Авенариус Василий Петрович - Бироновщина

v align="justify">   На престолъ сѣдша Увѣнчанна"...

   - "Императриксъ" - это что же? - спросилъ Самсоновъ. - Императрица?

   - Ну да; но по-латыни.

   - А зачѣмъ же было не сказать то же по-русски?

   - Высокая, братецъ, матер³я требуетъ и штиля высокаго. Для тебя с³е, я вижу, еще тарабарщина. Прочитаю-ка тебѣ нѣчто болѣе доступное, - про грозу въ Гаагѣ, городѣ голландскомъ: самъ ее испытавши, тогда жъ и воспѣлъ. Слушай.

   И Самсоновъ услышалъ, какъ "набѣгли тучи, воду несучи... Молн³и сверкаютъ, страхомъ поражаютъ, трескъ въ лѣсу съ Перуна, и темнѣетъ Луна... Всѣ животны рыщутъ, покою не сыщутъ; б³ютъ себя въ груди виноваты люди... руки воздѣваютъ, на небо глашаютъ."

   Голосъ чтеца гремѣлъ, очи метали молн³и. И вдругъ изъ тѣхъ же очей свѣтлый лучъ, а изъ устъ медовые звуки: "О, солнце красно! Стань опять ясно, разжени тучи, слезы горючи... А вы, Аквилоны, будьте какъ и оны; лютость отложите, только прохладите... Дни намъ надо красны, пр³ятны и ясны."

   Неизбалованный слухъ Самсонова ласкало со звуч³е риѳмъ, а потому на вопросъ: "каковы стихи?" - онъ отвѣчалъ вполнѣ чистосердечно:

   - Превосходны-съ!

   Васил³й Кирилловичъ самодовольно улыбнулся.

   - Это, братецъ ты мой, только цвѣточки; а ужъ ягодки у меня!..

   "Однако онъ меня своими ягодами, пожалуй, еще обкормитъ! Хорошаго понемножку," подумалъ Самсоновъ и взялся за картузъ.

   - Ты что жъ это, уже во-свояси? - съ видимымъ сожалѣн³емъ спросилъ декламаторъ.

   - Да, ваше благород³е, пора. Много вамъ благодаренъ...

   - И есть за что. Сама вѣдь государыня императрица какъ меня цѣнитъ! До гробовой доски не забуду, какъ пѣлъ я передъ нею сочиненную мною на голосъ оду на новый 1733 годъ!

   - Сами же и пѣли?

   - Собственной персоной. Голосомъ Богъ не обидѣлъ. Государыня изволила возлежать въ своемъ креслѣ y пылающаго камина, а я, смиренно проползши отъ порога до ея стопъ на колѣняхъ, въ такой же позитурѣ пѣлъ свою оду; когда жъ допѣлъ, ея величеству благоугодно было державною дланью ударить меня по ланитѣ. Незабвенная оплеушина!.. Ну, прощай, любезный, утѣшилъ ты меня. Завтра, о сю же пору, жду тебя опять неуклонно.

  

   Нѣсколько дней уже Лилли Врангель провела подъ кровлей Лѣтняго дворца, но не удостоилась еще представлен³я императрицѣ. Изъ всѣхъ обоего пола обитателей дворца она болѣе или менѣе сошлась пока только съ нѣмкой мадамъ Варлендъ, которой были поручены главный надзоръ надъ дворцовыми птичниками и дрессировка для государыни разныхъ птицъ. Въ Зимнемъ дворцѣ былъ отведенъ для пернатыхъ, какъ она слышала, особый дворъ; въ Лѣтнемъ же саду имѣлась даже цѣлая "менажер³я": въ одной большой общей клѣткѣ содержались всевозможныя лѣсныя пташки, нѣкоторыя "заморск³я" птицы и всякая домашняя; соловьи и орлы сидѣли въ отдѣльныхъ клѣткахъ; точно такъ же отдѣльно помѣщалось и разное мелкое звѣрье: мартышки, сурки и т. п.

   Собственно на "птичный" дворъ ни гулявшая въ Лѣтнемъ саду посторонняя публика, ни жильцы Лѣтняго дворца вообще не имѣли доступа. Но для Лилли мадамъ Варлендъ дѣлала изъят³е изъ общаго запрета, такъ какъ дѣвочка съ такимъ неослабнымъ интересомъ относилась къ ея питомцамъ. Чего-чего не узнала отъ нея Лилли! Такъ, напр., что большая клѣтка оставляется на зиму подъ открытымъ небомъ, но отъ морозовъ и снѣга покрывается войлочнымъ чехломъ; что всего больше хлопотъ и заботъ y мадамъ Варлендъ съ выучкой одного сѣраго, съ краснымъ хохолкомъ, красавца-попугая, который, по приказу государыни, выписанъ нарочно изъ Гамбурга и будетъ подаренъ его свѣтлости, герцогу курляндскому, въ день его рожден³я - 13-го ноября; что и русскихъ-то птицъ не такъ легко получать въ желаемомъ количествѣ: хоть бы вотъ купецъ Иванъ Симоновъ подрядился наловить 50 штукъ соловьевъ по 30 коп. за штуку (легко сказать! этак³я деньги!), а къ осени надо, во что бы то ни стало, раздобыть еще сотню; про обыкновенныхъ пичугъ: скворцовъ, зябликовъ, щеглятъ, чижей, - и говорить нечего...

   - Да на что вамъ, помилуйте, все еще новыхъ да новыхъ птицъ, когда y васъ ихъ здѣсь и безъ того хоть отбавляй? - недоумѣвала Лилли.

   - А мало ли ихъ требуется для всѣхъ чиновъ Двора? - отвѣчала мадамъ Варлендъ. - Всякому пр³ятно получить этакую пѣвунью даромъ. Ну, а потомъ весной въ Благовѣщенье ея величество любитъ выпускать собственноручно на волю цѣлыя сотни мелкихъ птахъ, да еще...

   - Что еще? - не унималась Лилли, когда та, глубоко вздохнувъ, запнулась.

   - Государыня до страсти, знаешь, любитъ стрѣлять птицъ на-лету... Ну, что же дѣлать? Бѣдняжки приносятъ свою жизнь, такъ сказать, на алтарь отечества! А не хочешь ли, дитя мое, разъ прогуляться? Вѣдь ты не видѣла еще всѣхъ здѣшнихъ диковинъ?

   Тогдашн³й Лѣтн³й садъ состоялъ изъ трехъ отдѣльныхъ садовъ: первые два занимали ту самую площадь между Фонтанкой и Царицынымъ Лугомъ, что и нынѣшн³й Лѣтн³й садъ; трет³й же, какъ ихъ продолжен³е, находился тамъ, гдѣ теперь инженерный замокъ съ его садомъ. Диковины первыхъ двухъ садовъ были слѣдующ³я: свинцовыя "фигуры" изъ "Езоповыхъ фабулъ," "большой" гротъ съ органомъ, издававшимъ звуки посредствомъ проведенной въ него изъ пруда воды; "малый " гротъ и "маленьк³е гротцы", затейливо убранные разноцвѣтными раковинами, два пруда: "большой" - съ лебедями, гусями, утками, журавлями и чапурами (цаплями), и "прудъ карп³евъ", гдѣ можно было кормить рыбъ хлѣбомъ; оранжереи и теплицы; затѣмъ еще разныя "огибныя" и "крытыя" дорожки, увитыя зеленью бесѣдки и проч.

   Трет³й садъ былъ предназначенъ не для гулянья, а для хозяйственныхъ цѣлей: часть его была засажена фруктовыми деревьями и ягодными кустами, а другая раскопана подъ огородныя овощи.

   Только-что Лилли съ мадамъ Варлендъ вышли на окружную дорогу, отдѣлявшую второй садъ отъ третьяго, какъ вдали показались два бѣгущихъ скорохода, а за ними экипажъ.

   - Государыня! - вскрикнула Варлендъ и, схвативъ Лилли за руку, повлекла ее въ ближайшую бесѣдку.

   - Да для чего намъ прятаться? - спросила Лилли. - Я государыню до сихъ поръ вѣдь даже не имѣла случая видѣть...

   - Когда ея величество недомогаетъ, то лучше не попадаться ей на глаза. Сегодня она дѣлаетъ хоть опять прогулку въ экипажѣ - и то слава Богу. Сейчасъ онѣ проѣдутъ... ч-ш-ш-ш!

   Обѣ притаились. Вотъ пролетѣли мимо, какъ вѣтеръ, скороходы; а вотъ послышался, по убитой пескомъ дорогѣ, мягк³й шумъ колесъ и дробный лошадиный топотъ. Сквозь ажурный переплетъ бесѣдки Лилли, сама снаружи невидимая, могла довольно отчетливо разглядѣть проѣзжающихъ: въ небольшой коляскѣ, запряженной парой пони тигровой масти, сидѣли двѣ дамы, изъ которыхъ одна, болѣе пожилая, очень полная и высокая, сама правила лошадками.

   - Да это же вовсе не государыня! - усомнилась Лилли, когда экипажъ скрылся изъ виду.

   - Какъ же нѣтъ? - возразила Варлендъ. - Та, что правила, и была государыня.

   - Не можетъ быть! На ней не было ни золотой короны, ни порфиры...

   - Ахъ ты, дитя, дитя! - улыбнулась Варлендъ. - Корона и порфира надѣваются монархами только при самыхъ большихъ торжествахъ.

   - Вотъ какъ? А я-то думала... Но кто была съ нею другая дама? У той лицо не то чтобы важнѣе, но, какъ бы сказать?..

   - Спесивѣе? Да, ужъ такой спесивицы, какъ герцогиня Биронъ, другой y насъ и не найти. Она воображаетъ себя второй царицей: въ дни пр³емовъ y себя дома возсѣдаетъ, какъ на тронѣ, на высокомъ позолоченномъ креслѣ; платье на ней цѣною въ сто тысячъ рублей, а брилл³антовъ понавѣшено на цѣлыхъ два милл³она. Каждому визитеру она протягиваетъ не одну руку, а обѣ заразъ, и горе тому, кто поцѣлуетъ одну только руку!

   - Вотъ дура-то!

   - Что ты, милая! Развѣ так³я вещи говорятся вслухъ?

   - А про себя думать можно? - засмѣялась Лилли. - Вы, мадамъ Варлендъ, ее, видно, не очень-то любите?

   - Кто ее любитъ!

   - А государыня?

   - Государыня держитъ ее около себя больше изъ-за самого герцога. Въ экипажѣ она садитъ ее, конечно, рядомъ съ собой, но въ комнатахъ герцогиня въ присутств³и государыни точно такъ же, какъ и всѣ друг³е, не смѣетъ садиться. Изъ статсъ-дамъ одной только старушкѣ графинѣ Чернышевой ея величество дѣлаетъ иногда послаблен³е. "Ты, матушка, я вижу, устала стоять?" говорить она ей. "Такъ упрись о столъ; пускай кто-нибудь тебя заслонить вмѣсто ширмы, чтобы я тебя не видѣла."

   - А изъ другихъ дамъ, кто всего ближе къ государынѣ?

   - Да, пожалуй, камерфрау Юшкова.

   - Какая же она дама! Вѣдь она, кажется, изъ совсѣмъ простыхъ и была прежде чуть ли не судомойкой?

   - Происхожден³е ея, моя милая, надо теперь забыть: Анна Федоровна выдана замужъ за подполковника; значитъ, она подполковница.

   - Однако она до сихъ поръ еще обрѣзаетъ ногти на ногахъ y государыни, да и y всего семейства герцога?

   - Господи! Кто тебѣ разболталъ объ этомъ?

   - Узнала я это отъ одной камермедхенъ.

   - Отъ которой?

   - Позвольте ужъ умолчать. За мою болтовню съ прислугой мнѣ и то довольно уже досталось.

   - Отъ принцессы?

   - Ай, нѣтъ. Принцесса не скажетъ никому ни одного жесткаго слова. Ей точно лѣнь даже сердиться. Нотац³ю прочла мнѣ баронесса Юл³ана: "Съ прислугой надо быть привѣтливой, но такъ, чтобы она это цѣнила, какъ особую милость. Никакой фамильярности, чтобъ не вызвать ее на такое же фамильярничанье, которое обращается въ нахальство"...

   - А что жъ, все это очень вѣрно. Совѣты баронессы Юл³аны вообще должны быть для тебя придворнымъ катехизисомъ. Она, конечно, объяснила тебѣ также, какъ вести себя съ государыней?

   - О, да. Улыбаться можно, но не ранѣе, какъ только тогда, когда сама государыня улыбнется, а громко смѣяться - Боже упаси! Да мнѣ теперь и не до смѣху; какъ подумаю, что придется тоже представляться государынѣ, такъ y меня душа уходитъ въ пятки. Такъ страшно, такъ ужъ страшно!..

   - Да ты и вправду вѣдь дрожишь, какъ маленькая птичка, - замѣтила начальница птичника, нѣжно гладя дѣвочку по спинѣ. - Ну, полно же, полно. Приметъ тебя государыня вѣдь не при общемъ пр³емѣ, а совсѣмъ приватно, запросто, въ своемъ домашнемъ кругу. Изъ 6-ти статсъ-дамъ будетъ, вѣроятно, одна только безотлучная герцогиня Биронъ.

   - Но герцогиня, сами вы говорите, такая гордячка...

   - При государынѣ она и рта не разѣваетъ.

   - А оберъ-гофмейстерина?

   - Княгиня Голицына? Та послѣ смерти своего мужа-фельдмаршала, вотъ уже девятый годъ, почти не показывается при Дворѣ. Будутъ только фрейлины, да приживалки, да шуты.

   - Но скажите мнѣ, пожалуйста, мадамъ Варлендъ (баронессу Юл³ану я не рѣшилась спросить): для чего государыня окружила себя шутами? Вѣдь есть же болѣе благородныя развлечен³я?

   - Видишь ли... На всѣ эти куртаги, банкеты, спектакли надо являться въ корсажѣ, фижмахъ, букляхъ, надо самой вести придворные разговоры. Не такъ давно еще не проходило вѣдь дня безъ какихъ-либо празднествъ; завели итальянскую оперу, нѣмецкую трагед³ю... Герцогъ выписалъ нарочно нѣмецкую труппу изъ Лейпцига. И что за роскошь была въ нарядахъ! Никто не смѣлъ пр³ѣзжать ко Двору второй разъ въ одномъ и томъ же платьѣ. На нарядахъ мног³е даже до тла раззорялись, влѣзали по уши въ долги. Но вотъ съ тѣхъ поръ, что государыня чувствуетъ себя такъ плохо, всѣ эти оффиц³альные выходы слишкомъ ее утомляютъ, и она почти не показывается изъ своихъ аппартаментовъ. Тамъ фрейлины развлекаютъ ее народными пѣснями, приживалки - разсказами о привидѣн³яхъ и разбойникахъ, а шуты - своими глупостями. Изъ шутовъ, сказать между нами, одинъ только можетъ назваться человѣкомъ: это Балакиревъ, который былъ шутомъ еще y царя Петра.

   - Но есть вѣдь между ними, кажется, и титулованные?

   - Есть-то есть: два князя и одинъ графъ...

   - Но какъ тѣ-то рѣшились сдѣлаться шутами?

   - Не по своей охотѣ, конечно, а разжалованы въ шуты, - одинъ изъ-за своей жены, интригантки, а два другихъ за то, что тайнымъ образомъ перешли въ католичество: государыня вѣдь очень набожна и крѣпко держится своего православ³я.

   - Мнѣ называли еще какого-то любимца государыни Педрилло?

   - Ну, этотъ неаполитанецъ не столько шутъ, какъ мошенникъ. Зовутъ его собственно П³етро Мира; былъ онъ y насъ сперва пѣвцомъ буффъ въ итальянской оперѣ и скрипачомъ въ оркестрѣ; но своими забавными дурачествами сумѣлъ снискать расположен³е государыни, и она сдѣлала его своимъ придворнымъ шутомъ. Теперь онъ исполняетъ всяк³я поручен³я ея величества, гдѣ можетъ извлечь для себя пользу, играетъ за нее въ карты, а выигрышъ кладетъ себѣ въ карманъ. Для него да еще для другого шута изъ португальскихъ жидовъ, Яна д'Акоста, тоже изряднаго плута, учрежденъ даже особый шутовской орденъ - святого Бенедетто.

   - А кромѣ шутовъ, y государыни есть вѣдь и шутихи?

   - Ну, тѣ просто безобидныя болтушки. Съ одной, впрочемъ, милая, будь осторожна - съ карлицей-калмычкой: y нея бываютъ и презлыя шутки.

   - Я слышала, кажется, ея имя: Буженинова.

   - Вотъ, вотъ. Крещена она Авдотьей, прозвище же Буженинова ей дано за то, что любимое ея кушанье - буженина, вареная свинина съ лукомъ и перцомъ.

   - Но, что до меня, то я не могла бы проводить цѣлые дни въ обществѣ дураковъ и дуръ!

   - Бога ради, моя милая, не высказывайся только такъ откровенно при другихъ! Тебя не сдѣлаютъ тогда не только фрейлиной принцессы, но и камеръ-юнгферой.

   - Да мнѣ все равно, чѣмъ бы ни быть, хоть камермедхенъ, лишь бы поскорѣй! А то висишь на воздухѣ между небомъ и землей...

   Желан³е дѣвочки исполнилось уже на слѣдующее утро.

  

  

   Когда дежурный камеръ-юнкеръ съ низкимъ поклономъ пропустилъ Анну Леопольдовну и сопровождавшихъ ее Юл³ану и Лилли въ царск³е покои, - навстрѣчу оттуда имъ неслись звонк³е переливы женскаго хора. Когда же онѣ переступили порогъ той комнаты, гдѣ пѣлъ хоръ, пѣн³е было властно прервано не женски-густымъ голосомъ:

   - Будетъ, дѣвки! Пошли вонъ!

   Пѣвицы-фрейлины, смолкнувъ, послушно удалились въ смежную комнату. Властный голосъ принадлежалъ сидѣвшей y открытаго въ садъ окна, пожилой дамѣ. Если бы Лилли даже и не видѣла ее мелькомъ наканунѣ проѣзжающею въ экипажѣ, то уже потому, что изъ всѣхъ присутствующихъ она одна только сидѣла, y нея не оставалось бы сомнѣн³я, что то сама императрица.

   Въ 1724 году голштинск³й камеръ-юнкеръ Берхгольцъ, будучи въ Митавѣ y двора Анны ²оанновны (тогда еще герцогини курляндской), описывалъ ее такъ:

   "Герцогиня - женщина живая и пр³ятная, хорошо сложена, недурна собой и держитъ себя такъ, что чувствуешь къ ней почтен³е".

   За пятнадцать лѣтъ, однако, внѣшность ея сильно измѣнилась. Необычайная дородность, особенно поражавшая въ утреннемъ свѣтлоголубомъ капотѣ, при отсутств³и корсета; головной уборъ - красный платокъ, рѣзко выдѣлявш³й смуглость лица, и всего болѣе долговременная болѣзненность дѣлали ее на видъ значительно старше ея 46-ти лѣтъ... Брови она еще красила, но румяниться и бѣлиться уже перестала, и, вмѣсто воды и мыла, употребляла для очищен³я кожи только топленое масло, отъ чего цвѣтъ ея кожи казался еще смуглѣе. Выпуклые, широко-разставленные глаза будто опухли и были окаймлены темными кругами; углы рта были страдальчески опущены.

   При появлен³и любимой племянницы, впрочемъ, хмурыя черты императрицы нѣсколько прояснились. Еще болѣе обрадовалась лежавшая y ея ногъ левретка: съ веселымъ лаемъ она вскочила съ своей вышитой подушки и, виляя хвостомъ, подбѣжала къ принцессѣ. (Въ скобкахъ замѣтимъ, одному изъ титулованныхъ шутовъ, бывшему камергеру, было поручено кормить эту собачку и приносить ей каждый день отъ "кухеншрейбера" кринку сливокъ).

   - Здравствуй, Цытринька, здравствуй! - поздоровалась Анна Леопольдовна съ собачкой; затѣмъ, подойдя къ своей царственной теткѣ, пожелала ей добраго утра, поцѣловала руку и тутъ же представила ей Лилли:

   - Вотъ, ваше величество, моя маленькая фаворитка.

   Государыня взоромъ знатока оглядѣла снизу вверхъ стройную, гибкую фигуру дѣвочки.

   - Молодая березка! А я вѣдь и то думала, что ты еще коротышка. Недотрога какая! По щекѣ даже не смѣй потрепать. А щечки-то как³я алыя! На алый цвѣтокъ летитъ и мотылекъ.

   "Ну, ужъ мотылекъ!" вспомнила Лилли про Бирона, но на словахъ этого, конечно, не выразила, а только пуще зардѣлась.

   - Ну, Богъ проститъ, - милостиво продолжала императрица. - Ты вѣдь хоть и нѣмка, а говоришь тоже по-нашему?

   Сама Анна ²оанновна, не смотря на то, что цѣлыхъ двадцать лѣтъ провела въ Курлянд³и, все еще не освоилась хорошенько съ нѣмецкою рѣчью, а потому попрежнему предпочитала русск³й языкъ.

   - Говорю, ваше величество, отвѣчала, - ободрившись, Лилли. - Я родилась въ Тамбовской губерн³и...

   - О! да y тебя и выговоръ-то совсѣмъ русск³й, чище еще, чѣмъ y покойной сестрицы. Можетъ, ты и русск³я пѣсни пѣть умѣешь?

   Лилли замялась. Мало-ли распѣвала она въ дѣтствѣ разныхъ пѣсенъ съ своими сверстницами, дворовыми дѣвчонками! Но государыня, чего добраго, прикажетъ ей еще пѣть сейчасъ при всѣхъ...

   - Ну, что же молчишь? Отвѣчай! - шепнула ей сзади по-нѣмецки Юл³ана.

   - Простите, ваше величество, - пролепетала Лилли: - y меня хриплый голосъ...

   - Ну, тогда тебѣ цѣна грошъ.

   Юл³ана, имѣвшая уже случай слышать, какъ звонко Лилли заливается въ своей комнаткѣ, не хотѣла обличить ее въ явной лжи, но сочла все таки полезнымъ пристыдить ее немножко и доложила государынѣ, что дѣвочка зато мастерица ѣздить верхомъ, даже безъ сѣдла, какъ деревенск³я дѣти.

   - Скажите, пожалуйста! - улыбнулась Анна ²оанновна. - Ну, когда-нибудь посмотримъ y насъ въ манежѣ, непремѣнно посмотримъ.

   Въ это время въ саду закаркала громко ворона.

   - Проклятое вороньё! - проворчала государыня и выглянула въ окно. - Такъ и есть: опять надъ моимъ окномъ! Точно имъ и другого мѣста нѣтъ. Подайте-ка мнѣ ружье!

   - О, mein Gott! - послышался сдавленный вздохъ изъ устъ стоявшей около царскаго кресла придворной дамы.

   Не смѣя до сихъ поръ отвести глазъ отъ императрицы, Лилли только теперь взглянула на эту барыню, въ которой тотчасъ узнала вчерашнюю спутницу государыни, герцогиню Биронъ. Небольшого роста, но съ пышнымъ бюстомъ, 36-ти лѣтняя герцогиня была бы и лицомъ, пожалуй, даже недурна, не будь ея кожа испорчена оспой, не напускай она на себя чрезмѣрной важности и не имѣй она, кромѣ того, непохвальной привычки то-и-дѣло приподнимать брови, - что придавало ея самимъ по себѣ правильнымъ чертамъ выражен³е пугливаго высокомѣр³я.

   - Какъ это ты, Бенигна, не привыкаешь на конецъ къ выстрѣламъ? - замѣтила ей Анна ²оанновна. - Ну, да Господь съ тобой! Дайте мнѣ лукъ и стрѣлы.

   - Eccolo, madre mia! Вотъ тебѣ мой самострѣлъ, - подскочилъ къ ней вертлявый, черномазый субъектъ, въ которомъ, и безъ шутовскаго наряда, не трудно было узнать любимца царицы Педрилло по его звучному итальянскому говору и, казалось, намѣренному даже искажен³ю русской рѣчи (что мы, однако, не беремся воспроизвести). - Но, чуръ, не промахнись.

   - Кто? я промахнусь? Ни въ жизнь!

   - А вотъ побьемся объ закладъ: какъ промахнешься, такъ подаришь мнѣ за то золотой. Хорошо?

   - Хорошо.

   Натянувъ самострѣлъ, государыня, почти не цѣлясь, спустила стрѣлу. Въ тотъ же мигъ ворона, пронзенная стрѣлой, слетѣла кувыркомъ внизъ, цѣпляясь крыльями за древесныя вѣтви, и шлепнулась замертво на земь.

   - Per Dio! - изумился Педрилло и съ заискивающею беззастѣнчивостью неаполитанскаго лаццарони протянулъ ладонь:

   - Ebbene, made, una piccola moneta.

   - Это за что, дуракъ?

   - Да мнѣ ночью приснилось, что ты все же подарила мнѣ золотой, и я положилъ его уже себѣ въ карманъ.

   - Такъ можешь оставить его y себя въ карманѣ.

   Неаполитанецъ почесалъ себѣ ногою за ухомъ, а товарищи его разразились злораднымъ хохотомъ.

   Тутъ вошедш³й камеръ-юнкеръ доложилъ, что кабинетъ-министръ Артем³й Петровичъ Волынск³й усерднѣйше просить ея величество удостоить воззрѣн³емъ нѣк³й спѣшный докладъ.

   Анна ²оанновна досадливо насупилась.

   - Скажи, что мнѣ недосужно. Вѣчно вѣдь не впопадъ!

   - А то, матушка-государыня, велѣла бы ты спросить его: гдѣ бѣлая галка? - предложилъ одинъ изъ шутовъ.

   - Какая бѣлая галка?

   - Да какъ же: еще на запрошлой масляницѣ, помнишь, повелѣла ты доставить въ твою менажер³ю бѣлую галку, что проявилась въ Твери. Ну, такъ доколѣ онъ ее не представитъ, дотолѣ ты и не допускай его предъ свои пресвѣтлыя очи.

   Государыня усмѣхнулась.

   - А что жъ, пожалуй, такъ ему и скажи.

   Камеръ-юнкеръ вышелъ, но минуту спустя опять возвратился съ отвѣтомъ, что, по распоряжен³ю его высокопревосходительства Артем³я Петровича, тогда-же было писано тверскому воеводѣ Кирѣевскому, дабы для поимки той бѣлой галки съ присланными изъ Москвы помытчиками было безъ промедлен³я отправлено потребное число солдатъ, сотскихъ, пятидесятскихъ; что во всеобщее свѣдѣн³е о всемѣрномъ содѣйств³и было равномѣрно въ пристойныхъ мѣстахъ неоднократно публиковано и во всѣ города Тверской провинц³и указы посланы; но что съ тѣхъ поръ той бѣлой галки никто такъ уже и не видѣлъ.

   - Пускай пошлетъ сейчасъ, кому слѣдуетъ, подтвердительные указы, - произнесла Анна ²оанновна съ рѣзкою рѣшительностью.

   Не отходившая отъ ея кресла герцогиня Биронъ, наклонясь къ ней, шепнула ей что-то на ухо.

   - Hm, ja, - согласилась государыня и добавила къ сказанному: - буде-же y Артем³я Петровича есть и въ самомъ дѣлѣ нѣчто очень важное, то можетъ передать его свѣтлости господину герцогу для личнаго мнѣ доклада.

   Камеръ-юнкеръ откланялся и вновь уже не возвращался.

   Между тѣмъ къ императрицѣ подошла камерфрау Анна Федоровна Юшкова и налила изъ склянки въ столовую ложку какой-то бурой жидкости.

   - Да ты, Федоровна, своей бурдой въ конецъ уморить меня хочешь? - сказала Анна ²оанновна, впередъ уже морщась.

   - Помилуй, голубушка государыня! - отвѣчала Юшкова. - Самъ вѣдь лейбъ-медикъ твой Фишеръ прописалъ: черезъ два часа, молъ, по столовой ложкѣ. Выкушай ложечку, сдѣлай ужъ такую милость!

   - Да вотъ португалецъ-то, докторъ Санхецъ, прописалъ совсѣмъ другое.

   - А ты его, вертопраха, не слушай. Степенный нѣмецъ, матушка, куда вѣрнѣе. Ты не смотри, что на видъ будто невкусно; вѣдь это лакрица, а лакрица, что медъ, сладка.

   - Сласти, Федоровна, для дѣвокъ да подростковъ, а въ наши годы-то что тѣлу пользительнѣй.

   - Да чего ужъ пользительнѣй лакрицы? Пей, родная, на здоровье!

   - Дай-ка я за матушку нашу выпью, - вызвалася тутъ Буженинова, карлица-калмычка, и, разинувъ ротъ до ушей, потянулась къ подносимой царицѣ ложкѣ.

   Но подкравш³йся къ ней шутъ д'Акоста подтолкнулъ ложку снизу, и все ея содержимое брызнуло въ лицо карлицѣ.

   Новый взрывъ хохота царицыныхъ потѣшниковъ. Не смѣялся одинъ лишь Балакиревъ.

   - Ты что это, Емельянычъ, надулся, что мышь на крупу? - отнеслась къ нему государыня.

   - Раздумываю, матушка, о негожествѣ потѣхъ человѣческихъ, - былъ отвѣтъ.

   - Уменъ ужъ больно! вскинулся д'Акоста. - Смѣяться ему, вишь, на дураковъ не пристало. Словно и думать не умѣютъ!

   - Умный начинаетъ думать тамъ, гдѣ дуракъ кончаетъ.

   - Oibo! возмутился за д'Акосту Педрилло. - Скажи лучше, что завидно на насъ съ нимъ: не имѣешь еще нашего ордена Бенедетто.

   - Куда ужъ намъ, русакамъ! Спасибо блаженной памяти царю Петру Алексѣевичу, что начальникомъ меня хоть надъ мухами поставилъ.

   - Надъ мухами? - переспросила Анна ²оанновна. - Разскажи-ка, Емельянычъ, какъ то-было.

   - Разскажу тебѣ, матушка, изволь. Случалось мнѣ нѣкоего вельможу (имени его не стану наименовать) не однажды отъ гнѣва царскаго спасать. Ну, другой меня, за то уважилъ бы, какъ подобаетъ знатной персонѣ; а онъ, вишь, по скаредности, и рубля пожалѣлъ. Видитъ тутъ государь, что я пр³унылъ, и вопрошаетъ точно такъ-же, какъ вотъ ты, сейчасъ, матушка:

   "- Отчего ты, Емельянычъ, молъ, не веселъ, головушку повѣсилъ?

   "- Да какъ мнѣ, - говорю, - веселымъ быть, Алексѣичъ: не взирая на весь твой фаворъ, нѣтъ мнѣ отъ людей уважен³я, а нѣтъ уважен³я оттого, что всѣхъ, кто тебѣ служитъ вѣрой и правдой, ты жалуешь своей царской милостью: кого крестомъ, кого чиномъ, кого мѣстомъ, а меня вотъ за всю мою службу хоть бы разъ чѣмъ наградилъ.

   "- Чего-жъ ты самъ желаешь?" спрашиваетъ государь.

   "Взялъ я тутъ смѣлость, говорю:

   "- Такъ и такъ, молъ, батюшка: поставь ты меня начальникомъ надъ мухами.

   "Разсмѣялся государь:

   "- Ишь, что надумалъ! Въ какомъ разумѣ с³е понимать должно?

   "- А въ такомъ, говорю, - и понимать, что по указу твоему дается мнѣ полная мочь бить мухъ гдѣ только самъ вздумаю, и никто меня за то не смѣлъ-бы призвать къ отвѣту.

   "- Будь по сему, говоритъ, - дамъ я тебѣ такой указъ.

   "И своеручно написалъ мнѣ указъ.

   "Долго-ли, коротко-ли, задалъ тотъ самый вельможа его царскому величеству пиръ зазвонистый, по-нонѣшнему - банкетъ. Пошла гульба да бражничанье; употчивались гости - лучше не надо. Я же, оставшись въ прежнемъ градусѣ, хвать изъ кармана добрую плетку и давай бить на столѣ покалы, стаканы да рюмки, а посуда-то вся дорогая, хрусталя богемскаго. Ну, хозяинъ, знамо, ошалѣлъ, осатанѣлъ, съ немалымъ крикомъ велѣлъ своимъ холопьямъ взять меня, раба божья, и вытолкать вонъ. Приступили они ко мнѣ - рать цѣлая, дванадесять тысячъ. А я учливымъ образомъ кажу имъ пергаментный листъ за собственнымъ царскимъ подписомъ:

   "- Вотъ, молъ, царевъ указъ, коимъ я надъ мухами начальникомъ поставленъ; а исполнять царскую службу я за долгъ святой полагаю.

   "Отступились тѣ отъ меня, гости кругомъ хохочутъ-заливаются, а я съ плеткой моей добираюсь уже до самаго хозяина. Пришелъ онъ тутъ въ конфуз³ю, затянулъ Лазаря:

   "- Ахъ, Иванъ Емельянычъ! такой ты, молъ, да сякой, есть за мной тебѣ еще малый должокъ..,

   "- Денегъ твоихъ, батюшка, теперь мнѣ уже не надо, - говорю: - дорого яичко къ Христову дню".

   - Умно и красно, похвалила Анна ²оанновна разсказчика. - Могъ-бы ты, Емельянычъ, и мнѣ тоже иной разъ умнымъ словомъ промолвиться.

   - Молвилъ-бы я, матушка, словечко, да волкъ недалеко, отвѣчалъ Балакиревъ, косясь исподлобья на супругу временщика.

   Сама герцогиня Бенигна, плохо понимавшая по-русски, видимо, не поняла намека. Царица же сдвинула брови и пробормотала:

   - Экая жарища... Квасу!

   - Эй, Квасникъ! не слышишь, что-ли? - крикнуло нѣсколько голосовъ старичку въ дурацкомъ колпакѣ, сидѣвшему въ отдаленномъ углу въ корзинѣ.

   Въ отвѣтъ тотъ закудахталъ по-куриному.

   Былъ то отпрыскъ стариннаго княжескаго рода, разжалованный въ шуты (какъ уже раньше упомянуто) за ренегатство. Главная его обязанность состояла въ томъ, чтобы подавать царицѣ квасъ, за что ему и было присвоено прозвище "Квасникъ". Въ остальное время онъ долженъ былъ сидѣть "насѣдкой" въ своемъ "лукошкѣ" и высиживать подложенный подъ него десятокъ куриныхъ яицъ.

   Не успѣлъ, однако, князь-Квасникъ выбраться изъ своего лукошка, какъ Педрилло, подскочивъ, опрокинулъ лукошко и покатилъ его, вмѣстѣ съ "насѣдкой", по полу. Тутъ подоспѣли и друг³е потѣшники, стали, смѣясь, валить другъ дружку въ одну кучу, а еще друг³е взялись за музыкальные инструменты: трубу, тромбонъ, бубенъ, - и комната огласилась такимъ человѣческимъ гамомъ и музыкальной какофон³ей, что хоть святыхъ вонъ выноси. Мало того: царицына левретка Цытринька не хотѣла, видно, также отстать отъ другихъ и разлаялась во все свое собачье горло.

   И вдругъ все кругомъ разомъ смолкло, застыла въ воздухѣ передъ громовымъ, какъ-бы магическимъ возгласомъ:

   - Неrrgottssapperment!

   На порогѣ стоялъ грознымъ истуканомъ герцогъ Биронъ, одинъ лишь изъ всѣхъ царедворцевъ пользовавш³йся привилег³ей входить къ императрицѣ безъ предварительнаго доклада.

   - Здравствуйте, любезный герцогъ, - привѣтствовала его Анна ²оанновна. - Вы ко мнѣ, я вижу, по дѣлу?

   Она указала глазами на какую-то бумагу въ его рукѣ.

   Биронъ обвелъ всѣхъ присутствующихъ суровымъ взглядомъ и произнесъ, не обращаясь ни къ кому въ отдѣльности:

   - Чернилъ и перо!

   Мигомъ появилось и то, и другое.

   - Господинъ Волынск³й просилъ меня подать это къ аппробац³и вашего величества, продолжалъ по-нѣмецки герцогъ и началъ было излагать обстоятельства дѣла.

   Но императрица перебила его на полуфразѣ:

   - Да вы сами-то прочитали бумагу?

   - Прочиталъ, и признаю предлагаемую мѣру дѣйствительно полезною.

   - Да? больше мнѣ ничего не нужно.

   И на положенной герцогомъ на подоконникъ бумагѣ послѣдовала требуемая Высочайшая "аппробац³я".

   - Не дозволите-ли намъ, государыня, теперь удалиться? - заявила тутъ Анна Леопольдовна.

   - Я васъ, милыя мои, не задерживаю; съ Богомъ!

   - А какую вашему величеству угодно опредѣлить диспозиц³ю на счетъ моей бѣдной сиротки: чѣмъ быть ей при мнѣ?

   Царица взглянула на Лилли; но при этомъ глаза ея уловили устремленный также на дѣвочку непр³язненный взоръ временщика, и она признала нужнымъ спросить:

   - А ваше мнѣн³е, господинъ герцогъ?

   - Да чтожъ, - отозвался тотъ, - дѣвица эта какъ-никакъ изъ баронессъ; нижней прислугой быть ей не подобаетъ. Ваше высочество ею довольны?

   Онъ вопросительно взглянулъ на принцессу.

   - И весьма даже довольна, - подтвердила Анна Леопольдовна.

   - Въ такомъ случаѣ она могла бы быть опредѣлена на первое время... младшей камеръ-юнгферой. Я вообще противъ того, чтобы обходить на службѣ старшихъ.

   - Такъ пускай, значитъ, и будетъ, - рѣшила государыня и кивнула племянницѣ и ея фрейлинѣ на прощанье головой.

   Новая камеръ-юнгфера принцессы не удостоилась кивка, тѣмъ менѣе "безъ-мена", т.-е. цѣлован³я рукъ.

  

  

   Бракосочетан³е принцессы мекленбургской съ принцемъ брауншвейгскимъ, долженствовавшее обезпечить престолонаслѣд³е въ Росс³йской импер³и, было окончательно назначено на вторникъ, 3-е ³юля. Такъ какъ со дня ихъ негласнаго сговора оставалось впереди не болѣе трехъ недѣль, то приготовлен³я къ свадьбѣ происходили, что называется, на почтовыхъ. Сама невѣста, не смотря на свою флегму и отвращен³е къ этому браку, была какъ-то невольно охвачена общимъ оживлен³емъ, особенно когда ей приходилось примѣрять новые наряды. Но никогда Лилли не видѣла принцессу въ такомъ радостномъ возбужден³и, какъ однимъ утромъ, когда императрица взяла ее съ собой во флигель дворца, гдѣ придворный ювелиръ Граверо съ своимъ молодымъ помощникомъ Позье рѣзали и шлифовали разные драгоцѣнные каменья, полученные недавно съ аз³атскимъ караваномъ. Сама государыня заглядывала туда раза по два, по три въ день. Теперь она предоставила своей возлюбленной племянницѣ полную свободу выбирать как³е угодно каменья для новыхъ ожерельевъ, браслетовъ, брошекъ и колецъ и заказывать для нихъ, по собственному вкусу, оправы. Будучи весь день въ наилучшемъ расположен³и духа, Анна Леопольдовна одарила всѣхъ своихъ приближенныхъ, въ томъ числѣ и Лилли, изящными издѣл³ями того же Граверо. Только съ приближен³емъ рокового дня свадьбы, она замѣтно пала опять духомъ.

   Еще до брачнаго обряда слѣдовало оффиц³ально оформить сватовство брауншвейгскаго принца. Заочнымъ сватомъ согласился быть родной дядя жениха, императоръ "римск³й" (какъ величали тогда императора австр³йскаго) Карлъ VI; замѣстителемъ же его выступилъ чрезвычайный посланникъ австр³йск³й при нашемъ Дворѣ, маркизъ Ботта-де-Адорно.

   Торжественный въѣздъ маркиза Ботта въ Петербургъ состоялся изъ Александро-Невской лавры за два дня до свадьбы, - въ воскресенье, 1-го ³юля. Въ понедѣльникъ, 2-го ³юля, происходилъ въ стѣнахъ Зимняго дворца самый церемон³алъ сватовства. Хотя Лилли и не принадлежала еще къ свитѣ августѣйшей невѣсты, но, благодаря своему дворянскому происхожден³ю, получила все-таки разрѣшен³е съ нѣкоторыми другими дамами смотрѣть изъ боковыхъ дверей на весь церемон³алъ въ большомъ тронномъ залѣ.

   Въ самой глубинѣ обитомъ краснымъ сукномъ возвышен³и въ двѣнадцать ступеней, передъ золотымъ трономъ, осѣненнымъ балдахиномъ, стояла сама императрица. И безъ того очень высокаго роста, она, въ своемъ царскомъ вѣнцѣ и порфирѣ съ длиннѣйшимъ шлейфомъ, казалась еще выше. Видъ y нея былъ на этотъ разъ поистинѣ царственно-величавый; не опирайся она одной рукой на стоявш³й рядомъ столъ, нельзя было бы и подозрѣвать ея тѣлесныхъ недуговъ, не позволявшихъ ей долго ни стоять, ни ходить.

   По ступенямъ возвышен³я съ обѣихъ сторонъ были разставлены высш³е сановники и камергеры въ расшитыхъ золотомъ мундирахъ, въ орденахъ и звѣздахъ, а внизу - камеръ-юнкеры. Вдоль всего огромнаго зала размѣстились въ три ряда: съ правой стороны-представители иноземныхъ державъ и росс³йскаго дворянства, а слѣва - дамы, имѣющ³я пр³ѣздъ ко Двору.

   Отъ этого невиданнаго еще ею дотолѣ, ослѣпительно-блестящаго собран³я y Лилли въ глазахъ зарябило. Такъ она не была даже въ состоян³и, да не имѣла бы и времени, хорошенько разглядѣть цесаревну Елисавету Петровну, стоявшую въ первомъ ряду дамъ, поблизости отъ трона. Но одно ее все таки поразило: въ числѣ присутствующихъ не было ни самого герцога Бирона, ни его супруги, первой статсъ-дамы царицыной, и ей невольно подумалось:

   "Не хотятъ ли они такимъ образомъ выразить протестъ, что сыну ихъ принцесса предпочла иностраннаго принца?"

   - Маркизъ Ботта! - заговорили тутъ около нея дамы, и она увидѣла малорослаго, плотнаго мужчину въ иностранной формѣ, мѣрными шагами и съ гордо-вскинутой головой направляющагося черезъ весь залъ къ императрицѣ.

   Поднявшись вверхъ на пять, на шесть ступеней къ трону, посланникъ отвѣсилъ монархинѣ установленный поклонъ, накрылся, по обычаю своей страны, раззолоченной шляпой съ плюмажемъ и произнесъ небольшую привѣтственную рѣчь на нѣмецкомъ языкѣ; послѣ чего, снявъ опять шляпу, подалъ государынѣ письмо отъ вѣнценоснаго заочнаго свата.

   Отвѣчала ему точно такъ же не сама императрица: заговорилъ отъ ея имени по-русски стоявш³й на верхней ступенькѣ высок³й и осанистый сановникъ, окидывая изъ-подъ своихъ пушистыхъ бровей стоявшаго нѣсколькими ступенями ниже приземистаго австр³йца еще болѣе гордымъ взглядомъ.

   "Первый министръ, Артем³й Петровичъ Волынск³й! - догадалась Лилли. - Точно такъ свысока долженъ смотрѣть и орелъ на коршуна, взлетѣвшаго къ его высямъ."

   Волынскаго смѣнилъ графъ Кейзерлингъ, посланникъ брауншвейгь-вольфенбюттельск³й, чтобы сказать также нѣсколько словъ и подать письмо отъ своего государя, герцога вольфенбюттельскаго. Несмотря на сотни присутствующихъ, кругомъ царила такая мертвая тишина, что каждое слово говорившихъ долетало до противоположнаго конца зала.

   По окончан³и рѣчей, Анна ²оанновна, опираясь на руку Волынскаго, спустилась съ троннаго возвышен³я (два камерпажа поспѣшили подхватить волочивш³йся за нею тяжелый шлейфъ) и прослѣдовала въ большую, празднично-разукрашенную галлерею, гдѣ придворные чины и дамы размѣстились въ томъ же порядкѣ.

   - А вотъ и нареченный женихъ, - замѣтила вполголоса одна изъ сосѣдокъ Лилли. - Но какъ онъ жалокъ, Боже милосердный!

   - Какъ есть агнецъ передъ закланьемъ, - отозвалась другая.

   И точно: въ своемъ бѣломъ шелковомъ, расшитомъ золотомъ кафтанѣ, съ женоподобнымъ лицомъ и распущенными а l'enfant до плечъ, завитыми свѣтло-бѣлокурыми волосами, бѣдный принцъ брауншвейгск³й шелъ между двумя рядами придворныхъ къ стоявшей подъ балдахиномъ въ концѣ галлереи царицѣ шаткой поступью и съ миной осужденнаго. Невнятно пробормотавъ что-то, - должно-быть, личную просьбу не отказать ему въ рукѣ царицыной племянницы, - онъ, по знаку Анны ²оанновны, сталъ рядомъ съ нею съ правой стороны, а его сватъ, маркизъ Ботта, съ лѣвой.

   Тутъ два высшихъ придворныхъ чина: кабинетъ-министры Волынск³й и князь Черкасск³й, ввели въ галлерею и подвели къ императрицѣ племянницу-невѣсту. Видъ y Анны Леопольдовны былъ не менѣе убитый, какъ y Антона-Ульриха; а когда тетушка-царица объявила ей, что вотъ принцъ брауншвейгск³й проситъ ея руки, - самообладан³е