Толстой Лев Николаевич - Том 42, Произведения 1904-1908, Полное собрание сочинений

, нужно наше усилие, и усилие это делается людьми, и, как ни медленно, мы все-таки приближаемся к этому осуществлению.

  

  

  

   В 1883 году митрополит греческий Вриений нашел в Кон­стантинополе в старинном сборнике древних христианских поучений сочинение под названием: "Учение 12 апостолов", или "Учение Господа, преподанное народам через 12 апосто­лов". Об этой книге, почитаемой некоторыми учителями цер­кви священною, известно было до этого только ее заглавие.

   Сочинение это содержит в себе самую сущность христи­анского учения. Оно передает иными словами и с некоторы­ми прибавлениями и разъяснениями те великие истины и по­учения, которые изложены в нагорной проповеди Матфея и в 6-й главе Луки. Так, например, в поучении о том, чтобы да­вать просящему, прибавлено: "Блажен дающий по заповеди, ибо он свободен от наказания; но горе принимающему, ибо кто берет, имея нужду, тот прав; неимеющий же нужды даст отчет, почему и для чего брал". Также есть отсутствующее в Евангелиях разъяснение о том, что милостыня только тогда милостыня, когда она исходит из потной руки, то есть когда то, что дается, заработано трудами подающего.

   То же еще яснее сказано в гл. 4-й. Там сказано, что хрис­тианин ничего не должен считать своею собственностью и помогать нуждающемуся может только своим трудом.

   Есть еще в этом сочинении не встречающееся в Евангели­ях прекрасное и очень важное поучение о том, как должен от­носиться христианин к людям, смотря по их душевному со­стоянию. "Не имей ненависти ни к кому, - сказано там, - но одних обличай, за других молись, а иных люби больше души своей".

   Очевидно, совет обличать одних относится к тем, кото­рые заблуждаются по неведению, по увлечению, к таким, об­личение которых может помочь им вступить на добрый путь. Молиться же советуется о тех, которые глухи к обличению и увещанию. Это, очевидно, относится к тем, про которых ска­зано в Евангелии, что не следует метать бисер перед теми, ко­торые не могут оценить его. Здесь та же мысль выражена мягче и добрее. Не отворачиваться от таких людей советует это учение, но молиться о них, т. е. не переставая желать им истинного блага и всегда быть готовым, в случае их смягче­ния, прийти на помощь им. Любить же более души своей, очевидно, относится к тем, которые соединены одною верою.

   Важно и ново тоже в гл. 6-й поучение о том, как отвечать на обычное возражение против учения Христа людей, не же­лающих принять его. "Исполнять, так уже исполнять все", го­ворят такие возражатели. "Если же исполнять все, то надо от­казаться от жизни, а это невозможно". Ответ на это возраже­ние такой:

   "Берегись того, кто будет совращать тебя с этого пути, так как он учит тебя не по-божьи, потому что, если ты можешь понести все иго господне, то будешь совершенен, а если не можешь, то делай то, что можешь".

   Кроме этих и многих других новых и замечательных разъ­яснений, в этой книге есть определенные указания о том, как должно производить крещение. Сказано, крестить надо так: сообщив все вышесказанное учение крещаемому (следова­тельно, взрослому), крестите во имя отца и сына и святого духа. Так же об евхаристии сказано, как о благодарственной молитве, читаемой в общем собрании за трапезой, без всяко­го намека на таинство. О молитве сказано то же, что в Еванге­лии, что молитва должна состоять в чтении "Отче наш".

   Еще даны наставления о том, как избирать епископов и дьяконов - как должностных выборных лиц общины, без ма­лейшего указания на рукоположения. Есть еще многие другие постановления об апостолах и пророках, совершенно не сходящиеся с существующими теперь установлениями.

   И вот является эта книга, признанная всеми учеными произведением конца первого или начала второго века, т. е. христианский памятник более ранний, чем Евангелие Луки, и одновременный с Евангелием Иоанна, голос, подтверж­дающий, уясняющий и усиливающий все то, что мы знаем о нравственно-жизненной стороне христианства, и несоглас­ный во многом и в самом существенном с внешней стороной христианства. И что же? Казалось бы, открытие такого па­мятника должно произвести величайшее волнение в христи­анском мире. Все христиане, казалось бы, должны ухватиться за этот памятник, разбирать его содержание, вникать в смысл его, сличить с ним свои установленные положения, по нем исправить их, должны бы были в миллионах экземпляров распространить это сочинение в народе, в церквах читать его. Ничего подобного нет и не было. Десяток ученых рассмотре­ли этот памятник с точки зрения общецерковной и истори­ческой, несколько специалистов по части лжетолкований из священников придумали кое-какие рассуждения, по кото­рым выходит, что правы позднейшие установления, а не те, о которых писано в этом сочинении, так что открытие "Учения Господа народам через 12 апостолов", т. е. услышание голоса святых людей первых веков христианства, голоса, подтверж­дающего, уясняющего и усиливающего все то, что мы знаем о нравственной стороне христианства, открытие этого памят­ника производит гораздо меньшее впечатление на христиан­ское общество, чем открытие куска голой Венеры в какой-нибудь раскопке.

   Открываются посмертные сочинения какого-нибудь не­счастного безумца Ницше или Верлена, и сотни тысяч экзем­пляров печатаются и распространяются. А раздаются слова того Христа, которого мы будто бы исповедуем, и мы только стараемся как-нибудь поскорее отделаться от них, чтобы они не мешали нам заниматься нашими важными делами: откры­тием новой планеты, спорами о происхождении видов, рас­суждениями о свойствах радия, ни на что не нужными.

   Да, вот уже именно: "Огрубело сердце людей сих, и уша­ми с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят гла­зами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не об­ратятся, чтобы я исцелил их" (Исаии б, 9 - 10, Матфея 13, 15).

   Но, слава богу, еще в народных массах есть люди, для ко­торых важен этот голос из времен первого века и которые с радостью найдут в нем еще большее уяснение и подтверждение той истины, которая освещает их жизнь и дает им силы. Для этих-то людей я и пишу это и перепечатываю это сочине­ние.

  

  

  

  

   Есть два пути: путь жизни и путь смерти. И разница вели­кая между этими двумя путями. Путь жизни такой:

   Во-первых, люби бога, создавшего тебя.

   Во-вторых, ближнего своего, как самого себя, и потому не делай другому всего того, чего не хочешь, чтобы тебе сделали.

   Учение этих двух слов такое:

  

  

   Первая заповедь учения: люби бога, создавшего тебя.

   Благословляйте проклинающих вас; молитесь за врагов ваших, за нападающих на вас и поститесь за тех, которые обижают вас, потому что - то не добро, чтобы любить только тех, которые любят вас. То же делают и язычники. Они любят своих и ненавидят врагов, и потому у них есть враги. Вы же любите ненавидящих вас, и тогда не будет у вас врагов. Берегитесь телесных и мирских побуждений. Если кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и дру­гую, и будешь совершенен. Если кто принудит тебя пройти с ним одну версту, иди с ним две. Если кто возьмет у тебя каф­тан твой, отдай и рубаху. Если кто взял у тебя твое, не возворачивай назад, потому что этого нельзя делать. А всякому просящему у тебя дай и не требуй назад, потому что отец хочет, чтобы у каждого было то свое, которое Он дал всем людям. Блажен тот, кто по заповеди дает: тот прав; но горе тому, кто берет, потому что прав только тот, кто берет по нужде; тот же, кто берет без нужды, должен дать отчет, поче­му и для чего он взял. Кто пойман в сети Маммона, тот будет мучим за то, что он сделал, и не высвободится из них до тех пор, пока не отдаст последнее. Об этом-то сказано: пусть милосердие твое выходит потом из рук твоих, покуда ты еще и не знаешь, кому ты дашь.

  

  

   Вторая заповедь учения: люби ближнего, как самого себя, т. е. не делай другому того, чего не хочешь, чтобы с тобою сдела­ли.

   Не убивай, не прелюбодействуй, не оскверняй детей, не распутничай, не крадь, не колдуй, не отравляй, не умерщвляй младенца в утробе матери и рожденного не убивай, не желай иметь того, что у ближнего твоего, не клянись, не лжесвиде­тельствуй, не сквернословь, не скверномысли, не будь дву­мыслен, ни двуязычен - двуязычие есть сеть смерти. Чтобы твое слово не было ни лживо, ни пусто, но всегда полно дела; не будь ни алчным, ни хищным, ни лицемером, ни угрюмым, ни гордым. Не держи зла на ближнего своего, не ненавидь никакого человека, но одних обличай, за других молись, а иных люби более души своей.

  

  

   Чадо мое! Избегай всякого зла и всего того, что похоже на него. Не входи в гнев, гнев ведет к убийству; не входи в задор, в споры, в горячность - от всего этого бывают убийства. Чадо мое! Избегай похоти, похоть ведет к распутству; не сквернословь и не озирайся на то, чего тебе не нужно видеть; это ведет к прелюбодеяниям. Чадо мое! Не ворожи, потому что это ведет к идолопоклонству; не волхвуй, не чернокнижничай, не делай заговоров и не присутствуй при подобных делах, потому что это идолопоклонство. Чадо мое! не будь обманщиком, потому что обман приводит к воровству; не будь корыстолюбив и тщеславен - и это доводит до воровства. Чадо мое! не будь недовольным, недовольство ведет к руга­тельству; не будь самодовольным и осуждающим, потому что и это ведет к ругательству; будь кроток, потому что кроткие наследуют землю; будь терпелив, милостив, и незлобив, и смиренен, и добр, и со страхом при всяком случае вспоминай слова эти, которые ты слышал. Не возвышай сам себя и не допускай самоуверенность в сердце свое. Сердце твое чтоб не лежало к высоким и сильным, но пусть прилепляется оно к праведным и смиренным. Все же, что случается с тобою, при­нимай, как благо, зная, что без бога ничего не бывает.

  

  

   Чадо мое! И днем и ночью вспоминай того, кто учит тебя слову божию, и почитай его, как господа, потому что гос­подь там, откуда ты узнал про него. Всегда отыскивай святых людей и общайся с ними, чтобы в словах их находить успо­коение душе своей. Не желай разделения между людьми, но примиряй враждующих. Рассуживай их по правде и, невзирая на лица, уличай их в грехах. Не двоедушничай и не говори: можно так, можно и этак. Не протягивай руку, когда прихо­дится брать, и не сжимай ее, когда приходится давать. То, что ты заработал руками своими, давай как выкуп за грехи свои. Не раздумывай давать и, когда дал, не жалей, потому что ты узнаешь, в чем лучшая награда за добро твое. Не отворачи­вайся от нуждающегося, но пусть все то, что есть у тебя, будет общим с братом твоим, и не называй ничего своей собствен­ностью, потому что если то, что бессмертно, все у вас общее, то тем паче должно быть общим между вами все тленное. Не переставай руководить сына своего или дочь свою, но от юности учи их страху божию. Не повелевай рабу или служан­ке: они веруют тому же богу, как ты. А то как бы от огорчения они не перестали бояться того бога, который над вами обои­ми; потому что приходится повелевать не по лицам, а тому, кого назначил дух.

   Ненавидь всякое лицемерие и все, что неугодно богу. Не оставляй заповедей господа, но храни те, которые получил, ничего не прибавляя и не откидывая. Среди верующих кайся в грехах своих и не думай молиться, пока у тебя есть зло на сердце.

   Таков путь жизни.

  

  

   Путь же смерти такой: прежде всего он бедственен и по­лон мерзостей. Убийства, прелюбодеяние, похоти, распутст­во, воровство, идолопоклонство, колдовство, отравление, грабежи, обманы, лицемерие, двоедушие, хитрость, гордость, злоба, самоуверенность, алчность, сквернословие, зависть, дерзость, высокоумие, тщеславие, гонители добрых, нена­вистники истины, любители лжи, не признающие награды за праведность, не прилепляющиеся к добру и не знающие пра­вильного суждения, те, которые заботятся и хлопочут не о добром, а о злом, не знающие кротости и терпения, любители пустяков, искатели мирских наград, не жалеющие нищего, не трудящиеся для утружденного, не знающие того, кто создал их самих, убийцы и соблазнители детей, погубители образа божия, отвращающиеся от нуждающегося и домучивающие трудом измученного, утешители богатых и беззаконные судьи бедных, - кругом и во всем грешники. Берегитесь, чада мои, таких людей!

  

  

   Смотри, чтобы кто-нибудь не сбил тебя с этого пути уче­ния.

  

  

  

   Мне хотелось бы на прощание (в мои годы всякое свида­ние с людьми есть прощание) вкратце сказать вам, как, по моему понятию, надо жить людям для того, чтобы жизнь наша не была злом и горем, какою она теперь кажется боль­шинству людей, а была бы тем, чего желает бог и чего мы все желаем, т. е. благом и радостью, какою она и должна быть.

   Все дело в том, как понимает человек свою жизнь. Если понимать свою жизнь так, что жизнь эта дана мне в моем теле, Ивану, Петру, Марье и что все дело жизни в том, чтобы добыть как можно больше всяких радостей, удовольствий, счастья этому своему "я", Ивану, Петру, Марье, то жизнь всегда и для всех будет несчастна и озлобленна.

   Несчастная и озлобленная жизнь будет потому, что всего, чего хочется для себя одному человеку, того же самого хочет­ся и всякому другому. А так как каждому хочется всякого для себя добра как можно больше и добро это одно и то же для всех таких людей, то добра этого для всех никогда недостает. А потому если люди живут каждый для себя, то не миновать им отнимать друг у друга, бороться, злиться друг на друга, и от этого жизнь их не бывает счастливою. Если же временами люди и добудут себе того, чего им хочется, то им всегда мало, и они стараются добыть все больше и больше, и кроме того, еще и боятся, что у них отнимут то, что они добыли, и завиду­ют тем, которые добыли то, чего у них нет.

   Так что, если люди понимают свою жизнь каждый в своем теле, то жизнь таких людей не может не быть несчастною. Такая она и есть теперь для всех таких людей. А такою, т. е. несчастною, жизнь не должна быть. Жизнь дана нам на благо, и так мы все и понимаем жизнь. Для того же, чтобы жизнь была такою, людям надо понимать, что жизнь наша настоящая никак не в нашем теле, а в том духе, который живет в нашем теле, и что благо наше не в том, чтобы угождать и де­лать то, чего хочет тело, а в том, чтобы делать то, чего хочет этот дух один и тот же, живущий в нас так же, как и во всех людях. Хочет же этот дух блага себе, духу. А так как дух этот во всех людях один и тот же, то и хочет он блага всем людям. Желать же блага всем людям значит любить людей. Любить же людей никто и ничто помешать не может; а чем больше че­ловек любит, тем жизнь его становится свободнее и радост­нее.

   Так что выходит, что угодить телу человек, сколько бы он ни старался, никогда не в силах, потому что то, что нужно телу, не всегда можно добыть, а если добывать, то надо бо­роться с другими; угодить же душе человек всегда может, по­тому что душе нужна только любовь, а для любви не нужно ни с кем бороться; не только не нужно бороться с другими, а напротив, чем больше любишь, тем больше сближаешься с дру­гими людьми. Так что любви ничто помешать не может, и всякий человек что больше любит, то все больше и больше не только сам делается счастливым и радостным, но и делает счастливыми и радостными и других людей.

   Так вот это-то, милые братья, мне хотелось сказать вам на прощание, сказать то, чему учили вас все святые и мудрые люди, и Христос, и все мудрецы мира: а именно тому, что жизнь наша бывает несчастна от нас самих, что та сила, кото­рая послала нас в жизнь и которую мы называем богом, по­слала нас не затем, чтобы мы мучились, а затем, чтобы имели то самое благо, какого мы все желаем, и что не получаем мы это предназначенное нам благо только тогда, когда понимаем жизнь не так, как должно, и делаем не то, что должно.

   А то мы жалуемся на жизнь, что жизнь наша плохо уст­роена, а не думаем того, что не жизнь наша плохо устроена, а что делаем мы не то, что нужно. А это все равно, как если бы пьяница стал жаловаться на то, что спился он оттого, что много завелось трактиров и кабаков, тогда как завелось много трактиров и кабаков только оттого, что много развелось таких же, как он, пьяниц.

   Жизнь дана людям на благо, только бы они пользовались ею, как должно ею пользоваться. Только бы жили люди не за­вистью друг к другу, а любовью, и жизнь была бы непереста­ющим благом для всех.

   Теперь вот со всех сторон говорят только одно: жизнь, го­ворят, наша дурная и несчастная оттого, что она дурно уст­роена, - давай переделаем дурное устройство на хорошее, и жизнь наша будет хорошая.

   Милые братья, не верьте этому, не верьте тому, что от та­кого или иного устройства жизнь ваша может быть хуже или лучше. Не говорю уже о том, что все те люди, которые заботятся об устройстве лучшей жизни, все не согласны между собою, все спорят промежду собою: одни предлагают одно устройство, считая его самым лучшим, другие же говорят, что это устройство самое дурное, а что хорошо только то, которое они предлагают. А третьи забраковывают и это и предлагают свое самое лучшее, и т. д. Но если бы даже и было такое, самое лучшее устройство, если даже согласиться с тем, что придумано самое лучшее устройство, то как же сделать, чтобы люди жили по этому устройству, как удержать это хорошее устройство, когда люди привыкли и любят жить дур­но? А то мы теперь привыкли и любим жить дурно, за что ни возьмемся, все гадим, а говорим, что хорошо станем жить, когда будет устройство хорошее. Да как же быть хорошему устройству, когда люди плохие?

   Так что если и есть такое самое лучшее устройство жизни, то, для того чтобы добиться его, надо людям становиться лучше. Вам же обещают хорошую жизнь после того, как вы, кроме вашей теперешней дурной жизни, будете еще бороться с людьми, насиловать людей, даже убивать их, чтобы ввести это хорошее устройство, т. е. вам обещают хорошую жизнь после того, как вы сами сделаетесь еще хуже, чем теперь.

   Не верьте, не верьте этому, милые братья. Для того чтобы жизнь была хорошая, есть только одно средство: самим людям быть лучше. А будут люди лучше, и сама собою устро­ится та жизнь, какая должна быть среди хороших людей.

   Спасение ваше и всех людей никак не в греховном, на­сильническом устройстве жизни, а в устройстве своей души. Только этим, таким устройством души, добудет каждый чело­век и тебе и другим людям самое большое благо и самое лучшее устройство жизни, какого могут только желать люди. Ис­тинное благо, то, какого ищет каждое сердце человеческое, дано нам не в каком-либо будущем устройстве жизни, под­держиваемом насилием, а сейчас всем нам везде, во всякую минуту жизни и даже смерти, достигаемое любовью.

   Благо это дано нам из века, но люди не понимали его и не брали его. Теперь же пришло время, когда нам нельзя уже не принять его, нельзя не принять первое, потому что безобра­зия и страдания нашей жизни довели нас до того, что жизнь наша становится непереносимо мучительной. Второе то, что все более и более раскрывающееся нам истинное учение Христа стало теперь так ясно, что нам уже для нашего спасе­ния нельзя не признать и не принять его. Спасение наше те­перь в одном: в признании того, что истинная жизнь наша не в теле нашем, а в том духе божьем, который живет в нас, и что поэтому все те усилия, которые мы клали прежде на улучше­ние нашей телесной, как отдельной, так и общественной, жизни, мы можем и должны класть на одно-единственное нужное и важное для человека дело, на то, чтобы каждому в самом себе воспитывать и утверждать любовь не только к лю­бящим нас, а, как говорил Христос, ко всем людям, и в осо­бенности к чуждым нам людям, к ненавидящим нас.

   Жизнь наша теперь так далека от этого, что в первую ми­нуту такое перенесение всех своих усилий, вместо заботы о мирских делах, на одно невидное, непривычное нам дело - на любовь ко всем людям кажется невозможным.

   Но это только так кажется: любовь ко всем людям, даже к ненавидящим нас, гораздо больше свойственна душе челове­ка, чем борьба с ближними и ненависть к ним. Перемена по­нимания смысла жизни не только не невозможна в наше время, но, напротив, невозможно продолжение той озлоб­ленной всех против всех жизни, которую мы ведем теперь. Перемена эта не только не невозможна, но, напротив, только она одна может вывести людей из тех бедствий, от которых они страдают, и потому перемена эта неизбежно рано или поздно должна совершиться.

   Милые братья, зачем, за что вы мучаете себя? Только по­мните, что вам предназначено величайшее благо, и возьмите его. Все - в вас самих. Это так легко, так просто и так радост­но.

   Но, может быть, люди страдающие, бедные, угнетенные скажут: "Да, это, может быть, хорошо для богатых и властву­ющих; легко богатым и властвующим любить врагов, когда враги эти во власти их. Но это трудно для нас, страждущих и угнетенных". Но это неправда. Милые братья, изменить свое понимание жизни одинаково нужно и властвующим, бога­тым, и подчиненным, бедным. И подчиненным и бедным это легче, чем богатым. Подчиненным и бедным нужно только, не изменяя своего положения, не только не делать дел, про­тивных любви, но не принимать участия в этих делах, как дела насилия, и все это враждебное любви устройство падет самовластвующим же гораздо труднее принять и исполнить учение любви. Для того чтобы им исполнить это учение, им надо отказаться от обладающих ими соблазнов власти, богат­ства; и это труднее им; бедным же и подчиненным надо толь­ко не делать новых насилий и, главное, не принимать участия в старом.

   Как растет человек, так растет и человечество. Сознание любви росло, растет в нем и доросло в наше время до того, что мы не можем не видеть, что оно должно спасти нас и стать основой нашей жизни. Ведь то, что теперь делается, - это последние судороги умирающей насильнической, злоб­ной, нелюбовной жизни.

   Ведь теперь уже не может быть не ясно, что все эти борь­бы, вся эта ненависть, все эти насильственные устройства, все это бессмысленные, ни к чему, кроме как к все увеличи­вающимся бедствиям, не ведущие обманы. И не может не быть ясно, что единственное, самое простое и легкое спасе­ние от всего этого есть сознание основного начала жизни всех людей - любви - этого начала, которое неизбежно, без вся­кого усилия заменяет величайшее зло величайшим благом.

   Есть предание о том, что апостол Иоанн, достигши глубо­кой старости, был весь поглощен одним чувством и все одни­ми и теми же словами выражал его, говоря только одно:

   "Дети, любите друг друга". Так выразилась старость, т. е. до­жившего до известного предела жизни жизнь одного челове­ка. Так точно должна выразиться жизнь человечества, дожив­шая до известного предела.

   Ведь это так просто, так ясно: ты живешь, т. е. родился, растешь, мужаешь, стареешься и вот-вот умрешь. Неужели цель твоей жизни может быть в тебе? - наверное нет. Что же такое, - спрашивает себя тогда человек, - что я такое? И от­вет один: я что-то такое любящее - в первое время кажется, что любящее только себя, но стоит немного пожить, немного подумать, чтобы увидать, что любить себя, проходящего через жизнь, умирающего, нельзя, незачем. Чувствуешь, что я дол­жен любить и люблю себя. Но, любя себя, я не могу не чувст­вовать, что предмет моей любви недостоин ее; но не любить я не могу. В любви есть жизнь. Как же тут быть? Любить других, близких, друзей, любящих? Сначала кажется, что это удовлетворяет потребности любви, но все эти люди, во-пер­вых, несовершенны, во-вторых, изменяются, главное, умира­ют. Что же любить? И ответ один: любить всех, любить нача­ло любви, любить любовь, любить бога. Любить не для того, кого любишь, не для себя, а для любви. Стоит понять это, и сразу уничтожается все зло человеческой жизни и становится явным и радостным смысл ее.

   "Да, это хорошо бы было. Чего же лучше? - скажут лю­ди. - Хорошо бы было любить и жить для любви, если бы все так жили. А то я буду жить для любви, отдавать все другому, а другие будут жить для себя, своего тела; что же будет со мною, да еще и не со мною одним, а с семьей, с теми, кого я люблю, не могу не любить? Разговоры о любви давно говорятся, да никто им не следует. Да и нельзя следовать. Отдать свою жизнь любви можно бы было только тогда, когда бы все люди сразу каким-то чудом переменили жизнь мирскую, телесную на жизнь духовную, божескую. Но чуда этого нет, а потому все это слова, а не дело". Так говорят люди, успокаивая себя в своей ложной, привычной жизни. Они говорят так, но в глу­бине души они знают, что они не правы. Они знают, что рас­суждения эти неверны. Они неверны потому, что только для выгоды мирской, телесной жизни нужно, чтобы люди все сразу изменили свою жизнь; но не то для духовной жизни: любви, любви к богу и людям. Любовь дает благо человеку не в своих последствиях, а в самой любви, дает ему благо совер­шенно независимо от того, как поступают другие люди и что вообще совершается во внешнем мире. Любовь дает благо тем, что человек, любя, соединяется с богом и не только ни­чего не желает для себя, но желает отдать все, что имеет, и свою жизнь другим, и в этом отдавании себя богу находит благо. И потому все то, что делают другие люди, все то, что может совершиться в мире, не может иметь влияния на его поступки. Любить - значит отдаться богу, делать то, чего хочет бог, а бог есть любовь, т. е. хочет блага всем и потому не может хотеть того, чтобы человек погибал, исполняя его закон.

   Любящий человек, и один среди нелюбящих, не погибает. А если и погибает среди людей, как Христос погиб на кресте, то и смерть его и радостная для него и значительная для дру­гих, а не отчаянная и ничтожная, каковы бывают смерти мир­ских людей.

   Так что отговорка о том, что я не отдаюсь любви потому, что не все сделают то же, и останусь один, и неправильная и нехорошая. Это - то же, как если бы человек, которому нужно работать для того, чтобы кормить себя и детей, не брался бы за работу потому, что другие не работают.

   Да, милые братья, положим нашу жизнь в усилении в себе любви и предоставим миру идти, как он хочет, т. е. как опре­делено ему свыше. Поступим так, и поверьте мне, что мы по­лучим наибольшее благо себе, сделаем все то добро людям, какое мы только можем сделать.

   Ведь это так просто, так легко и так радостно. Только люби каждый человек, люби не одних любящих, а всех лю­дей, особенно ненавидящих, как учил Христос, и жизнь - неперестающая радость, и все вопросы, которые заблудшие люди так тщетно пытаются разрешить насилием, не только разрешаются, а перестают существовать. "И мы знаем, что перешли от смерти в жизнь, если любим братьев. Не любя­щий брата не имеет жизни вечной. Только любящий брата своего имеет жизнь вечную, пребывающую в нем". Еще одно слово, милые братья. Ни про одно дело нельзя узнать, хорошо ли оно или дур­но, если не испытал его на деле в жизни. Если земледельцу говорят, что хорошо сеять рожь рядами, или пчеловоду, что хорошо ульи делать рамочные, то разумный земледелец и пчеловод, чтобы верно узнать, правда ли, что ему говорят, сделает опыт и следует или не следует тому, что ему предлага­ли, смотря по тому, насколько он находит подтверждения в опыте.

   То же и во всем деле жизни. Для того чтобы верно узнать, насколько применимы в жизни поучения о любви, испы­тайте их.

   Попробуйте: возьмите на себя на известный срок следо­вать во всем требованиям любви: жить так, чтобы во всех делах прежде всего помнить, чтобы со всяким человеком, с вором, пьяницей, с грубым начальником или подчиненным, не отступить от любви, т. е., имея с ним дело, помнить о том, что нужно ему, а не себе. И, прожив так положенный срок, спросите себя: тяжело ли вам было и испортили ли вы себе или улучшили жизнь, и, смотря по тому, что даст вам опыт, решайте уже, правда ли то, что исполнение любви дает в жиз­ни благо, или это только одни слова. Испытайте это, поста­райтесь вместо того, чтобы отплатить злом за зло обидчику, вместо того, чтобы осудить за глаза человека, живущего дур­но, и т. п., - вместо этого постарайтесь отвечать добром на зло, ничего не сказать дурного о человеке, не обойтись грубо даже со скотиной, с собакой, а с добротой и лаской, прожи­вите так день, два или больше (для опыта) и сравните ваше за это время душевное состояние с тем, какое бывало прежде. Испытайте это, и вы увидите, как вместо хмурого, сердитого и тяжелого состояния вы будете светлы, веселы, радостны. А жи­вите так и другую и третью неделю, и вы увидите, как душев­ная радость ваша все будет расти и расти, и дела ваши не только не будут разлаживаться, а будут все только больше и больше спориться.

   Только испытайте это, милые братья, и вы увидите, что учение о любви - не слова, а дело, самое, самое близкое, всем понятное и нужное дело.

  

  

  

  

   Назначение человека - служение всем, всем людям, а не такое служение одним, при котором неизбежно делание зла другим.

  

  

   Для христианина любовь к отечеству стоит преградой для любви к ближнему. И как в древнем мире любовь к семье должна была быть принесена в жертву любви к отечеству, так в христианском мире любовь к отечеству должна уступить любви к ближнему.

  

  

   Если неестественно ослепление людей, не старающихся узнать смысл своей жизни, то еще ужаснее ослепление веру­ющих в бога и живущих дурно. Почти все люди находятся в том или другом ослеплении.

  

  

  

   Если человек потерял истинную природу, - все, что угод­но, делается его природой; точно так же, если потеряно ис­тинное благо, - все, что угодно, делается его благом.

  

  

  

   Последнее прибежище негодяя - патриотизм.

  

  

  

   Патриотизм не добродетель: жертвовать своей жизнью ради отжившего суеверия государства не может быть нашей обязанностью.

  

  

  

   Патриотизм в наше время выставляется поводом оправда­ния и всякого общественного зла, и личной подлости. Чело­веку внушают, чтобы он ради блага своей страны отказался от всего, что делает страну его достойной уважения: ради патри­отизма человек должен подчиниться всякому постыдному делу, которое, развращая честных людей, ведет к погибели весь народ.

  

  

  

   Много злого совершают люди ради себялюбия, еще боль­ше зла совершают они ради семьи; самые же ужасные злодея­ния - шпионства, поборы с народа и ужасные смертоубийст­ва, войны - совершаются людьми ради патриотизма, и со­вершающие их гордятся этими злодеяниями.

  

  

  

   Проповедывать в наше время всемирного общения наро­дов исключительную любовь к своему народу и всегдашнюю готовность к войне с другим народом - все равно что пропо­ведовать в наше время среди мирных людей исключительную любовь к своей деревне и в каждой деревне собирать войска и строить крепости. Любовь к своему исключительному отечеству, которая прежде соединяла людей одной страны, в наше время, когда люди уже соединены путями сообщения, тор­говлей, промышленностью, наукой, искусством, а главное нравственным сознанием, уже не соединяет, а разъединяет людей.

  

  

   Любовь к своему отечеству, так же как и любовь к своей семье, есть естественное свойство, но так же, как и любовь к семье, никак не может быть добродетелью, но может быть по­роком, когда преступает те пределы, при которых нарушается любовь к ближнему.

  

  

   Патриотизм до такой степени несвойственен людям на­шего времени, что он может быть возбуждаем только внуше­нием.

   Это самое и делают правительства и те, которым патрио­тизм выгоден: они внушают его тем, которые уже не испыты­вают его и которым он невыгоден. Надо быть настороже про­тив этого обмана.

  

  

  

   Один из самых обычных и ведущих к самым большим бедствиям соблазнов есть соблазн, выражаемый словами: "все так".

  

  

   Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, чрез которого соблазн приходит. Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, не­жели с двумя руками и с двумя ногами быть ввержену в огонь вечный; и если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя быть ввержену в геенну огненную.

  

  

  

  

   Главным препятствием во всяком предстоящем полезном деле служит всегда соображение о том, что "мы не можем от­казаться от нашего положения в свете".

   Для большинства людей, пользующихся этой отговоркой, сохранить то положение, в какое они поставлены жизнью или "Провидением", значит сохранить все свои экипажи, всех своих лакеев, все те обширные дома, которые они имеют воз­можность оплачивать. Я же думаю, что если Провидение по­ставило их в подобного рода положение, что довольно сомни­тельно, то оно же и требует от них, чтобы они оставили это положение.

   Положение Левия состояло в соборе податей; Петра - быть рыбарем на Галилейском озере; Павла - находиться в прихожей первосвященника. И все эти положения они оста­вили, потому что сочли это должным.

  

  

  

   Если не поранена рука человека, он может коснуться зме­иного яда, - не опасен яд здоровой руке. Только для того безвредно зло, кто сам не творит злого.

  

  

  

   И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани, ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже.

   Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают; но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое.

  

  

  

   Человек находится в большой опасности, когда он связал себя такими обязательствами с грехами, что освобождение от них мучительно. Сначала человеку стыдно сознаться в своем грехе, потом трудно развязаться с ним; потом делается то, что отказаться от грехов - значит погубить себя в мнении света. Кто не остановится на первой ступени греха, дойдет до последней.

  

  

  

   Там, где представляются веши достойными нашего особого уважения, надо оголить их, снять с них все те слова, ко­торыми их прославляют, потому что внешний блеск способен извращать разум. Потому что именно когда ты вполне уверен, что ты занят делами, заслуживающими твоего уважения, тогда-то ты и хуже всего обманут.

  

  

   7

  

   Было старцу искушение: мучился он мыслями о том, за­чем попускает бог зло в мире. И упрекал он за это бога.

   И увидел он сон: видит он, что спускается ангел божий с неба и держит в руке светлый венок и оглядывает и ищет того на кого бы возложить его. И возгорелось сердце старца. И говорит он ангелу божию: "Чем заслужить светлый венок? Все сделаю, чтобы получить эту награду".

   И говорит ангел: "Гляди сюда". И повернувшись, указал ангел перстом на северную сторону. И оглянулся старец и увидал великую черную тучу. Туча застилала половину неба и спустилась на землю. И вот раздвинулась туча, и стало видно великое полчище черных эфиопов, надвигавшихся на старца; позади же их всех стоял столь великий и страшный один эфиоп, что огромными ногами своими он стоял на земле, а косматой головой с страшными глазами и красными губами он упирался в небо.

   "Поборись с ними, победи их, и на тебя возложу венок".

   И ужаснулся старец и сказал: "Могу и буду бороться со всеми, но великий эфиоп, стоящий ногами на земле и упирающийся головой в небо, не по силам человеку. Не могу бороться с ним".

   "Безумный! - сказал ангел божий. - Все мелкие эфиопы, с которыми ты не хочешь бороться из-за страха перед ве­ликим эфиопом, все эти мелкие эфиопы - это малые людские страсти, и побороть их можно. Великий же эфиоп это и этих же малых людских страстей возникшее зло мира, то самое, за которое ты упрекал бога, и бороться с ним нет надобности - он весь пустой. Побори страсти, и зло само собой исчезнет из мира".

  

  

  

   Ложный стыд есть излюбленное орудие дьявола. Он больше достигает им, чем даже ложной гордостью. Ложной гордостью он только поощряет зло, а ложным стыдом останавливает добро.

  

  

  

   Зла нет в мире. Все зло в нашей душе и может быть унич­тожено.

  

  

  

   Из всех родов труда самый радостный - это труд земле­дельческий.

  

  

   Все народы в конце концов признают истину, давно уже постигнутую теми людьми, которые были их умственными руководителями, а именно ту, что первая добродетель челове­чества состоит в признании своего несовершенства и в под­чинении законам высшего существа. "Прах ты и в прах воз­вратишься", есть первая истина, которую мы познаем относительно себя, а вторая заключается в том, чтобы возделывать землю, из которой мы взяты, что и составляет главную нашу обязанность. В этой работе и тех отношениях, которые она устанавливает между нами, животными и растениями, заклю­чаются основные условия развития наших высших способ­ностей и нашего величайшего благополучия. Без этой же работы немыслимы для человека ни мир, ни развитие его ума и духовных сил.

  

  

  

   Кто покупает хлеб на базаре, того можно уподобить осиротевшему грудному ребенку: многие кормилицы кормят его, но ребенок все-таки голодает; кто же потребляет собствен­ный хлеб, тот подобен ребенку, вскармливаемому грудью материнскою.