Лейкин Николай Александрович - На заработках

Грушка-то? спросили онѣ про землячку Арины.

   - Грушка? По морозцу спустилъ. Шальная дѣвка... Нѣтъ возможности... Изожрала меня совсѣмъ. Нешто я могу отшельникомъ жить? Я завсегда въ компан³и... Къ бабамъ ко всякимъ ласковъ, ну, черезъ это и драка. Дрались, дрались и прогналъ. Теперь она у сосѣдей, туда вверхъ по рѣкѣ, около прикащицкой квартиры работаетъ.

   - Эк³й ты какой парень безпокойный! покачала головой Фекла.

   - Да ужъ какой есть. Я ласковый, а только съумѣй мнѣ потрафлять. Грушка не захотѣла потрафлять, на ссору лѣзла, - ну, и спустилъ. А пуще изъ-за сердца и изъ-за тоски спустилъ. Я по Аринѣ скучаю.

   - Ну?! Экая ты перёметная сума! То къ одной, то съ другой...

   - Конечно, самъ виноватъ, пробаловалъ, а къ Аришкѣ у меня любовь, даже пронзительность. Вы поговорите ей, чтобы она ко мнѣ вернулась. Все старое забудемъ и опять дѣло на ладъ пойдетъ.

   - Что ты! Что ты! При ней теперь пестунья... Акулина явилась. Ты ужъ не подступайся, а то она и тебѣ и ей глаза выцарапаетъ.

   - Какъ Акулина?! Это изъ Федосѣева-то Акулина? Да вѣдь она, сказывали, померши! - въ удивлен³и воскликнулъ Андрей.

   - И не думала помирать. Все это наврали,- отвѣчала Гликер³я и разсказала истор³ю со смертью Акулины.

   Андрей чесалъ затылокъ.

   - Вотъ-те клюква! А я, право слово, хотѣлъ Аришку къ себѣ переманить.

   - Нѣтъ, ужъ ты теперь это оставь, брось. Да и Ариша про тебя слышать не можетъ. Опостылѣлъ ты ей такъ, что, когда заговорятъ о тебѣ, у ней пѣна у рта...

   Женщины распрощались съ Андреемъ и ушли. Къ Аграфенѣ онѣ уже не заходили. Та работала далеко, а ноги больныхъ женщинъ и такъ уже еле бродили.

   Арина, оставшись съ Акулиной одна, попробовала вмѣстѣ съ ней попилить. Акулина принялась, за работу съ рвен³емъ, но работа эта была ей, еще слабой отъ болѣзни, не подъ силу. Дѣло шло хуже, чѣмъ съ Феклой и Гликер³ей. Пила застревала и не двигалась, Акулина силилась и не могла ее вытаскивать, потъ съ Акулины лилъ градомъ, она тяжело дышала и то и дѣло просилась отдохнуть. Арина покачивала головой.

   - Чего ты головой-то качаешь? Дай попривыкнуть и дѣло пойдетъ какъ по маслу, съ упрекомъ сказала ей Акулина.- Съ непривычки, знамо дѣло, трудно..

   Попробовала она колоть дрова, но колоть уже окончательно не могла, сѣла на чурку и заплакала.

   - Чего ты, Акулинушка? Что съ тобой? - участливо бросилась къ ней Арина.

   - Да плачу изъ-за того, что не работница я.

   - Ну, полно, не плачь. Мы уйдемъ отсюда, пойдемъ другую работу искать. Не реви... Наплюй... На харчи намъ обѣимъ пока у меня хватитъ, наработано есть достаточно.

   Но Акулина продолжала плакать.

   Утромъ во вторникъ Фекла и Гликер³я, надѣвъ котомки, отправились къ себѣ въ деревню. Дабы съэкономить проѣздъ, онѣ не поѣхали на пароходѣ до Петербурга, чтобы сѣсть тамъ на желѣзную дорогу, а рѣшили ѣхать домой съ промежуточной Колпинской станц³и, отстоявшей отъ мѣста ихъ работы въ двѣнадцати верстахъ, и побрели туда пѣшкомъ.

   - Ну, пять разъ по дорогѣ отдохнемъ, десять, а все-таки ежели до Колпина идти, то намъ, почитай, полтора рубля выгоды будетъ, на обѣихъ-то ежели считать,- говорила Фекла.

   Вышли женщины рано утромъ, опираясь на палки и сильно ковыляя.

   Арина и Акулина, проводивъ ихъ до шоссейной дороги, опять принялись за пилку дровъ, такъ какъ Акулина убѣдительно просила Арнну попробовать еще попилить, увѣряя, что она сегодня ужъ здорова. Началась пилка. Акулина выбилась изъ силъ, но дѣло на ладъ не шло. Измученная, усталая, она сѣла отдохнуть и печально покачала головой. Арина смотрѣла на нее и говорила:

   - Вишь, какъ запыхалась. Семь потовъ съ тебя льетъ. Трудная вѣдь это работа, совсѣмъ трудная, не для больныхъ она, а и здоровому-то только впору.

   Акулина помолчала и отвѣтила:

   - Дѣйствительно, Аришенька, пойдемъ искать другой работы. Не въ моготу она мнѣ.

   - Конечно-же пойдемъ. Заберемъ котелокъ, ложки, чашки, ведерко и поѣдемъ на пароходѣ въ Питеръ. Хозяйство-то это можетъ еще и въ Питерѣ пригодиться, а нѣтъ, такъ продадимъ его тамъ. Здѣсь теперь все это продать некому. Много рабочихъ ужъ ушло съ пилки: кто на другую работу, кто домой. Сегодня поѣдемъ?

   - Поѣдемъ сегодня, милая.

   - Ну, вотъ и чудесно. Надо только на почту передъ уходомъ сходить и узнать, нѣтъ-ли мнѣ письма изъ деревни. Съ прикащикомъ за работу тоже нечего расчитываться. Вчера ужъ расчиталась. Такъ я пойду на почту-то.

   - Иди, умница, или, а я малость прилягу тѣмъ временемъ. Очень ужъ я намучилась.

   - Ну, вотъ видишь, какая ты хворая. Гдѣ-же тебѣ ломовую работу работать,- сказала Акулинѣ Арина, съ сожалѣн³емъ и любовью смотря на нее.

   Акулина не возражала и кряхтя стала укладываться около шатра. Арина накинула на голову платокъ и отправилась въ деревню на почту.

  

  

   Отправляясь на почту, Арина словно чувствовала, что ей будетъ письмо. На почтѣ дѣйствительно было письмо на ея имя изъ деревни. Въ радости схватила она его и выбѣжала изъ почтовой конторы на улицу. Горя нетерпѣн³емъ поскорѣе узнать содержан³е письма, здѣсь она сѣла на скамеечку около первой попавшейся крестьянской избы, быстро разорвала конвертъ и принялась разбирать письмо, но письмо опять было такъ плохо написано, такими блѣдными чернилами, что Арина, и безъ того "плохо разбирающая по писанному", какъ она выражалась, ничего прочитать не могла.

   "Надо будетъ на рѣчкѣ среди сосѣдей какого-нибудь грамотѣя поискать и попросить его прочесть", рѣшила она и, спрятавъ письмо за пазуху, отправилась обратно къ Акулинѣ.

   Ей пришлось проходить мимо кабака. Вдругъ она увидѣла Андрея. Онъ стоялъ на крыльцѣ кабака съ гармон³ей въ рукахъ и что-то попискивалъ на ней. Андрей былъ полупьянъ, въ опоркахъ на босую ногу, въ картузѣ, надѣтомъ козырькомъ на бокъ. Завидя Андрея, Арина вздрогнула, вся какъ-то съежилась и отвернулась, чтобы онъ ее не замѣтилъ, но Андрей замѣтилъ и даже окликнулъ ее.

   - А! Ариша - живая душа на костыляхъ! раздался его голосъ.

   Арину даже всю покоробило. Не оборачиваясь, она ускорила шагъ.

   - Здравствуй, Арина Гавриловна! Что больно спѣсива! повторилъ Андрей окликъ.

   Арина не отвѣчала и продолжала путь. Андрей не отставалъ, онъ шелъ сзади, она слышала его шаги.

   - Арина! зачѣмъ такъ строго? Миловались, миловались и вдругъ поздороваться не хочешь! окликалъ онъ ее еще разъ и поровнялся съ ней.

   Она сдѣлала движен³е въ сторону и, стараясь не смотрѣть на него, сказала:

   - Пожалуйста, не приставай. Иди своей дорогой.

   - Наше направлен³е тоже, что и ваше. На одномъ берегѣ стоимъ. А только зачѣмъ такъ строго? Протяните прежде ручку.

   Арина остановилась.

   - Или ты иди впередъ, или я пойду впередъ, произнесла она.

   - Это зачѣмъ-же? Я желаю рядышкомъ...

   Арина повернула назадъ. Андрей пошелъ за ней.

   - Да есть-ли у тебя совѣсть-то? Ну, что ты пристаешь, коли съ тобой разговаривать не желаютъ?..

   Андрей сдался.

   - Ну, иди куда шла. Иди впередъ, а я пойду сзади.

   - Не желаю я, чтобы ты и сзади шелъ.

   - Не имѣешь права дорогу запретить. Дорога про всѣхъ. Я къ своему шалашу иду...

   Арина опять повернула и почти бѣгомъ направилась къ рѣкѣ. Андрей шелъ сзади молча, но черезъ нѣсколько времени проговорилъ:

   - Черезъ тебя и гуляю. По тебѣ стосковался.

   Слова остались безъ отвѣта.

   - Перемѣни гнѣвъ на милость. Удостой словечкомъ, продолжалъ Андрей, но Арина упорно молчала. - Слышь, Ариша, забудь старое, или ко мнѣ опять и заживемъ по прежнему. Грушки ужъ при мнѣ нѣтъ, произнесъ онъ послѣ нѣкотораго молчан³я.

   Арина быстро обернулась и, сжавъ кулаки, сверкнула глазами.

   - Да замолчишь-ли ты, гадина! крикнула она и тотчасъ-же опять пошла ускореннымъ шагомъ.

   - Вотъ теперь говоришь, что гадина, а когда-то миловалась, говорила, что лучше Андрея и человѣка нѣтъ, не отставалъ Андрей.

   - Пока не знала, какой ты на свѣтѣ подлецъ есть, бросила ему отвѣтъ Арина.

   - Да чѣмъ подлецъ? Чѣмъ? Что я съ другой: дѣвчонкой-то пошутилъ? И на старуху бываетъ проруха.

   - Иди ты прочь, подлецъ, не приставай!

   Опять Андрей пошелъ за Ариной молча, но черезъ нѣсколько времени снова прервалъ молчан³е.

   - Эхъ, вы, дѣвки! Черти вы, а не дѣвки! Дьяволы! сказалъ онъ.- Мнѣ бабы сказывали, что пестунья-то твоя, Акулина, изъ мертвыхъ воскресла и къ тебѣ пришла, такъ хочешь, я къ вамъ приду и при ней тебя сватать буду? тихо спросилъ онъ..

   При этихъ словахъ, какъ стрѣлой кольнуло Арину. Она затряслась всѣмъ тѣломъ, опустилась на траву берега, закрыла лицо руками и горько заплакала. Андрей стоялъ передъ ней въ недоумѣн³и и говорилъ:

   - Ну, чего ты ревешь-то коровой? Чего? Что я тебѣ сдѣлалъ? Какое такое озорничество?

   - Да ужъ не срами ты меня хоть передъ Акулинушкой-то, коли она ничего не знаетъ; брось ты меня, оставь, забудь, наплюй. Ну, какая тебѣ польза будетъ, что ты ославишь меня передъ ней? - выговорила она сквозь слезы.

   - Вотъ дура-то! Да вѣдь я сватать хочу. При пестуньѣ ужъ твердо будетъ.

   - Никогда она пестуньей моей не была. Просто она мнѣ землячка и ничего больше, но не срами ты меня передъ ней, Христа ради. Честью тебя прошу. Пожалѣй ты меня. Вѣдь есть-же на тебѣ крестъ-то!

   - Странная дѣвка... Пойми ты, что я проруху свою загладить хочу,- произнесъ Андрей.

   - Ничего мнѣ не надо, ничего... Только оставь ты меня, пренебреги и молчи.

   - Чудачка... Да вѣдь у меня тоже совѣсть... Все думается, что такъ оставить нельзя - вотъ я и хочу придти и честь-честью высватать передъ землячкой.

   Андрей умолкъ. Арина сидѣла на травѣ и продолжала плакать. Андрей постоялъ надъ ней, отошелъ на нѣсколько шаговъ, положилъ гармон³ю на землю и сталъ скручивать папироску. На деревню по берегу шли два полупьяные пильщика, разговаривали и восторженно ругались. Арина отвернулась отъ нихъ и стала утирать заплаканные глаза рукавомъ. Пильщики, поровнявшись съ Андреемъ, крикнули ему:

   - Андрюша! Чего ты назадъ-то прешь? А мы за тобой... Пойдемъ... Выпьемъ...

   Арина видѣла, какъ Андрей присоединился жъ ихъ компан³и и пошелъ съ ними обратно на деревню. Черезъ нѣсколько времени она издали услыхала его голосъ, напѣвающ³й подъ гармон³ю:

  

   "Заиграй гармонь моя,

   "Послѣдн³й день гуляю я.

   "Гармонь нова въ три баса

   "Играетъ разны голоса"...

  

   Утеревъ слезы и посидѣвъ еще немного на травѣ, Арина, не желая показаться Акулинѣ съ заплаканными глазами, умылась въ рѣкѣ, утерлась юбкой и тихо направилась къ своимъ шалашамъ.

   "Господи Боже мой, что-же это будетъ, ежели этотъ Андрей придетъ ко мнѣ при Акулинушкѣ и начнетъ опять къ себѣ звать! Вѣдь тогда я поневолѣ должна буду разсказать ей все. Какими я на нее глазами послѣ этого смотрѣть буду?!" думала Арина, идя по дорогѣ, и эта мысль приводила ее въ дрожь. "Нѣтъ, нужно уйти отсюда, скорѣй уйти, какъ можно скорѣй", рѣшила она, подходя къ шалашамъ

  

  

   Акулину Арина застала съ топоромъ въ рукѣ, стоящей около груды дровъ. Потъ съ Акулины лилъ градомъ.

   - Все еще колоть дрова пробую, но не могу - силушки нѣтъ, сказала она.- Еще потоньше какое полѣшко расколю, а ужъ какъ потолще - и не могу.

   - Да нечего и пробовать. Все равно уйдемъ отсюда, отвѣчала Арина.- Я вотъ письмо получила изъ деревни, прибавила она.

   - Письмо? воскликнула радостно Акулина. - Ну, что: не пишутъ-ли что-нибудь и о моемъ голубчикѣ Спиридонушкѣ?

   - Пробовала разбирать, но понять ужасно трудно. Надо какого-нибудь грамотѣя поискать, чтобъ разобралъ.

   - Побѣжимъ скорѣе по мужикамъ, попросимъ, засуетилась Акулина.

   - Ужъ какая ты бѣгунья! Съ твоими-то ногами? Сиди. Я одна схожу и поищу, а найду, такъ приведу его сюда, отвѣчала Арина и отправилась по берегу искать между пильщиками грамотѣя.

   Скоро грамотѣй былъ найденъ, Это былъ тотъ самый рыж³й мужикъ, который привелъ Акулину къ Аринѣ, когда та отыскивала ее, явившись изъ Петербурга. Онъ былъ босикомъ, въ рубахѣ безъ опояски и съ головой, повязанной тряпицей, чтобы не падали во время работы волосы на глаза. Арина оторвала его прямо отъ дѣла. Онъ шелъ и говорилъ:

   - Только ужъ ты какъ хочешь, а должна поднести за это стаканчикъ.

   - Какое тутъ поднесен³е! Возьми пятачекъ на стаканчикъ, да самъ и сходи выпить, сказала Арина.

   - Вишь ты! Это все не то. Я за деньги читать не хочу. Я не писарь, а я хочу читать за милую душу, но все-таки, чтобы ты отъ сердца попотчивала.

   - Чаемъ - изволь, попотчую отъ сердца, потому мы сейчасъ чай пить будемъ. Вонъ котелокъ съ водой кипитъ.

   - Ну, попотчуй хоть чаемъ, имъ Богъ съ тобой, согласился мужикъ, присѣлъ на чурку и, взявъ въ руки письмо, принялся его разбирать. Арина и Акулина стояли передъ нимъ, приложа руки къ щекѣ, и слушали. Въ письмѣ стояло слѣдующее:

   "Любезной дочери нашей Аринѣ Гавриловнѣ отъ родителей твоихъ Гаврилы Матвѣича и Анны Савишны поклонъ и шлемъ родительское благословен³е на вѣки не рушимо. И въ первыхъ сихъ строкахъ увѣдомляемъ мы тебя, дочка дорогая, что деньги пять рублей мы черезъ письмо твое получили, корову за одиннадцать рублей купили, четыре рубля отдали, а остальные семь рублей въ долгъ и я за оное обязался косить сѣно, а что не выкошу, то до осени, чтобъ овсомъ отдать, а ежели ты поможешь, то тѣмъ лучше будетъ. И еще тебѣ скажу, что я слава Богу, а мать хвораеть и пухнуть стала. Ноги словно пни. Водилъ ее къ доктору и докторъ сказалъ, что это отъ голодухи и что теперь мног³е пухнуть, и далъ порошки, но отъ порошковъ пользы мало. И все валяется, а дѣло по дому стоитъ, такъ что одна сестра твоя Аленка работаетъ, но она подростокъ и ей не разорваться. А я каждый день въ отходѣ на мельницѣ у барина и запруду копаю по четвертаку подрядившись, а свое дѣло стоитъ. И выходитъ такъ, дочка дорогая, что мы безъ тебя какъ безъ рукъ. И ежели ты на дорогу прикопила, то пр³ѣзжай ты обратно къ намъ въ деревню, потому такъ для хозяйства лучше будетъ. У насъ хотя и голодно, но сподручнѣе будетъ, потому у насъ картошка не посажена и ты посадишь съ Аленкой, а мать не можетъ. Но ежели ты на хорошемъ мѣстѣ и думаешь хорошо справиться насчетъ денегъ, то не пр³ѣзжай. Денъ черезъ десять я отработаюсь на мельницѣ и самъ посажу картошку. Будетъ поздняя, но дѣлать нечего. А ежели пр³ѣдешь и мать поправится, то я тебя опять на работу отпущу въ нашемъ мѣстѣ на Мсту рѣку, потому нынче и на Мстѣ работа. А засимъ письмомъ остаемся отецъ и мать твои Гаврила Матвѣевъ и Анна Савишна".

   Письмо было прочитано. Арина стояла печальная, потупившись, и въ раздумьѣ крутила кончикъ у ситцевой кофточки.

   - Поѣду, непремѣнно поѣду, сказала она рѣшительно.- Будетъ мнѣ тутъ жить, достаточно. Не разориться-же въ конецъ дому, и такъ ужъ тамъ плохо. Здѣсь что пособерешь - тамъ упустишь. Вотъ и ты со мною, Акулинушка, поѣдешь. На дорогу обѣимъ хватитъ и еще домой кой-что привезу.

   - Постой... остановила ее слезливо Акулина.

   Она стояла и плакала и, обратясь къ мужику, читавшему письмо, спросила:

   - А про Спиридошу ничего не написано, про ребенка моего?

   - Ничего. Все прочелъ.

   - Странно, что они ничего не пишутъ!.. Как³е право. Ты посмотри хорошенько.

   - Да ужъ и такъ смотрѣлъ, отвѣчалъ мужикъ.- На вотъ, смотри сама.

   - Да я, голубчикъ, неграмотная. И дивное дѣло, что они про Спиридошу ничего... Ну, чтобы хоть словечко написать.

   - Завтра, Акулинушка, пойдемъ отсюда, завтра и на желѣзную дорогу сядемъ, а сегодня я послѣдн³й расчетъ съ прикащика за дрова получу, обратилась къ ней Арина.

   - Ой, дѣвушка, ужъ какъ не сподручно мнѣ-то ѣхать, такъ просто бѣда! Денегъ на чужой сторонѣ не заработала, въ больницѣ провалялась, Надюшкѣ рубль должна, на твои гроши теперь поѣзжай, и явись домой ни съ чѣмъ. Бѣда, чистая бѣда! плакалась Акулина.

   - Видно ужъ такъ Богъ велѣлъ, сказала Арипа.- Здѣсь останешься - все равно тебѣ ничего не заработать по твоему теперешнему здоровью. Ну, какая ты работница! Еле духъ переводишь. на ногахъ расхлябалась. Останешься - Христа ради милостинку придется просить.

   Акулина покрутила головой и продолжала плакаться.

   - Господи, что свекровь-то скажетъ, коли я безъ копѣйки домой явлюсь, что невѣстка заговоритъ. Скажутъ: "паспортъ тебѣ выправили, на дорогу тебя справили, ребенка твоего кормили, а ты хоть-бы грошъ мѣдный въ домъ"...

   - Должны быть рады, что ты хоть живая-то домой пришла. Вѣдь ужъ домашн³е твои считали тебя помершей, а тутъ ты пр³ѣдешь, поправишься и будешь для дома работница.

   - Ни лошаденки у насъ, ни коровенки у насъ... жаловалась Акулина.- Справились-ли еще тамъ дома съ сѣменами-то на весну!

   Мужикъ, читавш³й письмо слушалъ, слушалъ женщинъ и со вздохомъ сказалъ:

   - Посмотрю я, милыя, вездѣ-то по деревнѣ бѣдность... Куда ни сунься - все одно и тоже. Мы тоже ваши новгородск³е, но устюжск³е... Вотъ и братъ мнѣ тоже пишетъ изъ нашего мѣста, что страсть какъ у нихъ плохо: озимь померзла, скотъ падаетъ.

   - Заваривай, Акулинушка, чай-то, заваривай. Вода ужъ вскипѣла въ котелкѣ. Вѣдь мы обѣщали земляка-то чайкомъ попоить, говорила Акулинѣ Арина.

   Акулина стала доставать изъ лукошка чайникъ.

  

  

   Опасен³я Арины, что Андрейпридетъ ее сватать передъ Акулиной и въ разговорѣ обнаружитъ при землячкѣ ея, Арины, бывш³я близк³я отношен³я къ нему, не сбылись. Андрей не явился. Онъ весь день прогулялъ съ пр³ятелями въ деревнѣ и, очевидно, въ это время онъ объ Аринѣ не вспомнилъ, а на другой день рано утромъ Арина и Акулина сбирались уже уходить съ берега Тосны; чтобы отправиться къ себѣ въ деревню. Дабы Андрей не узналъ, что онѣ уходятъ, Арина уходила тихо, безъ шуму, стараясь скрыть свои сборы. Акулина хотѣла идти проститься съ демянскими женщинами Марфой и Устиньей, съ которыми она работала еще въ Петербургѣ на тряпичномъ дворѣ, но Арина тотчасъ-же ее остановила:

   - И чего ты пойдешь свои больныя ноги трепать зря! Побереги ноги-то, мать моя, сказала она. - Вѣдь отсюда до желѣзной дороги-то не близко. Люди говорятъ, двѣнадцать верстъ.

   - Да вѣдь вотъ все думается, что вмѣстѣ горе горевали въ Питерѣ, такъ какъ-же не проститься-то, отвѣчала Акулина, но Арину все-таки послушалась.

   Дабы Андрей не догадался, что онѣ уходятъ, Арина не предлагала никому изъ пильщиковъ купить и ея немудрое бивуачное хозяйство, состоявшее изъ котелка, чайника, чашки, деревянныхъ ложекъ, лукошка и деревяннаго ведра, какъ то дѣлали обыкновенно всѣ уходивш³е, а рѣшила все это взять съ собой въ деревню.

   - Свезу своимъ. Ноша не велика. Лукошко, чайникъ и котелокъ уложу въ котомку и за плечи, а ведро въ рукѣ понесу, сказала она.- Ведро-то еще въ дорогѣ пригодится водицы зачерпнуть.

   Акулина не возражала.

   Часовъ въ семь утра надѣли женщины на себя котомки и, помолившись на небо, тронулись въ путь. Арина шла умышленно тихо, дабы облегчить путь хворой Акулинѣ. Когда онѣ проходили мимо пильщиковъ, тѣ были заняты уже работой и не замѣтили ихъ, а потому прощаться и разговаривать не пришлось, да и шли онѣ по берегу на нѣкоторомъ разстоян³и отъ полѣнницъ выставляемыхъ дровъ. Уходъ ихъ былъ замѣченъ только повстрѣчавшимся съ ними дровянымъ прикащикомъ, возвращавшимся съ деревни изъ трактира и опиравшимся на самодѣльную сажень.

   - Уходите? спросилъ онъ.

   - Уходимъ. Счастливо оставаться тебѣ, спасибо за ласку, сказала Арина.

   Прикащикъ кивнулъ, подумалъ и сказалъ:

   - Если ежели выгоду куда идете искать на другое мѣсто, то лучше оставайтесь у насъ. Передъ сѣнокосомъ и мы еще по пятачку на сажень за пилку прибавимъ, чтобъ народъ не разбѣгался, а ужъ до сѣнокоса теперь недолго.

   - Нѣтъ, милостивецъ, мы не на другую работу, а прямо къ себѣ въ деревню. Вонъ у меня товарка-то... хворая... Какая ужъ она работница! кивнула Арина на Акулину и прибавила:- Да и мнѣ домой надо. У меня мать не въ порядкѣ и хвораетъ.

   - Ну, имъ счастливаго пути, коли такъ. А то передъ сѣнокосомъ мы всегда прибавляемъ.

   Путь лежалъ на Колпино. Женщины вышли на шоссейную дорогу, перешли мостъ черезъ рѣку Тосну и поплелись по деревнѣ Усть-Тосна. Сначала онѣ шли молча, наконецъ Акулина сказала:

   - Мучаетъ меня, что вотъ у Надюшки-то я на огородѣ рубль взяла и не отдала.

   - Есть о чемъ мучиться! У Надюшки деньги шальныя. Не рубль, а десять она съ своего Ардальона Сергѣича стянетъ, отвѣчала Арина.- Сама-же ты сказала, что дѣвка совсѣмъ хозяина въ руки забрала и въ такихъ ситцахъ щеголяетъ, что быкъ забодаетъ.

   - Такъ то оно такъ, а все какъ будто-бы совѣстно.

   - Ну, въ своемъ мѣстѣ отдашь, коли будешь при деньгахъ.

   Акулина помолчала и опять сказала:

   - Вотъ и насчетъ тебя, Аришенька, меня совѣсть беретъ, что я на твои деньги по чугункѣ поѣду. Еще кабы у тебя семья дома была въ исправности, а то...

   - Брось... перебила ее Арина.- Ну, что объ этомъ разговаривать! Справишься, такъ отдашь и мнѣ.

   - Когда тутъ отдать, дѣвушка, когда? Не на радость вѣдь ѣду, а на бѣдность...

   - Оставь. Я такъ расчитываю, что четыре съ полтиной все-таки своимъ домой привезу, а этого имъ довольно.

   До Колпина женщины дошли часа черезъ три, причемъ Арина ради Акулины присаживалась нѣсколько разъ въ придорожной канавкѣ на отдыхъ, и попали къ самому поѣзду. Утренн³й поѣздъ, вышедш³й изъ Петербурга, подходилъ уже къ платформѣ. Арина засуетилась, быстро бросилась къ кассѣ и взяла билеты.

   - Скорѣй, скорѣй, Акулинушка, торопила она товарку, и чтобы та успѣшнѣе ковыляла по платформѣ до вагоновъ, взвалила себѣ на плечи даже и ея котомку.

   Черезъ минуту онѣ сидѣли въ вагонѣ, черезъ пять минутъ поѣздъ тронулся. Арина и Акулина перекрестились. Перекрестившись Арина радостно улыбнулась.

   - Слава Богу, къ себѣ домой ѣдемъ. Словно тяжелый камень съ души у меня валится. То есть ужъ такъ-то я рада, такъ-то, что и сказать трудно! проговорила она.

   Акулина тяжело вздохнула и пробормотала:

   - Живъ-ли здоровъ-ли Спиридоша мой маленьк³й? Рада буду увидѣть его, ежели живъ и здоровъ, но одно обидно, что вотъ безъ гостинчика ему ѣду.

   - Сама ему будешь за гостинчикъ. Какого ему еще гостинчика надо! отвѣчала Арина и прибавила: - Ну, да ладно. Есть у меня въ котомкѣ остаточекъ ситцу отъ платья, что себѣ я справила, дамъ я тебѣ этотъ остаточекъ - вотъ ему на рубашенку и хватитъ.

   А поѣздъ, стуча колесами, такъ и мчался, пробѣгая пустырями мимо вырубленнаго или выгорѣвшаго лѣса.