Успенский Николай Васильевич - Повести и рассказы

Незымь идет куда хочет! Ежели мы его будем казнить, он остервянится... Его в волости не продержишь... А вы, господа честные, решайте дело по-божьи.

   - На это я тебе скажу вот что, Алистрат Мокеич,- возразил старшина,- ежели он остервянится, ты говоришь, так у нас, братец ты мой, Сибирь не почата! На каторжную работу друга милого спровадят!.. Забудет пустяками займаться...

   - У Сибирь,- обратившись к старшине, подхватил плотный, с добродушным лицом мужик, подпоясанный веревкой,- у Сибирь тоже миром ссылают! ежели мы не пустим, никто не моге его тронуть! Что, Ваньку Ерохина сослали? Небойсь у мира спросили... ан шиш!.. а он остепенился да мужик-то стал за мое почтенство! хоть куда! И семья, значит, за ним пропала... Уробел - еще смирней стал жить...

   - Да опять и то сказать,- заметил тощий, с реденькой бородкой мужичок,- ведь он девку-то еще не перебил, от Краюхина она не ушла... Что ж его неволить-то? Он один сын у отца и есть... отец чуть не по миру ходит... Сгидай его голова! Пустим его!..

   - Балакали, балакали!..- начал старшина, облокотившись на стол,- а все дело плохо... Ежели мы тепереча будем всякого прощать, тогда на белом свету житья не будет! А по-моему, братцы, потакать - только баловать!.. Опять что ж нас начальство на смех, что ль, сюда посадило? У вас, скажет, законы под носом, а вы ничего не~ видите? Евсигнеич!- обратился старшина к писарю,- покажи-ко им статью...

   Писарь с пером за ухом поднялся и объявил судьям, прикладывая к своей груди правую руку:

   - Ежели мы тому и другому будем прощать, тогда, следовательно, будут большие поджоги и разбои... Как я называюсь писарь - и не что иное, как наемный, а вы избранные и принявши присягу должны судить по закону,- не щадить ни отца, ни мать!.. Я как постоянно нахожусь при правах (писарь указал на письменный стол) и обязан вам давать знать, то я отвечаю и решаюсь своей головой... Но потому что с нас, с писарей, мировой посредник спрашивает и приказывает смотреть больше в права, то я не сам из себя говорю... А пастух подвергнут по доказательству уголовному.

   Писарь окинул глазами слушателей и опустился в кресло. Старшина, следуя его примеру, тоже встал и обратился к судьям:

   - Хотя хучь я и неграмотный, но я имею у себя писаря... и спрашиваю его: поглядикося в права... Что там права говорят? Но как писарь вам сейчас предлагает, то вы должны слушать его. А ты, Евсигнеич! говоришь по правам! и напрасно ты эти слова принимаешь те, которые самые дрязги...

   - По-моему, дело решено: и ён сознался... и сваты доказали... ведь это уголовщина! надо - к судебному отправить...

   - Что ж к судебному?- сказал богатый мужик,- засадят его в острог, через год, пожалуй, судить будут, а там, мотри, оправдают,- острожного-то к нам в деревню и пришлют... он там с острожными понашуркается,- он хуже нечистого будет! Тогда и беда с ним... Вон у Шенелевки у старосты Нехведа Андрюшка - сжег скирды, его подержали в остроге, да и пустили... настоящих примет нету. Он теперь и ходя по деревне, всем грозит: "Не то будя!" На всех такого холоду нагнал - поют,- как у праздника... А мой згад - посадим его еще на недельку и крепко-накрепко накажем... а не то отпорем...

   - Нет уж, Савостьян Трофимыч, пороть не надо! - воскликнул один судья,- а то он, продрамши-то, еще злей будет! А вот что: коли такое дело, ежели он, напримерича, от судебного еще пуще подожже, то и сажать незачем... Пощуняем его и пустим... на слободе он скорей почувствуя!.. мало что бывает!

   - А что, Егорыч, твоя речь правая!- заметил подпоясанный веревкой,- он судом-то нашим будет доволен, а уж его, коли он такая голова, у чижовке не выучишь... А то, мотри, и нам встретца нельзя будет...

   - Что ж, это куда дело-то пошло?- возразил старшина,- куда ж мы закон-то денем? на что ж он нам дан?

   - Что ж закон?- сказал один судья,- мы народ неграмотный... Что господь на душу положит, то и говорим... другое дело, мы закону не ослухаемся... Знамо, по мужичью!..

   - А то кажное воскресенье тут сидишь, сидишь,- подхватил другой судья,- у меня вон картохи остались не рыты... всё в отлучке... А при чем мы тут? Вишь - решено Егорку пустить, а там говорят не так!..

   - И то правда,- заговорило несколько голосов,- зачем же нас избрали? Кажинный раз бьем, бьем, а ничего не выходя...

   - Вы что же забушевали?- воскликнул старшина.- Я, может, у земстве не жрамши три дня просидел, и то не супротивлюсь.

   - Экой ты!- заговорили судьи,- ты вон мядаль имеешь, у посредственника у почете, по миру разъезжаешь - всягды сыт, доволен... опять жалованье получаешь...

   - А подводы-то?- крикнул высокий мужик,- он ноне с обчества слизал полтораста цалковых; нанял работника: он и разъезжая и кстати паша...

   - Стой!- закричал старшина,- нешто вас призвали о подводах рассуждать?

   - Ну что ж ты нас держишь?- заговорили судьи,- дело порешили!

   - Как порешили?

   - Егорку простить... али неделю посидит, да и ладно...

   - Вот что, судьи!- сказал старшина,- совсем пустить не годится... Я вам говорю,- какое-нибудь да наказание ему подобает... надо еще у Краюхина спросить, не будет ли он искать, если мы Егорку своим судом решим.

   - Ну, зови Краюхина!-сказали судьи. Вошел Краюхин.

   - Слухай, Петрей,- объявил старшина,- судьи по-ряшили Егорку выпустить... а я настоял, чтобы ему какое-нибудь наказание определить... Как ты хочешь? Отпороть его?..

   - Нет, Захар Петрович, пороть не надо! уж лучше приприте его! а то он не даст свадьбу сыграть!

   - Ты не будешь искать, если мы своим судом решим?

   - Я боюсь,- сказал Краюхин,- как бы он после-то не выворотил...

   - Судьи говорят,- продолжал старшина,- что ежели его к судебному отправить, хврошо, как его допекут!.. А если отпустят, тогда и держись...

   - Это точно, Захар Петрович... он обозлится хуже. Мне бы только дал он в покое свадьбу сыграть... до праздника осталась одна неделя...

   - Ну, на неделю его и посадить в чижовку!- заговорили судьи...

   - Что ж, так, так, так!- подхватил Краюхин,- сажай его, Петрович, и ладно...

   - Что ж ты, разве поладил с нареченным-то?- спросил старшина.

   - Нет, Захар Петрович,- объявил Краюхин,- в суде толку мало! мы сошлись с ним опять... Стало быть, не хочем этого делать... Он вон там на крыльце... Господь нас надоумил обоих! видно, что ни дальше в лес, то больше дров...

   - Это доброе дело!- сказал старшина,- а то поди возжайся... Еще судьи как бы осудили, не то по-твоему, не то no-свату. А ноне как судьи осудили, то на них жалоба не принимается. Сторож! веди сюда Егорку. А ты, Петрей,- обратился старшина к Краюхину,- выдь отсюда!

   Сторож ввел пастуха.

   - Ну, вот что, братец ты мой,- сказал старшина, стоя пред подсудимым,- по закону тебя надыть бы отправить к судебному, это, силич, в острог... а там невесть что будя!.. а вот судьи сжалились над тобой... жалуют тебя посадить в чижовку на неделю... так я тебе объявляю ряшение...

   - Я и то, Захар Петрович, восьмой день сижу,- сказал Егор,- за что сажать-то? мало что сказано... ведь я так...

   - Нет, Егор: ты не супротивься,- сказал богатый мужик,- это мы тебя помиловали...

   - Значит, ты осужден на неделю в чижовку!- подхватил старшина,- сторож! веди его!

   - Ну-ко пойдем, брат, к праздничку,- сказал сторож, подхватывая Егора под руку.

   - Нельзя ли, братцы, ослобонить,- взмолился пастух,- что ж? ведь ничего не будет! Мне отсидеть не важная штука!

   - Коли решено, ты не ослухайся!- сказал старшина.

   - Ну да, ничего! Веди!- встряхнув головою, произнес пастух и вышел.

   Все судьи встали.

   - Пятрович!- заговорили некоторые,- плотву до другого воскресенья отложим... вишь, ночь на дворе. Пора расходиться... лошадям не месили...

   - Что ж, пожалуй,- сказал старшина и обратился к писарю:-Евсигнеич! надо бы выпить.

   - Вина вволю!- сказал писарь,- Краюхин привез полведра, да Еремин тоже за энто дело, помнишь? привез полштоф.

   - Экие подлецы!- сказал старшина,- разве оно полштофом пахнет? А ты, Евсигнеич, мотри насчет бумаг, как бы какая не пропала.

   - Кому они нужны? Народ бестолочь!

   Судьи призвали в правление Краюхина и потребовали с него магарыч. Сторож принес полведерный бочонок. Все выпили, поздравив Краюхина с окончанием дела.

   - Что, ребятушки!- говорил последний, закусывая кренделем,- завязался я эвтим делом, а уж горе меня уело,- не роди мать на свете!

   - Что ж? ведь по-твоему решено,- говорили судьи.

   - Решено-то решено, да Егорка-то разбойник!- возразил Краюхин,- через неделю-то он вольный казак! Ты и гляди: он, пожалуй, на похмелье-то, после свадьбы, как снег на голову!.. Да и девка-то ухо!..- Краюхин затряс головой.

   Все выпили еще по стаканчику и начали расходиться...

  

  

   В сумерках Краюхин с сватом Кузьмою, бывшим на суде в качестве свидетеля, возвращались в деревню Воробьевку. Кое-где в домах светились огоньки, на улице слышались голоса судей... На дороге хляскала грязь и скрипели телеги воробьевских мужиков, ехавших за Краюхиным и Кузьмою. Сваты еле тащились и, сидя в одной телеге, беседовали между собой.

   - Вот что, сват!- говорил Кузьма,- девка, я тебе скажу, на все взяла!.. Что молотить, что рукодельем,- а умна-то: выродок выродился! я на нее не нарадуюсь...

   - Затем-то, сват, мы и гонимся, потому сами видим...

   - У нас с тобой чтоб было хорошо,- продолжал Кузьма,- я уж у ней допросился... Ты на нее не смотри... Как пастуха засадили в чижовку-то да как узнала она, что его отставили от должности - вдруг присмирела. Да и я-то молвил: что ж я теперь, дочка, куда от тебя пойду? побираться али в работники? При старости я и пойду за тебя страдать? Нам свату отплатиться нечем!

   - Ну что же она на это?

   - Она это говорит: "Потому что я не знала этих де-лов... вы мне тогды не сказали, как наперва запивали... По мне, дом жениха будь хоть золотой! Кабы я плохая девка была?.. а ты за слюнтяя пропил!" А опосле видит, некуда податься!..

   - То-то, сват! мотри, чтоб не было посмешья никакого! ведь ты слышал, сколько я мировых объездил? а все через тебя да через твою дочь!.. Кабы девка не зартачилась, я бы ни одного мирового не видал и не слыхал...

   - Я сам, сватушка, хлеба решился!- воскликнул Кузьма...- все уговаривал... ведь и так сказать: дочь хучь и моя, а ум у ней свой... разве скоро ее супретишь!..

   - Вестимо, дите!- заметил Краюхин,- а не знает того: она у меня словно барыня будет ходить: такую шубу ей сошью! У меня теперь овчины выделаны - всё старика!.. Как же, сват, надо об деле поговорить: завтра, стало быть, мы поедем к попу... а на праздник, господь даст, свадьбу сыграем! от тебя много ль будет родни?

   - У меня свояк, еще двоюродный брат, да кум Павел... хозяйки ихние... ну, и будет с меня!..

   - Ты вели им приготовляться, лошадей подкармливать... Будочки коли нет, я дам... колокольчика два надо, довольно будет... ну, погромочка три, четыре... вели попроворней... чтобы не прохлаждались... Я из неволи тебя выведу! возьми у меня свежинки... я двух боровов убью... возьми солоду... когда взялся справлять тебя, буду справлять!..

   - На эвтом благодарим, Петр Анисимыч...

   - Готовься!- подтвердил Краюхин,- ты ни на что не смотри! Справим свадьбу за первый сорт... А пастух не замай, посидит... Ты дома скажи: его на год засадили... Мы с тобой порешили, нам это дороже всего...

  

   Приехав в Воробьевку, Кузьма попросил Краюхина к себе в дом. Краюхин, отговариваясь, что его ждут домашние, согласился зайти на минуту. В избе тускло горела лучина. Мать невесты лежала на печи. Параша сидела у светца за шитьем. Краюхин помолился и произнес:

   - Еще здравствуй, сватья!

   - Здравствуй, сват,- с трудом проговорила хозяйка.- Не взыщи! Я вот третий день хвораю...

   - Ишь когда вздумала хворать! А ты вари брагу... мы с сватом, слава богу! порешили... Пастуха засадили в чижовку!..

   - Засадили?- спросила хозяйка...

   - Нешто моих сил не хватит,- сказал Краюхин...- Хотели было в острог, ну я уговорил год продержать в чижовке... Все у нас с вами было ладно, по согласью сходились... а потом вдруг приходит эта самая нищета - наше все дело разбила!.. так теперь его в сибирку!.. А на свата Кузьму я просьбу окоротил!.. Мы с ним сошлись... Ну, мне пора домой... Прощайте!..

   - Счастливо, сватенек,- сказала хозяйка,- не взыщи, попотчевать тебя нечем.

   Кузьма проводил Краюхина и, вернувшись в избу, обратился к жене:

   - Как же теперь быть? небойсь надо какое-нибудь разрешение сделать!.. Спроси у девки-то, идет, что ль, она или нет? Сейчас сват мне говорил: ежели твое дите за моего не пойдет, я и тебя засажу... почему что я тебя коштовал... напитков разных привозил... Иде ж, говорит, твоя дочь допреже была? а теперь она встрянулась - насчет делов - что за дурака отдают!..

   Кузьма стоял среди избы, мрачно посматривая то на печку, то на дочь, неподвижно сидевшую у светца.

   - Ну, что ж, Паранька, как ты думаешь?- грозно спросил Кузьма.

   Девушка молчала; на шитье катились слезы.

   - Паранюшка!- простонала мать с печи,- иди, милая, за Ивана... ты, вишь... пастуха посадили в чижовку - на целый год!..

   - Паранька!- сказал отец,- одумайся! за пастухом тебе не быть... Я тебе сказываю: я его близко ко двору не подпущу!..

   - Что ж, батюшка,- тихо произнесла девушка,- отдавай!.. из твоей воли не выступаю...

   - Ну вот!- подхватила мать,- с согласьем?

   - С согласьем... когда вы задумали над моей головой... Не замай сват приедет...

   - Давно бы так-то,- сказал отец и сел за стол,- а в церкви не запируешь?..

   - И в церкви скажу,- подтвердила девушка,- иду за него... "

   - Вот умница!- воскликнула мать,- и странние люди скажут: "Стало быть, очень умна, что идет за этакого человека!.. вот так дите!.. где найти такое дите? другие девки брыкаются... а эта родителев слухая..."

  

  

   На другой день рано утром Параша с узелком в руках вышла из дома и, посмотрев на деревню, которая спала глубоким сном, направилась через одонья к лесу, стоявшему верстах в двух от Воробьевки, вправо от него, как на ладонке, видно было село Лебедкино с каменною церковью. Слегка морозило. На востоке разливался оранжевый свет - предвестник осеннего солнца. По тропинке, пролегавшей на дне лесного оврага, Параша вышла к реке, на берегу которой стояло волостное правление. Вправо и влево шли дороги в село, располагавшееся на двух косогорах. На крыльце волостного правления отставной солдат с небритой седой бородой, держа в руке бабий кот, искал моток дратвы, ругая вчерашнее заседание.

   - Ишь окаянные! лаптищами-то шлындали, да на ногах и унесли дратву...

   - Что, здесь Егор парень сидит?- спросила Параша, стоя у крыльца.

   - Какой?-с недоумением глядя на девушку, возразил сторож.

   - Молодой парень...

   - Тебе на что?

   - Да мне хотелось с ним повидаться.

   - А тебе он кто?

   - Он мне сродоч... двоюродный брат он нам...

   - Ну, взойди,- сказал солдат и повел девушку в избу, разделявшуюся от правления сенями.

   - Мне только повидаться,- говорила Параша, когда солдат отворял дверь.

   Изба была широкая, с длинными лавками, с русской печью, близ которой при самом входе устроены были две чижовки с маленькими дверцами.

   Солдат снял с пробоя цепь - ив избу вошел пастух.

   - Ах, друг ты мой милый!- воскликнул Егор, увидав Парашу...- Как это господь занес тебя сюда?..

   - Да, вишь, пришла тебя проведать,- сказала Параша,- все ли ты себе здоров?

   - Я-то здоров, да, вишь, не благополучно... Этими делами-то замешался сюда...

   - Она что ж тебе доводится?-спросил солдат, стоя у двери.

   - В третьем колене...- проговорил пастух, севши на лавку.

   - Она на тебя не похожа,- заметил солдат.

   - Она мне, брат, вот что!- вдруг объявил пастух,- нечего тут хлопотать... мы с ней жили у любе... а потом я через нее в это место попал... Мне ее хотелось взять!

   - А я думал, она тебе сестра,- сказал солдат, ковыряя шилом башмак,- так, стало, ты за то-то страдаешь?

   - За самое за это! за одно слово только...

   - Ну что ж?- разговорился солдат,- ничего! ты посидишь здесь, опять выйдешь... на поселенье не можно сослать за эту штуку... Авось эта история - не душу зарубил... Не этакие дела делают! Ну, разговаривайте себе! а я пойду от вас... Что хотите говорите, я вас запру замочком...

   Солдат вышел.

   - Ах, Параня, Параня! как это ты вздумала меня проведать?- говорил пастух.- А я не только что... сижу здесь хлеба не евши, все об тебе думаю...

   - А я как услыхала, что ты сюда попал, захотелось мне тебя проведать, невозможно мне никак терпеть... Как я к тебе шла-то, так я в слезах не видала следа... И не чаяла я с тобой повидаться... все сердце мое изныло об тебе... Одолела меня грусть...

   Девушка утерла занавеской глаза и продолжала:

   - Обманули меня... запятнали мою душу навечно! Что бог мне скажет, а на уме у меня дюже чижало... Не стану я с ним жить, что бог ни даст!.. Я пришла успросить: надолго тебя тут посадили?

   - Нет, на неделю.

   - А я слышала, на год... Я затем-то к тебе и рвалась... Какой ты худой стал!- заметила девушка, подняв на парня глаза.

   - Эхма! как мне худому не быть! сама знаешь... сердце начало сохнуть кое по тебе... кто ее знает? бывает, какое распоряжение выйдет... хотели к следователю весть...

   - А я принесла тебе рубашку,- сказала девушка и начала развязывать узелок.

   - Нет, видно, эту мне рубашку не носить...

   - Нет, носи на здоровье,- перебила девушка,- ты у меня рубах не переносишь... А Ваньке хороших рубах не носить... они все на тебе будут...

   - Что ж! ты разве выходишь за него?

   - Послушай!- девушка взяла парня за руку,- я этих делов не пугаюсь! пусть отдают! ты сам рассуди: куда ж мне от него деваться? Никак я не могу против отца, матери попясться... Никто моей жисти не знает! будут они меня всё бить... Уж я колько думала об этом... Убечь от них али тебе стать опять перебивать? как бы хуже не было... Отец сказал, что и на глаза тебя не примет... Уж, видно, будем с тобой жить так... А он для меня все равно пень горелый в поле...

   - А я думал,- проговорил парень,- как-нибудь обработаю своей силой... Как-нибудь свою голову заложу, да тебя возьму... Кабы ты знала, как моя душа прилегла к тебе! Я бог знает что могу сделать над собой...

   - Не послухать отца, матери мне нельзя,- вымолвила девушка.

   В это время у двери загремел замок, и в избу вошел сторож.

   - Ступай, девица,- сказал он,- писарь идет... Бывает, я за тебя буду отвечать... А с тебя, Егор, магарыч! - обратился солдат к пастуху.

   - Приставлю!

   - Ну! где тебе приставить...

   - Вот история какая! авось не сто рублей.

   - Ведь это какая машина: она назвалась тебе сестрой, а то бы ее не пустил...

   Сторож и девушка вышли. Пастух в задумчивости ходил по избе.

  

   Накануне свадьбы, вечером, изба свата Кузьмы была наполнена народом. У переборки близ печи сидела в красном сарафане, с лентой в косе, Параша, окруженная подругами. Стол накрыт был скатертью, на образах висели полотенца. Изба, как и в обыкновенное время, освещалась лучиною. С улицы в маленькие окна смотрел народ. Девицы пели:

  

   При вечеру - вечеру,

   При Прасковьиным девишнику,

   Прилетал млад ясен сокол.

   Он садился на окошечко,-

   На хрустальное стеколышко.

  

   Так дело и кончилось "веселым пирком да свадебкой"...

   Но, собственно-то, дело кончилось иначе. Случайно пришлось мне после прочесть в известиях одной губернской газеты настоящий конец того, что казалось только концом: "21 ноября 18... года в управление М...ской части дано знать о скоропостижной смерти крестьянина деревни Воробьевки Ивана Краюхина. При осмотре тела умершего оказались многочисленные ссадины и синие пятна, а на голове, на три пальца ниже соединения темянных костей, рана длиною в дюйм. Подозрение в совершении означенного преступления пало на жену Краюхина, Прасковью Губареву, а также на крестьянина деревни Чернолесок Егора Ефимова..." Обвинение заканчивалось словами: "Поименованных лиц на основании 201 и 208 ст. уст. уг. суд. предположено предать суду N...ского окружного суда, с участием присяжных заседателей". Что-то будет говорить прокурор; чем порешат дело присяжные?

  

   1871

  

  

   Наиболее полными прижизненными изданиями сочинений Н. В. Успенского явились "Рассказы" (1861; второе, дополненное и переработанное издание - 1864), "Новые рассказы" (1867), "Новейшие рассказы" (1871), "Картины из русской жизни" (1872), "Земство" (1876), "Повести, рассказы и очерки в трех томах" (1876), "Повести, рассказы и очерки в четырех томах" (1883).

   Книга Успенского "Из прошлого. Воспоминания о Н. А. Некрасове, А. И. Левитове, И. С. Тургеневе, графе Л. Н. Толстом, Г. И. Успенском, Д. В. Григоровиче, Н. Г. Помяловском и В. А. Слепцове" была напечатана в 1889 году.

   Среди изданий Успенского в советскую эпоху выделяются однотомное Собрание сочинений под редакцией, со вступительной статьей и примечаниями К. Чуковского (1931) и выпущенные в 1957 году "Повести, рассказы и очерки" (вступительная статья Е. Покусаева, подготовка текста и примечания М. Блинчевской).

   Настоящее издание подготовлено на основе однотомника 1957 года. Во вступительной статье и примечаниях учтены материалы из эпистолярного наследия Успенского, публиковавшиеся в сборнике "Звенья" (т. III-IV, 1934) и как приложение к книге К. И. Чуковского "Люди и книги шестидесятых годов" (1934), а также сведения, содержащиеся в работах Н. Ф. Бельчикова, В. А. Богданова, И. В. Дедусенко, Б. П. Козьмина, Ф. В. Панкратова, Е. И: Покусаева, К. И. Чуковского, других советских литературоведов.

   Дата первой публикации дана в тексте, под произведением.

  

   С. 23. Дворник - здесь: хозяин постоялого двора.

   С. 24. Истованный - истинный, настоящий (обл.).

   Пехра - мужичье (обл.).

   Каляниться (или калячить) - канючить, докучать (обл.).

   С. 26. Сердохрестная - то есть средокрестиая, четвертая неделя великого поста.

   С. 27. Михайлов день - 8 ноября по старому стилю. Мурогая -мрачная (обл.).

   С. 28. Коник - крытая лавка в избе; обычное место хозяина.

   С. 31. Подзатыльник - сборка у кокошника.

   С. 32. Счунять - журить, усовещать (обл.).

   Буздать - здесь: наказывать (обл.).

   Залавок - глухая лавка с подъемной крышкой у двери крестьянской избы.

   Хоры - здесь: полати в избе.

   С. 33. Талька - моток ниток определенной длины.

   С. 34. Дикая... рубашка - то есть рубашка серого цвета.

   С. 35. Оскретки - огарки.

   С. 36. Наклеска - продольная грядка телеги.

   С. 37. Загнетка - место, заулок на шестке русской печи.

   С. 42. Горнушка - место, влево от шестка, русской печи, куда загребают жар.

   С. 43. Закут - хлев для мелкого скота.

   С. 45. Додору нет - то есть тесно, не продерешься к возам на базаре.

   Прасол - торговец или маклер, посредник между базарным продавцом с возу и местным скупщиком.

   С. 47. Спасов день - имеется в виду, вероятно, так называемый спас первый (1 августа по ст. ст.).

   С. 48. Шаркнуть - здесь: поклониться в ноги.

   С. 54. Целовальник - продавец вина в казенном питейном доме (кабаке).

   Чуйка - длинный кафтан халатного покроя.

   Егорьев день (он же Юрьев день) - 23 апреля (весенний), 26 ноября (зимний) по ст. ст.

   С. 55. Однодворец - государственный крестьянин особой группы, занимавшей промежуточное положение между крестьянами и мелкопоместными дворянами.

   С. 56. Стыдь - стужа (обл).

   Шкалка (шкалик), косушка - кабацкие меры вина, водки.

   С. 60. Понява - разновидность крестьянской юбки.

   ...Ратников скоро обещались распустить по домам - действие рассказа происходит во время Крымской войны 1853-1856 годов.

   ...Подпустит красного петуха - то есть подожжет.

   С. 61. Балы - россказни, неправда (обл.).

   С. 62. Соломатники (саламатники) - любители саламаты, то есть жидкого киселя, размазни (бран.).

   Сиверка - холодная и мокрая погода при северном ветре.

   С. 63. Мухортный - невзрачный, хилый человек; замухрышка.

   Капернаум - город в Галилее, население которого, по библейской легенде, несмотря на все творимые Иисусом Христом чудеса, осталось глухим к его учению.

   С. 67. Слаудить - вытащить.

   С. 67. Кошатничать (коштанничать) - быть ходатаем по мирским делам.

   С. 70. Колбать - плохо шить, копаться.

   Ажно ль - неужели, разве что (обл.).

   С. 73. Стрекать - здесь: удирать.

   С. 76. Страшная (то есть страстная) - последняя неделя перед пасхой.

   На святой - во время первой недели после пасхи.

   С. 78. На вешнего Николу - 9 мая по ст. ст.

   С. 83. Фомина неделя - вторая неделя после пасхи.

   С. 94. С Ильи-пророка - то есть с 20 июля по ст. ст.

   С. 101. Ночь под светлый день - ночь перед пасхой.

   С. 108. Декокт - лекарственный отвар.

   С. 122. "Россия на пути своем к просвещению так рванулась вперед, что недаром Гоголь воскликнул: "Куда ты мчишься?.." - пародийно-сатирически обыгрывая известную гоголевскую метафору о России как о "птице-тройке", Успенский присоединяется к оценке, которую Добролюбов в статье "Литературные мелочи прошлого года" дал казенному оптимизму предреформенной русской печати: "Уже несколько лет все наши газеты и журналы трубят, что мгновенно, как бы по мановению волшебства, Россия вскочила со сна и во всю мочь побежала по дороге прогресса..." (1859).

   С. 165. Намычка - расчесанная кудель.

   С. 167. "И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем..." - цитата из стихотворения М. Ю. Лермонтова "И скучно и грустно..." (1840).

   "Кто меня враждебной властью из ничтожества воззвал?.." - цитата из стихотворения А. С. Пушкина "Дар напрасный, дар случайный..." (1828).

   "Le Nord" - издававшаяся в Брюсселе газета, которую субсидировал крупный русский откупщик Кокорев.

   С. 169. "Что так жадно глядишь на дорогу..." - цитата из стихотворения Н. А. Некрасова "Тройка" (1846).

   С. 183. Герменевтика - толкование древних религиозных и литературных текстов.

   С. 198. Пир Валтасара - по библейской легенде, во время пира у халдейского царя Валтасара таинственная рука начертала на стене письмена, предвещавшие ему гибель. В ту же ночь Валтасар был убит.

   С. 200. Иструб - срубленная вчерне изба без крыши или колодезный сруб (обл.).

   С. 207. Ратафия - пряная водка, ликер.

   С. 214. "Странник" - издававшийся с 1860 года журнал духовно-религиозного характера.

   "Подводный камень" - роман М. В. Авдеева (1860), трактующий вопросы о "лишних людях" и о трагическом положении женщины в дворянском обществе.

   С. 256. "Весть" - выходившая в Петербурге с 1863 по 1870 год газета реакционно-крепостнического направления.

   С. 264. Грунтовый сарай - навес на столбах, под которым посажены плодовые деревья. На лето навес раскрывается, а зимой забивается досками.

   Заказные луга - луга, на которых крестьянам запрещалось косить траву, пасти скот и охотиться.

   С. 265. Дюссо и Борель - модные петербургские рестораторы.

   С. 267. "La belle Helene" ("Прекрасная Елена") - оперетта Ж. Оффенбаха (1864).

   С. 270. "Троватор" ("Трубадур") - опера Дж. Верди (1853).

   "Miserere" ("Помилуй") - начало католического песнопения.

   С. 279. "...О недавних правительственных распоряжениях относительно приходов и церквей" - речь идет, по-видимому, о запрещении закреплять за девушками-сиротами священно- и церковнослужительские места их покойных отцов для передачи этих мест их будущим мужьям.

   С. 284. Шуйский (Чесноков) Сергей Васильевич (1820-1878) - русский актер, прославившийся исполнением ролей в пьесах И. С. Тургенева, А. Н. Островского, Ж.-Б. Мольера в Малом театре.

   Тартюф - герой одноименной комедии Мольера (1664).

   С. 289. ...Век целый исполинского дела искали...- парафраз характеристики "нового человека" Агарина в поэме Н. А. Некрасова "Саша" (1855).

   С. 290. Овэн (Оуэн) Роберт (1771 - 1858) - английский социалист-утопист, пытавшийся основать коммунистические колонии в США и Великобритании.

   С. 293. Ирод - царь Иудеи с 40 года до н. э., которому христианское предание приписывает "избиение младенцев" при известии о рождении Иисуса Христа.

   С. 299. "В ущелии... духовное лицо говорило проповедь абхазцам..." - во время написания повести "Издалека и вблизи" было утверждено "Положение о прекращении личной зависимости и поземельном устройстве" Абхазии (1870).

   С. 300. "Вы еще не в могиле, вы живы..." - последняя строфа стихотворения Н. А. Некрасова "Рыцарь на час" (1862).

   С. 306. "Иллюстрация" - журнал, выходивший в Петербурге в 1858-1863 годах; с 1863 года после слияния с "Иллюстрированным листком" выходил до 1873 года под названием "Иллюстрированная газета".

   "Фенелла" ("Немая из Портичи") - опера французского композитора Д.-Ф.-Э. Обера (1828).

   С. 307. Патти Аделина (1843-1919) - итальянская певица (колоратурное сопрано), с успехом выступавшая на русской оперной сцене.

   С. 308. Кокшаров Николай Иванович (1818-1892/93) - русский минералог и кристаллограф, академик, директор Минералогического общества с 1865 года.

   С. 315. В шармеровском фраке - то есть во фраке от модного петербургского портного Шармера.

   С. 321. "Верь, ни единый пес не взвыл тоскливее лентяя..." - неточная цитата из стихотворения Н. А. Некрасова "Песня о труде" (1867).

   "Роскошны, вы, хлеба заповедные..." - цитата из стихотворения Н. А. Некрасова "На родине" (1855).

   С. 324. ...Рассуждаем по-потугински - то есть в духе "западнических" монологов Созонта Потугина, одного из героев романа И. С. Тургенева "Дым" (1867).

   С. 339. Вамбери Арминий (1832-1913) - венгерский путешественник и профессор восточных языков, автор переводившихся на русский язык книг "Путешествие по Средней Азии в 1863 г. Вамбери с картой" (Спб., 1865) и "Очерки Средней Азии" (М., 1868). Свое путешествие в Персию и в Среднюю Азию Вамбери совершил под видом богомольца-дервиша, присоединившись к группе возвращавшихся из Мекки паломников.

   С. 364. Алырник - мошенник, бездельник (обл.).

   Межедворник - бобыль, нищий,

   С. 371. Пельки - часть одежды, закрывающая грудь; отворот косоворотки и ее застежка.

   С. 385. Чижовка - арестантское помещение.