Лейкин Николай Александрович - В гостях у турок

! Я только двухъ дамъ и видѣла на улицѣ.

   Наконецъ, возница, остановился около лавки съ вывѣской: "Сарафъ". Тутъ-же была и вторая вывѣска, гласившая: "Дуванъ" (т. е. "табакъ"). На окнѣ лавки лежали австр³йск³е кредитные билеты и между ними русская десятирублевка, а также коробки съ табакомъ, папиросами, мундштуки, нѣсколько карманныхъ часовъ, двѣ-три часовыя цѣпочки и блюдечко съ сербскими серебряными динар³ями.

   - Сафаръ, сафаръ!- твердилъ Николай Ивановичъ, выходя изъ экипажа.- Сафаръ. Вотъ какъ мѣняла-то по-сербски. Надо запомнить.

   Вышла и Глафира Семеновна. Они вошли въ лавочку. Запахло чеснокомъ. За прилавкомъ сидѣлъ среднихъ лѣтъ, черный какъ жукъ бородатый человѣкъ въ сѣромъ пиджакѣ и неимовѣрно грязныхъ рукавчикахъ сорочки и, держа въ глазу лупу, ковырялъ инструментомъ въ открытыхъ часахъ.

   - Молимъ васъ мѣнять русски деньги,- началъ Николай Ивановичъ ломать русск³й языкъ, обращаясь къ ковырявшему часы человѣку.

   - Размѣнять русск³я деньги? Сколько угодно. Люблю русск³я деньги,- отвѣчалъ съ замѣтнымъ еврейскимъ акцентомъ чернобородый человѣкъ, вынимая изъ глаза лупу и поднимаясь со стула.- У васъ что: сторублеваго бумажка?

   - Вы говорите по русски? Ахъ, какъ это пр³ятно! воскликнула Глафира Семеновна.- А то здѣсь такъ трудно, такъ трудно съ русскимъ языкомъ.

   - Я говорю, мадамъ, по-русски, по-сербски, по-нѣмецки, по-болгарски, по-итальянски, по-турецки, по-французски, по-венгерски... поклонился мѣняла.- Даже и по-армянски...

   - Ну, намъ и одного русскаго довольно, перебилъ его Николай Ивановичъ.

   - Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ, я на какова угодно языка могу... Я жилъ въ Одесса, жилъ въ Константинополь... Ривка! крикнулъ мѣняла въ комнату за лавкой, откуда слышался стукъ швейной машины.- Ривке! Давай сюда два стулъ! Хорош³е русск³е господа пр³ѣхали! Такъ вамъ размѣнять сторублеваго бумажку на сербская бумажки? Сегодня курсъ плохъ. Сегодня мы мало даемъ. Не въ счастливый день вы пр³ѣхали. А вотъ позвольте вамъ представить моя жена. По русскому: Софья Абрамовна, указалъ онъ на вышедшую изъ другой комнаты молодую, красивую, но съ грязной шеей женщину въ ситцевомъ помятомъ платьѣ и съ искусственной розой въ роскошныхъ черныхъ волосахъ.- Вотъ, Ривке, наши русскаго соотечественники изъ Одесса.

   - Нѣтъ, мы изъ Петербурга, сказала Глафира Семеновна.

   - Изъ Петербурга? О, еще того лучше!

   Ривка поклонилась Какъ институтка, сдѣлавъ книксенъ, и стала просить присѣсть посѣтителей на стулья.

   - Стало быть вы русск³й подданный, что называете насъ своими соотечественниками? спросилъ Николай Ивановичъ, садясь и доставая изъ кармана бумажникъ.

   - О, я былъ русскова подданный, но я уѣхалъ въ Стамбулъ, потомъ уѣхалъ въ Каиръ, потомъ уѣхалъ въ Вѣна... Я и самъ теперь не знаю, какой я подданный, отвѣчалъ мѣняла, улыбаясь.- Въ самомъ дѣлѣ, не знаю, какой я подданный. Жена моя изъ Румын³я, изъ Букарестъ, но говоритъ по-русски. Ривке! Говори, душе моя, по русскому.

   - Теперь въ Петербургѣ очень холодно? задала вопросъ Ривка.

   - Да, когда мы недѣли полторы тому назадъ уѣхали изъ Петербурга, было десять градусовъ мороза, отвѣчалъ Николай Ивановичъ и вынулъ изъ бумажника сотенную новенькую бумажку.

  

  

   - Вамъ что же: серебромъ выдать. золотомъ или банковыми билетами? спросилъ мѣняла, любуясь на новую сторублевую бумажку.

   Николай Ивановичъ замялся.

   - Да куда-же все серебромъ-то? Это ужъ очень много будетъ. У меня и въ кошелекъ не влѣзетъ, отвѣчалъ онъ.- Дайте золотомъ, серебромъ и билетами.

   - А по скольку? Здѣсь въ Бѣлградѣ курсъ разный! На золото одинъ, на серебро другой, на кредитнаго билеты трет³й. Золотомъ даютъ сегодня за сто рублей 263 ¹/₂ динара, серебромъ 266, а билетами 270.

   - Бери билетами и серебромъ. Вѣдь это-же выгоднѣе, сказала мужу Глафира Семеновна и спросила мѣнялу:- А билеты вездѣ берутъ?

   - Вездѣ, вездѣ, мадамъ. Какъ въ Росс³и ваши кредитные билеты вездѣ ходятъ отлично, такъ точно здѣсь билеты сербскаго банка. Разумѣется, вамъ и билетами выгоднѣе платить. Я вамъ дамъ такъ: на десять рублей серебромъ, а на девяносто билетами, обратился мѣняла къ Николаю Ивановичу. И такъ, какъ вы мой соотечественникъ, то и серебро и билеты буду считать по 270 динаровъ за сто. Это я дѣлаю для того, что люблю русскихъ.

   - Ну, давайте.

   - Ѣданъ, два, три... началъ отсчитывать мѣняла, звеня серебряными динарами.- Седамъ, осамъ, деветъ... ѣданаестъ, дванаестъ... тринаестъ... двадесять, двадесять и ѣданъ, двадесять и два... Тутъ вотъ есть съ маленькаго дырочки, но въ Серб³и и съ дырочки серебряные динары ходятъ, сказалъ онъ и, отсчитавъ серебро, полѣзъ въ ящикъ прилавка за билетами.

   Вскорѣ сербск³я деньги были отсчитаны. Мѣняла далъ на два динара и цинковыхъ размѣнныхъ монетъ по двадцати, десяти и пяти пара, объяснивъ, что въ динарѣ содержится сто пара.

   - Какъ во Франц³и во франкѣ сто сантимовъ, сказала Глафира Семеновна.- Понимаемъ.

   - Да вѣдь динаръ тотъ-же франкъ, но только сербск³й. Здѣсь французскова система, кивнулъ мѣняла.- А теперь, если вы любитель старинныхъ монетъ, не желаете-ли вы купить у меня самаво рѣдкова монетъ отъ Бизанцъ?.. обратился онъ къ Николаю Ивановичу.- Есть отъ императоръ Теодос³й, есть отъ Константинъ.

   - Нѣтъ, нѣтъ. На кой онѣ мнѣ шутъ!

   - Для своего русскаго соотечественникъ я дешево-бы продалъ.

   - Богъ съ ними. Прощайте. Поѣдемъ, Глафира Семеновна, сталъ звать жену Николай Ивановичъ.

   - Постойте трошечки, ваше превосходительство, удержалъ его еврей.- Тогда часы англ³йскова съ музыкой не хотите-ли купить?

   - Не надо. Ничего не надо, махнулъ рукой Николай Ивановичъ.

   - А то самый древн³й кадильнаца есть отъ Бизанцск³й царства?

   - Нѣтъ, нѣтъ. Не затѣмъ пр³ѣхали.

   - Да вы посмотрите прежде. Такова кадильница въ парижскомъ музеумъ нѣтъ!

   И еврей-мѣняла вытащилъ изъ-подъ прилавка какую-то рѣшетчатую серебряную чашку съ крышкой и съ изображен³емъ на ней креста.

   - Спасибо, спасибо. Мы пр³ѣхали не покупать, а погулять. Пойдемъ, Глаша!

   Николай Ивановичъ направился къ двери.

   - Но вы посмотрите хоть, каково у меня перстень есть съ большого аметистъ отъ царь Палеологъ, загородилъ ему дорогу еврей-мѣняла.

   - Спасибо, спасибо. Мы путешественники, а не собиратели рѣдкостей.

   - Тогда, можетъ быть, для мадамъ сшить чего не надо-ли? Моево жена портниха и по послѣднево парижскаво мода шьетъ. Ривке! Да что-же ты стоишь! Покажи благороднова дамѣ своя работа,- крикнулъ еврей-мѣняла на свою жену.

   Та бросилась было въ комнату за лавкой, но Глафира Семеновна крикнула ей:

   - Не трудитесь показывать! Я всѣ наряды въ Вѣнѣ для себя закупила.

   Супруги вышли на улицу съ экипажу. Еврей-мѣняла выскочилъ за ними, усадилъ ихъ въ экипажъ и сталъ разспрашивать о чемъ-то возницу по-сербски.

   - Трогай! крикнулъ Николай Ивановичъ возницѣ.- Айда!

   Лошади помчались. Еврей-мѣняла покачалъ головой и крикнулъ:

   - Ай, какова вы экономный генералъ!

   При словѣ генералъ Николай Ивановичъ самодовольно улыбнулся.

   - Вотъ неотвязчнывй-то жидюга!- сказалъ онъ женѣ.- А удивительное дѣло, Глаша, что за границей меня мног³е за генерала принимаютъ. Должно быть моя физ³оном³я...

   - Брось... махнула ему рукой Глафира Семеновна.- Ты видишь, что еврей тебѣ льститъ, въ душу влѣзаетъ, а ты ужъ сейчасъ и за настоящую монету принимаешь. Ну, однако, я ѣсть хочу. Надо отыскать какой-нибудь ресторанъ, перемѣнила она разговоръ.

   - Да и у меня въ животѣ словно кто на контрбасѣ играетъ, отвѣчалъ супругъ и приказалъ возницѣ:- Братушка! Теперь вези насъ въ ресторанъ. Но чтобы добре ресторанъ, самый добре... Понимаешь?

   - Есте, есте, господине. Добре гост³оница треба, отвѣчалъ возница, погоняя лошадей. .

   Проѣхавъ двѣ улицы, Глафира Семеновна увидала еще двухъ нарядно одѣтыхъ дамъ и дѣвочку и раскритиковала ихъ накидки, будто-бы ужъ старомодныя. Наконецъ, возница завернулъ за уголъ и остановилъ лошадей около бѣлаго каменнаго дома.

   - Эво гост³оница... сказалъ онъ.

   Въ окнахъ нижняго этажа виднѣлись сидѣвш³е за столами усатые и бородатые мужчины.

   - Смотри, братушка, добре-ли этотъ ресторанъ? проговорилъ Николай Ивановичъ возницѣ.

   - Наибол³й (т. е. лучш³й) ресторанъ, господине. Излазти (т. е. входите).

   Супруги вышли изъ экипажа и вошли въ ресторанъ.

   Ресторанъ представлялъ изъ себя большую комнату со стойкой, за которой стоялъ совсѣмъ бѣлокурый человѣкъ съ рѣденькой бородкой и представлялъ изъ себя рѣзк³й контрастъ съ сидящими за столиками смуглыми и черноволосыми, какъ вороново крыло, мужчинами. На стойкѣ стояли двѣ запыленныя искусственныя пальмы въ горшкахъ, а среди нихъ помѣщалась группа бутылокъ, лежали на тарелкахъ оливки и копченая рыба, а также стоялъ пивной боченокъ на подставкахъ, окруженный пивными стаканами. Накурено было до невозможности. Въ сторонѣ помѣщался французск³й бильярдъ безъ лузъ и два человѣка, одинъ коротеньк³й въ гороховомъ пиджакѣ, а другой длинный въ сѣромъ пиджакѣ, играли на немъ карамбольную парт³ю. Мужчины за столиками больше пили пиво или сидѣли за маленькими чашками кофе, чѣмъ ѣли. За двумя столами играли въ карты.

   - Да это портерная какая-то, сказала Глафира Семеновна и остановилась, не зная, идти-ли дальше, но къ супругамъ подскочилъ бѣлокурый человѣкъ, выскочивш³й изъ-за стойки, и заговорилъ по-нѣмецки:

   - Битте, мадамъ, битте, мейнъ герръ... (т. е. пожалуйте, пожалуйте).

   - Дасъ истъ ресторанъ? спросила Глафира Семеновна.

   - О, я, мадамъ, о, я... Битте...

   - Ессенъ-то гутъ здѣсь? въ свою очередь задалъ вопросъ Николай Ивановичъ, мѣшая русск³я и нѣмецк³я слова.

   - Аллесъ васъ нуръ иненъ гефелигъ... (т. е. все, что вамъ угодно).

   И бѣлокурый человѣкъ сталъ усаживать супруговъ за столикъ.

   - Митагъ-то есть у васъ? Хабензи? сказалъ бѣлокурому человѣку Николай Ивановичъ.

   - Нѣтъ, нѣтъ. Не стану я ѣсть митагъ (т. е. обѣдъ), перебила его Глафира Семеновна и отдала, приказъ:- Бульонъ и бифштекъ...

   - О, я, мадамъ, поклонился блондинъ.

   - Ну, а я съѣмъ чего-нибудь эдакаго сербскаго, посербистѣе, проговорилъ Николай Ивановичъ.- Надо-же сербскую кухню попробовати. Гебензи карте.

   Блондинъ придвинулъ ему карту и отошелъ къ себѣ за стойку, приставивъ къ супругамъ черномазаго слугу въ свѣтломъ запятнанномъ пиджакѣ и въ зеленомъ калинкоровомъ передникѣ.

   Николай Ивановичъ сталъ разсматривать карточку, какъ вдругъ надъ его ухомъ раздался возгласъ:

   - Сретьянъ данъ (т. е. добрый день)! Велику радость има видѣть васъ, господине и мадамъ.

   Передъ супругами стоялъ брюнетъ въ очкахъ, сосѣдъ ихъ по вагону, и улыбался, скаля бѣлые зубы.

  

  

   Супруги привѣтствовали, въ свою очередь, брюнета въ очкахъ. Онъ подсѣлъ къ ихъ столику и началъ разспрашивать, довольны-ли они Бѣлградомъ, гостинницей, гдѣ остановились.

   - Ничего, отвѣчалъ Николай Ивановичъ.- На нашъ Ярославль вашъ Бѣлградъ смахиваетъ, только тамъ все-таки оживленнѣе на улицахъ.

   - На Ярославль? Гмъ, гмъ... какъ-бы обидѣлся брюнетъ и поправилъ золотыя очки на глазахъ.

   - Да, да,- подхватила Глафира Семеновна.- А вы намъ сказали, что Бѣлградъ - маленькая Вѣна. Вотъ ужъ на Вѣну-то нисколько не похожъ. Скажите, и отчего такъ мало публики на улицахъ? Чистой публики... Въ особенности дамъ, спросила она брюнета.

   - Мало публикумъ? О, это простой день. Данаске петокъ (т. е. сегодня пятница), а молимъ васъ посмотрѣть, сколько публикумъ въ праздникъ, въ неджеля (т. е. въ воскресенье)!

   - Но дамъ, дамъ отчего на улицахъ совсѣмъ не видать - вотъ что насъ удивляетъ, сказалъ Николай Ивановичъ.

   - О, наши дамы... Какъ это по-русски? Наши дамы - добри хозяйки. Наши дамы съ свои дѣти... разсказывалъ брюнетъ, мѣшая русск³я и сербск³я слова и ломая послѣдн³я умышленно, будто-бы для удобопонятности.

   Тоже дѣлалъ и Николай Ивановичъ.

   - Однако, что-же я обѣдать-то себѣ не закажу! спохватился онъ.- Вотъ что, господинъ, братъ-славянинъ, обратился онъ къ брюнету въ очкахъ.- Молимъ васъ, скажите, какое-бы мнѣ сербское кушанье себѣ заказать? Только такое, чтобы оно было самое сербское.

   - Србски? Есте, есте. Это листья отъ грозде съ фаршъ отъ овечье мясо и соусъ отъ лукъ.

   - Это значитъ, виноградные листья съ бараньимъ фаршемъ. Грозде - виноградъ.

   - Есте, есте. Ее... указалъ брюнетъ на кушанье, значащееся въ картѣ.

   - Добре, добре... Такъ вотъ мы и закажемъ. Кельнеръ! Два бульонъ, два бифштексъ и одну порц³ю вотъ этого сербскаго добра. Тащи! отдалъ Николай Ивановичъ приказъ стоявшему около него слугѣ въ зеленомъ передникѣ и тотчасъ-же ринувшемуся исполнять требуемое.- А вино? Есте какое нибудь сербское вино? спросилъ онъ брюнета въ очкахъ.

   - Есте, есте. Неготинско чермно вино.

   - Неготинско? Ладно. Это самый лучш³й сербско вино?

   - Есте, есте. Наибол³й вино, добро вино.

   - Кельнеръ! Бутылку неготинскаго! приказалъ Николай Ивановичъ другому слугѣ.

   Появилось вино, появился бульонъ. Николай Ивановичъ налилъ вина въ три стакана, чокнулся со стаканомъ брюнета, отпилъ изъ своего стакана и поморщился.

   - Отчего это такой чернильный вкусъ? Словно чернила, спросилъ онъ брюнета и сталъ смотрѣть вино на свѣтъ.- И такое же темное, какъ чернила.

   Брюнетъ не понялъ вопроса и отвѣчалъ, смакуя вино:

   - Добро чермно (т. е. красное) вино! Добро... Наибол³й вино.

   - Ну, не скажу. По нашему это скуловоротъ, а не вино.

   - Како?

   - Скуловоротъ. А какъ это по вашему, по-сербски - не умѣю перевести.

   Морщилась и Глафира Семеновна, скушавши двѣ ложки бульона.

   - Ну, и бульонъ тоже стоитъ вина! сказала она.- Сальный какой-то... будто тоже изъ овечьяго мяса сваренъ.

   - Есте, есте. Съ овечье месо, кивнулъ брюнетъ.

   - Да что вы! Кто-же изъ баранины бульонъ варитъ! То-то я чувствую, что свѣчнымъ саломъ пахнетъ, сказала Глафира Семеновна и отодвинула отъ себя бульонъ.- Скажите, неужели это самый лучш³й ресторанъ? Мы просили извощика привезти насъ въ самый лучш³й, спросилъ она брюнета.- Добре этотъ ресторамъ?

   - Наибол³й (т. е. лучш³й) нѣмск³й ресторанъ, кивнулъ брюнетъ.

   - Нѣмецк³й, а такой плохой пожала плечами Глафира Семеновна.- Такъ какая-же это маленькая Вѣна! Развѣ въ Вѣнѣ такъ кормятъ!

   - Ну, на безрыбьи и ракъ рыба, ободрялъ жену Николай Ивановичъ, съѣвш³й всю свою порц³ю бульона.- И изъ овечьяго мяса бульонъ для разнообраз³я поѣсть не дурно. Пр³ѣдемъ въ Петербургъ, такъ будемъ разсказывать, что ѣли въ Серб³и бульонъ изъ овечьяго мяса.

   И онъ придвинулъ къ себѣ порц³ю бифштекса. Придвинула и Глафира Семеновна, отрѣзала кусочекъ и понюхала.

   - Деревяннымъ масломъ что-то припахиваетъ, сказала она и, положивъ въ ротъ кусочекъ, стала жевать.- Положительно деревянное масло.

   - И я слышу, отозвался Николай Ивановичъ, уничтоживш³й уже половину бифштекса.- Но это ничего. Въ Неаполѣ вѣдь мы завѣдомо ѣли-же бифштексы на прованскомъ маслѣ.

   - Такъ то на прованскомъ, а это на деревянномъ.

   Глафира Семеновна отодвинула отъ себя бифштексъ.

   - Братъ славянинъ! Оливковое это масло? Елей? Изъ оливокъ елей? спросилъ Николай Ивановичъ брюнета.

   - Олива, олива... Есте... отвѣчалъ тотъ.

   - Ну, вотъ видишь... Кушай... Вѣдь и деревянное масло изъ оливокъ, только похуже сортъ. Кушай... Это не вредно.

   - Самъ жри, а я не могу... отчеканила жена и стала кушать бѣлый хлѣбъ, запивая его глоточками неготинскаго вина.- Завезли въ такое государство, гдѣ можно съ голоду помереть, прибавила она и приказала подать себѣ кофе со сливками.

   Николай Ивановичъ, между тѣмъ, ѣлъ поданный ему баран³й фаршъ въ виноградныхъ листьяхъ, жевалъ, морщился и силился проглотить.

   - И охота тебѣ всякую дрянь ѣсть! сказала ему Глафира Семеновна.

   - Нѣтъ, оно не совсѣмъ дрянь, а только ужъ очень перечно. Весь ротъ спалило. Очень ужъ что-нибудь туда ядовитое намѣшано.

   Онъ проглотилъ, наконецъ, кусокъ и вытаращилъ глаза, открывъ ротъ.

   - Добре? спрашивалъ его брюнетъ, улыбаясь.

   - Добре-то добре, только ужъ очень пронзительно. Что здѣсь имо, братъ-славянинъ? спросилъ Николай Ивановичъ, указывая на колобокъ, завернутый въ виноградный листъ, оставш³йся на тарелкѣ.

   - Биберъ (т. е. перецъ), паприка... Добры биберъ...

   Второго колобка Николай Ивановичъ уже не сталъ ѣсть и тоже спросилъ себѣ чашку кофе.

   - Ну, все-таки, настоящаго сербскаго блюда попробовалъ, хотя и опалилъ себѣ ротъ, сказалъ онъ себѣ въ утѣшен³е.- Зато ужъ самая, что ни на есть, славянская ѣда!

   За питьемъ кофе супруга стала разспрашивать брюнета въ очкахъ, есть-ли въ Бѣлградѣ как³я-нибудь увеселен³я, но оказалось, что никакихъ. Театръ имѣется, но труппа въ немъ играетъ только зимой наѣздомъ. Есть концертный залъ, но концертовъ ни сегодня, ни завтра въ немъ нѣтъ. Есть какой-то кафешантанъ, но брюнетъ, назвавъ его, тотчасъ-же предупредилъ, что дамы туда не ходятъ.

   - Такъ что-же мы здѣсь дѣлать-то будемъ? сказала Глафира Семеновна.- Знаешь что, Николай? Расплачивайся за прекрасную ѣду, поѣдемъ сейчасъ посмотрѣть двѣ-три здѣшн³я церкви и если можно, сегодня вечеромъ, то сегодня-же и покатимъ дальше.

   - Да пожалуй... согласился мужъ.- Меня и самого этотъ Бѣлградъ что-то не особенно интересуетъ. Пустынный городъ. Теперь въ Соф³ю. Къ другимъ братушкамъ.

   - Поѣдемъ, поѣдемъ... Здѣсь съ голоду помрешь. Нельзя-же только однимъ кофеемъ съ булками питаться. Авось, у болгаръ въ Соф³и лучше и сытнѣе. А здѣсь только одно овечье мясо. Помѣшались на овечьемъ мясѣ.

   Супруги начали разспрашивать брюнета, когда отходитъ поѣздъ въ Соф³ю. Оказалось, что поѣздъ, направляющ³йся въ Соф³ю и въ Константинополь, проходитъ только одинъ разъ въ день черезъ Бѣлградъ, именно въ тѣ вечерн³е часы, когда супруги вчера сюда пр³ѣхали.

   - Тогда сегодня вечеромъ и уѣдемъ! еще разъ подтвердила Глафира Семеновна, и до того обрадовалась, что она сегодня уѣдетъ изъ Бѣлграда, что даже прос³яла.- А теперь возьми мнѣ, Николай, пятокъ апельсиновъ, указала она на апельсины на буфетѣ. Будемъ ѣздить по городу, такъ я съѣмъ парочку въ экипажѣ. Не передъ кѣмъ тутъ церемониться на улицѣ. Дайте сюда апельсиновъ! крикнула она слугѣ по-русски.

   - Портогало! перевелъ слугѣ брюнетъ.

   - Портогало апельсины-то по-сербски. Надо запомнить. Ты запиши, Глаша, сказалъ Николай Ивановичъ и сталъ разсчитываться съ слугой, подавшимъ тарелку съ апельсинами, за все съѣденное и выпитое.

  

  

   Было подъ вечеръ. Осмотрѣвъ немногочисленные храмы Бѣлграда и не найдя въ нихъ ни особенныхъ древностей, ни великолѣп³я, присущаго даже нѣкоторымъ русскимъ богатымъ сельскимъ церквамъ, супруги Ивановы возвратились къ себѣ въ гостинницу, но лишь только стали подниматься по лѣстницѣ домой, какъ на площадкѣ столкнулись съ евреемъ-мѣнялой. На двухъ, имѣющихся на площадкѣ, стульяхъ мѣняла расположился съ какимъ-то линючимъ тряпьемъ и, вытащивъ изъ кучи что-то рыжевато-красное, потрясъ имъ передъ Николаемъ Ивановичемъ и воскликнулъ:

   - Самаво древняго желетка отъ самаго древняго сербск³й царь! Отъ девятой столѣт³й! Купите, ваше превосходительство!

   - Ничего намъ не надо! Ничего. Пропустите пожалуйста! оттолкнулъ его тотъ, проходя въ корридоръ гостинницы, но еврей бѣжалъ за нимъ сзади, совалъ Глафирѣ Семеновнѣ въ руки кинжалъ въ бархатныхъ ножнахъ и предлагалъ:

   - Купите, мадамъ, супругу для кабинетъ! Дамаскова сталь ятаганъ отъ янычаръ. Янычарскаго кинжалъ - и всего только сорокъ динаровъ бумажками.

   - Зачѣмъ намъ такая дрянь? Этой дряни у насъ и въ Петербургѣ на толкучкѣ много, сказала Глафира Семеновна, сторонясь отъ еврея и вошла въ отворенную мужемъ дверь своего номера.- Вотъ неотвязчивый-то! Сюда прилѣзъ, прибавила она.

   А еврей кричалъ изъ-за двери:

   - Таково янычарсково кинжалъ въ Петербургѣ на толкучкѣ? Пхе... Пр³ѣдутъ господа англичане - мнѣ сто динаровъ дадутъ, но я хотѣлъ услужить для хорошего русскаго соотечественникъ. Мадамъ! хотите самова лучшаго турчанск³й головной уборъ?

   Супруги ничего не отвѣчали, и еврей умолкъ.

   - Какъ онъ могъ узнать, гдѣ мы остановились? удивлялся Николай Ивановичъ.- Вѣдь мы не говорили ему своего адреса.

   - А у извощика. Помнишь, онъ вышелъ насъ провожать на улицу и сталъ что-то по-сербски разспрашивать извощика, отвѣчала Глафира Семеновна.- Ну, надо укладываться, сказала она, снимая съ себя пальто и шляпку.- И для кого я наряжалась сегодня, спрашивается? Кто меня видѣлъ? Нѣтъ, я отъ братьевъ-славянъ уѣзжаю съ радостью. Совсѣмъ я разочарована въ нихъ. Ни сами они не интересны и ничего интереснаго у нихъ нѣтъ.

   - А вотъ болгары, можетъ быть, будутъ интереснѣе сербовъ. Вѣдь въ сущности настоящ³е-то намъ братья тѣ, а не эти. Эти больше какъ-то къ нѣмцамъ льнутъ. Почти всѣ они знаютъ нѣмецк³й языкъ, мебель и постели у нихъ на вѣнск³й нѣмецк³й манеръ, указалъ Николай Ивановичъ на обстановку въ комнатѣ.- И даже давишн³й самый лучш³й ихъ ресторанъ нѣмецк³й. Вѣдь бѣлобрысый-то давишн³й буфетчикъ, что за стойкой стоялъ, нѣмецъ.- Нѣтъ, я увѣренъ, что болгары будутъ совсѣмъ на другой покрой.

   - Ну, прощай Бѣлградъ!

   Глафира Семеновна сняла съ себя шелковое платье и принялась его укладывать въ дорожный сундукъ. Николай Ивановичъ, помня наставлен³е звонить три раза, чтобы вызвать кельнера и потребовать отъ него счетъ, позвонилъ три раза, но явилась косматая "собарица".

   - А гдѣ-же кельнеръ вашъ? Я три раза звонилъ, спросилъ онъ.- Ну, да все равно. Счетъ намъ, умница, мы уѣзжаемъ часа черезъ два.

   "Собарица" таращила глаза и не понимала.

   - Счетъ, счетъ... повторилъ Николай Ивановичъ, показывая на ладони, какъ пишутъ.- Счетъ за соба (т. е. комната), за ѣду, за чай, за кофе... Поняла?

   - А! Мастило и перо! Добре, господине, кивнула она, убѣгая за дверь и черезъ минуту явилась съ чернильницей и перомъ.

   - Да развѣ я у тебя это спрашивалъ? Ступай вонъ! крикнулъ Николай Ивановичъ на "сабарицу" и отправился внизъ къ швейцару за счетомъ.

   Черезъ нѣсколько времени онъ явился, потрясая листикомъ бумажки.

   - Рачунъ - вотъ какъ счетъ называется по-сербски, проговорилъ онъ, показывая женѣ.- Вотъ тутъ напечатано.

   - Ну, что, сильно ограбили? спросила жена.

   - Нѣтъ, ничего. За свѣчи и лампу два динара поставили, за вчерашнюю ѣду и чай восемь динаровъ, а за прислугу и постели ничего не поставили.

   - Еще-бы за эдакую прислугу да что нибудь ставить!

   - Но зато за отоплен³е цѣлый динаръ поставленъ.

   - Какъ за отоплен³е? Мы даже и не топили.

   - А давеча утромъ-то малецъ въ опанкахъ связку дровъ притащилъ - вотъ за это и поставлено. "Ложенье" по ихнему. Тутъ въ счетѣ по-сербски и по-нѣмецки. "Хицунгъ - ложенье". Ну, да чертъ съ ними! Только-бы поскорѣе выбраться отсюда. Я черезъ часъ заказалъ карету Поѣдемъ на желѣзную дорогу пораньше и поужинаемъ тамъ въ буфетѣ. Авось, хоть въ желѣзнодорожномъ-то буфетѣ насъ получше покормятъ!

   Поѣздъ, отправляющ³йся въ Соф³ю и Константинополь, приходилъ въ Бѣлградъ въ девять часовъ съ половиной, а супруги въ семь часовъ уѣзжали ужъ на желѣзную дорогу. Вытаскивать въ карету ихъ багажъ явился весь штатъ гостинничной прислуги и, что удивительно, даже тотъ "кельнеръ", котораго Николай Ивановичъ не могъ къ себѣ дозвониться, суетился на этотъ разъ больше всѣхъ. Онъ оттолкнулъ "собарицу" отъ Глафиры Семеновны, сталъ ей надѣвать калоши, вырвалъ изъ рукъ у Николая Ивановича трость и зонтикъ и потащилъ ихъ съ лѣстницы. Карета была что вчера и сегодня днемъ, на козлахъ сидѣлъ тотъ же длинноусый возница въ бараньей шапкѣ. Прислуга отъ усерд³я буквально впихивала супруговъ въ карету. Наконецъ, всѣ протянули руки пригоршнями и стали просить бакшишъ. Виднѣлись съ протянутыми руками лица, совершенно незнакомыя супругамъ. Николай Ивановичъ, намѣнявш³й уже въ дорогу никелевыхъ монетокъ по десяти пара, сталъ раздавать по три, четыре монетки въ руку, а швейцару сунулъ динаръ, за что тотъ наградилъ его превосходительствомъ, сказавъ:

   - Захвалюемъ, екселенцъ!

   - Гайда! крикнулъ возницѣ кельнеръ, когда раздача кончилась, и лошади помчались.

   Карета ѣхала по знакомымъ со вчерашняго дня улицамъ. Было всего только семь часовъ, а ужъ магазины и лавки были всѣ заперты. Въ окнахъ обывательскихъ домовъ была почти повсюду темнота и только открытыя кафаны (т. е. кофейни) свѣтились огнями.

   Вотъ и станц³я желѣзной дороги. Карета остановилась. Дверцу ея отворили и передъ супругами предсталъ носатый полицейск³й войникъ, сопровождавш³й ихъ вчера на козлахъ отъ станц³и. до гостинницы.

   - Пемози Богъ! привѣтствовалъ онъ ихъ, улыбаясь, и протянулъ въ карету руки за багажомъ.

  

  

   Полицейск³й войникъ перетащилъ весь ручной багажъ супруговъ Ивановыхъ изъ кареты, и супруги въ ожидан³и поѣзда расположились въ станц³онномъ буфетѣ за однимъ изъ столиковъ. Помѣщен³е буфета было очень приличное, на европейск³й манеръ, отдѣланное по стѣнамъ рѣзнымъ дубомъ. На стойкѣ были выставлены закуски, состоявш³я изъ консервовъ въ жестянкахъ, сыръ, ветчина; но въ горячихъ блюдахъ, когда супруги захотѣли поужинать, оказался тотъ-же недостатокъ, что и вчера въ гостинницѣ Престолонаслѣдника. Кельнеръ въ гороховаго цвѣта пиджакѣ и въ гарусномъ шарфѣ на шеѣ представилъ карту съ длиннѣйшимъ перечнемъ кушан³й, но изъ горячаго можно было получить только овечье мясо съ рисомъ, да сосиськи, чѣмъ и прищлось воспользоваться. Овечье мясо, впрочемъ, было не подогрѣтое, свѣже изжаренное и въ мѣру приправлено чеснокомъ.

   Желѣзнодорожный буфетъ былъ почти пустъ, пока супруги ужинали. Только за однимъ еще столикомъ сидѣли два бородача и усачъ и пили пиво. Усачъ былъ хозяинъ буфета. Онъ оказался сносно говорящимъ по-русски и, когда супруги Ивановы поужинали, подошелъ къ нимъ и справился, куда они ѣдутъ.

   - Ахъ, вы говорите по-русски? обрадовался Николай Ивановичъ.- Въ Соф³ю, въ Соф³ю мы ѣдемъ. Посмотрѣли сербовъ, а вотъ теперь ѣдемъ болгаръ посмотрѣть.

   - Если вы ѣдете до Софья, сказалъ буфетчикъ;- то на стат³онъ вы никакой кушанья не получите, а потому молимо взять съ собой что нибудь изъ моего буфетъ.

   - А когда мы пр³ѣдемъ въ Соф³ю?

   - Заутра послѣ поздне (т. е. полудня). Въ ѣдна часъ.

   Въ пояснен³е своихъ словъ буфетчикъ показалъ одинъ указательный палецъ.

   - А если такъ рано пр³ѣдемъ, то зачѣмъ намъ ѣда? Мы ужъ поужинали, отвѣчала Глафира Семеновна.- Да у меня даже сыръ и хлѣбъ есть.

   Но Николай Ивановичъ запротестовалъ.

   - Нѣтъ, нѣтъ, безъ ѣды нельзя отправляться, тѣмъ болѣе, что насъ предупреждаютъ, что на станц³яхъ ничего не найдешь, сказалъ онъ.- Утромъ проснемся рано и ѣсть захочется. Ну, что вы имате? Говорите. Курица жареная есть? Кокошъ... по сербски. Есть холодная жареная кокошъ?

   - Есте, есте, господине.

   - Не на деревянномъ маслѣ жареная? Не на оливковомъ?

   - Нѣтъ, нѣтъ, господине.

   - Ну, такъ вотъ тащи сюда жареную курицу да заварите намъ въ нашемъ чайникѣ нашего чаю. Глаша! Давай чайникъ.

   И опять извлеченъ завязанный въ подушкахъ металлическ³й дорожный чайникъ.

   Принесена жареная курица, приготовленъ для дороги чай и Николай Ивановичъ началъ расчитываться съ хозяиномъ за ужинъ и за взятую въ дорогу провиз³ю сербскими кредитными билетами, какъ вдругъ подошелъ къ нему словно изъ земли выросш³й полицейск³й войникъ и сталъ его звать съ собой, повторяя слова "касса" и "билеты".

   - А! Отворили ужъ кассу! Ну, пойдемъ брать билеты. А ты, Глаша, тутъ посиди, сказалъ Николай Ивановичъ и направился за войникомъ.

   - Николай! Николай! Только ты, Бога ради, не ходи съ нимъ никуда дальше кассы, а то онъ тебя куда-нибудь завести можетъ, испуганно сказала Глафира Семеновна.- Я все еще за вчерашнюю таможенную истор³ю боюсь.

   - Ну, вотъ, выдумай еще что-нибудь!

   Николай Ивановичъ ушелъ изъ буфета и довольно долго не возвращался. Глафира Семеновна начала уже не на шутку тревожиться объ мужѣ, какъ вдругъ онъ появился въ буфетѣ и, потрясая рукой съ билетами и квитанц³ей отъ сданнаго багажа, восклицалъ:

   - Нѣтъ, каковы подлецы!

   - О, Господи! Въ полиц³ю тебя таскали? Ну, такъ я и знала! въ свою очередь воскликнула Глафира Семеновна.- Да прогони ты отъ себя этого мерзавца! Чего онъ по пятамъ за тобой шляется!

   - Войникъ тутъ не причемъ. Нѣтъ, каковы подлецы! продолжалъ Николай Ивановичъ, подойдя уже къ столу.- Ни за билеты, ни за багажъ не берутъ сербскими деньгами, которыя я давеча вымѣнялъ у жида.

   - Это сербскими-то бумажками? спросила Глафира Семеновна.

   - Да, да... Золотомъ имъ непремѣнно лодай. И правила показываютъ. "Билеты проѣздные мы, говоритъ, только за золото продаемъ". Принужденъ былъ имъ заплатить въ кассѣ французскимъ золотомъ. Еще хорошо, что нашлось. А не найдись золота - ну, и сиди на бобахъ или поѣзжай обратно въ гостинницу.

   - А много у тебя этихъ сербскихъ бумажекъ еще осталось?

   - Рублей на пятьдесятъ будетъ. Гдѣ ихъ теперь размѣняешь!

   - Ну, въ Соф³и размѣняешь. Или не размѣняетъ-ли тебѣ буфетчикъ?

   Бумажки были предложены буфетчику, но тотъ отказался размѣнять, говоря, что у него такого количества золота нѣтъ.

   - Ты говоришь, въ Соф³и размѣняютъ, сказалъ Николай Ивановичъ женѣ.- Ужъ ежели ихъ здѣсь не вездѣ берутъ, такъ какъ-же ихъ въ Соф³и возьмутъ! Соф³я совсѣмъ другое государство.

   - Ну, вотъ... Тѣ-же братья-славяне. Мѣняла какой-нибудь навѣрное размѣняетъ.

   Войникъ, между тѣмъ, суетился около ручнаго багажа и забиралъ его.

   - Чего вы тутъ вертитесь! крикнула на него раздраженно Глафира Семеновна.- Подите прочь!

   Войникъ заговорилъ что-то по-сербки и упоминалъ слово "вагенъ". Въ это время раздались свистокъ паровоза, глухой стукъ поѣзда и зазвонилъ станц³онный звонокъ. Пришолъ изъ Вѣны поѣздъ, направляющ³йся въ Соф³ю и въ Константинополь.

   - Въ вагонъ онъ насъ сажать хочетъ, сказалъ Николай Ивановичъ про войника.- Ну, сажай, сажай, что съ тобой дѣлать. За вытаскиван³е изъ кареты багажа двадцать пара получилъ, а теперь еще столько-же получить хочешь? Получай... Только, братушка, чтобъ мѣста намъ были хорош³я. Слышишь? Добры мѣста. Пойдемъ, Глафира Семеновна.

   И супруги направились вслѣдъ за войникомъ садиться въ вагонъ.

   Когда они вышли на платформу, движен³я на ней было еще меньше вчерашняго. Пр³ѣзжихъ въ Бѣлградъ было только трое и ихъ можно было видѣть стоящими передъ полицейскимъ приставомъ, разсматривающимъ около входа въ таможню ихъ паспорты. Отправляющихся-же изъ Бѣлграда, кромѣ супруговъ Ивановыхъ, покуда никого не было. Супруги сѣли въ вагонъ прямаго сообщен³я до Константинополя и, на ихъ счастье, нашлось для нихъ никѣмъ не занятое отдѣльное купэ, гдѣ они и размѣстились.

   - Добре вечеръ, захвалюемъ... сказалъ войникъ, поблагодаривъ за подачку нѣсколькихъ никелевыхъ монетъ, и удалился.

   Глафира Семеновна стала хозяйничать въ вагонѣ.

   - Прежде всего надо разослаться и улечься, сказала она, развязывая ремни и доставая оттуда подушку и пледъ.- Увидятъ лежащую даму, такъ поцеремонятся войти.- А ты не кури здѣсь, обратилась она къ мужу.- Пусть это будетъ купэ для некурящихъ.

   - Да не безпокойся. Никто не войдетъ. Отсюда пассажиры-то, должно быть, не каждый день наклевываются. Посмотри, вся платформа пуста.

   И дѣйствительно, на платформѣ не было ни души: ни публики, ни желѣзнодорожныхъ служащихъ.

   Прошло съ четверть часа, а поѣздъ и не думалъ трогаться. Отъ нечего дѣлать Николай Ивановичъ прошелся по вагону, чтобы посмотрѣть, кто сидитъ въ немъ. Двери купэ были отворены. Въ одномъ изъ купэ лежалъ на скамейкѣ въ растяжку и храпѣлъ всласть какой-то турокъ въ европейскомъ платьѣ, а o томъ, что это былъ турокъ, можно было догадаться по стоявшей на столикѣ у окна фескѣ. Противъ него, на другой скамейкѣ сидѣлъ сербск³й или болгарск³й православный священникъ въ черной рясѣ и черной камилавкѣ и чистилъ апельсинъ, сбираясь его съѣсть. Въ другомъ купэ было пусто, но на сѣтчатыхъ полкахъ лежали два франтовск³е чемодана съ никелевыми замками, висѣло рыжее клѣтчатое пальто съ пелериной и на столѣ стоялъ цилиндръ. Еще одно купэ было заперто, но изъ-за запертыхъ дверей слышалась польская рѣчь. Раздавались два голоса. Николай Ивановичъ вернулся къ себѣ въ купэ и сообщилъ о своихъ наблюден³яхъ женѣ.

   Прошло еще полчаса, а поѣздъ и не думалъ отправляться.

   - Когда-же, однако, мы поѣдемъ? проговорила Глафира Семеновна, поднялась и вышла на тормазъ, чтобы спросить у кого-нибудь, когда отойдетъ поѣздъ.

   Двѣ бараньи шапки везли ея сундукъ на телѣжкѣ.

   - Боже мой! Еще только нашъ багажъ въ вагонъ везутъ! сказала она и крикнула шапкамъ:- скоро поѣдемъ?

   - Ѣданаестъ и половина... послышался отвѣта.

   - Боже мой! Еще полчаса ждать, проговорила она и, войдя въ вагонъ, сообщила объ этомъ мужу.

   - Ну, такъ что-жъ, посидимъ, подождемъ. Вотъ я чайку изъ нашего чайника напьюсь. Признаюсь, я даже люблю такъ не торопясь. Это напоминаетъ наши маленьк³я русск³я дороги. Тамъ иногда на станц³и просто какого-нибудь Ивана Ивановича ждутъ, который непремѣнно обѣщался сегодня ѣхать съ поѣздомъ,- отвѣчалъ Николай Ивановичъ.

   - Ну, нѣтъ, ужъ этого я не люблю. Ѣхать, такъ ѣхать.

   - И поѣдемъ въ свое время. А то лучше что-ли, если такая спѣшка желѣзнодорожной станц³и въ Берлинѣ? Тамъ еле успѣваешь сѣсть въ вагонъ, да и то рискуешь попасть не въ тотъ, въ какой надо, и очутиться вмѣсто Кельна въ Гамбургѣ! Да вѣдь ты помнишь, какая съ нами была истор³я, когда мы на Парижскую выставку ѣхали! Думаемъ, ѣдемъ въ Парижъ, а попали чертъ знаетъ куда.

   Но вотъ раздался второй звонокъ и изъ буфета стали показываться на платформы желѣзнодорожные служащ³е. Затѣмъ началось постукиван³е молоткомъ колесъ у вагоновъ. Въ вагонъ влѣзъ худой и длинный англичанинъ съ рыжей клинистой бородой, въ желтыхъ ботинкахъ, въ сѣромъ клѣтчатомъ пиджакѣ и триковой шапочкѣ съ двумя триковыми козырьками. На немъ висѣли на ремняхъ: баулъ съ сигарами, бинокль въ чехлѣ и моментальный фотографическ³й аппаратъ. Англичанинъ направился въ купэ, гдѣ висѣло клѣтчатое пальто.

   Но вотъ и трет³й звонокъ. Раздались звуки рожка, свистокъ локомотива, и поѣздъ тронулся, уходя со станц³и.

   Супруги Ивановы стояли у открытаго окна и смотрѣли на платформу. Вдругъ Глафира Семеновна увидала вчерашняго таможеннаго чиновника, стоявшаго на платформѣ и смотрѣвшаго прямо въ окна вагона.

   - Вчерашн³й мой мучитель,- быстро сказала она мужу и показала чиновнику языкъ, прибавивъ:- Вотъ тебѣ за вчерашнее!

  

  

   Стучитъ, гремитъ поѣздъ, увозя супруговъ Ивановыхъ изъ Бѣлграда по направлен³ю къ Константинополю. Глафира Семеновна сняла корсетъ и сапоги и, надѣвъ туфли, стала укладываться на скамейку спать уже "на бѣло", какъ она выражалась, то есть до утра. Николай Ивановичъ вынулъ книгу "Переводчикъ съ русскаго языка на турецк³й" и хотѣлъ изучать турецк³я слова, но вагонъ былъ плохо освѣщенъ и читать было невозможно. Въ купэ вошелъ сербск³й кондукторъ съ фонаремъ, безъ форменнаго платья, но въ форменной фуражкѣ, привѣтствовалъ словами: "добри вечеръ, помози Богъ" и спросилъ билеты.

   Билеты поданы, простригнуты, но кондукторъ не уходитъ, смотритъ на лежащую на скамьѣ Глафиру Семеновну и, улыбнувшись, говоритъ что-то по-сербски...

   - Представь себѣ, я хоть и не понимаю словъ его, но знаю, о чемъ