Белый Андрей - Крещеный китаец

ign="justify">  - "Опять?"

  Ерепенилась бабушка.

  - "Что бы вы там ни сказали, а он - скандалист, этот самый Василий Егорович ваш!"

  Заслонялась руками от носа, которым старался наш папа ей в'ехать в лицо меж ладонями, и об'явила: "Запой"; думал: это наверно расстройство желудочка, с громким скандалом: ему бы куриного супца; открылся мне из бабусиных слов:

  - "Он - бузыга!"

  А что есть "бузыга"? У Даля - найдешь, а в головке - сыщи-ка! - Опять: - - понимание, девочка в беленьком платьице, пляшет; и темные няни приходят бормочущим роем: ужасно невнятно, но - страшно занятно!

  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  И мама играет: -

  

  

  - снялось, понеслось; запорхали события жизни в безбытии звуков; опять заходил по годам кто-то длинный; то - дядя; он встал на худые ходули: на ноги; уходит от нас - навсегда по белеющим крышам: уходит на небо; и принимается с неба на нас брекотать: - "Да устал я сгибаться "в своих трех погибелях": будет!"

  - "Устал обивать я пороги казенной палаты!

  - "Вот - войлок, вот - камни: пускай обивают другие"

  - "Устал от ремесл: не полезная вещь ремесло!.."

  - "Ухожу я от вас!"

  . . . .

  - "Дядя, дядечка - милый: и я..."

  Мама бренькает ручкой по клавишам; и булгатня подымается звуками; стала она такой маленькой, миленькой; выставит шейку; и - точно робея, проходит по звукам - на цыпочках: девочкой; и - самородною родинкой склонится; превыразительно звуки она переводит глазами, которые с низу страницы как прыгнут наверх: на крючочек, на ноту: -

  

  

  

  

   - и я ухожу в эту жизнь; и

  

  

  

  

   - как есть ничего, эта жизнь; его

  

  

  

  

   - комнатка! Холодно: бабушка

  

  

  

  

  

  дверь обивает, чтоб ноги

  

  

  

  

  

  себе защитить и -

  . . . .

  Ах!

  Временно время, - но временно время; бормочет отданными днями; и - раздается нам - в уши, нам - в души!

  

  

  

  

  РУЛАДА

  А мамочка так же звучит, как рулада; рояль принимается мне выговаривать звуки ее.

  Мама сядет наигрывать; руки льют звуки; рулада течет, руколивною трелью запенясь о клавиш, обрызнувши душу мою дишкантом: в пропасть падает сосредоточенный бас, тяготеющий весом: поверхностей клавишей зычно расстались на гребни, моргая диэзами; море морочит.

  То - мама: опять принялась выговаривать; _я_ркает грацией, яркой градацией, жестикуляцией гаммы: от птичьего пенья до... взвизга, до... тигра; лимонным цветком нежно пахнет; дивуется взлетными бровками: глазки - анютины.

  Нежно она произносит шаги своим шелковым шопотом, ярко живея духами, надев ярко розовый свой казакин, обвисающий кремовым кружевом, звонко воскликнувши связкой ключей - произносит шаги по ковру: к шифоньеру, где ясною массой атласа отплющились платья, где пучится этот турнюр -

  

  

  

  

  

  

  

  

   - находимый под юбками -

   - даже, я знаю, у немочки есть та подушечка; знаю, такую подушечку ловко подвяжут, где надо, чтоб быть полнобокой. -

  

  

  

  

  

  

  

   - Вращая боками и прыгая родинкой, мама проходит с турнюром в руках, мимоходом бросаясь глазами в окошко.

  Закат, как лимонный цветок, нежно пахнет: настоем цветов; парфюмерией полнятся комнаты.

  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  Хлынет из прошлого в душу ее переливчатый образ.

  "Добро", или "зло" - только пена пучины того, своего, что есть в каждом; "свое" раскричалося в маме фантазией пальм и болтливым бабьём баобабов, в котором открылся фонтан разноцветных колибри, топтались слоны и воняли гиены: зоологический сад, а не мамочка; Индия, а не профессорский круг девяностых годов, не Арбат; только старый китаец, мой папа, сумел претворить этот круг в философию "Т_а_о" Лао-Дзы, советуя видеть грудастых профессорш, - не бабами, - парками, а надоедливых мух переделать в "з_а_н_я_т_н_ы_е, з_н_а_е_т_е, о_ч_е_н_ь м_а_ш_и_н_к_и".

  Профессорши, - даже не м_у_х_и; Бобынин профессор не глуп; но... себя посадите меж ними тропический лес обернется в болтливую скуку ученых нечесанных баб, поженивших когда-то мужей на "с_в_о_и_х" убежденьях; -

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  - профессорши маму не любят: ее провожают они криворотою злобой; для них она - девочка: и - понароют кругом волчьи ямы обычаев: мамочку ловят в обычай профессорской жизни: на кухне ушами повисли сухие грибы: Малиновская - слушает; стены - ушаты...

  - "Так, да, дорогая моя!.."

  - "Почему это, - да?"

  - "Почему это вы не бываете в обществе трезвости, да..."

  - "Все мы, так, там бываем!"

  - "И Софья Змиевна, и Анна Горгоновна с Анной Оскаловной".

  Змеи, горгоны, оскалы мерещутся мне: очень страшен "оскал" - криворотая злоба профессорш: -

  

   - я видел картиночку; красную лиску, которую травят собаками; где-то разлаялось все это: мамочка, лиска, оскалилась крепко на это: -

  - профессорш боялся: -

  

  

  

  - особенно той, Докторовской; да, да, у нее очень толстое то, на что все надевают турнюр; все, бывало, бабакает с тем, кто развел реферат, бременел диссертацией; и подставляет тому, кто еще не орал рефератов, претолстое то, что собой представляет турнюр; подставляет и мамочке, кроя ей глазки ледками; -

  

  

  

  

  - а ветхие крысы Слепцовы из норочек выставят носики: нюхать ее красоту и выпискивать вслух, что - нет, нет: не красива она, что ей надо бы косы обстричь; огорчается писками: глазки - лед_я_ные _о_мутни; мерзнут; -

  

  

  

   - и пустят потом по щекам бисеринку: в платочек; растаяли: бабочкой вновь залетали по пальмам: запахло весною; и - белой болоночкой, Альмочкой, чесаной гребешечком с пробором на лобике; весело севши в качалочку шелковым шопотом, ножку на ножку подкинула: красная туфелька очень игриво свисает с носочка -

  

  

  

  

  

  - зацапкала Альмочка лапками п_о_ полу, - хвостиком в воздух: гам-гам; а носочек вращается маленьким пальчиком, точно гусиная мордочка: красная туфелька шлепнула н_а_ пол; болоночка - пустится бегать кругами, как заяц, схвативши зубами, как лакомство, туфельку; я же, сбиваясь в карачки, комочком переползаю под ножку, как Яльмочка; мамочка, ярко цветя самодушием, косу свою перекинет, смеется:

  - "Глядите!"

  - "Ловите!"

  - "Держите!"

  - "Кривляется Котик!"

  Слетает с качалки, защелкав в ладони.

  И - гонит; обхватит, катаясь со мной по ковру, волосатится гребнями виснущих кос надо мной; вижу - в ямочке шейной, под кожей, задвигалась мышка; головкою прямо да в юбочку маме, в сплошной шелестинник ее крэп-де-шиневый; и - приподымет подол моего темносинего платьица: громко подшлепает там, где положено шлепать: пускай себе шлепает, это - такая игра между нами!

  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  Вздыхала, что стану, как мушка, "з_а_н_я_т_н_о_й м_а_ш_и_н_к_о_ю", сложенной папочкой.

  Грезился ей - м_о_л_о_д_о_й ч_е_л_о_в_е-к, математик, внимающий разговорам о "м_о_д_у_л_я_х", предпочитающий их яркой силе, в ней бьющей, не слышащий музыки и очконосый -

  

  

  

  - нельзя Тинторетто повесить бок-о-бок с фламандскими зайцами или с фламандскою, пусть добродетельной, тучной и красной кухаркой в перекрахмаленном чепчике; папа - подвесил: ландшафт итальянский к ландшафту... ученой кухарки: -

  

  

  

  

  

   - к профессорше Кисленко - маму! -

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  - И мама дрожала, боясь, что калечат меня, облекая меня в выходной сюртучок из науки.

  Спросили бы папу:

  - "А что заказать нам Коту?"

  Он ответил бы:

  - "Что же-с?"

  - "Купите ему котелочек!"

  - "Да, да!"

  - "Закажите ему сюртучечек!"

  Мне мог бы, наверное, он поднести к именинам футляр для очков.

  Он все силился мне об'яснить проявления жизни сложеньем стремительных сил с центробежными; этот подарок подобен "футляру". Я выглядел в силах, как в сильных очках, - очень хило; дудил он:

  - "В том сила!"

  - "Вот сила!"

  - "Не в этом же сила!"

  - Но что же есть "с_и_л_а"?

  И - "с_и_л_а" откликнулась образом Силы (Силантия), сыном Ерша (то-есть дяди Ерша). Этот - выглядел "х_и_л_о"; и - умер; и - думалось мне:

  - "Да не в этом же сила!"

  - "В том сила, что "с_и_л_а" - Силантий!" А этот Силантий-хилел да хилел; если б п_о_нял я "с_и_л_ы", то - стал бы я хилый; и умер бы я, не достигнувши "с_и_л_ы".

  И все говорили весьма укоризненно папе:

  - "Оставьте: еще преждевременно он разовьется, да и умрет, как ваш "Сила".

  - "А вы!"

  . . . . . . . . .

  И - бывало -

  

   - руладой раскатятся хилые силы, как нитка хруст_а_линок по полу; ноты на гамму нанижутся так, как на нитку хрусталинки: -

  

  

  

  

  

  

  

  

  - из бурелома трезвучий, гонимого где-то, звездеюще выблестит тонкая нота; другая звездеет из первой, дробимая трелями дишкантового _о_зерца в выливень ясных мушинок; у берега: зреют по черненьким косточкам блески от маминых пальчиков; и - заколотятся снова в утесистый бас, выбухающий в бездну и бьющий созвучно лежащее в визги; и - дз_я_ною радостью вымоет, шипною пеной покроются камни аккордов; и - застится четкость руладного контура дымкой педали; раздастся: - - между дишкантами и басом -

  

  

  

  - страдающий, человеческий голос, и -

  

  

  

  

  

  

  

  

  -

  давится басом; и - гибнет бесследно; я - плачу: какие-то вихри поднимутся выхватом, как светолапое пламя, из грудки: -

  

  

  

  

  - ввиваясь в пространство и в быстрень событий; охватит пространство: пространством безбытий -

  

  

  

  

  

  

  

  -

   пространства раз'ялись в нестои: составом дневным; где густела лиловая ночь, - выпрозрачнилось утро; расстрелами ясности резалась ярко материя ночи; прошла неизвестность: синеет окрестность, чтоб стать голубою, дневною волною, -

  

  

  

  

  

  

  

  

  

   - то мама, играя, опять удивляется взлетными бровками; венчик витушек танцует на лобике; капелькой пота об'_я_снился носик; и -

  

  

  

  

  

   - ах! -

  

  

  

  

  

  

   - заробевши, проходит по звукам, - на цыпочках: девочкой! И - самородною родинкой немо взирает мне в душу; совсем изумрудится глазками; с низу страницы как прыгнут наверх, - на крючочек, на ноту они.

  Постою, посмотрю: полюблю!

  Это - яд; это - сладостный яд Возрождения, где выступают поступком, взирают решением, любят и губят без правила: в звуках; совсем не моральная жизнь - музыкальная:

  - "Котик мой!"

  - "Сила - не в этом, а в том, что..."

  - "Нет с_и_л!"

  Только пчелки, летящие с маминых губок медочком - сластят; а порою и жалят: закон основания - где? Папа этот закон применяет к себе: заведет молодого, очкастого юношу, - на основании строгих, проверочных испытаний ведет к доцентуре; а мамочка скажется выблеском:

  - "Да: он - чинуша!"

  - "Воняет трухою!"

  - "Обманетесь..."

  Лет через двадцать былой м_о_л_о_д_о_й ч_е_л_о_в_е_к - попечитель учебного округа: стонет весь округ!

  Права-то ведь мамочка: без оснований!

  . . . . . .

  Люблю прохудевшее личико с гордою родинкой, с носиком тонким, точеным, и с - розовой щечкой; и ротик, немного обиженный, сложенный, точно цветок, - росянеет перловыми, ровными зубками; ямочкой, еле заметной, игрив подбородок; и лобик, не рослый, себя об'ясняет бегучими дугами перелетающих, соболиных бровей, подымающих дуги морщинок, а то приседающих к полуизогнутым черным ресницам анютиных глазок, доверчивых, или обиженных и подозрительно зорких, как пьявочки -

  

  

  - так и вопьются!

  Обидится: -

  

   - ротиком, ставшим совсем червячонком!

  Смеется: -

  

  - и явятся ямки! -

  

  

  

   - Поднимется пухлая губка; и - видятся - зубки... Прищурятся глазки, махнувши фатою ресниц и проглядно метнувши две искорки; склонится на-бок головка; осыплется гущей каштановых пышных волос; - - и -

  - такою мо-

  сковской красавицей мамочка станет:

  с картины Маковского; "Свадебный пир"! -

  

  

  

  

  

   - В этой позе невесты собой залюбуется в зеркале!

  Папа носатится кряжистым гномом (скрипит половица): похлопать по плечику; мама ему покорится, едва розовея улыбкой, милующей нас, нашу жизнь и летящей навстречу какому-то бывшему опыту, после которого - стоит ли жить, без которого - стоит ли верить? Улыбка, несчастная, длится секундочку; -

  

  

  

  

  

  

  

  

  

   - явно другою улыбкой, скрывающей первую, с папой снесется; а первая - сядет куда-то: совсем в уголочек. -

  

  

  

  - Вторая есть речка домашних забот.

  Папа эту улыбку заметит, а первой - не видит; и - продолжает потрепывать маму по плечику:

  - "Вот: я купила - две скатерти!"

  - "Вот: посмотрите!"

  И папа, не глядя, прихлопнет по плечику:

  - "Так-с!"

  - "Да не таксите, а посмотрите внимательно..."

  - "Эта, вот, видите: вся - петухами; мне стоила..."

  - "Эта, вот!"

  Папа колотится мнением:

  - "Так-с: превосходно-прекрасная... И - с петухами, и - стоит недорого".

  И продолжает пощелкивать.

  Папа сегодня постригся: смелеет - совсем небольшой бородой, ставшей вдвое колючее; шея от этого кажется толще; и более зверским лицо: ах, зачем он обстригся?

  О, нет: никогда не поймут они верно друг друга, а я - понимаю уже: мама - точно "невеста" картины Маковского "С_в_а_д_е_б_н_ы_й п_и_р", ну, а папа, - какой женишок? Стало быть?..

  Домышляю: -

  

   - а домыслы - вещи опасные: -

  

  

  

  

  

   - вещи вещают о том, как им быть в этом случае; вещие вещи понять, это - значит: отставить границы меж ними и мною; и заставляю -

  

   - себя сознавать уже папою: мамы и папы; они не допустят во мне опрокинутость эту; отрезан от них в понимании очень опасных и вещих вещей; ухожу в немоту, преступаю черту; -

  

  

  

  

  

  - и преступность моя - откровение истины без осознанья того, что оно - откровение; не осознать правоты своих знаний - не значит ли: быть в преступлении; -

  

  

  

  

  

  

  

   - да! -

  

  

  

  

  

  

  

  

   -

  Грех преступности - робость!

  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  Уж слышал от мамы: на данном обеде Тургеневу маму с Салтановой так посадили, чтоб видел Тургенев красавиц: пред пышным букетом цветов; и Тургенев, надевши пенснэ с широчайшею черною лентою, - маму разглядывал; папа, согретый шампанским, сказал лучше всех; и слабей Боборыкин, пустив пароходиком слово - вперед, и оставивши лодочкой мысль - позади, -

  

  

  

  

  

  

  

  

   - Боборыкин, - - который весь в желтом, которого называет "П_е_т_р_у_ш_е_ю" София Александровна... Боборыкина... -

  

  

  

   - видел его я в Лугано в шестнадцатом, кажется (этого века); и он вспоминал:

  - "Михаил-то Васильич бывало!"

  Да, да: Боборыкин советовал маме заняться с ним дикцией:

  - "Я говорю вам!"

  - "У вас очень много прекраснейших, артистических данных!"

  - "О, русские женщины, русские женщины, не понимаю я вас; нет, как можно: хозяйство, и дети, и кухня, когда артистический мир - вам доступен!"

  - "Я вам говорю..."

  - "Вы послушайте: "П_е_т_р Б_о_б_о_р_ы_к_и_н" - сказал (его помню - высокий, вертлявый, весь в желтом, весь в пестром; к очкам приставляет лорнет; и нальется, и бьется багровыми жилами череп; и вскочет, и сядет; и схватится пальцами за завитушечку кресельной спинки), и мама бывало внимает: и - тянется к сцене.

  Все яркое, чем я живу - это мама во мне: прожурчит разговором; и выпадут: рыбка златая, хрусталик и яркая тряпочка; я поднимаю хрусталик к лицу ее - ручкою прочь она; звонче рассказывать; очень рассеянно спутает мне волосенки браслеткой заденет по носику: пахнет весною - лугами: прозябли рассказы о мамином детстве; букетики цветиков ставит она перед нами: -

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  - да, Звездочкой звали ее: эта девочка, Звездочка, вышла из маминых глазок; она, как и я; она - девочка, Звездочка; мы побежали на луг: людоедное время погонится -

   - помню: она говорит, как на сцене; значительно смеряет взглядом и палец приложит к губам:

  - "А вы знаете что?"

  Прозвучит это "знаете что" на всю комнату; я побросаю паяца, переползаю на коврик, сижу под коленками, ротик раскрою - на то, как разжалась на стоя локоточком изгибная ручка сверкающе - желтоливным бериллом; она - словодар; Генриэтта Мартыновна, та, - словоём, мама действует мимикой: -

  

  

  

  

  

  

  

  

  -

   ручки расставит: направо-налево; и - тешится песней:

  

  

   О, мой Пипп_о_, все та:же я,

  

  

   И так же все люблю тебя -

  

  

  

  

  

  

  - и я брошусь кричать:

  - "А теперь - тараканов!"

  Она же:

  

  

   Да, где тараканов так много,

  

  

   О, да: где их много, -

  

  

   Там в доме есть бла-го-дать:

  

  

   Бла-го-дать!

  Знаю я, что М_а_с_к_о_т_т - Зорина (в оперетке Лентовского: ходит Лентовский в поддевке); П_и_п_п_о - был Огнев, Роман Яклич, теперь поступивший в Мариинский театр, очертевший в страстях Мефистофеля вместо Кондратьева и умоляющий Поликсену Борисовну в арии Демона взять его руку и сердце; она несогласна; но, но - называя Огнева "Р_о_м_а_ш_е_й" - ему отвечает: -

   - и мамочка тут облизнется, согнется головкою, и исподлобья повыпрыгнет глазками, как Поликсена Борисовна:

  - "Ты бы, Ромаша, поехал с визитом к Направнику?"

  После: -

  

  - оскалится ротиком, и -

  

  очертеет глазами; я слышу: -

  

  

  

  

   - как длинный "Р_о_м_а_ш_а", оскаливши зубы, басит во весь рот:

  - "Чорт возьми!"

  - "Не поеду!"

  Боится Направника он: оттого и не едет; ему говорят:

  - "Ах, Ромаша, Ромаша: поехал бы ты..." Это все разговоры о том, как жила в Петербурге, у Поликсены Борисовны Блещенской, мамочка: около Мойки; персона из царской фамилии к чаю приехала: дикий Ромаша сидел за альковом, не смея сморкнуться; -

  

  

  - в кольцо бирюзовое смотрит; и - собирается с новою мыслью; из левой руки, от колена, завьет папироска кудрявую струйку (да, мамочка стала прикуривать что-то); пройдется, - улыбка-та, п_е_р_в_а_я:

  - "Ах..."

  - "Петербург!.."

  Говорит это все для себя "самоё": хочет высказать вслух: ей поется; все - до-нельзя ярко и до-нельзя все мне понятно, как... музыка; что вот, - не знаю; глаза закрываю, - лицом к крэп-де-шиновой кофточке; ручку положит ко мне на головку, играя рассеянно локоном: смотрится в локон; теперь с разгасившимся вовсе лицом переживает сама она это все... -

  - восклицающим высвистом дзанкая в стекла снегами, - порывы, за стеклами, там: затянули прозоры... за стеклами; снова Арбат овивается бело-венечной фатою: за стеклами; кто-то в трубе принялся выборматывать - то же:

  - "О, боже!"

  Как будто рассказывать-то же:

  - "О, боже!"

  В трубе принялся выборматывать кто-то: про что-то. Вдруг -

  

  

  

  

  

  

  

  

  - треснуло: пол оседает: -

  

  - обстриженный папа, давно привлеченный рассказами, тяжко дубасит стопой, заложив за спиной две руки с разрезалкой и выдавив полный живот, оседает большой головою, зашлепнутой в спину; рассеянно встал перед зеркалом, точно не видя себя; увидавши себя пред собой, он впился очень зверски подстригом бородки, поставив два пальца себе под очки; и - не мог оторваться, не мог оторваться: от маминых громких речей ("Петербург, Петербург!"), иль от дикого, скифского лика с обстриженной зверски бородкою; - - мама опять растворяется словом, как рядом картонок своих, из которых она вынимает пернатые шляпы; тут папа не выдержит: очень спешащие глазки забегали мушками; пальцы-дергунчики; жила на шее набухла:

  - "Оставь" - поднимает на мамочку мелкие глазки - две точечки, два острия карандашика (эти спешащие глазки меня беспокоят!) - "Оставь: Петербург, это - немцы".

  Но мамочка, стиснувши губки, закинувши ногу на ногу, шелкнула ошептами юбки; и - прыгает очень значительно ножка носочком; и, как карандашики, папа слова очиняет и эдак и так, в острие своей мысли: дезинфицирует мнения:

  - "Это все, Лизанька, - дрянь: мишура, немчура; это нам ни к чему, это нам не к лицу!"

  Потянуло опять его к зеркалу (вот он какой после стрижки! Он стал - совершеннейшим скифом): и гладит лицо полнотелой рукой, повернувшись, стараясь увидеть свой профиль; и - снова отшаркал от зеркала в гущу вопросов:

  - "Какая же это там жизнь? Поликсены Борисовны этой? Певцы, лоботрясы, гусары... И в эдаком обществе ты, мой Лизок, - не скучала?!? Не понимаю я это!"

  Какой-то слеп_е_нь: и не видит - у мамы лицо прохудело от скуки, и - кинулось прямо в глаза: перешло вдруг в глаза; и два глаза расширились и раскидались, и (ай!) обожгли препридирчиво все, что лежало пред ними; а папа уже собирается выставить армию доводов; перевернется на стуле; руками по воздуху рубит котлеты:

  - "Москва, так сказать, есть естественный, русский наш центр, - всякой умственной, нравственной, литературной, общественной жизни..." -

  

  

  

  

  

  

  

  

  -

  пройдет перевальцем на мощных, недлинных ногах; тупоносо стоит сапогом на паркете - "Москва есть коммерческий центр: она - узел железных дорог, выразитель провинции..." -

  

  - Папа сильней ударяет словами...

  А мама, закинувши ножку на ножку, запрыгала красным носочком язвительно:

  - "Да, в Петербурге проспекты; по Невскому катит в коляске царица: поклоны - направо, поклоны - налево, а Яблочково освещение - блещет!.."

  И быстро, быстрее - до бега на цыпочках мечется п_о_ полу папочка кряжистым спинником; вдруг он подшаркнет совсем саркастически (даже подпрыгнет, подшаркнув: и - взмах разрезал кою!)

  - "Фу-ты. Принцесса Дагмара, - прошу извинения - э, что там "к_а_т_а_е_т_с_я": ах - немчура, немчура!"

  А уж мамины глазки становятся явно алмазными глазками; плачет: о ней не заботятся; жить ей в московской среде - невозможно никак: как профессор, - дурак, как профессорша, - злюка-гадюка; и - глазками папу минует; и - обращается к ложке, пред нею лежащей: и схватит ее, и отбросит; а розовый ротик - сплошной колокольчик -

  

  

  

   - эге: да он дудочка! -

  

  

  

  

  

  

   - вот и пойдет, и пойдет: что уедет от папы, что папа - урод, каких мало, а мама красавица; смотрит больными глазами на нас:

  - "Не расстройство чувствительных нервов - нет, нет: я - здорова..."

  - "Я - вас!.."

  - "Убирайтесь вы все!"

  И - обводит нас всех с таким видом, что что ни скажи - ерунда: и она - всем покажет; зимующий рак, вероятно, ползет показать нам, где раки зимуют; и - выставит родинку: -

  

  

   - папа скрипит в кабинете половицей: дрожит пятипалой рукою над мухою, уцелевшей от лета; и - "ц_а_п"; ее ловит: -

  

  

  

  

  

  

  

   - и муха сидит в кулаке; оторвется ее голова; то не муха, а - мама; не мама, а - мамины нервы...; вдруг - дернется: быстро забегает, крепко при жавши к крахмалу сорочки кулак и оскаливши рот белым блеском зубов; а другою рукой на крутых поворотах -

   - раз,

   - раз,

   - раз,

   - раз,

   - раз! -

  

   - очень быстро ударит по воздуху; раз я его подсмотрел: он всклокочился; точно два глаза - огромных, багровых - ширели закатом сплошным кабинетные окна, багря косяки, рукомойник и стол: во всем красном - расхаживал папа, - о, нет, не расхаживал -

  

  

  

  

  

  - бегал на цыпочках, крепко прижавши к крахмалу сорочки всю челюсть, раз'ятую ртом с белым блеском зубов; будто он раскричался без голоса -

  

  

  

  

   - руку одну прижимая к дышавшему боку; другою, зажатой в кулак, на крутых поворотах -

  

  

  

  

  

  

   - раз, -

  

  

  

  

  

  

   - раз, -

  

  

  

  

  

  

   - раз, -

  

  

  

  

  

  

   - раз, -

  

  

  

  

  

  

   - раз, -

  

  

  

  

  

  

   - бил по воздуху, точно про-делывал он упражнения Мюллера; -

  

  

  

  

  - беганье папочки, этот раскрытый, кричащий на сумерки рот, подбородком прижатый к крахмалу щелкавшей сорочки; и - - раз, - - раз, - - раз, - - раз, -

   - мне запомнились: выбежал я!..

  . . . . .

  Покричав и побегав с собою самим - у себя самого, - выходил он мириться: совсем успокоенный, даже какой-то размякший (таким его видывал я приходящим из бани); усевшися в кресло, снимал облегченно очки: протирать очень весело; узкие плечи, покато упавши под очень большой головой, приносили повинную: голову эту сажали с усилием два человека, сперва надорвавшись; сидела она как-то так, - на боку...

  . . . . .

  Мама тоже легко отходила; поплачет, и - рядится: на вечер; плавною павой под зеркалом ходит; турнюр придает ей немного комический вид; и - ровняется: трэном, шумеющим шелковым кружевом; талия - рюмочкой; вверх поднимают достойные пышности очаровательным вырезом, пахнущим опопонаксом Пино, и слепительным от бриллианта, упавшего посередине, меж двух тельных складочек, с бархотки; точно Венера, горит на рассвете - пред солнцем, которое спрятано: ниже в корсаже; поклонники мамины, верно, гадают:

  - "Взойдет?"

  - "Не взойдет!"

  И - стараются взором (как бы невзначай) проникать за черту горизонта: и - нет, не взойдет! Позаботилась мама: качается сколотый вырез росистою, розовой розой, когда она ходит, натягивая перчатку до локтя и сметывая с перекрученной башней прически на пестрый ковер свою малую шпильку; оступится в трэне; схватив его ловкой рукою с подкинутой ножки, оплещет нас розовым шопотом шелка подкладки -

  

  

   - какая подкладка у этого платья! Я в маминых платьях подкладки любил: ей бы вывернуть платья: лицом наизнанку; изнанки, бывало, кричат: канареечным, розовым, красным, -

  

  

  

  

  

  

  - такая большая: стоит - церемонно; ни-ни - подойти: ни-ни-ни! А вернется бывало, и вот: расстегнется; корсаж упадет на Дуняшу, а юбки - одна за другой - упадут на ковер; и оттуда повыскочит мама ко мне, - голоручка, худышка, в одних панталончиках, пышность оставив, - со мной егозить; это - после; теперь - ни-ни-ни; церемонно стоит, церемонно проходит; -

  

  

  

  

  

  

  - в окошке, где было главасто от туч, где стояли одни многолобые горы в черте горизонта, - безлобые плоскости; и - из-за них, приседая и нас освещая коротким отходным лучом, опрозраченным ясно, под ним нисходя, - померцающий шар, красный шар, приседающий в землю: отсиживать ночь; -

  

  

  

  

   - померцающий шар уложили в особый футляр с лакированной крышкой, обитой атласом внутри, как кольцо дорогое, - от Фаберже или Дейбеля, -

  

  

   - грузно и бременно!..

  Временно время; но - временно время; бормочет - отд_а_нными днями; и - раздается: нам в уши, нам в души!..

  . . . . .

  Передняя -