Романъ изъ жизни чернорабочихъ женщинъ.
По топкой, не высохшей еще глинистой землѣ на огородъ входили четыре деревенск³я женщины съ пестрядинными котомками за плечами. Женщины были одѣты въ син³я нанковыя ватныя душегрѣи, изъ-подъ которыхъ виднѣлись розовыя ситцевыя съ крупными разводами коротк³я юбки, дававш³я возможность видѣть, что всѣ женщины были въ мужскихъ сапогахъ съ высокими голенищами. Сѣрые шерстяные платки окутывали ихъ головы, а концы платковъ были спрятаны подъ душегрѣями. Женщины были одѣты, какъ говорится, въ одно перо, да и лица у нихъ были почти одинаковыя: круглыя, съ узкими глазами, съ лупившеюся почему-то кожею на щекахъ. Даже фигуры ихъ совершенно походили другъ на дружку: толстобрюх³я, коротеньк³я, съ широкими плечами, съ большими красными руками. Онѣ вошли на огородъ сквозь открытыя ворота въ заборѣ и, поглядывая по сторонамъ, переминались съ ноги на ногу въ глинистой землѣ, смѣшанной съ навозомъ, и не рѣшались идти дальше. Былъ конецъ марта. Огородъ еще не былъ раздѣланъ, грядъ не было еще и помину, въ капустномъ отдѣлен³и изъ земли торчали прошлогодн³я потемнѣвш³я кочерыжки, то тамъ, то сямъ лежали не разбросанныя еще кучи навоза и только около длиннаго ряда парниковъ, съ слегка приподнятыми рамами, копошились присѣвъ на корточки, так³я-же точно женщины, какъ и новопришедш³я. Парники находились на концѣ огорода. Женщины, копошивш³яся около парниковъ, запримѣтя вошедшихъ на огородъ женщинъ, стали съ ними перекликаться.
- Землячки! вамъ кого? Вы чего ищете? кричали онѣ.
- Да намъ-бы вотъ тутъ... робко начали вошедш³я на огородъ женщины.
- Не слышно оттуда. Коли что нужно - идите сюда.
Женщины, копошивш³яся около парниковъ, стали манить ихъ руками. Къ парникамъ пришлось проходить мимо небольшой избы, не обшитой тесомъ, около которой лаяла, выбиваясь изъ силъ, привязанная къ сколоченной на скоро изъ досокъ будкѣ, собака.
- А не покусаетъ собачка-то? кивали пришедш³я женщины на собаку.
- Ни-ни... Да она и на привязи. Коли робѣете, то подальше пройдите, послышался откликъ.
Женщины, увязая въ топкой землѣ, стали пробираться къ парникамъ. Собака надсажалась еще болѣе. Изъ избы вышелъ рослый мужикъ въ красной кумачной рубахѣ, въ жилеткѣ, сапогахъ съ бутылками, безъ шапки, съ всклокоченной головой и почесывался. Очевидно, онъ до сего времени спалъ.
- Вамъ чего, тетки? спросилъ онъ, лѣниво по"зѣвывая.
- Да вотъ тутъ землячекъ нашихъ нетути-ли?
- А вы как³я сами-то будете?
- Новгородск³я, боровичск³я.
- Прогнѣвался на насъ Господь и ни одной барочки нынче на Мстѣ не разбило? Такъ васъ дразнятъ, что-ли? Знаемъ.
- И, милостивецъ, мы отъ Мсты-то дальн³я. Мы сорокъ верстъ отъ Мсты.
- Все-таки, поди, кулье-то да мѣшки съ мукой приходили на Мсту ловить. Нѣтъ тутъ у меня вашихъ боровичискихъ. У меня покуда как³я есть бабы и дѣвки - всѣ новоладожск³я. Вамъ чего собственно нужно-то?
- Да ужъ извѣстно заработки ищемъ, на заработки пр³ѣхали.
- Въ такомъ разѣ нужно къ хозяину, а не къ бабамъ. Я хозяинъ.
Женщины закланялись.
- Не возьмешь-ли насъ, кормилецъ, поработать?
Мужикъ почесалъ лѣвой рукой подъ правой мышкой и помолчалъ.
- Голодухи вездѣ по деревнямъ-то. Вашей сестры нонѣ будетъ хоть прудъ пруди, сказалъ онъ.- Пока еще всѣ не пришли, потому для огородовъ еще рановато, но приходить станутъ стадами. Дешева нонѣ будетъ баба, вотъ потому я заранѣе и не связываюсь. Какъ у васъ съ кормами-то?
- Страсти Бож³я... отвѣчала баба постарше.- Къ Рождеству ужъ все съѣли.
- Ну, вотъ видишь. И такъ повсемѣстно. Я такъ разсуждаю, что къ Николину дню баба такая появится, что просто изъ-за однихъ харчей въ работу пойдетъ.
- И, что ты, милостивецъ!
- Вѣрное слово. Третьяго года по веснѣ урожай лучше былъ, а бабѣ цѣна была всего гривенникъ и уже много пят³алтынный въ день. Прошлой весной баба вертѣлась на двугривенномъ и четвертакѣ, а нонѣ годъ голодный. Ни сѣна нигдѣ, ни овса. Скотину всю продали, старухи въ кусочки пошли. Вся вотъ здѣшняя округа подъ Питеромъ въ безкормицѣ. Да и не подъ однимъ Питеромъ.
Бабы переминались съ ноги на ногу и переглядывались другъ съ дружкой.
- Вѣрно, правильно, подтвердилъ свои слова хозяинъ и еще, въ подтвержден³е своихъ словъ, спросилъ:- Ну, что, отъ радости вы сюда пришли въ Питеръ, что-ли?
- Да ужъ какая радость! Всѣ перезаложились и перепродались кабатчику, чтобъ на дорогу что-нибудь выручить. Полдороги ѣхали, а полдороги пѣшкомъ. Съ Любани пѣшкомъ идемъ, отвѣчали женщины.
- Ну, вотъ видите.
- Нѣтъ-ли, милостивецъ, чего поработать? кланялись женщины.- Мы-бы вотъ съ Благовѣщеньева дня...
- Съ Благовѣщенья до Покрова? Это чтобы на лѣто? перебилъ ихъ хозяинъ.- Нѣтъ, тетки, нынче такой ряды ни у кого не будетъ. Всяк³й себя бережетъ и опасается. Я говорю, что около вешняго Николы вашей сестры сюда столько понаѣдетъ, что изъ кормовъ брать будемъ. Съ какой-же стати передавать лишнее? А вотъ такъ, чтобъ ни вамъ не обидно, ни мнѣ не обидно, чтобы во всякое время и вы бы могли уйти, коли не понравится, да и я могъ-бы васъ согнать, коли мнѣ не выгодно. Васъ сколько?
- Да насъ четыре души.
- Ну, вотъ четыре души и возьму, коли дорожиться не будете. Только поденно. Баба нонѣ будетъ безъ цѣны, это вѣрно, потому годъ голодный. Погодьте, я только шапку надѣну, да кафтанъ накину, а то на вѣтру-то такъ стоять холодно, сказалъ хозяинъ, ушелъ въ избу и черезъ нѣсколько времени вновь появился въ картузѣ и въ синемъ кафтанѣ въ накидку.- Ну-съ, работа наша огородная - сами знаете...
- Не живали мы еще, землякъ, въ Питерѣ-то,- проговорила баба постарше.
- Господинъ хозяинъ я тебѣ буду, а не землякъ! поправилъ ее хозяинъ.- Какой я тебѣ землякъ, коли вы боровичск³я, а я ростовск³й? Ну, такъ вотъ: работа наша съ зари до зари... Свѣтлыя ночи будутъ - такъ въ восемь часовъ вечера кончать будемъ, а требуется поливка, такъ ужъ и до девяти вечера... И изъ-за этого чтобъ ужъ предъ хозяиномъ не брыкаться. Воскресенье у васъ день на себя, потому праздникъ, но ежели въ засуху поливка, то ужъ безъ поливки нельзя. А за поливку въ праздникъ за полдня считаемъ.
- Да ужъ это само собой, ступня не золотая,- откликнулась одна изъ женщинъ.
- Всѣ вы вначалѣ ступню-то не цѣните, а потомъ сейчасъ и носъ задирать, я васъ знаю.
- Харчи-то, хозяинъ, у васъ какъ?
- Харчь у насъ хорош³й. Въ постный день варево со сняткомъ, хлѣба въ волю; по праздникамъ - каша, постнаго масла лей сколько хочешь; въ скоромные дни буженину варимъ въ щахъ и къ кашѣ сало.
- А чай? Чаемъ поите?
- Вишь какая чайница! Чай у насъ два раза въ день. Утромъ поимъ и въ пять часовъ поимъ. Чаемъ хоть облейся. Сыта будешь.
- Ну, а ряда-то, ряда-то какая, господинъ хозяинъ? - допытывались женщины.
- Обижать васъ не хочу, потому цѣнъ на бабу покуда еще нѣтъ, будемъ такъ говорить, не понаѣхала еще сюда вся-то баба... Пятнадцать копѣекъ въ день - вотъ какая цѣна, ну, а упадетъ цѣна - такъ ужъ не прогнѣвайтесь...
Женщины задумались.
- Пятнадцать копѣекъ... Ой, дешево! Да какъ-же это пятнадцать-то копѣекъ? Вѣдь это, стало быть, всего... четыре съ полтиной въ мѣсяцъ!? - заговорили онѣ.
- Меньше. Потому по праздникамъ весной работы нѣтъ, далъ отвѣтъ хозяинъ.
- Господи ²исусе! Да вѣдь это за лѣто и на паспортъ и на дорогу не скопишь!
- Зато сама сыта будешь. На нашихъ харчахъ тѣло живо нагуляешь. У насъ на счетъ харчей хорошо. Ахъ, да... Первыя ваши деньги пойдутъ не на руки вамъ, а на прописку паспортовъ и на больничныя. Здѣсь вѣдь Питеръ, здѣсь прописаться надо и рубль больничныхъ уплатить.
Женщины переглянулись.
- Сестрицы, такъ какъ-же это такъ? Неужто за пят³алтынный?
- А ужъ какъ знаете. Вонъ спросите у тѣхъ бабъ,- отвѣчалъ хозяинъ, кивая на парники.- Онѣ также по этой цѣнѣ работаютъ.
- Ты-бы хоть по двугривенничку, господинъ хозяинъ?..
- Будетъ цѣна на бабу двугривенный - я и за двугривеннымъ не постою, но не можетъ этого нонче быть, потому голодуха.
- А къ Троицѣ платковъ дарить не будешь?- спросила одна изъ женщинъ.- У насъ бабы ходили въ Питеръ, такъ имъ по городамъ къ Троицыну дню по платку...
- То за лѣтнюю ряду, то съ Благовѣщенья по Покровъ и по книжкѣ ежели, а я васъ поденно ряжу, потому лѣтней ряды нонѣ не будетъ. Как³е нонѣ платки!
Женщины колебались.
- Ну, подумайте, пошушукайтесь промежъ себя, а я въ избу чай пить пойду. Потомъ скажете, на чемъ рѣшили,- сказалъ хозяинъ и направился въ избу.
Бабы остались на огородѣ и стали шептаться.
- На второмъ огородѣ, дѣвоньки, по пятнадцати копѣекъ въ день... По пятнадцати копѣекъ... Ужъ это что-то больно дешево... начала, покачивая головой, женщина постарше, у которой совсѣмъ отсутствовали брови.
- Пронюхали, что повсюду голодуха - вотъ и стачались, вотъ и прижимаютъ,- отвѣчала вторая пожилая женщина, но съ густыми бровями.
- Какъ-же Акулина-то лѣтось по восьми съ полтиной въ мѣсяцъ на огородѣ жила?! - дивилась молодая женщина съ необычайно развитой грудью.
- Такъ вѣдь то было лѣтось, когда кормы были, а теперича цѣны друг³я.
- Бѣда! - покрутила опять головой безбровая женщина.- Неужто-же за пятнадцать копѣекъ оставаться? Вѣдь это что-же... Вѣдь это помирать... Да онъ вонъ еще что говоритъ... Хозяинъ-то то есть... Онъ говоритъ, что первыя деньги пойдутъ на прописку паспорта да на больницу.
- А на прописку да на больницу-то много-ль надоть? - спросила совсѣмъ молоденькая женщина, курносая и съ выбившеюся изъ-подъ платка бѣлокурою прядью волосъ.- Сколько денегъ-то?
- А намъ почемъ-же знать! Мы также, какъ и ты, въ первый разъ въ Питерѣ,- отвѣчала женщина съ густыми бровями. - Надо будетъ вонъ тѣхъ бабъ поспрошать, что около парниковъ копошатся.
Нерѣшительнымъ шагомъ женщины прошли къ парникамъ, въ которыхъ, присѣвъ на корточкахъ, выпалывали сорную траву друг³я женщины.
- Порядились, что-ли? встрѣтила вопросомъ одна изъ женщинъ у парниковъ новопришедшихъ женщинъ.
- Да какъ рядиться, умница, коли по пятнадцати копѣекъ въ день даетъ,- сказала безбровая женщина,
- Цѣны так³я. Мы ужъ тоже совались, да нигдѣ не берутъ. Работы на огородахъ вѣдь еще не начались. Только тамъ и работаютъ, гдѣ парники, а вѣдь парники-то не на каждомъ огородѣ.
- Вы, умница, новоладожск³я?
- Новоладожск³я.
- Бывалыя въ Питерѣ-то?
- Бывалыя. Кажиный годъ по веснѣ въ Питеръ ходимъ.
- Такъ неужто по пятнадцати копѣекъ подрядившись?
- По пятнадцати, а только съ хозяйской баней. По субботамъ у насъ отъ хозяина восемь копѣекъ на баню... Такъ и вы уговаривайтесь. Здѣсь вѣдь не то что въ деревнѣ, даромъ никуда не пустятъ попариться, а вездѣ надо платить деньги. Пять копѣекъ баня-то стоитъ, ну, да мыло, вѣникъ.
- Неужто и вѣникъ купить нужно?! - удивленно воскликнула молоденькая женщина.
- А ты думала какъ! Вѣникъ копѣйка, а то и двѣ. Здѣсь за все плата. Питеръ городъ дорогой.
- А вотъ у насъ въ деревнѣ пошелъ въ лѣсъ, наломалъ...
- А здѣсь за поломку-то по шеѣ накостыляютъ. Да и некуда идти ломать, потому лѣсовъ по близости нѣтъ.
- Ну, у сосѣдей попросить.
- Молчи, Аришка! Ну, что зря брешешь! оборвала курносую женщину безбровая и спросила женщинъ копошившихся у парниковъ:- Вы замужн³я будете или дѣвушки?
- Я-то дѣвушка буду, вонъ и та дѣвушка, отвѣчала черноглазая новоладожская женщина, указывая на рябую женщину.- А вонъ тѣ три замужн³я.
- Хороша ты дѣвушка, коли ребенка въ деревнѣ оставила, улыбнулась худая скуластая женщина въ полосатомъ красномъ платкѣ на головѣ и на плечахъ, концы котораго были завязаны сзади за спиной.
- Это, Мавра Алексѣвна, въ составъ не входитъ, огрызнулась черноглазая женщина.- Зачѣмъ зубы скалить! По паспорту я дѣвушка - вотъ и весь сказъ.
- А вотъ, милая, сколько съ васъ хозяинъ за прописку паспортовъ-то вычитаетъ? спросила безбровая женщина.
- Рубль тридцать. Это ужъ у него положен³е. Рубль на больничное и тридцать копѣекъ за прописку.
- Фу, тяготы как³я! Вѣдь это сколько-же денъ за дарма жить?
- Да, почитай что девять денъ отъелозить придется. Мы ужъ сочли.
- Арина! Слышишь! А ты хотѣла первые три рубля матери сейчасъ-же въ деревню послать на выкупъ полушубка. Долгонько трехъ-то рублей не увидишь,- сказала безбровая женщина курносой женщинѣ.
Курносая въ отвѣтъ только широко открыла глаза и ротъ и тупо посмотрѣла на безбровую.
- Бѣда, какъ трудно! послышалось у новопришедшихъ женщинъ.
- Да ужъ чего труднѣе! вздохнули женщины, копающ³яся въ парникахъ.- Вы всѣ изъ одной деревни будете? задали онѣ вопросъ новопришедшимъ женщинамъ.
- Трое изъ одной деревни, а она вонъ одиннадцать верстъ отъ насъ, отвѣчала безбровая женщина, кивая на курносую.
- И всѣ въ первый разъ въ Питерѣ?
- Въ томъ-то и дѣло, что въ первый. Порядковъ здѣшнихъ не знаемъ, наговорили намъ, что въ Питерѣ хорошо...
- Что деньги здѣсь по улицамъ валяются? подхватила черноглазая женщина, отбрасывая отъ себя горсть сорной травы, вырванной изъ парника.- Нѣтъ, братъ, милая, въ Питерѣ тоже ой-ой, какъ трудно! Вы-то замужн³я будете?
- Я замужняя. Нынче всей семьей изъ деревни отъ голодухи ушли. А вонъ энто три дѣвушки. Молоденькимъ-то замужъ-бы выходить, а вонъ послали родители на заработку.
- За кого выходить-то, коли всѣ парни на заработкахъ! откликнулась одна изъ товарокъ безбровой женщины и спросила землячекъ:- Такъ какъ-же рѣшимъ, дѣвушки: оставаться здѣсь на огородѣ или искать лучше чего нѣтъ-ли?
- А гдѣ ты лучшаго-то по теперешнему времени найдешь? спросила одна изъ женщинъ отъ парниковъ.- Поди-ка, сунься.
- Да наша-же землячка въ прошломъ году здѣсь въ Питерѣ на кирпичномъ заводѣ работала и по восьми гривенъ въ день доставала.
- А кирпичные-то заводы нешто теперь работаютъ? Кирпичные-то заводы дай Богъ къ Троицѣ... А до Троицы-то десять разъ съ голоду помереть успѣешь. И мы кирпичные заводы чудесно знаемъ, да по веснѣ на нихъ работы нѣтъ.
- Пятнадцать-то копѣекъ ужъ очень дешево. Мы зимой у насъ въ деревнѣ дрова складывали въ лѣсу въ полѣнницы - и то по гривеннику въ день на хозяйскихъ харчахъ. Одно только развѣ, что чаемъ не поили. Нѣтъ, для Питера ужъ это очень дешево.
Говорила это курносая женщина. На нее тотчасъ-же набросилась безбровая.
- А у тебя много-ли денегъ-то на ночлегъ да на пропитан³е осталось, чтобы фыркать на пятнадцать копѣекъ?
- Да двѣнадцать копѣекъ еще есть.
- Двѣнадцать копѣекъ! Нешто въ Питерѣ можно на двѣнадцать копѣекъ! заговорила у парника черноглазая женщина.- Что ты въ Питерѣ на двѣнадцать копѣекъ подѣлаешь?!
- А у насъ, милая, еще того меньше, подхватила безбровая женщина.
- Ну, такъ мой совѣтъ - оставаться здѣсь и работать покуда за пятнадцать копѣекъ, а потомъ видно будетъ. Мы сами также... Вотъ теперь работаемъ, а подъ рукой разузнаемъ. И какъ разузнаемъ, что гдѣ получше, то сейчасъ долой, ежели хозяинъ не прибавитъ. Только смотрите, что ежели ужъ онъ возьметъ васъ къ себѣ въ работу, то раньше какъ черезъ десять денъ васъ отъ себя не выпуститъ, потому прописка паспортовъ и больничныя... Такъ ужъ и знайте, что покуда рубль тридцать ему за прописку да за больничныя не отработаете, онъ и паспортовъ вамъ вашихъ не отдастъ.
- Такъ что-жь, дѣвоньки, останемся? сказала безбровая женщина.- Вѣдь вотъ не хуже насъ люди, да работаютъ-же за пятнадцать копѣекъ.
- Выговаривайте только въ кажинную субботу на банное восемь копѣекъ, а то хозяинъ и отъ насъ хотѣлъ утянуть, продолжала черноглазая женщина.
- Да ужъ какъ вы, такъ и мы... Согласны, дѣвоньки?
- Конечно-же надо оставаться.
Изъ избы вышелъ хозяинъ. На этотъ разъ онъ былъ въ синемъ кафтанѣ и шапкѣ.
- Надумались, землячки? спросилъ онъ женщинъ, пришедшихъ наниматься.
- Да ужъ что съ тобой дѣлать! Бери паспорты и пусти въ избу котомки скинуть, отвѣчали тѣ.- Только чтобъ ужъ намъ на баню по субботамъ по восемь копѣекъ.
- Пронюхали ужъ? улыбнулся хозяинъ.- Ну, да ладно, махнулъ онъ рукой.- Идите въ избу и развьючивайтесь. Сейчасъ васъ чаемъ поить буду и паспорты отъ васъ отберу. А только плата съ завтраго, хоть вы сегодня малость мнѣ и поработаете около парниковъ.
Женщины направились въ избу.
Въ избѣ кипѣлъ нечищенный самоваръ на некрашенномъ столѣ. Пахло дымомъ, печенымъ хлѣбомъ, кислой капустой, нанявш³яся на заработки женщины успѣли уже снять съ себя котомки и душегрѣйки и пили чай изъ разнокалиберной посуды. Хозяинъ далъ имъ по куску сахару. Самъ онъ до чаю не касался, такъ какъ успѣлъ уже напиться раньше. Онъ сидѣлъ на скамейкѣ поодаль и смотрѣлъ на глотающихъ горячую воду женщинъ.
- Да вотъ еще, чтобъ вы знали, началъ онъ.- Стряпухъ я для артели не держу, а у меня такое заведен³е, чтобъ поочереди... Какъ какую бабу или дѣвку назначу, та и стряпай. Сейчасъ это утречкомъ встать, дровъ наколоть, воды изъ колодца наносить, печь вытопить - ну, и варево чтобъ къ полудню было. Вотъ тоже самоваръ наставить.
- Да ужъ это порядокъ извѣстный, отвѣчали женщины.
- Нѣтъ, на другихъ огородахъ есть матки-стряпухи или хозяйки стряпаютъ, а я живу безъ хозяйки, у меня хозяйка въ деревнѣ. Мы вѣдь тоже сюда только къ февралю пр³ѣзжаемъ, чтобъ парники набить да огурцы посѣять и тамъ разное прочее, а съ осени живемъ въ деревнѣ. Къ маю мѣсяцу артель-то скопится. Вотъ послѣ Пасхи мужики понаѣдуть. Теперь у меня трое, а лѣтомъ бываетъ десять работниковъ. Тоже чтобы обстирать ихъ и меня. Не нанимать-же намъ прачекъ. Это тоже которую назначу. Такъ вотъ ужъ, чтобъ не пятиться, напередъ говорю.
- Да ужъ коли ежели друг³я бабы согласились, то что-жъ... И мы отступать не будемъ, опять отвѣтили женщины, переглянувшись между собой.
- Само-собой, всѣ на одномъ положен³и.
- Пятнадцать-то копѣекъ въ день только ужъ очень, господинъ хозяинъ, дешево, сказала безбровая женщина.
- Сунься, поищи, гдѣ подороже. Къ лѣту можетъ статься цѣны и поднимутся, а теперь весна, куда баба-то сунется, окромя огорода? Да и огородъ-то надо такой, который съ парниками. Гдѣ безъ парниковъ огородъ, такъ хозяева еще и воротъ не отворяли. Вѣдь земля не вездѣ еще оттаяла. Гряды будемъ дѣлать только послѣ Фомина воскресенья. Ну, давайте паспорты, коли рѣшили оставаться.
Женщины полѣзли въ котомки за паспортами. Хозяинъ взялъ паспорты и принялся ихъ разсматривать.
- Которая изъ васъ Акулина? Которая замужняя-то? спросилъ онъ.
- Я, отвѣчала безбровая женщина.- Ребеночка, голубчикъ, свекрови въ деревни оставила, прибавила она, слезливо моргнувъ глазами. - Ребеночекъ-то грудной, махоньк³й... Вотъ все думаю, какъ онъ тамъ на соскѣ. Двухъ старшенькихъ-то мнѣ не жаль. Тѣ ужъ бѣгаютъ, а этотъ самый махоньк³й премахоньк³й. На Спиридона-Поворота я его родила. Спиридономъ и звать. Мальчикъ. Да мальчикъ-то такой хорош³й! Четвертый мѣсяцъ ему еще только, а ужъ все понимаетъ, глазенки так³е шустрые.
Безбровая женщина умолкла и утерла глаза кончикомъ головнаго платка.
- Ну, у свекрови мальчикъ, такъ чего-жъ горевать? Свекровь - бабушка и подчасъ бываетъ лучше матери. У свекрови все равно, что у Бога.
- Безъ груди-то, милый человѣкъ, о-охъ какъ трудно ребенка поднять! Васъ, господинъ хозяинъ, какъ звать?
- Ардальонъ Сергѣичъ.
- На соскѣ-то, Ардальонъ Сергѣичъ, голубчикъ, ой-ой какъ трудно трехмѣсячному ребеночку.
- Обтерпится, привыкнетъ. Ну, а вы три - дѣвушки? спросилъ хозяинъ, ухмыльнувшись, другихъ женщинъ.
- Дѣвушки, отвѣчали тѣ, въ свою очередь хихикнувъ.
- Настоящ³я дѣвушки, настоящ³я. У насъ по деревнямъ баловства этого нѣтъ,- отвѣчала за нихъ безбровая Акулина.
- А по мнѣ хоть-бы и не настоящ³я. Мнѣ насчетъ этого плевать. Я такъ только къ слову. Впрочемъ, у меня рука легкая. У меня придетъ въ мартѣ полольщица дѣвушкой, а, смотришь, послѣ Покрова здѣсь осталась и ужъ въ январѣ у господъ въ мамкахъ кормилицей живетъ. Вотъ нынче на улицѣ одну свою прошлогоднюю встрѣтилъ. Идетъ въ шелковомъ сарафанѣ съ позументомъ, шелковый шугай на ней такой, что быкъ забодаетъ, на головѣ кокошликъ съ бусами и лакей въ ливреѣ въ карету ее сажаетъ. Должно статься до графскаго дома достукалась, графчика кормитъ. Счастье...
- Ну, ужъ отъ этого счастья избави Богъ нашихъ дѣвушекъ, отвѣчала безбровая женщина.- Матери-то, прощаясь съ ними, какъ мнѣ наказывали, чтобы я за ними смотрѣла! "Чуть что, говорятъ, Акулина, такъ ты имъ косы вырви".
- Вырывай или не вырывай, а толку отъ этого не будетъ. Питеръ городъ забалуй. А въ кормилки въ хорош³й домъ попадетъ, такъ такъ-то родителямъ на голодные зубы въ деревнѣ поможетъ, что въ лучшемъ видѣ! Да и себѣ приданое скопитъ. У насъ въ Питерѣ такое заведен³е, что коли ежели кормилка барскаго ребенка выкормитъ, то ей всю одежду на руки отдаютъ, тюфякъ, подушки, да деньгами на отвальную.
- Ну, ужъ, что ужъ... Зачѣмъ так³я слова? У тебя вѣрно своихъ-то дочерей нѣтъ?
- Дышловая пара въ деревнѣ: одной семь лѣтъ, а другой девять.
- Были-бы постарше, такъ не говорилъ.
- Да вѣдь я къ слову, а по мнѣ хоть куда хочешь поступай съ моего огорода, хоть въ принцессы. Вы когда изъ деревни-то тронулись?
- Четвертый день. Вѣдь много пѣшкомъ шли. Денегъ-то на всю дорогу на чугунку у насъ не хватило, разсказывала безбровая женщина.
- Очень голодно у васъ въ деревнѣ-то?
- Страсти Бож³и... Только еще у кого работникъ или работница въ Питерѣ есть, тотъ домъ и держится, а то не приведи Господи какъ трудно. Всю скотину за зиму пораспродати. Ребятишки безъ молока сидятъ. Сѣна у насъ въ нашихъ мѣстахъ всегда было много, а прошлый годъ все повыгорѣло. Болотина и та посохла - вотъ какое лѣто было. Хлѣбъ иные тоже еле на сѣмена сняли, овесъ тоже пропалъ. Кабы не грибная осень - ложись и умирай. Грибы еще малость поддержали, потому сушили и на сторону продавали. А только ужъ и цѣны-же были! Скупщики, видя голодуху, такъ прижимали, что не приведи Богъ!
- Хлѣба-то своего докелева хватило?
- Да мы такъ ужъ что къ Николину дню покупать начали. И сѣмена съѣли, и ничего-то у насъ нѣтъ. Вотъ мужъ на барки нанялся къ хозяину, а я въ Питеръ пошла. Что достанемъ - сейчасъ надо старикамъ въ деревню на сѣмена послать, а то сѣять нечѣмъ.
- Развѣ ужъ что мужъ твой съ барокъ разстарается, а вѣдь тебѣ не скоро на сѣмена наковырять.
- А ты вотъ что... Ты закабали меня, милостивецъ, на лѣто, да дай пять рублевъ, чтобы въ деревню на сѣмена послать. За это я тебѣ въ ножки поклонюсь, проговорила безбровая женщина, встала съ лавки и поклонилась хозяину.
Хозяинъ махнулъ рукой.
- Так³я-ли нони времена, чтобы бабамъ по пяти рублей впередъ давать, сказалъ онъ.- Нѣтъ, не тѣ времена. Мы такъ ждемъ, что баба будетъ послѣ Николы вовсе безъ цѣны. Дешева нынче будетъ баба, совсѣмъ дешева.
- Грѣхи! покрутила головой безбровая баба и тяжело вздохнула.
Хозяинъ помолчалъ, почесалъ подъ мышкой и сказалъ:
- Ну, чай отопьете, такъ первымъ дѣломъ идите на огородъ прошлогодн³я кочерыжки изъ земли выдергивать, носите ихъ на носилкахъ къ избѣ и складывайте въ кучи. Повысохнутъ, такъ лѣтомъ топить ими будемъ.
- Что прикажешь, господинъ хозяинъ, то и сдѣлаемъ.
- Вотъ за кочерыжки и принимайтесь. Стлаться и спать всѣ будете вотъ тутъ въ избѣ, покуда тепло не станетъ, а станетъ тепло, такъ у насъ и навѣсъ, и чердакъ есть. Тамъ отлично.
- Спасибо, голубчикъ, спасибо. Только-бы приткнуться гдѣ было.
- А тебя, шустрая, какъ звать? спросилъ хозяинъ курносенькую молодую дѣвушку.
- Меня-то? Меня Ариной, отвѣчала та, широко улыбаясь.
- Ну, а ты, Арина, завтра съ утра въ стряпки ступай. Пров³антъ какой нужно для хлебова отъ меня получишь. А что дѣлать нужно, я сказалъ. Вѣдь матери, поди, въ деревнѣ по хозяйству помогала?
- Еще-бы не помогать!
- Ну, вотъ и топи печку, и вари варево для всѣхъ.
Хозяинъ поднялся со скамейки и сталъ застегивать кафтанъ, собираясь выходить изъ избы. Опрокидывали кверху донышкомъ свои чашки и стаканы и работницы, покончивъ съ чаепит³емъ и собираясь идти къ работѣ.
Раннимъ утромъ, еще только свѣтъ забрезжился, а ужъ хозяинъ огорода, Ардальонъ Сергѣевъ, проснулся. Онъ спалъ въ избѣ за досчатой перегородкой, въ маленькой каморкѣ, имѣющей, впрочемъ, крошечное окно и обставленной скамейкой и простымъ деревяннымъ столомъ, покрытымъ красной ярославской салфеткой. На стѣнѣ висѣли дешевые часы московскаго издѣл³я, съ холщевымъ мѣшечкомъ песку на веревкѣ, вмѣсто гири. Спалъ онъ на койкѣ, устроенной изъ досокъ, положенныхъ на козлы, на разостланномъ войлокѣ, укрывшись полушубкомъ и имѣлъ въ головахъ громаднѣйшую подушку въ ситцевой наволочкѣ. Часы показывали пятый часъ въ исходѣ. Потянувшись на койкѣ, онъ сѣлъ, свѣсивъ босыя ноги, почесался, поскобливъ у себя животъ и подъ мышками, и, зѣвая, началъ обуваться. Обувшись и все еще зѣвая, онъ вышелъ изъ-за перегородки. Въ избѣ на полу и на лавкахъ около стѣнъ спали, положивъ подъ голову котомки и мѣшки, три мужика и до десятка женщинъ. Ступая по полу и стараясь не наступить на ноги спящимъ, Ардальонъ Сергѣевъ направился къ двери и вышелъ на крыльцо, чтобъ умыться, но въ висѣвшемъ около крыльца глиняномъ рукомойникѣ воды не было. Ардальонъ Сергѣевъ снова вернулся въ избу и крикнулъ:
- Стряпка! Кого я въ стряпки назначилъ? Въ рукомойникѣ воды нѣтъ. Надо воды изъ колодца наносить! Эй, Арина! Курносая! Гдѣ ты тутъ? Я, кажись, тебя въ стряпки на сегодня назначилъ? Что-жъ ты съ водой-то? Надо вставать и воды принесть. И въ ведрѣ воды нѣтъ. Что это за безобраз³е!
Женщины подняли головы и смотрѣли посоловѣлыми отъ сна глазами.
- Гдѣ тутъ у васъ Арина валяется? Пусть встаетъ да воду носитъ. Умыться даже нечѣмъ, продолжалъ хозяинъ.
На полу зашевелились.
- Ариша! Вставай! Хозяинъ будитъ! заговорила безбровая Акулина и стала толкать спавшую сосѣдку, - вставай, Арина, да наноси воды.
На полу поднялась курносая молодая дѣвушка и держась за половицы руками, щурила глаза и зѣвала.
- Вставай-же, стряпка! еще разъ крикнулъ хозяинъ.- Здѣсь вѣдь не у себя дома, проклажаться нельзя. Вставай, бери ведра, да принеси воды изъ колодца.
- Сейчасъ... заторопилась дѣвушка, вскочила на ноги, бросилась къ ведрамъ, стоящимъ въ углу, и, еще пошатываясь отъ сна, вышла было на крыльцо, но тотчасъ-же вернулась, сказавъ, - босикомъ-то холодно на дворѣ, позволь ужъ прежде обуться,- и стала обуваться.
Хозяинъ между тѣмъ началъ будить мужиковъ и другихъ женщинъ.
- Вставайте! Чего валяться-то! А то заняли весь полъ, такъ что даже и не пройти... говорилъ онъ, проходя за перегородку и доставая оттуда полотенце.
Вскорѣ два ведра воды были принесены Ариной, умывальникъ около крыльца былъ также наполненъ водой и хозяинъ принялся умываться. Когда онъ опять вошелъ въ избу, всѣ уже были на ногахъ. Арина, умывшаяся у колодца, стояла уже въ углу передъ закоптѣлымъ образомъ и молилась.
- Открестишься, такъ печь затопить надо, да избу подмести, отдалъ онъ ей приказъ.
Вставш³е мужики и женщины, доставъ полотенца, также начали выходить на крыльцо поплескаться, рукомойника. Умывш³еся становились тутъ-же на дворѣ къ востоку лицомъ и крестились. Хозяинъ, расчесавъ гребнемъ волосы и надѣвъ картузъ, тоже вышелъ на дворъ и широкимъ вздохомъ втягивалъ въ себя холодный воздухъ. Было морозно. Лужи застеклянило, земля затвердѣла, на доскахъ былъ видѣнъ бѣлый морозный иней. Хозяинъ въ неудовольств³и покачалъ головой.
- Вишь, утренникъ-то какой! сказалъ онъ.- Къ парникамъ теперь и приступить нельзя, не токма чтобы ихъ открывать и полоть въ нихъ, а я дармоѣдовъ набралъ. Ближе какъ къ девяти часамъ утра и рогожъ снять съ рамъ невозможно, а то все зазябнетъ. Когда тутъ пропалывать!
Мужики и бабы слушали и стояли, какъ виноватые.
- Да ужъ отъ сорока мучениковъ завсегда по утрамъ сорокъ утренниковъ, сказалъ маленьк³й, тщедушный мужикъ-работникъ съ клинистой бородкой.
- Всегда! передразнилъ его хозяинъ.- Такъ на что-жъ я вчера четырехъ новыхъ дармоѣдокъ набралъ? Зобы-то хозяйскими харчами зря набивать у меня и прежнихъ рабочихъ было достаточно.
- А ужъ это твоя воля хозяйская.
- Когда тутъ парники откроешь изъ-за эдакаго мороза!
- Не плачься, хозяинъ. Солнышко взойдетъ и живо нагрѣетъ.
- А пока оно нагрѣетъ, вы будете сидѣть сложа руки? Думаешь, что это очень пр³ятно хозяину? Какъ-же, дожидайся! Пейте чай скорѣй, да начинайте до парниковъ-то старыя кочерыжки изъ грядъ выдергивать.
- Что прикажешь, то и дѣлать будемъ.
Въ избѣ между тѣмъ возились уже всѣ женщины, помогая Аринѣ, назначенной на сегодня въ стряпки. Однѣ мели полъ швабрами, друг³я суетились около грязнаго ведернаго самовара, засовывая въ его трубу зажженыя лучины. Сама Арина растапливала печь. По избѣ носился дымъ и, смѣшавшись съ испорченнымъ за ночь отъ ночлежниковъ воздухомъ, представлялъ изъ себя уб³йственную атмосферу.
Вскорѣ печь запылала, вентилируя избу, и воздухъ началъ очищаться. Черезъ четверть часа самоваръ былъ поставленъ на столъ. Хозяинъ, все еще хмурый, заваривалъ чай, выложивъ на столъ грудку колотаго сахара на синей бумагѣ.
- Посуды у меня всего только шесть чашекъ да стаканъ. Чѣмъ пить чай поочереди-то, такъ вы купите себѣ, каждая баба, по посудинѣ,- сказалъ онъ.
- Милый, да изъ какихъ доходовъ покупать-то?..- замѣтила одна изъ женщинъ.- Самъ знаешь наши достатки: пят³алтынный въ денъ, да еще больничный рубль и за прописку паспорта тебѣ зажить надо.
- Ну, ужъ тамъ какъ знаете, а послѣ Фомина воскресенья я свою посуду въ сундукъ уберу. Кто изъ чего хочетъ, тотъ изъ того чай и лакай. У меня рабочимъ хозяйскихъ чашекъ и стакановъ не полагается. Арина! Да что-жъ ты зря топчешься! Сними съ полки каравай хлѣба, да накромсай его на куски. Это твое дѣло, стряпушье.
Громыхая по полу сапогами, курносенькая дѣвушка сняла съ полки большой хлѣбный каравай и, запасшись ножомъ, начала разрѣзать его на ломти.
- Пусть мужики сначала напьются чаю, а когда посуда освободится, могутъ и бабы съ дѣвками пить, скомандовалъ хозяинъ и разлилъ въ чашки и стаканы жидк³й чай.
Самъ онъ пилъ изъ стакана, молча, угрюмо, наливая чай на блюдечко и громко схлебывая его. Женщины въ это время жевали ломти хлѣба, круто посыпая ихъ солью. Одинъ изъ мужиковъ, дабы какъ-нибудь вывести хозяина изъ мрачнаго настроен³я, выпивъ первую чашку чая, сказалъ:
- Ежели солнышко будетъ припекать по вчерашнему, то въ концѣ будущей недѣли можно ужъ будетъ въ парникахъ съ сотню огурцовъ снять.
- Да, дожидайся! мрачно отвѣчалъ хозяинъ.
- Да вѣдь ужъ больш³я завязи есть. Ей-ей... Я вчера смотрѣлъ, такъ подъ рамами около забора - во как³е огурчики.
- Ну, не мели вздору. Пей, да напившись иди кочерыжки вытаскивать.
Наступила пауза. Слышно было только, какъ жевали уста и раздавались всхлебыван³я чая. Черезъ минуту началъ другой мужикъ:
- Теперича ежели такая ясная погода стоять будетъ, то завтра, я такъ предполагаю, можно и подъ луковое перо пятокъ грядокъ приготовить. Луковый сѣянчикъ - онъ утренника не боится.
Хозяинъ промолчалъ.
Вскорѣ мужики кончили чаепит³е и уступили свое мѣсто женщинамъ. Арина все еще возилась около печи, моя котелъ въ лахани. Хозяинъ стаскивалъ съ широкой полки кульки и выдавалъ ей провиз³ю на хлебово для обѣда. Отсыпалъ овсяныхъ крупъ, положилъ нѣсколько горстей сушоныхъ снятковъ на деревянную тарелку, отдѣлилъ изъ находившагося за перегородкой мѣшка картофелю въ корзинку, далъ соли, кислой капусты и для каши гречневой крупы. Сдѣлавъ все это, онъ сталъ торопить женщинъ поскорѣй пить чай и идти на работу, вытаскивать изъ грядъ кочерыжки. Чай ужъ давно былъ спитъ, а потому женщины тотчасъ опрокинули чашки и стали выходить изъ избы.
На огородѣ начался рабоч³й день.
Около десятка женщинъ въ душегрѣйкахъ и три мужика въ шерстяныхъ фуфайкахъ шли по огороду мимо парниковъ, направляясь къ прошлогоднимъ капустнымъ грядамъ, изъ которыхъ торчали кочерыжки отъ срубленныхъ кочней. День начинался ясный, но утренн³й морозъ еще не ослабѣвалъ, хотя солнце уже поднялось на горизонтѣ. Отъ парниковъ, прикрытыхъ рогожами и соломенными щитами, виднѣлся легк³й паръ, выходящ³й въ щели рамъ.
- Только ужъ чтобы сложа руки не сидѣть, да угодить хозяину, а совсѣмъ не по времени объ эту пору кочерыжки вытаскивать, говорилъ тщедушный мужиченко Панкратъ, подойдя къ капустнымъ грядамъ.- Помилуйте, за ночь морозомъ землю сковало, кочерыжка сидитъ твердо. Чего надсаживаться-то!
- Конечно, послѣ полудня, когда пооттаетъ, этимъ заниматься любезное дѣло, отвѣчалъ второй мужикъ Спиридонъ съ бородой лопатой:- но вѣдь послѣ полудня надо къ парникамъ переходить, у парниковъ только при солнцѣ и работа. Ну-ка, долгогривая команда, принимайся! крикнулъ онъ женщинамъ и первый, наклонившись надъ грядой, сталъ выдирать изъ земли кочерыжки.
Женщины послѣдовали его примѣру. Панкратъ пошелъ за рогожными носилками. чтобы стаскивать выдернутыя кочерыжки въ одно мѣсто къ избѣ. Трет³й мужикъ, худой и длинный, рябой и черный, съ еле растущей бородкой, по имени Евилъ, стоялъ и почесывался.
- Зря и выдергивать-то будемъ эти кочерыжки... бормоталъ онъ.- Помилуйте, зачѣмъ? Когда гряды копать начали-бы, то кочерыжки заступами-бы и выворачивали, а бабы ихъ собирали-бы и таскали куда слѣдоваетъ.
- Понимаешь ты, чтобы хозяину угодить, возразилъ мужикъ съ бородой лопатой.- Очень ужъ обидно ему, что рабоч³е до солнечнаго пригрѣва должны безъ дѣла сидѣть. Ну, да вѣдь надсажаться особенно не будемъ. Что сдѣлаемъ, то и ладно. Эй ты! Желтый платокъ! Ты землю-то съ корней оббивай, а не бросай кочерыжку съ землей. Коли ежели такъ, то будетъ не ладно. Какъ тебя звать-то?
- Акулиной, отвѣчала женщина.
- Ну, такъ вотъ оббивай землю, Акулинушка.
- Да вишь, она примерзши, голубчикъ. И въ самомъ дѣлѣ не слѣдъ-бы въ морозъ-то....
- Мало-ли что примерзши. А ты все-таки оббивай. А то что-жъ зря землю-то съ мѣста на мѣсто на носилкахъ перетаскивать! Тоже вѣдь это нудно.
- Хорошо, хорошо, милый. Тебя-то какъ звать? спросила въ свою очередь женщина.
- Спиридономъ.
- Спиридономъ? Ну? Да неужто? А у меня въ деревнѣ мальчикъ Спиридонъ у свекрови остался. Вотъ поди-жъ ты, какъ пришлось. Ладненьк³й такой мальчикъ, приглядненьк³й. Вотъ что ни хожу, что ни сижу, а сама все объ немъ думаю. Сегодня ночью даже во снѣ его видѣла. Давеча начала хлѣбъ жевать - сейчасъ первыя мысли объ немъ: что-то мой мальчикъ въ деревнѣ? сытъ-ли онъ, голубчикъ? Всего вѣдь только четвертый мѣсяцъ пошелъ ему, а я отъ груди отняла его и на старухины руки отдала. Кабы не бѣдность наша такая, такъ, кажется, ни въ жизнь-бы... Голосъ Акулины дрогнулъ. Она перестала выдергивать кочерыжки, стояла и слезилась, отирая глаза кончикомъ головнаго платка.
- Тужить нечего, отвѣчалъ Спири