, ветчина, колбаса, булки, апельсины, отвѣчалъ Николай Ивановичъ.

   - Молимъ показать.

   - Только ѣду не нюхать! Только не нюхать! А то все побросаю, опять воскликнула Глафира Семеновна, открывая коробокъ. - Не хочу я и послѣ славянскаго носа ѣсть.

   - Чай? Кружева? снова задалъ вопросъ чиновникъ и сталъ развертывать завернутую въ бумагу и аккуратно уложенную ѣду.

   - Ветчина тутъ, ветчина.

   Чиновникъ развернулъ изъ бумаги нарѣзанную ломтиками ветчину и опять поднесъ къ носу. Глафира Семеновна не вытерпѣла, вырвала у него ветчину и швырнула ему ее черезъ голову, прибавивъ:

   - Понюхали и можете сами съѣсть!

   Чиновника покоробило. Онъ засунулъ еще разъ въ коробъ руку и налѣпилъ на него пропускной ярлыкъ. Съ нимъ заговорилъ по сербски брюнетъ въ очкахъ и, очевидно, тоже протестовалъ и усовѣщевалъ бросить такой придирчивый осмотръ. Оставалось досмотрѣть еще сакъ-вояжъ Глафиры Семеновны. Чиновникъ махнулъ рукой и налѣпилъ на него ярлыкъ безъ досмотра.

   - Слава тебѣ Господи! Наконецъ-то все кончилось!- воскликнулъ Николай Ивановичъ.- Грѣшной душѣ въ рай легче войти, чѣмъ черезъ вашу таможню въ Бѣлградъ попасть! Ну, братья-славяне!- закончилъ онъ и сталъ связывать подушки.

  

  

   Таможенный осмотръ былъ оконченъ. Глафира. Семеновна, какъ говорится, и рвала и метала на таможеннаго чиновника.

   - Носастый чертъ! Вообрази, онъ мнѣ всю шляпку измялъ своими ручищами. Прелестную шляпку съ розами и незабудками, которую я вчера купила въ Вѣнѣ у мадамъ Обермиллеръ на Роттурмштрассе, говорила она Николаю Ивановичу.- Послушай... Вѣдь можно, я думаю, на него нашему консулу жаловаться? Ты, Николай, пожалуйся.

   - Хорошо, хорошо, душечка, но прежде всего нужно разыскать нашъ паспортъ, который взяли въ прописку.

   А носатые войники схватили уже ихъ подушки и сакъ-вояжи и потащили къ выходу, спрашивая Николая Ивановича:

   - Какова гост³оница, господине?

   - Стойте, стойте, братушки! Прежде всего нужно паспортъ... останавливалъ онъ ихъ.

   Но паспортъ уже несъ еще одинъ войникъ, потрясая имъ въ воздухѣ и радостно восклицая:

   - Овдзе (здѣсь) пассъ!

   - Ну, слава Богу! вырвалось восклицан³е у Николая Ивановича.- Пойдемъ, Глаша.

   Онъ схватилъ паспортъ и направился на подъѣздъ въ сопровожден³и войниковъ и бараньихъ шапокъ. Бараньи шапки переругивались съ войниками и отнимали у нихъ подушки и сакъ-вояжи, но войники не отдавали. Глафира Семеновна слѣдовала сзади. Одинъ изъ войниковъ, стоя на подъѣздѣ, звалъ экипажъ:

   - Бре, агояти! (Эй, извощикъ) кричалъ онъ, махая руками.

   Подъѣхала карета, дребезжа и остовомъ и колесами. На козлахъ сидѣла баранья шапка съ такими громадными черными усами, что Глафира Семеновна воскликнула:

   - Николай Ивановичъ, посмотри, и здѣсь так³е-же венгерск³е цыгане! Взгляни на козлы.

   - Нѣтъ, другъ мой, это братья-славяне.

   Между тѣмъ, войники со словами "молимо, седите" усаживали ихъ въ карету и впихивали туда подушки и сакъ-вояжи. Большой сундукъ ихъ двѣ бараньи шапки поднимали на козлы. Глафира Семеновна тщательно пересчитывала свои вещи.

   - Семь вещей, сказала она.

   - Седамъ... (семь) подтвердилъ одинъ изъ войниковъ и протянулъ къ ней руку пригоршней.

   Протянулъ руку и другой войникъ, и трет³й и четвертый, и двѣ бараньи шапки. Послышалось турецкое слово "бакшишъ", то есть "на чай".

   - Боже мой, сколько рукъ! проговорилъ Николай Ивановичъ, невольно улыбаясь.- Точь въ точь у насъ на паперти въ кладбищенской церкви.

   Онъ досталъ всю имѣвшуюся при немъ мелочь въ австр³йскихъ крейцерахъ и принялся надѣлять, распихивая по рукамъ. Послышались благодарности и привѣтств³я.

   - Захвалюемъ (благодарю), господине! сказалъ одинъ.

   - Захвалюемъ... Видѣтьсмо (до свиданья), проговорилъ другой.

   - Съ Богомъ остайте! (прощайте).

   Извощикъ съ козелъ спрашивалъ, куда ѣхать.

   - Въ гостинницу Престолонаслѣдника! сказалъ Николай Ивановичъ.

   - Добре! Айде! крикнули войники и бараньи шапки, и карета поѣхала по темному пустырю.

   Пустырь направо, пустырь налѣво. Кой-гдѣ въ потемкахъ виднѣлся слабый свѣтъ. Мостовая была уб³йственная изъ крупнаго булыжника, карета подпрыгивала и дребезжала гайками, стеклами, шалнерами.

   - Боже мой! Да какая-же это маленькая Вѣна! удивлялась Глафира Семеновна, смотря въ окно кареты на проѣзжаемыя мѣста.- Давеча въ вагонѣ брюнетъ въ очкахъ сказалъ, что Бѣлградъ - это маленькая Вѣна. Вотъ ужъ на Вѣну-то вовсе не похоже! Даже и на нашу Тверь ихъ Бѣлградъ не смахиваетъ.

   - Погоди. Вѣдь мы только еще отъ станц³и отъѣхали. А вонъ вдали электрическ³й свѣтъ виднѣется, такъ можетъ быть тамъ и есть маленькая Вѣна, указалъ Николай Ивановичъ.

   И дѣйствительно, вдали мелькало электричество.

   Начались двухъ-этажные каменные дома, но они чередовались съ пустырями. Свернули за уголъ и показался первый электрическ³й фонарь, освѣтивш³й дома и троттуары, но прохожихъ на улицѣ ни души. Дома, однако, стали попадаться всплошную, но дома какой-то казенной архитектуры и сплошь окрашенные въ бѣлую краску.

   - Гдѣ-же Вѣна-то? повторила свой вопросъ Глафира Семеновна.- Вотъ ужъ и электричество, а Вѣны я не вижу.

   - Матушка, да почемъ-же я-то знаю! раздраженно отвѣчалъ Николай Ивановичъ.

   - Въ Вѣнѣ оживленныя улицы, толпы народа, а здѣсь никого и на улицахъ не видать.

   - Можетъ быть отъ того, что ужъ поздно. Десять часовъ.,

   - Въ Вѣнѣ и въ 12 часовъ ночи публика движется, вереницами.

   - Далась тебѣ эта Вѣна! Ну, человѣкъ такъ сказалъ. Любитъ онъ свой городъ - ну, и хвалитъ его.

   - Хорошу-ли онъ намъ гостинницу рекомендовалъ - вотъ что я думаю. Если у него этотъ Бѣлградъ за маленькую Вѣну идетъ, такъ можетъ быть и гостинница...

   - Гостинница Престолонаслѣдника-то? Да онъ намъ вовсе не рекомендовалъ ее, а только назвалъ нѣсколько лучшихъ гостинницъ, а я и выбралъ Престолонаслѣдника.

   - Зачѣмъ-же ты выбралъ именно ее?

   - Слово хорошее... Изъ-за слова... Кромѣ того, остальныя гостинницы были съ французскими назван³ями. Позволь, позволь... Да ты даже сама рѣшила, что въ разныхъ Готель-де-Пари мы ужъ и такъ много разъ во всѣхъ городахъ останавливались.

   Карета ѣхала по бульвару съ деревьями, красующимися весенними голыми прутьями. Дома выросли въ трехъэтажные. На встрѣчу кареты по бульвару пробѣжалъ вагонъ электрической конки, вспыхивая огоньками по проволокамъ.

   - Ну, вотъ тебѣ и электрическая конка. Можетъ быть, изъ-за этого-то нашъ сосѣдъ по вагону и сказалъ, что Бѣлградъ - маленькая Вѣна,- проговорилъ Николай Ивановичъ

   - А въ Вѣнѣ даже и электрической конки-то нѣтъ,- отвѣчала Глафира Семеновна.

   Въ домахъ попадались лавки и магазины, но они были сплошь заперты. Виднѣлись незатѣйливыя вывѣски на сербскомъ и изрѣдка на нѣмецкомъ языкахъ. Глафира Семеновна читала вывѣски и говорила:

   - Какой сербск³й языкъ-то легк³й! Даже съ нашими русскими буквами и совсѣмъ какъ по русски... Коста Полтанои... Милаи ²ованои... Петко Петкович...- произносила она прочитанное и спросила.- Но отчего у нихъ нигдѣ буквы "ъ" нѣтъ?

   - Да кто-жъ ихъ знаетъ! Должно быть, ужъ такая безъеристая грамматика сербская,

   - Постой, постой... Вонъ у нихъ есть буквы, которыхъ у насъ нѣтъ. Какое-то "ч" кверху ногами и "н" съ "ерикомъ" у правой палки, разсматривала Глафира Семеновна буквы на вывѣскахъ.

   Показалось большое здан³е съ полосатыми будками и бродившими около него караульными солдатами съ ружьями.

   - Это что такое за здан³е? задалъ себѣ вопросъ Николай Ивановичъ.- Дворецъ - не дворецъ, казармы - не казармы. Для острога - ужъ очень роскошно. Надо извощика спросить.

   Онъ высунулся изъ окна кареты и, указывая на здан³е пальцемъ, крикнулъ:

   - Эй, братушка! Извощикъ, что это такое? Чей это домъ?

   Съ козелъ отвѣчали два голоса. Что они говорили, Николай Ивановичъ ничего не пояялъ, но къ немалому своему удивлен³ю, взглянувъ на козлы, увидалъ, кромѣ извощика, войника, сидѣвшаго рядомъ съ извощикомъ. Николай Ивановичъ недоумѣвалъ, когда и зачѣмъ вскочилъ на козлы войникъ и, поднявъ стекло у кареты, дрожащимъ голосомъ сказалъ женѣ:

   - Глафира Семеновна! Вообрази, у насъ на козлахъ сидитъ полицейск³й солдатъ.

   - Какъ полицейск³й солдатъ? Что ему нужно? тревожно спросила Глафира Семеновна.

   - И ума не приложу. Удивительно, какъ мы не замѣтили, что онъ вскочилъ къ намъ на станц³и желѣзной дороги, потому что иначе ему не откуда взяться.

   - Такъ прогони его. Я боюсь его, произнесла Глафира Семеновна.

   - Да и я побаиваюсь. Чортъ его знаетъ, зачѣмъ онъ тутъ! Что ему нужно?

   У Николая Ивановича уже тряслись руки. Онъ опять опустилъ стекло у кареты, выглянулъ въ окошко и крикнулъ извощику:

   - Стой! стой, извощикъ! Остановись!

   Но извощикъ, очевидно, не понялъ и не останавливался, а только пробормоталъ что-то въ отвѣтъ.

   - Остановись, мерзавецъ! закричалъ Николай Ивановичъ еще разъ, но тщетно.- Не останавливается, сообщилъ онъ женѣ, которая ужъ крестилась и была блѣдна, какъ полотно. - Войникъ! Братушка! Зачѣмъ ты на козлы влѣзъ? Ступай прочь! обратился онъ къ полицейскому солдату и сдѣлалъ ему пояснительный жестъ, чтобы онъ сходилъ съ козелъ.

   Войникъ пробормоталъ что-то съ козелъ, но слѣзать и не думалъ. Извощикъ усиленно погонялъ лошадей, махая на нихъ руками. Николай Ивановичъ, тоже уже поблѣднѣвш³й, опустился въ каретѣ на подушки и прошепталъ женѣ:

   - Вотъ, что ты надѣлала своимъ строптивымъ характеромъ въ таможнѣ! Ты кинула въ лицо таможенному чиновнику кускомъ ветчины и за это насъ теперь въ полиц³ю везутъ.

   - Врешь... Врешь... Я вовсе и не думала ему въ лицо кидать... Я перекинула только черезъ голову... черезъ голову... и ветчина упала на полъ.... Но вѣдь и онъ не имѣетъ права...

   Глафира Семеновна дрожала, какъ въ лихорадкѣ..

   - Да почемъ ты знаешь, что въ полиц³ю?- спросила она мужа.- Развѣ онъ тебѣ сказалъ?

   - Чортъ его разберетъ, что онъ мнѣ сказалъ! Но куда-же насъ иначе могутъ везти, ежели полицейск³й съ козелъ не сходитъ? Конечно-же, въ полиц³ю. О, братья-славяне, братья-славяне!- ропталъ Николай Ивановичъ, скрежеща зубами и сжимая кулаки.- Хорошо-же вы принимаете у себя своихъ соплеменниковъ, которые васъ освобождали и за васъ кровь проливали!

   Глафира Семеновна была въ полномъ отчаян³и и бормотала:

   - Но вѣдь мы можемъ жаловаться нашему консулу... Такъ нельзя-же оставаться. Скажи, крикни ему, что мы будемъ жаловаться русскому консулу. Выгляни въ окошко и крикни! Что-жъ ты сидишь, какъ истуканъ!- крикнула она на мужа.

   Карета свернула въ улицу и остановилась у воротъ бѣлаго двухъ-этажнаго дома. Съ козелъ соскочилъ войникъ и отворилъ дверцу кареты.

  

  

   - Пр³ѣхали... Доплясались!.. А все изъ-за тебя... говорилъ Николай Ивановитъ, прижавшись въ уголъ кареты.- А все изъ-за тебя, Глафира Семеновна. Ну, посуди сама: развѣ можно въ казеннаго таможеннаго чиновника бросать ветчиной! Вотъ теперь и вывертывайся, какъ знаешь, въ полиц³и.

   На глазахъ Глафиры Семеновны блистали слезы. Она жалась къ мужу отъ протянутой съ ней руки войника, предлагающаго выйти изъ кареты, и бормотала:

   - Но вѣдь и онъ тоже не имѣлъ права нюхать вашу ветчину. Вѣдь это-же озорничество...

   А войникъ продолжалъ стоять у дверей кареты и просилъ:

   - Молимо, мадамъ, излазте...

   - Уходи прочь! Не пойду я, никуда не пойду! кричала на него Глафира Семеновна. - Николай Иванычъ, скажи ему, чтобы онъ къ русскому консулу насъ свезъ.

   - Послушайте, братушка, обратился Николай Ивановичъ къ войнику.- Вотъ вамъ прежде всего на чай крону и свезите насъ къ русскому консулу! Полиц³и намъ никакой не надо. Безъ консула въ полиц³ю мы не пойдемъ.

   Войникъ слушалъ, пучилъ глаза, но ничего не понималъ. Взглянувъ, впрочемъ, на сунутую ему въ руку крону, онъ улыбнулся и сказавъ: "захвалюемъ, господине!" опять сталъ настаивать о выходѣ изъ кареты.

   - Гостинница Престолонаслѣдника... Молимъ... сказалъ онъ и указалъ на домъ.

   Николай Ивановичъ что-то сообразилъ и нѣсколько оживился.

   - Постой... сказалъ онъ женѣ.- Не напрасная-ли тревога съ нашей стороны? Можетъ быть, этотъ войникъ привезъ насъ въ гостинницу, а не въ полиц³ю. Онъ что-то бормочетъ о гостинниѣ Престолонаслѣдника. Вы насъ куда привезли, братушка: въ гостинницу? спросилъ онъ войника.

   - Есте.

   - Въ гостинницу Престолонаслѣдника?

   - Есте, есте, господине, подтвердилъ войникъ.

   - Не вѣрь, не вѣрь! Онъ вретъ! Я по носу вижу, что вретъ! предостерегала мужа Глафира Семеновна.- Ему-бы только выманить насъ изъ кареты. А это полиц³я... Видишь, и домъ на манеръ казеннаго. Развѣ можетъ быть въ такомъ домѣ лучшая въ Бѣлградѣ гостинница!

   - А вотъ пусть онъ мнѣ укажетъ прежде вывѣску на домѣ. Вѣдь ужъ ежели это гостинница, то должна быть и вывѣска, сообразилъ Николай Ивановичъ. - Изъ кареты я не вылѣзу, а пусти меня на твое мѣсто, чтобы я могъ выглянуть въ окошко и посмотрѣть, есть-ли надъ подъѣздомъ вывѣска гостинницы, обратился онъ съ женѣ.

   Глафира Семеновна захлопнула дверь кареты. Въ каретѣ начались перемѣщен³я. Николай Ивановичъ выглянулъ въ окошко со стороны жены, задралъ голову кверху и увидалъ вывѣску, гласящую "Гостинница Престолонаслѣдника".

   - Гостинница!- радостно воскликнулъ онъ.- Войникъ не навралъ! Можемъ выходить безъ опаски!

   Какъ-бы какой-то тяжелый камень отвалилъ отъ сердца у Глафиры Семеновны и она прос³яла, но все-таки, руководствуясь осторожностью, еще разъ спросила:

   - Да вѣрно-ли, что гостинница? Ты хорошо-ли разглядѣлъ вывѣску?

   - Хорошо, хорошо. Да вотъ и сама можешь посмотрѣть.

   А войникъ, между прочимъ, ужъ позвонилъ въ подъѣздъ. Распахнулись широк³я полотна воротъ, заскрипѣвъ на ржавыхъ петляхъ. Изъ воротъ выходили баранья шапка въ усахъ и съ заспанными глазами, швейцаръ въ фуражкѣ съ полинявшимъ золотымъ позументомъ, какой-то кудрявый малецъ въ опанкахъ (въ родѣ нашихъ лаптей, но изъ кожи) и всѣ ринулись вытаскивать багажъ изъ кареты. Глафира Семеновна уже не противилась, сама подавала имъ вещи и говорила мужу:

   - Но все-таки нужно допытаться, для чего очутился у насъ на козлахъ полицейск³й солдатъ. Вѣдь безъ нужды онъ не поѣхалъ-бы.

   - А вотъ войдемъ въ гостиннщу, тамъ разузнаемъ отъ него,- отвѣчалъ Николай Ивановичъ.- Я такъ думаю, что не для того-ли, чтобъ удостовѣриться въ нашемъ мѣстѣ жительства, гдѣ мы остановились.

   - А зачѣмъ имъ наше жительство?

   - Ахъ, Боже мой! А ветчина-то? А таможенный чиновникъ?

   - Дался тебѣ этотъ таможенный чиновникъ съ ветчиной! Да и я-то дура была, повѣривъ тебѣ, что насъ везутъ въ полиц³ю за то, что я кусокъ ветчины въ чиновника кинула! - Ужъ еслибы этотъ чиновникъ давеча обидѣлся, то сейчасъ бы онъ насъ и заарестовалъ.

   - А вотъ посмотримъ. Неизвѣстно еще, чѣмъ это все разыграется,- подмигнулъ женѣ Николай Ивановичъ и, обратясь къ швейцару, спросилъ: - Говорите по-русски? Комнату бы намъ хорошую о двухъ кроватяхъ?

   - Есте, есте... Алесъ васъ нуръ иненъ гефелихъ, мейнъ герръ!- отвѣчалъ старикъ швейцаръ.

   - Нѣмецъ!- воскликнулъ Николай Ивановичъ.- Боже мой! Въ славянскомъ городѣ Бѣлградѣ - и вдругъ нѣмецъ!

   - Србъ, србъ, господине. Заповедите... (Приказывайте).

   Швейцаръ поклонился. Войникъ подскочилъ къ нему и спросилъ:

   - Имали добра соба (комната)?

   - Есте, есте, закивалъ швейцаръ.- Козма! Покажи. Дай, да видитъ господине, обратился онъ къ бараньей шапкѣ съ заспанными глазами и въ усахъ.

   - Отлично говоритъ по-русски. Не понимаю, что ему вдругъ вздумалось изъ себя нѣмца разыгрывать! пожалъ плечами Николай Ивановичъ и вмѣстѣ съ женой отправился въ подъѣздъ, а затѣмъ вверхъ по каменной лѣстницѣ смотрѣть комнату.

   Лѣстница была холодная, сѣрой окраски, непривѣтливая, уставленная чахлыми растен³ями, безъ ковра. На площадкѣ стояли старинные англ³йск³е часы въ высокомъ и узкомъ краснаго дерева чехлѣ. Освѣщено было скудно.

   - Неужели это лучшая гостинница здѣсь? спрашивала Глафира Семеновна у мужа.

   - Да кто-жъ ихъ знаетъ, милая! Брюнетъ въ очкахъ рекомендовалъ намъ за лучшую.

   - Ну, маленькая Вѣна! И это называется маленькая Вѣна! Пожалуй, здѣсь и поѣсть ничего не найдется? А я ѣсть страсть какъ хочу.

   - Ну, какъ не найтиться! Эй, шапка! Ресторанъ у васъ есть?

   - Есте, есте, има, господине.

   Подскочилъ къ шапкѣ и войникъ, все еще сопровождавш³й супруговъ:

   - Има-ли што готово да-се ѣде? въ свою очередь спросилъ онъ шапку.

   - Има, има, все има... былъ отвѣтъ.

   - Боже мой! Да этотъ злосчастный войникъ все еще здѣсь! удивилась Глафира Семеновна... - Что ему нужно? Прогони его, пожалуйста, обратилась она къ мужу.

   - Эй, шапка! Послушай! Прогони ты, ради Бога, этого войника. Чего ему отъ насъ нужно? сказалъ Николай Ивановичъ, указывая на полицейскаго солдата.

   Шапка смотрѣла на Николая Ивановича, но не понимала, что отъ нея требуютъ. Николай Ивановичъ сталъ показывать жестами. Онъ загородилъ войнику дорогу въ корридоръ и заговорилъ:

   - Провались ты! Уйди къ чорту! Не нужно намъ тебя! Шапка! Гони его!

   Войникъ протянулъ руку пригоршней.

   - Интересъ, господине... Бакшишъ...

   - Какой такой бакшишъ? Я тебѣ два раза ужъ давалъ бакшишъ!.. обозлился Николай Ивановичъ.

   - Онъ хтытъ отъ насъ бакшишъ, господине, пояснила шапка, тыкая себя въ грудь, и сказала войнику:- Иде на контора... Тамъ господаръ...

   - Ну, съ Богомъ... поклонился войникъ супругамъ и неохотно сталъ спускаться внизъ по лѣстницѣ, чтобъ обратиться за бакшишомъ въ контору, гдѣ сидитъ "господаръ", то есть хозяинъ гостинницы..

   - Глаша! Глаша! Теперь объяснилось, отчего войникъ пр³ѣхалъ съ нами на козлахъ, сказалъ женѣ Николай Ивановичъ.- Онъ пр³ѣхалъ сюда, чтобы показать, что онъ насъ рекомендовалъ въ эту гостинницу и сорвать съ хозяина бакшишъ, интересъ, то есть извѣстный процентъ.

   - Есте, есте, господине, поддакнула шапка.

   - Ахъ, вотъ въ чемъ дѣло! Ну, теперь я понимаю. Это такъ...проговорила Глафира Семеновна.- А давеча ты напугалъ. Сталъ увѣрять, что насъ онъ въ полиц³ю везетъ.

   - Да почемъ-же я зналъ, душечка!.. Мнѣ такъ думалось.

   Они стояли въ плохо освѣщенномъ широкомъ корридорѣ. Баранья шапка распахнула имъ дверь въ темную комнату.

   - Осамъ динары за данъ... объявила шапка цѣну за комнату.

  

  

   Кудрявый, черномазый малецъ въ опанкахъ втащилъ въ комнату двѣ шестириковыя свѣчки въ подсвѣчникахъ - и комната слабо освѣтилась. Это была большая о трехъ окнахъ комната со стѣнами и потолкомъ раскрашенными по трафарету клеевой краской. На потолкѣ виднѣлись цвѣты и пальмовыя вѣтви, по стѣнамъ сѣрыя розетки въ бѣломъ фонѣ. У стѣнъ одна противъ другой стояли двѣ кровати вѣнскаго типа со спинками изъ листоваго желѣза, раскрашенными какъ подносы. Перины и подушки на кроватяхъ были прикрыты пестрыми сербскими коврами. Мебель была тоже вѣнская, легкая, съ привязными жиденькими подушками къ сидѣнью, на выкрашеннномъ сурикомъ полу лежалъ небольшой мохнатый коверъ. Въ углу помѣщалась мал