Авенариус Василий Петрович - Бироновщина

". Затѣмъ онъ былъ запертъ до утра на хлѣбъ и на воду въ "холодную", служившую обыкновенно для вытрезвлен³я подобранныхъ на улицѣ въ пьяномъ видѣ обитателей Слоноваго двора.

   По счастью, въ описываемый день y Василья Кирилловича не оказалось тамъ товарищей, и потому никто не мѣшалъ ему исполнять возложенную на него работу. Но работа не спорилась. Подперши голову обѣими руками, онъ бормоталъ про себя всевозможныя риѳмы; потомъ вдругъ схватывалъ свое гусиное перо и скрипѣлъ имъ по бумагѣ. Но, перечитавъ вполголоса написанное, онъ сулилъ кому-то сквозь зубы чорта, зачеркивалъ какое-нибудь слово, а то и цѣлую строку, и ожесточенно грызъ бородку пера, пока не находилъ наконецъ болѣе удачнаго слова или стиха.

   Вдругъ дверь за нимъ скрипнула. Онъ оглянулся. При тускломъ свѣтѣ нагорѣвшаго сальнаго огарка онъ съ трудомъ разглядѣлъ вошедшаго,

   - Самсоновъ! - проворчалъ онъ, и губы его отъ озлоблен³я перекосились. - Тоже надъ скорбной главой поглумиться захотѣлось?

   - Господь съ вами, Васил³й Кириллычъ! Когда же я-то глумился? - отвѣчалъ Самсоновъ, ставя на столъ передъ нимъ кружку молока и тарелку съ двумя битками. - Раньше принесть, простите, не способно было: того гляди, кому-нибудь изъ господъ бы еще на глаза попался

   - Такъ ты ко мнѣ самъ отъ себя?

   - Да, на свой страхъ. Держать васъ здѣсь приказано вѣдь неисходно безъ выпуску; а васъ, я чай, голодъ уже пронялъ. Кушайте на здоровье!

   Черстваго вообще душою стихотворца такая неожиданная внимательность какъ-будто тронула.

   - Ну, спасибо, другъ, сугубое на томъ мерси, - сказалъ онъ. - Блаженъ мужъ, иже не иде на совѣтъ нечестивыхъ. Въ смиренномудр³и и покорствѣ судьбѣ утѣсненная добродѣтель нѣмотствуетъ; что пользы противу рожна прати? Но утѣснителя моего и персональнаго врага Немезида, рано ль, поздно-ль, не минуетъ! Надругается надъ тобой, а ты дѣлай передъ нимъ еще благоговѣйную морду! Тьфу! тфу!

   - Горячъ Артем³й Петровичъ въ гнѣвѣ своемъ, точно, и крутенекъ, - сказалъ Самсоновъ, - но отходчивъ. Полно вамъ крушить себя! Вотъ какъ изготовите заказанные стихи...

   - Торопокъ ты больно. Такъ сразу вотъ по заказу и изготовишь! Схватили соловья за горло: "Пой!" Чорта съ два! А въ такомъ дѣлѣ помощи и не жди.

   - Да, въ чемъ другомъ, а по стихотворной части пособить вамъ я не могу. Будь тутъ въ Питерѣ господинъ Ломоносовъ...

   - Типунъ тебѣ на языкъ! - вскричалъ Тред³аковск³й и, пр³осанясь, свысока оглядѣлъ юношу. - Ты кого это назвалъ?

   - А господина Ломоносова, что сочинилъ такую прекрасную оду на взят³е турецкой крѣпости Хотина, - отвѣчалъ Самсоновъ, забывш³й уже сдѣланное ему полгода назадъ его бывшимъ господиномъ Петромъ Шуваловымъ предостережен³е. - Не стихи это, а музыка:

  

   "Что такъ тѣснитъ боязнь мой духъ?

   Хладѣютъ жилы, сердце ноетъ!

   Что бьетъ за странный шумъ мой слухъ?

   Пустыня, лѣсъ и воздухъ воетъ!

   Въ пещеру скрылъ свирѣпство звѣрь;

   Небесная отверзлась дверь;

   Надъ войскомъ облакъ вдругъ развился;

   Блеснулъ горящимъ вдругъ лицомъ;

   Умытымъ кров³ю мечомъ

   Гоня враговъ, герой открылся..."

  

   Нѣсколько разъ Васил³й Кирилловичъ порывался остановить декламац³ю; наконецъ онъ съ такою силой хватилъ по столу кулакомъ, что кружка съ молокомъ подпрыгнула, и часть содержимаго выплеснулась на столъ и на вирши.

   - А ну его къ бѣсовой матери! Прекрати!

   - Не буду, Васил³й Кириллычъ, не буду! - спохватился Самсоновъ. - Но ваши же вѣдь академики отправили господина Ломоносова доучиваться въ чуж³е края...

   - "Господина"! "господина"! Какой онъ "господинъ"? Сынъ простого рыбака, да бѣжалъ еще, не спросясь, изъ-подъ отчаго крова. Я бы его, бездѣльника и каналью, не въ чуж³е края отправилъ, а въ свои же росс³йск³е, паче отдаленные.

   - Такъ изъ него, по вашему, не выйдетъ ученаго?

   - Га! Чтобы изъ смерда да вышелъ ученый? Смѣхота, да и только! Напляшутся они еще съ нимъ. И вѣдь наглость-то какая: присылаетъ и мнѣ оттуда, понимаешь: мнѣ! свою дурацкую оду; мало того: въ особомъ еще послан³и опровергаетъ мои правила стихосложен³я. "За наилучш³е, - говоритъ, - велелѣпѣйш³е стихи почитаю, которые изъ анапестовъ и хореевъ состоятъ: поднимаяся тихо вверхъ, матер³и благородство, великолѣп³е и высоту умножаютъ..." Ну, и прочая тому подобная ахинея!

   "Ужъ не зависть ли тебя, батюшка, гложетъ? - пробѣжало въ головѣ y Самсонова. - Посмотримъ, каковы-то будутъ завтра твои собственныя вирши..."

   - Не могу ли я вамъ, Васил³й Кириллычъ, еще чѣмъ служить? - спросилъ онъ вслухъ, озираясь въ убогой каморкѣ, всю обстановку которой, кромѣ некрашеннаго тесоваго стола да табурета, составлялъ грязный мѣшокъ, набитый соломой. - Больно ужъ y васъ тутъ непр³ютно.

   - Претерпѣвый до конца - той спасется. Наговорились съ тобой - и будетъ. Спасибо, другъ, и проваливай. Печенку мнѣ только разбередилъ, эхъ!

  

   Въ свадебное утро, 6-го февраля, многихъ ожидало нѣкоторое разочарован³е: оказалось, что вѣнчать шута и шутиху въ дворцовой церкви (какъ предполагалось вначалѣ) признано неудобнымъ и что они сейчасъ послѣ заутрени уже повѣнчаны въ ближайшей къ Слоновому двору приходской церкви Симеона Богопр³имца и Анны Пророчицы, въ присутств³и двухъ лишь свидѣтелей отъ маскарадной коммисс³и, посаженной матри - царицыной камерфрау Юшковой, посаженнаго отца - шута Балакирева и дружка-шута Педрилло.

   Зато любители невиданныхъ зрѣлищъ были вполнѣ вознаграждены свадебнымъ поѣздомъ, который, незадолго до полудня, тронулся отъ Слоноваго двора по Караванной на Невскую першпективу и къ адмиралтейству, а оттуда, черезъ Дворцовую площадь, мимо Зимняго дворца по Милл³онной.

   Впереди величаво шествовалъ громадный слонъ, покачивая на своей спинѣ желѣзную клѣтку, а въ клѣткѣ - празднично разряженныхъ "молодыхъ". За слономъ тянулись непрерывной вереницей разноплеменные поѣзжане на верблюдахъ, коняхъ, оленяхъ, ослахъ, волахъ, собакахъ, козлахъ и свиньяхъ, съ принадлежащею каждому роду (какъ говорилось потомъ въ оффиц³альномъ отчетѣ) музыкал³ею и разными игрушками, въ саняхъ, сдѣланныхъ на подоб³е звѣрей и рыбъ морскихъ, а нѣкоторые въ образѣ птицъ странныхъ".

   Такъ какъ окна Зимняго дворца, обращенныя на Дворцовую площадь, - стало быть, на югъ, - не обледенѣли отъ мороза, то стоявшая y одного изъ этихъ оконъ, въ свитѣ принцессы Анны Леопольдовны, Лилли Врангель могла любоваться свадебнымъ поѣздомъ на всемъ его протяжен³и. Но взоры ея внимательнѣе всего останавливались на трехъ самоѣдскихъ саняхъ, запряженныхъ рогатыми бѣгунами Полярнаго круга. Когда тутъ первыя сани поравнялись съ ея окномъ, сидѣвш³й въ нихъ съ своей самоѣдкой самоѣдъ поднялъ голову, какъ бы ища кого-то глазами въ рядѣ оконъ дворца, и вдругъ, въ знакъ привѣтств³я, взмахнулъ своимъ мѣховымъ треухомъ.

   - Кому это онъ кланяется? - замѣтила стоявшая около Лилли Юл³ана.

   - Конечно, намъ съ вами! - засмѣялась въ отвѣтъ Лилли, но самое ее не охватило при этомъ не бывалое волнен³е: "Неужто это Гриша? Вѣдь онъ обѣщалъ прокатить меня потомъ на оленяхъ... Да нѣтъ, быть не можетъ..."

   Однакожъ сердце ея продолжало учащенно биться.

   Какъ только "нац³ональная процесс³я" скрылась изъ виду, императрица, а за нею и весь Дворъ спустились на главное крыльцо, чтобы сѣсть въ поданныя туда парадныя кареты. Дѣло въ томъ, что кульминац³онный пунктъ свадебнаго празднества предстоялъ въ бироновскомъ манежѣ. Маскарадный поѣздъ, двигаясь шагомъ среди необозримой толпы народа, взялъ путь съ Милл³онной на Царицынъ лугъ, обошелъ его дважды и затѣмъ черезъ Симеоновск³й мостъ завернулъ уже по той сторонѣ Фонтанки къ манежу. Придворный же поѣздъ выбралъ кратчайш³й путь по набережной Невы и такимъ образомъ прибылъ на мѣсто еще за нѣсколько минутъ ранѣе.

   Отъ одного конца манежа до другого были разставлены накрытые столы съ приборами и скамейки для "молодыхъ" и трехсотъ персонъ поѣзжанъ. Пройдя на другой конецъ манежа къ амфитеатру, государыня заняла свое тронообразное кресло подъ балдахиномъ, а принцесса съ супругомъ, цесаревна, представители иностранныхъ державъ и всѣ придворные размѣстились кругомъ на амфитеатральныхъ сидѣньяхъ, откуда свободно можно было обозрѣть весь манежъ.

   Тутъ входныя двери широко распахнулись, чтобы впустить "молодыхъ", снятыхъ со спины слона. Ожидавш³й ихъ y входа съ другими членами маскарадной коммисс³и Волынск³й махнулъ платкомъ, - и изъ угла манежа грянулъ привѣтственный тушъ трубачей. Новобрачные, какъ пара гномовъ, приходились рослому и статному предсѣдателю коммисс³и едва по поясъ, а потому по всему амфитеатру пронесся легк³й смѣхъ, когда онъ съ преувеличенною почтительностью проводилъ ихъ черезъ весь манежъ на верхн³й конецъ ближайшаго къ амфитеатру стола и усадилъ тамъ на почетную скамью, покрытую турецкимъ ковромъ. По мѣрѣ появлен³я остальныхъ участниковъ маскарадной процесс³и, члены коммисс³и указывали имъ точно такъ же предназначенное каждому мѣсто за столами.

   Глаза Лилли искали, однако, только представителей одной нац³ональности - самоѣдовъ.

   "Ну, конечно, это онъ, онъ! На цѣлую вѣдь голову выше остальныхъ, да и куда ихъ красивѣй. Какъ-то онъ станетъ ѣсть ихъ нац³ональныя кушанья, приправленныя, говорятъ, ворванью?"

   Вотъ прислуживавш³е столующимъ придворные лакеи поставили передъ шестью самоѣдами и самоѣдками большую мису съ какой-то похлебкой. Самсоновъ хлебнулъ ложку, хлебнулъ другую - и скорчилъ такую гадливую гримасу, что Лилли съ трудомъ удержалась отъ громкаго смѣха.

   "Но голодать же онъ не станетъ. Какъ-то онъ дальше поведетъ себя? "

   А повелъ онъ себя очень практично: отнесся къ сидѣвшимъ насупротивъ великорусскимъ молодымъ мужикамъ и молодкамъ, и тѣ охотно подѣлились съ нимъ своимъ обильнымъ обѣдомъ, состоявшимъ изъ щей съ ватрушками и пряженцами, изъ жареной баранины съ кашей и изъ оладьевъ, а потомъ угостили его еще и своими напитками: брагой и медомъ. Съ своей стороны Самсоновъ старался, видно, отплатить имъ забавными шуточками, потому что молодицы то-и-дѣло фыркали въ рукавъ. Лилли даже досада взяла:

   "Какъ имъ съ нимъ весело! Хоть бы разъ сюда глянулъ".

   Вначалѣ трапезующ³е стѣснялись, должно быть, присутств³я матушки-царицы и были заняты главнымъ образомъ утолен³емъ голода и жажды, къ концу же обѣда, благодаря хмѣльнымъ напиткамъ, ободрились, и весь манежъ загудѣлъ какъ улей.

   Тутъ изъ боковой двери появился долговязый субъектъ въ "потѣшномъ" платьѣ и въ маскѣ. Съ подобострастными поклонами въ сторону императрицы, онъ подошелъ къ новобрачной четѣ и принялъ торжественную позу.

   - Кто это чучело? - шопотомъ спрашивали другъ друга зрители на амфитеатрѣ.

   Нѣкоторые же узнали его по журавлиной походкѣ.

   - Да это стихотворъ де с³янсѣ Академ³и Тред³аковск³й!

   - Но для чего онъ въ маскѣ?

   - Свадьба маскарадная, такъ какъ же иначе?

   - Нѣтъ, господа, лицо y него еще въ синякахъ отъ тяжелой руки Волынскаго.

   - Ч-ш-ш-ш! Дайте жъ послушать, господа.

   И среди всеобщаго молчан³я раздался патетически-гробовой голосъ "стихотвора", ни мало не соотвѣтствовавш³й "гумористичному" содержан³ю его стиховъ:

  

   - Здравствуйте, женившись, дуракъ и дурка,

   Еще ...тота и фигурка!

   Теперь-то прямое время намъ веселиться,

   Теперь-то всячески поѣзжанамъ должно бѣситься.

   Ну, мордва! ну, чуваши! ну, самоѣды!

   Начните веселье, молодые дѣды!

   Балалайки, гудки, рожки и волынки!

   Сберяте и вы, бурлацки рынки.

   Гремите, гудите, брянчите, скачите,

   Шалите, кричите, пляшите!

         Свящи, весна,

         Свищи, красна!

   Невозможно намъ имѣть лучшее время:

   Спрягся ханск³й сынъ, взялъ ханское племя,

   Ханск³й сынъ Квасникъ, Буженинова ханка,

   Кому того не видно, кажетъ ихъ осанка.

         О, пара!

         О, не стара!

   Не жить они станутъ, но зоблить сахаръ.

   И такъ надлежитъ новобрачныхъ привѣтствовать нынѣ,

   Дабы они все свое время жили въ благостынѣ:

   Спалось бы имъ да вралось, пилось бы да ѣлось.

   Здравствуйте жъ, женившись, дуракъ и дурка,

         Еще ...тота и фигурка!"

  

   Трудно себѣ представить, чтобы эта пошлая рубленная проза могла придтись по вкусу кому-либо изъ Царской Фамил³и или придворныхъ. Но государыня въ своемъ благодушномъ настроен³и милостиво захлопала, и весь Дворъ послѣдовалъ ея примѣру. Это было хоть нѣкоторой наградой бѣдному автору за перенесенныя имъ тѣлесныя и душевныя страдан³я. Отвѣшивая на всѣ стороны поклонъ за поклономъ, онъ пятился назадъ бочкомъ-бочкомъ, пока не уперся въ стѣну, и затѣмъ скрылся за тою же дверью.

   Обѣдъ между тѣмъ пришелъ къ концу. По знаку Волынскаго, многочисленною придворною прислугой посуда, столы и скамейки были живо убраны; подъ самымъ амфитеатромъ были поставлены для карликовъ-новобрачныхъ два дѣтскихъ креслица, и на очищенной аренѣ начались нац³ональные танцы поѣзжанъ, выступавшихъ послѣдовательно при звукахъ "музыкал³й" и пѣсенъ каждой народности.

   Такого разнообразнаго балета при русскомъ Дворѣ никогда еще не было видано, и каждая народность поощрялась болѣе или менѣе щедрыми хлопками. Такъ дошла очередь и до самоѣдовъ.

   "Ай, Гриша, Гриша! какъ-то ты теперь вывернешься?" вздохнула про себя Лилли.

   Вывернулся онъ, однако, опять на диво: выдѣлывалъ сперва все то же, что и друг³е самоѣды, подпрыгивалъ, присѣдалъ и кружился точно такъ же, только куда ловче и изящнѣй. Когда же тѣ окончили свой танецъ и, тяжело отдуваясь, отошли въ сторону, онъ совершенно уже экспромтомъ пустился въ русскую присядку, да такъ лихо, съ такимъ прищелкиваньемъ пальцами, гикомъ и при свистомъ, что весь амфитеатръ загремѣлъ отъ рукоплескан³й и криковъ "браво!".

   - Скажи-ка, Артем³й Петровичъ, - обратилась императрица къ Волынскому; - неужели это тоже самоѣдъ? Лицо y него слишкомъ пригоже, да мнѣ словно бы даже знакомо.

   - Ваше величество не ошиблись, - былъ отвѣтъ. - Это тотъ самый малый, Самсоновъ, буде изволите припоминть, что проштрафился на маскарадѣ въ Лѣтнемъ дворцѣ, а потомъ отличился здѣсь же, въ манежѣ.

   - То-то вотъ! Но какъ же онъ попалъ въ эту нац³ональную компан³ю?

   - Одинъ изъ самоѣдовъ, государыня, опился вечоръ до безчувств³я и до сегодняшняго утра еще не протрезвился. А Самсоновъ состоялъ y меня при Слоновомъ дворѣ, подглядѣлъ, какъ они пляшутъ, и взялся замѣстить пропоицу.

   - Пропоицу накажи, какъ заслужилъ, а плясуна я сама награжу: передай ему этотъ перстень.

   Наступилъ трет³й и послѣдн³й фазисъ шутовского празднества - Ледяной домъ. "Молодые" въ своей клѣткѣ на слонѣ и сопровождающая ихъ разноплеменная свита направились туда окружнымъ путемъ по главнымъ улицамъ, чтобы дать лишн³й разъ обывателямъ столицы насладиться рѣдкимъ зрѣлищемъ; государыня же со всѣмъ Дворомъ свернула опять на набережную и въ нѣсколько минутъ была уже y спуска къ Ледяному дому, откуда ее привѣтствовали громогласными салютами ледяныя пушки и мортиры.

   Спустились уже ранн³я зимн³я сумерки, и только въ сторону взморья небо алѣло еще вечернею зарей. Но небесныя краски положительно блѣднѣли передъ огнями Ледяного дома. Изъ пастей двухъ ледяныхъ дельфиновъ вылетали фонтаны горящей нефти. Ледяной слонъ, издавая оглушительный ревъ, выпускалъ изъ хобота огненный же водометъ на высоту 3 1/2 саженъ. Въ ледяныхъ пирамидахъ по сторонамъ Ледяного дома свѣтились, сквозь круглыя окна, больш³е зажженные фонари съ вертящимися "смѣшными фигурами". Так³я же "смѣшныя картины" просвѣчивали сквозь ледяныя стекла самого Ледяного дома.

   - Ты, Артем³й Петровичъ, на сей разъ превзошелъ себя, - похвалила Анна ²оанновна послѣ подробнаго осмотра всѣхъ наружныхъ диковинъ. - Какъ-то удалось тебѣ внутреннее убранство?

   Обѣ комнаты Ледяного дома были уставлены теперь полною домашнею утварью, которая сдѣлана была точно такъ же изъ чистаго льда, но выкрашена "приличными натуральными красками". Въ гостиной, служившей одновременно и столовой, находились: изящной рѣзьбы столъ, два дивана, два кресла и рѣзной поставецъ съ чайной посудой, стаканами, рюмками, блюдами. На столѣ красовались больш³е часы и лежали игральныя карты съ марками. По двумъ же угламъ комнаты стояли два ледяныхъ купидона съ повязанными глазами.

   Въ спальнѣ, кромѣ двухспальной ледяной кровати, имѣлись ледяные же: туалетъ, два зеркала и табуретикъ. На туалетѣ горѣли намазанныя нефтью ледяные шандалы, а въ каминѣ пылали облитые нефтью же ледяныя дрова.

   - Обо всемъ-то вѣдь ты позаботился, Артем³й Петровичъ, одобрительно промолвилась снова императрица. - Только дрова твои мало что-то грѣютъ. Ну, да y молодыхъ супруговъ кровь горячая! - прибавила она, оглядываясь съ усмѣшкой на окружающихъ, которые не замедлили разсмѣяться надъ всемилостивѣйшей шуткой.

  

  

   Такъ какъ отъ Ледяного дома до Зимняго дворца было, какъ говорится, рукой подать, то по отъѣздѣ царской кареты нѣкоторые изъ придворныхъ не сѣли уже въ свои кареты, а пошли пѣшкомъ. Въ числѣ послѣднихъ были также Юл³ана и Лилли, которыхъ проводить до дворца взялся младш³й Шуваловъ. Когда они поднялись съ Невы на берегъ, то застали уже здѣсь "молодыхъ", которыхъ только-что снимали со спины слона. Тутъ же оказался и Самсоновъ со своими оленями.

   - А олени уже поданы, Лизавета Романовна, - сказалъ онъ, приподнимая на головѣ свой самоѣдск³й треухъ.

   - Что такое, Лилли? - обратилась гоффрейлина, недоумѣвая, къ своей юной спутницѣ.

   - Онъ обѣщалъ покатать меня на оленяхъ... пролепетала Лилли.

   - Та-та-та-та! - вмѣшался со смѣхомъ Шуваловъ. - Да ты, Григор³й, скажи-ка по чистой совѣсти, не самъ ли и опоилъ вчера самоѣда?

   - Былъ грѣхъ, ваше благород³е, - признался Самсоновъ. - Но безъ того я не сдержалъ бы своего обѣщан³я Лизаветѣ Романовнѣ...

   - Дорогая Юл³ана! покатаемтесь вмѣстѣ? - попросила Лилли.

   - Ужъ не знаю, право...

   - Смѣю доложить, - вмѣшался Самсоновъ, - что мѣсто y меня въ саняхъ только для одной особы.

   - А ее одну безъ себя я не пущу! - объявила Юл³ана.

   - Но онъ же "молочный братъ", а съ братомъ какъ же не пустить? - вступился Шуваловъ.

   - Да вы не бойтесь, сударыня, за Лизавету Романовну, - успокоилъ гоффрейлину съ своей стороны Самсоновъ. - Я подвезу ее потомъ въ сохранности къ самому дворцу.

   Согнавъ съ саней сидѣвшую еще тамъ самоѣдку, онъ посадилъ на ея мѣсто Лилли, бережно окуталъ ей колѣна оленьимъ мѣхомъ, самъ усѣлся рядомъ и, гикнувъ на оленей по-самоѣдски, погналъ ихъ подъ откосъ на Неву.

   - Смотри, не отморозь носа и ушей! - поспѣла только крикнуть еще вслѣдъ Юл³ана.

   Отвѣчать Лилли не пришлось: они уже внизу, на льду, огибаютъ вокругъ Ледяного дома и несутся во всю оленью прыть въ сторону взморья.

   - Какъ хорошо, ахъ, какъ хорошо! - вырвалось изъ груди восхищенной Лилли.

   Загнувъ на спину свои вѣтвистые рога, олени летѣли впередъ, какъ на крыльяхъ. Вотъ они промчались и въ пролетъ межъ двухъ плашкаутовъ Исаак³евскаго моста, и впереди открылась снѣжная рѣчная равнина. А надъ этой равниной, на самомъ горизонтѣ, тамъ, гдѣ недавно закатилось зимнее солнце, тяжелый облачный пологъ какъ по заказу раздвинулся, и на чистомъ фонѣ неба вечерняя заря, прежде чѣмъ совсѣмъ потухнуть, заиграла усиленнымъ заревомъ, заливая волшебнымъ розовымъ отблескомъ и всю бѣлоснѣжную рѣку, и оба ея берега съ домиками и опушенными снѣгомъ деревьями.

   - Смотри-ка, Гриша, - заговорила Лилли: - мы точно догоняемъ солнце, сейчасъ его догонимъ...

   - И догонимъ! - отозвался Самсоновъ. Замахнувшись длиннымъ шестомъ, служившимъ. ему замѣсто бича, онъ такъ зычно гикнулъ на оленей, что тѣ еще понаддали, а сидѣвшая неподалеку стая воронъ, каркая, разлетѣлась въ стороны.

   - Какъ ты напугалъ ихъ! - разсмѣялась Лилли. - А тамъ-то что за красота!

   Олени вынесли ихъ уже на самое взморье, на морской просторъ. И закатъ, казалось, запылалъ еще ярче, будто и вправду покажется сейчасъ солнце. Лилли глянула на сидѣвшаго рядомъ съ нею молодого возницу: весь онъ былъ объятъ тѣмъ же огненнымъ с³яньемъ.

   - Ты, Гриша, точно въ огнѣ! - сказала она. - А я, посмотри-ка?

   Онъ повернулъ къ ней голову, - и въ глазахъ его отразилось то же с³янье, но какъ бы усиленное еще собственнымъ его огнемъ.

   - Знаете ли, Лизавета Романовна, кто вы теперь такая?

   - Кто?

   - Сказочная царевна!

   - А ты самъ вѣрно Иванъ-царевичъ, что увозитъ меня на край свѣта?

   - И увезу!

   Въ голосѣ его звучала такая восторженная нота, что Лилли даже жутко стало.

   - Нѣтъ, Гриша, - сказала она сер³озно. - Ты еще насъ опрокинешь; дай-ка мнѣ править.

   Онъ безпрекословно отдалъ ей возжи; но тутъ вдругъ на пунцовой отъ мороза щекъ ея онъ за мѣтилъ бѣлое пятнышко.

   - У васъ щека отморожена!

   Отнявъ опять y нея возжи, онъ остановилъ оленей и подалъ ей комъ снѣга.

   - Вотъ потрите, да хорошенько, хорошенько!

   Она принялась оттирать отмороженную щеку.

   - Если бы ты зналъ, какъ это жжетъ!

   - Тѣмъ лучше.

   - Ну да! Вотъ посмотри: прошло или нѣтъ?

   - Прошло, - отвѣчалъ онъ - и, точно на него нашло затмѣн³е ума, губы его прикоснулись къ ея щекѣ.

   Лилли съ крикомъ выскочила изъ саней и быстрыми шагами пошла обратно въ сторону Петербурга. Не сдѣлала она, однако, и двадцати шаговъ, какъ Самсоновъ въ саняхъ нагналъ уже ее и поѣхалъ рядомъ.

   - Простите, Лизавета Романовна, меня окаяннаго! - умолялъ онъ раскаяннымъ тономъ. - Сами вы вѣдь назвали меня Иваномъ-царевичемъ... Словно необоримая сила тутъ меня толкнула... Ну, простите! До Петербурга вѣдь еще верстъ пять...

   Она, не отвѣчая, ускорила только шаги.

   - Ну, будьте умненькой, сядьте! - продолжалъ онъ. - Я самъ, повѣрьте, еще больше васъ терзаюсь. До города я ни разу на васъ глазъ не подниму, ни словомъ не промолвлюсь. Все равно вѣдь не дойдете и въ пути еще замерзнете.

   Послѣдн³й аргументъ былъ настолько убѣдителенъ, что она, попрежнему не удостоивая его отвѣта, рѣшилась, однако, сѣсть, дала и обложить себѣ опять ноги теплымъ оленьимъ мѣхомъ.

   Не слыша уже ни гика, ни свиста, олени затрусили мелкой рысцой. Самсоновъ еле шевелилъ возжами, а Лилли уткнулась лицомъ въ свою муфту. Вся зимняя картина кругомъ разомъ перемѣнилась. Отъ догорающаго заката они повернули обратно къ сумеречной тьмѣ, и чѣмъ дальше, тѣмъ глубже погружались въ эту безпросвѣтную тьму. Потухло совершенно и свѣтлорадостное возбужден³е на душѣ y Лилли, но гнѣвъ ея также остылъ и уступилъ мѣсто болѣе спокойному разсужден³ю:

   "Назвала его Иваномъ-царевичемъ, а онъ сей часъ и вообразилъ ужъ... Вотъ глупый-то! Подѣломъ вору и мука."

   Вдали замелькали огоньки Петербурга, а немного погодя на вспыхивающемъ горящею нефтью фонъ Ледяного дома вырисовался и темный силуэтъ Исаак³евскаго моста. Мысли Лилли невольно перенеслись къ новобрачнымъ въ Ледяномъ домѣ, и сердечко ея наполнилось жалостью.

   - А вѣдь карлики-то до утра тамъ, пожалуй, замерзнуть! - проговорила она вслухъ. - Не отдать ли имъ эту оленью шкуру? Она очень грѣетъ...

   Самсоновъ издалъ въ отвѣтъ только какой-то нечленораздѣльный звукъ.

   - Ты что тамъ бурчишь?

   Тотъ же глухой звукъ.

   - Что y тебя языкъ во рту примерзъ?

   - Я, Лизавета Романовна, вѣдь обѣщался молчать... Все вотъ думаю, не придумаю, чѣмъ бы мнѣ откупиться... Знаю! Я брошу здѣсь перстень, что пожаловала мнѣ нынче государыня.

   Онъ снялъ перчатку съ правой руки и взялся уже за перстень, какъ оказалось, съ огромнымъ рубиномъ, окруженнымъ брилл³антиками.

   - Не смѣй! - остановила его Лилли. - Ты долженъ особенно дорожить этимъ подаркомъ.

   - Но вину мою вы мнѣ такъ и не отпустите?

   - И не жди! И на глаза мнѣ ужъ не показывайся!

   - Помилосердуйтесь! Назначьте хоть какой-нибудь срокъ.

   - Хорошо, - смилостивилась она: - сегодня 6-е февраля? Такъ ровно черезъ годъ въ этотъ самый день ты можешь явиться ко мнѣ во дворецъ.

   - Лизавета Романовна! черезъ полгода?

   - Сказано разъ: черезъ годъ, такъ тому и быть. А вотъ уже и Ледяной домъ. Ты не забудешь отдать карликамъ эту полость?

   - При васъ же ее отдамъ.

   Окликнувъ стоявшаго y ледяныхъ воротъ часового, Самсоновъ передалъ ему отъ имени будто бы Волынскаго, оленью шкуру для новобрачныхъ а повезъ затѣмъ Лилли далѣе до самаго дворца. Когда тутъ сани остановились y бокового крыльца, Лилли сошла съ саней со словами:

   - Итакъ до 6-го февраля будущаго года.

   Она ожидала, что онъ еще разъ повторитъ свою просьбу, и тогда, быть можетъ... Но онъ пожелалъ ей только на прощанье упавшимъ голосомъ:

   - Храни васъ Богъ!

   Такъ закончился для нихъ памятный день ледяной свадьбы карликовъ,

   Что касается самихъ новобрачныхъ, то на другое утро ихъ нашли въ Ледяномъ ихъ домъ въ полуобморочномъ состоян³и, прижавшись другъ къ дружкѣ, около потухшаго ледяного камина, и если въ нихъ теплилась еще искра жизни, то благодаря лишь покрывавшей ихъ теплой оленьей шкурѣ.

   Былъ еще одинъ страдалецъ, долго помнивш³й ледяную свадьбу, - Васил³й Кирилловичъ Тред³аковск³й. Но свою обиду онъ на этотъ разъ не перенесъ уже молча, а вошелъ съ челобитной къ своему главному начальнику, президенту Академ³и Наукъ, барону Корфу. Корфъ съ своей стороны откомандировалъ къ жалобщику академика-доктора Дювернуа, и тотъ донесъ, что... "на квартиру къ помянутому Тред³аковскому ходилъ, который, лежачи на постели, казалъ мнѣ знаки битья на своемъ тѣлѣ. Спина была y него въ тѣ поры вся избита отъ самыхъ плечъ дале поясницы; да y него жъ подъ лѣвымъ глазомъ было подбито и пластыремъ залѣплено. Для предостережен³я отъ загнит³я велѣлъ я ему спину припарками и пластырями укладывать, чѣмъ онъ чрезъ нѣсколько дней и вылѣчился"...

   Этимъ донесен³емъ до поры до времени и ограничилось участ³е академическаго начальства къ своему злосчастному секретарю: обидчикъ его, первый кабинетъ-министръ, былъ еще въ слишкомъ большомъ фаворѣ y императрицы. Самъ Васил³й Кирилловичъ, однако, не стерпѣлъ и забѣжалъ съ задняго крыльца еще къ Бирону, а этому его жалоба послужила желаннымъ оруж³емъ, чтобы погубить наконецъ своего ненавистнаго соперника.

  

   Вторая половина Масляной недѣли 1740 г. была посвящена празднован³ю мира съ Турц³ей: послѣ чтен³я герольдами на площадяхъ мирнаго договора, съ бросан³емъ въ народъ золотыхъ и серебряныхъ жетоновъ, слѣдовали: молебств³я, разводы съ пушечной пальбой, во дворцѣ маскарадъ - для купечества, а на Дворцовой площади жареные быки съ фонтанами краснаго и бѣлаго вина - для народа, которому царица съ балкона бросала также горстями деньги; по вечерамъ же ежедневно фейерверкъ и иллюминац³я (на которую, сказать въ скобкахъ, по счетамъ придворной конторы, было отпущено отъ Двора одного говяжьяго сала 550 пудовъ). Для обывателей это быль пестрый калейдоскопъ непрерывныхъ увеселен³й, для придворныхъ же чиновъ, какъ доводится, посыпались еще, какъ изъ рога изобил³я, щедрыя пожалован³я. Въ числѣ пожалованныхъ не былъ забыть и предсѣдатель маскарадной коммисс³и, Волынск³й, удостоенный денежной награды въ 20 тысячъ рублей.

   За этимъ наступило затишье Великаго поста, - для Артем³я Петровича - затишье передъ бурей. По поводу требован³я саксонско-польскимъ правительствомъ возмѣщен³я ему убытковъ отъ прохожден³я русскихъ войскъ чрезъ Польшу во время войны съ турками, онъ не воздержался указать императрицѣ на чрезмѣрную расточительность Двора, особенно безконтрольные расходы герцога курляндскаго, истощающ³е и безъ того скудные рессурсы казны.

   - Будетъ! - сухо оборвала его Анна ²оанновна. - Твоими трудами, Артем³й Петровичъ, по свадьбѣ карликовъ я много довольна и не обошла тебя наградой...

   - За что я имѣлъ уже счастье принести вашему величеству мою всенижайшую благодарность, - подхватилъ Волынск³й. - Но горько мнѣ, государыня, отдавать моихъ русскихъ братьевъ чужеземцамъ на утѣснен³е...

   - Ты опять свое! Не гоже намъ твои рѣчи слушать. Языкъ y тебя - острая бритва. Берегись, какъ бы тебѣ зря самому не порѣзаться!

   Послѣ этого въ обращен³и съ нимъ государыни Артем³й Петровичъ не могъ уже не замѣтить нѣкотораго охлажден³я; а чрезвычайно чуткая ко всякимъ такимъ симптомамъ высочайшей немилости вельможная знать не замедлила съ своей стороны использовать эту немилость. Записной придворный остроумецъ князь Куракинъ, обѣдая разъ во дворцѣ вмѣстѣ съ Бирономъ и другими приближенными царицы, сталъ восхвалять ея царствован³е, столь же славное-де, какъ и царствован³е царя Петра Алексѣевича.

   - Въ одномъ лишь ваше величество ему уступаете, - добавилъ онъ со вздохомъ, - въ одномъ!

   - Въ чемъ же это? - спросила Анна ²оанновна.

   - Царь Петръ зналъ господина Волынскаго за так³я дѣла, что накинулъ ему уже веревку на шею, а ваше величество по мягкости сердечной вотъ уже десять лѣтъ не имѣете духу затянуть петлю.

   Острота, не смотря на ея грубость, вызвала на губахъ государыни улыбку; Биронъ же съ громкимъ смѣхомъ чокнулся съ острословомъ - и всѣ близсидящ³е не преминули сдѣлать тоже.

   Нашлись, понятно, добрые люди, которые довели объ этомъ случаѣ до свѣдѣн³я Волынскаго. Терпѣн³е крайне самолюбиваго государственнаго мужа наконецъ лопнуло. Цѣлую ночь до утра просидѣвъ со своимъ секретаремъ Эйхлеромъ за письменнымъ столомъ, онъ услалъ секретаря спать и кликнулъ Самсонова.

   - Вотъ что, Григор³й, - сказалъ онъ: - могу я довѣриться тебѣ? Ты не выдашь моей тайны?

   - Помилуйте, ваше высокопревосходительство! - воскликнулъ Самсоновъ. - Всякая тайна ваша въ груди y меня какъ огонь въ кремнѣ скрыта. Лучше я дамъ руку на отсѣчен³е...

   - Ну, рука-то твоя мнѣ и нужна. Почеркъ y Эйхлера нечетк³й, а y тебя весьма даже изрядный. Такъ вотъ y меня, видишь ли, изготовлено секретное доношен³е государынѣ императрицѣ, о коемъ, окромѣ тебя да Эйхлера, ни одна душа человѣческая не должна до времени знать, чтобы не пошло въ огласку; понялъ?

   - Понялъ-съ.

   - Возьми же с³е и перебѣли возможно чище на царской бумагѣ,

   Взялъ Самсоновъ "доношен³е", сталъ его перебѣлять; но чѣмъ далѣе писалъ онъ, тѣмъ тревожнѣе становилось y него на душѣ; а когда дописалъ до конца, то тяжелымъ предчувств³емъ, какъ желѣзными тисками, грудь ему сдавило: въ докладной запискѣ своей Артем³й Петровичъ открывалъ государынѣ глаза, безъ всякой уже утайки, на цѣлый рядъ возмутительныхъ жестокостей и злоупотреблен³й временщика-курляндца, который въ концѣ концовъ должны были возстановить и противъ нея, государыни, любящ³й ее русск³й народъ.

   Самсоновъ рѣшился подѣлиться своими опасен³ями съ Эйхлеромъ; но тотъ прервалъ его:

   - Да ты не видишь, что ли, что дѣло идетъ здѣсь о пресѣчен³и непорядковъ?

   - Какъ не видѣть. Но, неровёнъ часъ, государыня осерчаетъ. Все это можно бы сказать помягче, просить, а не требовать.

   - Гдѣ надо просить, тамъ не требуютъ, а гдѣ надо требовать, тамъ не просятъ!

   - И удостоится ли еще записка воззрѣн³я государыни? Отведутъ ей очи...

   - Самъ Артем³й Петровичъ, я думаю, гораздо лучше насъ съ тобою знаетъ, что дѣлать, а мы только его исполнители.

   Опасен³я Самсонова, однако, оказались не напрасными. "Секретное доношен³е" Волынскаго было передано императрицею самому Бирону для представлен³я своихъ объяснен³й, а тотъ категорически заявилъ, что считаетъ ниже своего герцогскаго достоинства оправдываться отъ злостныхъ извѣтовъ человѣка, который осмѣлился нанести побои секретарю Академ³и Наукъ Тред³аковскому въ императорскомъ дворцѣ, въ собственныхъ его, герцога, покояхъ и тѣмъ выказалъ неуважен³е къ особъ самой государыни.

   - Служить вмѣстѣ съ Волынскимъ я долѣе не могу! - заключилъ герцогъ. - Либо онъ, либо я!

   Разсказывали, что Анна ²оанновна никакъ сперва не соглашалась пожертвовать Волынскимъ, проливала слезы, но что Биронъ стоялъ на своемъ. И вотъ Волынскому было прислано изъ дворца оффиц³альное извѣщен³е, что ея величеству до времени не благоугодно видѣть его при Дворъ.

   - Ну, что я вамъ говорилъ, Артем³й Петровичъ! - не удержался тутъ замѣтить ему Эйхлеръ. - При Дворѣ слагаются теперь про васъ уже всяк³я небылицы: что вы бунтовщикъ и конспираторъ, что и башкирск³е-то бунты, и поджоги въ разныхъ мѣстахъ не обошлись безъ вашихъ наущен³й.

   Волынск³й горько улыбнулся.

   - Еще бы! - сказалъ онъ: - Теперь я и злодѣй, и разбойникъ, потому что этому курляндцу надо, во что бы то ни стало, стереть меня съ лица земли. Не даромъ вспомнишь поговорку Разумовскаго: Не говори: "гопъ!", пока не перескочишь.

   Настало Свѣтлое Христово Воскресенье. Все населен³е столицы встрѣтило его радостно на за утренѣ при перезвонѣ колоколовъ. Одинъ только первый кабинетъ-министръ съ своими малолѣтками-дѣтьми да немногими изъ самыхъ преданныхъ ему слугъ сидѣлъ y себя въ четырехъ стѣнахъ. А когда поутру явился къ нему Эйхлеръ поздравить съ Свѣтлымъ Праздникомъ, Артем³й Петровичъ поникъ головой и угнетенно промолвилъ:

   - Господь Богъ знаетъ и всѣ дурныя мои, и всѣ добрыя дѣла. Да будетъ же надо мною Его святая воля! Но недруги мои, я чую, ищутъ теперь только претекста, чтобы довести меня до плахи.

   Предчувств³е его не обмануло. Въ конюшенной конторѣ выкопали старое дѣло, изъ котораго усматривалось, что два года назадъ изъ этой конторы были отпущены 500 руб. дворецкому Волынскаго, Василью Кубанцу, на "партикулярная нужды" его господина. Тотчасъ послѣдовалъ указъ объ арестѣ Кубанца. Подвергнутый начальникомъ канцеляр³и тайныхъ розыскныхъ дѣлъ, генераломъ Ушаковымъ, "пристрастному допросу", калмыкъ повѣдалъ о таинственныхъ собран³яхъ въ домѣ Волынскаго, съ цѣлью будто бы ниспровержен³я престола, а кстати наплелъ на своего благодѣтеля и всевозможныя друг³я провинности, начиная съ того времени, когда тотъ былъ еще губернаторомъ въ Астрахани, гдѣ обиралъ будто бы и праваго, и виноватаго, похитилъ даже будто бы изъ монастыря драгоцѣнную ризу, украшенную жемчугомъ и самоцвѣтными каменьями, стоимостью свыше 100 тысячъ рублей. Этихъ голословныхъ показан³й выкреста-татарина оказалось совершенно достаточно, чтобы объявить Волынскому и остальнымъ "заговорщикамъ" домашн³й арестъ и нарядить надъ ними слѣдственную коммисс³ю. Едва только успѣлъ Артем³й Петровичъ сжечь въ каминѣ наиболѣе компрометирующ³я бумаги, какъ къ нему нагрянули чины отъ "заплечнаго мастера" (какъ называли тогда лютаго генерала Ушакова) и опечатали все, что еще не было сожжено. Вслѣдъ затѣмъ начались допросы Волынскаго и его сообщниковъ, а 18-го апрѣля домашн³й арестъ былъ распространенъ и на всѣхъ его домочадцевъ. Возвратясь опять подъ вечеръ съ такого допроса (разумѣется, подъ конвоемъ), онъ позвалъ къ себѣ Самсонова.

   - Ну, Григор³й, - объявилъ онъ, - намъ придется съ тобой распроститься и, думаю, ужъ навсегда.

   - Но за что, сударь, такая немилость?! - воскликнулъ Самсоновъ. - Чѣмъ я это заслужилъ?..

   - Напротивъ, - отвѣчалъ Артем³й Петровичъ: - тобой я какъ нельзя болѣе доволенъ и потому не хотѣлъ бы губить тебя вмѣстѣ съ собой. Покамѣстъ ты ничѣмъ еще не опороченъ, а я (онъ мрачно усмѣхнулся), я - государственный преступникъ! Но и тебя, совсѣмъ ужъ безвиннаго, мои злодѣи могутъ притянуть къ отвѣту: вѣдь послѣдняя моя докладная записка государынѣ перебѣлена твоей рукой. Сегодня меня допытывали, кто ее переписывалъ. Я отвѣчалъ, что самъ. Мнѣ, понятно, не повѣрили: мой почеркъ имъ слишкомъ хорошо извѣстенъ.

   - Но они должны же понимать, что вы хотѣли одного добра...

   - Видитъ Богъ, что такъ, да не задалось! Имъ-то развѣ нужно добро? Злой человѣкъ - врагъ добра. Имъ надо было утопить меня въ болотѣ - и утопятъ; самъ себя за чубъ уже не вытащишь! Теперь мнѣ осталось одно - выдержать до конца. Ты же еще молодъ, и путь въ тебѣ, я чаю, будетъ. Посему тебѣ надо спасаться, и теперь же.

   Глаза Самсонова наполнились слезами.

   - Нѣтъ, Артем³й Петровичъ, - сказалъ онъ:- простите, что я прямо васъ такъ называю, - въ бѣдѣ я васъ уже не покину; пусть они дѣлаютъ со мной тоже, что хотятъ...

   - Эхъ, милый ты человѣкъ! Мнѣ-то ты этимъ вѣдь ни чуть не поможешь. Меня все