ев
В ГЛУШИ
Тянулось это уже третьи сутки. Молодая баба-роженица лежала на спине,
руки бессильно протянулись вдоль туловища, на лице выступили мелкие
капельки пота. Измученно-исступленным голосом она повторяла в полузабытьи:
- Матушка царица небесная, помилуй! Матушка царица небесная, помилуй!
Стонала длинными, прерывистыми стонами и скрипела зубами.
Юная фельдшерица-акушерка Зина Кваскова почему-то радостно вздохнула,
лицо вспыхнуло нежным румянцем. Из чистой избы она через сенцы вошла в
черную и сказала высокому старику:
- Нужно поехать за доктором, и поскорее.
Найдется у вас кому съездить? Положение очень опасное.
Старик засуетился:
- Ах-х, ты, господи! Уж вы, пожалуйста, гражданка, все, что можно...
Егорка, запрягай чалого да скачи во весь дух!.. Боже ты мой милостивый!..
Сенца положи в телегу да покрой княжеским ковром для гражданина доктора.
Зина села к столу и карандашом написала на листке блокнота:
Д-ру Кайзеру
Арнольд Федорович!
У роженицы пульс 120 температура 38,2 воды давно отошли по-моему нужно
щипцы приезжайте немедленно.
3. К.
Муж роженицы, Егор, положил записку в шапку и поспешно вышел. Телега
затарахтела мимо окон.
Зина вышла на крыльцо и присела на перила. Солнце садилось, телега
исчезала в золотой пыли. Из сада бывшей княжеской усадьбы тянуло запахом
цветущей сирени, робко начинали щелкать соловьи. Солнце играло на русых
стриженых волосах Зины и на вьющихся вдоль щек золотых прядях. Глазницы
были поставлены у Зины очень широко и делали лицо немножко странным. Но
все скрашивали молодые глаза и нежный румянец щек. Зина волновалась за
роженицу, боялась, как бы доктор не приехал слишком поздно. И радость,
светлая радость была в душе, что он приедет. Зина тайно любила его. Сердце
начинало биться скорее, когда она представляла себе: вот через час он
войдет сюда - высокий, прямой, всегда в себе уверенный, никогда не
теряющийся, с сильными руками спортсмена. И все вокруг станет твердым,
спокойным и уверенным.
Вышел на крыльцо старик. У него были угрюмые и недобрые губы, но сейчас
он кривил их в любезную улыбку. И застенчиво сказал Зине:
- Вы уж, гражданочка, потрудитесь! Очень бы мне антиресно внучка иметь.
Ежели все будет как следует - гуся вам предоставлю обязательно!
- Ну, оставьте, что вы!.. Вот только бы доктор вовремя приехал. Он
замечательный доктор! Сама разродиться она не сможет, ребенок в ней может
задохнуться. А он наложит щипцы - и ребенок жив останется, и Акулина.
Зина прикусила губу: уж слишком уверенно она говорила о благополучном
исходе. Старик смотрел остановившимися глазами.
- Щ-и-п-ц-ы? То есть это как же так? Щипцами из нее дите потянете?
Зина вспомнила - доктор ей всегда твердил, чтобы называть акушерские
щипцы ложками. Она поспешно сказала:
- Это, собственно, не щипцы, а ложки. Их накладывают на голову ребенка
и сторожно тянут. Когда у самой матери нет силы родить.
Старик решительно сказал:
- Нет, на это нашего согласу нет!
- Нельзя, товарищ, необходимо это сделать, иначе помрет Акулина. Сама
она родить не может.
- Что вы, гражданка, толкуете? Как это можно в живую женщину щипцы
совать! Да вы ей там щипцами все кишки прищемите!
Вышла на спор старуха.
- Слышь, Марфа, зачем за доктором гражданка спосылала:
щипцы, говорит, нужно запустить в Акулину, ребенка щипцами вытащить.
- Мать честная, царица небесная! Что это ты?
- Слушайте, да это же вовсе не щипцы.
- Сами сказали - щипцы... Ясное дело - ребенку голову оторвете!
- Да нет же, живой выйдет!
- Как это так? Щипцами ребенка за голову будете тянуть - и живой? Что
вы, гражданка, глупости говорите!.. Нет, не согласны мы.
- Как хотите. Только тогда незачем было за доктором посылать. А я вас
предупреждаю: без операции сноха ваша наверно помрет.
- А ежели щипцы - не помрет?
Зина смутилась:
- Наверно, конечно, нельзя сказать - операция трудная и опасная. Но
только она одна может спасли вашу сноху, без операции-то она уж наверно
умрет. Она уже без чувств.
Из сенец вышла на крыльцо старшая сноха с заплаканными глазами.
- Кончается Акулина. Видно, не разродиться ей.
Зина поспешила к роженице. Она лежала в забытьи, пульс стал еще слабее.
Зина впрыснула ей камфару. Провозилась с четверть часа. Потом, волнуясь,
пошла в черную избу.
Там набралось уже много народу. На лавке у окна сидел коротконогий
старик, очень похожий на высокого старика, - его брат, председатель
сельсовета; лицо было важное, красное и глянцевитое, во рту меж зубов
темнела дырка. Сидели еще мужики и мрачно глядели.
Зина решительно сказала:
- Ну, решайте скорее! Когда приедет доктор, некогда будет
разговаривать. Не знаю даже, застанет ли уж он ее в живых.
Согласны вы на операцию или нет?
Высокий старик смотрел на нее тяжелым взглядом:
- Хорошо, гражданка! Согласны! А только если помрет баба от ваших
щипцов, мы доктора отсюдова живым не выпустим.
Зина побледнела. Старик это заметил и повторил зловеще:
- Не уйдет тогда отсюдова!
- Да вы с ума сошли! Что ему, удовольствие, что ли, ехать сюда за семь
верст, не спать ночь, возиться с вашей больной?
Выгода ему какая от операции? Да делайте, что хотите, пускай помирает!
Мы вам хотим оказать помощь, а вы нас убивать собираетесь! Очень надо! Мне
здесь больше делать нечего! Уезжаю!
- Мокей, погоди! - Коротконогий отвел старика за рукав в угол и что-то
стал ему шептать. Старик воротился к Зине.
- Хорошо! Согласны! Ладно! Пускай делает, что хочет. Что ж бабе
помирать... Ладно! Согласны.
Но смотрел страшно, и в глубине слов пряталась угроза.
Зина воротилась в чистую избу. Ее била нервная дрожь. На широкой
кровати из красного дерева с золотыми веночками Акулина стонала
слабеющими, прерывистыми стонами. Углы были окутаны сумерками. Вдали, в
саду усадьбы, теперь гулко, во весь голос, заливались соловьи.
Зина верила в Кайзера восторженной, молодой верой. Но теперь она ясно
представила себе, что будет, если... Да! Что - если?.. Предупредить его,
когда приедет? Но вся душа ее возмутилась. Она так ясно представляла себе,
как головка ребенка застряла в путях матери, как ослабевшие потуги не
могут дальше гнать его, какую волшебную, ослепительную помощь аут могут
оказать щипцы. И они вдруг ничего не станут делать? И будут бездеятельно
смотреть, трусливо поджав руки? Зину охватило гордое чувство. Она и
представить себе не могла, чтобы Кайзер из-за страха перед этим стариком
отказался от операции. А тогда зачем его напрасно волновать?
Скоро уж должен приехать. Зина пошла в черную избу посмотреть, есть лп
горячая вода. Медленно входили новые мужики, немые, мрачные; внимательно
оглядывали ее и садились по лавкам.
Воротилась к роженице. Пришла старуха, засветила керосиновую лампу.
Потом села у двери на лавку, подперла щеку и принялась жалостливо
вздыхать, поглядывая то на стонущую Акулину, то на взволнованную Зину. И
неизвестно было, кого она жалеет, - сноху или доктора, которого сейчас
будут убивать мужики.
В темноте, гремевшей соловьями, раздался под окнами шум колес. В сенцах
зазвучал громкий голос доктора Кайзера:
- Где больная? Куда пройти?
Старуха, низко кланяясь, открыла дверь. Кайзер вошел с желтым
чемоданчиком в руках и весело сказал:
- Здравствуйте!.. Ну, старушка, вы уйдите, не мешайте нам.
Поставил на лавку чемоданчик, подошел к роженице, взялся за пульс и
покрутил головою.
- Что? - со страхом спросила Зина.
Он беспечно ответил:
- Ничего!
И тщательно стал ощупывать под грубой рубахой огромный живот роженицы.
Потом скинул пиджак, Зина помогла ему надеть белый халат. Он засучил
красивые, мускулистые руки.
- Где тут умыться?
Зина вывела его в сени, подняла лампу над большим рукомойником с
грязною, треснувшею мраморною доскою. Кайзер нажал педаль, стал мыть и
тереть щеточкою руки. Спросил весело:
- Откуда здесь такой рукомойник?
- Из усадьбы княжеской. По всем избам вещи оттуда.
Дверь в черную избу была открыта, от керосиновой коптилки поднималась в
темноту медленно крутящаяся струйка копоти. По лавкам сидели молчаливые
мужики и смотрели на доктора. Кайзер удивленно поднял брови, взглянул на
Зину:
- Чего это там собрались? Свадьба, что ли? Непохоже - сидят, как на
похоронах.
У Зины задрожали губы, но ничего не ответила.
Доктор исследовал роженицу, встал и решительно сказал:
- Конечно, щипцы! И медлить нельзя. Прокипятите их...
Чего это у вас так руки дрожат? Аи-аи, товарищ! Разве можно так
волноваться!
У самого у него в глазах горел тот веселый, спокойно-уверенный огонь,
какой Зина привыкла видеть у него перед ответственной операцией. И опять
она твердо поверила, что все у него кончится хорошо. И все-таки засученные
по локоть девически тонкие руки Зины дрожали, когда она наложила
фланелевую маску на лицо бабы и стала капать на маску хлороформ.
Операция была трудная. Мышцы на засученных руках Кайзера поднимались
буграми, но щипцы оставались на месте. Зина с ужасом поглядывала на
доктора и старалась прощупать исчезающий пульс у роженицы. Кайзер покрутил
головой.
- Nun!
Und gehst du nicht willig, so brauch ich Gewalt!
(Неволей иль волей, а будешь ты мой!)
Он перехватил руками блестящие ручки щипцов, ушел головой в плечи,
стиснул зубы, и мышцы на его предплечиях стали вздуваться, как будто кто
надувал их воздухом, В черной избе тускло чадила коптилка, за окнами
гремели в саду соловьи. По скамейкам у стен сидели мужики, молчали и ждали.
Высокий старик медленно встал, вышел на цыпочках в сенцы, тихонько
приотворил дверь и заглянул в чистую избу. Увидел он ужасное. Кровать была
выдвинута на середину избы; ярко-белые, полные, подогнутые женские ноги
поперек кровати, между ними - доктор в белом халате, засученные по локоть
мускулистые руки, в них - блестящие стальные ручки, от них рычаги уходили
меж раздвинутых ног в живот женщины, доктор изо всей силы тянул за ручки,
а от головы Акулины на его работу смотрело бледное, искаженное ужасом лицо
акушерки.
"Вы что тут, разбойники..."
Так хотел крикнуть старик, хотел затопать ногами и ворваться в избу.
Его взял за рукав коротконогий его брат, председатель сельсовета, и
решительно потянул назад.
- Уходи, Мокей! Не гляди...
Мокей вырвал рукав.
- Ты погляди, погляди, что делают!
- Иди, говорю тебе. Не гляди! Я тебе категорически объясняю: обожди!
Наука, она, как говорится... она себя может оказать в самом конце. А ежели
что... Пойдем, пойдем, говорю тебе! Нужно действовать, как говорится,
организованно, а не кустарным способом. Чтобы всем обществом... Ежели
что...
Он увел брата назад в горницу. Высокий старик стоял с черным лицом,
хрипло дышал и засучивал рукава. Все с ожиданием смотрели на него, а он
дышал, как запаленная лошадь, и все засучивал на локти сползавшие рукава
рубашки.
И вдруг... вдруг через сенцы донесся в горницу захлебывающийся,
шамкающий младенческий плач. Правая рука старика замерла на левом локте. У
всех раскрылись рты и остановились глаза. Потом гурьбою бросились в чистую
избу, впереди других - высокий старик.
Среди избы стояла Зина со светлым, восторженно-радостным лицом, на ее
руках захлебывался плачем красный ребенок, скашивая губы на сторону.
Родильница с бледным лицом тихо дышала, закрыв глаза.
Доктор, в окровавленном фартуке, с весело блестящими глазами, обтирал
ватою страшный стальной инструмент. Высокий старик задохнулся, сделал к
доктору два шага - вдруг опустился на колени, охватил руками его сапог и
припал головою к голенищу.
Удален был послед, наложены швы, родильница очнулась от хлороформа.
Чистая горница была полна народу.
В сенцах доктор, гремя педалью и скрипя ржавыми рычагами, умывался над
мраморным рукомойником. Зина стояла рядом и - вдруг разрыдалась. Села на
кадушку с отрубями, давила руками челюсть, и все-таки рыдала, и смеялась
сквозь рыдания, и с восторженной любовью глядела на Кайзера. Кайзер,
намыливая мускулистые свои руки, сказал с улыбкою:
- Аи, аи, товарищ! Разве можно быть такой нервной?
Зина проговорила сквозь счастливые рыдания:
- Вы не знаете, вы не знаете, что могло быть!.. Ведь эти все, что там
были, в черной избе, - они пришли вас убивать.
Я сказала про щипцы, они: "Ни за что не позволим!" А потом сказали:
"Ну, хорошо, но только, если баба умрет, мы его живого не выпустим!" Что,
что я могла сделать? Не могла же я вас не позвать!
Доктор неподвижно стоял с намыленными руками. Засмеялся:
- Д-да-а!..
Потом побледнел, как будто сейчас только сообразил, что могло
случиться. Чуждыми, скрытно враждебными глазами поглядел на Зину и сказал
про себя:
"А ведь она была уже без пульса..."
ВЕРЕСАЕВ (Смидович) Викентий Викентьевич (1867 - 1945). В глуши.
Впервые опубликован в литературно-художественном сборнике "Недра", кн. 15.
М.. 1929. Печатается по изданию: Вересаев В. Избранное в 2-х т.. т. 2. М..
Художественная литература, 1959.
ИБ 1712
Составитель
Дина Григорьевна Терентъева
ЖИВАЯ ВОДА
Советский рассказ двадцатых годов
Заведующая редакцией Л. Сурова. Редактор Я. Рылъникова. Художник Р.
Данциг. Художественный редактор Э. Розен. Технический редактор Л.
Маракасова. Корректоры 3. Комарова, Ю. Черникова, А. Конькова Сдано в
набор 26.12.80. Подписано к печати 17.03.81. Формат 60x84 1/16. Бумага
типографская 3. Гарнитура "Обыкновенная новая". Печать высокая. Усл. печ
л. 27,09. Уч-изд. л. 26,84. Тираж 150000 экз. Заказ 810. Цена 2 р. 30 к.
Ордена Трудового Красного Знамени издательство "Московский рабочий".
101854, ГСП, Москва, Центр, Чистопрудный бульвар, 8. Ордена Ленина
типография "Красный пролетарий". 103473, Москва, И-473,
Краснопролетарская, 16.