Лейкин Николай Александрович - На заработках

донъ.- Вѣдь, поди, у своихъ оставила, а не у чужихъ?

   - У своихъ, у своихъ. Свекровь взялась няньчить. Но каково ему, родименькому, на соскѣ-то!

   - И на соскѣ въ лучшемъ видѣ выживаютъ. А то вѣдь, поди, и рожокъ съ молокомъ...

   - Въ томъ-то и дѣло, Спиридонушко, что корову-то мы еще съ осени продали. Вѣдь нынѣшн³й годъ у насъ не приведи Богъ какая безкормица. Отъ безкормицы и пришли сюда. Молоко... Кабы было у насъ молоко, то я-бы и не горевала такъ особенно, а въ томъ-то и дѣло, что у насъ молока нѣтъ. Развѣ что ужъ свекровь у добрыхъ людей раздобудется молокомъ-то. Авось добрые люди помогутъ. Уѣзжая, я просила старостиху: "не дай, Митревна, погибнуть ребеночку, удѣляй ему кой когда молочка отъ вашей коровы". Она-то обѣщала, а вотъ мужъ-то ейный, староста-то нашъ, золъ на насъ изъ-за податей.

   - Неисправны? поинтересовался Спиридонъ.

   - Какъ тутъ быть исправнымъ, Спиридонушко, коли эдакая голодуха!

   - Вездѣ нонѣ неисправность. И у насъ вотъ тоже въ Ростовскомъ уѣздѣ.

   - А вы ростовск³е будете?

   - А то какъ-же... Прирожденные огородники, настоящ³е капустники. Мы отъ хозяина-то нашего всего восемнадцать верстъ.

   - Земляки, стало быть?

   - Даже одной волости.

   - Такъ и у васъ нонѣ трудно?

   - Трудно. Я съ Благовѣщеньева дня по Покровъ за сто десять рублей у него подрядившись. Тридцать пять рублей при отъѣздѣ онъ мнѣ на руки далъ, половину я на паспортъ и на дорогу... а половину семьѣ далъ - тѣмъ и будутъ живы.

   - А мы-то съ мужемъ вѣдь семью безъ копѣечки оставили. Мужъ въ сторону, а я въ другую. Вотъ теперь старикамъ посылать надо. Какъ ты думаешь, голубчикъ, не дастъ-ли мнѣ хозяинъ хоть трешницу, чтобы въ деревню послать?

   Спиридонъ оставилъ выдергивать кочерыжки, выпрямился во весь ростъ, покачалъ головой и сказалъ:

   - Не дастъ. Онъ и своимъ-то землякамъ съ попрекомъ да съ ругательствами... Я такъ вотъ даже и въ сватовствѣ ему прихожусь, а еле-еле далъ.

   - Бѣда! - покрутила головой Акулина. - Что только наши старики тамъ въ деревнѣ теперь и дѣлать будутъ! Вѣдь на сѣмяна и то нѣтъ.

   - Нониче мног³е плачутся,- пробормоталъ Спиридонъ въ утѣшенье.

   - У насъ вся деревня, какъ есть, плачется,- откликнулась чернобровая женщина, Екатерина.

   - И я тебѣ вотъ еще что скажу...- продолжалъ Спиридонъ.- Онъ еще добръ до васъ, бабы... Хозяинъ-то то есть. Въ другихъ мѣстахъ, какъ подрядилась - сейчасъ на прописку паспорта и на больницу рубль хозяину отдай, а онъ взялся все это справить за заживу. Нѣтъ, ужъ ты лучше и не проси трешницы - не дастъ.

   - Впередъ просить хочешь? - поинтересовался Панкратъ, явивш³йся съ рогожными носилками.- Ни въ жизнь не дастъ. Я даже такъ думаю, что не далъ-бы онъ вамъ сегодня по пят³алтынному за день да не согналъ бы васъ. Куда ему теперь съ бабами? Вишь, как³е холода стоятъ! Как³я теперь огородныя работы въ мартѣ! А потеплѣетъ, такъ вѣдь бабы этой самой будетъ хоть прудъ пруди.

   - Ой, что ты говоришь, милостивецъ! - испуганно проговорила Акулина - Да куда-же мы тогда пойдемъ?

   - А это ужъ дѣло не хозяйское. Куда хочешь, туда и иди. Это твое дѣло.

   - Не сгонитъ, коли паспорты взялъ. Вѣдь у насъ на огородѣ парниковъ много. Кто-жъ будетъ около парниковъ-то? - перебилъ Панкрата Спиридонъ.- Ругаться по утрамъ, когда утренникъ на дворѣ, все-таки будетъ, а согнать не сгонитъ.

   Работа по выдергиван³ю кочерыжекъ продолжалась. Часовъ въ десять на огородъ пришелъ хозяинъ, уходивш³й куда-то, и велѣлъ стаскивать съ парниковыхъ рамъ рогожи и соломенные щиты, такъ какъ ужъ солнце стало на столько пригрѣвать, что застеклянивш³яся лужицы оттаяли и бѣлый иней съ до сокъ исчезъ. Мужики и бабы бросились исполнять приказан³е. Хозяинъ и самъ сдергивалъ вмѣстѣ съ ними рогожи съ парниковыхъ рамъ и говорилъ:

   - Вѣдь вотъ сейчасъ ни за что, ни про что за четырехъ дуръ отдалъ четыре рубля больничныхъ. На огородѣ еще и конь не валялся, а ужъ четыре рубля подай.

   - Заслужимъ, Ардальонъ Сергѣичъ, вѣрь совѣсти, заслужимъ,- бормотали бабы и до того усердствовали въ дѣлѣ сниман³я рогожъ, что даже платки ихъ съѣхали съ головъ на шею.

   - Толкуй! Пока еще вы заслужите-то, каждая изъ васъ обпить объѣсть хозяина успѣетъ. Хлѣбъ-то нынче сунься-ка - девять гривенъ пудъ.

   Солнышко между тѣмъ свѣтило все ласковѣе и ласковѣе и уже начало пригрѣвать рабочимъ спины. С³ялъ ясный, солнечный день.

  

  

   Ардалъонъ Сергѣевъ хоть и хозяйствовалъ, но былъ не лѣнивый рабоч³й мужикъ и въ ' горячую пору дѣла всегда самъ работалъ вмѣстѣ со своими рабочими на огородѣ, но сегодня особой работы не предстояло, не было ничего спѣшнаго, а потому, обойдя всѣ парники и заглянувъ подъ рамы, онъ приказалъ мужикамъ и женщинамъ полоть между огурцами сорную траву и разрыхлять землю, а самъ отправился въ избу присмотрѣть за стряпухой.

   Стряпуху Арину засталъ онъ чистившею картофель для щей. Печка уже вытопилась и котелокъ воды, заправленной кислой капустой, снятками и крупами, кипѣлъ, клокоча бѣлымъ ключемъ.

   - Доходишь-ли до своего дѣла, мастерица? спросилъ онъ ее, входя въ избу и вѣшая картузъ на гвоздь.

   - Дохожу. Отчего-же не доходить? отвѣчала нѣсколько застѣнчиво Арина.- Дѣло не мудрое.

   Ардальонъ Сергѣевъ сѣлъ на лавку и сталъ набивать табакомъ коротенькую трубку. Арина стояла къ нему спиной и шевелила красными голыми локтями, продолжая чистить картофель. Миткалевый печатный платокъ, съ красной каемкой и съ изображен³емъ русской азбуки, вмѣсто рисунка, посрединѣ - прикрывалъ ея голову. Арина была неладно скроенная, но крѣпко сшитая дѣвушка, какъ говорится, съ широкими плечами и бедрами, со станомъ почти безъ перехвата. Лицо ея съ нѣсколько вздернутымъ носомъ и маленькими глазами было, впрочемъ, симпатично. Арина вступила въ девятнадцатую весну своего существован³я. Закуривъ трубку и попыхивая дымкомъ, Ардальонъ Сергѣевичъ сидѣлъ, смотря на широкую спину дѣвушки и наконецъ опять спросилъ:

   - Дома-то трафилось-ли стряпушничать?

   - Еще-бы не трафиться! отвѣчала Арина, не оборачиваясь.

   - Стало быть родители пр³учали?

   - А то какъ-же? У насъ безъ этого нельзя.

   - Оба живы - и отецъ и мать?

   - Оба. Они-то меня и снарядили въ Питеръ.

   - Мать-то стара?

   - Да не такъ чтобъ очень. Зачѣмъ ей старой быть?

   - Дѣти малыя у ней есть?

   - По третьему году дѣвочка, да по пятому году мальчикъ.

   - Ну, это стало быть не стара. Ты старшая что-ли?

   - Старшая.

   - Что-жъ замужъ не вышла?

   - И вышла-бы, да какъ приданое-то справить? На как³я деньги? У насъ нонѣ голодуха. Нынѣшн³й годъ у насъ никто изъ дѣвокъ замужъ не выдетъ.

   - Не берутъ стало быть безъ приданаго-то?

   - Да вѣдь ты самъ знаешь, самъ деревенск³й. Нешто можно безъ хозяйства! Надо вѣдь тоже, кромѣ того, и сватовъ угощать. Да и женихи-то не приведи Богъ какъ бьются. Ни хлѣба, ни сѣна, ни овса. Не токма что всѣ скотину продали, а даже курей - и тѣхъ не осталось. А вѣдь и женихамъ, самъ знаешь, свадьбу тоже даромъ играть нельзя. За все про все плати.

   - Да вѣдь въ вашемъ боровическомъ уѣздѣ хлѣбъ-то и никогда хорошо не родится.

   - Овесъ родится. У насъ сѣна хороши бываютъ. А лѣтось все пожгло. Остатки стали косить, скосили - дожди пошли. Ну, и погнило.

   - Дѣла! вздохнулъ Ардальонъ Сергѣевъ и покрутилъ головой.

   Арина, слыша въ тонѣ его рѣчи какъ-бы участ³е, обернулась къ нему въ полъ-оборота и сказала: - У насъ въ нашей деревнѣ три бабы надѣли суму да въ кусочки пошли, побираться.

   - Что-жъ на заработки не пошли?

   - Грудные ребята у нихъ. Съ грудными ребенками. Оставить дома не на кого, а вѣдь съ ребятами-то въ работу не берутъ. Да и паспортовъ не на что взять, до того проѣлись.

   - Да вѣдь у васъ въ своемъ мѣстѣ, на рѣкѣ на Мстѣ работа, а тамъ можно и безъ паспортовъ.

   - Была, а нонѣ нѣтъ. То-есть, она есть, но самая малость. Вѣдь это на баркахъ. А барки нонѣ все кругомъ идутъ, а не по нашему пути. Да и на баркахъ съ ребятами-то какже работать? А отдать ребятъ некому. Отдать въ чуж³я руки - даромъ не возьмутъ, а денегъ нѣтъ. Вотъ и пошли Христовымъ именемъ побираться.

   - Грѣхи! снова вздохнулъ хозяинъ.

   Арина помолчала и прибавила:

   - Что только станется! Бѣда. Я такъ разсуждаю, что нынче въ нашихъ мѣстахъ мног³я бабы побираться пойдутъ. Въ Питеръ-то или въ Москву на заработки выбраться трудно, даже кто ежели и безъ ребятъ. Вѣдь на заработку сюда безъ денегъ тоже не выдешь, даже ежели и ребятъ есть гдѣ оставить. И на паспортъ нужны деньги, да и на дорогу нужно все-таки заложиться, а инымъ и заложиться-то нечѣмъ.

   - Правильно, согласился хозяинъ.

   - Намъ вотъ кабатчикъ помогъ, чтобы меня справить въ дорогу, продолжала Арина.- Лужокъ мы ему предоставили, чтобы сѣно снять. Вотъ теперь сами будемъ при умален³и сѣна на осень. Да и какая справка! Только на паспортъ да на полъ-дороги на чугунку хватило. Полъ-дороги шли - пить, ѣсть надо. Бѣда.

   - Ну, ты-то за дорогу не больно-то отощала. Вишь, спина-то!.. улыбнулся Ардальонъ Сергѣевъ.- Спина гладкая.

   - Я ужъ такая есть.

   - Да и щеки нагулявшись. Мурло круглое.

   - Позавидовалъ! Скажите на милость!

   - Я гладкихъ люблю.

   Ардальонъ Сергѣевъ опять улыбнулся, всталъ съ мѣста и шутя треснулъ Арину ладонью по спинѣ. Та взвизгнула и проговорила:

   - Ой, чтой-то вы деретесь!

   - Это я любя. Это я жиръ пробую.

   - Ужъ и жиръ!

   - Погоди, на нашихъ хлѣбахъ еще круглѣе огуляешься. У насъ ѣшь въ волю, харчи хорош³е,- сказалъ Ардальонъ Сергѣевъ.

   - Денегъ-то ужъ очень мало за работу даете, пробормотала Арина.- Шутка-ли: всего пят³алтынный!

   - Такая цѣна, Аришенька, такая цѣна. А цѣны Богъ строитъ. Да и не мало это. Мѣсяцъ проживешь у меня - четыре рубля на руки получишь.

   - Дома-то у насъ ужъ очень нудно. Отецъ-то съ матерью теперь какъ бьются! У насъ пять ртовъ дома осталось.

   - Что дѣлать, умница! Вездѣ теперь нудно, вездѣ теперь бьются. Это ужъ отъ Бога...

   Арина, слыша ласковую рѣчь, опять обернулась къ Ардальону Сергѣеву и, улыбнувшись, застѣнчиво проговорила:

   - Ты-бы, господинъ хозяинъ, далъ мнѣ три рубля впередъ, чтобы родителямъ въ деревню послать. Дай, пожалуйста, будь милостивцемъ.

   - Это ничего-то не видя, да три рубля давать! Нѣтъ, милая, не тѣ нонѣ времена. Я ужъ и такъ добръ, что больничныя за васъ впередъ плачу, да паспорты прописываю.

   - Дай господинъ хозяинъ. Я тебѣ въ ножки поклонюсь. Пожалѣй насъ.

   - Нельзя. Хоть ты и гладкая,- а я гладкихъ до смерти обожаю,- а нельзя, умница. Погодить надо. Ты погоди. Вотъ мѣсяцъ прослужишь и старанье твое я увижу, тогда дамъ.

   - Экой ты какой, господинъ хозяинъ!

   - Я добрый. Я охъ какой добрый, а денегъ сразу давать нельзя, отвѣчалъ ласково Ардальонъ Сергѣевъ, ухмыляясь, подошелъ къ Аринѣ, схватилъ ее въ охапку за плечи, покачалъ изъ стороны въ сторону и прибавилъ:- Нельзя, ангелка, подождать надо.

   Арина вырвалась изъ его объят³й, ударила его по рукѣ и, сдѣлавъ строгое лицо, стала къ печкѣ, сказавъ:

   - А зачѣмъ-же рукамъ волю-то даешь? Это ты оставь. Этого я не люблю. Я не затѣмъ въ Питеръ пришла. Да... Брось.

   Ардальонъ Сергѣевъ взглянулъ на нее и скосилъ глаза.

   - А тебя убыло, что-ли? "Не люблю"... А ты будь съ хозяиномъ поласковѣе, хозяинъ можетъ пригодиться. Сама денегъ впередъ проситъ, а тутъ не смѣй и шутками съ ней пошутить. Ахъ, дура, дура-дѣвка! Вотъ ужъ неразумная-то!

   Онъ махнулъ рукой, снялъ съ гвоздя картузъ и вышелъ на огородъ.

  

   Въ полдень Ардальонъ Сергѣевъ скликалъ рабочихъ къ обѣду. Мужики и бабы побросали работу около парниковъ, прикрыли ихъ стеклами, оттѣнили отъ солнца рогожами на кольяхъ и пришли въ избу. На двухъ некрашенныхъ столахъ, ничѣмъ непокрытыхъ, лежали уже накромсанные Ариной толстые ломти хлѣба и по грудкѣ деревянныхъ ложекъ. Адальонъ Сергѣевъ былъ тутъ-же. Какъ хозяинъ, онъ первый перекрестился на икону, висѣвшую въ углу, и сѣлъ за столъ. Вслѣдъ за нимъ, помолившись на образъ, помѣстились за двумя столами и рабоч³е. Мужики и женщины живо разобрали ложки. Арина подала на каждый столъ по деревянной чашкѣ щей. Зажевали уста, началось схлебыван³е съ ложекъ. Ѣли до того усердно, что на лицахъ показался потъ. Въ особенности усердствовали женщины, пришедш³я вчера изъ деревни.

   - Четыре дня, сударушки вы мои, мы горячаго-то не видали, проговорила Акулина, облизывая ложку.- Съ самой деревни не видали. Да и въ деревнѣ-то послѣднее время до того дошли, что не каждый день горячее. Вѣдь крупы-то надо купить, картошки надо купить. Пожуемъ хлѣба, тѣмъ и сыты.

   - Такъ проси у стряпухи, чтобы еще тебѣ въ чашку плеснула. У насъ на этотъ счетъ хорошо, у насъ и хлѣба, и хлебова вволю. Хозяинъ не запрещаетъ. Хлебай сколько хочешь, отвѣчала баба, уже раньше Акулины опредѣлившаяся на огородъ и успѣвшая нѣсколько отъѣсться на хозяйскихъ харчахъ.- Проси, прибавила она.

   - Да одной-то мнѣ, милая, чтой-то какъ будто совѣстно, отвѣчала Акулина.

   - Зачѣмъ одной? И я еще похлебаю, отозвался работникъ Спиридонъ.- Умница! какъ тебя кликать-то? Плесни-ка намъ еще въ чашечку щецъ, обратился онъ къ Аринѣ.

   Арина вопросительно взглянула на хозяина. Тотъ кивнулъ и сказалъ:

   - Плескай, плескай. У насъ на это запрету нѣтъ. Только-бы въ работѣ старались.

   И опять захлебали уста изъ вновь налитой чашки.

   - Картошки-то нешто у васъ своей не осталось въ деревнѣ съ осени, что давеча говорила, что покупать надо? спросила Акулдну баба, раньше ея опредѣлившаяся на огородъ.

   - Какая, мать моя, картошка! Картошка у насъ какая была, такъ послѣ Покрова еще продали.

   - Стало быть и капустки квашенной не осталось?

   - У насъ капусту по деревнямъ вовсе и не садятъ.

   - Ну?! Съ чего-жъ это такъ? У насъ, въ нашемъ новоладожскомъ уѣздѣ, всѣ садятъ.

   - А у насъ не заведено. Да и откуда взять разсады? Вѣдь на разсаду нуженъ парникъ. Только лавочникъ да кабатчикъ и садятъ. Тѣ разсаду изъ города привозятъ, а намъ гдѣ-же!

   За щами явилась гречневая каша. Хозяинъ сходилъ за перегородку, вынесъ оттуда четвертную постнаго масла и экономно налилъ его въ двѣ чашки съ кашей.

   Снова зажевали уста - и минутъ черезъ десять чашки опорожнились. Хозяинъ громко икнулъ, всталъ изъ-за стола и началъ креститься на образъ. Его примѣру послѣдовали и рабоч³е.

   - За хлѣбъ за соль, хозяинъ, проговорилъ работникъ Панкратъ, отирая губы и бороду рукавомъ рубахи.

   - За хлѣбъ за соль, Ардальонъ Сергѣичъ. Спасибо,- повторили остальные рабоч³е.

   Хозяинъ еще разъ икнулъ и, закуривъ трубку, удалился къ себѣ за перегородку, откуда послышался скрипъ досокъ его койки, показывающ³й, что онъ заваливается для послѣобѣденнаго сна. Закурили трубки и три работника. Изба наполнилась махорочнымъ дымомъ. Бабы начали чихать.

   - Хоть-бы вы, мужики, на дворѣ курили, что-ли, а то отъ дыма не продохнешь, говорили онѣ.

   - Дай потеплѣетъ, будемъ на дворѣ подъ навѣсомъ отдыхать, на дворѣ тогда и курить будемъ, отвѣчали мужики, занимая мѣста на лавкахъ для послѣобѣденнаго отдыха.

   Женщины, вытащивъ изъ подъ лавокъ свои котомки вмѣсто подушекъ, также валились на полъ, чтобы соснуть часокъ, полтора. Отъ 12 до 2 часовъ, по заведенному порядку, на огородѣ не работали. Икота раздавалась то въ томъ, то въ другомъ углу. Мужики и женщины такъ и перекликались другъ съ другомъ.

   - А ты, Арина Пелагевна, теперь поѣшь, да посуду-то вымой и прибери - вотъ какъ у насъ стряпухи дѣлаютъ, послышался изъ-за перегородки голосъ Ардальона Сергѣева.

   Кой-гдѣ раздавалось уже всхрапыван³е, когда Арина принялась хлебать щи и кашу. По заведенному порядку, стряпуха ѣла отдѣльно, послѣдняя. Поѣвши въ охотку, она принялась мыть и убирать посуду, гремя котломъ и чашками, но это не мѣшало уснувшимъ уже рабочимъ спать крѣпчайшимъ сномъ. Храпѣнье и присвистыван³е носомъ сливалось изо всѣхъ угловъ воедино. Убравшись съ посудой, Арина присѣла на лавку въ головахъ одного изъ мужиковъ и, прислонившись къ стѣнѣ, и сама начала дремать. Она вскорѣ заснула. Видѣлась ей родимая деревня, въ конецъ покосившаяся ихъ старая изба съ закопченными стѣнами, хрюканье двухъ тощихъ поросятъ подъ лавкой, которыхъ передъ самымъ ея отъѣздомъ продали кабатчику за полтинникъ, чтобъ эти деньги дать ей, Аринѣ, на харчи въ дорогѣ. Представлялась ей плачущая ея мать, прощающаяся съ ней и благословляющая ее въ путь. Слышались ей слова матери: "смотри, Арина, соблюдай себя въ Питерѣ, береги себя". А отецъ стоялъ мрачный поодаль и прибавилъ: "А коли ежели мы что про тебя отъ земляковъ узнаемъ непутевое, то ты такъ и знай, что я шкуру съ тебя спущу, когда ты домой по осени вернешься". Видѣлось ей, какъ ее вмѣстѣ съ товарками по путешеств³ю всей семьей проводили до околицы, какъ отецъ и мать опять прощались съ ней, какъ она, Арина, и сама плакала, какъ она шла и оборачивалась къ околицѣ, какъ тамъ стояла ея мать съ груднымъ ребенкомъ въ пазухѣ армяка и долго долго крестила ее въ слѣдъ.

   - Вставать, вставать, любезные! Полно вамъ дрыхнуть! Два часа уже... За работу пора! раздавался хозяйск³й голосъ изъ-за перегородки - и Арина проснулась.

   Мужики и бабы медленно поднимались съ пола и скамеекъ и почесывались. Вскочила и Арина съ лавки и стала протирать глаза. Хозяинъ вышелъ изъ-за перегородки и заходилъ по избѣ, стуча новыми сапогами и набивая себѣ трубку. Акулина распахнула дверь на дворъ - и въ избу ворвалась струя свѣжаго, весенняго солнечнаго воздуха. Акулина первая поплелась на работу, за ней стали выходить и друг³я женщины, и мужики. Ардальонъ Сергѣевъ говорилъ:

   - А стряпка пусть въ избѣ останется. Ужотка надо будетъ самоваръ ставить, а теперь пусть-ка возьметъ мои двѣ рубахи, что вчера вымыла, да хорошенько на скалкѣ валькомъ ихъ прокатаетъ. Ариша! Слышишь?

   - Слышу, хозяинъ, отвѣчала Арина, слегка потягиваясь.

  

  

   По уходъ рабочихъ на огородъ, Ардальонъ Сергѣевъ и самъ отправился присмотрѣть за ними. Потолкавшись около парниковъ. въ которыхъ уже росли овощи, отдавъ приказъ, дабы зажечь приготовленный для новыхъ парниковъ и уже остывш³й конск³й навозъ, путемъ прибавлен³я къ нему нѣсколькихъ карчагъ кипятку, онъ снова вернулся въ избу. Арина, стоя около стола, катала валькомъ на скалкѣ его рубахи, поминутно поплевывая на правую руку, дабы изъ нея не выскользалъ валекъ. Она разгорячилась отъ работы, на здоровомъ ея хоть и съ узенькими глазами и съ сильно вздернутымъ носомъ, но все-таки миловидномъ молодомъ лицѣ игралъ ярк³й румянецъ. Ардальонъ Оергѣевъ остановился предъ ней нѣсколько въ отдален³и и сталъ смотрѣть на нее, слегка улыбаясь. Арина, видя его взглядъ, направленный на нее въ упоръ, сначала потупилась, а потомъ отвернулась. Ардальонъ Сергѣевъ замѣтилъ это и сказалъ:

   - А ты чего мурло-то отъ меня воротишь, писаная? Вѣдь не съѣмъ.

   Арина промолчала.

   - Коли хозяинъ къ тебѣ ласковъ и улыбки на тебя строитъ, и ты должна къ нему улыбки... продолжалъ Ардальонъ Сергѣевъ.- А еще денегъ впередъ просишь! Ласковое телятко двѣ матки. сосетъ. Эту пословицу, кажется, должна знать.

   - Да я не ворочу мурла, а вы такъ ужъ очень пронзительно смотрите... тихо отвѣчала Арина.

   - Пронзительно! Коли пронзительно смотрю, значитъ есть у меня къ тебѣ уважен³е. Брось-ка катать. Успѣешь еще... Да ставь самоваръ. Чаю мы съ тобой пока до рабочихъ-то напьемся. Тѣмъ еще не скоро пить по положен³ю, а у меня инда въ глоткѣ пересохло - до того пить хочется. Пересолила ты щи-то, что-ли.

   - Кажется, я въ мѣру солила.

   - Въ мѣру! Влюбившись въ кого, что-ли, что сильно солишь?

   - Ну, вотъ... Въ кого-жъ мнѣ влюбившись быть? Намъ не до любви.

   Арина слегка хихикнула.

   - Ну, то-то... сказалъ хозяинъ и прибавилъ:- А то вѣдь иныя нарочно сильно солятъ, потому солью, коли ежели съ лукавыми словами, можно приворожить. Смотри, не приворожи хозяина.

   - Ну, вотъ... чтой-то вы говорите, Ардальонъ Сергѣичъ!..

   - Я дѣло говорю. Смотри у меня! Ну, ставь, ставь самоваръ-то!

   Арина принялась наливать ведерный самоваръ водой, навалила въ трубу его углей и заженныхъ лучинъ, загремѣла трубой. Ардальонъ Сергѣевъ сидѣлъ на лавкѣ близъ Арины, косился на нее и покуривалъ трубку. Арина, очевидно, ему нравилась. Наконецъ онъ не выдержалъ, и когда та раздувала уголья въ самоварѣ, потянулся къ ней и тронулъ ее рукой. Арина стояла къ нему спиной, прикосновен³е его руки къ ней было неожиданно, а потому она взвизгнула и уронила желѣзную трубу. Хозяинъ засмѣялся.

   - Ну, чего визжишь, какъ поросенокъ! Вѣдь не шпарятъ тебя. Иди сюда, я тебя поглажу, пробормоталъ онъ.

   - Да что это вы, Ардальонъ Сергѣичъ, все пристаете, право...

   - А то что-же? Должна быть даже благодарна, коли хозяинъ пристаетъ.

   - Да я вовсе этого не хочу, потому я не такая...

   - Дура! Да вѣдь тебя не убудетъ отъ этого, коли я тебя поглажу. Ну, или сюда.

   Арина не шла и прижалась спиной къ печкѣ.

   - Ну, стой. Я самъ встану и подойду... поднялся Ардальонъ Сергѣевъ, подошелъ къ Аринѣ и сталъ гладить ее по спинѣ.- Вишь, спина-то какая! Что твой столъ. А еще говоришь, что изъ голоднаго мѣста пришла. Нешто так³я спины съ голоду нагуливаютъ!

   - Ужъ такого я роду, что меня въ ширь тянетъ, отвѣчала Арина, вся какъ-то съежившись, но все-таки дозволивъ погладить себя.

   Ардальонъ Сергѣевъ отошелъ отъ нея и сѣлъ опять на лавку. Самоваръ зашумѣлъ. Арина не отходила отъ самовара и время отъ времени снимала съ него трубу и дула въ уголья, хоть этого и не нужно было дѣлать, потому что уголья давно уже успѣли разгорѣться. Ей нужно было только занять себя чѣмъ-нибудь, чтобы не такъ было трудно выносить взоръ хозяина, вперенный въ нее въ упоръ.

   - На ледянку. Возьми. Пососи...

   Ардальонъ Сергѣевъ опустилъ руку въ карманъ штановъ, вытащилъ оттуда нѣсколько леденцовъ въ бумажкахъ и протянулъ ихъ Аринѣ. Та не брала.

   - Бери, бери, коли даютъ. Не отрава... сказалъ онъ.- Я знаю, дѣвки сладкое любятъ. Одну ледяночку дососешь теперь, а вотъ какъ самоваръ скипитъ, съ остальными чай пить будемъ. Бери, бери... Чего ты въ самомъ дѣлѣ! А то вѣдь разсержусь. Не раздражай хозяина.

   Арина взяла и сказала:

   - Спасибо, коли такъ.

   - Ну развертывай бумагу, да ѣшь. Чего-жъ ты стала, какъ лошадь съ норовомъ! продолжалъ Ардальонъ Сергѣевъ, улыбаясь.

   Арина развернула бумажку и взяла леденецъ въ ротъ. Хозяинъ все еще не спускалъ съ нея глазъ.

   - Сладко? спросилъ онъ ее.

   - Сладко, тихо отвѣчала она.

   - Есть у васъ так³е леденцы въ Боровичскомъ уѣздѣ? Трафилось ѣсть?

   - Трафиться-то трафилось, а то у насъ больше медовые да мятные пряники.

   - Будешь ласкова къ хозяину, да не станешь отъ него мурло воротить, такъ и пряниковъ куплю. Любишь пряники-то? А? Очень любишь? Охъ, дѣвки, дѣвки! Всѣ-то вы охотницы до сладкаго.

   Самоваръ закипѣлъ. Изъ подъ крышки его стала вылетать струя пара. Наконецъ вода заклокотала и вышла черезъ край, пуская потоки по грязной мѣди.

   - Снимай скорѣй трубу, снимай! Прикрой крышечкой, да ставь самоваръ-то на столъ.

   - Экая вѣдь ты какая! До чего докипятила.

   Мощными руками подала Арина ведерный самоваръ и поставила его на столъ.

   Ардальонъ Сергѣевъ принялся заваривать чай.

   - Ну, чего-же ты стоишь-то, коли дѣло сдѣлала? обратился Ардальонъ Сергѣевъ къ Аринѣ.- Самоваръ подала и садись къ столу. Сейчасъ вмѣстѣ чай пить будемъ. У насъ чиновъ нѣтъ. Садись.

   - Я послѣ васъ, господинъ хозяинъ, застѣнчиво отвѣчала Арина.

   - Коли сказано, что садись, значитъ садись. Вмѣстѣ пить будемъ.

   Арина подвинула къ столу скамейку и робко сѣла на кончикъ. Ардальонъ Сергѣевъ протянулъ къ ней черезъ столъ руку и, хотя Арина отшатнулась, но все-таки потрепалъ ее по щекѣ.

   - Ты просила денегъ впередъ, говорила, что надо въ деревню родителямъ послать,- на вотъ три рубля, посылай... сказалъ онъ, полѣзъ за голенищу, вытащилъ оттуда бумажникъ изъ синей сахарной бумаги, вынулъ изъ него трехрублевую бумажку, положилъ ее передъ Ариной и, прихлопнувъ ладонью, прибавилъ:- Видишь, я не въ тебя, я не брыкаюсь. Попросила впередъ денегъ - и далъ, хотя никому не даю. А ты брыкаешься и мурло отъ хозяина воротишь.

   - Да я-бы и не воротила... А за чѣмъ вы трогаете?.. Мнѣ стыдно.

   - Трогаете! Отъ троганья тебя не убудетъ. Ну, что-жъ надо сказать, когда для тебя благодѣтельство дѣлаютъ и деньги тебѣ впередъ даютъ?

   - Спасибо вамъ, господинъ хозяинъ.

   - Спасибо! Спасибо - этого мало, а ты чувствуй.

   - Я и то чувствую.

   - Ну, то-то... Пей чай-то...

   Хозяинъ налилъ двѣ чашки чаю и одну изъ нихъ подвинулъ къ Аринѣ.

  

  

   Ардальонъ Сергѣевъ и Арина, сидя другъ противъ друга, пили чай, громко схлебывая его съ блюдечка. Ардальонъ Сергѣевъ не спускалъ съ Арины глазъ и время отъ времени улыбался, но молчалъ. Арина старалась не смотрѣть на него, но это было невозможно. Она должна была-бы отвернуться отъ него, но это она считала черезъ чуръ ужъ дерзкимъ противъ хозяина. Онъ все-таки отличалъ ее отъ другихъ рабочихъ: поитъ чаемъ вмѣстѣ съ собой, а главное - далъ три рубля въ счетъ заработка для отсылки въ деревню. Она ограничивалась тѣмъ, что при каждой двухсмысленной улыбкѣ его застѣнчиво опускала глаза. Наконецъ Ардальонъ Сергѣевъ кивнулъ на нее и спросилъ:

   - Всѣ дѣвки у васъ въ Боровичскомъ уѣздѣ так³я писаныя миндалины или только ты одна?

   Арина зардѣлась какъ маковъ цвѣтъ и отвѣчала:

   - Да чтой-то, Ардальонъ Сергѣичъ, вы говорите, право! Зачѣмъ так³я слова?

   - Затѣмъ, что прельстившись тобой. Очень ужъ ты гладкая миндалина у меня. Ну, отвѣчай-же: всѣ въ Боровичскомъ уѣздѣ так³я?

   - Да почемъ-же мнѣ-то знать!

   - Дура, что такъ хозяину отвѣчаешь, своей выгоды не понимаешь. А ты отвѣчай: "у насъ, молъ, дѣвки все корявыя, а я одна такая удалась". Какъ тебя по отчеству-то звать?

   - Да зачѣмъ вамъ? Хозяева батрачныхъ дѣвокъ по отчеству не величаютъ.

   - А почемъ ты знаешь, можетъ статься у меня такой составъ въ головѣ, что я изъ тебя хочу и не батрачную сдѣлать? Ты не можешь видѣть моего воображен³я. Ну, какъ отца-то звать?

   - Федотомъ.

   Ардальонъ Сергѣевъ похлопалъ ладонью около себя по лавкѣ и сказалъ:

   - Ну, поди сюда, Арина Федотовна, сядь со мной рядышкомъ.

   - Ну, вотъ... Зачѣмъ-же это?.. Вовсе это даже напрасно. Вы тамъ сидите, а я здѣсь буду сидѣть, пробормотала Арина, стараясь не смотрѣть на хозяина.

   - Иди-же сюда, коли хозяинъ тебѣ приказываетъ! повторилъ Ардальонъ Сергѣевъ.

   - Вовсе это даже и не хозяйское дѣло. Хозяинъ долженъ работу приказывать.

   - А вотъ какъ ты придешь, да рядышкомъ сядешь, я тебѣ и работу прикажу.

   - Приказывайте оттуда.

   - Чудная дѣвка! Да ежели я такъ не могу. Иди сюда.

   Арина не шевелилась. Ардальонъ Сергѣевъ продолжалъ:

   - И что это у васъ за извадка артачиться, коли хозяинъ хочетъ свою ласковость доказать.

   - Да не нужно мнѣ вашей ласковости.

   - Вотъ какъ! А я еще три рубля далъ для посылки въ деревню!

   - За это спасибо, за это я благодарна, вѣкъ буду помнить и заслужу, что вы на голодуху моимъ тятенькѣ съ маменькой дали, а баловать зачѣмъ-же!

   - Да вѣдь я могу и отнять, коли такъ.

   Арина молчала и сдѣлала серьезное лицо.

   - И отниму. Какъ пить дать, отниму... продолжалъ Ардальонъ Сергѣевъ.

   - Не сдѣлаете вы это, господинъ хозяинъ; вы добреньк³й, сказала Арина.

   - Нѣтъ, сдѣлаю.

   - Ну, инъ воля ваша хозяйская.

   Арина вздохнула, хозяинъ помолчалъ и произнесъ:

   - Садись, Арина Федотовна, рядышкомъ! Остальному женскому полу по пят³алтынному въ день у меня расчетъ, а тебѣ по двутривенному считать буду, а потомъ даже еще прибавлю - вотъ до чего ты мнѣ люба.

   Арина сидѣла вся съежившись, терла лѣвую руку выше локтя ладонью правой и не смотрѣла на хозяина. Послѣ нѣкоторой паузы, она проговорила:

   - Да что вы такъ ужъ очень къ дѣвкѣ-то ластитесь? Холостой, что-ли, или вдовый?

   - Всѣ мы здѣсь въ Питерѣ холостые.

   - Ну, а въ деревнѣ-то жена все-таки есть?

   - Еще-бы не быть. Въ деревнѣ хозяйство, домъ. При хозяйствѣ безъ бабы невозможно. И жена есть, и дѣти есть, скрывать не буду.

   - Ну, вотъ видите. А вы къ чужой дѣвкѣ ластитесь. Какъ это даже неладно.

   - Не ладно! Что-жъ подѣлаешь, коли дѣвка по нраву пришлась! Очень ужъ ты распрекрасна.

   - Бросьте. не хорошо.

   - Да что: не хорошо! Зачѣмъ такая миндалина уродилась?

   - Такую матушка родила.

   - Вотъ матери-то за это три рубля и пошлешь, которые я далъ. Садись ближе, рядушкомъ.

   - Да полно вамъ.

   Чаепит³е продолжалось, а Арина все еще сидѣла на своемъ мѣстѣ, противъ хозяина. Выпито уже было чашекъ по пяти. Хозяинъ налилъ еще. Отъ усерднаго питья горячаго чая и отъ волнен³я потъ съ него лилъ градомъ. Разговоръ пресѣкся. Раза два, впрочемъ, Ардальонъ Сергѣевъ произносилъ: "дуры вы, дѣвки, не можете своей выгоды понимать" - и опять умолкалъ. Сначала онъ отиралъ лицо рукавомъ рубахи, но потъ на лицѣ выступалъ все сильнѣе и сильнѣе.

   - Ухъ, запарился! проговорилъ онъ наконецъ.- Подай-ка мнѣ, умница, Аришенька, полотенце, чтобы утираться. Вонъ на гвоздѣ виситъ.

   Ариша поднялась съ мѣста и отправилась за полотенцемъ, сняла его съ гвоздя и поднесла къ Ардальону Сергѣеву. Тотъ взглянулъ на Арину, улыбнулся во всю ширину лица и вмѣстѣ съ полотенцемъ схватилъ и ее за руки.

   - Ну, чтой-то! Оставьте, пожалуста... Пустите,- заговорила она, вырывая свои руки.

   - Пущу. Дай только въ уста сахарныя поцѣловать.

   - Нѣтъ, нѣтъ... Не желаю я этого!

   Арина замотала головой. Ардальонъ Сергѣевъ хотѣлъ ее поцѣловать силой, но, мускулистая, мощная, она рванулась съ такой силой, что вырвала свои руки, отбѣжала къ дверямъ избы и стала въ отдален³и.

   Ардальонъ Сергѣевъ опустилъ руки и не двигался

   - Ну, дѣвка! Да что отъ поцѣлован³я-то тебя убыло-бы, что-ли! сказалъ онъ.- Ну, сядь хоть рядушкомъ со мной, сядь... Потѣшь хозяина.

   Арина молчала. На глазахъ ея показались слезы.

   - Экая упрямая лошадь! проговорилъ Ардальонъ Сергѣевъ и бросился по направлен³ю къ ней.

   Арина выскочила изъ избы на огородъ. Хозяинъ остановился на порогѣ избы и погрозилъ ей пальцемъ.

   - Ну, ладно, коли такъ... проговорилъ онъ, нахмуривъ брови.- Коли бы ты для насъ, то и я-бы для тебя... А такъ какъ ты не хотѣла уважить хозяина, то и хозяинъ будетъ теперь съ тобой на другой манеръ. Смотри у меня, курносая!

   Арина продолжала стоять на огородѣ. Она плакала. Хозяинъ еще разъ погрозилъ ей, на сей разъ уже кулакомъ, и, сердито захлопнувъ двери, скрылся въ избѣ.

  

  

   Обратно идти въ избу, гдѣ остался хозяинъ, Арина не рѣшалась и тихо направилась къ парникамъ, у которыхъ работали друг³я бабы и дѣвки. Къ парникамъ она шла медленно. Глаза ея были заплаканы. Она фыркала и утиралась мякотью голой красной руки, выглядывающей изъ засученнаго выше локтя рукава ситцеваго платья. Акулина, сидя на корточкахъ, полола салатъ въ парникѣ. Арина подошла къ ней, Акулина взглянула на ея заплаканные глаза и удивленно спросила:

   - Что такое стряслось? О чемъ это ты?

   - Да такъ, ни о чемъ, отвѣчала Арина, стараясь улыбнуться.

   - Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ? продолжала Акулина.- Или о домѣ раздумалась, о тятенькѣ съ маменькой взгрустнула?

   - Да просто такъ... упорствовала Арина, не желая сказать причину своихъ слезъ при постороннихъ, такъ какъ на ея слезы обратили вниман³е и друг³я бабы, работавш³я у парниковъ вмѣстѣ съ Акулиной, а также и работникъ Спиридонъ.

   Слыша отвѣтъ Арины, онъ улыбнулся и сказалъ:

   - Да вѣдь у дѣвокъ, знамо дѣло, глаза на мокромъ мѣстѣ растутъ - вотъ она и плачетъ.

   - Нѣтъ, врешь, не на мокромъ мѣстѣ. Меня чтобы въ слезы вдарить, много надо. Я не слезливая, отвѣчала Арина, присѣвъ на уголъ открытаго парника.

   - Ну, о матери взгрустнулось. Это видно. Стыдись, матка, ревѣть. Вѣдь не махонькая, проговорила Акулина.

   - Вовсе даже и не о матери. Что мнѣ мать! Она не померла. Хозяинъ вонъ далъ мнѣ даже три рубля, чтобъ въ деревню ей послать.

   - Да что ты! удивился Спиридонъ.- Чѣмъ-же это ты ему такъ угодила? Вѣдь онъ ни дѣвкамъ, ни бабамъ, которыя ежели въ поденьщинѣ, никогда впередъ не даетъ.

   Арина помолчала и дала отвѣтъ:

   - А мнѣ далъ. Самъ далъ. Сначала я просила, онъ отказалъ, а потомъ взялъ да и далъ самъ. Да дать-то далъ, а теперь пристаетъ, цѣловаться ко мнѣ лѣзетъ.

   - Вотъ какъ! Ну, такъ, такъ... Порядокъ извѣстный. Теперича я понимаю. На это его взять. Онъ у насъ бабникъ извѣстный, произнесъ Спиридонъ.

   Акулина вспыхнула:

   - Обидѣть, что-ли, захотѣлъ? спросила она

   - Да не обидѣть, а просто цѣловаться лѣзетъ и пристаетъ, а я этого не желаю. Чаемъ меня сейчасъ съ собою поилъ, леденцами потчивалъ, три рубля далъ.

   - Ну, такъ, такъ... Это правильно. Онъ у насъ смазливыхъ дѣвокъ не пропускаетъ. Это вѣрно,- продолжалъ Спиридонъ.- Лѣтось тремъ дѣвкамъ уважен³е дѣлалъ.

   - Какое-же тутъ уважен³е, коли за руки хватается и проходу не даетъ. Для чего онъ это? Чего онъ лѣзетъ? Кабы онъ не былъ хозяинъ, то я съ нимъ по свойски-бы, а то вѣдь я хозяина по сусаламъ смазать не могу.

   Наволадожск³я дѣвки и бабы, работавш³я на огородѣ уже съ недѣлю, стали хихикать и перешептываться между собой. Наконецъ одна пожилая баба произнесла:

   - Дура ты дѣвка-то, вотъ что... Своей выгоды не понимаешь. Ему потрафить, такъ изъ него можно веревки вить - вотъ онъ какой.

   - Зачѣмъ? зачѣмъ, Домнушка, так³я слова? Арина у насъ дѣвушка небалованная, встрепенулась Акулина.- Она себя соблюдаетъ.

   - И, мать! Соблюден³емъ здѣсь въ Питерѣ ничего не возьмешь. Опять скажу: дура дѣвка.

   - Учи, учи еще! вспыхнула Акулина.

   - А то что-же?.. продолжала Домна.- Въ прошломъ году онъ вотъ также на одну вашу боровичскую распалился, такъ та его, не будь глупа, кругомъ обошла. Онъ ей и ситцу, и сапоги, и миткалю на рубахи, да окромѣ того пропилъ съ ней рублей двадцать. Клав