Лейкин Николай Александрович - На заработках

нфисой, пообѣдали вмѣстѣ съ демянскими женщинами и ушли къ Андрею.

   - Не забывайте насъ! кричали имъ демянск³я женщины.

   - Да вѣдь подъ бокомъ у васъ пилить-то будемъ. Заходите и къ намъ, отвѣчала Арина.

  

  

   Новая маленькая артель, состоящая изъ Андрея, Арины и Аграфены, заработала съ особымъ рвен³емъ. Дрова вытаскивали изъ воды они всѣ вмѣстѣ, пилили ихъ и кололи, мѣняясь въ работѣ. Андрей сложилъ для дѣвушекъ второй шалашъ, тщательно окопалъ снизу маленькимъ валомъ, на крышу наложилъ пластины дерну. Дѣвушки сложились и купили желѣзный чайникъ. Работа шла настолько успѣшно, что можно было позволить себѣ нѣкоторую роскошь и пить чай каждый день. Явилось нѣкоторое хозяйство, Около двухъ шалашей (Андрей спалъ въ одномъ шалашѣ, дѣвушки въ другомъ), всегда можно было видѣть деревянное лукошко съ чайными чашками, ведро, котелокъ, чайникъ и прислоненную метлу. Мѣсто около шалашей дѣвушки держали чисто и подметали. Тутъ-же стояли удочки. Артель, отработавшись, каждый день удила рыбу. Рыба попадалась мелкая, но все-таки служила хорошимъ добавлен³емъ къ пищѣ. Отъ шалаша къ шалашу была протянута веревка и на ней сушились выстиранныя полотенца съ шитыми концами, рубахи. Видна была домовитость. Изъ кумачевой тряпицы отъ старой рваной рубахи Андрей сдѣлалъ даже подоб³е флага и воткнулъ его на полѣнницахъ дровъ надъ шалашами. Тутъ-же поставилъ онъ вертушку изъ щепокъ, которая вертѣлась при вѣтрѣ. Погода становилась теплѣе, вешнее солнце пригрѣвало сильнѣе и сильнѣе, по ночамъ все еще было иногда холодно, но утренники были уже слабѣе и зябнуть особенно сильно не приходилось. Увеличилась и задѣльная плата. Дня черезъ два послѣ того, какъ огородникъ переманилъ на огородъ человѣкъ пятнадцать пильщицъ, рабоч³е отправились къ прикащику и стали просить прибавки къ задѣльной платѣ. Прикащикъ видѣлъ, что народъ убывалъ съ работы. Кромѣ огорода рабоч³е уходили и на кирпичные заводы, гдѣ уже начиналась работа, такъ какъ земля уже оттаяла и можно было свободно рыть глину. Прикащику ничего не оставалось, какъ прибавить къ задѣльной платѣ за пилку дровъ по пятачку за сажень, что онъ и сдѣлалъ. Выгрузка дровъ осталась въ прежней цѣнѣ. По случаю прибавки, у дровъ среди рабочихъ явилось ликован³е. Мужики запили съ радости и пропили цѣлый день. Тѣ, которые пилили вмѣстѣ съ женами или съ любовницами, подставили своимъ подругамъ подъ глазами синяки. Андрея тоже нѣсколько разъ тянули на деревню въ кабакъ, но онъ не пошелъ съ мужиками. Прибавку-же задѣльной платы все-таки пожелалъ чѣмъ-нибудь отпраздновать - сходилъ на деревню, купилъ пару пива и роспилъ ихъ около шалашей съ своими товарками. Арина и Аграфена не могли отказаться отъ пива и выпили по чайной чашкѣ, спрыснувъ прибавку. Теперь уже артель, имѣя собственные, принадлежащ³е Андрею пилу и топоръ, получала по тридцати пяти копѣекъ за каждую распиленную сажень дровъ въ три съ половиной аршина длиннику и при неустанной работѣ могла зарабатывать по восьмидесяти копѣекъ въ день. Были дни, когда они считали, что заработали и по рублю.

   Андрей, Арина и Аграфена жили согласно, не ссорясь. Андрей по своему ухаживалъ за Ариной, оставаясь съ ней на единѣ пощипывалъ ее, похлопывалъ по плечу и по спинѣ, цѣловалъ иногда, но, какъ сообщала Арина своей товаркѣ Аграфенѣ, "не озорничалъ". Арина, сидя разъ съ нимъ наединѣ, спросила его:

   - Ты что-жъ это все ластишься-то ко мнѣ? Свататься будешь, что-ли?

   Андрей помолчалъ и отвѣчалъ:

   - Дай срокъ до осени дожить. Пр³ѣдемъ въ деревню по осени, поговорю съ стариками, такъ и сватовъ зашлю.

   Арина тоже подумала и сказала:

   - Сватами послѣ посватаешь, а ты теперь сватай, коли я тебѣ люба.

   - Люба-то, люба, ты дѣвка ладная, работящая, да заковычка одна есть.

   - Какая такая заковычка? Изъ богатаго дома будешь невѣсту брать, такъ изъ богатаго дома за тебя не отдадутъ, потому вѣдь и вашъ домъ ослабши.

   - Другая есть заковычка.

   - Врешь. Никакой заковычки быть не можетъ. А коли есть, то говори скорѣй, какая. А то зачѣмъ-же ты меня дразнишь!

   - Жреб³й солдатск³й мнѣ въ ноябрѣ вынимать - вотъ въ чемъ заковычка. Двое насъ у отца. Я, да братъ подростокъ. Не выну солдатскаго жреб³я или освободятъ меня - ну, тогда зашлю сватовъ, а пойду въ солдаты, такъ какое-же сватовство!

   Арина задумалась. Глаза ея сдѣлались влажны. Андрей обнялъ ее и спросилъ:

   - Неужто я тебѣ такъ любъ?

   - Кабы не любъ былъ, такъ и не говорила-бы. А-то вѣдь я безъ стыда, прямо... Ты думаешь, легко это дѣвушкѣ!

   Черезъ минуту Арина прибавила:

   - Ты все-таки посватайся. Тогда ужъ я тебя женихомъ считать буду.

   - Да какъ-же свататься-то... А вдругъ солдатъ?

   - Что-жъ такое? Буду и я солдаткой. Вашему-же дому польза, вамъ-же работницей буду. Тебя дожидать въ деревнѣ стану.

   - Нѣтъ, Арина, такъ не подходитъ. Не буду я въ домѣ, мои старики съѣдятъ тебя. Да и вернусь-ли изъ солдатчины-то? Не попаду въ солдаты - моя ты желанная и тогда пойдемъ подъ вѣнецъ.

   Арина опять помолчала. Андрей гладилъ ее рукой по спинѣ.

   - Оставь. Тогда нечего мнѣ съ тобой и вязаться, отстранила она его руку и отодвинулась.

   - Отчего-же не вязаться? Миловаться будемъ по прежнему: Вѣдь ужъ къ Рождествуто все скажется и будетъ извѣстно. Не попаду въ солдаты - поженимся; попаду - поплачемъ и разойдемся, говорилъ Андрей.

   - Шутка до Рождества ждать и все миловаться! Нѣтъ, надо покончить, отвѣчала Арина.

   - А хочешь покончить, такъ стало быть не любъ я тебѣ.

   - Изъ-за того-то и надо покончить, что любъ.

   Онъ опять подсѣлъ къ ней. Она обняла его и заплакала.

   - Я, Андрей, грѣха боюсь. Все мы вмѣстѣ, вмѣстѣ - вѣдь можетъ и грѣхъ случиться, прошептала она.- А я не хочу такъ-то... Какъ я тогда тятенькѣ съ маменькой глаза покажу? Они меня со свѣта живутъ.

   Андрей опѣшилъ, опустилъ руки и молчалъ, но черезъ нѣсколько времени сказалъ:

   - Ну, грѣхъ случится, такъ тогда прикроемъ. Не погнушаешься солдаткой быть, такъ будь. Одно вотъ: старики мои...

   - И отъ стариковъ твоихъ всякую напасть снесу...

   - Ну, коли такъ - ладно.

   - Сватаешься? весело взглянувъ на Андрея, спросила Арина.

   - Да ужъ сватаюсь, сватаюсь - ну, тя въ болото! Экая вѣдь ты дѣвка какая ладная и ласковая. Никакихъ словъ супротивъ тебя говорить невозможно, отвѣчалъ онъ и притянулъ къ себѣ Арину, но тотчасъ встрепенулся и сталъ подниматься съ земли.

   Изъ-за полѣнницъ дровъ выходила Аграфена. Она ходила въ мелочную лавочку на деревню и возвращалась съ хлѣбомъ и крупой для варева.

  

  

   Арина и Аграфена хоть и отдѣлились отъ демянскихъ женщинъ, но работали невдалекѣ отъ нихъ и часто видѣлись съ ними. Артель демянскихъ женщинъ еще болѣе убавилась. Послѣ ухода Арины и Аграфены въ артели осталось семь работницъ, но вскорѣ покинула артель и новоладожская Федосья, встрѣтившись со своими новоладожскими земляками, и принялась работать вмѣстѣ съ ними. Федосья покинула демянскихъ товарокъ изъ-за выгоды. У новоладожскихъ ея земляковъ были свои двѣ пилы и три топора, а при своихъ пилахъ заработка на пятачокъ съ сажени больше. Компан³я земляковъ состояла изъ двухъ мужчинъ и одной женщины - стало-быть, одна пила была у нихъ свободная. Вслѣдъ за Федосьей отдѣлились отъ демянской артели еще двѣ женщины. Ушли онѣ поссорившись. Анфиса, таская дрова изъ холодной воды, сильно простудилась и у ней сдѣлалась ломота въ ногахъ. Захворавшая Анфиса не могла уже работать такъ, какъ прежде, а между тѣмъ заработки дѣлились поровну по настоян³ю Феклы. Двѣ женщины изъ артели воспротивились этому, поругались съ Феклой и ушли. На скопленныя деньги онѣ купили пилу и топоръ на деревнѣ и стали пилить отдѣльно.

   А Анфиса расхварывалась все больше и больше. Были дни, когда она еле могла ходить, до того ослабли ея ноги. Она мазала ихъ керосиномъ съ дегтемъ, выставляла на солнце, но ноги не поправлялись. Въ особенности боли были сильны по ночамъ. Ее то и дѣло била лихорадка. Отъ лихорадки и ломоты лечилъ ее одинъ старикъ-пильщикъ, работавш³й тутъ-же на рѣкѣ. Кромѣ натиран³я керосиномъ и дегтемъ, старикъ поилъ Анфису настоемъ изъ ивовой коры, которую заваривалъ въ чайникѣ какъ чай. Анфиса пила ивовый настой, но безъ пользы. Арина очень часто навѣщала ее, Анфиса вздыхала и говорила:

   - Вотъ бѣда-то стряслась! Застудилась и поправиться не могу.

   - Въ баньку-бы тебѣ, Анфисушка, гдѣ-нибудь въ деревнѣ попроситься. Баня очень помогаетъ, совѣтовала ей Арина.

   - И то ужъ, милая, думаю. А то, вѣришь-ли, моченьки моей нѣтъ. Говорятъ, въ субботу у лавочника будутъ топить, такъ онъ за гривенникъ пускаетъ попариться.

   Пришла суббота. Анфису Фекла сводила въ баню, но съ бани на другой день ей сдѣлалось еще хуже. Хоть и закутали ее на ночь во всѣ имѣвш³еся у женщинъ армяки и полушубки, но ночь ей все-таки пришлось провести на сырой землѣ. Утромъ въ воскресенье она даже почти и подняться не могла. Въ одной ногѣ у ней сдѣлалось нѣчто въ родѣ паралича. Въ общемъ упадокъ силъ былъ полный. Товарки ея не знали, что дѣлать съ ней, и забѣгали по сосѣднимъ пильщицамъ, созывая ихъ на совѣтъ. Вокругъ Анфисы, сидѣвшей на землѣ, прислонившись спиной къ мокрымъ дровамъ, стояли сосѣдн³е пильщицы и пильщики и разсуждали.

   - На деревнѣ ей гдѣ-нибудь квартиру нанять. Отлежится въ теплѣ, такъ, можетъ статься, ей и полегчаетъ, говорилъ косматый мужикъ.

   - Ложись въ избу на деревню, поддакивалъ другой широкобородый мужикъ.- Тепло все поправитъ. А то шутка-ли, здѣсь какое сырое мѣсто!

   - Деньги-то, умница, у тебя есть-ли, чтобъ въ избѣ уголъ нанять и пропитаться? спрашивала Анфису рябая баба.

   Анфиса хотѣла что-то сказать, но только застонала.

   - Как³я деньги! отвѣчала за нее Фекла.- Больше недѣли уже не работаетъ. Раньше были у ней деньги, да шесть рублей въ деревню послала.

   - Ну, заложиться... Есть-ли у тебя, болѣзная, чѣмъ заложиться? приставали къ Анфисѣ друг³я бабы, но Анфиса только стонала.

   - Армякъ есть сермяжный, душегрѣя есть, да вѣдь что за армякъ-то дадутъ! сказала Фекла.

   - Все равно, что-нибудь дадутъ. Ей-бы только до избы, да около печки... слышались совѣты.- Продай армякъ и найми ей уголъ, товарка. Время къ теплу теперь близится. На что ей армякъ? Армякъ самое лучшее заложить. Будетъ съ нея и душегрѣйки.

   - И то развѣ армякъ продать да попытаться нанять ей уголъ въ деревнѣ? Кормить-то ужъ какъ нибудь прокормимъ, товарка вѣдь она наша, да землячка, изъ одного мѣста, отвѣчала Фекла и задумалась.

   - Конечно, нанимай уголъ въ деревнѣ, подхватили друг³я демянск³я женщины.- А насчетъ хлѣба прокормимъ. Много-ли ей надо! Да и не ѣстъ она ничего.

   Кто-то подалъ совѣтъ везти Анфису въ больницу. Совѣтъ этотъ поддержали довольно мног³е, но Фекла рѣшила нанять Анфисѣ покуда уголъ на деревнѣ.

   Она отправилась на деревню, обошла нѣсколько избъ, но тамъ мужики и бабы, узнавъ что жилица больная_; окончательно отказывались пустить ее въ избу. Фекла обѣгала всѣ избы и вездѣ получила отказъ. Печальная вернулась она къ своимъ шалашамъ и сказала товаркамъ:

   - Дѣлать нечего, придется Анфисушку въ больницу везти. Нигдѣ въ избы больную не хотятъ взять. Ужъ я какъ молила - ни-ни...

   Товарки грустно молчали.

   Фекла наклонилась къ Анфисѣ и произнесла:

   - Анфисушка, не обезсудь, а ужъ надо тебя въ больницу свезти. Живаго мѣстечка я на деревнѣ не пропустила, вездѣ обѣгала, просивши, чтобы тебя пожить пустили,- нигдѣ не пускаютъ. Прости, а ужъ надо въ больницу.

   - Охъ, хоть куда хотите ведите, а только-бы въ тепломъ углу отлежаться.

   Фекла и друг³я демянск³я женщины начали собираться везти Анфису въ больницу. Онѣ попробовали ее поднять съ земли, но оказалось, что она и стоять на ногахъ не могла, а между тѣмъ до пароходной пристани, откуда на пароходѣ надо везти въ больницу, двѣ версты ходьбы. У демянскихъ женщинъ и руки опустились.

   - Что тутъ дѣлать? Какъ она пойдетъ? разводила руками Фекла.

   Пришли опять сосѣдн³е пильщики и пильщицы и стали совѣтываться что тутъ дѣлать. Одни говорили, что надо нанять на деревнѣ телегу, друг³е предлагали нести на рукахъ.

   - Дѣло! Понесемъ на рукахъ... Порадѣемъ для товарки. Телѣгу надо нанимать на деревнѣ, а мы порадѣемъ даромъ. Мы вотъ что... Мы сдѣлаемъ изъ, рогожнаго куля носилки и понесемъ! закричалъ, Андрей.

   Предложен³е было принято. Сейчасъ-же былъ купленъ куль въ лавочкѣ на деревнѣ, въ него продѣли колья, сдѣлали носилки, посадили на нихъ Анфису и понесли на пароходную пристань. Мужики несли Анфису поперемѣнно, а потому сзади носилокъ слѣдовала цѣлая толпа. Сопровождать Анфису въ больницу поѣхали Фекла и Арина.

   Анфиса была очень слаба. Сидя на носилкахъ, она стонала и крестилась.

  

  

   Только къ вечеру вернулись изъ больницы на Тосну Арина и Фекла. Вернулись онѣ усталыя, измученныя. Дабы не тратить денегъ на пароходъ, вернулись онѣ изъ больницы пѣшкомъ, пройдя около двадцати верстъ..

   Мужики и бабы тотчасъ-же собрались вокругъ нихъ, и стали распрашивать о судьбѣ Анфисы. По случаю воскресенья мног³е мужики были пьяны, были и подгулявш³я женщины.

   - Ну, что? Какъ? задавали всѣ вопросы.

   - Смучились мы съ ней, совсѣмъ смучились. Истинно божеское наказан³е! начала Арина.

   - Постой, Ариша, я разскажу, перебила ее Фекла.- До того смучились, бабоньки, что даже ужъ и сами всплакнули не разъ. Сняли ее съ парохода, а больница-то, оказывается, отъ пристани далеко. Идти она не можетъ, подъ руки вести тоже нельзя - сами видѣли, какая она, даже переступать ей не въ моготу,- а подводъ у пристани нѣтъ. Вѣдь въ селѣ это, а село,- не Питеръ, извощики на улицѣ не стоятъ. Что тутъ дѣлать? Попробовали ее сначала подъ руки волочь - куда! - ноги что твои плети, Арина взяла за ноги, но развѣ такъ далеко пронесешь? И хоть бы намъ носилки-то рогожныя для нея съ собой взять, а то и того нѣтъ. Положили мы ее у пристани на улицѣ, сѣли сами около нея и плачемъ. А народъ сегодня праздничный, пьяный, собрался около насъ да такъ и гудитъ. Сидимъ, ревемъ...

   - Зато для Бога поработали. Отъ Бога за это ой-ой какъ воздастся! заговорилъ выпивш³й мужикъ и заигралъ на гармон³и.

   - Постой, Вавило, постой. Дай послушать. Чего ты чудишь-то зря! остановили его.- Ну, такъ какъ же, землячки, вы съ ней?

   - Пришлось подводу искать, отвѣчала вмѣсто Феклы Арина.- Проревѣлись мы и говоримъ: надо подводу искать. Оставила я съ Анфисушкой Феклу и пошла по дворамъ за подводой. Да вѣдь не везутъ... Всѣ гуляютъ... Наконецъ выискался одинъ мужичекъ за два двугривенныхъ...

   - Два двугривенныхъ? Матушки! Да вѣдь это больше сажени дровъ надо напилить и расколоть!- воскликнула какая-то баба.

   - Ничего не подѣлаешь, дѣвушка... И плачешь да даешь,- продолжала Арина.- Пр³ѣхала я съ подводой, положили мы Анфисушку на телѣгу, повезли. Ни сѣнца, ни соломки... Дорога трясучая... Голова у ней о телѣгу стучитъ... Сама она стонетъ...

   - Воздастся...- пьянымъ голосомъ опять прохрипѣлъ мужикъ.

   - Брось, Вавило. Ну, чего ты! - снова остановили его.

   Продолжала разсказъ ужъ Фекла, перебивъ Арину.

   - Веземъ шагомъ, а она-то стонетъ! А мѣсто не близкое... Съ полъ-часа везли. Сердце такъ и надрывается. "Скоро-ли"? спрашиваемъ. "А вонъ домикъ стоитъ". Привезли - не принимаютъ, мѣстовъ нѣтъ. Ахъ, ты Господи! Опять завыли. А мужика-то съ подводой отпустили, потому думали, что сейчасъ вотъ и примутъ Анфисушку. Лежитъ это она у насъ около воротъ больницы, а сами мы сидимъ и плачемъ. Вышелъ какой-то баринъ изъ воротъ - мы ему въ ноги. "Нельзя, говоритъ мѣстовъ нѣтъ". Плачемъ. Какъ ее тащить? Куда? Изъ окошка на насъ смотрятъ. Вышла барыня. Мы ей опять въ ноги... "Такъ и такъ, говоримъ... Явите божескую милость"... Покачала она головой, пожалѣла, ушла. "Сейчасъ, говоритъ, я спрошу". Плачемъ... Выходятъ два барина и барыня - мы илъ опять въ ноги... Стали они промежъ себя разговаривать тихо, спросили паспортъ Анфисинъ посмотрѣли ее, разспросили откуда, гдѣ работала, и мы ревемъ.

   - Ну, и взяли наконецъ? спрашивали слушавш³е.

   - Постой. Нѣтъ, и на этотъ разъ не взяли, ушли. А мы сидимъ и плачемъ, стала разсказывать Арина.- Сидимъ такъ съ часъ. Выходятъ опять и при нихъ ужъ еще барыня. "Куда-же вы, говоритъ, ее теперь дѣнете?" А мы и говорить не можемъ. Плачемъ!.. Пошептались они и говорятъ: "ну, говорятъ, тащите ее на дворъ къ крыльцу, гдѣ-нибудь положимъ". Мы имъ опять въ ноги.

   - И какъ-же Анфисушка умаялась за дорогу, такъ просто жалость! воскликнула Фекла.- Даже языка лишилась. Мы ей: "ну, прощай, землячка... Дай Богъ тебѣ счастливо"... А она хотѣла что-то сказать, а сама: "мя-мя"... Попрощались мы съ ней, сунули ей по гривеннику на булку и ушли.

   - Армякато хватитъ-ли ейнаго, ежели продать? Поди, страсть что издержали? спрашивала Феклу демянская товарка Анфисы.

   - Гдѣ хватить! Рубль тридцать пять копѣекъ издержали, а за армякъ ейный никто и рубля не дастъ. Армякъ рваный.

   Арина пошла съ своимъ шалашамъ въ сопровожден³и Аграфены.

   - А тебѣ, Аринушка, радость. Письмо тебѣ изъ деревни пришло, сказала ей Аграфена.- Андрей ходилъ на почту деньги посылать въ деревню и получилъ.

   - Ну?! радостно воскликнула Арина.- Что пишутъ? Вы читали? заговорила она быстро.- Не даромъ-же я, дѣвушка, во снѣ собаку видѣла.- Собака - это всегда къ письму.

   - Андрей читалъ, да трудно разобрать. Онъ сегодня былъ выпивши немного. Ходилъ на деревню на почту, такъ мужики затащили его въ кабакъ.

   - То-то его не видать.

   - Спитъ онъ. Отоспится, такъ, можетъ быть, и лучше разберетъ.

   Андрея онѣ дѣйствительно застали спящимъ. Онъ лежалъ подъ шалашомъ внизъ лицомъ и изъ подъ шалаша торчали его ноги въ новыхъ сапогахъ. Арина не утерпѣла и тотчасъ-же разбудила его.

   - Давай скорѣй письмо, Андрюша, давай...

   Андрей проснулся, вылѣзъ изъ-подъ шалаша и почесывался. Арина взяла у него письмо, попробовала разбирать писанное, но ничего не разобрала.

   - Горе мое, дѣвушка, что вотъ я по писанному читать не могу, сказала она Аграфенѣ.

   - Зажигайте костеръ, да кипятите воду для чаю! командовалъ имъ Андрей.- Будемъ пить чай, такъ за чаемъ прочту.- Смерть башка трещитъ. Авось, хоть чаемъ отопьюсь. Сманили меня мужики въ кабакъ - ну, и выпилъ, прибавилъ онъ, покрутилъ головой, зѣвнулъ и опять повалился на землю внизъ лицомъ.

   - Да прочти ты мнѣ письмо-то! крикнула ему Арина.

   - Прочту. Надъ нами не каплетъ. Ладьте чай, а я къ тому времени поотлежусь, пробормоталъ Андрей и сталъ потягиваться.

  

  

   На берегу весело горѣлъ костеръ, кипятя воду въ желѣзномъ чайникѣ, подвѣшанномъ на трехъ кольяхъ. Около костра сидѣли Арина и Аграфена. Тутъ-же помѣщался на чуркѣ и Андрей. Онъ былъ безъ картуза и съ всклоченной головой и все еще не могъ окончательно разгуляться отъ сна и позѣвывалъ. Всѣ приготовлялись читать письмо изъ деревни, которое вертѣла въ рукахъ Арина, жаждавшая съ нетерпѣн³емъ узнать, что ей пишутъ отецъ и мать. Наконецъ она не вытерпѣла и крикнула:

   - Да читай-же, Андрей, письмо! Ну, что ты идоломъ-то сидишь!

   - Дай малость разгуляться, отвѣчалъ Андрей.- Вотъ чашечку чайку выпью, разгуляюсь и прочту. Заварила чай-то - ну, и наливай. Чего его кипятить-то!

   Арина налила чашки чаемъ. Андрей выпилъ, опять зѣвнулъ, вздохнулъ и принялся разбирать письмо.

   - Первое понятно, а что дальше - разобрать трудно, сказалъ онъ.

   - Да ужъ читай. Втроемъ-то какъ-нибудь разберемъ, торопила его Арина.

   Андрей прочелъ:

   - "Любезной дочери нашей Аринѣ Гавриловнѣ отъ родителевъ твоихъ Гаврилы Матвѣича и Анны Савишны... и шлемъ низк³й поклонъ и посылаемъ родительское благословен³е на вѣки нерушимое...- вотъ тутъ опять не яственно, пробормоталъ онъ, остановившись.

   - Пишутъ-ли, по крайности, что деньги-то отъ меня получили? спрашивала Арина.

   - Постой... "А что до телушки"...

   - Есть, есть у насъ телушка... подсказала Арива. - Корову послѣ масляной продали, а телушку оставили. То-есть она уже не телушка, а огулявшись, но мы ее такъ только называли. Отелилась она, что-ли? Да нѣтъ, рано ей отелиться. Ей телиться въ концѣ мая.

   - "А что до телушки, продолжалъ Андрей и опять остановился.- А что до телушки, то она сказала...

   - Кто: сказала? Что ты врешь! Нешто телушка можетъ говорить? улыбнулась Аграфена.

   - Чернила-то ужъ так³я въ письмѣ, что и самъ писарь по нимъ не разберетъ. Слѣпо.

   - Ну, гдѣ-же въ деревнѣ лучшихъ-то взять. Слава Богу, что так³я есть, оправдывала Арина.

   - "Яловая"... прочелъ Андрей и сообразивъ, продолжалъ:- "А что до телушки, то она оказалась яловая"...

   - Господи ²исусе! Да какъ-же это могло случиться?! Все говорили, что стельна, стельна - и вдругъ... Что-нибудь да не такъ... проговорила Арина.

   - Нѣтъ, такъ... А что до телушки, то оказалась яловая, и мы ее продали лавочнику... Продали лавочнику и купили"...

   - Новую корову купили? удивлялась Арина.- Да на как³я деньги имъ купить-то?

   - "И купили сѣмена для полосъ"...

   - Ахъ, на телушкины деньги купили у лавочника сѣмена. Ну, такъ... А только какъ-же это такъ телушка-то!..

   - Бываетъ... поддакнула Аграфена. - Это отъ злыхъ людей, отъ порчи... Кто-нибудь по злобѣ испортилъ. У насъ у старосты въ прошломъ году тоже корова вотъ такъ-то: думали - стельна, зиму кормили, анъ оказалась яловою. Узнали потомъ, кто и испортилъ. Филиппъ Кривой... Староста у него овецъ за недоимки со двора свелъ, и онъ на него по злобѣ и испортилъ ему корову.

   - Кто-бы у насъ-то могъ испортить? Мы живемъ безобидно, не ссоримся... недоумѣвала Арина, покачала головой, слезливо заморгала глазами и прибавила: - Вотъ ужъ подлинно: гдѣ тонко, тамъ и рвется! Ни съ кѣмъ мы, кажись, не ссорились... Ну, годъ! На что имъ теперь корову купить?!

   - Ты моли Бога, что хоть съ сѣменами-то они теперь стали, перебила Арину Аграфена.

   - Ахъ, дѣвушка! Да вѣдь телушку-то жалко!: Ну, читай, Андрей...

   - "И посѣялись... но сухо и дождей нѣтъ... такъ что мо... такъ что молоть... Нѣтъ, не молоть... такъ что молебствовать сбираемся м³ромъ"...

   - Ну, скажи на милость! Тамъ дождей нѣтъ, а здѣсь съ одного дожди... сказала Аграфена.- Просушиться не можемъ - вотъ до чего дожди.

   - "А за два рубля тебѣ, любезная дочь наша, спасибо"...

   - Какъ за два рубля?! Да вѣдь я имъ семь послала! воскликнула Арина.- Сначала два, а потомъ пять...

   - Пять-то рублей, должно быть, еще не получали. Далеко вѣдь отъ насъ почта-то, сказалъ Андрей и продолжалъ:- ..."дочь наша, спасибо, но этихъ денегъ мало и ты разсорь..! разсорься"... Нѣтъ, не разсорься... "Разсто... разса"... Разсада, что-ли?

   - Про капустную разсаду, должно быть, что-нибудь? У насъ дѣйствительно за баней три грядки капусты сажаютъ. Лавочникъ разсаду выведетъ, у него покупаютъ и сажаютъ.

   - Нѣтъ, нѣтъ, не разсада... Другое слово, отвѣчалъ Андрей.- "И ты разстарайся" - вотъ что... И ты разстарайся и пришли еще рублевъ восемь"...

   - Да откуда-же я ихъ возьму? что здѣсь деньги-то на землѣ валяются, что-ли? обиженно заговорила Арина.

   - Да вѣдь не получали они еще пять-то рублей... Получатъ и удовлетворятся. "Еще рублевъ восемь на корову. Тогда довольно будетъ. А безъ коровы невозможно... А на Пасхѣ у насъ... пьяные... коровы"... Нѣтъ, не коровы... "А на Пасхѣ у насъ пьяные проходили деревней и у сосѣдей ригу зажгли отъ трубокъ, такъ что "наша баня погорѣла"...

   - Вотъ наслан³е-то! заговорила Арина и заплакала.

   Чтен³е письма прервалось. Андрей началъ пить чай. Арина отъ горя не дотрогивалась до чаю. Андрей утѣшалъ ее, говоря:

   - Ну, чего ревешь-то? Дѣло Божье... Да и на что имъ лѣтомъ баня? Можно и въ рѣчкѣ помыться, сосѣди въ баньку свою пустятъ, ну, а къ зимѣ, Богъ дастъ, построятся.

   Напившись чаю, онъ, хотя съ трудомъ, но дочиталъ и окончан³е письма. Дальше въ письмѣ стояло слѣдующее:

   "А насчетъ упокойницы Акулины сообщили въ домъ, что померла. И всѣ очень убивались и плакали, и продали пѣтуха и служили панихиду по ейной душѣ. А ребенокъ ейный здоровъ и просятъ они насчетъ армяка ейнаго и одежи, чтобъ прислали съ оказ³ей. У нихъ очень голодно въ дому, такъ что еще хуже насъ, а денегъ никто не шлетъ"...

   - Свой, что-ли, мнѣ имъ армякъ-то послать? Акулининъ армякъ мы съ демянскими бабами проѣли, говорила Арина.- А изъ платья что-же? Душегрѣя и платьишко при Акулинѣ въ больницѣ остались. Чулки ейные у меня есть шерстяные, но рваные, дыра на дырѣ. Потомъ есть платокъ ситцевый, тоже рваный...

   - Поѣдешь въ деревню, сама имъ отдашь. Стоитъ-ли рвань-то съ оказ³ей пересылать! Эко, подумаешь, наслѣдство! проговорила Аграфена.

   Наконецъ Андрей дочиталъ письмо до конца. Оно кончалось поклонами отъ дальнихъ родственниковъ, поклономъ Аграфенѣ отъ ея матери.

   - Жива старуха - ну, слава Богу! воскликнула Аграфена радостно и перекрестилась, - а ужъ я уѣхала, такъ куда плоха она была. Кашляла и откашляться не могла...- Грудь сдавило. Вотъ тоже ничего не пишетъ, а вѣдь я ей четыре рубля послала.

   - Сказано, сказано... подхватилъ Андрей.- О деньгахъ сказано: "шлетъ родительское благословен³е на вѣки нерушимо и благодаритъ за деньги"...

   Письмо было дочитано, Андрей передалъ его Аринѣ и сказалъ:

   - Отоспался я за день-то... Ночью работать буду... Напиленныхъ-то дровъ только не много, чтобы колоть ихъ. Не помнитъ-ли со мной кто изъ васъ сегодня ночью? спросилъ онъ у дѣвушекъ.

   - Я не могу... отвѣчала Арина. - Смучилась я сегодня съ этой Анфисой... Всю душу она у меня вытянула. Да вѣдь и обратно пѣшкомъ шли верстъ двадцать. Нѣтъ, мнѣ только-бы прикурнуть. Страхъ какъ спать охота.

   - Ну, я съ Андреемъ поработаю. Мнѣ спать не больно хочется, вызвалась Аграфена. - Завтра отосплюсь.

   Она весело улыбнулась, подмигнула Андрею и прибавила:

   - Только ужъ ты за это завтра подсолнухами угости.

   - Ну, вотъ... Стоитъ объ этомъ разговаривать! Баранокъ даже завтра къ чаю фунтъ куплю, отвѣчалъ Андрей и сталъ скручивать изъ газетной бумаги махорочную папиросу.

  

  

   Напившись чаю, Андрей и Аграфена принялись пилить дрова, а Арина, закутавъ голову въ байковый платокъ, а сама завернувшись въ армякъ, полѣзла подъ шалашъ спать. Легла Арина усталая, совершенно измученная, но судьба не послала ей спокойнаго сна. Мѣрное шипѣн³е пилы, врѣзывающейся въ мокрое дерево, начало уже навѣвать на Арину сонъ, но вдругъ шипѣн³е пилы остановилось и Арина услыхала веселый говоръ Андрея и Аграфены. До Арины донесся даже смѣхъ Аграфены и выкрикъ ея: "оставь, не балуй"! Арина вздрогнула и стала прислушиваться къ говору, но о чемъ говорили Андрей и Аграфена, разобрать она не могла. Въ сердцѣ Арины мгновенно заговорила ревность, Арина не утерпѣла и вылѣзла изъ-подъ шалаша, дабы посмотрѣть на Аграфену и Андрея. Свѣтъ отъ костра давалъ возможность видѣть все явственно. Аграфена и Андрей стояли другъ противъ друга, держась за концы въѣвшейся въ дерево пилы, и оба улыбались. Андрей что-то шепнулъ Аграфенѣ, Аграфена перегнулась къ Андрею, размахнулась и шутя, сшибла съ головы его картузъ. Замѣтивъ, что Арина выставила изъ-подъ шалаша голову и смотритъ на нихъ, Андрей и Аграфена тотчасъ-же перестали разговаривать. Поднявъ картузъ, Андрей смущенно спросилъ Арину:

   - Чего тебѣ не спится-то? Говорила, что намучилась, а сама не спишь.

   Арина не знала, что отвѣтить, хотѣла промолчать, но, наконецъ, нашлась и сказала:

   - Ноги что-то ломитъ.

   - Это съ устатку. Спи... пробормотала Аграфена.

   Аграфена и Андрей опять запилили. Арина спрятала голову подъ навѣсъ, но спать уже окончательно не могла. Сонъ отлетѣлъ отъ нея. Ревность давала себя знать. Арина опять стала прислушиваться. Андрей и Аграфена сначала пилили молча, но наконецъ Андрей заговорилъ. Что онъ говорилъ, Аринѣ опять не было слышно: и говоръ былъ тих³й, да и шипѣн³е пилы мѣшало. Наконецъ пила, перепиливъ плаху, умолкла и Аринѣ послышались явственно слова Андрея:

   - Совсѣмъ неугомонная. Это вѣдь она меня къ тебѣ ревнуетъ. Ну, да шутъ съ ней!

   Арина вздрогнула и опять выставила изъ-подъ шалаша голову. Андрей отбрасывалъ въ сторону отпиленное полѣно, увидалъ ее и опять проговорилъ, на этотъ разъ уже съ раздражен³емъ въ голосѣ:

   - Что на тебя нѣтъ угомону!

   Арина хотѣла ему сказать какой-то упрекъ, но вмѣсто упрека съ дрожан³емъ въ голосѣ произнесла:

   - О покойницѣ Акулинушкѣ раздумалась. Надо будетъ по ней панихиду здѣсь на селѣ отслужить.

   - Такъ вѣдь не сейчасъ-же служить панихиду. Спи, чего голову-то выставляешь!

   Пила опять зашипѣла. Арина снова спряталась подъ шалашомъ и уткнула лицо въ пестрядинную котомку, замѣняющую ей подушку. Слезы подступали ей къ горлу и душили ее, голову щемило, въ вискахъ бились жилы.

   "Господи Боже мой! Неужто онъ мнѣ измѣняетъ?" думалось ей про Андрея... "Да и она-то, она-то, подлячка, съ нимъ заигрываетъ", мелькало у ней въ головѣ, когда она вспомнила, какъ Аграфена сшибла у Андрея картузъ. "Надо подсмотрѣть, надо подсмотрѣть", твердила она мысленно.

   Арина притворилась спящей, а сама держала ухо на сторожѣ. Пила шипѣла, но среди ея шипѣнья слышался тих³й говоръ Андрея и Аграфены. Арина силилась разслышать, что они говоритъ, но разслышать было невозможно и это ее несказанно мучило. Нѣсколько разъ при остановкѣ шипѣн³я пилы, Арина покушалась снова выставить голову, дабы видѣть Андрея и Аграфену, но всяк³й разъ удерживала себя отъ этого. Губы ея шептали:

   - Пускай расшутятся, пускай... Пускай подумаютъ, что я уже уснула. Полежу еще...

   Такъ прошло съ полчаса. Шипящая пила время отъ времени умолкала, но умолкала все на короткое время. Наконецъ она умолкла на болѣе продолжительное время. Послышался разговоръ Андрея и Аграфены. Слышенъ былъ смѣхъ Аграфены. Арину такъ и тянуло выставить голову, дабы посмотрѣть на нихъ, но она удерживала себя и по прежнему шептала:

   - Пускай расшутятся, пускай... Подожду еще немножко...

   И она ждала; дабы показать Андрею и Аграфенѣ, что она спитъ, она стала даже притворно храпѣть, но въ это время раздалось громкое хихиканье Аграфены. Арина больше не выдержала и тихо стала вылѣзать изъ подъ шатра.

   При свѣтѣ костра она увидѣла слѣдующую картину: Андрей и Аграфена сидѣли на большой чуркѣ. У ногъ ихъ валялась пила. Андрей въ одной рукѣ держалъ тлѣющуюся папиросу, а другой обнялъ Аграфену за шею и что-то шепталъ ей. Аграфена сидѣла потупившись и перебирала складки своего платья. Выставившейся изъ подъ шалаша Арины они не видали, а потому и не измѣняли своего положен³я. При видѣ такой картины, кровь быстро прилила къ головѣ Арины. Арина хотѣла закричать Андрею и Аграфенѣ какое-то ругательство, но совладала съ собой, удержалась и продолжала смотрѣть, и прислушиваться. Она видѣла, какъ Андрей притянулъ Аграфену къ себѣ и поцѣловалъ.

   Аграфена не отбивалась отъ него, а только сказала:

   - Смотри... Арина увидитъ...

   - Не увидитъ. Дрыхнетъ. Угомонилась. А хоть-бы и увидала, такъ плевать... Что мнѣ она? Такая-же, какъ и ты, землячка. Вѣдь не повѣнчавшись я съ ней... довольно громко отвѣчалъ Андрей.

   - Не кричи. Чего ты кричишь-то? На ссору тебѣ лѣзть хочется, что-ли?

   Аграфена покосилась на шалашъ, но тамъ не видать было Арины. Арина спряталась. Она лежала внизъ лицомъ, уткнувшись въ котомку, и тихо плакала. Слезы такъ и лились изъ ея глазъ и мочили пестрядь котомки. Проплакала она долго, но вылѣзать изъ подъ шалаша больше уже не пыталась. Пила долго еще не шипѣла, Арина слышала шаги Андрея и Аграфены, слышала какъ звякнулъ котелокъ около шалаша Андрея, задѣтый чьей-то ногой, слышала тих³й говоръ, она понимала, что Андрей и Аграфена куда-то уходили, слышала, какъ они опять вернулись, какъ пила опять зашипѣла - и все это время проплакала тихими, горькими слезами. Наконецъ слезы нѣсколько успокоили Арину, что-то тяжелое постепенно начало откатывать у ней отъ сердца, и она заснула тревожнымъ сномъ.

   Когда на утро Арина проснулась, Аграфена лежала рядомъ съ ней подъ шалашомъ, закутанная съ головою въ полушубокъ, и спала. Арина вспомнила, что она видѣла ночью, и сразу вспыхнула ненавистью къ Аграфенѣ.

   "Подлая тварь... А еще землячка и товарка приходится"! подумала она про Аграфену и, какъ-бы изъ чувства какой-то гадливости, стараясь не задѣть ее, вылѣзла изъ-подъ шалаша и въ раздумьѣ сѣла на дровяную чурку.

   Голова у Арины была тяжела, ломило въ затылкѣ, стучало въ вискахъ. Хотѣлось плакать, но сзлезы не шли изъ глазъ.

  

  

   Долго просидѣла Арина на чуркѣ передъ остывшимъ костромъ, пригорюнившись и въ раздумьѣ о своемъ положен³и. Она думала объ измѣнѣ Андрёя, о коварствѣ своей подруги и землячки Аграфены. Ночное происшеств³е не приводило ее въ бѣшенство, но произвело на нее удручающее дѣйств³е. Облегчивъ себя слезами ночью, она теперь уже не плакала, но только грустила. Ей было больно, обидно. Оскорбленное самолюб³е не давала ей покоя.

   "И зачѣмъ только я была такая дура, что повѣрила ему"?! нѣсколько разъ повторяла она мысленно, покачивая головой.- "Эхъ, будь при мнѣ покойница Акулинушка - ничего этого не случилось-бы, а вотъ нѣтъ ея и впала я въ проруху. Что тутъ дѣлать? Какъ теперь быть?" задавала она себѣ вопросы - и не находила отвѣта.

   Солнце уже поднялось довольно высоко, у сосѣдей повсюду шипѣли пилы и стучали топоры, а Арина все еще сидѣла на чуркѣ, какъ истуканъ. Дровъ за ночь было напилено Андреемъ и Аграфеной много, передъ Ариной они валялись грудами Арина должна была начать ихъ раскалывать и укладывать въ полѣнницы, но работа не шла ей на умъ. Явилась какая-то апат³я къ труду. Такъ просидѣла она еще въ четверть часа и, немного поуспокоившись, встала.

   - Эхъ, завей горе въ веревочку, дѣвушка! Выла глупа, неосторожна, такъ и казнись. Сама себя раба бьетъ, что худо жнетъ, пробормотала она и хотѣла, по заведенному утреннему порядку, зажечь костеръ; стала уже складывать полѣнья для костра, но взглянувъ на шалаши, изъ-подъ которыхъ торчали ноги Аграфены и Андрея, вздрогнула и разбросала полѣнья, говоря: "Къ чему все это? Зачѣмъ? что я имъ за батрачка такая"!

   Чтобы какъ-нибудь убить время, Арина отправилась къ прежнимъ своимъ товаркамъ, демянскимъ женщинамъ. Онѣ уже работали. На горящемъ кострѣ въ котелкѣ кипѣла вода.

   - Богъ на помочь, сказала имъ Арина.

   - Спасибо, отвѣчали женщины и спросили ее:- А ты что-жъ не работаешь?

   - Андрей и Аграфена пилили въ ночь и теперь спятъ. Мнѣ нужно-бы колоть дрова, да что-то не можется.

   Демянск³я женщины взглянули на нее и заговорили:

   - Да, да, смотри какая блѣдная, лица на тебѣ нѣтъ. Смотри, дѣвушка, и ты не захворай, какъ Анфиса. Долго-ли до грѣха? Свалиться не долго!

   На Арину опять напала грусть и она отвѣчала:

   - А свалюсь, такъ туда мнѣ и дорога. Одно только, тятеньку съ маменькой жаль, потому все-таки я имъ помощница.

   - Ну, не одни тятенька съ маменькой. Есть еще и трет³й, кого жаль, улыбнулась Фекла, намекая на Андрея.

   Арина вспыхнула. На блѣдныхъ щекахъ выступили багровыя пятна.

   - Пожалуйста, Фекла Степановна, не говори мнѣ объ немъ, заговорила она.- Этотъ человѣкъ плевка не стоитъ, а не токмо что жалѣть его!

   - Какъ? Теперь ужъ ругаешь? Вотъ дѣвка-то! То миловалась съ нимъ, а теперь, на-кося, ругаетъ! Что? Или повздорили? спросила Фекла.

   Демянск³я женщины побросали работать и въ удивлен³и смотрѣли на Арину. Та помедлила, поморгала глазами, подумала, говорить-ли ей или молчать, и отвѣчала:

   - Вздорить не вздорила, а просто онъ подлецомъ оказался.

   Женщины многозначительно переглянулись и кивнули другъ дружкѣ.

   - Съ Грушкой снюхался? задала вопросъ Фекла, и тотчасъ-же прибавила:- Вѣрно.- Видѣли ужъ вотъ наши бабы, какъ онъ съ ней за дровами обнявшись сидѣлъ и пряниками ее потчивалъ, когда мы съ тобой Анфису въ больницу возили. Подлецъ, совсѣмъ подлецъ! Да и кромѣ тебя на него тутъ одна дѣвушка плачется. Крестецкая она. Съ теткой она тутъ. Онѣ вонъ тамъ подъ деревней пилятъ. До тебя-то онъ къ нимъ примазался, съ ними пилилъ, подластился къ дѣвкѣ, а потомъ и въ сторону, съ товарищемъ сталъ пилить.

   - И какъ это только дѣвки вѣрятъ! вздыхали демянск³я женщины, крутя головами.

   Арина заморгала опять глазами, утерла рукавомъ слезы и сказала:

   - Бросьте... Не стоитъ объ немъ разговаривать. Надо наплевать. Насильно мил