Чехов Антон Павлович - В. Ермилов. Чехов

ы спасения, призывает думать о грозящей беде. Но Раневская и Гаев живут иллюзорными представлениями. Гаев носится с фантастическими проектами. Оба они проливают множество слез о потере своего вишневого сада, без которого, как они уверены, они не смогут жить. Но дело идет своим чередом, происходят торги, и Лопахин сам покупает имение. Когда беда совершилась, выясняется, что никакой особенной драмы для Раневской и Гаева не происходит. Раневская возвращается в Париж, к своей нелепой "любви", к которой она и без того вернулась бы, несмотря на все ее слова о том, что она не может жить без родины и без вишневого сада. Гаев тоже примиряется с происшедшим. "Ужасная драма", которая для ее героев, однако, вовсе и не оказывается драмой по той простой причине, что у них вообще не может быть ничего серьезного, ничего драматического, - такова водевильная основа пьесы.

   Образ вишневого сада играет в пьесе большую, многостороннюю роль. Прежде всего он символизирует поэзию старой жизни, ту поэзию "лунных ночей", "белых фигур с тонкими талиями", "дворянских гнезд", исчерпанность, изжитость которой с такою остротою выражена была в рассказе "У знакомых". Эта поэзия выродилась уже в фарс, водевиль. Дворянская культура, когда-то живая и плодотворная, давно стала мертвой, превратилась в "многоуважаемый шкап", и которому обращается с одной из своих обычных шутовских речей по случаю столетнего юбилея шкапа водевильный дядюшка Гаев, страдающий патологической, безудержной болтливостью. А законная наследница отжившей поэзии "дворянских гнезд", юная Аня, дочь Раневской, преемница Лизы Калитиной, Татьяны Лариной, весело, по-молодому звонко, бесповоротно прощается со всей этой устаревшей, потерявшей живое содержание, мертвой "красотой". Ей помогает в ее духовном развитии, в определении отношения к прошлому, настоящему и будущему родины, студент Петя Трофимов. Он раскрывает Ане глаза на то темное, страшное, что таилось за поэзией дворянской культуры.

   "Подумайте, Аня,- говорит он жадно слушающей его девушке, - ваш дед, прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми душами, и неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите голосов... Владеть живыми душами - ведь это переродило всех вас, живших раньше и теперь живущих, так что ваша мать, вы, дядя уже не замечаете, что вы живете в долг, на чужой счет, на счет тех людей, которых вы не пускаете дальше передней... Ведь так ясно, чтобы начать жить в настоящем, надо сначала искупить наше прошлое, покончить с ним..."

   Конец прошлому! В этом весь пафос пьесы.

   Трофимов зовет Аню к красоте будущего.

   "Я предчувствую счастье, Аня, я уже вижу его... Вот оно, счастье, вот оно идет, подходит все ближе и ближе, я уже слышу его шага. И если мы не увидим, не узнаем его, то что за беда? Его увидят другие!"

   Сам Петя Трофимов вряд ли принадлежит к числу передовых, умелых, сильных борцов за грядущее счастье. Во всем его облике мы тоже чувствуем некоторое противоречие между силой, размахом мечты и слабостью мечтающего, характерное для Вершинина, Тузенбаха и других чеховских героев. "Вечный студент", "облезлый барин", Петя Трофимов чист, мил, но чудаковат и недостаточно серьезен для великой борьбы. В нем есть черты "недотепства", свойственные почти всем персонажам этой пьесы. Но все то, что он говорит Ане, дорого и близко Чехову.

   Вновь мы встречаемся со знакомым чеховским мотивом близости счастья. Но неужели же делец Лопахин несет его с собою? Так представляли тему пьесы многие интерпретаторы из числа тех, которые зачисляли Чехова по ведомству "радикальной" и иной буржуазии. Нет ничего нелепее этой вульгарнейшей трактовки.

   Какая же красота может связываться с Лопахиным? Вот он вырубит прекрасный сад и напустит дачников. Пошлая буржуазная проза жизни ворвется сюда вместе с ним, - проза, разрушающая всякую красоту, подрубающая ее под корень! Лопахин, как характеризует его функцию Петя Трофимов, - это "хищный зверь, который съедает все, что попадается ему на пути". Так "съедает" он и красоту вишневого сада. Лопахин нужен для "обмена веществ", как говорит Петя Трофимов: для выполнения короткой социальной роли - помочь разрушению, "пожиранию" того, что уже отжило.

   Нет, будущее не с Лопахиным!

   "Вишневый сад" - это пьеса о прошлом, настоящем и будущем родины. Будущее тоже встает перед нами в образе прекрасного сада.

   "Вся Россия наш сад", говорит Трофимов во втором действии, и ему вторит в финальном акте Аня: "Мы насадим новый сад, роскошнее этого..."

   Образ красоты самой родины возникает перед нами.

   Гаевы-Раневские недостойны ни красоты будущего, ни даже красоты умирающего прошлого. Они - вконец измельчавшие, выродившиеся потомки, даже не эпигоны прошлой культуры, а просто смешные призраки.

   "Вот слезоточивая Раневская и другие бывшие хозяева "Вишневого сада", - писал Горький, - эгоистичные, как дети, и дряблые, как старики. Они опоздали вовремя умереть и ноют, ничего не видя вокруг себя, ничего не понимая, - паразиты, лишенные силы снова присосаться к жизни". Как чужды и они, с их ничтожностью, и Лопахин, с его прозой, нежной прелести вишневого сада, поэзии жизни!

   Придут люди, которые будут достойны всей красоты родной земли. Они очистят, искупят все ее прошлое и превратят всю родину в волшебный, цветущий сад. Мы чувствуем, что Аня будет вместе с этими людьми.

   Таково поэтическое содержание мудрого и самого светлого, оптимистического произведения Чехова.

   Чехов хотел, чтобы спектакль Художественного театра прозвучал в том оптимистическом тоне, в каком он написал пьесу. Он хотел, чтобы в зале стоял неудержимый смех над ничтожным, "призрачным" миром Гаевых и Раневских, он требовал, чтобы Раневскую обязательно играла "комическая старуха", ему хотелось, чтобы зритель ясно чувствовал водевильность всех страданий слезоточивых героев, всех слез, проливаемых ими. Когда В. И. Немирович-Данченко написал ему, что в пьесе "много плачущих", то Антон Павлович был искренно удивлен этим впечатлением. "Почему, - спрашивает он В. И. Немировича-Данченко, - ты в телеграмме говоришь о том, что в пьесе много плачущих? Где они? Только одна Варя, но это потому, что Варя плакса по натуре и слезы ее не должны возбуждать в зрителе унылого чувства. Часто у меня встречается "сквозь слезы", но это показывает только настроение лиц, а не слезы".

   И в самом деле, разве может зритель сочувствовать пустым, ничтожным страданиям пустых, ничтожных, хотя и очень добродушных, по-своему милых людей, какими являются Раневская и Гаев? Все в их жизни смешно и нелепо, даже то, что муж Раневской "умер от шампанского". Тут и самая смерть становится водевильной, шутовской, - смерть человека, который, как говорит о своем покойном муже Раневская, в своей жизни "делал" только одно - долги.

   Очень интересен способ, с помощью которого Чехов подчеркивает шутовскую "призрачность", несерьезность всего мира Гаевых Раневских. Он окружает этих центральных героев своей комедии боковыми персонажами, уже откровенно фарсовыми, вполне гротесковыми, отражающими комическую никчемность главных фигур.

   Еще в своей юношеской пьесе "Безотцовщина" Чехов нащупал этот художественный прием отражения. Лакейская внутренняя сущность "господ" подчеркивалась их сходством со своими лакеями: господа отражались в слугах, по пословице: "каков барин, таков и слуга", или: "каков поп, таков и приход". Один из героев "Безотцовщины" изумляется тем, как похожи лакеи на господ. "Они во фраках! Ах, чорт возьми! Ужасно вы на господ похожи!" повторяет он.

   В "Вишневом саде" этот мотив отражения развивается во множестве вариаций, начиная от простых и кончая сложными, зашифрованными.

   Горничная Дуняша говорит своему возлюбленному, лакею Яше: "Я стала тревожная, все беспокоюсь. Меня еще девочкой взяли к господам, я теперь отвыкла от простой жизни, и вот руки белые-белые, как у барышни. Нежная стала, такая деликатная, благородная, всего боюсь. Страшно так. И если вы, Яша, обманете меня, то я не знаю, что будет с моими нервами".

   Дуняша - пародия на "белые фигуры с тонкими талиями" и "тонкими", "благородными", хрупкими нервами, - фигуры, которые давно отжили свое время. Она бредит тем же самым, чем бредили когда-то они, - свиданиями при луне, нежными романами.

   Такое же пародийно-отражающее значение имеют в пьесе фигуры фокусницы-эксцентрика Шарлотты, конторщика Епиходова (чей образ был навеян Чехову фигурой циркового клоуна), лакея Яши. Именно в этих образах - карикатурах на "господ" - с совершенною ясностью отражается полная призрачность, шутовская несерьезность всей "гаевско-раневской" жизни.

   В одинокой, нелепой, ненужной судьбе приживалки Шарлотты Ивановны есть сходство с нелепой, ненужной судьбой Раневской. Обе они относятся сами к себе, как к чему-то непонятно-ненужному, странному; и той и другой жизнь представляется туманной, неясной, какой-то "призрачной". Вот как говорит Шарлотта о себе:

   "Шарлотта (в раздумьи). У меня нет настоящего паспорта, я не знаю, сколько мне лет, и мне все кажется, что я молоденькая. Когда я была маленькой девочкой, то мой отец и мамаша ездили по ярмаркам и давали представления, очень хорошие. А я прыгала salto-mortale и разные штучки. И когда папаша и мамаша умерли, меня взяла к себе одна немецкая госпожа и стала меня учить. Хорошо. Я выросла, потом пошла в гувернантки. А откуда я и кто я - не знаю. Кто мои родители, может, они не венчались... не знаю. (Достает из кармана огурец и ест.) Ничего не знаю. (Пауза.) Так хочется поговорить, а не с кем... Никого у меня нет... и кто я, зачем я, неизвестно..."

   Это - невеселые высказывания, но ошиблась бы исполнительница этой роли, если бы она окрасила весь образ Шарлотты Ивановны грустью. Главное в ней - это то, что она до самозабвения увлекается фокусами, эксцентрикой. От "призрачной" жизни, в которой все непонятно, в которой "только кажется, что мы существуем", Шарлотта уходит в еще более призрачный, издевающийся над логикой мир эксцентрики. В этом уходе от реальности - и ее утешение и вся ее жизнь.

   Раневская тоже "не понимает своей жизни", как и Шарлотта, и ей тоже "не с кем поговорить". Она жалуется Пете Трофимову словами Шарлотты: "Вы видите, где правда и где неправда, а я точно потеряла зрение... Мне одной в тишине страшно..."

   Как и Шарлотте, Раневской тоже "все кажется, что она молоденькая", и живет Раневская, как эксцентрическая приживалка при жизни, ничего не понимая в ней.

   Замечательна шутовская фигура Епиходова. Со своими "двадцатью двумя несчастьями" он тоже представляет собою карикатуру - и на Гаева, и на помещика Симеонова-Пищика, и отчасти даже на... Петю Трофимова (вспомним и Вершинина с мелочностью его несчастий). Епиходов - "недотепа", употребляя любимое присловье старика Фирса, лакея Гаева. Еще один из современных Чехову критиков правильно указывал, что "Вишневый сад" - это "пьеса недотепов". Епиходов сосредоточивает в себе эту тему пьесы. Он - душа всякого "недотепства".

   Ведь и у Гаева и у Симеонова-Пищика тоже постоянные "двадцать два несчастья"; как и у Епиходова, у них ничего не выходит из всех их намерений, их на каждом шагу преследуют комические неудачи. Фигура Епиходова подчеркивает несерьезность, недраматичность этих несчастий, их фарсовую сущность.

   В образе Гаева множество чисто гротесковых моментов. Подчеркнута его склонность к гаерству, шутовству, недержание речи, органическая лень, неспособность к какому бы то ни было труду; все это подчеркнуто и в Епиходове. Как и к Епиходову, все окружающие относятся к Гаеву несерьезно. Оба они очень любят "красивую" фразу.

   Симеонов-Пищик, постоянно находящийся на грани полного банкротства и, запыхавшись, бегающий по всем знакомым с просьбой дать денег взаймы, тоже представляет собою сплошные "двадцать два несчастья". Симеонов-Пищик - человек, "живущий в долг", как говорит Петя Трофимов о Гаеве и Раневской: эти люди живут на чужой счет - на счет народа. И скоро, скоро должна кончиться их призрачная, нелепая жизнь.

   Но где же берет свои истоки лирическое начало "Вишневого сада"?

   В пьесе звучит постоянная чеховская грусть о пропадающей напрасно красоте. Здесь это - грусть о поэтическом вишневом саде, элегическая грусть прощанья.

   Но это светлая, пушкинская печаль. Вся пьеса проникнута настроением светлого прощанья с уходящей жизнью, со всем плохим и хорошим, что было в ней, настроением радостного привета новому, молодому.

   Печаль "Вишневого сада" никак не может быть связана с легкомысленными "страданиями" Гаевых и Раневских. Стоит только хоть на минуту отождествить лирическое начало пьесы - образ "вишнёвого сада" - с этими водевильными фигурами, стоит только посчитать Гаева и Раневскую какими-то "представителями" умирающей поэзии и красоты, как придется принимать всерьез и все их переживания и все их слезы. И тогда произойдет то, чего так боялся Чехов: "Вишневый сад" перестанет быть лирической комедией, "местами даже фарсом", а превратится в "тяжелую драму", в которой обилие слез будет не только характеризовать "настроение лиц", но и вызывать унылое на строение у зрителя. И зритель, особенно современный, советский зритель, будет испытывать крайне неловкое чувство: ему придется всерьез "переживать" страдания людей, которые сами не способны ни на какое серьезное переживание. Чехов предстанет в странном виде. Как будто он был способен страдать "страданиями" никчемных, "призрачных" людей!

   В пьесе есть только один образ, который не противоречит красоте вишневого сада, а мог бы гармонически слиться с нею. Это Аня. Но Аня - образ весны, образ будущего. Она прощается со всей старой жизнью. Эта младшая сестра Ольги, Маши и Ирины отличается от них тем, что она нашла свою "Москву", так же как нашла свою "Москву" Надя, героиня рассказа "Невеста" - последнего рассказа Антона Павловича.

   Образ Ани может быть до конца понят только при сопоставлении с образом Нади. Рассказ "Невеста" написан в том же 1903 году, что и "Вишневый сад"; по своей теме и мотивам он отчасти является вариантом "Вишневого сада". Та пара, которую мы встречаем в "Вишневом саде": Аня и Петя Трофимов, соответствует паре, встречаемой нами в "Невесте": Надя и Саша. Между Надей и Сашей - те же отношения, что и между Аней и Петей. "Вечный студент", просидевший чуть ли не пятнадцать лет в своем училище живописи, чудак и неудачник, Саша является лишь временной, "проходной" фигурой в жизни Нади. Он помог ей понять самое себя, под его влиянием Надя порвала с обывателем-женихом, ушла из-под самого венца, убежала в столицу от семьи, от страшной духоты пошлости, от ничтожного "счастья" - к борьбе за прекрасное будущее. А потом, когда она уже окунулась в эту борьбу, в настоящую жизнь, Саша представился ей по-прежнему милым, честным, чистым, но уже далеко не таким умным и передовым, каким казался ей раньше. После того как они долго не виделись друг с другом, Саша показался ей "серым, провинциальным", а потом и все "знакомство с Сашей представлялось ей милым, но далеким, далеким прошлым!". Таким же покажется и Ане ее знакомство с Петей.

   Такие люди, как Петя Трофимов, Саша и другие родственные им герои чеховского творчества, отличаются тем, что на них всегда лежит отпечаток чего-то чудаковатого, "недотепистого"; их значение в жизни - временное, не самостоятельное. Не они, а какие-то иные люди осуществят прекрасную мечту о справедливой жизни...

   Внутренняя близость "Невесты" и "Вишневого сада" сказывается во всем, и прежде всего, конечно, в том, что оба произведения окрашены мечтой о близком расцвете родины. Герои "Невесты", как и герои "Вишневого сада", предчувствуют близость того времени, когда не останется на родной земле серых "провинциальных" городов, "все полетит вверх дном, все изменится точно по волшебству. И будут тогда здесь громадные, великолепнейшие дома, чудесные сады, фонтаны необыкновенные, замечательные люди".

   И каким весенним, бравурным мотивом заканчивалась "Невеста"!

   После долгой разлуки Надя приезжает на несколько дней в свой родной город. Она "ходила по саду, по улице, глядела на дома, на серые заборы, и ей казалось, что в городе все давно уже состарилось, отжило, и все только ждет не то конца, не то начала чего-то молодого, свежего. О, если бы поскорее наступила эта новая, ясная жизнь, когда можно будет прямо и смело смотреть в глаза своей судьбе, сознавать себя правым, быть веселым, свободным! А такая жизнь рано или поздно настанет... и впереди ей рисовалась жизнь новая, широкая, просторная, и эта жизнь, еще неясная, полная тайн, увлекала и манила ее".

   Как отличны светлые концы "Вишневого сада" и "Невесты" от концов "Дяди Вани" и "Трех сестер"! И Аня и Надя уже нашли тот путь, к которому Чехов звал всех своих героев и радостная музыка утверждения жизни и борьбы окрашивает и "Невесту" и "Вишневый сад", эти предсмертные произведения Чехова, наиболее глубоко проникнутые светом и молодостью.

   Читателю и зрителю было вполне ясно то, чего Антон Павлович не мог по цензурным условиям договорить: что и Аня и Надя идут в революционную борьбу за свободу и счастье родины. Кстати, первоначально в "Невесте" прямо было сказано, что Надя "уходила в революцию". В. В. Вересаев вспоминает, что при чтении у Горького в корректурных листах "Невесты" произошла даже небольшая полемика: на замечание Вересаева, что "не так девушки уходят в революцию", Чехов ответил: "Туда разные бывают пути".

   Но и без этих прямых авторских указаний читатель не мог не понимать, что перед ним - чудесный образ русской девушки, вступившей на путь борьбы за то, чтобы перевернуть жизнь, превратить всю родину в цветущий сад. "Главное - перевернуть жизнь, а все остальное не нужно", говорит Саша, и в словах этих звучит лейтмотив всего творчества Чехова последнего десятилетия.

   Антону Павловичу самому казалось, вместе с его героями, что "все давно уже состарилось, отжило" и все только ждет "начала чего-то молодого, свежего". И он с молодой радостью прощался с ненавистник ему прошлым. "Прощай, старая жизнь!" звенит в финале "Вишневого сада" юный голос Ани, голос молодой России, голос Чехова.

   Образы Ани и Нади сливаются в обаятельный образ невесты - образ молодости родины. "Здравствуй, новая жизнь!" - эти слова, прозвучавшие в "Вишневом саде", в сущности, были последними словами Чехова - словами по-пушкински радостного привета новому дню родины - дню ее свободы, славы и счастья.

  

  

   "В первый раз с тех пор, как мы играли Чехова, - вспоминает К. С. Станиславский, - премьера его пьесы ("Вишневого сада". - В. Е.) совпадала с пребыванием его в Москве. Это дало нам мысль устроить чествование любимого поэта. Чехов очень упирался, угрожал, что останется дома, не приедет в театр. Но соблазн для нас был слишком велик, и мы настояли. Притом же первое представление совпало с днем именин Антона Павловича (и днем рождения - 17 января 1904 года. - В. Е.).

   Назначенная дата была уже близка, надо было подумать и о самом чествовании и о подношениях Антону Павловичу. Трудный вопрос! Я объездил все антикварные лавки, надеясь там набресть на что-нибудь, но кроме великолепной шитой музейной материи мне ничего не попалось. За неимением лучшего пришлось украсить ею венок и подать его в таком виде...

   - Послушайте, ведь это же чудесная вещь, она же должна быть в музее, - попрекал он меня после юбилея.

   - Так научите, Антон Павлович, что же надо было поднести? - оправдывался я.

   - Мышеловку, - серьезно ответил он, подумав. - Послушайте, мышей же надо истреблять. - Тут он сам расхохотался. - Вот художник Коровин чудесный подарок мне прислал! Чудесный!

   - Какой? - интересовался я.

   - Удочки.

   И все другие подарки, поднесенные Чехову, не удовлетворили его, а некоторые так даже рассердили своей банальностью.

   - Нельзя же, послушайте, подносить писателю серебряное перо и старинную чернильницу.

   - А что же нужно подносить?

   - Клистирную трубку. Я же доктор, послушайте. Или носки. Моя же жена за мной не смотрит. Она актриса. Я же в рваных носках хожу. "Послушай, дуся, - говорю я ей, - у меня палец на правой ноге вылезает". - "Носи на левой ноге", говорит. Я же не могу так! - шутил Антон Павлович и снова закатывался веселым смехом.

   Но на самом юбилее он не был весел, точно предчувствуя свою близкую кончину. Когда, после третьего акта, он, мертвенно бледный и худой, стоя на авансцене, не мог унять кашля, пока его приветствовали с адресами и подарками, у нас болезненно сжималось сердце. Из зрительного зала ему крикнули, чтобы он сел. Но Чехов нахмурился и простоял все длинное и тягучее торжество юбилея, над которым он добродушно смеялся в своих произведениях. Но и тут он не удержался от улыбки. Один из литераторов начал свою речь почти теми же словами, какими Гаев приветствует старый шкаф в первом акте:

   - Дорогой и многоуважаемый... (вместо слова "шкаф" литератор вставил имя Антона Павловича)... приветствую вас и т. д.

   Антон Павлович покосился на меня - исполнителя Гаева, - и коварная улыбка пробежала по его губам.

   Юбилей вышел торжественным, но он оставил тяжелое впечатление. От него отдавало похоронами. Было тоскливо на душе.

   ...Подходила весна 1904 года. Здоровье Антона Павловича все ухудшалось. Появились тревожные симптомы в области желудка, и это намекало на туберкулез кишок. Консилиум постановил увезти Чехова в Баденвейлер. Начались сборы за границу. Нас всех, и меня в том числе, тянуло напоследок почаще видеться с Антоном Павловичем. Но далеко не всегда здоровье позволяло ему принимать нас. Однако, несмотря на болезнь, жизнерадостность не покидала его. Он очень интересовался спектаклем Метерлинка, который в то время усердно репетировался. Надо было держать его в курсе работ, показывать ему макеты декораций, объяснять ему мизансцены.

   Сам он мечтал о новой пьесе совершенно нового для него направления...

   ...Летом 1904 года пришла печальная весть из Баденвейлера о смерти Антона Павловича.

   ...Смерть его была красива, спокойна и торжественна".

   Антон Павлович знал, что в Бадешзейлер он "едет умирать", - так сказал он перед отъездом писателю Н. Д. Телешеву. И все же надежда не совсем оставляла его. Он строил множество планов, собирался поехать военным врачом на Дальний Восток: шла война с Японией.

   О последних часах Антона Павловича (1 июля 1904 года) рассказала О. Л. Книппер-Чехова:

   "Даже за несколько часов до своей смерти он заставил меня смеяться, выдумывая один рассказ. Это было в Баденвейлере. После трех тяжелых тревожных дней ему стало легче к вечеру. Он послал меня пробежаться по парку, так как я не отлучалась от него эти дни, и когда я пришла, он все беспокоился, почему я не иду ужинать, на что я ответила, что гонг еще не прозвонил. Гонг, как оказалось после, мы просто прослышали, а Антон Павлович начал придумывать рассказ, описывая необычайно модный курорт, где много сытых, жирных банкиров, здоровых, любящих хорошо поесть, краснощеких англичан и американцев, и вот все они, кто с экскурсии, кто с катания, с пешеходной прогулки, одним словом отовсюду, собираются с мечтой хорошо и сытно поесть после физической усталости дня. И тут вдруг оказывается, что повар сбежал и ужина никакого нет, - и вот как этот удар по желудку отразился на всех этих избалованных людях... Я сидела, прикорнувши на диване после тревоги последних дней, и от души смеялась. И в голову не могло прийти, что через несколько часов я буду стоять перед телом Чехова...

   ...Антон Павлович тихо, спокойно отошел в другой мир. В начале ночи он проснулся и первый раз в жизни сам попросил послать за доктором. Ощущение чего-то огромного, надвигающегося придавало всему, что я делала, необычайный покой и точность, как будто кто-то уверенно вел меня. Помню только жуткую минуту потерянности: ощущение близости массы людей в большом спящем отеле и, вместе с тем, чувство полной моей одинокости и беспомощности...

   ...Пришел доктор, велел дать шампанского. Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки (он очень мало знал по-немецки): Ich sterbe... Потом взял бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал: "Давно я не пил шампанского...", покойно выпил все до дна, тихо лег на левый бок и вскоре умолкнул навсегда... И страшную тишину ночи нарушала только, как вихрь, ворвавшаяся огромных размеров черная ночная бабочка, которая мучительно билась о горящие электрические лампочки и металась по комнате...

   Ушел доктор, среди тишины и духоты ночи с страшным шумом выскочила пробка из недопитой бутылки шампанского... Начало светать, и, вместе с пробуждающейся природой, раздалось, как первая панихида, нежное, прекрасное пение птиц, и звуки органа, доносившиеся из ближней церкви. Не было слышно звука людского голоса, не было суеты обыденной жизни, была красота, покой и величие смерти..."

   В Москву тело Чехова было перевезено через несколько дней. Похороны состоялись 9 июля. Могила Антона Павловича - на кладбище Новодевичьего монастыря, недалеко от могилы его отца.

   В Баденвейлере 12 июля 1908 года был открыт памятник Чехову. В начале первой мировой войны немцы уничтожили памятник и использовали металл для военных целей.

  

  

   Грянула очистительная буря, и родина наша начала превращаться в прекрасный сад, законы ее жизни стали законами правды и красоты.

   "Людей надо заботливо и внимательно выращивать, как садовник выращивает облюбованное плодовое дерево". Эти мудрые слова вождя вдохновляли на новые и новые подвиги творческого труда рабочих, крестьян, интеллигенцию, слившихся в единый народ. Ленин и Сталин воспитали этот народ, помогли миллионам "рядовых", "обыкновенных" людей подняться во весь свой рост.

   "Какое наслаждение уважать людей!" - записал в своей записной книжке Чехов.

   Мы узнали это наслаждение. Все, что мы строили и строим, вдохновлено великим уважением к человеку. И красота родной земли слилась с нашей правдой - с простой и мудрой правдой любви к людям и веры в них, с правдой свободного созидания во имя прекрасной родины нашей. Наш народ стал народом неутомимых новаторов, никогда не удовлетворяющихся достигнутым, ставящих перед собою все новые и новые величественные творческие цели.

   Чехову страстно "хотелось дожить, самому участвовать" в созидательном труде родины, исполинский размах которого он предчувствовал.

   Он жил и работал и для своего времени и для будущего, для нас. Он верил в нас, в наш разум, в нашу волю, в наше счастье.

   "По мере того, как сгущалась атмосфера и дело приближалось к революции, - вспоминал К. С. Станиславский о Чехове, - он становился все более решительным. Ошибаются те, кто считают его безвольным и нерешительным, как многие из тех людей, которых он описывал. Я уже говорил, что он не раз удивлял нас своей твердостью, определенностью и решительностью...

   В художественной литературе конца прошлого и начала нынешнего века он один из первых почувствовал неизбежность революции, когда она была лишь в зародыше...

   Человек, который задолго предчувствовал многое из того, что теперь совершилось, сумел бы принять все предсказанное им". (Подчеркнуто мною. - В. Е.)

   С каждым новым годом, с каждым новым днем нашей жизни мы все глубже чувствуем и понимаем ясную правду этих слов К. С. Станиславского.

   Очень, очень русский человек, Антон Павлович утверждал всем своим творчеством право на счастье обыкновенных русских маленьких людей, тружеников и созидателей, тосковавших о свободном труде, о великой общей идее, по-русски предпочитавших правду, красоту, справедливость всем благам мира.

   Наша советская действительность служит счастью миллионов честных тружеников, миллионов великих маленьких людей. Она, наша советская жизнь, подняла на небывалую высоту "маленького человека", вдохновила его великой идеей, наполнила светлой целью его жизнь, вела и ведет его на подвиги, придает благородный смысл и значение каждой минуте его труда и отдыха. Простые, обыкновенные люди - основа всей нашей жизни.

   "- Не думайте, что я скажу что-нибудь необычайное. У меня самый простой, обыкновенный тост. Я бы хотел выпить за здоровье людей, у которых чинов мало и звание незавидное. За людей, которых считают "винтиками" великого государственного механизма, но без которых все мы - маршалы и командующие фронтами и армиями, говоря грубо, ни черта не стоим. Какой-либо "винтик" разладился - и кончено. Я подымаю тост за людей простых, обычных, скромных, за "винтики", которые держат в состоянии активности наш великий государственный механизм во всех отраслях науки, хозяйства и военного дела. Их очень много, имя им легион, потому что это десятки миллионов людей. Это - скромные люди. Никто о них ничего не пишет, звания у них нет, чинов мало, но это - люди, которые держат нас, как основание держит вершину. Я пью за здоровье этих людей, наших уважаемых товарищей" (Сталин).

   Нет во всем мире другой страны, где самым уважаемым товарищем больших командиров, руководителей, маршалов, самого вождя был бы обыкновенный, маленький человек. Нет во всем мире другой страны, где миллионы маленьких людей знали бы непререкаемо-твердо, что они служат своим трудом не "дьяволу", не "идолу", а своем счастью, счастью своей родины и всего трудового, прогрессивного, свободолюбивого человечества.

   Это и было мечтой Чехова.

   Ленин ценил и любил его великие творения. Сталин поставил его имя в ряд священных имен русского народа. Имя Чехова, образы его произведений оживали в речах вождей, помогали нам строить нашу жизнь, бороться с врагами, пытавшимися "пресечь", остановить наше неудержимое движение вперед, к новым, все более разумным и светлым формам жизни. Ленин и Сталин обращались к образам Чехова, как к оружию в борьбе за счастье и свободу родины. И образ учителя географии Ипполита Ипполитовича из рассказа "Учитель словесности", с его плоскими трюизмами, и образ чеховской "душечки", и образ учителя Беликова были использованы Лениным в его борьбе с врагами родины. "...жалкие человеки в футляре, которые все время стояли далеко в стороне от жизни" {В. И. Ленин. Соч., изд. 3, т. XXII, стр. 219.}, сказал Ленин о врагах трудового народа, выразив вместе с тем главное в образе Беликова, жалкого в своей чуждости и враждебности жизни. Товарищ Сталин взял сатирический образ Беликова, как оружие в борьбе (в политическом отчете Центрального Комитета XVI съезду партии), разоблачив с гениальной ясностью и простотой презренную сущность врагов родины, подлых агентов фашизма, с их ненавистью к жизни и страхом перед ней.

   Враги Чехова - это и враги всего советского народа. "В нашей стране не любят Пришибеевых", сказал Сталин. В нашей стране ненавидят все то, что принижает человека и его достоинство; в стране тружеников и новаторов ненавидят чванство, спесь, самодовольство, здесь любят правду, мысль, красоту, скромность подлинной силы. И поэтому в нашей стране так любят Чехова.

   Когда гитлеровская Германия оборвала мирный творческий труд нашей родины, то мы противопоставили дикому мракобесию фашизма нашу могучую культуру, наши национальные святыни и среди них - дорогое имя Чехова.

   "И эти люди, лишенные совести и чести, люди с моралью животных, имеют наглость призывать к уничтожению великой русской нации, нации Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского, Пушкина и Толстого, Глинки и Чайковского, Горького и Чехова,, Сеченова и Павлова, Репина и Сурикова, Суворова и Кутузова!" (Сталин).

   Непобедим народ, который столетиями вынашивал благородную мечту и осуществил ее. Неистребимым было стремление этого народа к правде. Дети, подрастая, слушали мудрые сказки о Правде и Кривде и учились любить правду и ненавидеть ложь, которая "ест душу", как "тля - траву, а ржа - железо". Нельзя победить народ, добившийся торжества своей правды.

   Ясный ум, стойкий характер, терпение - так охарактеризовал мудрый вождь коренные свойства национального характера русского народа.

   Вся жизнь, все творчество Чехова, весь его трудный путь - "вперед! и - выше! все вперед! и - выше!" (М. Горький) - говорит нам о ясном русском уме, стойкости, терпении, воле к победе над всеми препятствиями.

   Наш народ отстоял красоту и счастье родной земли. Он насадит новые сады на месте погубленных, разрушенных врагами, отстроит прекрасные города, возведет дворцы, свершит новые подвиги смелого творчества, неутомимого созидания. И в каждой новой победе будет участвовать своим трудом, своей правдой, своей мечтой светлый гений простого русского человека, Антона Павловича Чехова.

  

  

   1860 - 17 января - рождение А. П. Чехова.

   1869 - Чехов поступает в Таганрогскую классическую гимназию.

   1876 - Переезд семьи в Москву. Продажа дома с аукциона. Чехов остается в Таганроге один. Жизнь у Селиванова.

   1879 - Окончание гимназии. Переезд в Москву. Чехов поступает на медицинский факультет Московского университета.

   1880 - В "Стрекозе" (9 марта) напечатан первый рассказ Чехова "Письмо донского помещика...".

   1880 - 1887 - Сотрудничество под различными псевдонимами (Антоша Чехонте, Человек без селезенки, Рувер и др.) в юмористических журналах "Стрекоза", "Будильник", "Зритель", "Осколки" и др.

   1884 - Окончил Московский университет. Работа в качестве врача в Чикинской земской больнице в г. Воскресенске и в Звенигородской больнице. Выход в свет первого сборника - "Сказки Мельпомены".

   1885 - Летом пребывание в Бабкине (близ Воскресенска). В декабре - первая поездка в Петербург.

   1886 - Начал сотрудничать в "Новом времени". Выход второго сборника - "Пестрые рассказы". Письмо от Д. В. Григоровича. Летом - в Бабкине.

   1887 - Выход третьего сборника - "В сумерках" и четвертого - "Невинные речи". 19 ноября - первое представление пьесы "Иванов" в театре Корша (Москва). Летом - в Бабкине.

   1888 - В журнале "Северный вестник" напечатаны "Степь" (в No 3), "Огни" (в No 6), "Именины" (в No 11). Постановки водевилей "Медведь" и "Предложение". Присуждение Пушкинской премии от Академии наук. Выход пятого сборника - "Рассказы". Летом - на Луке, близ Сум, Харьковской губернии.

   1889 - Успех "Иванова" в Александрийском театре (Петербург). Пьеса "Леший" в Московском театре Абрамовой (без успеха). В сборнике "Памяти Гаршина" - рассказ "Припадок". В "Северном вестнике" - "Скучная история" (в No 11). Летом - на Луке. 17 июня - смерть брата, Николая Павловича Чехова.

   1890 - В апреле отъезд из Москвы на Сахалин (Москва, Нижний Новгород, Тюмень, Томск, Ачинск, Красноярск, Иркутск, Благовещенск, Николаевск). В июле прибытие на Сахалин. Исследование каторги. В октябре отъезд с Сахалина через Великий и Индийский океаны. В декабре возвращение в Москву. Рассказы "Воры" и "Гусев" в "Новом времени".

   1891 - В марте отъезд за границу: Вена, Венеция, Флоренция, Рим, Монте-Карло, Париж. В конце апреля - в Москве. Летом - в Богимове (близ Алексина). Работа над "Островом Сахалином". "Дуэль" и "Бабы" в "Новом времени".

   1892 - Участие в общественной помощи голодающим. Покупка усадьбы в Мелихове. Начало сотрудничества в журнале "Русская мысль" ("Палата No 6" в No 11). Заведывание холерным участком в Мелихове. Последний рассказ в "Новом времени" ("Страх").

   1893 - Мелихово. Работа по народному образованию. В "Русской мысли" - "Рассказ неизвестного человека" (в No 2 и 3) и "Остров Сахалин" (1893, NoNo 10-12 и 1894, NoNo 2-3 и 5-7).

   1894 - Поездка за границу: Вена, Аббация, Милан, Генуя, Ницца. В "Русской мысли" - "Бабье царство" (в No 1). Сборник "Повести и рассказы", изд. Сытина.

   1895 - Первая поездка к Льву Толстому в Ясную Поляну. В "Русской мысли" - "Три года" (в NoNo 1 и 2). Выход отдельным изданием "Острова Сахалина".

   1896 - Мелихово. Путешествие на Кавказ и в Крым. 17 октября - первое представление "Чайки" в Александрийском театре. Провал пьесы. Отъезд из Петербурга в Мелихово. В "Русской мысли" - "Дом с мезонином" (в No 4), "Чайка" (в No 12), в приложениях к "Ниве" - "Моя жизнь" (в NoNo 10-12).

   1897 - Обострение туберкулеза, кровохарканье (пребывание в клинике проф. Остроумова в Москве). Отъезд за границу: Биарриц, Ницца. В "Русской мысли" - "Мужики" (в No 4). Выход сборника пьес (среди них впервые "Дядя Ваня").

   1898 - Конец душевной близости с Сувориным в связи с делом Дрейфуса. 10 октября - смерть отца. Покупка участка в Ялте. Постройка ялтинского дома. 17 октября - первое представление "Чайки" в Художественном театре. Огромный успех. Знакомство с О. Л. Книппер. В "Русской мысли" - "Крыжовник", "О любви" (в No 8), "Человек в футляре" (в No 7).

   1899 - Продажа права собственности на сочинения А. Ф. Марксу. 18 марта-10 апреля - встречи с Горьким в Ялте. 26 октября - первая постановка "Дяди Вани" в Художественном театре. Редактирование собрания сочинений. Продажа Мелихова и переезд всей семьи в Ялту.

   1900 - Повесть "В овраге" в журнале "Жизнь" (в No 11). Избрание в почетные академики по разряду изящной словесности. Поездка за границу. Жизнь в Ницце.

   1901 - 31 января - первое представление "Трех сестер" в Художественном театре (напеч. в "Русской мысли", в No 2). 25 мая - женитьба на О. Л. Книппер. Жизнь в Ялте. 20-е числа ноября - совместные с Горьким посещения Л. Толстого в Гаспре.

   1902 - Посещения Льва Толстого в Гаспре. 25 августа - отказ от звания почетного академика как протест против исключения из числа академиков Максима Горького.

   1903 - Второе издание "Сочинений" в качестве приложений к "Ниве" (16 книжек). Рассказ "Невеста" в "Журнале для всех" (в No 12). Работа над "Вишневым садом".

   1904 - 17 января - первое представление "Вишневого сада" в Художественном театре. Чествование Чехова. Возвращение в Ялту. Ухудшение здоровья. Отъезд за границу (курорт Баденвейлер). Смерть в ночь на 2 июля. 9 июля похороны в Москве на кладбище Новодевичьего монастыря.

  

  

  

   Полное собрание сочинений, изд. 2. Изд. А. Ф. Маркса. Т. I-XXIII, Спб., 1903-1916.

   Полное собрание сочинений. Под ред. А. В. Луначарского и С. Д. Балухатого. Т. I-XII. ГИХЛ. М.-Л., 1930-1933.

   Полное собрание сочинений и писем. Под общей редакцией С. Д. Балухатого, В. П. Потемкина, Н. С. Тихонова. Серия первая. Сочинения, т. I. Гослитиздат. М., 1944.

  

  

   Письма. Под ред. М. П. Чеховой. Т. I-VI. Т-во "Книгоиздательство писателей в Москве". М., 1912-1916.

   Новые письма. Под ред. Б. Л. Модзалевского. Изд. "Атеней". Пб. 1922.

   А. П. Чехов и В. Г. Короленко. Переписка. Ред. и вступление Н. К. Пиксанова. Комментарии Л. М. Фридкеса. Изд. т-ва И. Д. Сытина. М., 1923.

   Несобранные письма. Редакция Н. К. Пиксанова. Комментарии Л. М. Фридкеса. Гос. изд-во. М.-Л., 1927.

   Неизданные письма. Вступительная статья и редакция Е. Э. Лейтнеккера. Гос. изд-во. М.-Л., 1930.

   Переписка А. П. Чехова и О. Л. Книппер (в 3 томах). Редакция и примечания А. Б. Дермана. Изд. "Мир" - Гослитиздат. Т. I-II. M., 1934-1936.

   M. Горький и А. Чехов. Переписка, статьи и высказывания. Под ред. С. Д. Балухатого. Изд. Академии наук СССР. М.-Л., 1937.

   Письма к А. П. Чехову его брата Александра Чехова. Подготовка текста писем к печати, вступительная статья и комментарии И. С. Ежова. Соцэкгиз. М., 1939.

  

   А. Измайлов. Чехов. 1860-1904. Биографический набросок. М., 1916.

   Ю. Соболев. Чехов. Журнально-газетное объединение. М., 1934.

   A. Дерман. А. П. Чехов. Критико-биографический очерк. Гослитиздат. M., 1939.

   А. Роскин. Антоша Чехонте. Изд. "Советский писатель". М., 1940.

  

   И. А. Бунин. Памяти Чехова. В книге: "Сборник товарищества "Знание", III. Спб., 1905.

   Л. А. Суллержицкий (составитель). Из воспоминаний об А. П. Чехове в Художественном театре. В книге: "Литературно-художественные альманахи "Шиповник", кн. 23. Спб., 1914.

   К. С. Станиславский. Моя жизнь в искусстве. М., 1926. То же, год. 7. Изд. "Искусство", М.-Л., 1941.

   И. А. Белоусов. Литературная среда. Воспоминания 1880-1928. Изд. "Никитинские субботники". М., 1928.

   С. Я. Елпатьевский. Воспоминания за 50 лет. Изд. "Прибой". Л., 1928 (стр. 301-307 - "Горький, Чехов и Толстой").

   М. П. Чехов. Вокруг Чехова. Изд. "Academia". M.-Л.,1933.

   B. Вересаев. Воспоминания. Гослитиздат. М., 1936, стр. 442-445. Тоже, М., 1938, стр. 409-412.

   M. Горький. А. П. Чехов. В книге: "М. Горький и А. Чехов. Переписка, статьи и высказывания". Под ред. С. Д. Балухатаго. Изд. Академии наук СССР. М.-Л., 1937, стр. 136-153.

   Вл. И. Немирович-Данченко. Из прошлого. Гослитиздат. М., 1938 (стр. 9-64 - "Чехов").

  

  

   Ф. Д. Батюшков. Антон Павлович Чехов. В книге: "История русской литературы XIX века". Под ред. Д. Н. Овсянико-Куликовского. Т. V. Изд. "Мир". М., 1911, стр. 187-215.

   Л. Mышковская. Чехов и юмористические журналы 80-х годов. Изд. "Московский рабочий". М., 1929.

   П. Н. Берков. Техника литературной работы А. П. Чехова. В книге: "Работа классиков над прозой". Изд. "Красная газета". Л., 1929, стр. 57-81.