Белый Андрей - Крещеный китаец

  

  

  

  Андрей Белый

  

  

  

   Крещеный китаец --------------------------------------

  "Никитинские субботники", 1927

  OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

  

  

  

  

  КАБИНЕТИК

  У окон: -

  

   - протертый, профессорский стол с очень выцветшим серозеленым сукном, проседающий кучками книг; здесь пузато уселась большая чернильница; падали: карандаши, карандашики, циркули, транспортиры, резиночки; лампа: зеленый металл прочернился, а абажур - лепестился; валялись листочки и письма с французскими, русскими, шведскими, американскими марками, пачки повесток, разорванных бандеролей, нераспечатанных и неразрезанных книжечек, книжек и книжищ от Ланга, Готье и других; составлялись огромные груды, грозящие частым обвалом, переносимые на пол, под стол и на окна, откуда они поднимались все выше, туша дневной свет и бросая угрюмые сумерки на пол, чтобы отдаться на полки и полочки, или подпрыгнуть на шкаф, очень туго набитый коричневыми переплетами и посыпать густо сеемой пылью обои потертого шоколадного цвета, и - серого папочку; в серой своей разлетайке посиживал он, скрипя стулом и уронивши в сукно вычисляющий нос, - где с надсадой вышептывал он: -

  

   - "Эн, эм, эс!" -

  

  

  

  

   - принимаясь чинить карандашик; отсюда в

  

   пыли, в паутине и в листиках рассылал шепоточки и письма

  

   свои Миттах-Лефлеру, Пуанкаре или Клейну {Математики.} и

  

   прочим, -

  

  

  

  - ожесточаяся и умоляя Дуняшу и маму оставить в покое бумаги:

  - "Не путайте, знаете, мне"...

  - "Да ведь пыль, барин, - видите"...

  - "Нет уж, оставьте: бумажечка каждая, знаете ли, - документ: переложите, - ничего не найдешь"...

  Он отсюда вставал; и рассеянно шел коридором, столовой; и попадал он в гостиную; остановившись пред зеркалом, точно не видя себя, он стоял и вычерчивал пальцем по воздуху знаки; случайно увидев себя пред собой, он впивался в себя самого очень зверски, поставив два пальца себе под очки; и не мог оторваться, не мог оторваться от пренелепо построенной головы, полновесной, давящей и плющащей папу (казался квадратным, он) и созерцающей из-под стекол очков глубоко приседавшими, малыми, очень раскосыми глазками, тупо расставленным носом; он гладил тогда полнощекое это лицо полнотелой рукой; повернувшись, старался увидеть свой собственный профиль (а профиль был скифский), крутой, кудробрадый, казавшийся зверским; смешной он такой: -

  

  

  

  

  

  - да -

  

  

  

  

  

  

  - домашний пиджак укорочен; кончается выше жилета; пиджак широчайше надут; панталоны оттянуты; водит плечами, переправляя подтяжки; подтянет, - опустятся; в этом своем пиджаке, как в мешке, может смело вращаться - направо, налево; и кажется косо надетым пиджак; и от этого - что-то раскосое в папочке; он закосил пиджаком; очень часто он скашивал руки; и ногу он ставил на пол тяжелее, чем следует.

  Помню, бывало, -

  

  

   - стоит он таким голованом,засунувши руку в жесткую бороду -пальцами, и приподнявши на лоб жестяные очки, наклонив на-бок лоб со свирепою, лоб перерезавшей складкою, точно решаясь на страшное дело; рукой барабанит по двери;

  и -

  - туловище перевернулося животом как-то наискось от плечей; ноги тоже поставлены косо; такой он тяжелый и грузный от этого перемещенья осей; -

  

  

  

  

  

  

   - он стоит: -

  

  

  

  

  

  

  

  

   - тарарахая пальцами в дверь, свирепеет; и - шепчется, шепчется, шепчется; страшно мне, страшно: какое-то есть тут "свое".

  - "Ах, да что вы такое" - окликнет его проходящая мама с ключами; идет она в шкаф - за корсажем, малиновым, плюшевым; и - за такою же юбкою.

  Папочка тут переменится; высунет голову и поморгает на мамочку робкими глазками, будто накрыли его:

  - "Ах, да я-с?"

  - "Ничего себе"...

  - "Так-с!"

  Барабанит ногами себе в кабинетик, какой-то косой:

  - "Да, идите себе!"

  - "Вычисляйте!"

  Споткнется словами, рассеянно повернув и благодушно-рассеянный, песий какой-то свой лик, и посмотрит надглазьем приподнятых стекол (очковых).

  - "Да я уж и так, мой Лизок... вычисляю"... А мама улыбкой укажет:

  - "Чудак".

  И позванивая хлопотливо ключами, идет за малиновым, плюшевым, бальным корсажем, за плюшевой юбкою; кружево - черное; нет рукавов; на груди - большой вырез; она голорукая и гологрудая, густо напудрив головку и в волосы вставив эгретку, - седая какая-то - едет плясать и кружиться в огромном гран-роне.

  А папа опять припадет вычислять над давно выцветающим серозеленым сукном, выпивая чернила чернильницы - в листиках, карандашах, карандашиках, транспортирах и книжищах: развычисляется, размахается, вскочит, забегает в паутинниках, все сотрясая; подпрыгнет он с вышептом -

  

  

  

  

  

   - "Эн, эм, эс: ах!" -

  

  

  

  

  

  

  

   - натолкнувшись на

  

  

  

  

  

  

  

   книжную груду:

  - "Сломал: фу ты, дьявольщина!"

  Сосредоточенно принимается вдруг очинять карандашик, стараясь его острие превратить просто в точку: тогда наступает молчание; после опять поднимаются охи да вздохи о свойствах какого-то мира, иного, не нашего; я наблюдал, как он гулко расхаживал взад и вперед, повисая косматой своей головой как-то горько и терпко, свисая направо, и глядя на ровные полки коричневых корешков исподлобья, как будто он делал им смотр; с карандашиком правую руку всегда прижимал он к груди, бросив в воздух махавшую левую руку и два оттопыривал пальца на фоне обой шоколадного цвета; и вдруг начинал он так мягко сиять добротой, когда контуры нового исчисления "эф, икс" перед ним восставали; о нем сообщали в Сорбонне; о нем математик французский Дарбу обменялся уже впечатлением с папочкой, а Чебышев {Пафнутий Львович Чебышев, русский математик.} - содрогался.

  Я знаю, что тут развелись скорпионы - не злые, а книжные; папа мне раз показал скорпиона, перехвативши меня, проходившего мимо; прижал меня к шкафу; и открывая огромный и пахнущий фолиант: том Лагранжа, подставил его мне под нос; показал скорпионика, очень довольный событием этим.

  - "Ти-ти... Ти-ти-ти!..." приговаривал он, догоняя его на странице Лагранжа большим указательным пальцем.

  - "Ти-ти" - и лицо засморч_и_лось морщинками - юмористически, чуть саркастически, но добродушно и радостно:

  - "Дх ты, смотри-ка: ведь ползает, ползает шельма!"

  И мне подморгнувши татарскими глазками, он произнес с уважительным шопотом.

  - "Знаешь ли, Котенька, он поедает микробов: полезная бестия".

  - "Да!"

  Скорпиончика я рассмотрел на странице Лагранжа; он - маленький, ползает, уничтожает микробов; полезная шельма! А папа, захлопнув полезную шельму, убрал ее в шкаф; и - запахло антоновкой (эти антоновки он покупал, одаряя антоновкой нас за обедом).

  Раз в год, облекаясь в халат, подымал столбы пыли он грязною тряпкой, чихая и кашляя; тут он сносил, что не нужно, в кофейного цвета шкафы, наполнявшие и расширение коридора (меж детской), пытаясь шкафами ввалиться к нам в детскую и запрудить вовсе выход: закупорить книгами нас; и порой отправлялся с Дуняшей и дворником он в кладовую, снося весь излишек скопившихся масс; но Антон, дворник наш, подобравши ключи к кладовой и вступив в соглашение с жуликом, книги вытаскивал; книгами папы еще после смерти его торговали в Москве букинисты.

  Да, да. -

  

  - На шкафах поднялись многогорбые, книжные груды, завешанные зеленой материей, - пыльной, как все; среди них помещалась кроватка, скрипучая, с жестким матрациком и с одеяльцем такого ж, как все, шоколадного цвета; торчали две туфли и множество серых от пыли сапог, поражая меня рыжевато-нечищенным видом своих голенищ - среди гирь, -

  

  

  

  

  

   - поднимаемых папой с натугою:

  - "Раз!"

  - "Два!.."

  . . . . . . .

  - "Шестнадцать!" -

  

  

   - (страдал он запором) -

  

  

  

  

  

   - шкафы умножались; а - новые ставились, в грустных годах обрастая кровать (в головах, и в боках, и в ногах!), образуя средь комнаты комнату с узким проходом, куда удалялся наш папа: полеживать с книгой: -

  

  

  

  - бывало: -

  

  

  

  

   - пойдешь, - и увидишь: в градации мягких тонов шоколадного, серо-кофейного, серого, серо-зеленого цвета лежит на постели с очками на лбу, закрывая глаза, уронивши на грудь утомленную руку (с развернутым томиком); как-то бессильно другая рука повисает с постели; лежит посеревший и бледный, в морщинках; и кажется тут он старее, чем следует (в общем моложе, чем следует, выглядит он: пятьдесят ему минет!).

  И думаешь:

  - "Папочка..." -

  

  

  - Или: -

  

  

  

  - увидишь: раздетый лежит на боку, подоткнувшись, поджавши колени и вырисовываясь изогнутым телом; под одеяло ушла голова; только выставлен нос да кусок бороды (это он отдыхал, пообедав); и - скажешь:

  - "Чай подали, папа!" -

  

  

  

  - Привскочит: сидит на постели, глаза кулаками усиленно трет, суетится, дрожа над очками:

  - "Ах, ах-с!"

  . . . . . . . .

  Да, настырная книга грозила гостиной; как будто совсем невзначай, угнетенный обвалами книг, папа выдумал выставить книжную полочку: прямо в гостиную. Ли, что тут было!

  Увидевши полочку, мама всплеснула руками; и личико все прохудело от скуки; и - кинулось прямо в глаза; и лицо ее встало одним сплошным взглядом, придирчивым:

  - "Вон!"

  - "Эту гадость?"

  - "Сюда?"

  - "Вон-вон-вон!"

  Папа нашептывал что-то такое "свое" относительно полочки, методически разрезая по воздуху фразы свои разрезалкой, которую всюду носил он с собой, точно книгу, чтоб мненье его относительно полочки явно легло перед нами раскрытою книгой:

  - "Ну вот-с..."

  Но на это как мама затопает:

  - "Вон!"

  - "Беспорядок!"

  - "Разводите пыль. Коль хотите вы пыль разводить, то держите её у себя!" -

  - Да я знал, что "н_у в_о_т-с", как и все откровения папочки, быстро отправятся мамою: в кладовую - пылиться, откуда уйдут... к... букинисту! -

  - Несчастная книжная полка влетела стремительно в кабинетик обратно: боялись движения томиков с северо-западного угла, где хладел кабинетик, - на юго-восток, где пышнели парадные комнаты в чванном бескнижии; книжный, протянутый ряд, многотомный, коленчатый, длинный, как щупальце, пробовал, дверь отворивши, пролиться томами повсюду, завиться вокруг всего прочего; часто казалось, что папа, как спрут, от себя разбросал многоноги из книжных рядов и нас ловит, цепляясь за руку, за ногу об'емистым томиком, силяся все сделать книжным: -

  

   - все ходит, бывало, за мамой и все собирается дать р_а_ц_и_о_н_а_л_ь_н_ы_й с_о_в_е_т, убедить ее в с_п_о_с_о_б_а_х, истекающих из т_о_ч_к_и з_р_е_н_и_я папы; но р_а_ц_и_о_н_а_л_ь_н_ы_й с_о_в_е_т его кажется мамочке, бабушке, Доте, Дуняше и мне только змеем словесным, пускаемым в небо страницею томика: -

  

  

  

  

  - видел, как дергались в нёбе бумажные змеи хвостом из мочала: -

  

  

   - Мы головы все задерем: ничего не поймем; где все это живет и летает у папы - на небе? Но называется все это: д_а_т_ь р_а_ц_и_о_н_а_л_ь_н_ы_й с_о_в_е_т. -

  

  

  

  

  - Или способы: способы предлагались всегда им на все; и казалося мамочке, бабушке, Доте, Дуняше и мне: если б мы принялись прилагать эти "с_п_о_с_о_б_ы" к жизни, открылось бы тотчас же "О_б_щ_е_с_т_в_о

  р_а_с_п_р_о_с_т_р_а_н_е_н_и_я

  т_е_х_н_и_ч_е_с_к_и_х з_н_а_н_и_й" у нас, основателем общества сделали б папочку; и секретарь заседал бы в столовой и писал протоколы, от скуки бы умерли мы. -

  

  

  

  

  

  

  

  

   -

  Точки зрения: как разовьет т_о_ч_к_и з_р_е_н_и_я он, так становятся глазки его неприметными точками зрения; что же получится? Заговорит за столом о своих т_о_ч_к_а_х з_р_е_н_и_я; заговорит и не кушает: мыслями он разрезает котлеты, словами жует; так второй он разводит обед за обедом; и называется все это: "у_м_с_т_в_е_н_н_о_с_т_ь"; и возвышается "у_м_с_т_в_е_н_н_о_с_т_ь" эта, как лоб (лоб огромный: л_о_б_а_н_о_м его называла скучающе мамочка); это - а_б_с_т_р_а_к_т_н_о_е м_н_е_н_и_е, нет, - не выносит она: "Михаил Васильич, вы шли бы к себе: отправлялись бы в клуб". И абстрактное мнение, встав от стола, тарарахнувши стулом, стараясь быть тихим, выходит и просит Дуняшу почистить ему сюртучок (половицы уже раскричались жестокими скрипами: папа, стараясь быть тихим, себе собирается в клуб). -

  

  

  

  

  

  

   - Надевает сюртук не сюртук-лапсердак (одевается он не как надо, а собственным способом); "лапсердак" волочится почти что до полу, не сходится он на груди; застегнул - "т_а_р_а_p_a_x", оборвался: болтаются нитки, платок носовой вывисает, как хвостик из фалды, а ворот завернут и вывернут в нетерпеливости быстрого надеванья на плечи; наоборот: пиджачок укорочен, кончайся выше жилета и надуваясь до ужаса. -

  

  

  - И тем не менее папочка ходит за мамочкой с томиком; и - проповедует способы, им измышленные, - там, в кабинетике снова и снова выходит оттуда - давать нам советы, как жить и что делать: ударит, как берковцем, словом; у мамы расширятся ужасом скуки глаза, и она ручкой ухватится за гуттаперчевый шарик; и "псс" - хочет прыснуть сосновой струей пульверизатора; но - пульверизатор не действует; в воздухе густо висит математика; -

  

  - папа наш - скиф; он не любит духов, говоря о духах: "Мне не нужны они: я ничем не воняю", но он все же пахнет: антоновкой, полупритушенной стеариновой свечкой и пылью; порою всем вместе за раз; и не слышит он музыки; музыкой мамочка борется с папочкой; -

  

  

  

  

  

  

  

  - все-то пытается выгранить способы жизни; и ограничить нас гранями, но не такими, как ясные грани на маминых светлых сережках: абстрактными гранями (не понимаем мы их: мама, бабушка, Дотя, Дуняша и я); мама тотчас садится играть на пьянино; и папа, нам вынесший томик французских мыслителей, тотчас уносит об'емистый томик, в котором изложена нам рациональная ясность, которую он попытался однажды просунуть в гостиную: полочки нет; и - не будет!

  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  Боролись с коленчатым рядом томов, разводимых огромными быстро рыжевшими массами. Нечего делать; напялив халат, расчихавшись, раскашлявшись, папа кряхтя и вздыхая вставал на скрипевший, давно раскачавшийся стул: произвести сортировку томов, долженствующих поступить в кладовую; казалось: давление томиков разорвет кабинет; папа в белой сорочке, со свечкой в руке и с развернутым томиком Софуса Ли {Шведский математик.} упадет из пробитой стены на постель к... Генриэтте Мартыновне, чтоб продолжать свое чтение.

  Но кабинет все держался; и - странно сказать: умывальник поставила мама туда: выходила плескаться и брызгать на книги водою и мылом; но папе ничто не мешало вышептывать и_к_с_ы и и_г_р_е_к_и, грохотом проходя мимо детской с зажженною свечкой и с томиком Софуса Ли по коридору-в ту темную комнатку, где очень часто взрывалися звуки спускаемой бурно воды, где я не был, откуда ко мне приносили... посудинку, где очень часто просиживал папа с зажженною свечкой и с томиком Софуса Ли; очень часто там портились трубы; и папа ходил проливать темно-красную жидкость и прекращать недостойные запахи: -

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  - с_п_о- _с_о_б такой удавался; и черные палочки, кажется, марганцевого кислого кали стояли на полочке среди томов математики: -

  - да, разводил он слова, точно черные палочки марганцевого кислого кали, уничтожая мгновенно дурной запах слов б_л_а_г_о_р_о_д_н_о_й тенденцией - - Папа наш был альтруист в высшем смысле: -

  

  

  

  

  

   - порой: в темной комнатке было так много эгоистических запахов, что перемазанный водопроводчик, гремя сапогами, туда проходил; и вытаскивал странные части: и трубы, и тазики; папа со свечкой справлялся тогда у него, в чем же, собственно говоря, заключается порча; казалось тогда: папа близится к цели; и "О_б_щ_е_с_т_в_о р_а_с_п_р_о_с_т_р_а_н_е_н_и_я т_е_х_н_и_ч_е_с_к_и_х з_н_а_н_и_й" возникнет вот-вот перед темною комнатой; водопроводчик окажется председателем общества: папа же будет вести протоколы свои: -

  

  

  

  

  

  

  - не позволено папе вести протоколы в гостиной!

  . . . . . . . .

  Мне дорог был он и тогда, когда делался очень похожим на голованного гнома: своей головою, ушедшей в покатые плечи бывало на нас повернется; и - поглядит очень пристально, чуть засосавши губу, испуская особенный звук через губы цедимого воздуха "вввссс", будто хочет он что-то такое сказать; вместо этого он поморгает и, повернув свою голову, задуботолит к себе в кабинет, как в глухую пещеру.

  . . . . . . . .

  Порой я вперяюся в папино, очень большое, румяное, несколько полное и обрамленное небольшою, курчавой, каштановою бородою лицо; промышляют лета на нем явственной проседью; кажется это лицо мне особенно милым (как часто боюсь я его), полновесным, давящим и плющащим папу; оно пренелепо построено; да, пренелепо построена вся голова с очень-очень большим, вылезающим лбом и с глубоко присевшими, малыми, очень раскосыми, будто татарскими глазками; глазки, как стрелки: пошлются они в собеседника, ткнутся булавками: кажутся карими; или - забегают, вертятся, точно колесики: кажутся серыми; но, запыхавшись, споткнутся о новую мысль, улыбнутся, синея и обливая таким превосходным добром, как просветное небо за тучами.

  Гром - в бороде, под усами, во рту: борода и усы: -

  

  

  

  

  

  

  

  -

   обстрижется, вернется с совсем небольшой бородой, ставшей вдвое колючее, с шеею, ставшей полнее, с лицом уменьшившимся, - кажется зверским таким, изуверским таким... - - рот: -

  - широкий, просунутый верхней губою, с'едающей нижнюю, спрятан щетиной сурово нависших усов, очень жестких и колющих поцелуем меня; так и кажется, рот разорвется в простецком, естественном лае: "Все это, мой Котенька, - да-да-да-да: болтовня, болтовня - болтовня либералов" (он - скиф, а не западник: рот); и пойдет, засучив кулаки, этот рот, прижимать болтуна; папа грудью провалится, шеей уйдет в набежавший на голову смятый свой ворот, опустится всей головой ниже плеч, точно бык (нос висит на ключице; очки отседают; и надо лбом - клок волос; неприятно забегали кровью налитые глазки, на шее прочерчена красная жила, и - как она бьется: -

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  - "Помилуйте, батенька: порете чушь! Почитали бы Канта, Спинозу и Лейбница!" и либеральный болтун отпускает крылатое слово: "Ужаснейший спорщик!" -

  

  

  

  

  

  

  

  

   - Спросили однажды студенты меня на докладе:

  

  

  

  - "Кто этот свирепый чудак?"

  

  

  

  - Я ответил:

  - "Профессор Летаев".

  - "Ужаснейший спорщик!!" -

  

  

  

   - рот - спорщик!

  Но рот рассмеется: и - кроется милое это лицо очень явственной крупной морщиной, расставленной справа и слева от носу и надувающей щеки буграми; покажутся белые, крепкие зубы, которыми папа гордится; большой, непрямой, а широкий, гусиный раз'едется нос, точно старый насмешник, поставивший руки в широкие боки - ноздрями; и - вот-вот-вот он повыпрыгнет, точно живая лягушка: -

   - И станет румяным проказником папа, как сатир; ему бы на голову плющ (может быть, он с копытцами); сзади платок вывисает: совсем сатирический хвостик! Он голову выгнул и смотрит на мушку, слетевшую вниз с потолка: "Мушка, знаете, - вовсе, как птичка: великолепнейшая машинка; такую машинку не сложит профессор Жуковский". И - с "т_и-т_и-т_и-т_и" - подбирается полной ладонью, изогнутой, к чистящей лапки "машинке". И - "цап-царап": мушка сидит - в кулаке... -

  

  

  

  

   - Нос - забавник: -

  

  

  

  

  

  

  

   - очки: -

  

  

  

  

  

  

  

  

   -

  очень строго сверкают они; говорит, на слова поднимает очки он, отчетливо подпирая их снизу дрожащими пальцами; руки дрожат у него от волненья; свирепые, четкие складки разрежут весь лоб, собираясь пучечком над носом.

  Разгладится после, откинется: весь подобрев, просияет; и тихо сидит, в большой нежности - так: ни с того ни с сего: большелобый, очкастый, с упавшею прядью на лоб, припадая на правый на бок как-то косо опущенным плечиком; и - подтянувши другое плечо прямо к уху, засунувши кисти совсем успокоенных рук под манжеты к себе; накричался; и - тихо сидит, в большой нежности, - так, ни с того ни с сего; улыбается ясно, тишайше себе и всему, что ни есть, напоминая китайского мудреца, одолевшего мудрость И-Кинга, распространяя тончайшие запахи чая и спелых антоновок: -

  

  

  

  

  

  

  

  - странно: ведь вот в кабинете же пахнет скорей старой книгой, бумагами, пылью, порой сургучом; а откуда же запах антоновок? -

  

  

  

  - после скандалов и ссор пропадал этот запах; и пахло естественно: пылью.

  . . . . .

  Закат!

  Застолбели вдали горизонты крепчающим дымом; везде неподвижно висят столбняки; еле свешиваясь, передвигаясь чуть-чуть, не спадая ни капли; и небо не небо уже; что желтей? Канареечник просто какой-то! -

  

  

  

  

  

  

  

   - и папочка - небом освеченный, духом просвеченный! -

  

  

  

  

   - В небе совсем бирюзовом преясно живеют от облака певчие светочи - зовом: в вишневом; погасли: и стало сурово, и стало лилово: совсем как симфония, где окрылившийся юмор, сливаясь слезами в хрустальное озерце, приподымает звончайшие песни сквозных ледников и кристаллов; не знаешь, что это: кристаллография, музыка?

  

  

  

   П_А_П_О_Ч_К_А

  Знаешь: с_в_я_т_е_й_ш_е_е!

  В папе живет оно; и человеку душевному кажется каменным, иль - отвлеченным от жизни, которая только "р_а_с_с_т_р_о_й_с_т_в_о ч_у_в_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_ы_х н_е_р_в_о_в"; и папа шагает по дням юмористикой, предпочитающим листики лекций всей мистике: но обожающим... почки и листики майского тополя; конфуцианская мудрость его наполняла; любимые фразы его:

  - "Все есть - мера гармонии!"

  - "Есть же гармония, знаете, мера же - есть!"

  - "В середине и, да, в постоянстве - действительный человек проявляется"...

  - "К миру идем, чтоб, став миром, над миром стать, - в мире, по отношенью к которому мир - только атом, переходя по мирам; мир миров это - мы; корень нас есть число, а число есть гармония меры".

  - "Так все есть гармония меры".

  Я знаю, что папа живет консерватором мер и весов; открывает он звуки гармоний при помощи чисел; невнятное, неисчислимое он от себя оттолкнет, восхищаясь и малою мушкой, и тем, что картину Риццони возможно разглядывать в лупу; часами умел углубляться он в: мелочь, разглядывать мелочь; и строить из мелочи вовсе не мелочь.

  Запомнилось:

  - "Да, вот, вода!"

  - "Аш два о: красота!"

  - "Простота!"

  Он доказывал всем, что шампанское - дрянь: неизящны структурные формулы сложных составов:

  - "Вода есть великий, нам данный, напиток" - и в маленьких глазках - светелица; светочем мысли отплющит по скатерти пальцем - пройдется по комнате, перехвативши графинчик с водой, отчего на стенах засветлит беготней излучаемых заек; очки подтолкнувши на лоб и прищурив раскосые глазки, любуется; и освещает обряд водопития бегами мудрого слова (так: у меня уваженье к воде); утончение чувств - не изящество; нагроможденье числителя и знаменателя отношения меж раздражением внешних предметов и да, ощущением их:

  - "Сложность, путанность мысли и чувств" - полагает устами он мнение нам на ковровую скатерть таинственно - "не глубина"; эти мысли не мысли: процесс вычисления - не результат; хороши - результаты".

  - "Да, да" - суетится устами усатыми он и кидается взорами -

  - "да-с, в результате обычно" - его разрезалка взлетает -"числитель и, да-с, знаменатель искомого отношения, да-с, сокращаются - да-с" (разрезалка по воздуху делает быстрый зигзаг, сокращая туманную мысль - в результат простой мысли) "и мы переходим: к простым отношениям!!" -

  

  

  

  

  

  

  

  -

  тут озирает противника (маму) победно (но хмурится мамочка).

  - "Это какая-нибудь - да-да-да! - только треть, иль только вторая, а вовсе не пятая, не двадцать пятая" - очень лукаво хихикает

  он, указательным пальцем

  ударив в стакан -

  

  

  - "дзан!" -

  

  

  

   - "Опять?"

  

  

  

   - "Не звоните в стакан!" - вырывается возгласом мамочка...

  - "Мир - отношенье простое и краткое; он - результат многосложных процессов, но он не процесс: результат!" -

  

  

  

  

  

  - Т_а_т-тар_а_т! -

  

  

  

  

  

  

  

   - Он подщелкнет: в клеенчатый круг; и - подбросит: тот круг; и - поймавши, подложит под круг этот круг (он играет кругами).

  - "Пошла ерунда!"

  - "До чего это скучно: опять вы устроили складки на скатерти!"

  - "Да-с" - откликается, очень довольный созданием мира и выражает довольство свое в неожиданной шалости: выскочив, перебегает он грохотно небольшое пространство передней - до кухни

  Стремительно выкрикнет, дверь распахнув, свой экспромт - Афросинье:

  

  

  

  Прошу Афросинью

  

  

  

  Нам сделать ботвинью

  

  

  

  Без масла и мяса

  

  

  

  Из лука и кваса;

  

  

  

  Поевши гороху,

  

  

  

  Пеките пепеху

  

  

  

  Из кислого теста,

  

  

  

  О, вы, - Клитемнестра!

  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  Да, он выдвигал своим правилом: очень размеренный, все бы сказали: мещанский Китай, из обычаев света, законов и правил, наполнивши правила вовсе иным содержанием, взятым -

  

  

  

   - у Лейбница, -

  

  

  

  

  

   - у Пифагора, -

  

  

  

  

  

   - у Лаодцы, -

  

  

  

  

  

  

  

   - упорно старался во всем проводить это все, притесняя советами нас и врываясь глухим носорогом в негранную музыку: -

  

  

  

   - выгранить, выгранить,

  

  

  

   результировать, взвесить

  

  

  

   и взлюбить! -

  

  

  

  

  

   - На это ответствует мамочка:

  - "Вы, - голован!"

  И выходят одни только казусы: только смешные последствия громких теорий; сам папа зажил, как святой, им самим ограниченной жизнью; казался другим ограниченным он; появляясь средь нас простецом, он бывал очень часто в смешном положении; -

  

  

  - встретясь на улице с ним, не

  

  

   сказали б:

  - "Профессор!"

  Сказали бы:

  - "Жулик!" -

  

   - менял котелочки и зонтики он

  

   в преогромном количестве, все

  

   оставляя свое и утаскивая

  

   чужое добро: очень ветхое,

  

   впрочем.

  Иные ловили унизить его: попадался

  он тотчас же:

  - "Видите?"

  Раз было сказано:

  - "Знаете, верно профессор Летаев страдает

  уже размягчением мозга?"

  Да, да: рациональные способы жить не всегда удавались; и ясность французских мыслителей верно таила туманы; я долго глядел на него; и загадочней мне становилися силы, слагавшие мир его; сам он себе изменял; - преступал всюду меру: безмерно выдумывал меры и способы; и забывал их; как способ заварки кислот (марганцевой и борной).

  - "Ах, Лизанька" - раз он сказал - "есть прекрасные способы предохранить наши зубы от порчи заваркой кислот!"

  - "Ах вы: способы, способы!"

  - "Нет, знаешь ли..."

  И решенье свое затаил он до времени; раз он ворвался с огромной воронкой из жести, с зеленой бутылкой, с мешком кристаллической кислоты (он пустую бутылку зачем-то купил).

  - "Что вы это?"

  - "А это, Лизочек... вот видишь ли, я... чтоб заваривать... борную... да, кислоту..."

  - "А?.. Да кто вам позволит?"

  - "Я, Лизочка, быстро себе заварю..."

  - "Не пущу: безобразие, срам!"

  Но воистину, с бычьим упорством, отставив поднос, он поставил бутылку; возясь над воронкой.

  Тут мама, не выдержав, лопнула хохотом; и тетя Дотя за нею - горошиком; тыкаясь носом в пустую бутылку и обжигая дрожащие пальцы струей кипятка, бормотал он:

  - "Раствор концентрирован".

  И "ти-ти-ти"-отправлялся, забулькав, в воронку раствор кислоты; раза два заварил таким образом он, позабывши о способе; способ (воронка), отправлен был тут же: в помойку; так с_п_о_с_о_б_ы ж_и_т_ь разрушалися: с_п_о_с_о_б з_а с_п_о_с_о_б_о_м; он не препятствовал; да, он любил: результаты, итоги, способности, ставшие способом; сам же терял эти способы; жил он способностью: выдумать способы!

  Помню!

  Раз появился в столовой седой овцебык; такой выспрянный, важный - профессор из Киева; папочка, выскочив и потирая приветственно руки, отгрохотал в кабинет, оставляя почтенного гостя в немом изумлении.

  - "Повремените: минуточку!"

  Знаю: всегда так;