такъ, больная - оштрафовать могутъ. Тащите ее вонъ.
Акулину подняли, напялили на нее душегрѣйку и, расчитавшись за ночлегъ, повели подъ руки на улицу. Она еле волочила ноги. Арина такъ и заливалась слезами.
- Да неужто въ больницу, дѣвушки?.. съ отчаян³емъ говорила она женщинамъ.
- A то куда-же иначе! отвѣчала Анфиса.- Вѣдь она что твой пластъ, руки и ноги что твои плети, голова не держится.
- О, Господи, Господи! Вотъ бѣда-то стряслась!
- Надо взять извощика, говорила Домна, которая явилась на постоялый дворъ съ ребенкомъ, дабы идти вмѣстѣ съ женщинами на работу.- Пѣшкомъ все равно ее не доведешь.
- Извощика! A на как³е шиши извощика-то? Поди y нихъ и денегъ-то нѣтъ, кричала Фекла.- Какъ-нибудь и такъ дотащимъ. Берись, Анфисушка за лѣвую руку, a я за правую вмѣсто Ариши возьму. Ариша ужъ сама еле ноги носитъ, до того она намаялась...
- Нѣтъ, нѣтъ, я ее не отпущу, отбивалась Арина.- Я сама ее поведу.
- A гдѣ тутъ больница-то? Анфисушка, ты бывалая въ Питерѣ, ты должна знать, спрашивала Фекла Анфису.
- Не знаю я здѣшнюю мѣстность, милая. Я на Петербургской сторонѣ очень мало жила. Вотъ Мар³инскую больницу я знаю. Та на той сторонѣ рѣки, далеко. A здѣсь въ Питерѣ вѣдь больницъ много.
- Надо городоваго спросить, предлагала Домна.- Ведите до городоваго.
И Акулину опять поволокли. Прохож³е останавливались и смотрѣли женщинамъ въ слѣдъ. Подметавш³е улицу дворники тоже участливо смотрѣли на еле переставлявшую ноги и поминутно останавливающуюся Акулину.
- Зашиблась, что-ли, гдѣ? спрашивали они.
- Разболѣлась. Стояли на постояломъ, a она разболѣлась. Въ больницу ведемъ, отвѣчали женщины.- Гдѣ здѣсь больница?
- Больница не близко. Вамъ такъ ее не дотащить. Надо извощика.
Дворники стали разсказывать, какъ пройти въ больницу.
Вскорѣ Акулина окончательно уже не могла идти и повалилась на тротуаръ. Съ ней сдѣлался обморокъ. Случилось это на углу какой-то улицы. Женщины побѣжали въ лавочку за водой, но вынесли квасу въ деревянномъ ковшикѣ. Онѣ подносили Акулинѣ ко рту ковшъ, но она не пила. Всѣ суетились около нея, стали прыскать ей въ лицо квасомъ. Образовалась толпа. Подошелъ городовой.
- Что здѣсь за происшеств³е? Расходитесь! заговорилъ онъ, но узнавъ въ чемъ дѣло, сказалъ:- Надо везти въ больницу.
Онъ далъ свистокъ. Прибѣжалъ дворникъ.
- Покарауль здѣсь, a я за извощикомъ схожу. Повезешь въ больницу. Гдѣ живетъ она? Гдѣ прописана?
Женщины переглянулись и отвѣчали:
- Да нигдѣ, милостивецъ. Мы изъ деревни на заработки пришли. Сегодня вотъ ночевали на постояломъ...
Городовой черезъ нѣсколько времени явился съ извощикомъ. Акулину втащили на дрожки.
- Дворникъ! Садись! Вези! Паспортъ при ней?
- У меня, y меня ейный паспортъ, вотъ тутъ въ котомкѣ, отвѣчала Арина.
- Сдай ему ея паспортъ на руки.
- Да я сама вмѣстѣ съ ней... Я ее не отпущу.
И Арина полѣзла на дрожки.
- Нельзя троимъ на дрожкахъ! крикнулъ дворникъ на Арину.- Сходи прочь.
Арина завыла.
- Милостивецъ! Господинъ дворникъ! Да я ее одну-то оставлю, коли мы все вмѣстѣ... Не буду знать, куда ее и повезутъ.
- Да дай ты ей самой ее везти! Пусть дѣвушка сама ее везетъ. Извощикъ-то вѣдь дорогу знаетъ, говорили городовому женщины.
Городовой не возражалъ. Дворникъ слѣзъ съ дрожекъ. На мѣсто его влѣзла Арина и обхватила Акулину. Городовой замѣтилъ номеръ у извощика, записалъ въ книжку и сказалъ: "трогай".
Извощикъ, чувствуя, что проѣздъ до больницы долженъ быть даровой, взмолился:
- Вели имъ хоть на половинѣ дороги на друт³я дрожки пересѣсть! Вѣдь путь не близк³й...
- Пошелъ! Пошелъ!
Лошадь тронулась трусцей по плохой, не вычищенной еще по случаю ранняго весенняго времени мостовой. Безсильно свѣсившаяся голова Акулины качалась.
- Свезешь ее въ больницу, такъ приходи на тряпичный дворъ! Мы будемъ на тряпичномъ... на постоялый обѣдать не пойдемъ! кричали Аринѣ женщины.
- Да, да... Поберегите наши котомки... отвѣчала Арина.
Извощикъ ѣхалъ и ругался.
- Заболятъ, черти, a потомъ вези ихъ даромъ! Слышишь, я даромъ не повезу, слѣзай съ дрожекъ, коли такъ, сказалъ онъ Аринѣ, когда уже отъѣхали на нѣкоторое разстоян³е отъ городоваго, но вспомнивъ, что городовой записалъ его номеръ, прибавилъ:- Ты дай мнѣ хоть гривенникъ на чай.
- Да конечно-же дамъ, землячекъ. Неужто-же я такъ задарма? отвѣчала Арина, и не помышлявшая, что извощикъ везетъ ихъ даромъ.
Извощикъ успокоился и стегнулъ лошадь.
Вотъ и больница. Кой какъ съ помощью сторожа сняли Акулину съ дрожекъ и потащили по лѣстницѣ, подъ руки въ пр³емную. Въ пр³емной была уже нѣсколько больныхъ. Ждали врача. Было рано и онъ еще спалъ. Въ пр³емной спросили паспортъ Акулины, посмотрѣли его и покачали головами.
- Даже больничныя деньги не уплочены, a онѣ въ больницу лѣзутъ, послышалось замѣчан³е.
Черезъ нѣсколько времени явился врачъ съ заспанными глазами. Начавъ осматривать больныхъ, онъ подошелъ и къ Акулинѣ, которая уже лежала.
- Чѣмъ больна? что болитъ? спросилъ онъ.
- И сердцемъ, и нутромъ, отвѣчала за Акулину Арина.- И распалилась, и на ѣду не тянетъ, бредитъ, а теперь уже и насъ узнавать перестала. Работали мы это на тряпичномъ дворѣ, ночевали въ холодномъ сараѣ...
Врачъ взялъ Акулину за руку, пощупалъ пульсъ, тронулъ за голову, покачалъ головой и сказалъ больничнымъ служителямъ:
- Въ тифозную... Ну, ступай, матушка, уходи...- обратился онъ къ Аринѣ. - Навѣщать больную можешь по вторникамъ и субботамъ.
Арина заплакала и бросилась обнимать безмолвную Акулину, лежащую съ закрытыми глазами.
- Голубушка ты моя, сердечная...- завылаАрина.
- Уходи, уходи! Обниматься тутъ нечего: болѣзнь прилипчивая. Еще пристать можетъ. Съ Богомъ...
Все еще всхлипывая и утирая слезы рукавомъ, Арина вышла изъ пр³емной и стала сходить съ лѣстницы, направляясь на улицу.
Незнакомая съ Петербургомъ, Арина, выйдя изъ пр³емной больницы, долго блуждала по улицамъ Петербургской стороны, пока отыскала тотъ тряпичный дворъ, на которомъ она до сего времени работала. Отправляя Акулину въ больницу, она впопыхахъ даже не освѣдомилась, въ какой улицѣ находился этотъ тряпичный дворъ. Она не знала даже фамил³и хозяина тряпичнаго двора и помнила только одно, что зовутъ его Акимомъ Михайлычемъ, а прикащика Емельяномъ Алексѣевымъ. Пришлось заходить въ мелочныя лавочки и спрашивать про дворъ, обращаться къ городовымъ. Такимъ образомъ исколесила она множество улицъ, пока какой-то околоточный, подойдя къ городовому, у котораго она разспрашивала про дворъ, не сказалъ ей, въ какой улицѣ и гдѣ находится этотъ дворъ. Оказалась, что она забрела совсѣмъ на противоположный конецъ Петербургской стороны. По указан³ямъ околоточнаго Арина наконецъ нашла тряпичный дворъ и до того была рада, что странствован³я ея кончились, что ужъ не вошла, а вбѣжала на дворъ - и прямо бросилась подъ навѣсъ. Демянск³я женщины сидѣли около тряпокъ и работали, была тутъ и старуха николаевская солдатка съ двумя своими товарками, но Домны съ ребенкомъ не было.
Вбѣжавъ подъ навѣсъ, она такъ и опустилась на труду тряпокъ, до того была уставши. Безсонная ночь около Акулины, горе по случаю заболѣвшей землячки и руководительницы, хожден³е по улицамъ для отыскиван³я двора до того утомили ее, что она еле переводила духъ и глядѣла на всѣхъ посоловѣлыми глазами. Время приближалось уже къ полудню.
- Ну, что? Какъ? обратились къ ней демянск³я женщины.
- Оставила въ больницѣ... Страсть, что съ ней, дѣвушки, сдѣлалось. Ни руками, ни ногами недвижима. Не знаю ужъ и живали теперь... отвѣчала Арина и при воспоминан³и объ Акулинѣ слезы опять брызнули изъ ея глазъ.
Дальше она говорить не могла.
- Чего ты ревешь-то такъ ужъ очень объ ней? сказала Анфиса.- Теперь она и въ теплѣ, и на мягкой постели. Надо радоваться, что приняли въ больницу-то. А то иногда здѣсь въ Питерѣ въ двѣ, три больницы привезешь - и нигдѣ не принимаютъ и все посылаютъ дальше да дальше. Вонъ я лѣтось жила на огородѣ и у насъ захворала одна полольщица, такъ ту возили, возили по Питеру, да такъ и довозили до смерти. Здѣсь вѣдь больницъ много. Въ пять больницъ что-то съ ней совались - и нигдѣ мѣстовъ нѣтъ, вездѣ отказъ. Привезли наконецъ куда-то, стали ее принимать - глядь, а она ужъ и Богу душу отдала.
Арина продолжала плакать.
- Брось. Не реви. Вѣдь, въ самомъ дѣлѣ, не мать тебѣ родная эта самая Акулина, а только землячка. Всѣ подъ Богомъ ходимъ, утѣшала Арину Фекла.- А мы вотъ объ тебѣ-то безпокоились, думали, ужъ найдешь-ли насъ-то. Въ Питерѣ ты не бывалая, мѣстовъ и порядковъ здѣшнихъ не знаешь, а у насъ твоя котомка и паспортъ, да и Акулининъ мѣшокъ. Ну, куда ты безъ паспорта-то дѣлась-бы? Здѣсь безъ паспорта никуда и ночевать не впустятъ.
- Я ужъ и сама рада радехонька, дѣвушки, что нашлась, отвѣчала Арина, улыбаясь сквозь слезы.- М³ромъ все какъ-то лучше... А то куда-бы я одна то?.. Всякъ теперь все-таки съ вами, съ знакомыми. Ужъ не покиньте меня, дѣвушки... Я вамъ хоть к чужая, не демянская, но ужъ обжилась съ вами, вмѣстѣ горе-то мыкаемъ. Не гоните...
- Зачѣмъ гнать! Живи съ нашей артелью... отвѣчали женщины.
- Спасибо, милыя, спасибо... Потомъ я разыщу своихъ боровичскихъ, онѣ здѣсь въ Питерѣ на огородѣ у этого самаго... какъ его?.. у Ардальона Сергѣича работаютъ.
- Знаю я Ардальона Сергѣева... сказала Анфиса.- У него огородъ на Выборгской сторонѣ. Мужикъ богатый, но оной какой пронзительный! И жмохъ, и бабникъ... Чуть дѣвка помоложе и показистѣе - сейчасъ и приставать къ ней...
- Вотъ изъ-за этого-то мы съ Акулинушкой оттуда и ушли, а то вѣдь тоже тамъ работали. Работали по пят³алтынному въ день и на евонныхъ харчахъ. Тамъ куда было жить лучше, а только очень ужъ онъ сталъ ко мнѣ приставать, разсказывала Арина...
- Ну, вотъ, вотъ... Его всѣ бывалыя полольщицы чудесно знаютъ. Насчетъ женскаго сослов³я - мужикъ-ядъ.
- А гдѣ-же, дѣвушки, Домна-то у васъ? освѣдомилась Арина.- Не взялъ ее должно быть прикащикъ на работу-то?
- Не взялъ. "У насъ, говоритъ, правило, чтобы безъ ребенковъ"... отвѣчала Анфиса.- На микольск³й пошла. "Авось, говоритъ, на поломойничество кто найметъ".
Въ полдень, по заведенному порядку, подъ навѣсъ заглянулъ прикащикъ и объявилъ обѣденный отдыхъ. Арина встала и поклонилась ему.
- Землячку, милостивецъ, я въ больнищу возила, оттого и не могла придти на работу съ утра-то, сказала она.- Дозволь послѣ обѣда полдня отработать за гривенничекъ.
Прикащикъ скосилъ на нее глаза и проговорилъ:
- Какая теперь работа! И остальныхъ-то бы согнать со двора надо. Время передпраздничное. Завтра страстная пятница и ужъ совсѣмъ шабашить надо. Уходи съ Богомъ...
- Голубчикъ...Позволь остаться...- дрогнувшимъ голосомъ слезливо заговорила Арина.- Я съ артелью, я съ товарками... Позволь хоть за пятачокъ остаться.
Прикащикъ ухмыльнулся.
- Или ужъ такъ очень наши тряпичные духи понравились? - спросилъ онъ и прибавилъ:- Ну, за пятачекъ оставайся, пятачекъ хозяина не разоритъ.
Арина опять поклонилась ему въ поясъ. Вечеромъ прикащикъ, выдавая на руки женщинамъ "расчетъ", шутливо прибавилъ:
- Ну, съ предстоящимъ праздникомъ васъ, барышни. Будете разговляться на праздникахъ, такъ смотрите, не обожритесь.
- Какое тутъ обжиранье, голубчикъ,- отвѣчала ему Фекла.- Только-бы животы отъ голодухи не подвело. Вѣдь вотъ пять денъ безъ заработка надо просидѣть, а то и шесть. На четвертый-то день праздника примешь-ли на работу?
- Да, да... Съ четвертаго дня у насъ дворъ будетъ открытъ. Кто хочетъ, тотъ приходи на работу. Теперь время весеннее, надо торопиться. Вонъ тамъ у насъ кучи еще не оттаяли, а въ нихъ вѣдь кость и разная разность свалена. За шесть-то дней пооттаетъ хорошенько, такъ тоже разбирать надо. Тряпки разберемъ - за кость примемся. Ну, съ Богомъ! - кивнулъ прикащикъ женщинамъ и спросилъ:- А гдѣ на праздникахъ будете нѣжиться? На постояломъ дворѣ, что-ли?
- Да вотъ ужъ и не знаемъ какъ... Безъ пристанища жить нельзя, а и постоялый-то намъ не по деньгамъ, отвѣчала Анфиса.- Суди самъ: вѣдь тоже на баню нужно, Богу на свѣчку, безъ того чтобъ не разговѣться тоже нельзя, потому христ³ане... А на как³е достатки при нашихъ заработкахъ-то?
- Ну, никто какъ Богъ... Въ Питерѣ люди съ голоду не мрутъ, ободрительно произнесъ прикащикъ.- Идите на постоялый...
- Да конечно-же на постоялый... А тамъ нужно сообразить, нельзя-ли какъ-нибудь позаложиться, чтобы концы-то съ концами до заработка свести... бормотала Анфиса и прибавила товаркамъ:- Пойдемте, дѣвушки.
Женщины перекинули черезъ плечи кто котомку, кто мѣшокъ, кто полушубокъ, и поплелись съ тряпичнаго двора. Прикащикъ , смотрѣлъ имъ въ слѣдъ и крикнулъ:
- Придите хозяина-то въ первый день Пасхи поздравить! Онъ честь любитъ, похристосуется и по яицу вамъ дастъ, а то такъ и двугривеннымъ посеребритъ вашу брат³ю. Ему двугривенный плюнуть, а почетъ дорогъ...
- Ладно, ладно... Придемъ, голубчикъ... Спасибо тебѣ, что сказалъ и надоумилъ насъ, глупыхъ, отвѣчали женщины и вышли за ворота тряпичнаго двора.
- Стащили въ больницу? спрашивала про Акулину хозяйка постоялаго двора, когда женщины пришли къ ней на ночлегъ.
- Свезла, свезла, сердечную, отвѣчала Арина.
- Спрашивалъ докторъ, откуда она? Записали тамъ нашъ адресъ?
- Спрашивали, милая, спрашивали, гдѣ она ночевала, про квартиру спрашивали и на какой улицѣ и чей домъ, но почемъ я знаю на какой улицѣ и чей домъ! Ужъ ты извини, что не знала. Сказала, что на постояломъ дворѣ - вотъ и все.
- И счастливъ твой Богъ, что не знала! А то доктора сейчасъ прислали-бы болѣзнь искать. И начали-бы тутъ все ворошить да прыскать и переворачивать. Нынче ежели заболитъ постоялецъ да попадетъ въ больницу, такъ просто бѣда! Хлопотъ не оберешься. Но главное, что они навоняютъ въ комнатахъ. Такимъ снадобьемъ прыскаютъ, что просто ужасти! Ну, что-жъ, на всю Пасху ко мнѣ? спросила хозяйка женщинъ.
- Да вѣдь на всю Пасху, такъ паспорты прописывать надо, отвѣчала Анфиса.- Я знаю Питеръ-то, я бывалая. А тамъ при пропискѣ и рубль больничныхъ подай, а у насъ, милая, говоримъ прямо, денегъ-то ни кругомъ, ни около.
- Мужъ можетъ прописать васъ, что вы проѣздомъ, тогда никакихъ больничныхъ. Только за прописку и возьмутъ...
- Нѣтъ, ангелка, намъ каждая копѣйка дорога. Дай ты намъ такъ переночевать сегодня, а что завтра - видно будетъ.
- Чудачка! Да вѣдь у насъ тоже ревиз³я бываетъ, ревизоры ходятъ, осматриваютъ.
- А придетъ кто осматривать, такъ мы сапоги и котомки на плечи, да и уйдемъ, куда глаза глядятъ. Нѣтъ, ужъ ты, душечка, насъ не тѣсни. Паспорты завсегда при насъ.
- Ладно. Поговорю, я мужу, согласилась хозяйка.- А только боюсь, какъ-бы чего не вышло. Вы хоть харчи-то у насъ берите, а то намъ не расчетъ...- обратилась она, помолчавъ, къ женщинамъ.
- Милая! Да как³е наши харчи! - сказала Фекла.- Пожевалъ хлѣбца - вотъ и сытъ. Нешто мы можемъ разносолы хлебать! Денегъ у насъ у всѣхъ столько, что не знаемъ, какъ и протянуть праздники до заработковъ.
- Ну, хоть хлѣбъ берите, что-ли. Васъ сколько? Девять бабъ? Съ артели мы не дороже лавки будемъ брать. Да самоваръ требуйте... За самоваръ я буду съ васъ по семи копѣекъ брать. А чаю съ сахаромъ можете въ лавкѣ купить.
- Купило-то у насъ притупило, умница. Вотъ развѣ что въ первый день Пасхи у тебя убоинкой да яичкомъ разговѣемся. Безъ этого ужъ нельзя. Самъ Богъ велѣлъ. Хоть заложимся, а ужъ разговѣться разговѣемся.
Видя такихъ маловыгодныхъ для себя постояльцевъ, хозяйка съ неудовольств³емъ покачала головой и перестала разговаривать. Женщины и сами чувствовали себя какъ-бы виноватыми, не знали гдѣ приткнуться и столпились въ углу большой комнаты постоялаго двора. Была пора ужина. Въ комнатѣ пахло щами, кашей и раздражало ихъ аппетитъ. Наконецъ онѣ, одна за другой, вышли на дворъ и стали пересчитывать свои деньги, хотя каждая изъ нихъ знала, сколько у ней есть денегъ.
- Не дотянуть до четвертаго-то дня Пасхи, ежели хлебово хлебать, начала Анфиса.- А самоваръ попросить у ней, дѣвушки, на ужинъ все-таки надо. Двѣнадцать копѣекъ намъ выдетъ, ежели сообща чаю напиться. Семь копѣекъ ей за самоваръ три копѣйки заварку чаю въ лавочкѣ купимъ, да на двѣ копѣйки сахару. Ну, по махонькому кусочку, ну раскусимъ... А ужъ двѣнадцать-то копѣекъ можно... Никто, Богъ...
- Да конечно, можно, согласились женщины.- Все-таки горячее. Иди заказывай хозяйкѣ, да купи у ней десять фунтовъ хлѣба. Все-таки и ей-то будетъ повеселѣй, а то она ровно какъ-бы осовѣла и ужъ косо глядитъ.
Анфиса пошла къ хозяйкѣ, а Фекла побѣжала въ лавочку за чаемъ и за сахаромъ.
Черезъ полчаса женщины сидѣли въ комнатѣ за столомъ передъ большимъ, нечищеннымъ, красной мѣди самоваромъ и ѣли хлѣбъ, захлебывая его чаемъ.
- А что-то теперь наша бѣдная Акулинушка?!. вспомнила Арина и закапала слезами.
- Да ей, милая, теперь лучше насъ, ей-ей, лучше насъ. Я вѣдь лежала въ больницѣ, такъ ужъ знаю, проговорила Анфиса.- Тамъ каждый день горячее, и даже бѣлый хлѣбъ даютъ.
- Въ субботу надо сходить спровѣдать ее. По субботамъ, докторъ сказалъ, пущаютъ.
- Ну, что-жъ, сходимъ, и мы сходимъ, въ субботу, пожалуй, и я съ тобой схожу. Все равно теперь безъ работы сколько дней слоняться будемъ.
- А завтра хоть землячекъ моихъ боровическихъ на огородѣ спровѣдать, что-ли... говорила Арина.- Какъ онѣ тамъ? Что? Да и не слыхали-ли что объ огородныхъ мѣстахъ гдѣ нибудь въ другомъ мѣстѣ.
- Вотъ, вотъ... пойдемъ, дѣвушки. Всѣ пойдемъ. Я знаю огородъ-то этотъ. Это отсюда не далеко, это на Выборгской сторонѣ. И еще на одинъ огородъ зайдемъ. Теперь надо повсюду поспрашивать и нюхать. Послѣ Пасхи ужъ на всѣхъ огородахъ грядное дѣло начинается.
Спали женщины въ той-же комнатѣ на полу, около большой русской печки, отъ которой такъ и пыхало тепломъ. Арина улеглась около самой стѣнки.
- Вотъ ужъ хорошо гдѣ, такъ хорошо, сказала она, улыбаясь, и начала тотчасъ-же засыпать. Безсонная ночь съ Акулиной дала себя знать.
Подняться утромъ пришлось женщинамъ рано, такъ какъ стряпуха, которой нужно было топить печь, безъ всякаго стѣснен³я растолкала ихъ. Дабы чѣмъ нибудь услужить, женщины принялись ей помогать таскать дрова и затоплять печь. Друг³е постояльцы, разлегш³еся на лавкахъ по стѣнѣ, еще спали, спала и хозяйка, но хозяинъ уже бродилъ по двору и переругивался съ мужиками, остановившимися на ночлегъ съ подводами. Наконецъ встала и хозяйка, спавшая въ отдѣльной маленькой комнатѣ, половина стѣны которой была завѣшена образами, увидала женщинъ и первымъ дѣломъ повела разговоръ о самоварѣ.
- Вѣдь ежели жить на постояломъ дворѣ, да ничего не требовать, такъ какая-же намъ корысть держать-то васъ въ теплѣ? Вѣдь однимъ ночлежнымъ, что за ночлегъ заплатите, сытъ не будешь. Мы тоже такъ расчитываемъ, чтобы постояльцы у насъ харчи и самоваръ брали, говорила она.
Женщины переглянулись, пошептались и рѣшили взять самоваръ.
- Да ужъ давай, давай самоваръ-то... Что съ тобой дѣлать! сказала Анфиса и опять откомандировала Феклу въ лавочку за чаемъ и сахаромъ.
- Да тоже вотъ хоть и насчетъ харчей-то... продолжала хозяйка.- Ну, что вамъ стоитъ взять вмѣстѣ съ хлѣбомъ хоть на пят³алтынный картофелю на всю брат³ю къ обѣду!
- Мы, милая, на постояломъ обѣдать не будемъ, мы вотъ напьемся чайку да пойдемъ землячекъ розыскивать, по огородамъ побродимъ. Надо вѣдь тоже работу искать, чтобы работа. гдѣ была послѣ Пасхи. Мы вѣдь собственно на огородъ въ полольщицы пр³ѣхали, отвѣчала Арина.
- Да, да... подхватили демянск³я женщины.- Насчетъ картофелю развѣ ужъ что на ужинъ, когда ночевать къ тебѣ придемъ, а теперь извини.
- Ну, голь-же вы, посмотрю я на васъ, сказала хозяйка и надулась.
Напившись чаю и позавтракавъ хлѣбомъ, женщины отдали хозяйкѣ на сохранен³е котомки, мѣшки и сапоги, и такъ какъ утро было ясное и сравнительно теплое, босикомъ вышли со двора, направлилсь бродить по огородамъ и развѣдывать о мѣстахъ.
Огородъ Ардальона Сергѣева, гдѣ работали двѣ боровичск³я землячки Арины, пришедш³я вмѣстѣ съ ней изъ деревни, былъ найденъ безъ особеннаго труда съ помощью Анфисы, дѣйствительно нѣсколько знакомой съ Петербургомъ. Когда женщины пришли къ воротамъ огорода, было уже близко къ полудню. Шли онѣ не торопясь, по дорогѣ заходили на попутные огороды и справлялись, не потребуется-ли полольщицъ. Хозяева вездѣ разговаривали съ ними неохотно и отвѣчали въ такомъ родѣ:
- Как³е теперь наймы насчетъ бабъ! Приходите послѣ Пасхи, тогда и разговоръ будетъ. Грядное дѣло мы только послѣ Пасхи, на Фоминой недѣлѣ зачинаемъ. Радуницу отпразднуемъ, да и начнемъ гряды копать.
На вопросъ, какая ряда на бабу будетъ, отвѣчали:
- А ужъ это глядя потому, сколько голоднаго народу въ Питеръ придетъ. Ряду Богъ строитъ.
Подойдя къ огороду Ардальона Сергѣева, женщины не рѣшились войти всѣ въ ворота, дабы хозяинъ, видя такую толпу гостей, пришедшихъ къ работницамъ, не заругался и не выгналъ съ огорода. На огородъ вошли только Арина съ Анфисой. Не взирая на страстную пятницу, на огородѣ Ардальона Сергѣева работали. Женщины копошились около парниковъ. Нѣкоторыя таскали изъ пруда лейки съ водой и поливали въ парникахъ растен³я. Увидавъ свою землячку Аграфену, Арина такъ и бросилась къ ней и сейчасъ-же расцѣловалась.
- Здравствуй, душенька! Ну, что? Ну, какъ вы здѣсь? спрашивала Арина Аграфену.
- Да ничего, живемъ. Поправляемся изъ кулька въ рогожку. А гдѣ-же Акулина?
- Охъ, дѣвушка, и не говори! Совсѣмъ горе горькое... Акулина захворала, пластъ пластомъ свалилась и свезла я ее въ больницу, отвѣчала Арина и при этомъ залилась слезами.
Аграфенѣ было передано ею подробно о работѣ на тряпичномъ дворѣ, о заработкѣ на этомъ дворѣ, о странствован³яхъ по ночлежнымъ и постоялымъ дворамъ, о болѣзни Акулины и объ отвозѣ ея въ больницу.
Аграфена слушала и печально покачивала головой. Арина, разсказывая, всхлипывала и отирала глаза рукавомъ.
- Ну, какъ-же ты теперь? Стало быть одна, безъ товарки? задала вопросъ Аграфена.
- Да вонъ къ демянскимъ женщинамъ приткнулась, кивнула Арина на Анфису.- Вмѣстѣ работали на тряпичномъ дворѣ, онѣ меня въ компан³ю и приняли. Одной-то, дѣвушка, въ Питерѣ безъ пристанища оной какъ трудно! У насъ за воротами цѣлая компан³я женщинъ. На тряпичномъ-то дворѣ сегодня работы нѣтъ, такъ пошли побродить по огородамъ да поспрашивать, не будетъ-ли гдѣ работы.
- Работа, Аринушка, будетъ, и будетъ работа выгодная. Подружилась я тутъ съ одной новоладожской дѣвушкой и та эту работу разнюхала. Работа такая, что можно много денегъ заработать, ежели себя не пожалѣть. Только безпремѣнно надо на эту работу попарно идти, чтобъ въ компан³и съ какой-нибудь другой товаркой, разсказывала Аграфена. Дрова пилить и колоть. На сплавъ дровъ надо идти. Сорокъ верстъ отъ Питера рѣчка будетъ, такъ туда. Сказываютъ, что по сорока копѣекъ съ сажени платятъ. Ежели намъ хозяинъ на Пасхѣ къ пят³алтынному въ день не прибавитъ, то отработаемъ мы у него за прописку паспортовъ и за больничныя рубль и тридцать копѣекъ, да и уйдемъ съ этой новоладожской дѣвушкой на дровяной сплавъ.
- А отчего-жъ съ новоладожской дѣвушкой, а не съ Надюшкой? Надюшка все-таки тебѣ землячка, вы пришли съ ней вмѣстѣ изъ деревни, сказала Арина и спросила про свою другую боровичскую землячку:- Да гдѣ-же, кстати, она? Аграфена улыбнулась и отвѣчала:
- Надюшка наша теперь не пойдетъ съ здѣшняго огорода. Ардальонъ Сергѣичъ ее постоянной стряпухой сдѣлалъ, при себѣ держитъ, чаемъ съ вареньемъ поитъ и она какъ сыръ въ маслѣ катается.
- Съ хозяиномъ повелась?! испуганно и вмѣстѣ съ тѣмъ удивленно воскликнула Арина.
- Спуталась, отвѣчала Аграфена.- Вчера рыжижовъ онъ ей на закуску покупалъ, нынче утромъ гляжу - она ситникъ съ медомъ ѣстъ.
- Ай, ай, ай! покачала головой Арина. - Что мать-то ейная въ деревнѣ скажетъ!
- Да у ней и мать-то путанная, барочная. Ты вѣдь не знаешь ихъ семьи, а я знаю. Каждое лѣто на Мстѣ рѣкѣ разбитыя барки караулила, чтобы товаръ затонувш³й въ порогахъ таскать, такъ что хорошаго!
- Поди-жъ ты, какая оказ³я! продолжала дивиться Арина. - Вотъ ужъ про Надюшку я этого никогда-бы не подумала.
- Пустяки. Она и раньше была путанная, махнула рукой Аграфона.
Въ это время изъ избы показался Ардальонъ Сергѣевъ въ жилеткѣ и красной кумачевой рубахѣ. Увидавъ Аграфену разговаривающею съ женщинами, онъ крикнулъ:
- Къ парникамъ, къ парникамъ, толстопятая! Надо понавалиться и хозяину угодить. Сегодня только до обѣда работаете изъ-за праздничнаго дня, а вѣдь харчи-то вамъ полностью подай.
- Послѣ я вамъ все разскажу, послѣ... Ступайте за ворота и ждите меня тамъ. Послѣ обѣда я къ вамъ выйду, заговорила Аграфена, юркнувъ отъ Арины и Анфисы къ парникамъ.
Арина и Анфиса направились за ворота и носъ съ носомъ столкнулись съ хозяиномъ. Хозяинъ узналъ Арину.
- А! Царевна недотрога! воскликнулъ онъ.- Не подвело-ли ужъ брюхо съ голодухи и не проситься-ли ко мнѣ на огородъ опять пришла? спросилъ онъ.
- Нѣтъ. Есть у насъ работа. Работаемъ по малости, слава тебѣ Господи, скромно отвѣчала Арина.
- То-то я вижу, что ты во французскихъ сапогахъ щеголяешь, кивнулъ хозяинъ на босыя ноги Арины и насмѣшливо улыбнулся.
Аграфену пришлось дожидаться за воротами съ добрый часъ. Женщины, пришедш³я съ Ариной, тоже не уходили. Онѣ побродили по улицѣ и присѣли на бережокъ придорожной канавки, идущей мимо забора огорода. Наконецъ Аграфена показалась.
- Покончили на сегодня съ работой, сказала она и прибавила: - Вѣдь вотъ въ праздники здѣсь такое заведен³е для поденщицъ, что парники ты все-таки полей, возись около нихъ, раскутывая да закутывая ихъ рогожами, а ужъ поденной платы хозяинъ не дастъ, а только изъ-за харчей. И такъ всю Пасху будетъ, такъ стоитъ-ли, дѣвушки, жить здѣсь, ежели хорошая работа наклевывается?!
- Охъ, намъ еще хуже! вздохнула Анфиса.- Васъ хоть покормятъ въ праздники да ночлегъ дадутъ и есть у васъ пристанище, а вотъ мы въ праздники и покормись-то на свои деньги, да и за ночлегъ заплати.
- Такъ гдѣ-же, Аграфенушка, на эту работу-то наниматься надо, чтобы дрова пилить? заговорила Арина.- Нельзя-ли и намъ пристать?
- Можно, можно. На распилку дровъ много народу требуется. Прикащикъ здѣсь одинъ на баркѣ нанимаетъ, а барка въ рѣчкѣ у моста стоитъ, тоже съ дровами сюда въ Питеръ пришла. Вотъ ужъ не знаю я, у какого моста-то, а эта самая новоладожская дѣвушка знаетъ. Федосьей ее звать. Она сейчасъ придетъ.
Пришла и новоладожская Федосья, здоровая, рослая дѣвушка, поздоровалась съ Ариной, которую она уже знала по огороду Ардальона Сергѣева, познакомилась съ демянскими женщинами и сообщила, что прикащикъ стоитъ на баркѣ въ Фонтанкѣ у Симеоновскаго моста, что зовутъ его Карпомъ Ивановичемъ, что сплавъ дровъ находится на рѣкѣ Тоснѣ, въ сорока верстахъ отъ Петербурга.
- И вѣдь чѣмъ хорошо тамъ, дѣвушки: плата съ сажени дровъ, сколько ты разстараешься въ работѣ, столько и заработаешь. И никакихъ праздниковъ нѣтъ. Хочешь ты по праздникамъ работать - работай, на себя работаешь и за отработанное все равно тебѣ деньги идутъ. Хоть день и ночь работай, коли ежели въ силахъ.
- Да, да... улыбались женщины. - Ну, чего-жъ еще лучше!
- Такъ вотъ ежели Ардальонъ Сергѣичъ намъ не прибавитъ на праздникахъ къ поденному пят³алтынному, то мы и пойдемъ наниматься.
- Да хоть-бы и прибавилъ, такъ все равно уйдемъ. Ну, много-ли онъ прибавитъ? Ну, пятачокъ прибавитъ, подхватила Фелосья.- Изъ двугривеннаго все равно не стоитъ работать, коли тамъ на дровяномъ сплавѣ по сорока копѣекъ за распиловку сажени дровъ платятъ. Вѣдь это ежели поналечь, то три сажени въ день можно распилить и расколоть, а то и больше. По сорока копѣекъ три сажени - рубль двадцать... Тутъ хоть двугривенный въ день на харчи просаливай, такъ и то не разоришься.
- Вѣрно, вѣрно... заговорили женщины.
Рѣшено было, что Арина и демянск³я женщины придутъ къ Федосьѣ на огородъ на второй день праздника и вмѣстѣ съ Федосьей и новоладожской дѣвушкой отправятся къ Симеоновскому мосту, къ прикащику на барку и подрядятся, чтобы идти на распиловку дровъ. Повеселѣвш³я, что хоть что-нибудь удачное имѣется въ виду, Арина и демянск³я женщины отправились обратно на постоялый дворъ.
Въ Страстную субботу Арина ходила въ больницу навѣститъ Акулину и Аринѣ сопутствовали Анфиса и Фекла. Онѣ принесли Акулинѣ пятачковую булку, но Акулина была въ безпамятствѣ и не только булку не могла принять, но даже и не узнала ихъ. Пока женщины сидѣли около нея, она все металась и бредила. Въ бреду она называла имена свекрови, невѣстки, упомянула про своего ребенка Спиридошу. Посидѣвъ около постели больной съ полчаса, женщины такъ и не могли дождаться, чтобы она пришла въ себя и узнала ихъ. Онѣ передали булку сидѣлкѣ, прося, чтобы сидѣлка отдала булку Акулинѣ, когда та придетъ въ себя, и ушли изъ больницы.
Акулина произвела на Арину, Анфису и Феклу тяжелое впечатлѣн³е. Арина всхлипывала, Анфиса утирала мокрые отъ слезъ глаза, Фекла хмурилась и кусала губы.
- Не подняться ей, дѣвушки, ни за что не подняться, говорила Арина.- Видѣли вы ее? Даже потемнѣла вся. Лицо-то что твоя сапожная голенища.
- Ничего, Богъ дастъ, поправится, утѣшала товарку Анфиса.- Въ нутрѣ у ней болѣзнь, нутро у ней жжетъ - вотъ чернота-то наружу и выходитъ.
- Гдѣ поправиться, коли ужъ даже и не узнаетъ никого! Просто руки опускаются... Не знаю, что и дѣлать... Вѣсточку о ней свекрови подать въ деревню, что вотъ больна? Письмо отписать, что-ли?
- Да что-же зря-то писать! Вотъ сходимъ еще разъ къ ней, навѣстимъ, да ежели не будетъ ей лучше, такъ тогда и напишешь. А такъ писать - только пугать.
- Умретъ, безпремѣнно умретъ... твердила Арина.
- Эхъ, дѣвушка! мрачно вздохнула скуластая Фекла! - всѣмъ намъ умереть, такъ и то едва-ли не краше будетъ. Ну, какая наша жизнь?!
Возвращаясь изъ больницы на постоялый дворъ, женщины шли мимо мелочныхъ лавочекъ и булочныхъ съ выставленными на окнахъ куличами, пасхами, крашеными яйцами. На улицахъ уже сновалъ праздничный народъ, таща домой купленную въ лавкахъ провиз³ю для розговѣнья: куски буженины на мочалкѣ, ватрушки съ брусничнымъ вареньемъ, пасхальныя яства. Попадались уже и пьяные. Праздничная суетня была въ полномъ разгарѣ. Это напоминало и женщинамъ, что имъ нужно приготовиться къ празднику, дабы встрѣтить его и обычаямъ.
- Какъ хотите, дѣвушки, а ужъ безъ творожку и ситнаго хлѣба сегодня ночью нельзя. Надо будетъ на всю братью и яичекъ красныхъ хоть десяточекъ купить. Вѣдь мы все-таки христ³ане, начала Анфиса..
- Да, да... творожку... Пасхи-то готовыя, поди, дороги, такъ мы сами пасху сладимъ на постояломъ, подхватила Фекла.- Руками сбить творогъ въ горку - вотъ и пасха. Ночью снесемъ ее къ церкви и освятимъ, а потомъ и разговѣемся. Вотъ Богу на свѣчку также надо.
- Хватитъ-ли только у насъ денегъ-то на все на это? усумнилась Арина.
- Да ужъ не хватитъ, такъ заложиться надо, а безъ того, чтобы разговѣться, нельзя, отвѣчала Анфиса.- Вотъ развѣ что на второй день Пасхи не хватитъ, а на первый то хватитъ. Чего торопиться закладываться! Намъ ежели по гривеннику сложиться - вотъ и розговѣнье.
- Ну, не скажи. Ночью послѣ заутрени надо будетъ у хозяйки и убоинки спросить, сказала Фекла.- Завтра въ обѣдъ хоть щецъ у ней похлебать.
- Вотъ развѣ убоинка да щи-то... Ну, ей и заложимъ чей-нибудь армячишко, коли ежели не хватитъ.
Придя на постоялый дворъ, Анфиса начала дѣлать сборъ на розговѣнье. Девять женщинъ дали по гривеннику и образовалось девяносто копѣекъ. Хозяйка, увидавъ сборъ, просила, чтобы творогъ, ситникъ и яйца не брали въ лавкѣ и предложила всѣ эти припасы, имѣющ³еся у нея на постояломъ дворѣ.
- Вотъ вамъ пасочку за двугривенный, вотъ вамъ два десятка яичекъ за сорокъ копѣекъ, а вотъ на остальные тридцать копѣекъ и ситнику дадимъ, сказала она, подавая пасху на дощечкѣ и отсчитывая яйца.- По крайности все-таки тамъ и покупаете, гдѣ на квартирѣ стоите.
- Да что-жъ ты за яйца-то дорого? возражали женщины.- Теперича ежели эти яйца у насъ въ деревнѣ...
- Такъ въ деревню и ступай, а здѣсь Питеръ.- За моремъ телушка полушка, да провозъ дорогъ. Ужъ я и такъ съ васъ не дороже, какъ въ мелочной лавочкѣ за все беру. Сунься-ка въ мелочную лавочку, попробуй.
Пришлось согласиться. Женщины взяли отъ хозяйки пасху, яйца и ситникъ, и поставили все это до заутрени на полку около печи и покрыли чистымъ платкомъ. Къ вечеру праздникъ сказывался все шире и шире. Запахло жаренымъ. Хозяйка и стряпуха начали запекать въ печи два окорока ветчины, хозяинъ затеплилъ у образовъ лампады. Арина и демянск³я женщины посчитали деньги и стали сбираться въ баню.
- Хоть-бы полы мнѣ подмыли до бани то, что-ли, сказала имъ хозяйка:- а я-бы вамъ за это обмылочки прожертвовала. Въ баню-то еще успѣете сходить.
Просить долго не пришлось. Женщины тотчасъ-же схватили ведра и мочалки, и полы были вымыты.
- Ну, вотъ спасибо, ну вотъ за это умницы,- благодарила хозяйка.- А принесете мнѣ изъ бани вѣнички, такъ я самоваромъ васъ угощу, только чаю съ сахаромъ купите. Вѣники покупать будете, а выпаритесь, такъ куда вамъ съ ними! А намъ по хозяйству пригодятся.
- Хорошо, хорошо,- говорили женщины и начали между собой дѣлить обмылки, оставш³еся отъ поломойничества, разрѣзая ихъ на еще болѣе маленьк³е кусочки.
Вернувшись подъ вечеръ изъ бани и принеся хозяйкѣ пять вѣниковъ, онѣ пили чай въ ожидан³и праздника и опять считали деньги.
- Почти по семи копѣекъ на сестру пришлось, чтобы въ баню-то сходить,- разсуждали онѣ.
- А только и бани-же здѣсь въ Питерѣ, дѣвушки! Рай красный! говорила Фекла, вся пунцовая отъ бани.- Воды горячей сколько хочешь, пару много. Одно вотъ только, что тѣсно.
При счетѣ денегъ опять слышался шепотъ: "дотянемъ-ли? хватитъ-ли"?
- Богъ дастъ, дотянемъ какъ-нибудь, утѣшала Анфиса.- Разносолы-то вѣдь ужъ всѣ куплены. Въ баню тоже сходили...
- У меня еще, кромѣ своихъ, Акулинушкиныхъ денегъ тридцать восемь копѣекъ есть, похвасталась Арина.- Коли ежели что, такъ я ихъ потратить могу, а потомъ при заработкѣ ей отдамъ.
- У тебя, Марья Власьевна, сколько? спрашивала Фекла демянскую молодую бабенку всю въ веснушкахъ.
Та стала считать мѣдныя деньги и разсыпала ихъ.
- Хватитъ... слышалось опять у женщинъ.- Даже до четвертаго дня хватитъ, а на четвертый день вѣдь ужъ можно и на тряпичный дворъ на работу, ежели насчетъ распиловки дровъ у насъ дѣло не сладится.
- Хватитъ... ободряли себя Фекла и Анфиса,- вѣдь только завтра разносольничать-то будемъ, а на второй день Пасхи опять сожмемся.
Напившись чаю, женщины въ ожидан³и праздника побродили по улицѣ, по двору и, вернувшись въ комнату, прилегли кто въ уголкахъ на полу, кто на лавкахъ.
- Тятенька у насъ тоже теперь въ деревнѣ съ заутрени собирается, поди... вспомнила Арина и тяжело вздохнула.- Церковь-то отъ насъ въ четырехъ верстахъ... Я тоже, бывало, всегда съ нимъ вмѣстѣ къ заутрени ходила. У насъ въ заутреню-то костры вокругъ церкви жгутъ и бочки смоленыя... Весело таково... Крестный ходъ... А мамка всегда дома съ ребятишками... стряпушничаетъ. Есть-ли только что нынче стряпушничать-то!... Уѣхали мы, такъ какъ было голодно! Страсть какъ голодно... Вѣдь вотъ въ Питеръ-то ѣдучи думала, что какъ, молъ, пр³ѣду, такъ сейчасъ у хозяевъ заберу два рубля задатку и пошлю имъ на праздникъ, а вотъ вышло такъ, что и гроша мѣднаго послать не изъ чего. Ругаютъ теперь, поди, меня въ деревнѣ, страсть какъ ругаютъ.
Въ это время на ближайшей колокольнѣ раздался первый ударъ колокола къ заутрени, Женщины поднялись и стали креститься.
Арина, Анфиса, Фекла и еще двѣ демянск³я женщины стали собираться къ заутрени. Анфиса снимала съ полки пасху, яйца и хлѣбъ, чтобы нести ихъ къ церкви святить. Женщины, которыя порѣшили не идти въ церковь, совали ей по копѣйкѣ на м³рскую свѣчку.
Около церкви такъ и гудѣлъ народъ, пришедш³й святить пасхальныя яства. Все это освѣщалось тыс