Лейкин Николай Александрович - В гостях у турок

  

  

  

  

  

  

   Скорый поѣздъ только что вышелъ изъ-подъ обширнаго, крытаго стекломъ желѣзнодорожнаго двора въ Буда-Пештѣ и понесся на югъ, къ сербской границѣ.

   Въ вагонѣ перваго класса, въ отдѣльномъ купэ, изрядно уже засоренномъ спичками, окурками папиросъ и апельсинными корками, сидѣли не старый еще, довольно полный мужчина съ русой подстриженной бородой и молодая женщина, недурная собой, съ красивымъ еще бюстомъ, но тоже ужъ начинающая рыхлѣть и раздаваться въ ширину. Мужчина одѣтъ въ сѣрую пиджачную парочку съ дорожной сумкой черезъ плечо и въ черной барашковой скуфейкѣ на головѣ, дама въ шерстяномъ верблюжьяго цвѣта платьѣ съ необычайными буфами на рукавахъ и въ фетровой шляпкѣ съ стоячими крылышками какихъ-то пичужекъ. Они сидѣли одни въ купэ, сидѣли другъ противъ друга на диванахъ и оба имѣли на диванахъ по пуховой подушкѣ въ бѣлыхъ наволочкахъ. По этимъ подушкамъ, каждый, хоть разъ побывавш³й заграницей, сейчасъ-бы сказалъ, что это русск³е, ибо заграницей никто, кромѣ русскихъ, въ путешеств³е съ пуховыми подушками не ѣздитъ. Что мужчина и дама русск³е, можно было догадаться и по барашковой скуфейкѣ на головѣ у мужчины, и наконецъ по металлическому эмалированному чайнику, стоявшему на приподнятомъ столикѣ у вагоннаго окна. изъ подъ крышки и изъ носика чайника выходили легоньк³я струйки пара. Въ Буда-Пештѣ въ желѣзнодорожномъ буфетѣ они только что заварили въ чайникѣ себѣ чаю.

   И въ самомъ дѣлѣ, мужчина и дама были русск³е. Это были наши старые знакомцы супруги Николай Ивановичъ и Глафира Семеновна Ивановы, уже трет³й разъ выѣхавш³е заграницу и на этотъ разъ направляющ³еся въ Константинополь, давъ себѣ слово посѣтить попутно и сербск³й Бѣлградъ, и болгарскую Соф³ю.

   Сначала супруги Ивановы молчали. Николай Ивановичъ ковырялъ у себя въ зубахъ перышкомъ и смотрѣлъ въ окно на разстилающ³яся передъ нимъ, лишенныя уже снѣга, тщательно вспаханныя и разбороненныя, гладк³я, какъ билл³ардъ, поля, съ начинающими уже зеленѣть полосами озимаго посѣва. Глафираже Семеновна вынула изъ сакъ-вояжа маленькую серебряную коробочку, открыла ее, взяла оттуда пудровку и пудрила свое раскраснѣвшееся лицо, смотрясь въ зеркальце, вдѣланное въ крышечкѣ, и наконецъ произнесла:

   - И зачѣмъ только ты меня этимъ венгерскимъ виномъ поилъ! Лицо такъ и пышетъ съ него.

   - Нельзя-же, матушка, быть въ Венгр³и и не выпить венгерскаго вина! отвѣчалъ Николай Ивановичъ.- А то дома спроситъ кто-нибудь - пили-ли венгерское, когда черезъ цыганское царство проѣзжали? - и что мы отвѣтимъ! Я нарочно даже паприки этой самой поѣлъ съ клобсомъ. Клобсъ, клобсъ... Вотъ у насъ клобсъ - просто бифштексикъ съ луковымъ соусомъ и сметаной, а здѣсь клобсъ - зраза, рубленая зраза.

   - Во-первыхъ, у насъ бифштексики съ лукомъ и картофельнымъ соуомъ называются не просто клобсъ, а шнель-клобсъ, возразила Глафира Семеновна.- А во-вторыхъ...

   - Да будто это не все равно!

   - Нѣтъ, не все равно... Шнель по нѣмецки значитъ - скоро, на скору руку... А если клобсъ безъ шнель...

   - Ну, ужъ ты любишь спорить!- махнулъ рукой Николай Ивановичъ и сейчасъ-же перемѣнилъ разговоръ.- А все-таки, въ этомъ венгерскомъ царствѣ хорошо кормятъ. Смотри-ка, Какъ хорошо насъ кормили на станц³и Буда-Пештъ! И какой шикарный ресторанъ. Молодцы цыгане.

   - Да будто тутъ все цыгане? - усумнилась Глафира Семеновна.

   - Венгерцы - это цыгане. Ты вѣдь слышала, какъ они разговариваютъ: кухар... гахачъ... кр... гр... тр... горломъ. Точь въ точь какъ наши халдеи по разнымъ загороднымъ вертепамъ. И глазищи у нихъ съ блюдечко, и лица черномазыя.

   - Врешь, врешь! По станц³ямъ мы много и бѣлокурыхъ видѣли.

   - Такъ вѣдь и у насъ въ цыганскихъ хорахъ есть не черномазыя цыганки. Вдругъ какая нибудь родится не въ мать, не въ отца, а въ проѣзжаго молодца, такъ что съ ней подѣлаешь! И наконецъ, мы только еще что въѣхали въ цыганское царство. Погоди, чѣмъ дальше, тѣмъ все черномазѣе будутъ,- авторитетно сказалъ Николай Ивановичъ, пошевелилъ губами и прибавилъ:- Однако, ротъ такъ и жжетъ съ этой паприки.

   Глафира Семеновна покачала головой.

   - И охота тебѣ ѣсть всякую дрянь!- сказала она.

   - Какая-же это дрянь! Растен³е, овощъ... Не сидѣть-же повсюду, какъ ты, только на бульонѣ, да на бифштексѣ. Я поѣхалъ путешествовать, образован³е себѣ сдѣлать, чтобы не быть дикимъ человѣкомъ и все знать. Нарочно въ незнакомыя государства и ѣдемъ, чтобы со всѣми ихними статьями ознакомиться. Теперь мы въ Венгр³и и - что есть венгерскаго, то и подавай.

   - Однако, фишзупе потребовалъ въ буфетѣ, а самъ не ѣлъ.

   - А все-таки попробовалъ. Попробовалъ и знаю, что ихн³й фишзупе - дрянь. Фишзупе - рыбный супъ. Я и думалъ, что это что-нибудь вродѣ нашей ухи: или селянки, потому у венгерцевъ большая рѣка Дунай подъ бокомъ, такъ думалъ, что и рыбы всякой много, анъ выходитъ совсѣмъ напротивъ. По моему, этотъ супъ изъ сельдяныхъ головъ, а то такъ изъ рыбьихъ головъ и хвостовъ. У меня въ тарелкѣ как³я-то жабры плавали. Солоно, перечно... кисло... вспоминалъ Николай Ивановичъ, поморщился и, доставъ изъ угла на диванѣ стаканъ, сталъ наливать себѣ въ него изъ чайника чаю.

   - Бр... издала звукъ губами Глафира Семеновна, судорожно повела плечами и прибавила:- Погоди... накормятъ тебя еще какимъ-нибудь крокодиломъ, ежели будешь спрашивать разныя незнакомыя блюда.

   - Ну, и что-жъ?...Очень радъ буду. По крайности, въ Петербургѣ всѣмъ буду разсказывать, что крокодила ѣлъ. И всѣ будутъ знать, что я такой образованный человѣкъ безъ предразсудковъ, что даже до крокодила въ ѣдѣ дошелъ.

   - Фи! Замолчи! Замолчи, пожалуйста! замахала руками Глафира Семеновна.- Не могу я даже слушать... Претитъ...

   - Черепаху-же въ Марсели ѣлъ, когда третьяго года изъ Парижа въ Ниццу ѣздили, лягушку подъ бѣлымъ соусомъ въ Санъ-Ремо ѣлъ. При тебѣ-же ѣлъ.

   - Брось, тебѣ говорятъ!

   - Ракушку въ Венец³и проглотилъ изъ розовой раковинки, хвастался Николай Ивановичъ.

   - Если ты не замолчишь, я уйду въ уборную и тамъ буду сидѣть! Не могу я слышать так³я мерзости.

   Николай Ивановичъ умолкъ и прихлебывалъ чай изъ стакана. Глафира Семеновна продолжала:

   - И наконецъ, если ты ѣлъ такую гадость, то потому что былъ всяк³й разъ пьянъ, а будь ты трезвъ, ни за чтобы тебя на это не хватило.

   - Въ Венец³и-то я былъ пьянъ? воскликнулъ Николай Ивановичъ и поперхнулся чаемъ.- Въ Санъ-Ремо - да... Когда я въ Санъ-Ремо лягушку ѣлъ - я былъ пьянъ. А въ Венец³и...

   Глафира Семеновна вскочила съ дивана.

   - Николай Иванычъ, я ухожу въ уборную! Если ты еще разъ упомянешь про эту гадость, я ухожу. Ты очень хорошо знаешь, что я про нее слышать не могу!

   - Ну, молчу, молчу. Садись, сказалъ Николай Ивановичъ, поставилъ пустой стаканъ на столикъ и сталъ закуривать папироску.

   - Брр... еще разъ содрогнулась плечами Глафира Семеновна, сѣла, взяла апельсинъ и стала очищать его отъ кожи.- Хоть апельсиномъ заѣсть, что-ли, прибавила она и продолжала:- И я тебѣ больше скажу. Ты вотъ упрекаешь меня, что я заграницей, въ ресторанахъ ничего не ѣмъ, кромѣ бульона и бифштекса... А когда мы къ туркамъ пр³ѣдемъ, то я и бифштекса съ бульономъ ѣсть не буду.

   - То есть какъ это? Отчего? удивился Николай Ивановичъ.

   - Очень просто. Отъ того, что турки магометане, лошадей ѣдятъ и могутъ мнѣ бифштексъ изъ лошадинаго мяса изжарить, да и бульонъ у нихъ можетъ быть изъ лошадятины.

   - Фю-фю! Вотъ тебѣ и здравствуй! Такъ чѣмъ-же ты будешь въ турецкой землѣ питаться? Вѣдь ужъ у турокъ ветчины не найдешь. Она имъ прямо по ихъ вѣрѣ запрещена.

   - Вегетар³анкой сдѣлаюсь. Буду ѣсть макароны, овощи - горошекъ, бобы, картофель. Хлѣбомъ съ чаемъ буду питаться.

   - Да что ты, матушка! проговорилъ Николай Ивановичъ.- Вѣдь мы въ Константинополѣ остановимся въ какой-нибудь европейской гостинницѣ. Петръ Петровичъ былъ въ Константинополѣ и разсказывалъ, что тамъ есть отличныя гостинницы, которыя французы держатъ.

   - Гостинницы-то можетъ быть и держатъ французы, да повара-то турки... Нѣтъ, нѣтъ, я ужъ это такъ рѣшила.

   - Да неужели ты лошадинаго мяса отъ бычьяго не отличишь!

   - Однако, вѣдь его все-таки надо въ ротъ взять, пожевать... Тьфу! Нѣтъ, нѣтъ, это ужъ я такъ рѣшила и ты меня отъ этого не отговоришь, твердо сказала Глафира Семеновна.

   - Ну, путешественница! Да изволь, я за тебя буду пробовать мясо, предложилъ Николай Ивановичъ.

   - Ты? Да ты нарочно постараешься меня на кормить лошадятиной. Я тебя знаю. Ты озорникъ.

   - Вотъ невѣроятная-то женщина! Чѣмъ-же это я доказалъ, что я озорникъ?

   - Молчи, пожалуйста. Я тебя знаю вдоль и поперекъ.

   Николай Ивановичъ развелъ руками и обидчиво поклонился женѣ.

   - Изучены насквозь. Помню я, какъ вы въ Неаполѣ радовались, когда я за табльдотомъ съѣла по ошибкѣ муль - этихъ проклятыхъ улитокъ, принявъ ихъ за сморчки, кивнула ему жена.- Вы должны помнить, что со мной тогда было. Однако, сниму-ка я съ себя корсетъ да прилягу, прибавила она.- Кондуктору данъ гульденъ въ Вѣнѣ, чтобы никого съ намъ не пускалъ въ купэ, стало быть нечего мнѣ на вытяжкѣ-то быть.

   - Да конечно-же сними этотъ свой хомутъ и всѣ подпруги, поддакнулъ Николай Ивановичъ.- Не передъ кѣмъ здѣсь кокетничать.

   - Да вѣдь все думается, что не ворвался-бы кто-нибудь.

   - Нѣтъ, нѣтъ. Ужъ ежели взялъ гульденъ, то никого не впуститъ. И наконецъ, до сихъ-же поръ онъ держалъ свое слово и никого не впустилъ къ намъ.

   Глафира Семеновна разстегнула лифъ и сняла съ себя корсетъ, положивъ его подъ подушку. Но только что она улеглась на диванѣ, какъ дверь изъ корридора отворилась и показался въ купэ кондукторъ со щипцами.

   - Ich habe die Ehre... произнесъ онъ привѣтств³е.- Ihre Fahrkarten, mein Herr...

   Николай Ивановичъ взглянулъ на него и проговорилъ:

   - Глаша! Да вѣдь кондукторъ-то новый! Не тотъ ужъ кондукторъ.

   - Нови, нови... улыбнулся кондукторъ, простригая билеты.

   - Говорите но русски? радостно спросилъ его Николай Ивановичъ.

   - Мало, господине.

   - Братъ славянинъ?

   - Славяне, господине, поклонился кондукторъ и проговорилъ по нѣмецки:- Можетъ быть русск³е господа хотятъ, чтобы они одни были въ купэ?

   Въ пояснен³е своихъ словъ онъ показалъ супругамъ свои два пальца.

   - Да, да... кивнулъ ему Николай Ивановичъ.- Ихъ гебе... Глаша! Придется и этому дать, а то онъ пассажировъ въ наше купэ напуститъ. Тотъ кондукторъ, подлецъ, въ Буда-Пештѣ остался.

   - Конечно-же, дай... Намъ ночь ночевать въ вагонѣ, послышалось отъ Глафиры Семеновны.- Но не давай сейчасъ, а потомъ, иначе и этотъ спрыгнетъ на какой-нибудь станц³и и придется третьему давать.

   - Я дамъ гульденъ!.. Ихъ гебе гульденъ, но потомъ... сказалъ Николай Ивановичъ.

   - Нахеръ... Нахеръ.... прибавила Глафира Семеновна.

   Кондукторъ, очевидно, не вѣрилъ, бормоталъ что-то по нѣмецки, по славянски, улыбался и держалъ руку пригоршней.

   - Не вѣритъ. Ахъ, братъ-славянинъ! За кого-же ты насъ считаешь! А мы васъ еще освобождали! Ну, ладно, ладно. Вотъ тебѣ полъ-гульдена. А остальные потомъ, въ Бѣлградѣ... Мы въ Бѣлградъ теперь ѣдемъ, говорилъ ему Николай Ивановичъ, досталъ изъ кошелька мелочь и подалъ ему.

   Кондукторъ подбросилъ на ладонѣ мелочь и развелъ руками.

   - Мало, господине... Молимъ една гульденъ, произнесъ онъ.

   - Да дай ты ему гульденъ! Пусть провалится. Должны-же мы на ночь покой себѣ имѣть! крикнула Глафира Семеновна мужу.

   Николай Ивановичъ сгребъ съ ладони кондуктора мелочь, подалъ ему гульденъ и сказалъ:

   - На, подавись братушка...

   Кондукторъ поклонился и, запирая дверь въ купэ, проговорилъ:

   - Съ Богомъ, господине.

  

  

   Стучитъ, гремитъ поѣздъ, проносясь по венгерскимъ степямъ. Изрѣдка мелькаютъ деревеньки, напоминающ³я наши малоросс³йск³я, съ мазанками изъ глины, окрашенными въ бѣлый цвѣтъ, но безъ соломенныхъ крышъ, а непремѣнно съ черепичной крышей. Еще рѣже попадаются усадьбы - непремѣнно съ маленькимъ жилымъ домомъ и громадными, многочисленными хозяйственными постройками. Глафира Семеновна лежитъ на диванѣ и силится заснутъ. Николай Ивановичъ, вооружившись книжкой "Переводчикъ съ русскаго языка на турецк³й", изучаетъ турецк³й языкъ. Онъ бормочетъ:

   - Здравствуйте - селямъ алейкюмъ, благодарю васъ - шюкюръ, это дорого - пахалы дыръ, что стоитъ - не дэеръ, принеси - гетиръ, прощайте - Аллахъ ысмарладыкъ... Языкъ сломать можно. Гдѣ тутъ так³я слова запомнить! говоритъ онъ, вскидываетъ глаза въ потолокъ и твердитъ: "Аллахъ ысмарладыкъ... "Аллаха-то запомнишь, а ужъ "ысмарладыхъ" этотъ - никогда. "Ысмарладыхъ, ысмарладыхъ"... Ну, дальше... заглядываетъ онъ въ книжку.- "Поставь самоваръ". Глафира Семеменовна! восклицаетъ онъ.- Въ Турц³и-то про самоваръ знаютъ, значитъ, намъ уже съ чаемъ мучиться не придется.

   Глафира Семеновна приподнялась на локти и поспѣшно спросила: .

   - А какъ самоваръ по турецки?

   - Поставь самоваръ - "сую кайнатъ", стало быть самоваръ - "кайнатъ".

   - Это дѣйствительно надо запомнить хорошенько. "Кайнатъ, кайнатъ, кайнатъ"...три раза произнесла Глафира Семеновна и опять прилегла на подушку.

   - Но есть слова и легк³я, продолжалъ Николай Ивановичъ, глядя въ книгу.- Вотъ, напримѣръ, табакъ - "тютюнъ". Тютюномъ и у насъ называютъ. Багажъ - "уруба", деньги - "пара", деревня - "кей", гостинница - "ханъ", лошадь - "атъ", извозчикъ - "арабаджи"... Вотъ эти слова самыя нужныя и ихъ надо какъ можно скорѣе выучить. Давай пѣть, предложилъ онъ женѣ...

   - Какъ пѣть? удивилась та.

   - Да такъ... Говорятъ, при пѣн³и всего скорѣе слова запоминаются.

   - Да ты никакъ съ ума сошелъ! Въ поѣздѣ пѣть!

   - Но вѣдь мы потихоньку... Колеса стучатъ, купэ заперто - никто и не услышитъ.

   - Нѣтъ, ужъ пѣть я не буду и тебѣ не позволю. Я спать хочу...

   - Ну, какъ знаешь. А вотъ желѣзная дорога слово трудное по турецки: "демиринолу".

   - Я не понимаю только, чего ты спозаранку турецкимъ словамъ началъ учиться! Вѣдь мы сначала въ Серб³ю ѣдемъ, въ Бѣлградѣ остановимся, проговорила Глафира Семеновна.

   - А гдѣ-жъ у меня книжка съ сербскими словами? У меня нѣтъ такой книжки. Да, наконецъ, братья славяне насъ и такъ поймутъ. Ты видѣла давеча кондуктора изъ славянъ - въ лучшемъ видѣ понялъ. Вѣдь у нихъ всѣ слова наши, а только на какой-то особый манеръ. Да вотъ тебѣ... указалъ онъ на регуляторъ отоплен³я въ вагонѣ.- Видишь надписи: "тепло... студено..." А вонъ вверху около газоваго рожка, чтобы свѣтъ убавлять и прибавлять: "свѣтъ... тма..." Неужели это не понятно? Братья-славяне поймутъ.

   Поѣздъ замедлилъ ходъ и остановился на станц³и.

   - Посмотри-ка, какая это станц³я. Какъ называется? спросила Глафира Семеновна.

   Николай Ивановичъ сталъ читать и запнулся:

   - Сцабаце... По венгерски это, что-ли... Рѣшительно ничего не разберешь, отвѣчалъ онъ.

   - Да вѣдь все-таки латинскими буквами-то написано.

   - Латинскими, но выговорить невозможно... Сзазба...

   Глафира Семеновна поднялась и сама начала читать. Надпись гласила: "Szabadszallas".

   - Сзабадсзалась, что-ли! прочла она и прибавила:- Ну, языкъ!

   - Я тебѣ говорю, что хуже турецкаго. Цыгане... И навѣрное, какъ наши цыгане, конокрадствомъ, ворожбой и лошадинымъ барышничествомъ занимаются, а также и насчетъ того, гдѣ что плохо лежитъ. Ты посмотри, въ какихъ овчинныхъ накидкахъ стоятъ! А рожи-то, рожи как³я! Совсѣмъ бандиты, указалъ Николай Ивановичъ на венгерскихъ крестьянъ въ ихъ живописныхъ костюмахъ.- Вонъ и бабы тутъ... Подолъ у платья чуть не до колѣнъ и сапоги мужск³е съ высокими голенищами изъ несмазанной желтой кожи... Глафира Семеновна смотрѣла въ окно и говорила.

   - Дѣйствительно страшные... Знаешь, съ одной стороны хорошо, что мы одни въ купэ сидимъ, а съ другой...

   - Ты ужъ боишься? Ну, вотъ... Не бойся... У меня кинжалъ въ дорожной сумкѣ.

   - Какой у тебя кинжалъ! Игрушечный.

   - То есть какъ это игрушечный? Стальной. Ты не смотри, что онъ малъ, а если имъ направо и налѣво...

   - Поди ты! Самъ первый и струсишь. Да про день я ничего не говорю... Теперь день, а вѣдь намъ придется ночь въ вагонѣ ночевать...

   - И ночью не безпокойся. Ты спи спокойно, а я буду не спать, сидѣть и караулить.

   - Это ты-то? Да ты первый заснешь. Сидя заснешь.

   - Не засну, я тебѣ говорю. Вечеромъ заварю я себѣ на станц³и крѣпкаго чаю... Напьюсь - и чай въ лучшемъ видѣ сонъ отгонитъ. Наконецъ, мы въ вагонѣ не одни. Въ слѣдующемъ купэ как³е-то нѣмцы сидятъ. Ихъ трое... Неужели въ случаѣ чего?..

   - Да нѣмцы-ли? Можетъ быть так³е-же глазастые венгерцы?

   - Нѣмцы, нѣмцы. Ты вѣдь слышала, что давеча по-нѣмецки разговаривали.

   - Нѣтъ, ужъ лучше днемъ выспаться, а ночью сидѣть и не спать,- сказала Глафира Семеновна и стала укладываться на диванъ.

   А поѣздъ давно уже вышелъ со станц³и съ трудно выговариваемымъ назван³емъ и мчался по венгерскимъ полямъ. Поля направо, поля налѣво, изрѣдка деревушка съ церковью при одиночномъ зеленомъ куполѣ, изрѣдка фруктовый садъ съ стволами яблонь, обмазанныхъ известкой съ глиной и бѣлѣющимися на солнцѣ.

   Опять остановка. Николай Ивановичъ заглянулъ въ окно на станц³онный фасадъ и, увидавъ на фасадѣ надпись, сказалъ:

   - Ну, Глаша, такое назван³е станц³и, что труднѣе давшиняго. "Фюл³опсъ..." - началъ онъ читать и запнулся.- Фюл³опсдзалалсъ.

   - Вотъ видишь, куда ты меня завезъ,- сказала супруга.- Не даромъ-же мнѣ не хотѣлось ѣхать въ Турц³ю.

   - Нельзя, милая, нельзя... Нужно всю Европу объѣхать и тогда будешь цивилизированный человѣкъ. За то потомъ, когда вернемся домой, есть чѣмъ похвастать. И эти назван³я станц³й - все это намъ на руку. Будемъ разсказывать, что по такимъ молъ, мѣстностямъ проѣзжали, что и назван³е не выговоришь. Стоитъ написано назван³е станц³и, а настоящимъ манеромъ выговорить его невозможно. Надо будетъ только записать.

   И Николай Ивановичъ, доставъ свою записную книжку, скопировалъ въ нее находящуюся на стѣнѣ станц³и надпись: "Fülöpszallas".

   На платформѣ, у окна вагона стоялъ глазастый и черный, какъ жукъ, мальчикъ и протягивалъ къ стеклу бумажныя тарелочки съ сосисками, густо посыпанными изрубленной бѣлой паприкой.

   - Глафира Семеновна! Не съѣсть-ли намъ горячихъ сосисокъ? - предложилъ женѣ Николай Ивановичъ.- Вотъ горяч³я сосиски продаютъ.

   - Нѣтъ, нѣтъ. Ты ѣшь, а я ни за что... отвѣчала супруга.- Я теперь вплоть до Бѣлграда ни на какую и станц³ю не выйду, чтобы пить или ѣсть. Ничего я не могу изъ цыганскихъ рукъ ѣсть. Почемъ ты знаешь, что въ этихъ сосискахъ изрублено?

   - Да чему-же быть-то?

   - Нѣтъ, нѣтъ.

   - Но чѣмъ-же ты будешь питаться?

   - А у насъ есть сыръ изъ Вѣны, ветчина, булки, апельсины.

   - А я съѣмъ сосисокъ...

   - Ѣшь, ѣшь. Ты озорникъ извѣстный.

   Николай Ивановичъ постучалъ мальчику въ окно, опустилъ стекло и взялъ у него сосисокъ и булку, но только что далъ ему двѣ кроны и протянулъ руку за сдачей, какъ поѣздъ тронулся. Мальчишка пересталъ отсчитывать сдачу, улыбнулся, ткнулъ себя рукой въ грудь и крикнулъ:

   - Тринкгельдъ, тринкгельдъ, мусью...

   Николаю Ивановичу осталось только показать ему кулакъ.

   - Каковъ цыганенокъ! Сдачи не отдалъ! проговорилъ онъ, обращаясь къ женѣ, и принялся ѣсть сосиски.

  

  

   Поѣздъ мчится по прежнему, останавливаясь на станц³яхъ съ трудно выговариваемыми не для венгерца назван³ями: "Ксенгедъ", Кисъ-Кересъ, Кисъ-Жаласъ. На станц³и Сцабатка поѣздъ стоялъ минутъ пятнадцать. Передъ приходомъ на нее, кондукторъ-славянинъ вошелъ въ купэ и предложилъ, не желаютъ-ли путешественники выйти въ имѣющ³йся на станц³и буфетъ.

   - Добра рыба, господине, добро овечье мясо... расхваливалъ онъ.

   - Нѣтъ, спасибо. Ничѣмъ не заманишь, отвѣчала Глафира Семеновна.

   Здѣсь Николай Ивановичъ ходилъ съ чайникомъ заваривать себѣ чай, выпилъ пива, принесъ въ вагонъ какой-то мелкой копченой рыбы и коробку шоколаду, которую и предложилъ женѣ.

   - Да ты въ умѣ? крикнула на него Глафира Семеновна.- Стану я ѣсть венгерск³й шоколадъ! Навѣрное онъ съ паприкой.

   - Вѣнск³й, вѣнск³й, душечка... Видишь, на коробкѣ ярлыкъ: Wien.

   Глафира Семеновна посмотрѣла на коробку, понюхала ее, открыла, взяла плитку шоколаду, опять понюхала и стала кушать.

   - Какъ ты въ Турц³и-то будешь ѣсть что-нибудь? покачалъ головой мужъ.

   - Совсѣмъ ничего подозрительнаго ѣсть не буду.

   - Да вѣдь все можетъ быть подозрительно.

   - Ну, ужъ это мое дѣло.

   Со станц³и Сцабатка стали попадаться славянск³я назван³я станц³й: Топол³я, Вербацъ.

   На станц³и Вербацъ Николай Ивановичъ сказалъ женѣ:

   - Глаша! Теперь ты можешь ѣхать безъ опаски. Мы пр³ѣхали въ славянскую землю. Братья-славяне, а не венгерск³е цыгане... Давеча была станц³я Топол³я, а теперь Вербацъ... Топол³я отъ тополь, Вербацъ отъ вербы происходитъ. Стало быть, ужъ и ѣда и питье славянск³я.

   - Нѣтъ, нѣтъ, не надуешь. Вонъ черномазыя рожи стоятъ.

   - Рожи тутъ не причемъ. Вѣдь и у насъ русскихъ могутъ так³я рожи попасться, что съ ребенкомъ родимчикъ сдѣлается. Позволь, позволь... Да вотъ даже попъ стоитъ и въ такой-же точно рясѣ, какъ у насъ, указалъ Николай Ивановичъ.

   - Гдѣ попъ? быстро спросила Глафира Семеновна, смотря въ окно.

   - Да вотъ... Въ черной рясѣ съ широкими рукавами и въ черной камилавкѣ...

   - И въ самомъ дѣлѣ попъ. Только онъ больше на французскаго адвоката смахиваетъ.

   - У французскаго адвоката долженъ быть бѣлый язычекъ подъ бородой, на груди, да и камилавка не такая.

   - Да и тутъ не такая, какъ у нашихъ священниковъ. Наверху края дна закруглены и наконецъ черная, а не ф³олетовая. Нѣтъ, это долженъ быть венгерск³й адвокатъ.

   - Священникъ, священникъ... Неужели ты не видала ихъ на картинкахъ въ такихъ камилавкахъ? Да вонъ у него и наперсный крестъ на груди. Смотри, смотри, провожаетъ кого-то и цѣлуется, какъ наши попы цѣлуются - со щеки на щеку.

   - Ну, если наперсный крестъ на груди, такъ твоя правда: попъ.

   - Попъ, славянск³я назван³я станц³й, такъ чего-жъ тебѣ еще? Стало быть, мы изъ венгерской земли выѣхали. Да вонъ и бѣлокурая дѣвочка въ ноздрѣ ковыряетъ. Совсѣмъ славянка. Славянск³й типъ.

   - А не говорилъ-ли ты давеча, что бѣлокурая дѣвочка можетъ уродиться не въ мать, не въ отца, а въ проѣзжаго молодца? напомнила мужу Глафира Семеновна.

   Поѣздъ въ это время отходилъ отъ станц³и. Глафира Семеновна достала съ веревочной полки корзинку съ провиз³ей, открыла ее и стала дѣлать себѣ бутербродъ съ ветчиной.

   - Своей-то ѣды поѣшь, въ настоящемъ мѣстѣ купленной, такъ куда лучше, сказала она и принялась кушать.

   Дѣйствительно, поѣздъ ужъ мчался по полямъ, такъ называемой, Старой Серб³и. Черезъ полчаса кондукторъ заглянулъ въ купэ и объявилъ, что сейчасъ будетъ станц³я Нейзацъ.

   - Нови Садъ... прибавилъ онъ тутъ-же и славянское назван³е.

   - Глаша! Слышишь, это ужъ совсѣмъ славянское назван³е! обратился Николай Ивановичъ къ женѣ.- Славянска земля? спросилъ онъ кондуктора.

   - Словенска, словенска, кивнулъ тотъ, наклонился къ Николаю Ивановичу и сталъ объяснять ему по нѣмецки, что когда-то это все принадлежало Серб³и, а теперь принадлежитъ Венгр³и. Николай Ивановичъ слушалъ и ничего не понималъ/

   - Чортъ знаетъ, что онъ бормочетъ! пожалъ плечами Николай Ивановичъ и воскликнулъ:- Братъ славянинъ! Да чего ты по нѣмецки-то бормочешь! Говори по русски! Тьфу ты! Говори по своему, по славянски! Такъ намъ свободнѣе разговаривать.

   Кондукторъ понялъ и заговорилъ по сербски. Николай Ивановичъ слушалъ его рѣчь и все равно ничего не понималъ.

   - Не понимаю, братъ-славянинъ... развелъ онъ руками.- Слова какъ-будто-бы и наши русск³я, а ничего не понимаю. Ну, уходи! Уходи! махнулъ онъ рукой.- Спасибо. Мерси...

   - Съ Богомъ, господине! поклонился кондукторъ и закрылъ дверь купэ.

   Вотъ и станц³я Новый Садъ. На станц³онномъ здан³и написано назван³е станц³и на трехъ языкахъ: по венгерски - Уй-Видекъ, по нѣмецки - Нейзацъ и по сербски: Нови Садъ. Глафира Семеновна тотчасъ-же замѣтила венгерскую надпись и сказала мужу:

   - Что ты меня надуваешь! Вѣдь все еще по венгерской землѣ мы ѣдемъ. Вонъ назван³е-то станц³и какъ: Уй-Видекъ... Вѣдь это-же по венгерски.

   - Позволь... А кондукторъ-то какъ-же? Вѣдь и онъ тебѣ сказалъ, что это ужъ славянская земля, возразилъ Николай Ивановичъ.

   - Вретъ твой кондукторъ.

   - Какой-же ему расчетъ врать? И наконецъ, ты сама видишь надпись: "Нови Садъ".

   - Ты посмотри на лица, что на станц³и стоятъ. Одинъ другого черномазѣе. Батюшки! Да тутъ одинъ какой-то венгерецъ даже въ бѣлой юбкѣ.

   - Гдѣ въ юбкѣ? Это не въ юбкѣ... Впрочемъ, одинъ-то какой-нибудь можетъ быть и затесался. А что до черномаз³я, то вѣдь и сербы черномазые.

   По корридору вагона ходилъ мальчикъ съ двумя кофейниками и чашками на подносѣ и предлагалъ кофе желающимъ.

   - Хочешь кофейку? предложилъ Николай Ивановичъ супругѣ.

   - Ни Боже мой, покачала та головой.- Я сказала тебѣ, что пока мы на венгерской землѣ, крошки въ ротъ ни съ одной станц³и не возьму.

   - Да вѣдь пила-же ты кофе въ Буда-Пештѣ. Такой-же венгерск³й городъ.

   - Въ Буда-Пештѣ! Въ Буда-Пештѣ великолѣпный вѣнск³й ресторанъ, лакеи во фракахъ, съ капулемъ. И развѣ въ Буда-Пештѣ были вотъ так³е черномазые въ юбкахъ или въ овчинныхъ нагольныхъ салопахъ?..

   Поѣздъ помчался. Справа начались то тамъ, то сямъ возвышенности. Мѣстность становилась гористая. Вотъ и опять станц³я.

   - Петервердейнъ! кричитъ кондукторъ.

   - Петроверединъ! Изволите видѣть, опять совсѣмъ славянск³й городъ, указываетъ Николай Ивановичъ женѣ на надиись на станц³онномъ домѣ.

   Глафира Семеновна лежитъ съ закрытыми глазами и говоритъ:

   - Не буди ты меня. Дай ты мнѣ засвѣтло выспаться, чтобы я могла ночь не спать и быть на караулѣ. Ты посмотри, как³я подозрительныя рожи повсюду. Долго-ли до грѣха? Съ нами много денегъ. У меня брилл³анты съ собой.

   - По Итал³и ѣздили, такъ и не так³я подозрительныя рожи намъ по дорогѣ попадались, даже можно сказать настоящ³я бандиты попадались, однако, ничего не случилось. Богъ миловалъ.

   А поѣздъ ужъ снова бѣжалъ далеко отъ станц³и. Холсы разростались въ изрядныя горы. Вдругъ поѣздъ влетѣлъ въ тунель и все стемнѣло.

   - Ай! взвизгнула Глафира Семеновна.- Николай Иваннчъ! Гдѣ ты? Зажигай скорѣй спички, зажигай...

   - Тунель это, тунель... успокойся, кричалъ Николай Ивановичъ, искалъ спички, но спичекъ не находилось.- Глаша! У тебя спички? Гдѣ ты? Давай руку!

   Онъ искалъ руками жену, но не находить ее въ купэ.

   Вскорѣ, однако, показался просвѣтъ и поѣздъ выѣхалъ изъ тунеля. Глафиры Семеновны не было въ купэ. Дверь въ корридоръ вагона была отворена. Онъ бросился въ корридоръ и увидалъ жену сидѣвшую въ среднемъ купэ между двумя нѣмцами въ дорожныхъ мягкихъ шапочкахъ. На груди она держала свой шагреневый баульчикъ съ деньгами и брилл³антами и говорила мужу:

   - Убѣжала вотъ съ нимъ. Я боюсь въ потьмахъ. Отчего ты спичекъ не зажигалъ? Вотъ эти мосье сейчасъ-же зажгли спички. Но я споткнулась на нихъ и упала. Они ужъ подняли меня, прибавила она, вставая.- Надо извиниться.- Пардоне, мосье, Ее же вузе деранже... произнесла она по французски.

   Николай Ивановичъ пожималъ плечами.

  

  

   Зачѣмъ ты къ чужимъ-то убѣжала? съ неудовольств³емъ сказалъ женѣ Никодай Ивановичъ.- Ступай, ступай въ свое купэ...

   - Испугалась. Что-жъ подѣлаешь, если испугалась... Когда стемнѣло, я подумала не вѣдь что. Кричу тебѣ: огня! Зажигай спички! А ты ни съ мѣста... отвѣчала Глафира Семеновна войдя въ свое купэ.- Эти тунели ужасно какъ пугаютъ.

   - Я и искалъ спички, но найти не могъ. Къ чужимъ бѣжать, когда я былъ при тебѣ!

   - Тамъ все-таки двое, а ты одинъ. Прибѣжала я - они и зажгли спички.

   - Блажишь ты, матушка,- вотъ что я тебѣ скажу.

   - Самъ-же ты меня напугалъ цыганами: "занимаются конокрадствомъ, воровствомъ". Я и боялась, что они въ потьмахъ къ намъ влѣзутъ въ купэ.

   А въ отворенной двери купэ супруговъ уже стоялъ одинъ изъ мужчинъ сосѣдняго купэ, среднихъ лѣтъ жгуч³й брюнетъ въ золотыхъ очкахъ, съ густой бородой, прибранной волосокъ къ волоску, въ клѣтчатой шелковой дорожной шапочкѣ и съ улыбкой, показывая бѣлые зубы, говорилъ:

   - Мадамъ есте русска? Господине русск³й?

   - Да, да, мы изъ Росс³и, отвѣчала Глафира Семеновна, оживляясь.

   - Самые настоящ³е русск³е, прибавилъ Николай Ивановичъ.- Изъ Петербурга мы, но по происхожден³ю съ береговъ Волги, изъ Ярославской губерн³и. А вы? спросилъ онъ.

   - Србъ... отвѣчалъ брюнетъ, пропустивъ въ словѣ "сербъ" по сербски букву "е", и ткнулъ себя въ грудь указательнымъ пальцемъ съ надѣтымъ на немъ золотымъ перстнемъ.- Србъ изъ Београдъ, прибавилъ онъ.

   - А мы ѣдемъ въ Бѣлградъ, сообщила ему Глафира Семеновна.

   - О! показалъ опять зубы брюнетъ.- Молимъ, мадамъ, заходить въ Београдъ на мой апотекрски ладунгъ. Косметически гешефтъ тоже има.

   - Какъ это пр³ятно, что вы говорите по русски. Прошу покорно садиться, предложилъ ему Николай Ивановичъ.

   - Я учился по русски... Я учился на Нови Садъ въ ортодоксальне гимназ³умъ. Потомъ на Вѣна, въ универзитетъ. Тамъ есть катедръ русск³й языкъ, отвѣчалъ брюнетъ и сѣлъ.

   - А мы всю дорогу васъ считали за нѣмца, сказала Глафира Семеновна.

   - О, я говорю по нѣмецки, какъ... эхтеръ нѣмецъ. Многи србы говорятъ добре по нѣмецки. Отъ нѣмцы наша цивилизац³я. Вы будете глядѣть нашъ Београдъ - совсѣмъ маленьки Вѣна.

   - Да неужели онъ такъ хорошъ? удивилась Глафира Семеновна.

   - О, вы будете видѣть, мадамъ, махнулъ ей рукой брюнетъ съ увѣренностью, не требующей возражен³я. - Мы имѣемъ универзитетъ на два факультетъ: юристише и философише... (Брюнетъ мѣшалъ сербскую, русскую и нѣмецкую рѣчи). Мы имѣемъ музеумъ, мы имѣемъ театръ, нац³ональ-библ³отекъ. Нови королевски конакъ...

   - Стало быть есть тамъ и хорош³я гостинницы? спросилъ Николай Ивановичъ.

   - О, какъ на Винъ! Какъ на Вѣна.

   - Скажите, гдѣ-бы намъ остановиться?

   - Гранъ-Готель, готель де Пари. Кронпринцъ готель. Гостильница Престолонаслѣдника,- перевелъ брюнетъ и прибавилъ:- Добра гостильница, добры кельнеры, добро вино, добра ѣда. Добро ясти будете.

   - А по русски въ гостинницахъ говорятъ? поинтересовалась Глафира Семеновна.

   - Швабы... Швабски келнеры, собарицы - србви... Но вы, мадамъ, будете все понимать. Вино чермно, вино бѣло, кафа, овечье мясо... чаша пива. По србски и по русски,- все одно, разсказывалъ брюнетъ.

   - Ну, такъ вотъ, мы завтра, какъ пр³ѣдемъ, такъ значитъ, въ гостинницѣ Престолонаслѣдника остановимся, сказалъ женѣ Николай Ивановичъ.- Что намъ разные готель де-Пари! Французск³я-то гостинницы мы ужъ знаемъ, а лучше намъ остановиться въ настоящей славянской гостинницѣ.- Въ которомъ часу завтра мы въ Бѣлградѣ будемъ? спросилъ онъ брюнета.

   - Какъ завтра? Мы пр³ѣдемъ въ Београдъ сей день у вечера на десять съ половина часы, отвѣчалъ брюнетъ.

   - Да что вы, мосье! Неужели сегодня вечеромъ? радостно воскликнула Глафира Семеновна.- А же намъ сказали, что завтра поутру? Николай Иванычъ! что-жъ ты мнѣ навралъ?

   - Не знаю, матушка, не знаю, смѣшался супругъ.- Я въ трехъ разныхъ мѣстахъ трехъ желѣзнодорожныхъ чертей спрашивалъ, и всѣ мнѣ отвѣчали, что "моргенъ", то есть завтра.

   - Можетъ быть они тебѣ "гутъ моргенъ" говорили, то есть здоровались съ тобой, а ты понялъ въ превратномъ смыслѣ.

   - Да вѣдь одинъ разъ я даже при тебѣ спрашивалъ того самаго кондуктора, который отъ насъ съ гульденомъ сбѣжалъ. Ты сама слышала.

   - Ну, такъ это онъ насъ нарочно надулъ, чтобъ испугать ночлегомъ въ вагонѣ и взять гульденъ за невпускан³е къ намъ въ купэ постороннихъ. Вы, монсье, навѣрное знаете, что мы сегодня вечеромъ въ Бѣлградъ пр³ѣдемъ, а не завтра? спросила Глафира Семеновна брюнета.

   - Господи! Азъ до дому ѣду и телеграфилъ.

   - Боже мой, какъ я рада, что мы сегодня пр³ѣдемъ въ Бѣлградъ и намъ не придется ночевать въ вагонѣ, проѣзжая по здѣшней мѣстности! радовалась Глафира Семеновна.- Ужасно страшный народъ здѣшн³е венгерск³е цыгане. Знаете, мосье, мы съ мужемъ въ итальянскихъ горахъ проѣзжали, видали даже настоящихъ тамошнихъ бандитовъ, но эти цыгане еще страшнѣе тѣхъ.

   Брюнетъ слушалъ Глафиру Семеновну, кивалъ ей даже въ знакъ своего соглас³я, но изъ рѣчи ея ничего не понялъ.

   - На Везув³й въ Неаполѣ взбирались мы. Ужъ как³я рожи насъ тогда окружали - и все-таки не было такъ страшно, какъ здѣсь! Вѣдь оттого-то я къ вамъ и бросилась спасаться, когда мы въ тунель въѣхали, продолжала Глафира Семеновна.- Мой мужъ хорош³й человѣкъ, но въ рѣшительную минуту онъ трусъ и теряется. Вотъ потому-то я къ вамъ подъ защиту и бросилась. И вы меня простите. Это было невольно, инстинктивно. Вы меня поняли, монсье?

   Брюнетъ опять кивнулъ, и хотя все-таки ничего не понялъ, но думая, что рѣчь идетъ все еще о томъ, когда поѣздъ прибудетъ въ Бѣлградъ, заговорилъ:

   - Теперь будетъ стат³онъ Карловцы и Фрушка гора на Дунай-рѣка... А дальше стат³онъ градъ Инд³я и градъ Земунъ - Землинъ по-русски.

   - Всего три станц³и? Какъ скоро! удивилась Глафира Семеновна.

   - Въ Землинъ будетъ нѣмецка митница {Митница - таможня.}, а въ Београдъ - србска митница. Пассъ есть у господина? Спросятъ пассъ,- отнесся брюнетъ къ Николаю Ивановичу.

   - Вы на счетъ паспорта? Есть, есть... Какъ-же быть русскому безъ паспорта? Насъ и изъ Росс³и не выпустили-бы,- отвѣчала за мужа Глафира Семеновна.

   Брюнетъ продолжалъ разсказывать:

   - Земунъ - семо, потомъ Дунай рѣка и мостъ, овамо - Београдъ србски... Опять паспортъ.

   - Стало быть и у васъ насчетъ паспортовъ-то туго?- подмигнулъ Николай Ивановичъ.

   - Есть. Мы свободне держава, но у насъ вездѣ паспортъ.

   Разговаривая съ брюнетомъ, супруги и не замѣтили, что ужъ давно стемнѣло и въ вагонѣ горѣлъ огонь. Николай Ивановичъ взглянулъ на часы. Было ужъ девять. Брюнетъ предложилъ ему папиросу и сказалъ:

   - Србски табакъ. На Срб³я добръ табакъ.

   -