Авенариус Василий Петрович - Бироновщина

3;вая нелѣпѣйшую пѣсню:

  

   - "Als der Grossvater die Grossmutter nahm,

   Da war der Grossvater ein Brautigam,

         La-ri, la-ri, la ra!

  

   ("Когда дѣдушка посватался къ бабушкѣ, дѣдушка сталъ женихомъ, ла-ри, ла-ри, ла-ра!")

   Вдругъ ковыляющ³й темпъ разомъ переходитъ въ бѣшеный плясовой. Каждый кавалеръ хватаетъ свою даму за обѣ кисти рукъ и дѣлаетъ съ нею бочкомъ козлиный скачекъ назадъ и затѣмъ впередъ, чтобы перемѣниться мѣстомъ съ сосѣдней парой, во все горло припѣвая:

  

   - "La-ri, la-ri, la-ralla-la!

         La-ri, la-ri, la-ra!"

  

   Лилли не разъ уже танцовала въ Лифлянд³и этотъ патр³архальный свадебный танецъ, - танцовала съ дѣтскимъ увлечен³емъ. Теперь онъ показался ей до-нельзя пошлымъ, и она готова была убѣжать вонъ. Но кавалеръ не выпускалъ ея рукъ, и ей поневолѣ приходилось также подпрыгивать и подтягивать:

  

   - "La-ri, la-ri, la-ralla-la!"

         La-ri, la-ri, la-ra!".

  

   "Гдѣ-то теперь Гриша? Да вонъ онъ, бѣдняга, въ своихъ рыцарскихъ доспѣхахъ стоитъ y выступа стѣны, опершись на свой мечъ, не шевельнется, словно окаменѣлъ на мѣстѣ. Что-то сейчасъ его ожидаетъ, Боже милосердый!"

   Наконецъ-то и заключительный куплетъ. Барабанъ и литавры гремятъ въ послѣдн³й разъ. Кавалеръ жметъ ей руки и откланивается.

   - Милостивые государи и государыни! - возглашаетъ оберъ-гофмаршалъ. - Танцы кончены: прошу снять маски.

   Вотъ и роковой мигъ. "О, Гриша!"

   Дрожащими отъ волненья пальцами Лилли отвязываетъ свою маску и оглядывается. Какъ эти разгоряченныя, глянцовитыя отъ пота, истомленныя лица не подходятъ къ свѣжимъ и пышнымъ нарядамъ! Ужели и она сама такая же красная?

   Но всѣхъ краснѣе и противнѣе упитанная бычачья рожа Бирона. И какимъ вѣдь жестокимъ инквизиторскимъ взглядомъ озираетъ онъ всѣхъ окружающихъ, видимо, отыскивая между ними того, о которомъ ему донесли его шп³оны! Но искомаго на лицо не оказывается: брови герцога сдвигаются еще мрачнѣе.

   Тутъ вынырнувш³й позади его браминъ - банкиръ, приподнявшись на цыпочки, шепчетъ ему что-то на ухо. Взоръ Бирона устремляется на прикованную все тамъ же къ выступу стѣны, неподвижную фигуру средневѣковаго рыцаря.

   - Господинъ рыцарь! - раздается на весь залъ повелительный голосъ съ рѣзкимъ нѣмецкимъ акцентомъ. - Прошу къ намъ.

   Рыцарь отдѣляется отъ стѣны, подходитъ; но забрало его все еще опущено.

   - Откройте ваше лицо!

   Малодушествовать уже не приходится. Рыцарь поднимаетъ забрало, и сотни глазъ съ недоумѣн³емъ видятъ совсѣмъ незнакомыя имъ, благообразныя черты юноши съ легкимъ пушкомъ надъ верхнею губой. Всѣхъ болѣе, конечно, разочарованъ самъ инквизиторъ; но за это долженъ по платиться разочаровавш³й.

   - Государь милостивый! Кто вы есть такой?

   Въ голосѣ временщика прорывалась такая злоба, что сердце y Самсонова въ первомъ замѣшательствѣ все же захолонуло, языкъ прилипъ къ небу. За него отвѣчалъ бедуинъ:

   - Ваша свѣтлость! Смѣю доложить, что это - слуга моего брата, Петра Ивановича Шувалова. У брата было уже заготовлено это рыцарское платье для сегодняшняго вечера; но внезапно онъ заболѣлъ...

   - И послалъ сюда замѣсто себя лакея? - досказалъ взбѣшенный герцогъ.

   - Нѣтъ, ваша свѣтлость, - заговорилъ тутъ, оправясь, самъ Самсоновъ: - господинъ мой тутъ не при чемъ. Учинилъ я это безъ спроса...

   - За что и будешь примѣрно наказанъ, дабы впредь чинить тому подобное никому повадно не было! - подхватилъ съ негодован³емъ старш³й Шуваловъ, очень довольный, казалось, что можетъ такимъ образомъ отвести ударъ отъ себя и брата.

   - ...Никому повадно не было, - повторилъ послѣдн³я слова его Биронъ и обернулся къ стоящему тутъ же старцу-капуцину съ отвислыми щеками и съ бездушно-суровымъ взоромъ подъ нависшими бровями:

   - Ваше превосходительство, Андрей Иванычъ! извольте взять сего человѣка...

   - И допросить? - добавилъ капуцинъ, который, въ дѣйствительности, былъ не кто иной, какъ начальникъ канцеляр³и тайныхъ розыскныхъ дѣлъ, генералъ Ушаковъ, безжалостность котораго при "пристрастныхъ допросахъ" была общеизвѣстна.

   - И допросить, какъ законы повелѣваютъ, - подтвердилъ герцогъ.

   - Будетъ исполнено, ваша свѣтлость.

   "Прощай, бѣлый свѣтъ!" подумалъ про себя Самсоновъ, бросая прощальный взглядъ на Лилли.

   Та, умоляюще сложивъ руки, тихонько аппелировала только что къ своей принцессѣ. Но Анна Леопольдовна, пугливо поглядывая на императрицу, отрицательно покачала головой: лицо государыни, съ стекловиднымъ взоромъ, съ плотно-сжатыми губами, какъ бы окаменѣло. Давно изучивъ малѣйш³я движен³я въ чертахъ своей августѣйшей тетки, принцесса сознавала, должно-быть, свое собственное безсил³е склонить ее къ отмѣнѣ распоряжен³я герцога.

   Но нашлось другое, болѣе сильное духомъ существо - цесаревна Елисавета Петровна. Неожиданно для всѣхъ она обратилась къ императрицѣ убѣжденно и убѣдительно:

   - Ваше величество! Сегодня - послѣдн³й день празднован³я замужества принцессы Анны, наслѣдницы росс³йскаго престола. Не дайте же омрачить этотъ свѣтлый день наказан³емъ человѣка, вся вина коего состоитъ лишь въ томъ, что ему, какъ доброму вѣрноподданному, хотѣлось тоже насмотрѣться на этотъ праздникъ изъ праздниковъ. Отдайте ему его вину!

   Слабовольная, но мягкосердая Анна Леопольдовна, слыша изъ чужихъ устъ то самое, что сама она не имѣла духу сказать въ защиту этого несчастнаго, обреченнаго уже не вѣсть къ какимъ пыткамъ въ подвалахъ тайной канцеляр³и, присоединила теперь и свою просьбу къ просьбѣ цесаревны; - Простите его, государыня, ради меня простите!

   - И ради меня тоже, - рѣшился подать голосъ и новобрачный. Анна ²оанновна переводила взоръ свой съ цесаревны на принцессу, съ принцессы на принца, - и пасмурное чело ея начало проясняться.

   - Совсѣмъ простить, словно безвиннаго, - не много ль будетъ? - промолвилась она густымъ своимъ голосомъ и вопросительно глянула на герцога.

   - Чего ждать потомъ отъ самихъ господъ, если прощать так³я вольности ихъ рабамъ? - замѣтилъ по-нѣмецки герцогъ.

   - Правильно. Онъ будетъ наказанъ, но - не нами. У него есть свой господинъ; тотъ пускай съ нимъ и расправляется по-своему. А что же, графъ, ужинъ? - обратилась государыня къ оберъ-гофмаршалу Лёвенвольде.

   - Ужинъ готовъ, ваше величество, - отвѣчалъ тотъ съ поклономъ.

   - Такъ прошу дорогихъ гостей откушать, чѣмъ Богъ послалъ.

   Чиннымъ порядкомъ всѣ двинулись слѣдомъ за царственной хозяйкой. Только въ дверяхъ столовой произошло небольшое замѣшательство; послышалась хлесткая оплеуха и звонъ разбитой посуды.

   - Это что же такое? - спрашивали другъ друга озадаченные гости.

   Разсыпанные на самомъ порогѣ пирожки и черепки служили имъ нѣкоторымъ уже отвѣтомъ; а затѣмъ выяснилось, что подъ тяжелую руку Бирона подвернулся по пути его слѣдован³я лакей съ пирожками къ бульону; ну, его свѣтлости надо же было хоть на немъ сорвать свое сердце!

   До Самсонова никому уже не было дѣла. Онъ вышелъ изъ танцовальнаго зала въ противоположныя двери къ парадному крыльцу, гдѣ его никто уже не останавливалъ. Въ горлѣ y него и безъ ужина стояли еще страсбургск³й пирогъ и... герцогъ курляндск³й. Съ какимъ наслажден³емъ втянулъ онъ теперь въ себя полною грудью прохладный ночной воздухъ!

   Господина своего онъ засталъ уже въ постели, но не спящимъ.

   - Такъ мнѣ тебя, стало-быть, по заслугамъ наказать? - усмѣхнулся Петръ Ивановичъ, выслушавъ его докладъ. - Вотъ твое наказан³е.

   Онъ указалъ на столбецъ червонцевъ на ночномъ столикѣ.

   - Чего смотришь! Бери, бери! - это тебѣ оставилъ Михайло Иллар³онычъ. Теперь ты и самъ можешь расплатиться за уроки съ своимъ прецепторомъ Тред³аковскимъ.

  

   Цѣлую недѣлю при Дворѣ шли еще толки и пересуды о неслыханной продерзости шуваловскаго камердинера, - продерзости, за которую должны были, вмѣсто него, жестоко поплатиться главный швейцаръ Лѣтняго дворца и нѣсколько служителей: по "нещадномъ" наказан³и "кошками" на герцогской конюшнѣ, всѣ они безслѣдно и навсегда исчезли съ дворцоваго горизонта.

   На слѣдующей недѣлѣ эту устарѣвшую уже тему вытѣснила новая, животрепещущая - замѣтное охлажден³е императрицы къ новобрачной четѣ. Догадокъ и сплетенъ по этому поводу, какъ всегда нельзя было обобраться. Наиболѣе же обоснованными представлялись двѣ:

   При своемъ обручен³и Анна Леопольдовна получила въ презентъ отъ августѣйшей тетки драгоцѣнный перстень, сдѣланный придворнымъ ювелиромъ Граверо по личнымъ указан³ямъ императрицы. Между тѣмъ, среди многочисленныхъ колецъ на пальцахъ принцессы не оказалось вдругъ этого самаго перстня. На вопросъ государыни: что это значитъ? - племянница, не умѣвшая притворяться, виновато призналась, что оправа перстня была слишкомъ старомодна, и что молодой помощникъ Граверо, Позье, передѣлалъ эту оправу по ея собственному вкусу. Императрица, понятно, была оскорблена и огорчена; а Биронъ не преминулъ съ своей стороны подлить еще масла въ огонь.

   - Принцесса сама не знаетъ, чего хочетъ! - будто бы сказалъ онъ. - Даже подарки ея величества не по ней, и вѣдь только потому, что государыня не признаетъ новѣйшихъ французскихъ модъ и не читаетъ французскихъ романовъ.

   Второю, болѣе сер³озною причиной для неудовольств³я императрицы была та настойчивость, съ которою принцесса и принцъ-супругъ ея требовали отпуска имъ изъ казны обѣщанной имъ уже прибавки на содержан³е своего собственнаго придворнаго штата, въ суммѣ 80-ти тысячъ рублей въ годъ. Несмотря на протестъ Бирона, государыня въ концѣ концовъ подтвердила свое обѣщан³е. Зато молодому принцу пришлось испытать на себѣ всю грубость, на какую былъ способенъ зазнавш³йся временщикъ и которую тотъ не осмѣливался вымѣстить непосредственно на принцессѣ, наслѣдницѣ престола. Когда Антонъ-Ульрихъ явился въ пр³емный часъ всесильнаго герцога принести ему отъ имени своего и принцессы "душевную признательность за милостивѣйше назначенную субсид³ю", Биронъ не постѣснялся въ присутств³и постороннихъ отчитать его:

   - Ваша свѣтлость благодарите меня за такую милость, о которой потомъ будете горько плакать. До сихъ поръ васъ и жену вашу содержали какъ родныхъ, но вы сами пожелали сдѣлаться чужими...

   - Да я-то-то-то тутъ приче-че-чемъ? - заикаясь еще болѣе обыкновеннаго, пробормоталъ растерявш³йся принцъ.

   - Вы - мужъ вашей жены и отвѣчаете за нее по пословицѣ: Mitgefangen - mitgehangen (вмѣстѣ пойманы - вмѣстѣ и повѣшены)! - продолжалъ герцогъ въ томъ же рѣзкомъ тонѣ. - У васъ самихъ, принцъ, я готовъ вѣрить, доброе сердце; вы искренно любите принцессу и потому дѣлаете все по ней; но увѣрены ли вы, что и она васъ любитъ?

   - Увѣренъ! - отвѣчалъ Антонъ-Ульрихъ. - Что за странный вопросъ!

   - Вопросъ не столь странный, какъ вамъ, быть-можетъ, кажется. Я, по крайней мѣрѣ, слышалъ отъ самой принцессы, когда вы въ первый разъ сватались къ ней, что женщина можетъ простить мужчинѣ всяк³й недостатокъ, кромѣ одного: что онъ не мужчина.

   - Да какъ вы, герцогъ, можете говорить мнѣ въ лицо так³я вещи...

   - Я повторяю только слышанное къ вашему свѣдѣн³ю. Лично противъ васъ, принцъ, я ничего не имѣю и могу дать вамъ только одинъ совѣтъ: вмѣсто того, чтобы слушаться во всемъ принцессы, удалите отъ нея всѣхъ тѣхъ, кто внушаетъ ей подобную ересь.

   - Вы говорите о баронессѣ Юл³анѣ? Но противъ нея я безсиленъ...

   - Изволите видѣть. Такъ какъ же, согласитесь, можно было дать вамъ съ принцессой еще особое придворное положен³е? Если я отговаривалъ отъ этого государыню, то для вашей же пользы.

   О самомъ Антонѣ-Ульрихѣ Биронъ отозвался секретарю австр³йскаго посольства Пецольду еще откровеннѣе, когда тотъ, при случайной встрѣчѣ съ герцогомъ въ Лѣтнемъ саду, позволилъ себѣ замолвить слово за принца:

   - Всѣ знаютъ, какая ген³альная голова - этотъ принцъ. Если его женили на принцессѣ Аннѣ, то, разумѣется, ужъ не изъ-за его великаго ума. Напрасно вашъ Дворъ воображаетъ, что можетъ распоряжаться y насъ въ Петербургѣ, какъ y себя въ Вѣнѣ. Если же y васъ способности брауншвейгскаго принца цѣнятся такъ высоко, то я съ удовольств³емъ склоню императрицу разрѣшить ему отъѣздъ въ Вѣну, гдѣ такъ нуждаются въ умныхъ государственныхъ мужахъ.

   И всѣ эти рѣзкости сходили съ рукъ всемогущему временщику. Въ довершен³е своего унижен³я, Анна Леопольдовна, по настоян³ю императрицы, должна была лично отправиться на поклонъ къ Бирону, чтобы заявить о своемъ "добровольномъ" отказѣ отъ отдѣльнаго Двора. Торжествующ³й герцогъ, милостиво принявъ такое заявлен³е, обѣщалъ ей съ своей стороны не давать уже поводу къ неудовольств³ямъ. Наружный миръ между враждующими парт³ями нѣмецкаго лагеря былъ возстановленъ, и государыня возвратила племянницѣ прежнее свое благорасположен³е.

   Первою страстью Бирона, какъ уже знаютъ читатели, были лошади. Состоя самъ во главѣ конюшеннаго вѣдомства, онъ не жалѣлъ никакихъ средствъ казны для своего вѣдомства, въ которомъ, кромѣ всевозможныхъ штатныхъ должностей, начиная отъ оберъ-шталмейстера и кончая рейтъ-пажами, однихъ мастеровъ и нижнихъ служителей числилось 293 человѣка. Дворецъ умершаго въ 1736 году кабинетъ-министра Ягужинскаго (на Фонтанкѣ, на противъ Лѣтняго сада) былъ отведенъ подъ манежъ для верховой ѣзды; причемъ перестройка его, возложенная на знаменитаго архитектора Растрелли, обошлась немного-немало, въ 100 тысячъ рублей, - для того времени сумма огромная. Къ манежу прилегали обширныя каменныя конюшни, обставленныя такими удобствами и съ такою роскошью, что сложилась даже поговорка:

   "Съ лошадьми герцогъ обходится, какъ съ людьми, а съ людьми, какъ съ лошадьми".

   Лошади для этихъ конюшенъ выписывались изъ Голштин³и, изъ Англ³и и даже изъ Арав³и, и всякое такое обогащен³е конюшенъ составляло при Дворѣ въ нѣкоторомъ родѣ событ³е. Сама вѣдь императрица была большая любительница лошадинаго спорта и почасту заѣзжала въ манежъ, гдѣ для нея были устроены еще особые покои, чтобы ей можно было тамъ принимать съ докладами министровъ, а то и иностранныхъ пословъ.

   Въ течен³е лѣта 1739 года, особенно знойнаго, Анна ²оанновна, страдая постоянно приливами къ головѣ, значительно рѣже уже заглядывала въ манежъ. Съ сентябрьскими заморозками ей нѣсколько полегчало, и когда тутъ баронъ принесъ ей пр³ятную вѣсть, что съ Дона пригнана цѣлая парт³я молодыхъ казачьихъ скакуновъ, государыня не только сама собралась въ манежъ, но пригласила туда, отъ имени герцога, также принцессу и цесаревну. Это былъ, такъ-сказать, мостъ къ окончательному умиротворен³ю ихъ общаго врага, и обѣ: Анна Леопольдовна и Елисавета Петровна, рѣшились прибыть въ манежъ съ полною свитой. Такъ-то, въ свитѣ принцессы, попала туда и Лилли, а въ свитѣ цесаревны - младш³й Шуваловъ въ сопровожден³и своего юнаго слуги, Самсонова.

   Отъ Зимняго дворца (куда Высочайш³й Дворъ перебрался уже на зимн³й сезонъ) тронулся длинный поѣздъ каретъ къ бироновскому манежу. Три дня уже моросилъ, не переставая, осенн³й дождь, и передъ входомъ въ манежъ образовалась цѣлая лужа. Ѣхавшей во главѣ поѣзда царской каретѣ пришлось остановиться посреди этой лужи. Когда тутъ спрыгнувш³й съ запятокъ гайдукъ распахнулъ дверцы кареты и спустилъ подножку, - Анна ²оанновна, при видѣ лужи, замедлилась опереться на руку подбѣжавшаго изъ-подъ навѣса генералъ-полицеймейстера Салтыкова. Тогда Салтыковъ, не задумываясь, сорвалъ съ своихъ плечъ епанчу и накрылъ лужу. Благосклонная улыбка была ему наградой. Налегшись теперь всѣмъ своимъ грузнымъ тѣломъ на руку догадливаго начальника полиц³и, государыня, по епанчѣ, какъ по ковру, прослѣдовала въ манежъ, y входа въ который была встрѣчена самимъ герцогомъ Бирономъ.

   Лилли, сидѣвшая вмѣстѣ съ Юл³аной въ одной изъ ближайшихъ каретъ, была свидѣтельницей этой сцены. Но когда и до нихъ дошла очередь выходить изъ своей кареты, генералъ-полицеймейстерская епанча была уже убрана. Высаживалъ ту и другую изъ кареты, правда, придворный лакей; но шаги Юл³аны стѣснялъ очень некстати пышный шлейфъ, такъ что она поневолѣ должна была ступить носкомъ въ воду. Лилли же, y которой не было шлейфа, перепорхнула подъ навѣсъ, ни чуть не замочивъ ногъ.

   - Что значитъ умѣть скакать безъ сѣдла! - не безъ колкости замѣтила ей Юл³ана.

   Манежъ дѣлалъ честь его строителю или, вѣрнѣе, "приспособителю", Растрелли: несмотря на его обширность, въ немъ было много свѣта отъ высокихъ, восьмиугольныхъ оконъ по обѣимъ продольнымъ стѣнамъ; а громадныя печи изъ заграничныхъ цвѣтныхъ кафлей по четыремъ угламъ поддерживали комнатную температуру даже въ холодное время года. Въ глубинѣ были устроены амфитеатрально сидѣн³я для зрителей; а по серединѣ амфитеатра, подъ пунцовымъ балдахиномъ съ золотой бахромой, возвышались тронообразныя кресла.

   О намѣрен³и императрицы прибыть въ манежъ, очевидно, дошло и до свѣдѣн³я всѣхъ трехъ кабинетъ-министровъ: не желая упустить удобнаго случая для доклада неотложныхъ дѣлъ, были налицо съ портфелями подъ мышкой не только Волынск³й и князь Черкасск³й, но и графъ Остерманъ, который изъ-за застарѣлой мучительной подагры почти никогда не покидалъ дома. На глубок³й поклонъ тр³умвировъ государыня отвѣтила только мимоходомъ наклонен³емъ головы и затѣмъ не обращала на нихъ уже никакого вниман³я.

   Все вниман³е свое, точно такъ же, какъ и друг³е, прибывш³е вмѣстѣ съ нею и размѣстивш³еся на амфитеатрѣ, она отдала небольшой кавалькадѣ донцовъ, выѣхавшей изъ конюшенъ. Въ знакъ привѣта царицѣ, приподнявъ на головѣ шапки и опустивъ долу остр³я пикъ, тѣ объѣхали сначала шагомъ, но съ независимо-молодцоватымъ видомъ, весь манежъ; затѣмъ пустили своихъ поджарыхъ, но статныхъ коней рысью, послѣ того галопомъ и, наконецъ, во весь опоръ.

   Императрица сидѣла неподвижно въ своихъ креслахъ, и никто изъ окружающихъ не осмѣливался еще проявлять свое одобрен³е.

   Но вотъ манежные конюхи установили на аренѣ нѣсколько искусственныхъ загражден³й изъ древесныхъ вѣтвей вышиною въ два аршина, и лих³е наѣздники съ пиками наперевѣсъ и съ зычнымъ гикомъ принялись одинъ за другимъ брать эти загражден³я. Тутъ пробудились наѣздническ³е инстинкты и въ самой государынѣ: она ударила ладонь о ладонь, и въ тотъ же мигъ, какъ по командѣ, все кругомъ также захлопало.

   Пока убирались барьеры, казаки дали своимъ взмыленнымъ конямъ перевести духъ передъ дальнѣйшимъ ристаньемъ. Вдругъ передн³й казакъ пронзительно свистнулъ, - и скакунъ его взялъ съ мѣста въ карьеръ, а за нимъ и друг³е. Началась джигитовка: подхватыван³е съ земли на-лету брошенной шапки, моментальное соскакиванье наземь и вскакиванье опять въ сѣдло, всевозможныя эволюц³и въ воздухѣ пикой, и т. д. Нечего говорить, что присутствующ³е любители скаковыхъ зрѣлищъ пришли уже въ полный восторгъ, и хлопкамъ, ликованьямъ не было конца. Казаки же, проѣзжая опять шагомъ мимо амфитеатра, съ побѣдоноснымъ видомъ откланивались съ высоты своихъ сѣделъ.

   - И все? - отнеслась императрица по-нѣмецки къ герцогу.

   - Есть еще одинъ жеребенокъ, - отвѣчалъ тотъ. - Войско донское желало бы имѣть счастье принести его въ даръ вашему величеству...

   - Значитъ, онъ обѣщаетъ сдѣлаться украшен³емъ нашихъ конюшенъ?

   - Первымъ алмазомъ, государыня.

   - Посмотримъ этотъ алмазъ.

   По знаку Бирона, старикъ-казакъ вывелъ подъ уздцы жеребенка-двулѣтка караковой масти.Опираясь на руку герцогини Биронъ, Анна ²оанновна спустилась внизъ на арену. За государыней поднялись съ мѣстъ и друг³е, въ томъ числѣ также Анна Леопольдовна съ Юл³аной и Лилли.

   Да, то не былъ обыкновенный жеребенокъ, а прелестнѣйшая, одушевленная картинка! Подъ лоснящеюся, какъ атласъ, темно-гнѣдою шерстью играла, казалось, каждая жилка. Ни секунды не зная покоя, лошадка переминалась все время на всѣхъ четырехъ ножкахъ, точно выточенныхъ ген³альнымъ токаремъ, и каждымъ такимъ движен³емъ выказывала гармоничный на диво складъ всего тѣла. Но изящнѣе всего была все-таки головка, на которую была накинута легкая, какъ бы игрушечная уздечка изъ красныхъ ремешковъ, богато выложенныхъ серебромъ. Задорно вскидывая эту чудную головку, жеребенокъ прялъ ушами и поводилъ кругомъ своими большими, умными глазами, словно говоря:

   - Любуйтесь, господа, любуйтесь! Такой красоты никто изъ васъ вѣдь еще не видывалъ, да никогда болѣе и не увидитъ.

   - Хорошъ, милый, безмѣрно хорошъ! - похвалила его государыня. - Уздечка хороша, а самъ того еще краше.

   - Уздечка наборная, лошадка задорная, - отозвался съ самодовольствомъ польщенный старикъ-казакъ. - Ни удилъ, ни сѣдла она еще не вѣдаетъ.

   - Такъ на нее развѣ еще не садились?

   - Пытались наши молодцы, матушка-государыня, пытались, да не дается: всякаго доселѣ сбрасывала.

   - Что бы тебѣ, Лилли, попытаться? - насмѣшливо замѣтила по-нѣмецки Юл³ана.

   Слова эти достигли до слуха Анны ²оанновны и напомнили ей первый разговоръ съ Лилли.

   - А и вправду не хочешь ли покататься? - сказала она шутя. - Тебѣ вѣдь и сѣдла не нужно.

   - Подсадите-ка барышню! - указалъ Биронъ стоявшимъ тутъ же рейткнехтамъ на Лилли, выхватывая изъ рукъ одного изъ нихъ плетку. - Ну, что же?

   Ослушаться герцога значило подпасть подъ его гнѣвъ и немилость. Не пришла Лилли еще въ себя, какъ была поднята дюжими руками на воздухъ, и усажена на спину жеребенка; а Биронъ со всего маху хлестнулъ его плеткой. Лошадка отчаяннымъ прыжкомъ рванулась впередъ такъ внезапно, что старикъ-казакъ выпустилъ изъ рукъ поводья. Лилли успѣла только ухватиться за гриву лошадки и мчалась уже по манежу. Но, сидя бочкомъ безъ опоры для ногъ, она при крутомъ поворотѣ не могла уже удержаться на спинѣ лошадки и чувствовала, какъ соскользаетъ. Еще мигъ - и она повиснетъ на гривѣ.

   Жестокая шутка злопамятнаго курляндца грозила окончиться катастрофой. Всѣ присутствующ³е съ замиран³емъ сердца слѣдили за бѣшеной скачкой; самъ Биронъ уже не улыбался, а кусалъ губы. а съ Анной Леопольдовной сдѣлалосъ дурно. У нѣсколькихъ придворныхъ дамъ нашлись тотчасъ, конечно склянки съ нашатырнымъ спиртомъ, а нѣсколько придворныхъ кавалеровъ бросилось вонъ со всѣхъ ногъ за стаканомъ воды. Оказать какую-нибудь помощь погибающей наѣздницѣ никто изъ нихъ и не думалъ.

   Но помощь все-таки подоспѣла: изъ группы столпившагося y входа служительскаго персонала отдѣлился молоденьк³й лакей и подбѣжалъ какъ разъ во-время, чтобы подхватить падающую наѣздницу. Только стоя уже твердо на ногахъ. Лилли взглянула на своего избавителя.

   - Это ты, голубчикъ, Гриша? Безъ тебя бы мнѣ конецъ...

   - Долгъ платежомъ красенъ, Лизавета Романовна. Проводить васъ до вашего мѣста, или вы дойдете уже однѣ?

   - Дойду, дойду...

   Пока онъ неотступно глядѣлъ ей вслѣдъ, какъ она перебиралась черезъ манежъ къ амфитеатру, неукротимый Буцефалъ, обѣжавъ кругомъ манежа, мчался опять мимо. Къ немалому, должно-быть, удивлен³ю лошадки, на спинѣ y нея очутился тутъ опять кто-то. Но этотъ наѣздникъ сидѣлъ уже не по-дамски, а по-мужски и крѣпко сжималъ бока ея шенкелями, какъ въ тискахъ. Она взвилась на дыбы, забрыкалась передними и задними ногами.

   Вдругъ ее ошеломилъ ударъ кулакомъ по лбу, и въ глазахъ y нея потемнѣло: они были накрыты шейнымъ платкомъ наѣздника. Такой небывалый еще способъ укрощен³я такъ поразилъ лошадку, что она мигомъ присмирѣла и, дрожа всѣми фибрами тѣла, остановилась, какъ вкопанная. Всадникъ, попрежнему держа ее въ шенкеляхъ, потрепалъ ее ласково по шеѣ, по крупу. Когда она нѣсколько поостыла, онъ снялъ платокъ съ ея глазъ и тронулъ поводья. Послушная, какъ овца, она затрусила впередъ мелкой рысцой. Доѣхавъ такъ до амфитеатра, Самсоновъ съ сѣдла склонился передъ государыней, а затѣмъ соскочилъ наземь и передалъ поводья старику-казаку.

   Первый къ Самсонову подошелъ Петръ Ивановичъ Шуваловъ, чтобы выразить ему свое удовольств³е. За нимъ подошли и друг³е, въ томъ числѣ самъ герцогъ.

   - Это вашъ человѣкъ, г-нъ Шуваловъ? - спросилъ онъ. (Грамматическ³я неправильности въ его русской рѣчи, какъ и прежде, не считаемъ нужнымъ повторять въ нашемъ разсказѣ.)

   На утвердительный отвѣтъ Биронъ справился далѣе, не тотъ ли самый это негодивецъ, что самовольно явился на придворный маскарадъ въ костюмѣ рыцаря.

   - Тотъ самый, ваша свѣтлость; но молодо-зелено...

   Герцогъ погрозилъ Самсонову пальцемъ.

   - Е³ di verflucнеer Kerl! Вотъ что, г-нъ Шуваловъ. Онъ мнѣ нуженъ для манежа. Отдайте мнѣ его.

   - Простите, герцогъ, но онъ и мнѣ самому нуженъ.

   - Какъ камердинеръ? Такъ я пришлю вамъ другого.

   - Еще разъ прошу не взыскать: я къ нему такъ привыкъ, что ни на кого его не промѣняю.

   - Schockschwerenot! Да вѣдь y васъ онъ весь вѣкъ свой не пойдетъ дальше камердинера, а y меня онъ сдѣлаетъ карьеру, дослужится до берейтора...

   - Ну, что, Григор³й? - обратился Петръ Ивановичъ къ Самсонову. - Что ты самъ на это скажешь?

   - Кланяюсь земно его свѣтлости за великую честь, - отвѣчалъ Самсоновъ съ низкимъ поклономъ. - Но отъ добра добра не ищутъ...

   - Извольте слышать, ваша свѣтлость, - подхватилъ Шуваловъ. - Мы съ нимъ, такъ сказать, энсепарабли...

   Свѣтлѣйш³й, вмѣсто отвѣта, повернулся къ господину и слугѣ спиной. Такъ сдѣлка и не состоялась.

   Между тѣмъ императрицу обступили три кабинетъ-министра, умоляя выслушать нѣсколько наиспѣшнѣйшихъ дѣлъ. Анна ²оанновна поморщилась, но уступила.

   - Тебя, Андрей Иванычъ, я трет³й годъ совсѣмъ уже не вижу, - замѣтила она графу Остерману, тяжело опиравшемуся на свой костыль. - Все еще страдаешь своей подагрой?

   - И подагрой, ваше величество, и хирагрой, - отвѣчалъ со вздохомъ Остерманъ, въ подкрѣплен³е своихъ словъ закатывая подъ лобъ глаза и корча плачевную гримасу. - Только необходимость личной ауд³енц³и заставила меня выѣхать въ этакую погоду.

   - Въ такомъ разѣ я приму тебя раньше другихъ. Ужъ не взыщи, Артем³й Петровичъ, - извинилась государыня передъ первымъ министромъ Волынскимъ.

   - Но послѣ меня, ваше величество, послѣ меня, - безаппеляц³онно вмѣшался тутъ, подходя, Биронъ.

   - А y васъ что, любезный герцогъ?

   - У меня готовый уже указъ о той важной реформѣ, коею вы столь интересовались.

   - Коли такъ, то первая ауд³енц³я, конечно, принадлежитъ вамъ.

   - Извѣстно вамъ, господа, что это за важная реформа? - спросилъ Волынск³й своихъ двухъ со товарищей по кабинету.

   Тѣ отозвались невѣдѣн³емъ.

   На слѣдующ³й день недоумѣн³е ихъ разъяснилось. Высочайшимъ указомъ, распубликованнымъ въ "С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ": y рейтъ-пажей, лейбъ-кучера, лейбъ-форейтора и болѣе мелкихъ служителей конюшеннаго вѣдомства зеленые кафтаны съ красными обшлагами и красныя епанчи замѣнялись кафтанами и епанчами изъ желтаго сукна, а красные камзолы черными.

  

  

   Пока высш³я сферы Петербурга проводили время въ разнообразныхъ развлечен³яхъ, русская арм³я, подъ начальствомъ фельдмаршала графа Миниха, переносила всяк³я лишен³я и проливала потоки крови въ войнѣ съ Турц³ей. Рѣшительный поворотъ въ этой кампан³и произвело взят³е русскими, 19-го августа 1739 г., турецкой крѣпости Хотина; почему, по получен³и, спустя три недѣли, извѣст³я о томъ въ Петербургѣ, во всѣхъ столичныхъ церквахъ, 12-го сентября, было благодарственное молебств³е, а вечеромъ въ Зимнемъ дворцѣ - балъ. Къ немалой досадѣ придворныхъ модницъ, однако, танцы на этотъ разъ происходили въ "закрытыхъ" платьяхъ и продолжались всего до 11-ти часовъ вечера, такъ какъ, по случаю кончины герцога голштинскаго, при Дворѣ былъ наложенъ трауръ. Нѣкоторымъ, впрочемъ, утѣшен³емъ служило имъ ожидаемое вскорѣ полное замирен³е турокъ, которое не могло не сопровождаться соотвѣтственными празднествами.

   Вслѣдъ за донесен³емъ Миниха пришла въ Петербургъ изъ Фрейберга и торжественная ода на взят³е Хотина, сочиненная молодымъ студентомъ Михайлой Ломоносовымъ, отправленнымъ нашей Академ³ей Наукъ за границу для подготовлен³я къ академической дѣятельности. Ода эта, впрочемъ, была оцѣнена при Дворѣ не столько нѣмецкой парт³ей, сколько русской, - приверженцами цесаревны Елисаветы. Списокъ съ нея досталъ себѣ и Петръ Ивановичъ Шуваловъ, который прочелъ ее затѣмъ также своему юному камердинеру. Тотъ пришелъ въ неописанный восторгъ и выпросилъ себѣ оду, чтобы списать ее и выучить наизусть.

   - Изволь, - сказалъ Шуваловъ. - Только смотри, не заикайся объ ней Тред³аковскому.

   - Почему же нѣтъ, сударь? Стихи Василью Кириллычу, навѣрное, тоже очень понравятся.

   - Ни, Боже мой! Ему было предложено вѣдь отъ Академ³и воспѣть ту же самую преславную виктор³ю. Но покудова онъ очинивалъ свое перо, какой-то, вишь, студентъ изъ-за тридевять земель прислалъ уже готовую оду; вотъ теперь онъ и имени Ломоносова слышать не можетъ.

   Ломоносовская ода состояла не болѣе, не менѣе, какъ изъ 280-ти стиховъ; но Самсоновъ, благодаря счастливой памяти, черезъ нѣсколько дней, дѣйствительно, зналъ ее всю наизусть.

   При Дворѣ тѣмъ временемъ и Ломоносовъ, и самъ герой Хотина были уже забыты. Увеселен³я зимняго сезона: балы, банкеты, концерты, спектакли оперные, драматическ³е и балетные, смѣнялись одни другими; но самымъ обычнымъ, а для очень многихъ и любимымъ препровожден³емъ времени (какъ мы уже говорили) была карточная игра и притомъ азартная. Однимъ изъ самыхъ ярыхъ игроковъ былъ герцогъ курляндск³й; а такъ какъ основная цѣль всякаго азарта - благовиднымъ манеромъ обобрать своего ближняго, обобрать же недруга все-таки не такъ зазорно, какъ добраго пр³ятеля, - то Биронъ ни мало не чуждался партнеровъ враждебнаго лагеря, а, напротивъ, разсылалъ имъ прелюбезныя приглашен³я на свои картежные вечера; дамъ же, какъ принимающихъ всяк³й проигрышъ черезчуръ близко къ сердцу, вообще не приглашалъ.

   Такимъ-то образомъ, однимъ ненастнымъ октябрьскимъ вечеромъ, въ числѣ явившихся въ бироновск³й дворецъ на маленьк³й "фараончикъ", оказались также сторонники цесаревны Елисаветы: первый министръ Волынск³й, лейбъ-хирургъ цесаревны Лестокъ и двое ея камеръ-юнкеровъ, братья Шуваловы.

   Игра происходила въ двухъ гостиныхъ: въ одной очень просторной - за нѣсколькими столами и въ другой поменьше - за однимъ. Воздуху въ началѣ и тамъ и здѣсь было вполнѣ достаточно. Но отъ свѣчей, лампъ и множества гостей понемногу стало тепло и даже жарко, а отъ табачнаго дыма и душно. Играющ³е, впрочемъ, этого какъ-будто не замѣчали. Взоры всѣхъ были прикованы къ рукамъ своего "банкомета", который привычнымъ жестомъ металъ карты направо - для себя, налѣво - для "понтеровъ". Каждый изъ понтеровъ, выбравъ себѣ изъ другой колоды одну или нѣсколько "счастливыхъ" картъ, клалъ ихъ на столъ и накрывалъ своимъ "кушемъ" - ассигнац³ей или звонкой монетой, при проигрышѣ увеличивалъ ставку или мѣнялъ карту, а при выигрышѣ загибалъ на "счастливой" одинъ или нѣсколько угловъ разнообразнымъ манеромъ, что имѣло свое, хорошо извѣстное всѣмъ игрокамъ, каббалистическое значен³е. У одной стѣны на особомъ столѣ была приготовлена цѣлая батарея бутылокъ, графинчиковъ, стакановъ и рюмокъ, чтобы играющ³е могли временами "укрѣпляться". Лица y всѣхъ были сильно разгорячены - не столько, однако, отъ возвышенной температуры и выпитаго вина, сколько отъ игорной лихорадки, выражавшейся также въ неестественномъ блескѣ глазъ, въ нервныхъ движен³яхъ и въ радостныхъ или бранныхъ восклицан³яхъ,

   Братья Шуваловы играли въ большой гостиной, но, по взаимному уговору, за разными столами. Петръ Ивановичъ, игравш³й съ перемѣннымъ счастьемъ, перенялъ наконецъ "талью" и высыпалъ на столъ всю бывшую y него въ карманахъ наличность, какъ "фондъ" для своего банка. Заложилъ онъ банкъ какъ разъ во-время: онъ "билъ" карту за картой, и вскорѣ передъ нимъ наросла цѣлая груда червонцевъ и ассигнац³й.

   - Передаю талью, - объявилъ онъ. - Надо отдышаться...

   Разсовавъ весь свой выигрышъ по карманамъ, онъ отошелъ къ столу съ винами и опорожнилъ залпомъ полный стаканъ; затѣмъ прошелся нѣсколько разъ взадъ и впередъ, обмахиваясь платкомъ. Въ ушахъ y него звучало только "бита", "дана", "pliê", долетавш³е къ нему какъ отъ окружающихъ столовъ, такъ и изъ меньшей гостиной, гдѣ игралъ самъ свѣтлѣйш³й хозяинъ съ важнѣйшими сановниками.

   "Неужели всѣ мы тутъ поголовно рѣхнулись? - подумалъ Шуваловъ. - Все, кажется, люди неглупые, а безсмысленнѣе занят³я, право, не выдумаешь. Можетъ-быть, есть еще здравомыслящ³е въ кабинетѣ?"

   Онъ заглянулъ въ сосѣдн³й хозяйск³й кабинетъ. Здѣсь, дѣйствительно, оказались трое неиграющихъ: австр³йск³й посланникъ маркизъ Ботта, Волынск³й и Лестокъ, мирно бесѣдовавш³е о текущихъ политическихъ и общественныхъ дѣлахъ.

   Кстати скажемъ тутъ нѣсколько словъ о Лестокѣ. Происходя изъ семьи французовъ-реформатовъ, съ отмѣной нантскаго эдикта эмигрировавшихъ изъ родной своей Шампаньи въ Герман³ю, ²оганнъ-Германъ Лестокъ родился въ 1692 г. въ небольшомъ люнебургскомъ городкѣ Целле (въ 35-ти верстахъ отъ Ганновера). Перенявъ первые пр³емы хирург³и отъ своего отца, не то бородобрея и мозольнаго оператора герцога люнебургскаго, не то его лейбъ-хирурга, онъ собрался окончить свое образован³е въ Парижѣ, но за что-то угодилъ тамъ въ тюрьму, а когда отсидѣлъ свой срокъ, то поступилъ лѣкаремъ во французскую арм³ю. Слухи о карьерѣ, которую дѣлали иностранцы при русскомъ Дворѣ, соблазнили его вскорѣ попытать также счаст³я въ Росс³и. Сумѣвъ понравиться царю Петру, онъ сдѣлался его лейбъ-хирургомъ, а по смерти Петра - лейбъ-хирургомъ же его любимой дочери, цесаревны Елисаветы. Въ данное время y него за плечами было уже 47 лѣтъ; тѣмъ не менѣе, онъ одѣвался по послѣдней парижской модѣ, носилъ парикъ съ самоновѣйшимъ "тупеемъ" - "en aile de pigeon", и врожденныя французамъ живость и невозмутимая веселость дѣлали его вездѣ желаннымъ гостемъ.

   - Ah, m-r Shouwaloff! - обратился онъ къ входящему камеръ-юнкеру цесаревны на родномъ своемъ языкѣ (русской рѣчи онъ за всѣ 25 лѣтъ своего пребыван³я въ Росс³и не далъ себѣ труда научиться). - Колесо фортуны вамъ, видно, измѣнило?

   Петръ Ивановичъ, вмѣсто отвѣта, забрянчалъ звонкой монетой, наполнявшей его карманы.

   - О! Кого жъ вы это ограбили?

   - Прежде всего, кажется, васъ самихъ, любезный докторъ, Вы что-то очень уже скоро исчезли отъ нашего стола.

   - Исчезъ, потому что отдалъ вамъ свою дань: пять золотыхъ.

   - Не больше?

   - Нѣтъ, y меня ассигнуется всегда одна и та же цифра, ни больше, ни меньше. Проиграю - и забастую; а улыбнется разъ мадамъ Фортуна, такъ я обезпечу себя уже на нѣсколько вечеровъ.

   - Да, вы, докторъ, выдерживаете характеръ, какъ настоящ³й европеецъ, - замѣтилъ маркизъ Ботта. - Русск³й человѣкъ отъ природы уже азартный игрокъ и во-время никогда не остановится. Карманъ азартнаго игрока - рѣшето, бочка Данаидъ: сколько туда не наливай - все утечетъ до капли.

   - Вашъ покорный слуга, г-нъ маркизъ, какъ видите, составляетъ блестящее исключен³е, улыбнулся Шуваловъ. - А y васъ въ Вѣнѣ, скажите, развѣ играютъ меньше, чѣмъ y насъ въ Петербургѣ?

   - Въ азартныя игры - куда рѣже. Мы предпочитаемъ игры коммерческ³я, болѣе разумныя и спокойныя.

   - Что бостонъ и вистъ болѣе разумны - я не спорю. Но чтобы они были и болѣе спокойны, - простите, маркизъ, я не согласенъ: вѣдь какъ бы хорошо вы сами ни играли, плохой партнеръ безпрестанно портитъ вамъ кровь, особенно, если онъ воображаетъ себя еще хорошимъ игрокомъ. Какъ бы вы ни сыграли, - вы всегда виноваты. А попробуйте-ка оправдываться, что сыграли по правиламъ, "По правиламъ! Точно не бываетъ и исключен³й! Лучше бы, право, и за столъ не садиться, если играешь какъ сапожникъ".

   - Да, русск³е вообще очень экспансивны, - тонко усмѣхнулся Лестокъ. - Вы отнюдь не дипломаты.

   - Есть между нами и дипломаты, которые ведутъ себя дипломатами и за картами. Но такой дипломатъ, если и не станетъ бранить васъ въ лицо, зато взглянетъ на васъ съ такимъ изумлен³емъ, такъ снисходительно пожметъ плечами, испуститъ такой выразительный вздохъ, - что васъ въ жаръ броситъ, вы растеряетесь и невольно уже сдѣлаете явную ошибку, которая зачтется вамъ потомъ, конечно, на весь вечеръ. Нѣтъ, ужъ Господь съ ними, съ этими коммерческими играми! То ли дѣло банкъ, гдѣ бой на жизнь и смерть.

   - La bourse ou la vie? Грабежъ среди бѣлаго дня, - виноватъ: среди бѣлой ночи.

   - Нѣтъ, докторъ, это не простой грабежъ, а благородный бой съ равнымъ противникомъ, въ своемъ родѣ турниръ.

   - Такъ что же вы не побьете главнаго борца?

   - Кого, герцога? То-то, что онъ не равный борецъ: самъ онъ терпѣть не можетъ проигрывать и какъ бы требуетъ, чтобы всѣ слагали передъ нимъ оруж³е.

   - А было бы вовсе не вредно хоть разъ пустить ему кровь, - замѣтилъ молчавш³й до сихъ поръ Волынск³й. - Вы, Петръ Иванычъ, нынче вѣдь въ изрядномъ, кажется, выигрышѣ? Что бы вамъ сорвать y него банкъ?

   - А ваше высокопревосходительство меня благословляете?

   - Благословляю отъ всей души. На всяк³й случай, впрочемъ, докторъ, не возьметесь ли вы быть секундантомъ молодого человѣка. Почемъ знать? Можетъ-быть, ему понадобится и хирургическая помощь.

   - Будемъ надѣяться, что не понадобится, - улыбнулся въ отвѣтъ Лестокъ и своей легкой, эластичной походкой послѣдовалъ за Шуваловымъ во вторую гостиную, гдѣ игралъ герцогъ съ избранными партнерами.

  

   Сорвать тотчасъ банкъ y Бирона Шувалову не представилось, однако, физической возможности: металъ банкъ не самъ хозяинъ, а одинъ изъ гостей - генералъ-полицеймейстеръ Салтыковъ.

   - Diable! - выбранился съ досады Петръ Ивановичъ и сталъ перебирать лежавшую на боковомъ столикѣ къ услугамъ понтеровъ колоду.

   - А вы развѣ не выждете тальи герцога? - спросилъ его шопотомъ Лестокъ.

   - Да скучно, знает