Дорошевич Влас Михайлович - Сказки и легенды

тел бы я знать, с чем он готовит плов, - с барашком или с курицей?"

  И захотел шах увидеть Сарраха. Одели Сарраха, вымыли и привели к шаху.

  - Здравствуй, Саррах! - сказал шах. - Мы с тобой близкие соседи!

  - Да, не дальние! - отвечал Саррах.

  - И хотел бы я поговорить с тобой по-соседски. Спроси у меня, что ты хочешь. А я у тебя спрошу.

  - Рад служить! - отвечал Саррах. - А спрос у меня невелик. Одна вещь не дает мне покоя. Что ты силен, богат, - я знаю. У тебя много сокровищ, - это я, и не глядя, скажу. Что у тебя на конюшне стоят великолепные лошади, - тут и задумываться нечего. А вот прикажи мне показать тех блох, которые тебя кусают. Какие у тебя сокровища, лошади, - я себе представляю. А вот блох твоих прямо себе представить не могу!

  Диву дался шах, пожал плечами, с удивлением оглядел всех:

  - В толк взять не могу, о чем говорит этот человек. Какие такие блохи? Что это такое? Должно быть, просто втупик хочет меня поставить этот человек. Ты, Саррах, вот что! Вместо того, чтобы разговаривать о каких-то там камнях или деревьях, - что такое эти твои "блохи"? - ты мне ответь-ка лучше сам на мой вопрос.

  - Спрашивай, шах! - с поклоном отвечал Саррах. - Как перед пророком, ничего не скрою.

  - С чем ты, Саррах, готовишь свой плов: с барашком или с курицей? И что ты туда кладешь: изюм или сливы?

  Тут Саррах глаза вытаращил, на шаха с изумлением взглянул:

  - А что такое плов? Город или река?

  И смотрели они друг на Друга с изумлением.

  - Так только люди могут быть, повелитель, в одно и то же время близки и далеки друг от друга! - закончил мудрый Джафар свой рассказ.

  Шах Айбн-Муси рассмеялся:

  - Да, диковинно устроен свет!

  И, обратившись к мудрецу Эддину, который позеленел от успеха Джафара, сказал:

  - Что ты на это скажешь, премудрый Эддин? Эддин только пожал плечами:

  - Повелитель, прикажи послать за женою Джафара! Пусть она принесет мой ответ.

  И пока слуги бегали за женою Джафара, Эддин обратился к мудрецу:

  - Пока ходят за твоей достойной супругой, Джафар, будь добр, ответь нам на несколько вопросов. Давно ли ты женат?

  - Двадцать лет полных! - отвечал Джафар.

  - И все время живешь с женой неразлучно?

  - Какой странный вопрос! - пожал плечами Джафар. - Шляется с места на место дурак. Умный сидит на одном месте. Он, и сидя у себя дома, мысленно может обтекать моря и земли. На то у него и ум. Я никогда, благодаренье аллаху, не имел надобности выезжать из Тегерана, - и, конечно, прожил с женой неразлучно.

  - Двадцать лет под одной кровлей? - не унимался Эддин.

  - У всякого дома одна только кровля! - пожал плечами Джафар.

  - Скажи же нам, что думает твоя жена?

  - Странный вопрос! - воскликнул Джафар.

  - Ты, Эддин, конечно, мудрый человек. Но сегодня в тебе сидит словно кто-то другой и говорит за тебя. Выгони его, Эддин! Он говорит глупости! Что может думать жена человека, который всеми признан за мудреца? Разумеется, она рада, что аллах послал ей мудреца в спутники и наставники. Она счастлива этим и гордится. И все. Я не спрашивал ее об этом. Но разве спрашивают днем: "теперь светло?" - а ночью: "теперь на улице темно?" Есть вещи, которые разумеются сами собою.

  В это время привели жену Джафара, всю в слезах. Конечно, когда старую женщину зовут к шаху, она всегда плачет, - думает, что ее накажут. Зачем же больше звать?

  Шах, однако, успокоил ее ласковым словом и, крикнув, чтоб не плакала, спросил:

  - Скажи нам, жена Джафара, счастлива ли ты, что замужем за таким мудрецом?

  Женщина, видя, что ее не наказывают, взяла волю и начала говорить не то, что следует, а то, что думает.

  - Уж какое там счастье! - воскликнула жена Джафара, вновь разражаясь слезами, словно глупая туча, из которой дождь идет по два раза в день. - Какое счастье! Муж, с которым двух слов сказать нельзя, который ходит и изрекает, словно он коран наизусть выучил! Муж, который думает о том, что делается на небе, и не видит, что у жены последнее платье с плеч валится! Смотрит на луну в то время, как у него со двора уводят последнюю козу. За камнем веселее быть замужем. Подойдешь к нему с ласкою, - "женщина, не мешай! Я думаю!" Подойдешь с бранью, - "женщина, не мешай! Я думаю!" Детей даже у нас нет. За таким дураком быть замужем, который вечно думает и ничего не придумает, - какое же счастье! Да обережет аллах всякую, кто добродетельно закрывает свое лицо!

  Шах расхохотался.

  Джафар стоял весь красный, смотрел в землю, дергал себя за бороду и топал ногой. Эддин посмотрел на него насмешливо и, довольный, что уничтожил соперника, с глубоким поклоном сказал шаху:

  - Вот мой ответ, повелитель! С людьми, которые долго смотрят на звезды, это бывает. Они и шапку, как свою судьбу, начинают искать среди звезд, а не на своей голове. То, что сказал мой премудрый противник Джафар, совершенно верно! Удивительно создан свет. Ничто не может быть одновременно и тепло, и холодно, только люди могут быть и близки, и далеки в одно и то же время. Но меня удивляет, зачем ему понадобилось за примерами ходить в грязную хижину какого-то Сарраха и топтать своими ногами полы шахского дворца. Стоило заглянуть под крышу собственного дома. Шах, всякий раз, как ты захочешь видеть это чудо, - людей, которые были бы близки и далеки друг от друга в одно и то же время, - не надо ходить далеко. Это ты найдешь в любом доме. Возьми любого мужа и жену.

  Шах остался доволен и подарил Эддину шапку.

  ПРАВДА И ЛОЖЬ (Персидская сказка)

  Однажды на дороге близ большого города встретились Лжец и человек Правдивый.

  - Здравствуй, Лжец! - сказал Лжец.

  - Здравствуй, Лжец! - ответил Правдивый.

  - Ты чего же ругаешься? - обиделся Лжец.

  - Я-то не ругаюсь. Вот ты-то лжешь.

  - Такое мое дело. Я всегда лгу.

  - А я всегда говорю правду.

  - Напрасно!

  Лжец засмеялся.

  - Велика штука сказать правду! Видишь, - стоит дерево. Ты и скажешь: "стоит дерево". Так это и всякий дурак скажет. Нехитро! Чтоб соврать, надо что-нибудь придумать, а чтоб придумать - надо все-таки мозгами поворочать, а чтоб ими поворочать - надо их иметь. Лжет человек, - значит ум обнаруживает. А правду говорит, - стало быть, дурак. Ничего придумать не может.

  - Лжешь ты все! - сказал Правдивый. - Выше правды ничего нет. Правда украшает жизнь!

  - Ой ли? - опять засмеялся Лжец. - Хочешь пойдем в город, - попробуем. - Пойдем!

  - Кто больше людей счастливыми сделает: ты со своей правдой, я ли с моей ложью. - Идем. Идем. И пошли они в большой город.

  Был полдень, а потому было жарко. Было жарко, а потому на улицах ни души не было. Только собака какая-то дорогу перебежала.

  Лжец и Правдивый зашли в кофейню.

  - Здравствуйте, добрые люди! - приветствовали их сидевшие, словно сонные мухи, в кофейне и отдыхавшие под навесом люди. - Жарко и скучно. А вы люди дорожные. Рассажите нам, не встречали ли чего любопытного в пути?

  - Ничего и никого я не видал, добрые люди! - отвечал Правдивый. - В такую жару все по домам да по кофейням сидят попрятавшись. Во всем городе только собака какая-то перебежала дорогу.

  - А я вот, - сказал Лжец, - сейчас на улице тигра встретил. Тигр перебежал мне дорогу.

  Все вдруг ожили. Как истомленные зноем цветы, если взбрызнут их водою.

  - Как? Где? Какого тигра?

  - Какие бывают тигры? - отвечал Лжец. - Большой, полосатый, клыки оскалил - вот! Когти выпустил - вот! По бокам себя хвостом лупит, - видно зол! Затрясся я, как он из-за угла вышел. Думал - на месте умру. Да - слава аллаху! Он меня не заметил. А то не говорить бы мне с вами! - В городе тигр!

  Один из посетителей вскочил и во все горло крикнул:

  - Эй, хозяин! Вари мне еще кофе! Свежего! До поздней ночи в кофейне сидеть буду! Пусть жена дома кричит хоть до тех пор, пока жилы на шее лопнут! Вот еще! Как я домой пойду, когда по улицам тигр ходит!

  - А я пойду к богачу Гассану, - сказал другой. - Он мне хоть и родственник, но не очень-то гостеприимен, нельзя сказать. Сегодня, однако, как начну рассказывать про тигра в нашем городе, расщедрится, угостит и барашком, и пловом. Захочется, чтобы рассказал поподробнее. Поедим за тигрово здоровье!

  - А я побегу к самому вали! - сказал третий. - Он сидит себе с женами, да прибавит ему аллах лет, а им красоты! И ничего, чай, не знает, что в городе делается! Надо ему рассказать, пусть сменит гнев на милость! Вали мне давно грозит: "Я тебя в тюрьму посажу!" Говорит, будто я вор. А теперь простит, да еще деньгами наградит, - что первый ему такое важное донесение сделал!

  К обеду весь город только и говорил, что на улицах бродит тигр.

  Сотня людей самолично его видела:

  - Как не видать? Как вот тебя теперь вижу, - видел. Только, должно быть, сыт был, не тронул. А к вечеру и жертва тигра обнаружилась. Случилось так, что в тот самый день слуги вали поймали одного воришку.

  Воришка стал было защищаться и даже одного слугу ударил.

  Тогда слуги вали повалили воришку и поусердствовали так, что уж вечернюю молитву воришка отправился творить пред престолом аллаха.

  Испугались слуги вали своего усердия. Но только на один миг.

  Побежали они к вали, кинулись в ноги и донесли:

  - Могущественный вали! Несчастье! В городе появился тигр и одного воришку насмерть заел!

  - Знаю, что тигр появился. Мне об этом другой вор говорил! - отвечал вали. - А что воришку съел, - беда невелика! Так и надо было ожидать! Раз тигр появился, - должен он кого-нибудь съесть. Премудро устроен свет! Хорошо еще, что вора!

  Так что с тех пор жители, завидев слуг вали, переходили на другую сторону.

  С тех пор как в городе появился тигр, слуги вали стали драться свободнее.

  Жители почти все сидели взаперти. И если кто заходил рассказать новости про тигра, того встречали в каждом доме с почетом, угощали чем могли лучше:

  - Бесстрашный! Тигр в городе! А ты по улицам ходишь!

  К богачу Гассану явился бедняк - юноша Казим, ведя за руку дочь Гассана, красавицу и богатую невесту Рохэ. Увидав их вместе, Гассан затрясся весь от злости:

  - Или на свете уж больше кольев нет? Как посмел ты, нищий и негодяй, в противность всем законам, правилам и приличиям, обесчестить мою дочь, дочь первого богача: по улице с ней вместе идти?

  - Благодари пророка, - отвечал с глубоким поклоном Казим, - что хоть как-нибудь к тебе дочь да пришла! А то бы видел ты ее только во сне. Дочь твою сейчас чуть было тигр не съел!

  - Как так? - затрясся Гассан уж с перепуга. - Проходил я сейчас мимо фонтана, где наши женщины берут обыкновенно воду, - сказал Казим, - и увидал твою дочь Рохэ. Хоть ее лицо и было закрыто, - но кто же не узнает серны по походке и по стройности пальмы? Если человек, объездив весь свет, увидит самые красивые глаза, он смело может сказать: "Это Рохэ, дочь Гассана". Он не ошибется. Она шла с кувшином за водой. Как вдруг из-за угла выпрыгнул тигр. Страшный, огромный, полосатый, клыки оскалил - вот! когти выпустил - вот! Себя тпо бокам хвостом бьет, - значит - зол.

  - Да, да, да! Значит, правду ты говоришь! - прошептал Гассан. - Все, кто тигра видел, так его описывают.

  - Что испытала, что почувствовала Рохэ, - спроси у нее самой. А я почувствовал одно: "Пусть лучше я умру, но не Рохэ". Что будет без нее земля? Теперь земля гордится перед небом, - на небе горит много звезд, но глаза Рохэ горят на земле. Кинулся я между тигром и Рохэ и грудь свою зверю подставил: "Терзай!" Сверкнул в руке моей кинжал. Должно быть, аллах смилостивился надо мной и сохранил мою жизнь для чего-нибудь очень хорошего. Блеска кинжала, что ли, тигр испугался, но только хлестнул себя по полосатым бокам, подпрыгнул так, что через дом перепрыгнул, и скрылся. А я, - прости! - с Рохэ к тебе пришел.

  Гассан схватился за голову:

  - Что ж это я, старый дурак! Ты уж не сердись на меня, любезный Казим, как не сердятся на сумасшедшего! Сижу, старый осел, а этакий дорогой, почетный гость передо мной стоит! Садись, Казим! Чем тебя потчевать? Чем угощать? И как милости прошу, позволь мне, храбрый человек, тебе прислуживать!

  И когда Казим, после бесчисленных поклонов, отказов и упрашиваний, сел, - Гассан спросил у Рохэ:

  - Сильно ты испугалась, моя козочка?

  - И сейчас еще сердце трепещет, как подстреленная птичка! - отвечала Рохэ.

  - Чем же, чем мне тебя вознаградить? - воскликнул Гассан, вновь обращаясь к Казиму. - Тебя, самого доблестного, храброго, лучшего юношу на свете! Какими сокровищами? Требуй от меня чего хочешь! Аллах - свидетель!..

  - Аллах среди нас! Он свидетель! - с благоговением сказал Казим.

  - Аллах свидетель моей клятвы! - подтвердил Гассан.

  - Ты богат, Гассан! - сказал Казим. - У тебя много сокровищ. Но ты богаче всех людей на свете, потому что у тебя есть Рохэ. Я хочу, Гассан, быть таким же богачом, как и ты! Слушай, Гассан! Ты дал Рохэ жизнь, а потому ее любишь. Сегодня я дал Рохэ жизнь, и потому имею право также ее любить. Будем же ее любить оба.

  - Не знаю, право, как Рохэ... - растерялся Гассан. Рохэ глубоко поклонилась и сказала:

  - Аллах свидетель твоих клятв. Неужто ж ты думаешь, что дочь посрамит родного отца перед аллахом и сделает его клятвопреступником!

  И Рохэ вновь с покорностью поклонилась.

  - Тем более, - продолжал Казим, - горе связывает язык узлом, радость его развязывает, - тем более, что я и Рохэ давно любим друг друга. Только попросить се у тебя я не решался. Я нищий, ты богач! И мы каждый день сходились у фонтана оплакивать нашу горькую долю. Потому-то я и очутился сегодня около фонтана, когда пришла Рохэ. Омрачился Гасеан:

  - Нехорошо это, дети!

  - А если бы мы у фонтана не сходились, - отвечал Кй-зим, - тигр бы съел твою дочь! Гассан вздохнул:

  - Да будет во всем и всегда воля аллаха. Не мы идем, он нас ведет!

  И благословил Рохэ и Казима. И все в городе славили храбрость Казима, сумевшего добыть себе такую богатую и красивую жену.

  До того славили, что даже сам вали позавидовал:

  - Надо и мне что-нибудь с этого тигра получить!

  И послал вали с гонцом в Тегеран письмо.

  "Горе и радость сменяются, как ночи и дни! - писал вали в Тегеран. - Волею аллаха темная ночь, нависшая над нашим славным городом, сменилась солнечным днем. Напал на наш славный город лютый тигр, огромный, полосатый, с когтями и зубами такими, что глядеть страшно. Через дома прыгал и людей ел. Каждый день мои верные слуги доносили мне, что тигр съел человека. А иногда ел и по два, и по три, случалось - и по четыре в день. Напал ужас на город, только не на меня. Решил я в сердце своем: "Лучше пусть я погибну, но город от опасности спасу". И один пошел на охоту на тигра. Встретились мы с ним в глухом переулке, где никого не было. Ударил себя тигр хвостом по бокам, чтоб еще больше разъяриться, и кинулся на меня. Но так как я с детства ничем, кроме благородных занятий, не занимался, - то и умею я владеть оружием не хуже, чем тигр хвостом. Ударил я дедовской кривой саблей тигра между глаз и разрубил его страшную голову надвое. Чрез что и спасен мной город от страшной опасности. О чем я и спешу уведомить. Тигрова же кожа в настоящее время выделывается, и, когда будет выделана, я ее пришлю в Тегеран. Сейчас же невыделанную не высылаю из опасения, чтоб тигрова кожа в дороге от жары не прокисла".

  - Ты смотри! - сказал вали писарю. - Внимателен будь, когда переписывать станешь! А то бухнешь вместо "когда будет выделана"- "когда будет куплена!" Из Тегерана вали прислали похвалу и золотой халат. И весь город был рад, что храбрый вали так щедро награжден.

  Только и разговоров было, что о тигре, охоте и награде. Надоело все это Правдивому человеку. Стал он на всех перекрестках всех останавливать: - Ну, что вы врете? Что врете? Никогда никакого тигра и не было! Выдумал его Лжец! А вы трусите, хвастаетесь, ликуете! Вместе с ним мы шли, - и никакого тигра нам никогда не попадалось. Бежала собака, да и то не бешеная. И пошел в городе говор:

  - Нашелся Правдивый человек! Говорит, что тигра не было!

  Дошел этот слух и до вали.

  Приказал вали позвать к себе Правдивого человека, затопал на него ногами, закричал:

  - Как ты смеешь ложные известия в городе распространять!

  Но Правдивый человек с поклоном ответил:

  - Я не лгу, а говорю правду. Не было тигра, - я и говорю правду: не было. Бежала собака, - я и говорю правду: собака.

  - Правду?!

  Вали усмехнулся:

  - Что такое правда? Правда - это то, что говорит сильный. Когда я говорю с шахом, - правда то, что говорит шах. Когда я говорю с тобой, - правда то, что говорю я. Хочешь всегда говорить правду? Купи себе раба. Что бы ты ему ни сказал, - все всегда будет правда. Скажи, ты существуешь на свете?

  - Существую! - с уверенностью ответил Правдивый.

  - А по-моему - нет. Вот прикажу тебя сейчас посадить на кол, - и выйдет, что я сказал чистейшую правду: никакого тебя и на свете нет! Понял?

  Правдивый стоял на своем:

  - А все-таки правду буду говорить! Не было тигра, собака бежала! Как же мне не говорить, когда я своими глазами видел!

  - Глазами?

  Вали приказал слугам принести золотой халат, присланный из Тегерана.

  - Это что такое? - спросил вали.

  - Золотой халат! - ответил Правдивый.

  - А за что он прислан?

  - За тигра.

  - А за собаку золотой халат прислали бы?

  - Нет, не прислали бы.

  - Ну, значит, ты теперь своими глазами видел, что тигр. Есть халат - значит, был и тигр. Иди и говори правду. Был тигр, потому что сам халат за него видел.

  - Да, ведь, правда...

  Тут вали рассердился.

  - Правда это то, что молчат! - сказал он наставительно. - Хочешь правду говорить, - молчи. Ступай и помни.

  И пошел Правдивый человек с большим бесчестием. То есть в душе-то его все очень уважали. И Казим, и вали, и все думали:

  - А, ведь, один человек во всем городе правду говорит!

  Но все от него сторонились:

  - Кому же охота, Правдивому человеку поддакивая, Лжецом прослыть?!

  И никто его на порог не пускал.

  - Нам вралей не надо!

  Вышел Правдивый человек из города в горе. А навстречу ему идет Лжец, толстый, румяный, веселый.

  - Что, брат, отовсюду гонят?

  - В первый раз в жизни ты правду сказал! - отвечал Правдивый.

  - Теперь давай сосчитаемся! Кто больше счастливых сделал: ты своей правдой или я своей ложью. Казим счастлив, - на богатой женился. Вали счастлив, - халат получил. Всяк в городе счастлив, что его тигр не съел. Весь город счастлив, что у него такой храбрый вали. А все через кого? Через меня! Кого ты сделал счастливым?

  - Разговаривать с тобой! - махнул рукой Правдивый.

  - И сам даже ты несчастлив. А я, - погляди! Тебя везде с порога. Что ты сказать можешь? То, что на свете существует? То, что все и без тебя знают? А я такое говорю, чего никто не знает. Потому что я все выдумываю. Меня послушать любопытно. Оттого мне везде и прием. Тебе - одно уваженье. А мне - все остальное! И прием, и угощенье.

  - С меня и одного уваженья довольно! - ответил Правдивый.

  Лжец даже подпрыгнул от радости:

  - В первый раз в жизни солгал! Будто довольно?

  И так как Правдивый покраснел, то Лжец добавил:

  - Соврал, брат! Есть-то, ведь, и тебе хочется!

  ЧЕЛОВЕК ПРАВДЫ (Персидская сказка)

  Шах Дали-Аббас любил благородные и возвышающие душу забавы.

  Любил карабкаться по неприступным отвесным скалам, подбираясь к турам, чутким и пугливым. Любил, распластавшись с лошадью в воздухе, перелетать через пропасти, несясь за горными козами. Любил, прислонившись спиной к дереву, затая дыхание, ждать, как из густого кустарника с ревом, поднявшись на задние лапы, вылезет огромный черный медведь, спугнутый воплями загонщиков. Любил рыскать по прибрежным тростникам, поднимать яростных полосатых тигров.

  Наслажденье для шаха было смотреть, как сокол, взвившись к самому солнцу, камнем падал на белую голубку и как летели из-под него белые перья, сверкая на солнце, словно снег. Или как могучий беркут, описав в воздухе круг, бросался на бежавшую вприпрыжку в густой траве красную лисицу. Собаки, копчики и ястребы шаха славились даже у соседних народов.

  Не проходило ни одной новой луны без того, чтоб шах не ездил куда-нибудь на охоту.

  И тогда приближенные шаха летели заранее в провинцию, которую назначал шах для охоты, и говорили тамошнему правителю:

  - Торжествуй! Неслыханная радость выпадает на долю твоей области! В такой-то день два солнца взойдут у тебя в области. Шах едет к тебе на охоту.

  Правитель хватался за голову:

  - Аллах! И поспать-то не дадут порядком! Вот жизнь! Лучше умереть! Гораздо спокойнее! Наказанье мне от аллаха! Прогневал!

  Слуги правителя скакали по селеньям:

  - Эй, вы! Дурачье! Бросайте-ка ваши низкие занятия! Довольно вам пахать, сеять, стричь ваших паршивых овец! Кидайте нивы, дома, стада! Будет заботиться о поддержании вашей ничтожной жизни! Есть занятие повозвышеннее! Сам шах едет в нашу область! Идите проводить дороги, строить мосты, прокладывать тропинки!

  И к приезду шаха узнать нельзя было области.

  Шах ехал по широкой дороге, по которой спокойно проезжали шестеро всадников в ряд. Через пропасти висели мосты.

  Даже на самые неприступные скалы вели тропинки. А по краям дороги стояли поселяне, одетые, как только могли, лучше. У многих были на головах даже зеленые чалмы. Нарочно заставляли надевать, - будто бы эти люди были в Мекке.

  Когда шах возвращался с охоты к себе в Тегеран, он первым долгом шел в мечеть и благодарил аллаха:

  - Научи меня таким словам, чтоб я мог достойно возблагодарить тебя, премудрый! Все в моей стране хорошо и устроено. Даже на неприступных скалах есть дороги! А народ так благочестив и так зажиточен, что на каждом шагу встречаешь людей, которые ходили в Мекку. Есть ли счастье выше, как владеть страной, где все так хорошо? И это высшее счастье ты послал мне, недостойному, великий аллах!

  Затем шах шел в свой гарем, где соскучившиеся без него жены и невольницы, одна перед другой, старались петь и плясать, как можно соблазнительнее, каждая суля ему как можно больше наслаждений. Шах смотрел на них и думал:

  - Фатьма что-то растолстела. И танцует уж неповоротливо! Пошлю-ка я ее в подарок правителю области, в которой был сейчас на охоте. Я от некрасивой бабы избавлюсь, а ему она доставит счастье. И мне удовольствие, и ему честь!

  Или шел в свою сокровищницу и кричал:

  - Опять развели моль! Опять летают эти мотыльки вашей лености! Давно на колу никто не сидел! Выберите-ка хороший ковер, поеденный молью! Я пошлю его правителю области, где охотился!

  Или просто призывал к себе евнуха:

  - Пойди-ка в дом, где хранится мое оружие. Посмотри-ка там, нет ли лука какого, который надломился. Пошли его от меня в подарок правителю области, где я теперь был. Пусть стреляет с осторожностью!

  Вообще награждал, как может награждать шах. И притом мудрый. И себе не в ущерб, и другому в удовольствие.

  Правил в те времена одной из провинций Керим. Человек, которого никто не любил. Все терпеть не могли. Умному он говорил:

  - Ты умен!

  Что того, конечно, обижало.

  - Как будто этого все и без того не знают! Словно об этом еще говорить нужно!

  Глупому говорил:

  - Ты дурак!

  На что тот справедливо обижался:

  - Можно бы, кажется, об этом и помолчать!

  Жулику прямо резал:

  - Ты жулик!

  Тот, конечно, возмущался до глубины души:

  - Сам знаю, что я жулик, но не люблю, когда мне об этом говорят!

  Честному человеку Керим говорил:

  - Знаешь? Ты честный человек!

  На что честный человек про себя обижался:

  - А коли я честен, так ты меня за это награди! А языком о зубы трепать, - какая мне из этого польза?

  Вообще Керим не знал, что такое учтивость. А потому и говорил правду.

  Когда к Кериму прискакали царедворцы шаха:

  - Радуйся! На твою область ляжет тень аллаха.

  Керим спокойно ответил:

  - Я рад! Действительно, два солнца взойдут в тот день над моей областью. Солнце и шах. Да будет благословен такой день!

  Царедворцы заикнулись было:

  - Ты прикажи везде проложить дороги, и поселянам вели одеться получше. Будто у тебя в области все очень хорошо!

  Но Керим только посмотрел на них:

  - Я во всю жизнь никогда не лгал! Стану теперь начинать? Последнему рабочему не лгал, - стану шаху, тени аллаха на земле, врать?

  - Да, ведь, везде... - начали было царедворцы. Но Керим не дал им даже продолжать:

  - Пусть везде обманывают шаха. У меня же шах пусть видит правду. Пусть видит мою область такою, какова она есть!

  Угостил царедворцев как следует и отпустил в Тегеран. Все пришло в смущение вокруг Керима.

  Даже ближайшие советники, которых он за правдивость только и держал, и те всполошились:

  - Керим! С ума ты сошел? Говори правду тем, кто ниже тебя. Это безопасно. Но шах! К шаху надо иметь почтение.

  Керим только крикнул:

  - Пошли, в таком случае, вон!

  И разослал по всем селениям гонцов:

  - Не сметь ни чинить, ни поправлять дорог, ни делать новых! Пусть все как есть, так и остается. Потому что шах едет. Навстречу ему всем выходить, - но всякий пусть надевает свое. А у соседей занимать нечего! Это ложь, и аллаху противно. Точно так же, чтоб те, кто не был в Мекке, зеленой шалью головы не закутывали. А кто закутает, - тот потеряет вместе с шалью голову!

  И стал Керим спокойно ждать шаха. Шах приехал мрачный, не в духе:

  - У тебя, Керим, народ не богомольный! За всю дорогу я только две зеленых чалмы и видел.

  Керим отдал поклонов сколько нужно и ответил:

  - Народ как везде. Богомолен одинаково. Только у меня зеленые чалмы для твоей встречи надели те, кто взаправду был в Мекке! Шах нахмурился и сказал:

  - Конечно, куда же твоему народу в Мекку ходить? Они и одеты не так, как в других областях. Бедно. Словно нищие. На один хороший халат десять драных. Кроме дыр ничего не видел!

  Керим опять отдал поклонов сколько надо и ответил:

  - Народ как везде. И дыр сколько везде. Только у меня в области всякий в своем халате ходит. У кого какой есть! А у соседей за деньги доставать, чтоб твой глаз обманывать, я не велел!

  - Да и дороги у тебя дрянь! - сказал шах.

  - Это, если по совести говорить, дорога еще была ничего! Подожди, что еще впереди будет! - ответил Керим.

  На следующий день поехал шах на охоту. Керим, как подобает, сейчас же за ним. Чтобы морда лошади приходилась у седла шаха.

  - Да! Тут не поскачешь! - сказал шах. - Ужели всегда жители твоей области по таким дорогам ездят?

  - Всегда! - ответил Керим.

  Они доехали до пропасти.

  - А где же мост? - спросил шах.

  - Какой мост? - спросил Керим.

  - Над всякой пропастью есть мост! - с удивлением ответил шах.

  - Пропасти у нас есть, а мостов нет, - ответил Керим. - Чем могу, тем и служу!

  - Как же мне на ту сторону переехать? - спросил шах.

  - Поедем в объезд. Вниз спустимся, а потом наверх поднимемся. К вечеру на той стороне будем!

  - Как? - воскликнул шах. - Да что же у вас люди-то вдвое дольше живут, что ли, - если они могут по целому дню тратить, чтоб на ту сторону переехать?

  - Истратишь и два дня, когда моста нет! - ответил Керим. - Так и ездят.

  Шах повернул коня.

  - Хочу взобраться на ту скалу. Думаю, что там есть туры.

  - Туры там должны быть, - ответил Керим, - слезай с коня, поползем.

  - А тропинка?

  - Какие же тропинки на неприступных скалах?

  - На каждую неприступную скалу есть тропинка! - с убеждением сказал шах.

  - Как же тогда на свете есть неприступные скалы? - спросил Керим.

  Шах приказал ехать домой, к Кериму. Шах был так разгневан, что даже обедать не стал. Он сел в самой большой комнате, окруженный царедворцами, и приказал Кериму предстать пред очи, мечущие молнии.

  - Понимаю я теперь, Керим, - сказал шах, - почему никто почти из твоей области не был в Мекке, а вместо халатов носят одни дыры! До набожности ли тут, когда на плечи надеть нечего! Да и откуда быть, когда в твоей области ни прохода, ни проезда. Ни к соседям проехать что не надо продать, ни к соседям пройти что нужно купить, - ничего! Поневоле обносишься, поневоле ничего в кармане не будет! Грех мой перед аллахом, что вверил область такому ленивцу, как ты! Так-то ты мое доверие оправдываешь? Нерадивец, лентяй, обманщик! Твоя область в моем государстве, что пятно на шелковом халате. Весь халат хорош, - только на спине пятно, - и весь халат хоть брось! Как ты мне смел всю страну испортить? Отвечай сейчас же! Да только правду!

  Керим отбил столько поклонов, сколько требуется, и спокойно ответил:

  - Ни солнцу не говорят: свети! Ни облакам, - плывите! Солнце само по себе светит, и облака без приказа плывут. Так и мне не надо приказывать: "Говори правду!" Я только и говорю, что правду. Я не говорю тебе, шах: "Будь справедлив!" На то ты и шах. Я говорю тебе только: "Выслушай, чтоб знать!" На то ты - человек. Изо всех имен, которое можешь мне дать, одно не подходит ко мне, и ты мне его дал: "Обманщик!" Я потому и гнев твой навлек, что я не как другой, - не обманщик. Слушай, шах! Час правды настал! В благородной страсти "с охоте ты объездил все области твоей земли. Знай же, что нигде нет таких дорог, чтоб шестерым в ряд ехать можно. Потому что такие дороги никому и не нужны. Нигде над пропастями нет мостов, а неприступные скалы везде неприступны.

  - Как нигде нет? Когда я видел везде своими глазами! Везде, кроме твоей области! - выкликнул шах.

  - Эти дороги, мосты, тропинки делались, шах, только для тебя. Чтоб ты увидел и подумал: "Вот как хорошо в этой области!" Чтоб получить от тебя награду. А я, шах, тебя обманывать не захотел и булыжник в голубой цвет красить, чтоб выдать за бирюзу, не пожелал. Вот, шах, моя область, какова она есть! Таковы же и все твои области! Только там к твоему приезду, чтоб обмануть тебя, нарочно дороги строят. А я не хотел. Правда выше всего!

  И Керим вновь отдал столько поклонов, сколько надо. Шах глубоко задумался.

  - Да! Вот оно что! - промолвил шах. - Это дело надо сообразить. Ступай, Керим. А я подумаю. На завтра я объявлю тебе свою волю.

  Ног под собой не чувствовал Керим от радости, когда шел:

  - Самому шаху правду сказал!

  И во сне себя в ту ночь не иначе, как в золотом халате, видел.

  - Не иначе мне, как золотой халат, за такую заслугу дадут!

  Смущало Керима немного:

  - Что теперь бедняги, правители других областей, делать будут?

  Керим был хоть и правдивый, но добрый человек. Кроме правды, и людей любил. Но Керим успокоился:

  - Что ж? Я не виноват. Зачем они врали?!

  ПРИЗРАКИ ПУСТЫНИ (Андижанская легенда)

  (Фабула этой легенды сообщена мне художником Н. Ольшанским, который только что вернулся из Средней Азии. Он слышал и записал эту легенду в Андижане. - Примечание В.М. Дорошевича.)

  Давно, давно, в незапамятные времена жил в Андижане богатый и славный купец Макам-бей-мирза-Сарафеджин. Был он так же богат деньгами, как днями прожитой жизни. Если бы вы встретили в пустыне пять верблюдов, - вы могли бы, указав на пятого, сказать:

  - Это верблюд Макам-бея-мирзы-Сарафеджина. И никогда бы не ошиблись.

  Везде кругом ходили его караваны, развозя товары и возвращаясь к Макам-бею с золотом.

  В конце концов стал беден Макам-бей только одним: часами, которые оставалось ему жить.

  Лежит Макам, одинокий и бездетный, в своем доме. Лежит и не спит. Не спит и думает.

  Ветер вдруг уныло, уныло провоет и замолкнет. Дерево около дома проснется среди ночи, задрожит все и зашумит листьями. Ворон каркнет. Стена хрустнет.

  И чувствует Макам, что это ангел смерти, посланный аллахом по его душу, кругами ходит около дома. Все меньше и меньше становятся круги. Ближе и ближе. Страшно Макаму. Послал Макам за муллой и сказал:

  - Ты знаешь, что писал пророк, чего хочет аллах. Ты премудрость божия на земле. Я тебе скажу, что я думаю. А ты выслушай и скажи, что думает об этом бог.

  Мулла ответил:

  - Говори.

  - Два светила светят миру: солнце и луна! - сказал Макам. - На солнце смотреть больно, - ослепнешь. На луну все смотрят, все любуются. Так есть и две правды на земле. Одна правда для людей, человеческая, другая - божия. Час мой уже такой, что, хочешь не хочешь, надо на солнце взглянуть. Я богат и стою своего богатства, потому что умен и дела понимаю. Чье ж и богатство, как не мое, раз оно у меня? Это правда человеческая. А по божеской-то правде, какое ж это мое богатство. Что я делаю? Сижу в Андижане! А богатства - все сделали мои слуги. Они жарились в пустыне, их пронизывал ветер, их засыпали раскаленные пески. Они жизнью своею рисковали, составляя богатства. Их и имущество. Я так думаю. И решил я обратиться к тебе. Когда придет ангел смерти и возьмет из этого тела то, что нужно аллаху, и унесет, - возьми все мое имущество и раздели между моими слугами. Ты знаешь, что написал пророк, и чего хотел аллах. Ты премудрость .,божия на земле. Что ты мне на это скажешь? Мулла встал и поклонился:

  - Солнце светит с неба, а дрянь песчинка валяется на земле. Осветило ее солнце, и горит песчинка, - подумаешь, драгоценный камень. Что такое мулла? Я песчинка, такая же дрянная песчинка, как и миллионы миллионов песчинок, но осветило меня солнце, и я блещу. И люди говорят: драгоценный камень горит на земле! Что я скажу тебе, когда ты говорил с аллахом? И стоит тебе советоваться с муллой, когда ты посоветовался с аллахом? Как аллах тебе велел, так ты мне и сказал. А как ты мне сказал, так я и сделаю. Умирай с миром.

  Легко стало Макаму. Словно тяжелое бремя свалилось с его старых плеч.

  Лежит Макам и спокойно слушает. Птица около дома шарахнулась с испуганным криком. В окно словно кто-то заглянул, проходя мимо. В сенях что-то хрустнуло. Идет кто-то. Дверь скрипнула.

  Поднялся на ковре Макам-бей-мирза-Сарафеджин и приветливо сказал:

  - Добро пожаловать!

  Подошел ангел смерти к Макаму, припал с поцелуем к беззубому рту. Юными стали старческие губы Макама, отвечает он на поцелуй, как встарь отвечал на поцелуи. И, целуя, чувствует Макам, как за плечами его крылья растут, растут...

  Умер Макам, а быть может, только еще жить начал, - кто его знает.

  Идут Макамовы слуги к мулле и посмеиваются:

  - Богатства между всеми делить будут! Дожидайся! Разделят! Что ж, они и Даудке колченогому тоже богатства давать будут? Как же? Воспользуются, что дурак, дадут ему тилли (Монета, 3 руб. 80 коп. - Примечание В.М. Дорошевича.): "полакомься". Да и все!

  Перед мечетью лежали горы товара, лежало насыпанное на ковpe золото, стояли, пофыркивая, верблюды.

  - Делите сами между собою, - сказал мулла бывшим слугам Макама, - помните только, что на вас смотрит аллах!

  И слуги с опаской приступили к дележу между собою богатств.

  А к Даудке колченогому мулла обратился отдельно:

  - А тебе, Даудка, чтоб тебя никто не обидел, - вот твоя часть!

  И мулла указал Даудке на восемь верблюдов. Жирных, откормленных, крутогорбых, здоровенных.

  Обрадовался Даудка, погнал верблюдов гуськом на базар и стал, ожидая, не наймет ли кто товары куда везти. Самые лучшие на базаре верблюды - Даудкины. Пришел на базар бухарский купец, сразу на них воззрился. Подошел, ходит кругом, ладонями об халат бьет:

  - Ах, какие верблюды! Вот это верблюды! Чьи такие? Кто хозяин?

  Даудка колченогий выступил вперед:

  - Мои теперь.

  - Не возьмешь ли у меня товар в Гуль отвезти на своих верблюдах?

  - Отчего ж не взять?

  Купец с опаской поглядывает на верблюдов:

  - А много ли хочешь?

  Даудка подумал, подумал:

  - Два тилли!

  Засмеялся бухарский купец. До Гуля 8 дней пути. Совестно стало купцу, - кругом все смеются.

  - Вот что, милый ты мой! Ты, я вижу, человек простой. Я заплачу тебе не два, а шестьдесят тилли. Иди брать мой товар.

  Обрадовался Даудка, подтянул пояс потуже, зыкнул, крикнул, погнал верблюдов рысью к купцу товар брать.

  Нагрузили верблюдов, как только можно было, шелками, шалями, коврами, кошмами самыми дорогими, - и караван отправился в путь: Даудка, сын купца и приказчик.

  Идут они по степи. Солнце жжет. Верблюды колокольцами позвякивают:

  - Звяк... звяк...

  Рядом по горячему песку ковыляет колченогий Даудка, в песке по колено вязнет, думает:

  - Везу я в Гуль чужой товар, - вот бы мне свой везти!

  А верблюды колокольцами позвякивают:

  - Так... так...

  А солнце жжет, жжет еще сильнее.

  - Буду я всю жизнь свою вот так-то на солнце жариться, пока совсем не испекусь! Чужие товары возить, - думает Даудка.

  А верблюды колокольцами, словно посмеиваются:

  - Вот... вот...

  А солнце жжет. А солнце жжет! Падает от жажды Даудка. В глазах мутится.

  - Словно около реки всю жизнь стоять! - думает Даудка. - С раскрытым ртом, от жажды дохнуть! Мимо сколько воды течет. А тебе в рот когда-когда капелька брызнет.

  И мерещится Даудке.

  Отвез он свой товар в Гуль, продал, нового накупил, такого же вот Даудку на базаре нанял. Жарься тот Даудка, вези товар! А он будет себе сидеть, как Макам-бей-мирза-Сарафеджин сидел, - да ждать, когда деньги ему привезут.

  - Только, - усмехается про себя колченогий Даудка, - я-то уж шестидесяти тилли Даудке не дам, ежели два просит! Пусть за