Дорошевич Влас Михайлович - Сказки и легенды

очередь, одну историю, которую ты выслушаешь со вниманием, и обратиться к тебе с просьбой.

  - Меня особенно радует последнее! - сказал Субрумэни. - Но начинай, с чего хочешь.

  С глубоким вниманием слушал старый раджа о том, как спасена была его единственная дочь, но, когда Рама, опустившись на колени, сказал:

  - Дай мне в награду ее!

  Субрумэни улыбнулся, глядя на юношу.

  - Подвиг похож на девушку, - сказал он, - выходя замуж, она теряет свое имя. Подвиг, соединяясь с благодарностью, называется уже службой. Ты молодой человек, и лучше тебе сохранить за собою подвиг.

  - Ты смеешься над гостем! - воскликнул Рама. - Если твоими устами говорит богиня Лакчми, то моими бог Ганеш, бог мудрости. Пусть боги беседуют между собой. Разве боги могут насмехаться друг над другом? Вечно радостные, они шутят между собой. Вот, и ты шутишь со мной, стараясь уверить, будто одной, ловко пущенной, стрелой можно положить к своим ногам Джейпур. Если бы за каждого убитого тигра пришлось платить Джейпуром, богам пришлось бы создавать по нескольку Джейпуров всякий раз, как охотится тигрица. Докажи мне, что Джейпуров столько, сколько стрел в твоем колчане, - и тогда бери мою дочь. - Но я требую того, чего бы ты лишился без меня. - Чтоб впредь мне не подвергать себя такой опасности, я запру свою дочь в башню. Это более надежное средство от тигров, чем ловкие стрелки. Нет, мой милый мальчик, чтобы кончить шутки, я скажу тебе: к Джейпуру шагают через весь мир, а не через издохшего тигра.

  - Что ж, ты ждешь, что бог Вишну явится просить у тебя дочь?

  - Это было бы для него приличным предлогом сойти на землю!

  Старик нахмурился.

  - Ты, может быть, думаешь меня обидеть своими оскорблениями? Напрасно. Орел, парящий выше гор, не замечает мальчишки, который бросает в него камешками. К тому же, сильный удар делает незаметными слабейшие. Оскорбление, которое нанес ты мне тем, что попросил для себя дочери раджи Джейпура, так сильно, что мне нечувствительны все остальные. Но ты мой гость. Из уважения к себе, я не отвечаю тебе, как ты того заслуживал бы. А потому вели седлать коней и отправляйся в дорогу. И вот тебе мой совет: какой бы бог или какая бы богиня ни посылали тебя в путь, - отправляясь, никогда не забывай принести жертву богу мудрости. Ганеш спасет тебя от глупостей, вроде тех, которые ты наговорил здесь. Прощай.

  Взбешенный, поруганный, убитый съезжал Рама со двора раджи Джейпура.

  Серасвати принарядилась, ожидая каждый миг, что отец сейчас ее позовет, чтоб соединить с Рамой.

  Увидев в окно, как он, чернее тучи, с лицом, искаженным от невыносимого страдания, садится на коня, - Серасвати бросилась к отцу.

  - Отец! Что ты сделал?

  - Что должен был сделать раджа Джейпура: отказал со смехом. А теперь я сделаю то, что должен сделать отец: я запру тебя в башню. В ней ты будешь в безопасности и от тигров, и от охотников.

  - Отец, отец! Но все мое счастье - быть его женой! - ломала руки Серасвати.

  - А для меня было бы несчастием видеть свою единственную дочь замужем за простым раджей, каких много!

  И снова Серасвати изумилась миру.

  - Это - родительская любовь? - воскликнула она в ужасе. - Вы, родители, говорите, что любите нас? В нас вы любите исполнителей ваших желаний, вашей воли. Вы, раджи, хотели бы рождать рабов. Вы смотрите на нас, как собака на свой хвост. Чтоб он вертелся так, как она хочет!

  - Я хочу, чтоб мой хвост лежал спокойно! - улыбнулся раджа Субрумэни и приказал запереть дочь в высокую башню.

  Взбешенный явился Рама к радже священного Бенареса.

  - Я раджа Непала! - сказал он. - Ты знаешь мое государство, а воинов у меня столько, что на каждого брамана в твоем святом городе, не смеющего поднимать оружие даже на свою защиту, у меня есть кшатриа, созданный богами на то, чтобы убивать. Вся Индия знает отвагу моих горцев, а обо мне ты, может быть, что-нибудь уж слышал. Вечно говорливая, как река, молва, вероятно, донесла до тебя весть, как я поступаю с врагами. Хочешь ли узнать, как я обращаюсь с друзьями? Хочешь, чтобы я был тебе слугою, или, - если жребий войны так решит, - твоим господином? То или другое решенье твоей судьбы в твоих же руках. У тебя есть дочь - прекрасная принцесса Миначчи. Вот радостная лужайка, на которой мы можем сойтись друзьями. Отдай мне свою дочь, и ты приобретешь сына, преданного и верного. Слава о красоте Миначчи несется по свету, как аромат цветка по воздуху. Но скажу тебе откровенно, что не любовь, а ненависть привела меня в твой дворец. Это надежнее. Любовь гаснет со временем, неудовлетворенная ненависть разгорается. Я другом пришел к радже Джейпура. По его сединам я думал, что под ними скрывается мудрость. Где цветы - там и корни. Но увидел, что глупость оделась в серебряную одежду мудрости. И снег седин выпал на невысокой горе. Я пришел к нему с лаской, он искусал меня, как бешеная собака, которая кусает того, кто ее гладит. Пусть пеняет на себя, если я заболел бешенством. В приданое за прекрасной Миначчи ты дашь мне твое войско. Я соединю под своей властью войска Непала и Бенареса, - и свадебным подарком от зятя тебе будет Субрумэни, раджа Джейпура. Он не хотел носить золотой цепи китайского богдыхана, - пусть поносит железные цепи. Ты сделаешь его своим погонщиком волов, вожатым слона или заставишь его плясать на потеху, плетьми побуждая старые ноги к веселым прыжкам. Раджа Джейпура на цепи за твоими носилками, - это стоит единственной в мире жемчужины на цепочке на груди моей, раджи Непала. Подумай об этом, а также и о том, чтоб тебе самому не пришлось испытать на себе участь, которую я только что готовил радже Джейпура, вызывая радостную улыбку на твоем лице. Выбирай. Посоветуйся со своею мудростью, я подожду ее ответа.

  Радже святого города были хорошо известны мужество и воинская доблесть горцев Непала.

  Но больше всего соблазнял Субрумэни, пляшущий ему на потеху.

  Чтоб человек возвысился, ему нужно унизить себе равных. Это единственный способ стать выше других.

  - По блеску твоего подарка, - сказал раджа Бенареса, - я вижу твое благородство. Такой сын заставит меня забыть о потере дочери. Я отдаю тебе мою дочь.

  - И чтобы свадьба была отпразднована немедленно, а блеском своим затмила рассказы о свадебных пирах богов - воскликнул с нетерпением Рама.

  - Она будет достойна твоей знатности, красоты моей дочери и моего богатства! Вся Индия будет говорить о ней.

  - Пусть во всякий уголок проникнет весть о моем празднике. И даже за толстыми каменными стенами, запертые в башнях знают, что раджа Рама - солнце. Печали омрачают его на мгновение, как проносящиеся летом облачка.

  И он тут же послал чрез гонца приказ своим кшатриа в Непал:

  - Железной рекою лейтесь с наших неприступных гор в долины, как брызгами водопад, сверкая своими копьями. Идите все в святой Бенарес на соединение с войсками здешнего раджи. Идите, как друзья. Не грабя, не разрушая, не оскорбляя браманов, не насилуя женщин. Поголодайте пред хорошим обедом, чтобы лучше поесть. Награда за труды и воздержание ждет вас впереди. Я дарю вам богатый Джейпур. Его женщины и девушки принадлежат вам, а их драгоценности - вашим женам. Вы смоете ржавчину с ваших мечей в крови жителей Джейпура. И не успеет теперешний месяц в небе дважды смениться на новый, как путник, стоя среди развалин в пустыне, спросит: "Где же Джейпур, слава о богатстве и красоте которого привела меня сюда из далеких стран? Где Джейпур?" И ему никто не ответит: "Здесь прошли воины Непала", - потому что некому будет ответить: кругом будут смерть и пустыня. Ко мне, кшатриа Непала! Ко мне, река копий, мечей и кольчуг с наших гор! Я хочу искупаться в ее железных волнах.

  И через неделю уже воины Непала с гиканьем и воинственными криками входили в Бенарес, пугая жителей своим ростом, воинственным видом, оружием и сверкающими, словно черные брильянты, глазами.

  Не успели кончиться свадебные торжества, а Рама уже объявил поход.

  - В угасающие пиры мы вольем новую радость: победу. И тогда допируем!

  Он стал во главе войск Непала и Бенареса. И, глядя на стальное море копий, думал: "Если нет роз, украсимся полевыми цветами. Пусть наша любовь увенчается так, как угодно богам. Если тебе, Серасвати, не суждено быть моей женой, - ты будешь моею наложницей". Он крикнул, обнажая меч:

  - Идем кормить черных джейпурских воронов!

  И войска двинулись в поход. Браманы назвали это святой войной:

  - Богиня Ганга затопляет долины Джейпура!

  Благословили войско на победу.

  И войско выступило в поход с криком:

  - Во славу святой Ганги!

  Когда весть об этом донеслась в высокую башню джейпурского дворца, Серасвати в третий раз удивилась миру:

  - Люди прикрываются богами и богинями, как потаскушка развешивает тростниковые циновки, чтобы скрыть те мерзости, которые она делает. Право, можно подумать, что люди нарочно выдумали богов, как выдумали материи, чтобы закрывать срамные части своего тела.

  Когда весть о нашествии дошла до старого раджи Субрумэни, он сказал на совете, на который собрались его родственники во дворце:

  - Пусть глупый мальчик с разбега ударится лбом в неприступные стены Джейпура и расшибет себе голову. О них уж немало завоевателей расшибали себе головы, в которых было тоже мало мозгов. Мы не будем мешать ему хорошенько разбежаться. Нет, я не пошлю ему навстречу моего войска. Я не буду разбрасывать по полю золота, а соберу его в своем кошельке. Войско запрется со мною в городе. Раджа, который посылает войско на защиту страны, похож на человека, который тратит деньги на других. В минуту беды у него не останется денег для себя. Пусть войско останется целым и невредимым, чтобы охранять меня, мой дворец и мой город.

  И приказал глашатаям объявить на площадях, на улицах, базарах Джейпура, в храмах и у фонтанов:

  - Верные рабы! Я возвещаю вам великую радость! Нашего врага охватило безумие - вернейший залог нашего торжества!- и он сам стремится к своей гибели, направляясь на Джейпур, чтобы умереть под его стенами, на могилах прежде него живших безумцев, осаждавших Джейпур. Я не буду отнимать вашего времени ни у труда, ни у молитвы, ни у веселья, повторяя вам, что Джейпур неприступен. Об этом вы знаете от ваших отцов, которые узнали это от своих врагов. А могущество моего войска вы видите собственными глазами, с ужасом глядя на моих кшатриа. Радуйтесь же, жители Джейпура! Радуйтесь купцы, обремененные товарами, радуйтесь ремесленники, ищущие труда для своих рук. Наш Джейпур скоро будет переполнен. Беглецы со всей страны сбегутся под защиту наших стен и наших воинов. Что дороже жизни? Они будут платить, не считая, за кусочек крыши, который защитил бы их от солнца здесь, в этом городе, в этом жилище безопасности. Торговцы! У вас не будет недостатка в покупателях, - запасайте только побольше товаров. Мастера! У вас не будет недостатка в заказчиках, призовите только ваше трудолюбие. Джейпур! У тебя не будет недостатка в серебре.

  И приказал по этому случаю увеличить налоги на купцов, ремесленников и владельцев домов.

  - Глупый мальчик, которого назвали Рамой по ошибке! - смеялся старый Субрумэни. - Такое громкое имя при таком низком занятии! Он служит у меня пастушонком, который сгоняет мне овец, - а я буду их стричь. Зачем мне тратиться и посылать сборщиков податей по всей стране, отдавая им часть добытого, - теперь вся страна придет в мой город сама, ко мне, и принесет мне свои деньги! И всем этим я обязан Раме.

  Рама, снедаемый страстью и ненавистью, вторгся в пределы страны.

  Когда до дворца раджи дошли вести об ужасах, избиениях и разрушениях, которые творит на своем пути войско Рамы, - Субрумэни рассмеялся.

  - Они не оставляют камня на камне.

  - Глупый мальчик! Он бьет кулаком по камням, чтобы сделать им больно. Может ли он уничтожить землю, по которой он идет, высушить реки, сделать из копий такой щит надо всею страною, чтобы луч солнца никогда не дотрагивался до земли? А там, где есть земля, вода и солнце, явятся новые нивы, новые жатвы и новые доходы для раджи. Он избивает жителей? Пусть. Чем меньше будет жителей, тем больше на каждого будет земли. И я с одного буду брать столько, сколько брал с двоих. Глупый мальчик! Рассердившись на хозяина, он стегает его волов. Волы от этого только лучше идут. И хозяин, лежа в телеге, может только поблагодарить дурака, который бежит по солнцу.

  Когда Субрумэни сообщили, что целые деревни передаются на сторону врага, он тоже улыбнулся:

  - Человек повинуется тому, кто занес над ним палку. Сейчас палку над жителями держит Рама, - они признают своим хозяином его. Завтра замахнусь палкой я, - они снова будут ползать в пыли у моих ног. Собака сидела на цепи у моего соседа, а потом привязал ее на цепь я, и она караулит мой дом.

  Рама приближался к городу, а во дворце раджи пиры сменялись пирами. Субрумэни раз навсегда сказал:

  - Довольно. Что я знаю, то я знаю. Пусть мышь бежит в ловушку. Когда здесь, под нашими неприступными стенами, войско Рамы истомится, мы сделаем вылазку, зайдем в тыл врагу и сдавим его с тыла и со стен, как семя сдавливают между двумя камнями. И из людей Рамы потечет кровь. Отличное удобрение! Тут будет потом отлично родиться ячмень. Никогда хлеб не родится так хорошо, как на бывших полях сражений. Этим полям не нужно другого навоза, - они удобрены человеческим телом.

  И когда войско Рамы подступило под стены Джейпура, Субрумэни издал приказ:

  - Радуйтесь! Враг уже подошел к краю пропасти. Сегодня уже следует рубить дерево на погребальный костер Рамы. Приказываю стране быть бдительной, воинам всегда быть наготове, а жителям предаться веселью. Днем да будут принесены богам благодарственные молитвы и жертвы. А с наступлением мрака разложите, как в дни радости, веселые костры пред вашими домами, соберитесь на плоских кровлях ваших, зажгите масляные светильники и факелы и, при свете их, под пологом из звезд, пойте, позовите музыкантов, пусть баядерки храмов обходят дома и без устали пляшут, благодаря весельем вечно радующихся богов. В ответ на костры, которыми враги окружают город, мы осветим город и на яростные крики ответим пением. Радость пусть не оставляет своего жилища - Джейпура. И, едва спустилась тьма, Джейпур принял волшебный вид. На улицах было светло, как днем. Казалось, дома все дрожали и трепетали от радости при красном, дрожащем свете костров. Словно звездный дождь упал на Джейпур, - на всех крышах светились огоньки. Будто с неба, сверху раздавались музыка и пение. Баядерки, все в золоте, с веселыми криками перебегали из дома в дом.

  Во дворце шел пир, какого не видывали даже при блестящем дворе Субрумэни.

  Тихо было в высокой башне, с узкими бойницами вместо окон.

  До Серасвати доносились пение, музыка, крики пирующих во дворце. Доносилось все издали, тихое, смягченное ночной тишиной, - словно веселились где-то в другом мире. Как вдруг раздался вопль. Серасвати поднялась.

  Вопль рос, рос, охватил дворец, разбежался по садам, растекался по городу.

  От него дрожал, трепетал и бился в ужасе воздух, дрожали от страха, казалось, стены башни. И в темницу Серасвати вбежал с факелом ее отец. С безумными глазами.

  - Мы погибли!- крикнул он. - Враги ворвались в самую середину дворцовых садов через потайной ход, о котором не знал никогда никто, кроме членов нашей семьи. Через этот ход я решил сделать вылазку и, окружив их... Но теперь все погибло. Джейпур пал! Из груди Серасвати вырвался вопль:

  - О, я, несчастная! Это я указала Раме потайной ход! Через него он столько раз приходил ко мне в храм Вишну. Ненависть пошла по дороге любви.

  Старик вырвал прядь седин из головы и повалился на землю при этих словах:

  - Проклятая! Ты погубила Джейпур! Ты погубила меня! Будь проклята река и да будут прокляты источники, из которых она течет. Смрадные, ядовитые источники! Да будут прокляты причины! Как дерево сохнет, - цветы, листья, ветви, ствол и корни его, - так да будешь проклята ты! Да будет проклято сладострастье твоей матери, грязный источник твоего рождения. Нет! Ты не моя дочь! Не дочь Субрумэни! Не дочь раджи! Ты дочь потаскухи, потаскуха сама, готовая продать любовнику Джейпур за поцелуй! Не я, - раб, пария своими презренными ласками заставил проснуться твою жизнь в проклятой утробе твоей матери. Я жил, окруженный изменой, и называл своей дочерью плевок раба, отродье парии, которого я палками приказал бы прогнать с этого света. Жить! Жить, чтобы твой любовник издевался надо мной, над тем, кто считал себя владыкой Джейпура, а не был даже отцом своей дочери? Чтобы ты равнодушно смотрела на мучения чужого тебе старика?

  И, выхватив кинжал, старик перерезал себе горло. Брызги крови, как брызги кипятка, обожгли лицо Серасвати. И, вся потрясенная, пораженная еще больше, чем испуганная, она кинулась на труп отца:

  - Старик! Ты несправедлив к моей матери так же, как несправедлив ко мне, когда говоришь, будто я причиной гибели Джейпура! Ты не слышишь?

  Она подняла руки к небесам:

  - Боги всесильные, вечно радующиеся, несущиеся в непрерывной пляске, неужто на мгновенье печаль, недоуменье не отразятся на ваших лицах, когда сейчас мимо вас пролетает тень этого старика? Когда сейчас пролетит другая тень, его дочери? Что же за существо человек? Старик! Тот, кто был моим отцом, кого я считала своим покровителем, кто поступил со мной как враг! Ты мог бы быть сейчас, в это мгновенье, счастливейшим из людей, из отцов, из раджей. Я была бы замужем за Рамой, счастливейшей из жен. Рама был бы счастливейшим из мужей. Ты, счастливый отец, пировал бы сейчас. Отчего же не случилось всего этого? Почему не случилось так? К вам за ответом, боги, я иду!

  Но в это мгновенье вбежала ее старая айя, ее нянька, и схватила ее за руку с кинжалом.

  - Стой! Ты виновница общей гибели! Из-за тебя война и приступ, кровь и насилие. Из-за тебя пылает город, рушатся дома, хрипят умирающие, из-за тебя кшатриа Рамы насилуют женщин. От насилья меня защищает возраст, а от смерти в моем возрасте ничто не защищает. Время занесло надо мной свой меч, что мне бояться меча воина? Но у меня есть внучка Парвати. Вот она. Видеть, как ее будут насиловать на моих глазах солдаты? Ты должна спасти нас.

  - Ты просишь помощи у человека, который летит в пропасть.

  - Ты должна помочь мне спасти внучку. Мы пришли к тебе.

  - Ты прячешься под падающее дерево. Первым долгом будут искать меня. Рама знает, что я заперта в башне. Первым долгом солдаты прибегут сюда. Бежимте. Я спасу вас. Я знаю пещеру в саду, которой не знает никто!

  И они побежали.

  Серасвати вперед, указывая дорогу. Старуха и молодая девушка за нею.

  Сад был полон криками радости и ужаса. Из дворца раздавался треск. Ломали и грабили. Между деревьев бегали женщины, которых нагоняли воины.

  - Стой! - крикнул голос. - Принцесса выбежала из башни! Я видел сам, сейчас она бросилась вон в тот куст.

  Солдаты кинулись к кусту и вытащили Парвати.

  - Принцесса! Из башни!

  - Стойте! Стойте! - отчаянно завопила старая айя. - Я нянька принцессы.

  Ее не дослушали.

  - Бери и ее!

  - Вас-то нам и нужно!

  - За принцессой и посланы!

  Серасвати, спрятавшись неподалеку за деревом, осталась одна.

  "Если не их, спасу хоть кого-нибудь!"- подумала она и, увидав несколько бежавших женщин, которых не преследовали в эту минуту кшатриа, выбежала им навстречу:

  - Бегите за мной. Я вас спрячу!

  Женщины кинулись к ней.

  - Если ты здешняя, где нам скрыться?

  - Идите, идите за мной!

  Перебегая от дерева к дереву, прячась в кустах, ложась на землю, когда вдали показывался воин, - они благополучно достигли пещеры, о существовании которой не знал никто, которую однажды случайно нашла Серасвати среди чащи, гуляя по саду, когда она каждую минуту ждала появления бога из куста бенгальских роз.

  Дрожа от страха, провели женщины ночь в этой пещере, издали слушая звуки победы.

  Треск и свист пожара, грохот разрушаемых стен и яростные крики: желания сделали солдат еще более яростными, чем сделала бы ненависть.

  Рама был взбешен, что не нашли Серасвати:

  - Из-за нее я зажег этот пожар, а она ускользает от меня, как дым.

  К нему принесли только голое тело зарезавшегося старика и привели несколько связанных раджапутов.

  Они бросились на колени, ползали по земле, стараясь приблизиться и расцеловать его ноги. Но стража их отталкивала тупыми концами копий. Раджапуты отрекались от всякого родства с Субрумэни, проклинали его, отрекались ото всех прав своего рождения, клялись быть собаками Рамы и молили оставить им хотя бы самую презренную - но жизнь.

  Рама с презрением ударил ногой в седой подбородок мертвого Субрумэни, отчего у трупа раскрылась еще больше рана на горле.

  - Вот глотка, из которой раздавался собачий лай. Отодрать плетьми старого хвастуна! Подождите! Он не стоит того, чтобы об него марали руки кшатриа. Драть собак - дело рабов. Развяжите этих раджапутов. Сейчас я увижу ваше усердие ко мне. Плетей! Пусть дерут своего раджу!

  Раджапуты кинулись на труп и принялись его полосовать плетьми.

  - Я помилую только десятерых из вас, а остальных казню! - со смехом крикнул им Рама.

  И они принялись стараться друг перед другом, чтобы отличиться усердием и попасть в число десяти.

  - Проклятый старик! Старый дурак! Позор и бесчестье нашего рода! - кричал толстый раджапут, обливаясь холодным потом и стараясь хлестать изо всех сил.

  - Негодяй! Погубитель Джейпура! Наш погубитель! - шамкал старик, с трудом поднимая плеть.

  - Оскорбить Раму! Великого Раму! Раму - нашего бога!

  - Славного Раму!

  - Величайшего из раджей!

  - Довольно! - крикнул Рама. - Я видел ваше усердие ко мне и верю вам. Вы будете верны мне, пока я буду силен. Отпустить из них десятерых, кого хотите, - приказал он воинам, - а остальных повесить!

  Тело Субрумэни он приказал привязать на аркан за телегой и так тащить до Бенареса. Он написал тестю:

  "Ты потерял презреннейшего из своих рабов, - накорми хоть, по крайней мере, собак". И с этой запиской отправил ему тело. Так прошла эта ночь.

  Под утро солдаты, утомленные работой разрушения, убийствами и наслаждениями, уснули, и женщины в пещере, когда взошло солнце, сделались смелее и заговорили. Так начинают щебетать птицы с восходом солнца.

  - Кто ты, госпожа, прекрасная, как богиня? - обратились к Серасвати пожилые женщины, становясь перед ней на колени и целуя ее одежду. - Кто ты, спасшая наших дочерей? Скажи нам твое имя, чтоб мы могли повторять твое имя, молясь богам, вместе с именами наших дочерей!

  - Кто ты, прекрасная девушка? - говорили молодые, вслед за старыми, становясь на колени и целуя одежду Серасвати.

  - Кто ты, спасшая нас от поругания и смерти? Скажи нам твое имя, чтоб мы могли произносить твое имя, как имя матери, молясь богам!

  - За тебя ли надо молиться, тебе ли молиться?

  - Смертная ты или богиня?

  Серасвати улыбнулась им улыбкой, печальной, как восход солнца в туманное утро.

  - Я несчастнейшая из смертных. Меня зовут Серасвати. Я дочь того, кто был вчера еще раджей Джейпура.

  При этом имени ужас отразился на лице у всех.

  - Ты - Серасвати?

  - Принцесса, которую ищут?

  - Да, это я!

  Женщины вскочили.

  Теперь уж их лица были полны яростью. Той яростью, которую родит трусость.

  - Зачем же ты не сказала этого раньше?

  - Ты прячешься за нашими спинами!

  - Ты прячешься в толпе несчастных!

  - Как волк, в которого целит охотник, прячется в толпе овец.

  - Я прячусь за вашими спинами? Я? Которая вас спасла?

  Но в ужасе не рассуждают.

  - Моя дочь рядом с Серасвати?!

  - Какой ужас! Моя дочь вместе с Серасвати!

  Серасвати не могла не улыбнуться.

  - С принцессой Серасвати!

  - С Серасвати, которую ищут!

  - Как преступницу!

  - Чтобы наказать!

  Они спешили в безумном материнском страхе подальше оттащить своих дочерей, словно от прокаженной.

  - И моя дочь рядом с нею?!

  - Тише! Нас услышат!

  И женщины замолкли в ужасе, что их крики услышали.

  - Вон! Вон отсюда! - зашептали они.

  - Дайте же мне хоть дождаться темноты, чтоб уйти незамеченной.

  - Сейчас же, сейчас же вон!

  И их шепот показался ей похожим на шипение змей. Она с отвращением вышла из пещеры.

  - Я прячусь за их спины! Люди, как мало вы справедливы, когда бываете счастливы! Мой бедный отец! И в вас совсем умирает справедливость, когда вы несчастливы!

  Она смело пошла по разоренному саду, не боясь встречи и смерти.

  Но смерть похожа на собаку.

  Она кидается на того, кто от нее бежит. И не трогает того, кто смело идет прямо на нее. Да и несчастия Серасвати не все еще кончились. Когда что-нибудь знает кто-нибудь один, - есть уверенность, что это вскоре узнает весь мир.

  Миначчи скоро узнала, в чем состояло оскорбление, которое нанес раджа Субрумэни ее мужу. И сердце ее наполнилось ревностью.

  С женщинами это случается часто. Она ревновала, еще не успев полюбить своего мужа.

  - Прекрасно! Прекрасно! - говорила Миначчи. - На мне женятся от досады, и меня бросают из любви. Я тряпка, которой перевязывают рану в сердце, нанесенную другой. Меня он бросил, не кончив свадебных торжеств, чтоб идти завоевывать ее. И она получает теперь поцелуи, которые принадлежат мне. А, может быть, и меня он целовал, думая о ней, и я получала поцелуи, принадлежавшие ей? Меня грабят, когда не обманывают, и обманывают, когда не грабят.

  Известие, что Серасвати бежала при взятии Джейпура, наполнило Миначчи искренней радостью. Но, чтобы быть спокойной, она отдала приказ: - Тому, кто доставит принцессе Миначчи, супруге Рамы, бывшую принцессу Серасвати, живую или мертвую, - будет выдано столько серебра, сколько весит Серасвати.

  И, в ожидании поимки, наслаждалась больше, чем местью, - мечтами о мести.

  Так грезы о любви слаще самой любви. И в обладании мечты об обладании лучше самого обладания. Миначчи мечтала:

  - Я прикажу выколоть ей глаза, выдернуть все зубы и по одному выщипать каждый волос, я прикажу вырвать ей груди железными клещами и выжечь клеймо на щеках. Узнает ли мой муж свою красавицу?

  Но тут же решила иначе.

  - Нет. Зачем трудиться быть жестокой самой, когда что есть более беспощадное, чем природа?

  Она приказала собрать сто оспенных больных и запереть их в здание подальше от дворца.

  - Я посажу к ним Серасвати, когда ее приведут. А в ожидании она приказала делать каждый день жертвоприношение богине Оспы, чтобы умилостивить ее на гнев, и богу Сива, чтобы он сохранил Серасвати живой.

  Когда весть об этом дошла до Серасвати, она перевела свой изумленный взгляд с земли на небо.

  - И эти жертвоприношения будут приняты, и эти моленья исполнены? Что ж тогда боги? Они делают для людей гнусности за маленькие подарки? И так как никогда не может быть счастлив один, чтобы не был несчастлив другой, - то боги непрестанно делают людей несчастными за цветок или за молитву? Говорят, что боги создали землю по образцу неба. Можно подумать, что, наоборот, люди создали себе небо по образцу земли. И, желая создать себе слуг, создали богов!

  Выйдя из пещеры и благополучно миновав пустынные сады, Серасвати была изумлена.

  В противность обычаю, не весь Джейпур был сравнен с землей.

  Тот, кто мог заплатить за свою жизнь деньгами, - остался жив.

  После страшной ночи купцы раскладывали товары в уцелевших лавчонках.

  Награбленные ими у других, убитых, торговцев. А покупатели ходили и присматривали товары, собираясь покупать.

  На награбленные деньги покупать.

  Купцы были довольны, что у них стало меньше соперников. А покупатели радовались, что немного осталось народа, и можно все дешевле купить.

  В общем же никто особенно не запрашивал я особенно не торговался: продавали краденый товар и покупали на краденые деньги.

  Уцелело несколько домов знатнейших раджапутов. Один указал потайное место, где хранились сокровища старого раджи, - и тем заслужил расположение нового повелителя.

  Другой обещал указать, где хранится еще больше сокровищ, - и тем входил в милость.

  Садами домов, прячась и укрываясь, прошла Серасвати в жилище вельможи, ближайшего своего родственника.

  - Серасвати, ты осталась жива?! - воскликнул он с изумлением, увидев ее.

  - Да, и даже не совершив измены! - ответила Серасвати. Спокойствие этого дома говорило ей о совершенной измене. - Но не бойся! Я не стану стоять укором перед твоими глазами. Спрячь меня только в течение дня и дай возможность бежать ночью.

  - Правда, я бичевал сегодня ночью тело твоего отца, - сказал смущенно, опуская глаза, раджапут, думая, что Серасвати все известно, - но на тебя у меня не поднялась бы рука. Твои несчастья кого не тронут! И будь я один... Но у меня семья. Я должен думать о ней.

  - И, заботясь о своем сыне, ты хочешь, чтобы у него был отец негодяй?

  - Те, кому нечего терять, как тебе, называют подлостью всякое благоразумие. Не подплывай к тонущему. Скорее он тебя утопит, чем ты его вытащишь. Несчастье прилипчиво. Когда мы устраиваем пир, мы зажигаем огни так, чтобы нигде не было темного уголка. В темноте прячутся мрачные мысли. Жизнь моей дочери была сплошным пиром, я не хочу, чтобы чужое горе наложило отпечаток на ее нежную душу!

  - О, святость семейных уз! О, жизнь, полная жертв! Вы приносите детей в жертву себе и себя в жертву детям. Прощай! Желаю твоей дочери, если с ней случится несчастье, постучать в дверь к человеку не столь добродетельному.

  И сама она постучала в дверь другого родственника, другого раджапута.

  - Серасвати! О, боги! - воскликнул он.

  - В твоем голосе больше изумления, чем радости. Но мне все равно, из какого чувства ты дашь мне приют до ночи и лошадь ночью. Ты еще не успеешь придти в себя от изумления, как меня уж не будет в твоем доме.

  - Нет, Серасвати!

  Он не потупился и глядел на нее прямо.

  - Я слишком чту и боюсь богов, чтобы та, кого они преследуют, переступила порог моего дома. Вспомни все. Могущество твоего отца и его падение. Безумие, его поразившее. Его гордость и твое унижение. Разве здесь во всем не видна воля богов?

  - Кшатриа, ты говоришь как браман.

  - Я счастлив, если это так. Кто же смертный, кто дерзнет воспротивиться воле богов? Кто, безумец, подставит свою слабую грудь под разящий меч бога Сивы и, гордый, подумает, что меч бога разобьется об его жалкую грудь?

  - Воин кастою, твоя мать согрешила с браманом, когда зачинала тебя.

  - Лучше ругательства врага богов, - лишь бы не его благодарность!

  - Прощай, тигр с душою козленка! Жрец, нарядившийся воином! Отбивай хлеб у браманов, чтобы они прокляли тебя и призвали на твою голову все несчастья. Но до тех пор люди пусть станут меньше чтить и бояться богов. Иначе ты погибнешь среди богобоязненных людей, как среди диких зверей.

  - Серасвати! Ты оскорбляешь вечно радующихся!

  - Нет! Слава богам, создавшим тебя.

  Она толкнулась в третью дверь. Ужасу раджапута здесь не было пределов.

  - Серасвати! Что за безумие ты делаешь?

  - Безумие! что я бегу от позора?

  - Но Рама, наш раджа, отдал приказ отыскать тебя!

  - И я должна сделаться его наложницей? Я? Дочь раджи?

  - Раджа тот, кто раджа сегодня.

  - Если бы вчера я сделалась наложницей Рамы, - это было бы преступлением, если я сделаюсь ею сегодня, - я исполню свой долг. Раджа переменился в Джейпуре. Но, ведь, я-то осталась та же, что была и вчера. Что же? Мой долг - совершить преступление, или преступление - исполнить свой долг?

  - Мы обязаны повиновением радже.

  - Если знатные ему так повинуются, то зачем Раме рабы? Желаю, чтобы те же самые мысли пришли тебе в голову, если Рама захочет сделать наложницей твою дочь. А, может быть, я угадываю твое заветное желание?

  - В тебе говорит безумие!

  Четвертый раджапут встретил Серасвати вздохом сожаления.

  - У тебя добрая душа, но способна ли она на что-нибудь, кроме вздохов? - сказала Серасвати. - Или и ты собираешься меня награждать добрыми словами на пороге, вместо того, чтобы впустить к себе в дом, и дать мне добрый совет, вместо лошади?

  Раджапут снова вздохнул.

  - Серасвати, голос отца я слышу в твоих словах.

  - Да, я приходилась дочерью моему отцу.

  - В тебе говорит гордость. Но каждому положению присуще свое чувство.

  - Мне?

  - Смирение. Несчастию к лицу смирение, как гордость - украшение власти.

  - И я смиренно должна сделаться наложницей убийцы моего отца?

  - Я тебе не советую этого. Я советую одно: покориться. Орлы борются с бурями, а раненой птице одно - лететь по ветру. Со вздохом говорю тебе это, но иного сказать не могу.

  - Смирение! Покорность! Перед тем, как говорить с несчастными, ешь благовонные травы. Тогда твои вздохи хоть усладят их ароматом.

  И, оставшись одна пред захлопнутой дверью, Серасвати сказала себе:

  - Нет! Я стану слишком святою, если буду продолжать стучаться к вельможам. Люди пускают в несчастных советами, как дети в собак камнями. Чтоб отогнать их от своего дома. Смирение! Покорность! Мы выдумали тысячи стражей, чтобы они оберегали нас от других. Всякий хотел бы, чтобы другие были честны. Тогда легче их обворовать. Добродетель - это то, что нам выгодно видеть в других. Смирение! Покорность! Боги, создавшие нас земными богами, не знают ни смирения, ни покорности. Мы сами выковали все эти цепи. Для других. О, вечно радостные боги! И вашего веселья не нарушает вид нечестивицы, нарушающей все законы неба и земли, лишенной смирения, не знающей покорности ни вам, ни родине? Семейные узы, повиновение богам, благоразумие, покорность власти, добродетели, - о, боги! - все это существует для того, чтобы я сделалась наложницей Рамы! Никогда меня столько не направляли на путь добродетели, как с той минуты, когда я сделалась несчастной! Бедняков направляют на путь добродетели, как воров сажают в тюрьму. И добродетель - это тюрьма, в которую хотели бы посадить бедняков!

  Она вышла из полуразрушенного города, по дороге, увидев труп убитого юноши, переоделась в его платье и стройным юношей, легким на ногу, бежала в горы.

  Вблизи вершин она встретила стадо овец и пастухов, которые, собравшись вокруг костра, сидели и молчали, потому что им не о чем было говорить: они не видели ничего, кроме неба, овец, гор и друг друга.

  - Привет и мир вам! - сказала Серасвати, подходя к костру.

  - Привет и тебе, путник, а мир у нас всегда! - ответил один из пастухов.

  - В долинах, однако, война. Жители Непала и Бенареса напали на жителей Джейпура, покорили страну и разрушили город.

  - А нам не все ли равно? - пожал плечами пастух. - Мы сгоним овец с гор, когда придет время стрижки, - а кто будет стричь шерсть, - жители Непала, Бенареса или Джейпура, - не все ли равно нам и овцам?

  "Да, здесь мир! - подумала Серасвати. - Недаром в божественной песне рассказывается, что Кришна принял вид пастуха. Вот, люди такими, какими создала их природа".

  - Могу ли я отдохнуть у вас? Я устал. Измучен дорогой! - сказала она.

  - Посиди у костра, юноша, поешь, что осталось, и ложись, вон там, в шалаше.

  Серасвати, измученная всем, что случилось, посидела недолго у костра, ушла в шалаш и тотчас заснула. Проснулась она среди ночи вдруг от какой-то тревоги. Сквозь плетень шалаша был виден горевший костер. Пастухи не спали.

  Когда люди ночью не спят, они совершают или обдумывают что-нибудь дурное.

  И сердце Серасвасти наполнилось еще большей тревогой. Она прислушалась.

  - Говорю, я видел своими глазами, - говорил один пастух странным, дрожащим отчего-то голосом, - я зашел в шалаш и высек огонь, чтобы разыскать свою овчину. Она лежала разметавшись. Переодетая женщина!

  - Я подумал это и раньше. У юноши маленькие и нежные руки, без мозолей. У мужчины таких не бывает! - сказал другой.

  - А я почувствовал это по какой-то дрожи, которая охватывала меня всего, когда она сидела рядом! - сказал третий.

  Они замолчали. И было что-то страшное в этом молчании.

  Собака опасней, когда молчит, чем когда лает.

  - Что ж с ней делать? - хриплым голосом спросил один, словно чем-то давясь.

  - Что делают с женщиной! - ответил другой. - Я никогда не встречал женщины.

  - Я встретил раз старуху-нищенку. Ее могла принять за женщину только моя страсть.

  - Не пропускать же такой красавицы. Такой еще раз в жизни не увидишь! Это боги нам послали.

  - Не пренебрегать же их милостью!

  "Опять боги!" - подумала Серасвати.

  - Как я ее люблю! - словно чем-то захлебнулся один.

  - И я!

  - И я!

  - Кто ж такой может не любить!

  "Вот что человек, такой, каким его создала природа, называет любовью!" - с ужасом подумала Серасвати, встала и, вся дрожа, вышла из шалаша.

  - Прощайте, добрые люди. Благодарю вас, что не обидели бедного странника. Я выспался и иду в путь.

  Но пастухи преградили ей дорогу.

  У них у всех были теперь глупые лица и хриплые голоса.

  - Нет! - сказал один. - Юношу мы бы отпустили. А женщину нельзя пустить одну в горах ночью!

  Они глупо улыбались.

  - Во имя сострадания, пустите! - воскликнула Серасвати, кидаясь перед ними на колени.

  Их лица стали угрюмы.

  - Нельзя другому давать той монеты, которой сам не получал! - сказал один.

  - Неужто вы захотите воспользоваться моим несчастьем?

  - Афганец, у которого я занял одну серебряную монету на похороны матери, взял с меня двадцать, и я два года работал на него. Все пользуются нашим несчастьем. Что ж нам раз в жизни не попользоваться чужим, если боги послали такой случай?

  - Слушайте же! Один миг внимания. Мои несчастия превосходят меру человеческих бедствий. Их нельзя выслушать без слез. Я принцесса, в один день потерявшая все: отца, власть, дворец, родину...

  - Велико несчастье! - расхохотался пастух. - Живем же мы без дворцов и без власти!

  - Может быть, у вас, у знатных, все это большие несчастья, - сказал другой, - но мы не видели счастья. И нас разжалобить несчастиями мудрено. Ты жалуешься слепому, что видишь только на один глаз.

  - Пощадите же хоть чистоту. Я девушка!

  - Э, да что там с нею разговаривать! Ночь бежит!

  И пастухи тешились ею, пока их не охватило отвращение.

  - Что бы сделать с этой тварью? - спросил один, отворачиваясь от лежавшей без чувств Серасвати.

  - Если бы в городе, можно бы созвать народ и опозорить, ка