му заплатишь дома.
- Но ко мне в дом невозможно проникнуть ни твоему слуге, ни тебе!
- отвечала женщина. - Я живу во дворце султана Азиса.
Тогда поэт Селим отвел ее в сторону и сказал:
- Прекрасная незнакомка! Возьми спокойно эти вещи. Я поручусь за
тебя. И торговец мне поверит, потому что это мой брат.
Женщина с удовольствием посмотрела на Селима и сказала:
- Почему же ты думаешь, что я прекрасна? Я безобразна, как само
безобразие! Селим отвечал:
- Из всего твоего тела умеет лгать только твой язык. Все
остальное говорит правду и исполняет то, что обещает. У тебя крошечные
руки. Из-под твоего платья я вижу прелестную ножку, которая так же
мала, как и рука. Твои глаза меня сводят с ума, и я думаю, что все
остальное соответствует твоим глазам.
Женщина рассмеялась:
- Я хотела бы быть такой же честной, как мои глаза. И исполнить
то, что обещаю. Но, может быть, у меня нет денег, чтоб тебе заплатить?
Селим поклонился и сказал:
- Природа позаботилась о вас, женщинах. Чтоб платить долги, вам
вовсе не нужно денег.
Женщина снова засмеялась:
- Слушаю и понимаю. Но надо суметь получить долг. Если сумеешь
пробраться в сад дворца, я готова расплатиться. Потому что мне
нравится не только кошелек, но и тот, кому он принадлежит.
Селим ответил:
- Аллах создал канаву и ноги, чтоб чрез нее перешагнуть. Аллах
создал препятствие и дал человеку голову, чтоб их обходить.
Женщина сказала:
- У вас, мужчин, хорошо только начало песни, и всегда плох конец.
Ты кончишь свою песню иначе, чем начал. Ты начал, как щедрый человек,
и я уверена, что кончишь, как ростовщик. Ты возьмешь свой долг с
лихвою.
Селим поклонился и сказал:
- Я постараюсь, чтоб твой поцелуй стоил не больше цехина!
Эти слова понравились женщине, она рассмеялась и сказала:
- Какое унижение для меня! Но я должна быть наказана за то, что
заговорила с незнакомым мужчиной. Приходи завтра в дворцовый сад,
ровно в полдень. В этот час наша повелительница, султанша Зорайба,
купается одна в озере, окруженном кустами роз. Мы бываем свободны. Я
Эдме, первая ее служанка, и ты найдешь меня в банановой роще. До
завтра, до полдня.
Селим поклонился:
- Слушаю и повинуюсь. Если завтра солнце захочет ровно в полдень
быть на своем месте, ему стоит только взглянуть: входит ли поэт Селим
в сад султана Азиса.
Она ушла.
А Селим принялся сочинять песню о нечаянной встрече, потому что
поэты все превращают в песни.
На следующий день, когда время приблизилось к полдню, Селим с
вышитым золотом платком подошел к калитке, около которой стоял страж,
вооруженный с головы до ног.
- Да исполнит аллах твои желания так же, как мои! - сказал Селим.
- Да услышит аллах твои слова! - сказал страж. - Друг! -
обратился к нему Селим. - Вот платок, богато вышитый золотом.
Хранитель счастья и чести нашего повелителя султана, его верховный
евнух Абдулла, купил этот платок у меня, заплатив восемьдесят цехинов,
а двадцать цехинов приказал придти получить сегодня. Будь милостив,
отнеси этот платок евнуху и получи двадцать цехинов. Девятнадцать я
возьму себе, а один отдам тебе за труды.
Страж подумал:
- Услужу могущественному евнуху. Получу двадцать цехинов и возьму
их себе. А этому простолюдину дам по шее, чтоб не шатался во дворец за
пустяками.
Взял платок, пошел, а Селима оставил сторожить калитку:
- Смотри, чтоб никто не вошел.
Селим немедля отправился в сад.
Он увидел уже рощу бананов, но по дороге был кустарник из роз, и
из-за кустарника слышались всплески воды, кто-то плавал и резвился.
- По дороге к своей милой посмотрю на чужую! - сказал себе Селим
и стал пробираться через розовые кусты, чтоб посмотреть на купающуюся
султаншу.
Была ли она так красива, как поется в песнях? Увидев ее. Селим
подумал:
- Или я до сих пор не видел женщин, или те сотни женщин, которых
я видел до сих пор, не были женщинами! Когда появляется луна, меркнут
все звезды!
Желая посмотреть поближе, он так укололся о шипы роз, что
вскрикнул.
И Зорайба в испуге выскочила на лужайку. Боясь, чтоб она не
закричала, Селим кинулся к ее ногам и воскликнул:
- Пощады и прощенья! Я совершил преступленье, увидев тебя такой,
какой вижу, случайно. Я пробрался сюда, чтоб видеться с одной из
служанок!
Султанша в гневе воскликнула:
- Ты заплатишь за это смертью!
Тогда Селим поднялся и сказал:
- Я думал, что останусь жить, и потому солгал. Но если мне все
равно приходится умереть, - я скажу правду. Я пришел сюда для того,
чтоб видеть султаншу Зорайбу, одетую только природой. Я слышал, что
она в полдень купается в озере, окруженном кустами роз, и пришел, чтоб
полюбоваться ее красотой.
Это понравилось султанше больше.
- Но ты знал, несчастный, что за это поплатишься жизнью?
- Что ж! - беспечно сказал Селим. - Если Зорайба красива, как ты,
- плата невелика! Султанша улыбнулась.
- Ты говоришь умно, а поступаешь глупо. Мне было бы жаль, если бы
мои евнухи тебя убили. Но ты не можешь уйти отсюда без наказания.
- Повелительница! - сказал Селим. - Я и так буду наказан. Ты
сейчас оденешься, и я больше не увижу красоты, которой любуюсь. Это
все равно, что ослепнуть. А потерять зрение хуже, чем жизнь.
Зорайба схватила свое платье и закрылась.
- Всемогущий! До чего довел меня гнев! Я забыла, в каком я виде!
- Ты видишь, не следует предаваться гневу!
- Ты напомнил мне, что я раздета!
- И доказал этим, что я глуп. Разве можно наказывать людей,
лишенных рассудка!
Зорайба улыбнулась:
- Иди! Но больше никогда не смотри на других купающихся женщин!
- Человек, который видел брильянт, уж больше не станет убирать
себя стекляшками!
Вернувшись к калитке, Селим увидел разгневанного стража.
- Негодяй и обманщик! - воскликнул страж. - Главный евнух никогда
не покупал у тебя никакого платка. Ты обманул меня, чтоб пробраться в
сад нашего великого повелителя султана. Я отведу тебя к смотрителю
дворца, и тебя повесят.
- Повесят-то, положим, двоих. Тебя и меня! - спокойно сказал
Селим. - Молчи, дурак, обо всем, что случилось. Возьми себе платок и
благодари аллаха, что я не донесу, как ты за цехин бегаешь с
султанской стражи.
Страж только посторонился.
Но Селим был поэт. А Зорайба слишком прекрасна. Он воспел ее
красоту в длинной песне. И говорил, между прочим:
- Взяв розовый цветок у роз и белый цвет у мрамора, природа
захотела полюбоваться, взяла самой черной туши и капнула маленькую
родинку, которую я видел там, где ее видел, и белый цвет стал белее
еще, и розовый еще розовее. И природа перестала создавать красивых
женщин, потому что красивее Зорайбы ей не создать ничего!
Песня понравилась, ее пел весь город, она дошла до дворца. И
султан Азис встревожился.
Он позвал своего великого визиря Диарбекира и сказал:
- Какой-то бездельник-поэт, именем, как мне говорили, Селим,
сложил песню про мою Зорайбу. Если бы он только воспевал ее красоту, -
я приписал бы это просто усердию подданного. Но откуда он мог узнать
про родинку? Схвати его, пытай, узнай и отруби ему голову.
Визирь Диарбекир отвечал:
- Слушаю и повинуюсь.
Увидев орудия пытки. Селим, когда его привели к Диарбекиру,
сказал:
- Это все лишнее. Зачем я тебе буду говорить правду под пытками,
когда я могу ее сказать и без пыток? Я видел прекрасную Зорайбу,
спрятавшись в кустах роз, когда она купалась. Она, действительно,
прекрасна, визирь! И я воспел ее и ее родинку.
- За это тебе и отрубят голову! - сказал Диарбекир.
- В этом не будет никакого смысла! - воскликнул Селим. - Что
самое тайное на свете? Не думай, Диарбекир, я тебе скажу. Самое тайное
на свете - мысль. Слово могут подслушать, движение могут увидеть. Но
даже когда я говорю, ты не знаешь моей мысли. Может быть, я говорю
одно, а думаю другое. Я поэт. Я мысль превращаю в слово. Значит, мое
назначение в жизни - самое тайное делать явным. За этим аллах и послал
меня на землю. За что же меня казнить? Красота султанши тайна. Я
сделал эту тайну явной. Я делал только свое дело.
Диарбекир улыбнулся:
- Когда мешок хотят выкинуть, из него высыпают все зерно. Говори!
Выбалтывай все мысли, какие есть в твоей голове, потому что ее все
равно отрубят. Селим сказал:
- Диарбекир! У тебя есть почти все: знатность, могущество,
богатство. Я, маленький, ничтожный человек, могу дать тебе славу.
Другие будут знатны, могущество перейдет к другим и богатства. Тебя не
будет, - но слава твоя останется. Сохрани мне жизнь, а я сложу песнь о
том, что ты храбр, мужествен, добр и справедлив, как никто. Не будет
тебя, не будет меня, а песнь останется. И весь мир будет петь и знать
о храбром, мужественном, добром и справедливом визире Диарбекире. Ты
мне дашь жизнь, я тебе - бессмертие. Товар стоит цены.
Диарбекир задумался:
- Выходит, что слава - распутница. Но она красива. Почему бы мне
ее не купить?
Он позвал святого дервиша и спросил:
- Святой дервиш, какое самое тяжкое преступление для судьи?
Дервиш отвечал:
- Их два. Одно меньше, другое больше. Первое - отпустить
виновного. Второе - осудить невинного.
Диарбекир спросил:
- Судья, который совершил бы оба эти преступления, заслужил бы
славы или бесчестия?
Дервиш ответил:
- Бесславия.
Диарбекир сказал ему:
- Иди с миром.
И улыбнулся:
- А я получу за это славу. На то существуют поэты.
Он позвал муллу.
- Скажи мне мулла, - сказал Диарбекир, - может ли с человеком
случиться что-нибудь, что ему не предназначено судьбой?
- Нет, - отвечал мулла, - все написано в книге судьбы.
Диарбекир дал ему сто цехинов и сказал:
- Иди, и пусть в минуту сомнения кто-нибудь скажет и тебе
успокоительное слово.
Он приказал схватить первого попавшегося прохожего, отрубил ему
голову, за уши принес ее к султану и положил у его ног на красный
ковер, чтоб не так заметна была кровь.
- С этим человеком случилось то, что было написано в книге
судьбы! - сказал Диарбекир. - Ему было суждено погибнуть от моей руки,
и моя рука исполнила только волю судьбы.
Услыхав эти благочестивые слова, султан Азис ответил:
- Всегда и во всем да будет воля аллаха!
- Вот голова того, кто был поэтом, по имени Селим! - сказал
Диарбекир. - Он осмелился воспеть красоты твоей повелительницы
Зорайбы, да будет она благословенна, и ее родинку, да будет она
священна!
Султан Азис сказал:
- Пусть повторят мне эту песню.
И когда придворные певцы спели песню, он сказал:
- Поэт не может нас слышать, и теперь мы можем сказать, его песнь
прекрасна! Он посмотрел на отрубленную голову:
- Мы нашли его достойным казни. Аллах, быть может, рассудит
иначе. Похороните его голову вместе с телом, чтобы в день суда он мог
предстать пред аллахом, как добрый мусульманин.
Визирь Диарбекир отвечал:
- Слушаю и повинуюсь!
И приказал похоронить туловище в одном месте, а голову в другом,
чтоб казненный не мог в день последнего суда найти своей головы и
предстать пред аллахом с жалобой на правосудие.
Вот пока все, что касается султана Азиса и его визиря Диарбекира.
А поэт Селим, тайно отпущенный на свободу визирем, ночью покинул
город, достиг владений соседнего султана, грозного и могучего Шидара,
подождал у дворца выезда султана на охоту, упал на колени и
воскликнул:
- Султан Шидар! Возьми меня к себе во дворец. По крайней мере,
кроме тебя, при дворе будет умный человек!
Султан страшно разгневался:
- Как, попрошайка? Сметь назвать всех моих визирей дураками?
Величайшее из преступлений! Голову долой!
- Пока на свете существуют мечи, голова у человека вообще
держится непрочно! - сказал Селим. - Но почему же ты называешь это
величайшим преступлением? Преступление было бы гораздо больше, если бы
я не прибавил слов: "кроме тебя".
Султан Шидар даже расхохотался:
- Дерзость этого наглеца поистине беспредельна! Он оправдывает
одно преступление другим!
- Так бывает всегда, повелитель! - отвечал Селим. - Преступление
оправдывается преступлением.
- Я никогда об этом не слыхал! - сказал султан Шидар.
- Позволь мне показать тебе пример! - сказал Селим. - Казнить
меня ты всегда успеешь. Но сначала позволь мне провести три дня в
твоем дворце. Я обязуюсь совершить величайшее из преступлений, от
которого никто не пострадает, и извинить это еще большим
преступлением, которое никому не причинит вреда.
Султана это заинтересовало. Он сказал:
- Согласен. Не сумеешь извинить - пеняй на себя.
Два дня поэт Селим жил во дворце султана Шидара, пил, ел, а на
третий день во дворе поставили уже виселицу.
- Для тебя! - сказал султан.
- Подожди сегодняшнего вечера! - сказал Селим.
Вечером султан Шидар, по обыкновению, пошел гулять между
цветущими кустами жасмина, как вдруг из кустов выскочил Селим,
бросился на султана, обнял его и поцеловал.
- Негодяй! - воскликнул султан. - Сметь коснуться султана! Нечего
ждать до завтра! Повесить его сейчас!
Селим упал перед ним на колени.
- Повелитель! Я не хотел касаться твоей священной особы! В
темноте я не разобрал! Я думал, что это твоя жена Зюлейя!
Султан понял дерзкую шутку, рассмеялся и сказал:
- Ты оправдался в тяжком преступлении еще тягчайшим. Дать ему за
это блюдо серебра.
Селим принял блюдо с серебряными монетами и сказал:
- Хороший хозяин блюдо риса посыпает шафраном.
Султан расхохотался и сказал:
- Что за ненасытный наглец! Насыпьте ему сверху золотых.
И спросил Селима:
- Кто ты такой?
- Я человек, который не может обеднеть! - отвечал Селим.
- Как так? - спросил султан.
- Всякий живет тем, что у него есть, а я тем, чего не существует.
То, что есть, можно потерять, а того, чего не существует, и потерять
невозможно. Прикажи своим визирям догадаться, кто я такой!
Визири пришли в смущение и ответили:
- Того, что говорит этот человек, не может быть!
Тогда Селим сказал:
- Разве я был неправ, когда сказал, что твои визири глупы? Очень
просто. Я живу фантазиями. Я поэт.
И попросил:
- Возьми меня жить к себе во дворец!
Султан Шидар спросил:
- А что ты будешь делать?
Поэт Селим ответил:
- Я буду придворным поэтом. На все вопросы я буду давать тебе
ответы, которые тебе доставят удовольствие.
Султан Шидар сказал:
- Хорошо. Ответь мне на три вопроса.
Поэт Селим сказал:
- Слушаю и отвечаю.
- Кораллы розовые. Но почему есть и белые кораллы?
- Спроси сначала у твоих придворных ученых.
Придворные ученые собрались, посоветовались и сказали:
- Это зависит от количества соли, которая заключается в некоторых
морских водах...
- Прикажи им замолчать, повелитель! - воскликнул Селим. - От их
объяснений у меня во рту - словно я напился морской воды! Я тебе
объясню. И эти кораллы были розовыми. Но однажды прекрасная Зорайба,
султанша султана Азиса, купалась в море. И, увидав ее розовое тело,
кораллы побелели от зависти.
- Султанша Зорайба должна быть красива! - сказал султан Шидар и
задал второй вопрос: - Почему глаза газели прекрасны?
- Спроси сначала у своих ученых! - сказал Селим.
Ученые посоветовались и ответили:
- Потому, повелитель, что таково их строение!
- Ты понял что-нибудь? - спросил Селим.
- Ответ мне кажется глупым, потому что ничего не объясняет! -
сказал султан.
- Слушай же, я тебе объясню. Однажды газель, гуляя в саду султана
Азиса, увидела султаншу Зорайбу, засмотрелась на ее красоту, и с тех
пор глаза газели стали прекрасными.
- Неужели султанша Зорайба так красива? - воскликнул султан и
задал третий вопрос:
- Что будет, когда нас не будет?
Ученые ответили:
- Не знаем.
А Селим ответил:
- Останется песнь о прекрасной Зорайбе.
И спел султану свою песню о Зорайбе, самой красивой из женщин.
Слушая его, султан Шидар воспламенился и сказал:
- Я хочу, чтобы Зорайба была моей женой.
Селим поклонился и сказал:
- Нет ничего легче. У одного человека была соколиная охота. Пока
он ездил со своими соколами на охоту, все шло хорошо. Но когда он
перестал выпускать соколов бить дичь, соколы передушили у него весь
курятник. Войско должно воевать. А то оно наделает бед в своей
собственной стране. Пошли войско сватать тебе Зорайбу. Позволь, я
напишу султану Азису письмо. Оно будет так же кратко, как убедительно.
И Селим написал:
"Султану Азису султан Шидар. У тебя едва 10000 всадников, у меня
их сто тысяч. Если ты вышлешь всех своих солдат, их наберется 30 тысяч
человек. Если я пошлю только половину моих, - их будет триста тысяч.
Сосчитай и немедленно пришли свою жену Зорайбу ко мне в гарем. Если ты
послушаешь меня, - это будет последней обидой в твоей жизни. Я возьму
тебя под свое покровительство. Если не послушаешь, - это будет только
первой из обид. Подумай и ответь".
Султан Шидар прочел, одобрил:
- Кратко и убедительно.
Приложил свою печать и послал.
Султан Азис ответил:
"Могущественный султан! Аллах один могуществен, и аллах один,
султан! Ты полагаешься на свою силу, я на силу аллаха. Ты вверяешься
людям, я аллаху. Пусть он решит, что ему угоднее: сила или правда. У
спальни моей жены есть один порог - мой труп. Подумай и поступай".
Султан Шидар задумался:
- В наших человеческих делах мы часто забываем, что есть аллах.
Но Селим сказал ему:
- Аллах создал орех. И аллах создал камень. И создал так, что
камень разбивает орех. Это воля аллаха. Но если орех думает, что он
может разбить камень, - это непослушание воле аллаха. Накажи Азиса за
его нечестие.
И султан Шидар приказал войскам:
- До сих пор моим только желанием было, чтоб прекрасная Зорайба
была султаншей в моей земле. С этого дня это должно быть и вашим
желанием. Идите и руками, обрызганными кровью Азиса, приведите мне
Зорайбу.
Войска султана Азиса были разбиты, его владения опустошены,
дворец разграблен и разрушен, он сам убит на пороге своего гарема.
Только два человека уцелели.
Зорайба, которую отвезли в гарем султана Шидара. И великий визирь
Диарбекир, который вымолил себе жизнь:
- Это я спас жизнь любимцу султана, славному и великому поэту
Селиму.
Когда Зорайбу привели в гарем султана Шидара, гарем наполнился
плачем, и главная управительница гарема Айша-ханум, око сердца
султана, на обязанности которой лежал выбор жен и наложниц, пришла к
султану, поклонилась до земли и сказала:
- Поэты обманщики, властелин, они все умеют делать прекрасным. И
Селим обманул твою мудрость. С тех пор, как я вижу женщин, я не видела
ни одной безобразнее Зорайбы. Несчастная так некрасива, что всех жен и
рабынь твоих охватило сострадание, и они плачут об ее безобразии.
Султан страшно разгневался, призвал к себе Селима и сказал:
- Ты заставил меня даром сделать столько злодейств? Тогда я
сделаю доброе дело: прикажу отрубить тебе голову. Слышишь, что говорит
Айша, око моего сердца?
Селим поклонился и спокойно сказал:
- При выборе жен надо смотреть своими глазами, повелитель.
Прикажи привести Зорайбу, и если она так некрасива, выдай ее замуж за
меня, твоего негодного слугу. Лучше наказания придумать невозможно.
Женщины плачут только при виде чужого несчастья и чужого счастья. При
виде чужого несчастья от радости, что несчастие не с ними. И при виде
чужого счастья от зависти. Но не было случая, чтоб женщина оплакивала
чужое безобразие. Тогда она радуется своей красоте.
Султан приказал привести Зорайбу.
Пришел в восторг от ее красоты, приказал наказать плетьми
Айшу-ханум, отнял все наряды у всего гарема и подарил их Зорайбе.
Но Зорайба была неутешна. Она сказала:
- Жизнь кончена, началось ожидание смерти. Как пойманный дикий
зверь, она смотрела на султана.
И чем она была неприступнее, тем больше разгоралась страсть
султана Шидара. Он желал и боялся.
Зорайбе было запрещено заплетать волосы, чтобы она косой не
задушила султана.
От нее отняли все драгоценности, чтоб она не выколола султану
глаза. Среди слез она смеялась:
- Ваш султан похож на лань, которая обнюхивает связанную пантеру.
Зорайба гуляла, как всегда, одна в султанском саду и встретилась
с Селимом, который с тех пор, как стал любимцем Шидара, спокойно ходил
везде, где хотел.
- Какое новое несчастие предвещает мне встреча с тобой, сын
несчастья? - воскликнула Зорайба.
Селим поклонился и сказал:
- Да продлит аллах твою жизнь на долгие годы!
- Да пошлет аллах на твою голову столько проклятий, сколько дней
будет в этих годах, источник всех моих несчастий!
- Проклинай не меня, а свою красоту!
- Она проклята с тех пор, как ты посмотрел на нее своим проклятым
взглядом. Красота, как мед. На нее летят мухи. И прилетела такая
ядовитая муха, как ты.
- Я здесь ни при чем, султанша! Хорошо быть красивой, и опасно
быть красавицей. Отлично быть богатым, но страшно быть несметным
богачом. Умный старается его обмануть, дурак убить и ограбить.
- Скажи лучше: когда слон и человек встретятся на узкой тропинке
над пропастью, слон должен схватить человека хоботом и сбросить его в
пропасть. Иначе, посторонившись, он упадет в пропасть сам. Зачем я,
султанша, пощадила тебя, простого смертного! Зачем не приказала своим
евнухам тогда же убить тебя! Я была бы счастливою султаншей.
- Кто мешает тебе быть ею и сейчас? Природа щедро наградила вас.
Не каждый мужчина может рассчитывать быть султаном. Но каждая женщина
может надеяться стать султаншей!
- Лучше удар от милого, чем поцелуй врага. Я предпочла бы тебя
султану Шидару, как тебе предпочла бы змею.
- Женщины сами похожи на змей. У змеи яд в ядовитом зубе, у
женщины в глазах. Слезы - сильнейший яд.
- Ты думаешь?
- Это знают все в простом народе. Женщина плачет столько, что ее
слезами можно было бы отравить сто человек.
- И ядовитые растения приносят цветы. На тебе, ядовитый куст,
вырос для меня цветок!
Так ответила Зорайба и удалилась с сердцем, полным надежды.
Она теперь плакала и собирала слезы.
Она по ночам сидела над кубком и, чтобы больше себя разжалобить,
думала о прошлом счастье, могуществе, о султане Азисе, называла его
самыми нежными именами и приписывала ему достоинства, каких у него
даже не было, как мы делаем относительно мертвых.
В живых мы не видим ничего, кроме недостатков, в мертвых -
ничего, кроме достоинств.
Когда, через несколько времени, кубок до половины был полон
слезами, Зорайба нарвала веток цветущей сирени и послала цветы с
Айшей-хацум к султану Шидару, приказавши сказать:
- Не каждый ли год расцветает сирень? Так и сердце женщины, когда
облетят одни цветы, - дай срок, и расцветут другие. Твоя любовь
тронула мое сердце, а твоя сила заставила полюбить. Я хочу вступить с
тобой в борьбу. Вместо того, чтобы ты был моим повелителем, я хочу
стать твоей повелительницей. Сегодня, вечером, приходи ко мне, я дам
тебе выпить до дна кубок вина, - а я буду пьяна от страсти. Моя
красота принадлежит тебе.
- А она не отравит меня? - спросил султан.
- Повелитель, мое тело и до сих пор болит от плетей! - отвечала
Айша-ханум. - Это заставляет меня быть благоразумной. Вино я выдам
сама, а яду ей неоткуда достать. Я смотрю за ней, как смотрели бы твои
собственные глаза.
Перед вечером султан Шидар отправился в хаммам, натерся розовым
маслом и в богатой одежде явился к Зорайбе. Она встретила его,
радостная и веселая, и подала ему кубок: - Пей, мой повелитель!
- Желаю тебе столько поцелуев, сколько капель в этом кубке! -
сказал Шидар и, залпом выпив кубок, добавил:
- У этого вина странный вкус.
- Это кипрское вино! - сказала Зорайба. - Оно поможет тебе
осуществить твое пожелание мне о поцелуях!
- У меня что-то жжет в груди.
- Это страсть.
Но султану сделалось дурно.
- Я отравлен! - воскликнул он.
Зорайба отвечала:
- Да!
Султан закричал. Сбежались слуги. Позвали врачей. Зорайба
спокойно сказала:
- Напрасно. Ваше знание еще не нашло средства от этого яда.
Тогда султан Шидар, мучаясь в предсмертных мучениях, велел
позвать Диарбекира и сказал ему:
- Я читал поэму Селима, где он восхваляет твою мудрость, доброту
и справедливость. Я делаю тебя своим великим визирем и тебе завещаю
заботу обо всех моих владениях, потому что я умираю бездетным. Я
приказываю тебе жестоко отомстить за мою смерть. Покарай всех
виновных. Узнай, каким ядом я отравлен, и кто ей дал этот яд?
Диарбекир приступил к Зорайбе:
- Кто дал тебе яд?
Она ответила, смеясь и глядя на муки Шидара.
- Султан Шидар.
И, видя, что последняя минута его жизни наступила и ничто не
может спасти султана, - она сказала:
- Клянусь аллахом, что я говорю истину. Яд, которым я отравила
Шидара, я получила от самого Шидара. Больше виновных нет. Потому что я
отравила его слезами, давши ему выпить в вине полкубка слез. Пусть те,
кто заставляет плакать, знают, что слезы - яд.
Шидар в страшных мучениях умер.
А Диарбекир, севши на его престол, приступил к суду. Он сказал:
- Человек погиб из-за брильянтов. Человека хоронят, но брильянтов
не бросают. Зорайбу мы берем к себе в жены. А ты, - обратился он к
Селиму, - твоя песнь в честь моей мудрости, справедливости и доброты
сослужила мне службу. Ты больше мне не нужен. Твои стихи о красоте
Зорайбы были причиной всех гибельных бед, и тебе вполне справедливо
отрубить голову.
Селим увидел, что больше ему на этом свете делать нечего,
улыбнулся и спокойно сказал:
- Я потеряю голову, а ты славу. Знай, Диарбекир, что я сложил
другую песню, в которой правдиво рассказал все, как было. Сто писцов
сто дней переписывали эту песню. Она хранится у верных людей с
завещанием пустить эти листки в народ, как птиц пускают на воздух, в
день моей смерти. Пройдут века, а мир все будет знать о бедной,
прекрасной султанше Зорайбе, о султане Азисе, о злом тиране Шидаре и о
вероломном, низком слуге двух господ, визире Диарбекире. А теперь
отправь на казнь меня и твое доброе имя.
Так и узнал весь мир о том, что случилось, и как случилось все,
что случилось. Можно поэта убить, но песню убить невозможно...
(Восточная сказка)
Во имя аллаха, единого, великого и милосердного. Прекрасным
утром, какие бывают весною в Багдаде, ехал мудрый и славный халиф
Гарун-аль-Рашид, - да будет благословенна его память, - с верным
визирем Джиабеккиром по базару своего города.
По узким улицам длинными, бесконечными нитями тянулись караваны
нагруженных верблюдов, выступавших неслышно, неспешно и важно.
Неистово кричали, захлебывались и плакали, как дети, маленькие
ушастые ослы. Как это бывает с ними весною, они кричали не только при
виде ослицы, но и при виде коровы. Потому что они ослы.
Словно торопясь умереть, бежали, часто перебирая ногами,
сбившиеся в одну груду грязные овцы, поднимая облако пыли.
Стуча по земле маленькими копытами, бежали и скакали с испуганным
взглядом, с тревожным блеяньем козы.
Ехали верхами на белых, на серых красивых конях, держа в руках
кривые сабли в богатых ножнах, знатные люди. Несли в закрытых носилках
женщин.
Жалобно пели дервиши, с подвязанной здоровой рукой, с подвязанной
здоровой ногой, которыми они не пользовались, истязая себя, во славу
аллаха.
С оглушительным стуком колотили сталь на наковальнях кузнецы.
Слесаря визжали пилами по железу.
Мелко, дробно и звонко колотили медники по тонкой меди, выковывая
узорные чаши для омовений.
У мясных лавок висели на крючьях, украшенные красными бумажными
розами, туши молодых барашков с большими широкими курдюками. И мясники
проворно и ловко работали около них, одним ударом рассекая тушу на две
совершенно равные половины.
Хлебопеки вынимали из печей золотые хлебы, нежные и пышные.
Из харчевен пахло уже чесноком, шафраном, луком, тмином, анисом и
жирным пловом.
Торговцы коврами развертывали перед покупателями огромные тяжелые
ковры и сами любовались яркими и живыми цветами.
- Возьми этот, господин! Он украсил бы спальню самого великого
нашего халифа, да продлит аллах его дни! - Да продлит!
- Время вызолотило его ворс. Словно солнцем освещен он. Луч
солнца войдет вместе с этим ковром в твое жилище.
Продавцы драгоценностей соблазняли женщин, закутанных в черные
чадры, показывая им ценные вещи.
Бледно-розовые кораллы и похожую на кусочек утреннего неба
бирюзу, - друзей человека, которые имеют свойство оставаться светлыми,
пока человек здоров, и темнеют, едва человек заболел.
Рубины, - камень, который оживляет сердце, мозг, дает бодрость и
память человеку, очищает застывшую, испорченную кровь.
Сапфиры, - которые охраняют человека, дают ему храбрость, веселят
сердце, услаждают все жизненные чувствования, пленяют глаз, прочищают
зрение, удерживают приливы крови, укрепляют тело, восстанавливают
силу.
Ониксы, - возбуждающие в сердце милосердие, в душе добродетель и
изгоняющие пороки. Изумруды, - камень враг всякой нечистоты. -
Испытайте его: если мужчина и женщина живут друг с другом в
распутстве, и около них этот камень, - он лопается при злоупотреблении
природой.
Алмазы, - самые драгоценные из камней. Они удерживают ярость и
сластолюбие, дают воздержание и целомудрие. Малейшая частица этого
камня может отравить лошадь, если дать его в питье, а тем более
человека. Эти горящие всеми огнями камни лучше всего освещают дорогу к
женскому сердцу.
Жемчуга, которые означают слезы только тогда, когда они мелки.
Крупный жемчуг еще никогда не заставлял плакать ни одну женщину.
Горели камни, горели женские глаза.
Глядя на все это и радостным сердцем слушая все эти голоса жизни,
- лязг железа, крики погонщиков, стук копыт, визг пилы, клятвы, брань,
зазывание торговцев, Гарун-аль-Рашид сказал своему визирю Джиабеккиру:
- Поистине этот город напоминает муравейник, где каждый муравей
делает какое-то маленькое дело, - а в общем поднимается прехитрая
постройка. Мне кажется, Джиабеккир, что правитель должен как можно
меньше вмешиваться в эту жизнь, чтобы не быть похожим на того
прохожего, который наступает ногой на муравейник и в одно мгновение
разрушает то, что тысячи муравьев строили целые недели.
- Мудрость не покидает тебя, повелитель, как твой верный слуга. И
ты не покидаешь мудрости, как ее верный слуга! - отвечал Джиабеккир.
В это время они проезжали мимо кофейни, которая в такой ранний
час дня была еще пуста.
Только три человека сидели молча вокруг столика перед финджанами,
- узорными чашечками густого кофе, - и молча курили абурих, - черный
сирийский табак, прозванный "отцом благовония".
Гарун-аль-Рашид посмотрел на сидевших с улыбкой и сказал своему
визирю:
- Во всем городе только три бездельника, которые с утра сидят в
кофейне.
- Это немного! - сказал Джиабеккир. - И если аллах из-за трех
праведников щадит город, - то из-за трех бездельников он не станет
разрушать этого города!
Они поехали дальше, но путь им преградил обоз. Джиабеккир хотел
было распорядиться, чтобы дали дорогу, но Гарун-аль-Рашид остановил
его:
- Не будем наступать ногой на муравейник!
И они остались ждать, пока обоз проедет через улицу.
В это время они услыхали сзади себя шум и крики и, оглянувшись,
увидели, что три бездельника, сидевшие в кофейной, вскочили со своих
мест, опрокинули столик, чашки с кофе и наргилэ, кричат во все горло и
ожесточенно спорят.
- Любопытно, что могло так взволновать даже бездельников? -
сказал Гарун-аль-Рашид, повернул своего коня и подъехал к кофейной. -
Мир да будет над вами! - сказал он.
Спорившие поцеловали землю у ног его коня и сказали:
- Аллах да продлит твои дни и славой их да наполнит вселенную!
- Аллах пусть сделает так, как лучше! - ответил халиф. - Скажите
мне, о чем вы спорите?
Они заговорили все сразу.
Но Гарун-аль-Рашид приказал говорить кому-нибудь одному:
- А другие пусть только направляют его на дорогу, если он сойдет
с пути истины.
И один из споривших сказал:
- Увидев нас, повелитель, ты изволил улыбнуться. Твоя улыбка
разлила жизнь и радость, как первый луч солнца, когда оно показывается
из-за гор. И мы спорим: к кому из нас относилась твоя улыбка?
- Об этом лучше бы спробить того, кто улыбнулся, чем спорить
между собою! - сказал халиф и ответил:
- Так знайте же. Я улыбнулся тому, кто из вас наибольший
бездельник!
Прослыть первым бездельником в Багдаде так же нелестно, как и в
Дамаске, как и в Каире. Но - улыбка халифа!
- Ему улыбнулся халиф! Это останется.
А за что улыбнулся - это забудут. Заслуги забываются. Награды
остаются.
Когда уста халифа расходятся в улыбку, - это открываются завесы к
милости.
А милость халифа - это дверь к почестям. Почести - дверь к
богатству. И трое споривших заспорили вновь.
- Значит, повелитель изволил милостиво улыбнуться мне!
- Нет, мне!
- Врете, мне!
- Я первый бездельник во всем Багдаде!
- Нет, я!
- Я!
- Стойте! - сказал Гарун-аль-Рашид. - Пусть каждый расскажет сам
о себе, насколько он бездельник, - а я уж решу, кому я улыбнулся, и
прикажу дать виновному столько палок по пяткам, сколько он будет
заслуживать. Рассказывайте теперь.
Палки по пяткам заставили задуматься споривших. Но улыбка халифа
- это утренняя звезда. Милость - предрассветный ветерок. Почести -
заря, и богатство - солнце, освещающее жизнь.
Перед чем человек остановится, - когда его ждет улыбка халифа?
- Меня зовут Бэн-Бэкар, к твоим услугам, повелитель! - сказал
первый из споривших. - Я благородно рожденный араб. И знаю своего
отца, потому что моя мать так же блистала добродетелью, как отец
славился своим богатством. Все, что ты, повелитель, можешь окинуть
глазом, поднявшись на самую высокую гору, все к восходу и закату
солнца, к полудню и полуночи, - все это завоевано моими предками
вместе с твоими. Во всех битвах, где твои предки были военачальниками,
мои сражались как воины. И, выслушав мою повесть, - я надеюсь, -
повелитель, ты найдешь, что я первый бездельник в Багдаде, заслужил
твою улыбку, но не заслужил наказания, потому что виноват в своем
безделье не я, - а все окружающие меня народы. Турки, лукавые сирийцы,
пронырливые армяне, хитрые афганцы, черные негры, коричневые
абиссинцы, те, что приходят к нам с караванами из далекого Египта,
китайцы с косыми глазами, трусливые евреи, предприимчивые монголы,
которые являются к нам оттуда же, откуда появляется солнце, из-за
необозримых пустынь и высоких ледяных гор, персы с крашеными бородами
и красными ногтями, индусы с бесстыжими знаками, нарисованными на их
лицах, бедуины в полосатых плащах, сарты, туркмены, киргизы,
сомалийцы, сингалезы, воинственные сикки, поклоняющиеся огню парсы,
сиамцы, жители Тибета. Разве их всех пересчитаешь и упомнишь? У кого в
руках вся торговля? Кто привозит к нам жемчуг из Тутикарина? Индусы!
Цветные камни с Цейлона? Сингалезы. Шелк? Китайцы. Ковры, чтобы
заглушать твои шаги? Сирийцы. Кашемирские шали, чтобы благочестиво
покрывать гробницы предков? Афганцы. Благовонный ладан, аравийскую
амбру, чтобы обращать воздух в воздух рая пророка? Сомалийцы. Розовое
масло, чтобы превращать гарем в цветник? Турки. Сладчайшие фрукты нам
доставляют персы. Мы, победители, мы, покорители, - мы не можем даже
жить трудами своих рук. Потому что лучшую сталь выковывают поклонники
Брамы. Искусно режут по слоновой кости абиссинцы. Я не мог бы даже
растирать в бане разгоряченные и разнеженные тела моих сограждан,
потому что этим делом занимаются сильные, ловкие и проворные, как
кошки, негры. Каким промыслом я займусь, когда кофейня, где я сижу,
принадлежит египтянину, мясная лавка напротив - жителям Дели или Агры,
а лечебными травами наискосок торгует иудей? Что ж остается мне
делать? Мне, благородно рожденному арабу! Плакать, жаловаться и сидеть
целый день, - от восхода до заката солнца, и после заката в кофейной.
Я и сижу здесь, сижу безвыходно, жалуюсь на судьбу и пью кофе .уж на
последние пиастры, которые остались у меня в длинном, но пустом
кошельке. Уж одно это, повелитель, делает меня достойным твоих
милостей. А впрочем, пусть будет так, как угодно аллаху!
Гарун-аль-Рашид выслушал его со вниманием и сказал:
- Отчаяние - это собака, которую надо бить палкой, чтобы она не
выла. Жалобы распространяют уныние, как скверный запах. Ничего не
делать, только жаловаться и возбуждать уныние в других. Да, ты
порядочный бездельник, и я с удовольствием дал бы тебе награду. Но
послушаем других. Говори теперь ты.
- Твоего раба зовут Абал-Гассаном! - низко поклонившись, сказал
второй из споривших.