Лейкин Николай Александрович - На заработках

ячами копѣечныхъ свѣчекъ, воткнутыхъ въ куличи и пасхи. Женщины и мужчины въ праздничныхъ нарядахъ пестрой лентой выстроились вокругъ церковной ограды, поставивъ на тротуаръ тарелки съ творогомъ, крашеными яйцами, разукрашеннымъ бумажными цвѣтами хлѣбомъ и ждали священника съ святой водой. Присоединила сюда и свои скудныя пасхальныя яства Анфиса. Арина и друг³я демянск³я женщины были около нея.

   - Копѣечку-то приготовила-ли за освящен³е? спрашивала Арина Анфису.

   - Есть, есть копѣйка...

   Ближе къ полуночи около церкви зажгли плошки и сдѣлалось еще свѣтлѣе. Велик³й праздникъ сказывался и въ сердцахъ. Грустившая по Акулинѣ и по дому Арина просвѣтлѣла. Къ сердцу ея прихлынуло что-то теплое, радостное. Перестала быть угрюмой и скуластая Фекла. Вскорѣ раздался пушечный выстрѣлъ и на колокольнѣ начался трезвонить. Звонили во всѣхъ церквахъ и все сливалось въ одинъ общ³й гулъ. Изъ церкви сталъ выходить народъ съ горящими свѣчами, показались хоругви, раздалось ликующее "Христосъ воскресъ" и начался крестный ходъ вокругъ церкви.

   - Христосъ воскресъ! возглашалъ священникъ.

   - Гу-гу-гу... Воистину воскресъ! гудѣла толпа.

   Арина опять вспомнила о.деревнѣ.

   "Вотъ и тятенька теперь около церкви съ пасхой стоитъ, мелькнуло у ней въ головѣ. Есть-ли только хлѣбецъ-то у нихъ бѣлый? Было-ли на что купить? Творогомъ-то, поди, у сосѣдей раздобылись за милую душу, а вѣдь ситную-то муку купить надо".

   Крестный ходъ кончился. Хоругви и образа опять внесли въ церковь, вошелъ въ церковь и сопровождавш³й крестный ходъ народъ. Арина и Фекла также попробовали войти въ церковь, но пробраться туда не было никакой возможности, до того было все переполнено. Потолкавшись на паперти, онѣ опять вернулись къ Анфисѣ, стоявшей все на томъ-же мѣстѣ, около церковной ограды съ пасхальными яствами.

   - Яблоку негдѣ упасть - вотъ до чего тѣсно въ церкви. Сейчасъ одну женщину чуть не замертво вытащили изъ нутра... разсказывала Арина Анфисѣ.

   - Да, да... А у одного мужчины полу оторвали.... подхватила Фекла.

   - Одинъ какой-то тоже шапку потерялъ, прибавляли друг³я демянск³я женщины.

   Наконецъ показался священникъ съ кувшиномъ святой воды и съ кропиломъ и началъ кропить пасхи, куличи и яйца. Сзади шелъ причетникъ съ блюдомъ и съ плетеной корзинкой. На блюдо ему клали мѣдныя деньги, а въ корзинку яйца. Положила и Анфиса свою лепту.

   - Христосъ воскресъ, Анфисушка! сказала Арина Анфисѣ.- Христосъ воскресъ, Фекла Стенановна!

   - Воистину воскресъ!

   И женщины начали христосоваться другъ съ дружкой.

   Служба въ церкви продолжалась. Женщины еще разъ попробовали протискаться хоть въ притворъ, но ихъ такъ стѣснили, что пришлось снова выдти на папертъ.

   - Ну, что-жъ, помолились и будетъ. Богъ проститъ, что до донца не достояли. Пойдемте на постоялый, сказала товаркамъ Анфиса.- Ты, Аришенька, огонекъ-то на свѣчкѣ сохрани да такъ и иди. Хорошо это, кто въ этотъ день затепленную свѣчку домой принесетъ. Черезъ это счастье... Черезъ это замужъ въ этомъ году за хорошаго человѣка выйти можешь.

   - Эхъ, Анфисушка! Куда намъ! тяжело вздохнула Арина.

   Всю дорогу она, впрочемъ, шла съ зажженной свѣчкой, прикрывая огонь и ладонью и платкомъ, и сохранила ее въ такомъ видѣ до постоялаго двора.

   Большая комната постоялаго двора была прибрана и имѣла нѣкоторый праздничный видъ. Закоптѣлое жерло большой русской печки хозяйка завѣсила даже ситцевой занавѣской на веревкѣ. Въ углу передъ образами, кромѣ лампадки, теплились восковыя свѣчки, прикрѣпленныя къ к³отамъ. Передъ каждымъ образомъ было по свѣчкѣ.

   - Христосъ воскресъ! встрѣтила женщинъ хозяйка, не ходившая въ церковь, и расцѣловалась съ ними со щеки на щеку.- Христова огоньку принесли? Ну, вотъ за это умница, сказала она при видѣ зажженной свѣчки въ рукѣ Арины.- Семъ-ка я этимъ огонькомъ лампадку затеплю.

   Она задула горѣвшую уже у образовъ лампадку и вновь зажгла ее отъ свѣчки принесенной Ариной.

   Въ комнатѣ сидѣли уже три проѣзжихъ мужика и ждали хозяина постоялаго двора, отправившагося въ церковь для освящен³я пасхальныхъ яствъ, чтобы разговѣться этими яствами. Вскорѣ хозяинъ явился - и началось уничтожен³е яицъ, ветчины.

   Арина и демянск³я женщины сидѣли отдѣльно и разговлялись творогомъ и яйцами съ ситнымъ хлѣбомъ.

   - Купите ветчинки-то хоть на три гривенничка? обратилась къ нимъ хозяйка.

   Женщины переглянулись и хоть не сказали другъ дружкѣ ни слова, но глазами порѣшили, что надо удержаться отъ лишнихъ тратъ. За нихъ отвѣчала Анфиса.

   - Да что-жъ въ одинъ разъ и все въ одно брюхо? Завтра ужъ въ обѣдъ мясца-то спросимъ, сказала она хозяйкѣ.

   - Такъ самоваръ подать, что-ли? Что-жъ вамъ въ сухомятку-то разговляться!

   Опять переглянулись женщины и Анфиса сказала:

   - Ну, самоваръ-то, пожалуй, подай... Только нѣтъ у насъ ни чаю, ни сахару.

   - Чай и сахаръ мы вамъ и съ самоваромъ-то по три копѣйки съ человѣка соберемъ.

   - Ну, давай, давай...

   - Эк³я вы как³я жадныя! попрекнула женщинъ хозяйка.- Ужъ Христовъ день великъ праздникъ, а вы и то жадничаете.

   - Эхъ, милая! Будешь жаденъ, коли ни кругомъ, ни около... отвѣчала Анфиса.

   Явился чай. Женщины пили его съ жадностью. Фекла улыбнулась и сказала:

   - Трет³й разъ сегодня сидимъ за чаемъ съ самоваромъ. Словно барыни как³я.

   - И то, и то... подхватила Арина и сейчасъ-же вспомнила о деревнѣ и о родителяхъ, сказавъ со вздохомъ:- А что-то теперь тятенька съ маменькой?!. Похристосоваться-то я съ ними и забыла, дура... Христосъ воскресъ, тятенька, Христосъ воскресъ, маменька, произнесла она и при этомъ съѣла нѣсколько крошекъ, оставшихся на тарелкѣ отъ уничтоженной уже пасхи.

   Разговѣвшись, женщины, не раздѣваясь, улеглись на лавкахъ и на полу около печки. Анфиса крестилась и говорила:

   - Вотъ и праздникъ привелъ Богъ встрѣтить по христ³ански, какъ слѣдуетъ.

   Мужики и хозяинъ постоялаго двора съ хозяйкой продолжали еще бражничать. Они пили водку, пиво, гремѣли посудой, звенѣли бутылками, но утомленныя и довольныя встрѣчей праздника Арина и демянск³я женщины уже спали.

  

  

   Скучно прошелъ первый день Пасхи для Арины и ея товарокъ демянскихъ женщинъ, хоть и былъ онъ отличенъ ими отдыхомъ и улучшен³емъ пищи въ родѣ двукратнаго чаепит³я, горячихъ щей къ обѣду, фунта ветчины и куска ситнаго пирога съ рисомъ. Всѣ эти разносолы, какъ называли ихъ женщины, являлись, впрочемъ, только по настоян³ю хозяйки постоялаго двора, и женщины ѣли ихъ не съ удовольств³емъ, а скорѣй съ тревогой, что онѣ проѣдаютъ свои послѣдн³я деньги и скоро можетъ наступить такое истощен³е денегъ, когда и чернаго хлѣба купить будетъ не на что. Хозяйка навязала имъ даже на три копѣйки лакомства въ видѣ подсолнечныхъ зеренъ, повторяя свою обычную фразу:

   - Мѣсто въ комнатѣ занимаете, топчетесь и мѣшаете другимъ гостямъ, которые пьютъ и ѣдятъ, какъ въ праздникъ подобаетъ, а сами жметесь и ничего не требуете. Не велика отъ васъ корысть, что только за постоялое заплатите. Это въ будни хороши так³е гости, а ужъ въ праздникъ вовсе не подходитъ. Знала-бы, такъ и не пускала на праздникъ.

   Дабы не стѣснять и не тревожить хозяйку, женщины вышли изъ дома и держались больше на дворѣ, усѣвшись на крылечкѣ и бревнахъ около него, но выходивш³й на дворъ хозяинъ для выдачи проѣзжимъ мужикамъ сѣна, овса и для другихъ хозяйственныхъ надобностей, нашелъ, что женщины и тутъ мѣшаютъ.

   - И чего вы толпитесь тутъ у крыльца! Ни пройти, ни пробѣжать... Только мѣшаете. Шли-бы хоть куда-нибудь да походили, а то торчите какъ бѣльмо на глазу.

   Но идти было рѣшительно некуда. Огороды для отыскан³я работы были обойдены третьяго дня, въ пятницу, идти къ Никольскому рынку и ждать тамъ найма было безполезно въ такой праздникъ, да къ тому-же женщины, по своимъ понят³ямъ, считали грѣхомъ и искать работу въ первый день Пасхи.

   Онѣ вышли за ворота и размѣстились на улицѣ у дома и на скамеечкѣ около калитки, грызя подсолнечныя зерна, навязанныя имъ хозяйкой. Здѣсь онѣ отдались воспоминан³ямъ о своихъ деревняхъ, но воспоминан³я эти были до нельзя грустныя.

   - Вѣдь вотъ жуемъ здѣсь гостинцы, а дома-то у насъ въ деревнѣ что! - начала Фекла, обыкновенно очень мало жаловавшаяся на свою судьбу. - А дома-то у меня мать въ кусочки пошла - вотъ до чего у насъ худо. Побираться-то по добрымъ людямъ нешто пр³ятно?

   - Ну?! - протянула Арина.- Да неужто ее никто въ домъ взять не могъ?

   - Кому взять, милая? Родни у насъ, почитай что нѣтъ. Есть двоюродный братанъ, но у того и безъ того семья велика, да и своя больная старуха имѣется. Былъ-бы живъ тятенька, такъ, само собой, этого не случилось, а тятеньку у насъ на Татьянинъ день въ лѣсу деревомъ убило. Былъ подрядившись рубить лѣсъ - ну, и убило. Привезли еле живаго... Три дня полежалъ на печкѣ, постоналъ да Богу душу и отдалъ. Три брата у меня было, а вотъ одинъ въ солдатахъ, другой померъ въ Питерѣ на заработкахъ, а трет³й и не вѣдь гдѣ мотается. И паспорта не беретъ, и домой не приходитъ. Должно полагать, или тоже умеръ, или безъ паспорта слоняется.

   - Вотъ незадача-то! - покачала головой Арина.

   - У всѣхъ у насъ такая незадача. Отъ радости въ Питеръ не приходятъ. Вонъ у Марьи Власьевны мать у дьячка ребятъ изъ-за хлѣбовъ пестуетъ, а домъ заколоченъ стоитъ,- кивнула она на демянскую женщину въ веснушкахъ. Неурожай, хлѣба своего до Рождества не хватило, работишки никакой.

   - Да и то дъячокъ-то мать согнать сулился. "Я, говоритъ, лучше дѣвочку для пестованья ребятишекъ возьму, потому дѣвочка ѣстъ меньше". У матери-то ноги пухнутъ, больна она - ну, онъ и недоволенъ.

   Разсказывали и друг³я женщины о своемъ нерадостномъ деревенскомъ житьѣ-бытьѣ. Въ такихъ разговорахъ прошелъ первый день Пасхи.

   Вечеромъ, во время ужина хозяйка опять пристала къ женщинамъ, чтобы онѣ взяли щей или селянки, но тѣ уже на отрѣзъ отказались, расчитавъ, что такъ у нихъ и на хлѣбъ на завтра и послѣзавтра не хватитъ, вынесли ея попреки и даже ругательства и ограничились чернымъ хлѣбомъ и самоваромъ. Улечься на покой имъ пришлось не скоро. По случаю праздника комнаты были переполнены гостями и гости бражничали до полуночи. Много было пьяныхъ. Хозяинъ и хозяйка тоже изрядно выпили. Какой-то постоялецъ билъ жену, кого-то выталкивали вонъ съ постоялаго двора и хотѣли тащить въ полиц³ю. Хозяйка, разсердившись на женщинъ или сомнѣваясь, что у нихъ и за ночлегъ нечѣмъ будетъ заплатить, потребовала за ночлегъ деньги впередъ и взяла еще почему-то пять копѣекъ лишнихъ, говоря, что это за воду.

   - Воду зудите то и дѣло, по нѣскольку разъ на дню умываетесь, а вѣдь вода въ Питерѣ денегъ стоитъ.

   Только за полночь успокоились женщины, рѣшивъ, что съ этого постоялаго двора надо уходить, и дѣйствительно на утро ушли на огородъ Ардальона Сергѣева, гдѣ работали Аграфена и Федосья, захвативъ съ собой котомки.

   Аграфена и Федосья уже ждали женщинъ, чтобы идти къ Симеоновскому мосту на дровяную барку, къ прикащику, который подряживаетъ народъ для распилки и рубки дровъ. Аграфена встрѣтила Арину и демянскихъ женщинъ на улицѣ, за воротами огорода и похристосовалась со всѣми. Она тотчасъ-же кликнула свою товарку новоладожскую Федосью. Та порѣшила, что на барку надо идти сейчасъ-же.

   - Чѣмъ скорѣе узнаемъ возьмутъ-ли насъ, тѣмъ лучше, сказала она.- Сегодня ежели подрядимся, то завтра ужъ пойдемъ на дровяной сплавъ. Сорокъ верстъ въ день можно сдѣлать. Придемъ на сплавъ, отдохнемъ ночку, а съ четвертаго дня и примемся за работу. Ежели мы у Ардальона Сергѣича не зажили еще по рублю тридцати копѣекъ за прописку паспортовъ и больничныя, такъ ужъ теперь немного не хватаетъ. Восемь гривенъ у меня есть - вотъ я изъ нихъ и заплачу, чего не хватаетъ.

   - А я платокъ продамъ и заплачу... рѣшила Аграфена.- У меня два платка. Куда мнѣ съ двумя-то?.. Заработаю, буду при деньгахъ, такъ новый куплю.

   Федосья и Аграфена говорили весело. Это придало бодрости начинавшимъ уже упадать духомъ Аринѣ и демянскимъ женщинамъ. Онѣ тоже повеселѣли и засуетились. Аграфена и Федосья сбѣгали на огородъ и отпросились у Ардальона Сергѣева со двора.

   Черезъ десять минутъ компан³я женщинъ, предводительствуемая Анфисой, которая, какъ бывалая въ Петербургѣ, знала, гдѣ находится Фонтанка и Симеоновск³й мостъ, шла на барку къ прикащику наниматься для новой работы.

  

   У Симеоновскаго моста на Фонтанкѣ стояли три барки съ дровами, но рабочихъ на нихъ видно не было. По случаю втораго дня Пасхи барки не разгружались. На дровахъ одной изъ барокъ лежали опрокинутыя кверху колесомъ тачки, сушилась красная кумачевая рубаха, напяленная на крестъ изъ кольевъ. Впрочемъ, изъ отверст³я въ бортѣ барки шлепалась въ рѣку вода, стало быть - на баркѣ подъ дровами были люди и отливали накопившуюся воду. Женщины, стоя на набережной, у перилъ, стали кликать рабочихъ, крича: "эй, голубчики, землячки, выдите кто-нибудь", но стукъ колесъ проѣзжавшихъ по набережной экипажей заглушалъ голоса. Тогда Анфиса перебралась по сходнямъ на барку и, наклонясь надъ отверст³емъ, сдѣланнымъ въ дровахъ въ видѣ схода на дно барки, начала звать караульнаго. Изъ отверст³я показался по поясъ рыжебородый мужикъ въ розовой ситцевой рубахѣ.

   - На здѣшнихъ баркахъ прикащикъ Карпъ Иванычъ существуетъ, миленьк³й? обратилась къ :нему Анфиса.

   - Здѣсь, только онъ теперь въ трактирѣ. А вамъ что надо?

   - Да вотъ мы деревенск³я... Работы ищемъ... такъ наслышались, что онъ народъ беретъ на сплавъ для распилки дровъ, такъ пришли попроситься и подрядиться.

   - Нанимаетъ, это точно. Народу ему много требуется. Погодьте маленько, пока онъ изъ трактира вернется. Онъ вотъ тамъ въ трактирѣ пообѣдаетъ, такъ сюда на барку спать придетъ.

   Женщины, стоя на набережной, начали дожидаться. Вскорѣ явился прикащикъ, юрк³й человѣкъ съ клинистой бородкой въ кожанномъ пиджакѣ, въ сапогахъ бураками и въ картузѣ съ глянцевымъ козыремъ. Женщины инстинктивно узнали его, когда онъ сталъ перебираться съ набережной по сходнямъ на барку.

   - Не вы-ли, голубчикъ, прикащикъ Карпъ Иванычъ будете? окликнула его Федосья.

   Онъ обернулся и сказалъ:

   - Я самый. А что?

   - Да вотъ наши новоладожск³я къ вамъ на Тослу порядились дрова пилить и колоть, такъ и намъ желательно... Возьми насъ, благодѣтель. Насъ вотъ тутъ десять душъ.

   - Что-жъ, можно взять. Намъ народъ требуется, отвѣчалъ прикащикъ, подумавъ, и прибавилъ: - Только вѣдь вы, поди, безъ пилъ и безъ топоровъ.

   - Да, ужъ пилъ и топоровъ у насъ нѣтъ.

   - Вотъ въ томъ-то и дѣло, что не сподручны намъ так³я пильщицы. Положимъ, что пилъ и топоровъ у насъ тамъ есть и дать вамъ можно, ну, а поломаете зубья у пилъ, такъ что съ васъ возьмешь?!

   - И, что ты, голубчикъ! Зачѣмъ-же ломать?

   - Зубье у пилы ломается, такъ не спрашиваетъ зачѣмъ. Да и какъ вамъ инструментъ повѣрить? А вдругъ вы пилы-то да топоры уведете?

   - Господи ²исусе! Да зачѣмъ-же это пилы-то уводить?

   - Бывали случаи. Пропьютъ пилы и топоры - и сами сбѣгутъ. На сплавной рѣкѣ не въ домѣ, рабоч³й живетъ безъ прописки. Его за хвостъ не удержишь.

   - Да что ты, милостивецъ, мы не так³я, обидчиво отвѣчала Анфиса.

   - Въ нутро къ вамъ не влѣзешь, так³я вы или не так³я... Паспорты-то у васъ въ порядкѣ?

   - Въ порядкѣ, въ порядкѣ, голубчикъ.

   - Ну, такъ вотъ развѣ паспорты отъ васъ отобрать для вѣрности.

   - Да ужъ отбери, коли такъ сомнѣваешься, а только на работу-то возьми.

   - Десять душъ, пять паръ, говорите вы... пробормоталъ прикащикъ. - Ну, что-жъ, можно взять. Пилы и топоры отработаете за себя или ужъ такъ нашими пилами и пилить будете? За пилу у насъ два съ полтиной отработать надо, а за топоры по сорокъ копѣекъ. За пилу и за два топора по три рубля съ тремя гривенниками на пару. Покончите съ работой, такъ пилы и топоры на сторону продать можете.

   - А вашими ежели пилами и вашими топорами работать? Попортимъ, такъ вычтешь съ насъ изъ заработка.

   - Да вѣдь ужъ тогда цѣна съ сажени будетъ не та...

   - А какая ваша цѣна, коли ежели съ вашими пилами? спросила Фекла.

   Прикащикъ хотѣлъ отвѣчать, потоптался и наконецъ крикнулъ:

   - Да идите сюда на барку! Здѣсь и рядиться будемъ. А то что такъ-то перекликаться! Я на баркѣ, а вы на тротуарѣ...

   Женщины перешли по сходнямъ на барку. Прикащикъ сѣлъ на сложенныя полѣнья.

   - Нашими пилами ежели пилить и нашими топорами раскалывать, то цѣна четвертакъ съ сажени. Пилить надо девятку на четыре части.

   - Знаемъ мы девятку, отвѣчала Арина. - Мы боровичск³я, съ Мсты, такъ знаемъ. У насъ тамъ заготовка дровъ тоже бываетъ. Это дрова въ девять четвертей, отвѣчала Арина,

   - Ну, вотъ... Ее и распиливать надо и потомъ колоть пополамъ, кивнулъ прикащикъ.

   Женщины пошептались.

   - А какъ-же наши новоладожск³я намъ говорили, что по тридцати пяти копѣекъ съ сажени подрядились? начала Фелосья.

   - Про тридцать пять при нашихъ пилахъ не слыхалъ. Такой и цѣны теперь нѣтъ, потому народу ужъ очень много голоднаго изъ деревень понашло, отвѣчалъ прикащикъ.- А что по тридцати пяти копѣекъ, коли ежели кто съ своими пилами и топорами, то за сажень платимъ, это точно. Можно, пожалуй, и вамъ по три гривенника съ сажени дать, коли наши пилы и топоры отработаете. Инструментъ хозяину отработаете - и ужъ тогда за работу деньги вамъ на руки. Согласны?

   - Нѣтъ, ужъ, это гдѣ-же! Шутка-ли три рубля и тридцать копѣекъ каждой парѣ отработать, пока деньги получишь! Намъ пить, ѣсть надо, а денегъ у насъ ни кругомъ, ни около.

   - Ну, такъ цѣна четвертакъ. У насъ всѣмъ одна цѣна. Что Марфѣ и Ульянѣ, то Аннѣ и Татьянѣ. Вотъ увидите тамъ на работѣ мужиковъ и бабъ, такъ можете справиться. Платили и по сорокъ пять копѣекъ послѣ урожайныхъ годовъ, когда народу голоднаго изъ деревень мало приходитъ, а теперь цѣна упала.

   Женщины опять стали шептаться. Федосья выдвинулась впередъ и сказала прикащику:

   - Какъ-же двѣ новоладожск³я наши землячки на прошлой недѣлѣ мнѣ говорили, что у тебя-же по тридцати пяти копѣекъ съ сажени подрядились.

   - А ты не всякому слуху вѣрь. По тридцати копѣекъ, такъ это точно, коли инструментъ намъ прежде всего отработать, отвѣчалъ прикащикъ.- Такъ вотъ по четвертаку, коли ежели съ нашимъ инструментомъ - и за поломку вычетъ. Хотите, такъ давайте и по рукамъ ударимъ и тогда я дамъ записку на Тосну къ другому прикащику, что я нанялъ васъ, а нѣтъ, такъ уходите съ Богомъ, потому торговаться мнѣ тутъ съ вами некогда. Придете на Тосну съ запиской къ прикащику, ему и паспорта ваши отдадите.

   - Дай подумать, кормилецъ, чуточку... Дешево, кажись, что-то... сказала Анфиса.- Какъ вы думаете, дѣвушки? обратилась она къ женщинамъ и стала съ ними шептаться.

   - Дешево, потому что вездѣ дешево, а поднимется цѣна на пятачекъ, такъ пятачекъ и мы вамъ прибавимъ, проговорилъ прикащикъ въ утѣшен³е и крикнулъ:- Ну, что-жъ! Будетъ вамъ толкаться-то! Рѣшайте!

   - Постой, голубчикъ... Ну, а насчетъ ночлега какъ? снова обратилась къ прикащику Анфиса.

   - А насчетъ ночлега рѣка Тосна длинна и берега у ней широк³е... Гдѣ хотите, тамъ и ночуйте по берегу. Шалашики изъ девятки себѣ понадѣлаете. Тамъ всѣ такъ ночуютъ. Воздухъ легк³й: спереди, сзади и съ боковъ продуваетъ.

   Женщины опять стали шептаться. Прикащикъ опять крикнулъ;

   - Кончайте-же наконецъ такъ или этакъ! Ну, чего стали? Или застудиться на легкомъ воздухѣ боитесь?

   - По четвертаку на вашихъ пилахъ? - переспросила его Айфиса.

   - Да вѣдь ужъ сказано, что по четвертаку! Что десять-то разъ повторять! Ну?!

   - Согласны,- махнула рукой Анфиса. - Давай записку.

   Зашевелились и друг³я женщины. Кто-то изъ нихъ набожно перекрестился. Прикащикъ пошелъ въ трактиръ писать записку. Женщины пошли за нимъ слѣдомъ и остановились у входа въ трактиръ.

   - Ну, вотъ... Слава Богу, подрядились. Задѣльная плата куда лучше. Тутъ для себя стараешься. Себя не пожалѣешь, понатужишься и больше выработаешь. А намъ чего-же себя жалѣть! Слава Тебѣ, Господи, не немощныя...

   Прикащикъ вынесъ записку къ другому прикащику на Тосну, гдѣ онъ сообщалъ, что нанялъ десять женщинъ на такихъ-то и такихъ-то услов³яхъ. Передавая записку, онъ разсказалъ женщинамъ, какъ отыскать этого прикащика на рѣкѣ Тоснѣ, въ какой деревнѣ и какъ зовутъ тосненскаго прикащика. Женщины поблагодарили и разстались съ нанявшимъ ихъ прикащикомъ.

  

  

   Порядившись на пилку дровъ. женщины торжествовали. Заручившись запиской отъ дровянаго прикащика, съ радостными лицами отходили онѣ отъ трактирныхъ дверей и, поглядывая другъ на дружку, весело перемигивались.

   - Что-жъ, дѣвушки, вѣдь и четвертакъ съ сажени хорошо, говорила Федосья.- Наши новоладожск³я, которыя пилили тамъ, такъ сказывали, что ежели попривыкнуть да разстараться, то четыре сажени можно въ день распилить. Четыре сажени по четвертаку - вотъ ужъ рубль. Шутка-ли - рубль!

   - Да вѣдь пилить-то надо вдвоемъ, попарно, стало быть рубль пополамъ. замѣтила скуластая Фекла.

   - Нѣтъ, нѣтъ... По четыре сажени на человѣка. Вдвоемъ восемь - такъ мнѣ наши новоладожск³я сказывали.

   - Не распилить, Фелосьюшка, восьми сажень, хоть лобъ себѣ разбей. Вѣдь распиливши-то надо ихъ расколоть и сложить!

   - Распилимъ. Съ ранняго утра будемъ вставать и до поздней ночи. Вѣдь ужъ на себя будемъ работать, а на не кого другаго, стояла на своемъ Фелосья.

   - Да ежели и восьми сажень не распилить, а только шесть, то и такъ по три четвертака въ день на сестру, подхватила Анфиса,- Три четвертака тоже ой-ой-ой какъ хорошо! Десять дней проработать - вотъ оно ужъ семь съ полтиной.

   И опять радостныя улыбки на лицахъ. Въ особенности торжествовала Арина, такъ что забыла на нѣкоторое время и объ Акулинѣ въ больницѣ.

   - Покою себѣ не дамъ, днемъ и ночью буду работать, пока трехъ рублей не выработаю. И какъ только выработаю - сейчасъ два рубля тятенькѣ въ деревню пошлю говорила она.- Мы съ Грушей такъ-то разстараемся, что у насъ по три-то рубля въ три дня будетъ отработано. Только ужъ, Груша, не дремать!

   - Ой, дѣвка, не хвались заранѣ! остановила ее Анфиса.- Ты не знаешь, что это такое пилка, ты не пилила, а я пилила. И съ сажени такъ надсадишься, что спина-то у тебя какъ чужая будетъ. Я пилила въ нашемъ мѣстѣ, въ деревнѣ, я знаю.

   - Спина не купленная. Отлежимся часика четыре-пять за ночь - вотъ на утро она опять своя, а не чужая.

   - На утро-то, дѣвушка, только ее и ломить начинаетъ. Поднимешься - и колетъ тебѣ во всѣ мѣста.

   - Пущай колетъ. Все-таки мы съ Аграфеной будемъ на отличку работать. Правда, Груша? подмигнула Арина своей землячкѣ.

   Возникъ вопросъ, когда идти на пилку дровъ. Демянск³я женщины говорили, чтобы идти на пилку завтра раннимъ утромъ, Арина настаивала, чтобы идти сегодня-же.

   - Сейчасъ пойдемъ къ Ардальону Сергѣеву, на огородъ, тамъ Аграфена и Федосья выкупятъ свои паспорты отъ хозяина и сейчасъ-же въ путь... Чего зѣвать-то! Сорокъ верстъ къ дровамъ-то... Ну, двадцать сегодня пройдемъ, по дорогѣ на постояломъ ночуемъ и покормимся, а завтра раннимъ утречкомъ опять въ путь. Къ полудню будемъ на мѣстѣ, а ужъ послѣ обѣда и за дѣло приниматься можно, расчитывала она, но вдругъ вспомнила про Акулину и осѣклась.- Ахъ, нѣтъ, нѣтъ... Нельзя сегодня на Тосну идти и завтра утромъ нельзя идти, заговорила она другимъ тономъ.- Вѣдь завтра въ полдень нужно Акулинушку въ больницѣ навѣстить. Нѣтъ ужъ, дѣвушки, попрошу я васъ, чтобы завтра послѣ обѣда идти, обратилась она къ женщинамъ.

   - Ну, вотъ... То сегодня, сейчасъ-же безъ передышки идти, а то ужъ и завтра утромъ нельзя! съ неудовольств³емъ воскликнула Фекла.- Эка переметная сума!

   - Да я, Феклуша, собственно изъ-за Акулинушки.- Нельзя-же не спровѣдавши ее.

   - А спровѣдаешь ее, такъ поможешь ей? спросила Анфиса,- Смотри, какая лекарка! Ну, къ Акулинѣ сходимъ сегодня, а завтра въ путь.

   - Да не пустятъ сегодня въ больницу. Завтра только впустятъ.

   - А тебѣ что надо? Тебѣ надо только узнать, живали еще она или померла, а это-то ты можешь узнать и сегодня. Я знаю, я лежала въ больницѣ. Впустить не впустятъ, а въ конторѣ все-таки скажутъ, жива или нѣтъ. Вотъ мы сейчасъ отправимся въ больницу, а Груша съ Феней пойдутъ на огородъ за паспортами. Изъ больницы мы пройдемъ къ нимъ на огородъ, около нихъ гдѣ-нибудь на постояломъ вмѣстѣ съ ними переночуемъ, отдохнемъ, а раннимъ утромъ и пойдемте на Тосну.

   Предложен³е было принято компан³ей женщинъ и Аринѣ тоже пришлось согласиться. Аграфена и Федосья отправились на огородъ, а Арина и демянск³я женщины пошли въ больницу. По дорогѣ онѣ купили хлѣба въ мелочной лавочкѣ и тамъ-же поѣли, запивъ на радостяхъ квасомъ. Въ больницу онѣ пришли уже подъ вечеръ. Сначала швейцаръ не пускалъ ихъ въ контору больницы, говоря, что теперь тамъ никого уже нѣтъ, что за справками ходятъ по утрамъ, но наконецъ, слыша неотступныя просьбы женщинъ, сжалился и сказалъ:

   - Ну, идите, но идите только двое. Вѣдь вамъ за справкой, такъ за справкой и двоимъ довольно, а то зачѣмъ-же всей оравой! Только зря грязными ногами полы наши будете топтать. Идите. Не знаю только, добьетесь-ли вы толку, прибавилъ онъ.

   Въ контору больницы отправились Арина и Анфиса. Тамъ, дѣйствительно, былъ только одинъ сторожъ, который не могъ дать никакихъ справокъ.

   - Никого нѣтъ, а я ничего не знаю. Это не по нашей части. Тутъ надо набольшаго. Понимаете-ли вы: набольшого,- говорилъ онъ.

   - Такъ поди ты, голубчикъ, за набольшимъ-то, попроси его, чтобы пришелъ. Вѣдь намъ только-бы онъ сказалъ, что жива-ли наша землячка, потому намъ надо завтра изъ Питера уходить. Ну, какъ уйти изъ Питера, не узнавши живали? Умерла, такъ надо вѣсточку объ ней въ деревню дать. Вѣдь у ней семья тоже въ деревнѣ: ребятишки малыя, упрашивали Арина и Анфиса сторожа...

   - Э-эхъ! Бѣда съ бабами! Пристанутъ какъ пчелы на пасѣкѣ и нѣтъ отъ нихъ спасенья,- съ неудовольств³емъ крякнулъ сторожъ и отправился за "набольшимъ".

   Явился заспанный человѣкъ съ всклоченной головой и позѣвывая.

   - Что вамъ? Чего не въ показанное время ходите?- спросилъ онъ хмуро.

   - Да вотъ женщину мы въ четвергъ на прошлой недѣлѣ сюда привезли, такъ пришли справиться жива-ли?

   - Вы бы еще ночью за справками-то!.. За справками утромъ ходятъ. Деревня!.. Право, деревня безпардонная! обругался онъ и спросилъ:- Какъ зовутъ вашу землячку?

   - Акулиной, голубчикъ.

   - Акулиной! У насъ Акулинъ въ больницѣ - прудъ пруди. Что она - крестьянка, мѣщанка или генеральша?

   - Крестьянка, милостивецъ, крестьянка...

   - Какой губерн³и? Вотъ сивость-то! Даже порядкомъ не можете назвать того, о комъ справляетесь! Губерн³я, уѣздъ?

   - Крестьянка Новгородской губерн³и, Боровичскаго уѣзда, Разлапинской волости, деревни Федосѣево, отвѣчала Арина.

   - Имя... Имя и фамил³ю... Прозвище, то-есть"

   - Акулина Федотова...

   Началось перелистыван³е книги и наконецъ заспанный человѣкъ сказалъ:

   - Акулина Федотова Иванова, крестьянка Новгородской губерн³и, Боровичскаго уѣзда... Есть такая... Прибыла и выбыла... Акулина Федотова волей Бож³ей умерла и сегодня похоронена на Воскресенскомъ кладбищѣ.

   - Какъ умерла? Какъ похоронена?! воскликнули въ одинъ голосъ Арина и Анфиса.

   - Очень просто. Отъ тифа умерла.

   Арина схватилась за голову и залилась слезами.. Анфиса стояла и крестилась.

  

  

   Какъ ни рады были Арина и демянск³я женщины предстоящей, по ихъ мнѣн³ю, выгодной заработкѣ на дровяномъ сплавѣ, но извѣст³е о смерти Акулины отшибло эту радость. Грустныя шли онѣ на огородъ къ Аграфенѣ и Фелосьѣ, а Арина во время пути даже два раза принималась плакать навзрыдъ. Съ ней дѣлалось нѣчто въ родѣ истерики. Пришлось останавливаться, сажать ее на улицѣ гдѣ нибудь около дома или забора и просить холодной воды, дабы напоить ее и тѣмъ прибодрить. Около Арины сталпливались дворники, прохож³е, шли распросы о чемъ она плачетъ, и женщинамъ пришлось подробно разсказывать о ея горѣ. Видя истерическое состоян³е Арины, подошедш³й къ толпѣ городовой хотѣлъ даже везти Арину въ полицейск³й пр³емный покой, но женщины возоп³яли противъ этого и, схвативъ товарку подъ руки, повели ее дальше.

   - На чужой сторонѣ, на чужихъ рукахъ умерла, никто изъ землячекъ глаза ей не закрылъ и даже похоронили ее неизвѣстно гдѣ. Про могилку ея - и то знать не будемъ, плакалась Арина, бредя на огородъ Ардальона Сергѣева.

   Демянск³я женщины, какъ могли, утѣшали ее.

   - Всѣ тамъ будемъ, Аринушка, всѣ. Никто это-то самаго не минуетъ, говорила скуластая Фекла.- А что до могилки, то вѣдь мать-то сыра земля все одна и та-же. Напишешь ты сродственничкамъ, ейнымъ письмецо въ деревню, отслужатъ они по ней панихидку, помянутъ въ двадцатый день и будетъ все честь честью.

   Но Арина не внимала.

   - Милость Божья, что еще похоронили ее на больничный счетъ,- вотъ за что ты Бога благодари, а умри-ка она у насъ гдѣ-нибудь на постояломъ дворѣ, да придись намъ ее хоронить, на чтобы мы ее похоронили?! разсуждали друг³я женщины.- Ни кругомъ у насъ, ни около - ну, и пришлось бы всѣ армяки и душегрѣи продавать.

   - Вся, вся-бы продалась, только-бы она, голубка, на моихъ рукахъ померла, отвѣчала Арина.

   - И вся продайся, такъ и то не похоронишь. Ты, милая, цѣнъ здѣшнихъ не знаешь. Здѣсь Питеръ. Здѣсь про все за все въ тридорога платить надо, возразила Анфиса.- Даже ежели-бы и намъ продаться, то и нашей требушины на похороны-то не хватило-бы. Помню я, лѣтось наши землячки хоронили мужика изъ больницы, такъ что имъ стоило!

   Разсуждая такимъ образомъ, женщины пришли на огородъ. Аграфена и Федосья ждали уже ихъ за воротами съ котомками за плечами и издали съ какою-то торжественностью потрясали передъ ними паспортами.

   - Выручили свои паспорты! кричала Аграфена.- Не отпускалъ вѣдь хозяинъ-то, ругался, отчего уходимъ, рубль тридцать копѣекъ за прописку и больничное не заживши. Я ему сорокъ пять копѣекъ за себя и пят³алтынный за Федосьюшку сую, чтобы паспорты отдалъ, сую ему чего мы по расчету незажили, а онъ не беретъ. Да ужъ хорошо, что мужики, евонные земляки, стали на нашу сторону - ну, и выдалъ паспорты. Паспорты-то выдалъ да и ну насъ гнать съ огорода за ворота. "Чтобы и духу вашего, говоритъ, на огородѣ не было, вонъ отсюда"... разсказывала она женщинамъ, увидала плачущую Арину и умолкла.- Умерла Акулинушка-то? вдругъ спросила она.

   Вмѣсто отвѣта Арина опять зарыдала и не могла говорить.

   Уже стемнѣло, когда женщины отправились искать постоялый дворъ, гдѣ-бы можно было переночевать. Постоялый дворъ былъ вскорѣ найденъ, но здѣсь опять стали принуждать женщинъ, чтобы онѣ потребовали себѣ харчей на ужинъ, и поставили вопросъ такъ, что безъ этого не позволяли оставаться и на ночлегъ. Пришлось спросить щей и хлѣба. Щи даже въ горло еле шли, ибо женщины чувствовали, что онѣ проѣдаютъ послѣдн³я деньги, а имъ предстоитъ еще сорокаверстный путь, во время котораго надо питаться, да и придя на работу нельзя быть безъ денегъ, потому что задѣльная плата за работу, на которой онѣ будутъ, не сейчасъ выдается. Онѣ посчитали свои деньги и, за уплатой за харчи и ночлегъ, у всѣхъ вмѣстѣ не оказалось даже двухъ рублей, а ихъ было одиннадцать женщинъ.

   - Мало будетъ завтра продать что нибудь изъ вещей, заговорили онѣ.- Всѣ деньги собрать и передать старостихѣ. Пусть старостиха и кормитъ насъ. Такъ ладнѣе будетъ. Старостихой выберемъ Анфису. Она и расчетъ будетъ держать.

   - Я продамъ свой армякъ... вызвалась Арина.- А для меня пусть Акулининъ армякъ будетъ. Все равно, онъ теперь лишн³й. Когда еще оказ³я-то въ деревню сыщется, чтобы его Акулининымъ родственникамъ переслать! На ейные сапоги мы тамъ, когда придемъ на работу, панихидку отслужимъ. Нельзя-же безъ панихидки христ³анской душѣ помирать. Ну, а церковь навѣрное ужъ тамъ, куда мы идемъ, найдется.

   Такъ и порѣшили.

   Покупатель на армякъ нашелся даже на постояломъ дворѣ. Это былъ проѣзж³й подгородный мужикъ, возвращавш³йся изъ Петербурга съ пустыми жестяными кувшинами изъ-подъ сливокъ, ѣхавш³й къ себѣ въ деревню и остановивш³йся на постояломъ дворѣ покормить лошадь и самому похарчиться. За сермяжный армякъ Арины, по тщательномъ его разсмотрѣн³и; онъ далъ рубль съ гривенникомъ. Арина продала его и деньги передала Анфисѣ, какъ старостихѣ.

   На другой день, рано по утру, женщины поднялись, распросили про дорогу и тронулись въ путь, направляясь къ Шлиссельбургскому тракту. Въ мѣстности Стекляннаго завода онѣ сдѣлали привалъ и позавтракали около мелочной лавки хлѣбомъ; въ селѣ Рыбацкомъ онѣ обѣдали и отдыхали на бережкѣ придорожной канавки. Усталыя, измученныя большимъ усиленнымъ переходомъ, онѣ спали какъ убитыя, пригрѣтыя весеннимъ солнышкомъ. День былъ ясный и солнце, припекало живительно. Проснувшись, онѣ снова отправились въ путь, хотя уже у нихъ и ломило бока и поясницу. Часамъ къ пяти дня онѣ были въ селѣ Корчминѣ, гдѣ опять отдыхали и кормились остатками хлѣба. На вопросъ ихъ, сколько верстъ осталось еще до рѣки Тосны, имъ отвѣтили, что семь верстъ.

   - Ну, дѣвушки, недалеко уже!.. Вечеромъ будемъ на мѣстѣ!..- радостно воскликнула Аграфена.- Полно нѣжиться-то... Пойдемте... Лучше пораньше, засвѣтло на сплавъ дровъ придти и ужъ тамъ отдохнуть въ настоящую. Да и прикащика-то засвѣтло лучше найти. Вѣдь намъ еще нужно къ прикащику съ запиской явиться. Стемнѣетъ, такъ ночью его, пожалуй, и не разыщешь.

   - Да, да... Аграфена дѣло говоритъ,- поддакнула Фекла и первая вскочила съ травы при дорогѣ, гдѣ онѣ отдыхали.

   Слова, сказанныя Аграфеной, пр³ободрили компан³ю, и женщины опять зашагали. Кто-то изъ демянскихъ женщинъ пробовалъ затянуть пѣсню, два-три голоса стали подтягивать, но пѣсня не удалась. Усталость женщинъ была слишкомъ велика.

   Отъ Корчмина путь лежалъ пять верстъ по безлюдной голой мѣстности, поросшей чахлымъ лознякомъ. Шли мимо широкой ленты рѣки Невы. Съ Невы вѣяло рѣзкимъ холоднымъ вечернимъ вѣтромъ. Вотъ и Новая Деревня. Двѣ-три демянск³я женщины, особенно уставш³я, хотѣли отдохнуть пройдя деревню, но Аграфена и Фекла опять заторопили ихъ.

   - Нечего, нечего отдыхать! Понаддай пару, шевелите ходулями-то! На мѣстѣ отдохнете. Теперь ужъ недалеко, торопили ихъ Аграфена и Фекла.

   И путь продолжался.

   - Всѣ ноженьки мы себѣ надорвали, по шоссейной щебенкѣ-то босикомъ шагавши, слышался чей-то ропотъ.

   - Ноги что... За двѣ копѣйки полъ-сальной свѣчки купить, смазать ихъ - вотъ и залечили, а намъ вотъ прикащика-то сегодня-бы увидать, чтобъ завтра можно было приняться за работу, отвѣчала Фекла.

   Показалась деревня Усть-Тосна... Вотъ и большой деревянный мостъ, перекинутый черезъ Тосну, впадающую въ Неву. За мостомъ виднѣлось село Ивановское.

   - Гдѣ тутъ сплавъ дровяной и чтобъ намъ прикащика при сплавѣ разыскать? спрашивали женщины стоявшихъ на мосту парней и дѣвушекъ, по случаю праздника горланившихъ пѣсни.

   - А вотъ какъ мостъ перейдете, сверните на лѣво, да такъ по берегу Тосны и идите все прямо. Тутъ сплавъ и будетъ. Сами увидите, что дрова во всю рѣку стоятъ.

   - Пришли, дѣвушки, пришли. Слава тебѣ Господи! проговорила Арина и въ первый разъ во время пути улыбнулась.

   Но до сплава нужно было идти еще версты двѣ по берегу Тосны. Прошли красивую новую дачу, выстроенную на гористомъ берегу, прошли мимо полуразвалившихся построекъ кирпичнаго завода, начался ольховый лѣсокъ и женщины увидали дровяной сплавъ.

  

  

   То, что увидѣли женщины,можно было назвать царствомъ дровъ. Рѣка Тосна, имѣющая ширину отъ 25 до 30 сажень, была перегорожена съ одного берега на другой громадными бревнами, связанными между собою цѣпями. Бревна эти удерживались нѣсколькими кустами свай и, въ свою очередь, удерживали сплошную массу четырехполѣнныхъ дровъ, держащихся на водѣ на необозримомъ пространствѣ. Въ нѣкоторыхъ мелкихъ мѣстахъ рѣки дрова выперло, и они стояли стоймя, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ ихъ поразбросало по берегамъ. Босые мужчины и женщины вытаскивали эти дрова баграми и руками изъ воды и складывали ихъ на берегахъ въ полѣнницы. Работа шла на обоихъ берегахъ рѣки. Помимо плавающихъ въ водѣ и безпорядочно разбросанныхъ по берегамъ дровъ, образовались уже цѣлыя горы сложенныхъ дровъ. Работа такъ и кипѣла. За горами сложенныхъ дровъ визжали пилы, стучали топоры, раскалывающ³е дрова, и образовались новыя полѣнницы уже распиленныхъ и расколотыхъ дровъ, аккуратно сложенныя въ сажени. То тамъ, то сямъ виднѣлись мужчины и женщины попарно распиливающ³е девятку, то есть дрова - въ длину девять четвертей или два съ четвертью аршина. Пильщики и пильщицы, разбросанные попарно на довольно далекое разстоян³е, пилили около шалашей, сложенныхъ изъ тѣхъ-же дровъ девятки. Шалаши эти въ два съ четвертью аршина въ ширину, въ вышину и въ длину служили для ночлега рабочихъ и были складочнымъ мѣстомъ всего незатѣйливаго ихъ хозяйства. Только нѣкоторые изъ шалашей были прикрыты рогожами по щелямъ дровъ. Кой гдѣ около шалашей уже дымились костры. Рабоч³е варили себѣ ужинъ.

   - Вотъ какъ люди-то здѣсь живутъ, сказала Анфиса, указывая на шалаши, и покачала головой.

  &n