Дружинин Александр Васильевич - Обрученные

встали со стульевъ, взаимное привѣтств³е произошло съ торжествомъ, приличнымъ случаю, за параднымъ тостомъ пошли друг³е, болѣе безцеремонные.- "Мнѣ надо приласкать этого толстяка, cultivez le mari, c'est l'essentiel," подумалъ Григор³й Михайловичъ и усѣлся около Павла Антоновича. Не извѣстно, какимъ образомъ Доляновичъ обошелъ своего хозяина, но кратк³й ихъ разговоръ не былъ напрасенъ для молодаго человѣка. Черезъ двѣ минуты влюбленный юноша уже зналъ, что Марья Александровна никогда не ужинаетъ, по причинъ своего лечен³я, выходитъ къ гостямъ лишь на короткое время, а главное, что она живетъ прихотливой пустынницей въ отдѣльномъ павильонѣ на право, среди отдѣльнаго садика, куда почти никто не ходитъ, чтобъ не потревожить ея прогулокъ.

   - Ей необходимо уединен³е, ей очень полезно уединен³е, другъ мой, говорилъ Павелъ Антоновичъ, въ заключен³е доставляемыхъ свѣдѣн³й.

   - Да, да, мы всѣ любимъ уединен³е, отвѣчалъ Доляновичъ, кусая губы. Однако, Dieu me pardonne, кто-то изъ вашихъ гостей говоритъ мнѣ цѣлую рѣчь, а мысъ вами ее не слушаемъ.

   Въ самомъ дѣлѣ Осипъ Карловичъ Тальгофъ, на котораго въ тотъ день пришла какая-то лингвистическая лихорадка, говорилъ Доляновичу привѣтств³е на латинскомъ языкѣ, прерываемое шумными одобрен³ями слушателей. Молодой офицеръ, отодвинувшись отъ хозяина, почтительно выслушалъ привѣтств³е, пощипывая лѣвый усъ и какъ будто задумываясь объ отвѣтѣ. И вдругъ, едва ораторъ кончилъ слово съ должнымъ поклономъ, Доляновичгь, въ свою очередь, сталъ говорить безъ запинки. Онъ зналъ тридцать два слова по-латыни и расположилъ ихъ какъ нельзя исуснѣе. Бывш³е ученики Тальгофа навострили уши, внѣ себя отъ удивлен³я. Рѣчь, конечно, длилась не долго, но кончилась блистательнымъ оборотомъ. Доляновичъ упомянулъ про грозящ³я войска союзниковъ, и, обратившись къ сторонѣ дальняго моря, къ воображаемому непр³ятелю, грозно повторилъ знаменитую фразу:

   - Quosque tandem, abutere patientia nostra?

   Тосты все повторялись и повторялись, а Доляновичъ все еще переходилъ изъ объят³й въ объят³я. Осипъ Карловичъ сообщилъ, что молодой человѣкъ идетъ прямо по слѣдамъ Фридриха Великаго; графъ Павелъ Антоновичъ конечно не преминулъ прослезиться по этому случаю. Григор³й Михайловичъ почувствовалъ, что не вырваться изъ этой компан³и добряковъ, что время идетъ по-напрасну, что ему средство выпутаться изъ утомительной бесѣды только одно: увлечь пирующихъ куда-нибудь изъ залы.

   - Господа, сказалъ онъ имъ по-русски, не смотря на всю вашу глубокую мудрость, я позволю себѣ сдѣлать вамъ одно замѣчан³е. Вы сѣли ужинать, не дождавшись дамъ, которыя жаждутъ вашего присутств³я. Вспомните былое время этого края, когда старые рыцари и свѣтила учености оживляли кругъ красавицъ и присутств³емъ своимъ украшали праздники молодости. Музыка играетъ въ саду, ночь хороша какъ день, замокъ въ своихъ торжественныхъ огняхъ составляетъ цѣлую картину. Не стыдно ли намъ сидѣть за бутылками, какъ будто мы не годимся для романическихъ прогулокъ? Идемте всѣ въ садъ, увлечемъ за собою дамъ и молодыхъ людей. Пусть кто можетъ, тотъ имъ пользуется, часомъ дорогимъ для влюбленныхъ, или весело глядитъ на другихъ, припоминая своя собственные подвиги въ былое время! И при этомъ Доляновичъ крѣпко хлопнулъ своей рукой по простертой къ нему длани самого хозяина. Предложен³е юноши было тотчасъ же принято. Старики пошли въ садъ, молодые люди послѣдовали ихъ примѣру; Доляновичу было легко отдѣлиться отъ общей толпы въ какой-то аллеѣ. Смѣлыми шагами выбѣжалъ онъ назадъ по льстницѣ, миновалъ рыцарскую залу и направился въ бѣлую галлерею, ведущую къ павильону. Сердце его билось какъ при радостномъ снѣ, и въ самомъ дѣлѣ, на поэтическую сонную грезу походила вся его окружающая обстановка. Галлерея была вся освѣщена, лампы начали горѣть тускло, стѣны, украшенныя оруж³емъ, глядѣли темнѣе около потолка, шаги Доляновича отдавались какъ-то звучно и торжественно. За галлереей шли комнаты, убранныя, какъ мы знаемъ, въ старомъ французскомъ стилѣ, комнаты въ цвѣтахъ и золотѣ, съ портретами пудреныхъ красавицъ и картинами живо-миѳологическаго содержан³я. И опять все было пуcто, даже прислуга вовсе не встрѣчалась. При слабомъ вечернемъ освѣщен³и не было замѣтно, что великолѣп³е стараго павильона значительно потускнѣло отъ времени. Чѣмъ-то фантастическимъ вѣяло на Доляновича, онъ будто самъ испугался своей смѣлости. Онъ подошелъ къ окну той комнаты, гдѣ Мери заснула передъ каминомъ въ день своего пр³ѣзда. Окно выходило въ садъ, особый французск³й садъ павильона. И въ немъ все было тихо, онъ отдѣлялся отъ общаго сада ручейкомъ и аллеями вѣковыхъ липъ. Деревья тихо покачивались и шелестили листьями, луна глядѣлась въ овальный бассейнъ съ группами нереидъ и тритоновъ. Это волшебный сонъ, подумалъ молодой человѣкъ, не имѣя силы отойти отъ окошка.

   Въ это время бѣлое платье мелькнуло въ саду у павильона, почти подъ самымъ окномъ, полукруглымъ, огромнымъ и широкимъ, начинавшимся почти у самаго пола комнаты. Голосъ Марьи Александровны долеталъ до ушей Доляновича.

   - Дайте мнѣ знать, когда пробьетъ двѣнадцать, говорила хозяйка кому-то изъ прислуги;- я буду въ концѣ аллеи, у парка.

   Доляновичъ вышелъ изъ павильона также тихо, какъ передъ тѣмъ вошелъ въ запретные покои. Не зная всѣхъ безконечныхъ ходовъ и многочисленныхъ боковыхъ лѣстницъ замка, онъ понапрасну искалъ кратчайшаго выхода въ садъ, понапрасну вторгался въ покои, отведенные разнымъ гостямъ, понапрасну нарушалъ сонъ пр³ѣзжихъ горничныхъ. Въ другое время ему показалось бы интереснымъ, и почти поэтическимъ, это шатанье на удалую, по пустому дому, съ его лабиринтомъ полу-готическихъ, полу-французскихъ комнатъ, но въ настоящ³й вечеръ Григор³ю Михайловичу хотѣлось другихъ ощущен³й. Онъ кончилъ тѣмъ, что вышелъ въ садъ черезъ главную лѣстницу; между зеленью и подъ открытымъ небомъ ему вздохнулось свободнѣе, а зорк³й взглядъ молодаго человѣка, только окинувши весь корпусъ замка, рисующ³йся между деревьями, тотчасъ же выискалъ кратчайш³й путь къ французскому саду. Длинная аллея вѣковыхъ липъ, начинавшаяся далеко вправо, была, безъ сомнѣн³я, та самая, на концѣ которой хотѣла быть Мери. Отважной своей поступью Доляновичъ отправился къ аллеѣ, прыгая съ террасъ, ступая по влажной травѣ, втираясь между кустами, бѣгомъ пробираясь по мостикамъ, потому что на границъ парка, безконечными извивами, бѣжалъ какой-то глубок³й, хотя узеньк³й ручеекъ, сливавш³йся съ Альбахомъ. Наконецъ цѣль похода была достигнута; аллея началась, Доляновичъ стоялъ передъ Марьей Александровной. По непринужденной свободѣ, съ которой онъ подошелъ къ хозяйкѣ замка, по движен³ю, съ которымъ онъ предложилъ ей свою руку, по нѣкоторымъ словамъ, какими онъ выразилъ свою радость, можно было поручиться за одно изъ двухъ предположен³й: или болтуны въ роди Локтева были правы, или Доляновичъ могъ назваться человѣкомъ смѣлымъ до безум³я.

   По движен³ямъ и словамъ Марьи Александровны невозможно было ничего угадать, даже ничего выдумать. Она быстро оглянулась, когда возлѣ нея послышалась чужая походка, раздался чужой голосъ. Потомъ на лицѣ ея изобразилась какая-то насмѣшливость, не лишенная грусти. Она подняла голову и сказала Доляновичу:

   - Вы опоздаете къ ужину. Не заблудитесь въ паркѣ. Прощайте; моя прогулка кончена.

   И перемолвивъ еще слова два съ юношей, она пошла къ сторонѣ своего павильона, не торопясь, не показывая на лицѣ своемъ ни удовольств³я, ни неудовольств³я. Доляновичъ не отсталъ, не смотря на то, что рука, имъ протянутая, не была принята; онъ какъ будто выжидалъ, что Марья Александровна сейчасъ броситъ на него взглядъ сколько нибудь ласковый; ласковаго взгляда не оказывалось, глаза хозяйки замка выражали одно утомлен³е.

   - Выслушайте меня, началъ Григор³й Михайловичъ, выслушайте меня, Марья Александровна. Я слишкомъ хорошо знаю, что съ женщинами не слѣдуетъ бесѣдовать противъ ихъ воли; но я знаю и то, что вы поступаете со мной слишкомъ жестоко. Вы не хотите даже говорить со мною, какъ это бывало въ прежнее время. Если вы сердитесь на меня, то даже не хотите съ откровенностью сказать объ этомъ, какъ бывало въ прежнее время. Вы будто убѣгаете отъ дружескаго разговора... такъ ли это прежде бывало между нами?...

   - Вы пр³ѣхали съ войны еще непобѣдимѣе прежняго, тихо сказала Марья Александровна, лукаво и разсѣянно улыбнувшись.

   Не смотря на веселый тонъ ея отвѣта, у молодой женщины на душѣ было грустнѣе, чѣмъ когда нибудь со дня ея пр³ѣзда въ замокъ. Она свернула съ большой аллеи и направила путь къ тому мѣсту, гдѣ ручей, отдѣлявш³й отъ парка ея уединенныя владѣн³я, весь исчезалъ между густыми массами кустовъ и старыхъ деревьевъ. Доляновичъ все слѣдовалъ за ней, незамѣтно увлекаясь и врожденнымъ своимъ упрямствомъ, и красотой мѣста. Рѣчка, отдѣлявшая молодыхъ людей отъ ленотровскаго сада и павильона, мѣстами сверкала между кустовъ своей пѣной, серебрившейся на мѣсяцѣ. Три террасы передъ главнымъ здан³емъ Штромменберга, обозначались тремя рядами фонарей, краснымъ, лиловымъ и зеленымъ, выше горѣли огни балкона, а подъ балкономъ въ смутныхъ массахъ обрисовывались корпусъ и башни замка.

   - Марья Александровна, говорилъ Доляновичъ, весь отдавшись свѣтлымъ порывамъ своего возраста: не шутите надо мною. Я знаю, что вамъ всегда весело смѣяться надъ искреннимъ чувствомъ, обманывать всѣ надежды людей, вамъ преданныхъ, играть этими людьми, и очень часто обманывать и себя вмѣстѣ съ ними.

   - Доляновичъ! холодно отвѣчала Мери:- неужели вы сами не видите, что все это очень скучно?

   - Бросьте вашу шутливость, бросьте ее хоть изъ-за этой ночи и всего того, что у васъ передъ глазами, между тѣмъ говорилъ Григор³й Михайловичъ. Чѣмъ могъ я не угодить вамъ - моимъ прибыт³емъ въ замокъ, моимъ присутств³емъ при вашей прогулкѣ? Или вы можете запретить мнѣ думать о томъ, что мы оба молоды, или вы боитесь вашихъ петербургскихъ гостей съ здѣшними сосѣдями? Мы съ вами живемъ не на Пескахъ, Марья Александровна. Неужели наше общественное положен³е, неужели примѣръ свита не даетъ намъ нѣкоторыхъ правъ и свободы въ отношен³и къ свѣту? Или посреди рыцарской старины, васъ теперь окружающей, вы желаете и меня вернуть къ временамъ слезливой нѣжности?... Вы хитрите передо мною, notre capricieuse châtelaine. 3a что вы насмѣшливы со мной, позвольте спросить васъ съ должной скромностью? За то ли, что я, можетъ быть, думалъ сдѣлать вамъ нѣкоторое удовольств³е моимъ пр³ѣздомъ? За то ли, что я явился въ вашу крѣпость нечаянно, никого не предувѣдомивъ о моемъ появлен³и. За то ли...

   Марьѣ Александровнѣ давно ужь хотѣлось идти одной къ павильону; зная, что кавалеръ ея, при своемъ предпр³имчивомъ настроен³и, едва ли догадается оставить ее одну - она придумала мѣру, дѣлающую честь ея смѣтливости. Свернувши съ главной аллеи и слѣдуя по дорожкамъ около ручья, о которомъ говорилось выше, хозяйка замка дошла до единственнаго пункта сообщен³я между той частью сада, гдѣ происходилъ разговоръ, и ея любимой площадкой съ овальнымъ бассейномъ, у павильона. Ручей въ этомъ мѣстѣ расширялся между довольно крутыми берегами, мостиковъ на немъ не было на довольно значительное пространство слѣва и справа. Марья Александровна спустилась къ самой водѣ и сѣла на маленькую бѣлую скамеечку, красиво установленную на какомъ-то бѣломъ плоту съ колоннами и украшен³ями. Доляновичъ сталъ возлѣ нея, на берегу, не догадываясь, что его ждетъ одно изъ глупѣйшихъ положен³й, по первой прихоти капризной хозяйки. Скамья и крошечный плотъ на самомъ ручьѣ были ничто другое, какъ паромъ для кратчайшаго сообщен³я между павильономъ и паркомъ. Марьѣ Александровнѣ стоило сдѣлать два движен³я рукою, чтобъ очутиться въ десяти шагахъ отъ бассейна, въ сотнѣ шаговъ отъ своего лѣтняго убѣжища. Доляновичъ, предавшись своему краснорѣч³ю, ничего не соображалъ и не догадывался; онъ не видѣлъ даже тонкой шелковой веревки, которая шла отъ плота на другой берегъ, протягиваясь надъ ручьемъ, пошевеливаясь и хлопая изрѣдка по его поверхности, отчего на водѣ образовывались свѣтлые круги съ змѣистыми полосами. Въ головѣ молодаго человѣка ходилъ какой-то туманъ, искры прыгали передъ его глазами, онъ былъ дѣйствительно влюбленъ и смѣяться надъ нимъ - казалось дѣломъ опаснымъ.

   - Доляновичъ, сказала Марья Александровна ласковымъ, но твердымъ голосомъ: подойдите сюда. Не облокачивайтесь на скамейку, не становитесь на плотъ, онъ поставленъ для меня одной, двоихъ онъ не сдержитъ. Я слушала васъ терпѣливо, выслушайте и вы меня въ свою очередь. Вы совершенно правы, говоря о моей свободѣ въ отношен³и къ свѣту, вы очень ловко упомянули и о вашей независимости, и о вашихъ ко мнѣ отношен³яхъ. Ни свобода отношен³й, ни дружеск³я чувства не существуютъ безъ откровенности, а я хочу быть совершенно, вполнѣ откровенна съ вами. Выслушайте меня терпѣливо. Вы, подъ вл³ян³емъ страннаго заблужден³я, о которомъ говорить чѣмъ прямѣе, тѣмъ лучше. Вамъ кажется, что сегодня вечеромъ, встрѣтивши васъ, я едва не упада въ обморокъ отъ радости... признайтесь, что и теперь вы тоже думаете?

   - Марья Александровна! перебилъ молодой человѣкъ хозяйку, - или вы оскорбляете меня, или вы безжалостны въ вашихъ шуткахъ. Si cette perpétuelle bouderie cache la bonté - elle la cache trop bien.

   - Вовсе нѣтъ, отвѣтила владѣтельница замка:- и вы сами этого не думаете. Я ждала не васъ, и не васъ встрѣчала въ этотъ вечеръ, добрый мой Доляновичъ. Вы спросите: кого же именно, и вы вправѣ спросить это, потому, что мы дружны съ вами, потому, что я вѣрю искренности вашей и не имѣю ни малѣйшаго желан³я мучить кого-нибудь и кого бы то ни было обманывать невозможными надеждами. Но мнѣ трудно будетъ сказать, кого я ждала вечеромъ, въ самую минуту вашего пр³ѣзда. Я ждала человѣка, который для меня умеръ, котораго, вѣроятно, не узнаю при свидан³и, который въ настоящую минуту для меня одинъ призракъ, одна греза, родившаяся въ этомъ уединен³и. Больше ничего я не могу сказать вамъ, потому что и сама ничего больше не знаю. Завтра, послѣ завтра - когда-нибудь въ разговорахъ, я буду въ состоян³и толковѣе бесѣдовать съ вами, вы съумѣете понять меня, потому что и вы не одинъ разъ передавали мнѣ истор³ю своихъ ребячествъ и мечтан³й: до-тѣхъ-поръ едва ли я скажу что-нибудь опредѣлительное, а теперь прошу васъ объ одномъ только. Не мѣшайте моему отдыху, для него я пр³ѣхала сюда, для него я бросила ту жизнь, которая слишкомъ долго меня изнуряла. Ваши чувства и ваши рѣчи о прошломъ времени возбуждаютъ во мнѣ одно нравственное утомлен³е, а отъ него я должна спасать себя всѣми средствами. Изъ-за нашего разговора я нарушила порядокъ моей деревенской жизни - безъ всякой радости для себя, да и для васъ также. Прощайте же, cher Доляновичъ, я ужь почти сплю. Идите въ замокъ. Живите у насъ, пока вамъ не надоѣстъ въ нашей крѣпости. Здѣсь никто никого не стѣсняетъ; я первая даю примѣръ въ этомъ случаѣ: видите, я иду спать - между тѣмъ какъ ужинъ и танцы протянутся до разсвѣта.

   И Марья Александровна дружески протянула руку своему спутнику. На первое мгновен³е Доляновичъ будто понялъ все, что ему было высказано: онъ нагнулся и тихо поцѣловалъ руку, ему поданную. Но онъ замедлилъ выпустить ее изъ своихъ рукъ, онъ поцѣловалъ ее еще разъ, еще разъ, десятки разъ, и забылся надъ этой рукой, какъ влюбленный мальчикъ. Молодая хозяйка должна была отдернуть руку и сказать съ отвращен³емъ: "Прощайте, Доляновичъ. Я говорила съ вами по напрасну."

   - Марья Александровна, возразилъ молодой человѣкъ, видимо показывая намѣрен³е выбрать на скамьѣ и для себя мѣсто:- вы шутите и хитрите со мною. Можетъ быть, я чѣмъ-нибудь заслужилъ это, но Бога ради, оставьте вашу отплату до завтра. Что вамъ стоитъ быть привѣтливой на пять минутъ, на пять минутъ поговорить со мной такъ же свѣтло и ласково, какъ бывало прежде? Нельзя надо всѣмъ смѣяться на свѣтѣ. Есть пора, въ которую женщинѣ не слѣдуетъ быть одной, не хорошо быть одной въ м³рѣ.

   И въ эту торжественную минуту своей страсти, на половинѣ неконченной мысли, Доляновичъ, прислонивш³йся грудью къ баллюстрадѣ; отдѣлявшей скамейку и Марью Александровну отъ берега, пошатнулся всѣмъ корпусомъ, и, благодаря одной своей ловкости, не упалъ въ воду. Плотъ, казавш³йся до того неподвижнымъ, скользнулъ поперегъ ручья, шелковая веревка запрыгала, замокла и засверкала на мѣсяцѣ. Марья Александровна находилась на половинъ пути къ противоположному берегу; самъ Григор³й Михайловичъ, съ силой налегши на край плотика, сдѣлалъ то, что давно хотѣла сдѣлать сама хозяйка. На половинѣ пути, Мери коснулась веревки, Доляновичъ на мгновен³е подумалъ, что она испугалась нечаяннаго отплыт³я, что она хочетъ вернуться къ его берегу. Напрасная надежда! паромъ остановился у крутой дорожки того берега - хозяйка павильона слишкомъ хорошо знала всѣ пути въ своихъ владѣн³яхъ. Между молодыми людьми не было и пятнадцати шаговъ, да эти пятнадцать шаговъ нужно было сдѣлать вплавь - ручей глядѣлъ глухо и сердито: при всей своей рѣшимости, самъ Доляновичъ не рискнулъ бы на подобную переправу.

   Марья Александровна остановилась на берегу и оборотилась къ бѣдному своему спутнику. Прежняя безпредѣльная насмѣшливость выражалась на ея лицѣ; отъ ея зоркаго глаза не скрылись смѣшные скачки, совершенные Доляновичемъ на краю рѣчки въ минуту отплыт³я парома. Онъ наказалъ себя самъ: его испугъ и досада имѣли видъ до крайности забавный.

   - Идите влѣво, сказала ему хозяйка, кусая губы. Отъ большой тополи прямая дорога ведетъ къ замку.

   - Я не пойду въ замокъ, отрывисто отвѣчалъ Доляновичъ. Я на часахъ передъ вашими владѣн³ями. Я не хочу терять этой ночи; я не буду спать, ночь слишкомътепла и прекрасна.

   - Только много луннаго свѣту, засмѣявшись прибавила Марья Александровна. Французская ея фраза была колка и безжалостна, но хозяйка замка находилась въ дѣйствительномъ раздражен³и, а такое состоян³е духа не хорошо было разбудить въ бывшей невѣстѣ Владислава Сергѣича.

   На первую минуту, Доляновичъ почувствовалъ на душѣ что-то холодное и тоскливое; внутренн³й голосъ шепнулъ ему, что все было покончено между нимъ и обожаемою женщиною. Но дѣтская самоувѣренность взяла свое безъ большихъ усил³й. "Съ этой женщиной не зазѣваешься и не соскучишься," сказалъ себѣ Григор³й Михайловичъ, "а все-таки любопытно узнать, долго ли станетъ она на меня дуться?"

  

  

   Не оставалось ровно никакихъ сомнѣн³й: графиня Марья Александровна ждала своего бывшаго жениха, ждала его такъ, какъ дочь ждетъ отца, возвратившагося на родину, какъ сестра ждетъ брата, какъ влюбленная дѣвушка ждетъ человѣка, ей полюбившагося. Томительно-страстный позывъ къ прошлому налетѣлъ на все быстро, но не безсознательно. Умъ молодой женщины окрѣпъ за года свѣтскихъ успѣховъ, окрѣпла вмѣстѣ съ нимъ и ея всегдашняя зоркость во взглядѣ. Мери видѣла, сознавала и разпознавала неотразимость своего чувства, послѣ послѣдней бесѣды съ Доляновичемъ, послѣ отвращен³я, возбужденнаго въ ней предпр³имчивостью пустаго, но когда-то замѣченнаго ею мальчика; она взглянула на свое положен³е еще съ большей ясностью, чѣмъ прежде. Въ лихорадочной безсонницѣ провела Марья Александровна почти вѣсь остатокъ описанной нами ночи. Все спало вокругъ нея, мертвенная тишина царствовала въ великолѣпномъ палаццо штромменбергскомъ, мертвою тишиною были наполнены чудныя окрестности замка со всѣми ихъ аллеями, прудами, рѣчками, бассейнами и бесѣдками. Такую же мертвую неподвижность, такую же парадную пустыню видѣла хозяйка замка во всей своей жизни, во всемъ своемъ существован³и. По мѣрѣ того, какъ ряды напрасно прожитыхъ годовъ изъ сумрака давности возставали передъ ея воображен³емъ, общ³й ихъ смыслъ становился все страшнѣе и страшнѣе. Одна раззолоченная пустыня, одна долгая, праздная жизнь безъ людей и привязанностей, вотъ все, что различала Марья Александровна въ своей молодости, въ лучшей порѣ своихъ успѣховъ. Юность ея была великолѣпна, шумна и мертва, какъ этотъ громадный старый замокъ, уснувш³й послѣ вчерашнихъ увеселен³й, какъ этотъ же замокъ, она была пуста и безлюдна для ея сердца. Въ настоящую ночь, по прихоти судьбы, подъ его кровлей сошлась большая часть людей, казавшихся какъ нельзя болѣе близкими къ молодой женщинѣ - ея мужъ, ея отецъ, двѣ или три свѣтскихъ подруги, наконецъ блестящ³й и пылк³й юноша, ею же когда-то отмѣченный между столичными обожателями. Но которое же изъ этихъ лицъ могло назваться лицомъ, хотя сколько нибудь живымъ для Мери, существомъ, хоть немного родственнымъ для ея сердца? Отецъ ли, съ незапамятнаго времени говоривш³й съ дочерью не иначе, какъ по-французски, здоровавш³йся съ ней на чужомъ языкѣ и проворно спрашивавш³й, "не больна ли ты, не случилось ли чего нибудь?" всяк³й разъ, когда дѣвочка начинала къ нему ласкаться. графъ ли Павелъ Антоновичъ, съ которымъ нельзя было сказать двухъ словъ искреннихъ и сколько нибудь дѣльныхъ, кузина ли Ольга Ѳедоровна, вся погруженная въ свѣтск³я сплетни, открыто завидующая всякой пр³ятельницѣ съ замѣтнымъ положен³емъ въ обществъ? Доляновичъ ли, наконецъ? но при одной мысли объ этомъ неразвитомъ и назойливомъ щеголѣ, Марьѣ Александровнѣ отчего-то становилось стыдно и тяжко... Во всей прошлой жизни, какъ одинокое дерево среди пустыни, какъ свѣтлый родникъ въ голыхъ, созженныхъ солнцемъ скалахъ, у бѣдной женщины былъ одинъ человѣкъ, съ которымъ она когда-то могла говорить и ссорить, который любилъ ее и самъ стоилъ живой привязанности. Этотъ человѣкъ когда-то вызвалъ наружу ея добрыя и дурныя качества, когда-то имѣлъ борьбу съ ея нравственной природой, когда-то былъ для дѣвушки предметомъ думъ и наблюден³й. Была ли Мери виновна въ томъ, что раннее вл³ян³е этого человѣка не ослабѣло, что восемь долгихъ годовъ не принесли съ собой ни одного впечатлѣн³я, способнаго изгладить собой впечатлѣн³я ея первой юности? Виновна ли она и теперь въ томъ, что вся ея душа тянетъ ея къ единственному свѣтлому солнцу, когда-то ей попавшемуся на пути жизни...

   День наступилъ и прошелъ какъ-то смутно для Марьи Александровны. Павелъ Антоновичъ и друг³е гости, по предложен³ю неутомимаго Доляновича, готовились къ представлен³ю живыхъ картинъ и какой-то забавной французской пьесы. Григор³й Михайловичъ хорошо зналъ, что хозяйка замка когда-то очень любила так³я увеселен³я, онъ помнилъ какъ нельзя лучше, что во время одного изъ домашнихъ спектаклей ему довелось въ первый разъ сблизиться съ настоящей властительницей его помысловъ. Онъ ждалъ и имѣлъ право ожидать, что выдумка его заинтересуетъ собой молодую женщину, напомнитъ ей прошлое время... но разсчетъ оказался неудачнымъ. Марья Александровна одобрила проэктъ представлен³я, но сама отказалась отъ всякой роли. Изъ любезности, она попыталась прослушать одну изъ репетиц³й, по соскучилась и, зѣвая, ушла въ свои комнаты.

   Прошло еще два дня,- о Владиславѣ Сергѣичѣ все еще не было слуховъ.

   Разсказываютъ намъ, что въ дѣлахъ любви неотступное упорство со стороны мужчины есть путь къ вѣрной побѣдѣ; можетъ быть это и справедливо въ отношен³и къ женщинамъ празднымъ и слаборазвитымъ, но мы не довѣряли бы этому вѣрному пути при любви къ женщинѣ опытное и хорошо одаренной отъ природы. Если мужчина, при всемъ своемъ мужскомъ самолюб³и, способенъ выходить изъ терпѣн³я отъ преслѣдован³й особы, къ которой онъ не можетъ ничего чувствовать, то изъ какой же причины мужская настойчивость будетъ до такой степени обворожительна для прекраснаго пола? По нашему, быть можетъ, ошибочному убѣжден³ю, нѣтъ ничего опаснѣе, какъ надоѣдать женщинѣ и безпрерывно соваться ей на глаза въ то время, когда она видимо тяготится нашимъ присутств³емъ. Отъ неразсчетливаго упорства въ сердечныхъ дѣлахъ, тысячи людей пропадаютъ безвозвратно, но ихъ истор³я никому не памятна и о ней никто не судитъ со вниман³емъ. A Доляновичу слѣдовало бы подумать объ этомъ предметѣ, хотя бы въ первые дни своего пребыван³я у графа Павла Антоновича. Онъ видимо досаждалъ Марьѣ Александровнѣ, вторгаясь въ ея садъ и павильонъ подъ всякимъ предлогомъ. Ему даже ни разу не приходила мысль о томъ, что его настойчивость можетъ надоѣсть хозяйки, что, наконецъ, Марья Александровна не имѣетъ и не можетъ имѣть причины быть неискреннею въ своемъ поведен³и. Въ любви Доляновича не сказывалось ничего для нея опаснаго или вызывающаго на скрытность, присутств³е его оживляло замокъ и разнообразило увеселен³я; Павелъ Антоновичъ привязался къ нему какъ къ дорогому гостю, слѣдовательно Марья Александровна, не выказывая никакой особенной привѣтливости молодому человѣку, дѣйствовала безо всякихъ разсчетовъ, а по совершенно прямодушному стремлен³ю. Она могла бы, по примѣру прежнихъ лѣтъ, ѣздить верхомъ съ Доляновичемъ, принимать его въ своихъ покояхъ, дѣлать съ нѣтъ уединенныя прогулки, говорить съ нимъ цѣлые вечера и знать, что все это ей дозволено и мужемъ, и свѣтомъ. A между тѣмъ Марья Александровна не дѣлала ничего подобнаго, обходилась съ ротмистромъ, какъ съ Локтевымъ и другими столичными гостями, радовалась его мастерству придумывать забавы, сходилась съ нимъ на прогулкахъ, иногда на репетиц³ю домашняго спектакля и только. Доляновичъ, по избитой методѣ влюбленныхъ, сталъ волочиться за Ольгой Локтевой и другой сосѣдней помѣщицей знатнаго происхожден³я: Марья Александровна этого и не замѣтила. Однако наша Мери, можетъ быть сама того не зная, своей холодностью поставила молодаго человѣка въ довольно зловредное состоян³е. На первый день онъ былъ влюбленъ въ нее просто, на второй влюбился до изступлен³я, на трет³й еще и разозлился въ добавокъ. Доляновичъ веселился и ворочалъ замокъ по старому, но на сердцѣ его скреблись кошки. Онъ все еще былъ убѣжденъ въ томъ, что хозяйка его страшно любитъ и едва не лишилась чувствъ при неожиданной съ нимъ встрѣчѣ. Все для себя выгодное Григор³й Михайловичъ помѣшалъ прекрасно, обстоятельства противоположнаго рода нисколько не убавляли его ослѣплен³я. Марья Александровна видѣла все, что происходитъ въ душѣ юноши и давно произнесла надъ нимъ вѣчный и неизмѣнимый приговоръ самого неутѣшительнаго свойства. Ей стало скучно съ Доляновичемъ, а еще черезъ день, при рѣдкихъ съ нимъ встрѣчахъ, хозяйка даже перестала ощущать скуку. Когда-то интересовавш³й ее юноша сталъ для молодой женщины чѣмъ-то въ родѣ мухи, птицы, бѣгающей по дорожкамъ ея садика, существомъ совершенно лишнимъ, не стоящимъ ни вниман³я, ни сожалѣн³я даже.

   Только черезъ трое сутокъ послѣ того вечера, когда хозяйка замка и Осипъ Карлычъ Тальгофъ встрѣтили Доляновича, думая, что встрѣчаютъ Мережина, въ станц³онномъ домъ уѣзднаго городка К., находившагося на десять верстъ отъ замка Штромменберга, очутилась подорожная такъ давно ожидаемаго Владислава Сергѣича. Смотритель, къ которому старикъ Тальгофъ каждое утро пр³ѣзжалъ навѣдываться о своемъ пр³ятелѣ, тотчасъ же вспомнилъ приказан³е, переданное ему отъ графа Павла Антоновича и лично, и чрезъ Осипа Карловича, и чрезъ ежедневныхъ посланныхъ. Снявши шапку, онъ подошелъ къ легонькой дорожной бричкѣ новаго пр³ѣзжаго, вручилъ ему записки отъ графа Штромменберга и отъ Тальгофа, а затѣмъ сообщилъ, что о пр³ѣзжемъ каждое утро навѣдываются изъ замка, гдѣ сегодня же происходитъ большой праздникъ, и куда хозяева его просятъ явиться безъ замедлен³я. Проѣзж³й прочиталъ объ записки, задумался и даже немного поморщился. Затѣмъ онъ вышелъ изъ экипажа, заказалъ лошадей до Штромменберга и лѣниво прошелъ въ единственную комнату станц³онной гостинницы, украшенную довольно скверными картонками, изображавшими лучш³е пейзажи такъ называемой дикой Швейцар³и. Замокъ Павла Антоновича, слава и гордость края, былъ нарисованъ con amore, представляя изъ себя что-то въ родъ семирамидиныхъ чертоговъ, какое то здан³е внѣ мѣста, времени и архитектурныхъ услов³й. Владиславъ Сергѣичъ сѣлъ у окна и сталъ глядѣть на лин³ю холмовъ, высившихся по берегу Альбаха, на синюю рѣчку, на дальн³я рощи и поля, уже покрываемыя первою пеленой осенняго сумрака. Не совершенно угасшая вечерняя заря еще достаточно освѣщала комнату, при свѣтѣ этомъ еще было легко разсмотрѣть черты бывшаго жениха Мери, котораго въ послѣдн³й разъ мы встрѣчали какъ хорошенькаго и причудливаго мальчика, замѣтнаго однако же между молодежью одного съ нимъ возраста. Съ тѣхъ поръ, за восемь или девять лѣтъ жизни, Владиславъ Сергѣичъ перемѣнился такъ, что его даже узнать было трудно. Онъ перемѣнился къ лучшему, въ этомъ отношен³и даже капризная фантаз³я его прежней невѣсты могла удовлетвориться совершенно. По странной прихоти природы, часто дѣйствующей наперекоръ законамъ, утвержденнымъ всѣми физ³ологами, Мережинъ по росту казался гораздо выше и чѣмъ въ то время, когда ему было двадцать пять лѣтъ отъ роду. На лицѣ его не оставалось слѣдовъ дѣтской свѣжести и небольшой полноты, какими оно отличалось въ старое время, за то вся фигура его была стройнѣй и легче, мысл³ю и выражен³емъ честной души свѣтились его глаза, между тѣмъ какъ въ очертан³и губъ сказывалось мужественное упорство характера, рѣдко замѣтное на красивыхъ русскихъ лицахъ. Отъ раны, а можетъ быть и отъ переѣзда по плохимъ дорогамъ, Владиславъ Сергѣичъ казался утомленнымъ, что также, какъ извѣстно, идетъ ко многимъ лицамъ. Военная форма, отъ которой Мережинъ отвыкъ за границей, придавала его осанкѣ что-то оригинальное и чужеземное, почти всегда остающееся у людей, не привыкшихъ съ дѣтства къ военному наряду. Марья Александровна была счастлива въ своихъ прихотяхъ: такого гостя не стыдно было поджидать съ нетерпѣн³емъ.

   Только, едва ли Марья Александровна и даже самъ Осипъ Карловичъ Фонъ-Тальгофъ остались бы довольны медлительностью, съ которой пр³ятель ихъ минувшихъ годовъ собирался въ замокъ. Владиславъ Сергѣичъ радовался примирен³ю Штромменберговъ и Тальгофовъ, но вовсе не могъ понять, для чего ему-то, по совсѣмъ здоровому и усталому путнику, необходимо тащиться въ замокъ давно забытаго человѣка, гдѣ живетъ и веселится давно забытая женщина, разставшаяся съ нимъ далеко не по дружески. Онъ остановился на той мысли, что безъ сомнѣн³я, Александръ Филипповичъ, отецъ графини и старый другъ семейства Мережиныхъ находится въ замкѣ и желаетъ его присутств³я. Да и на приглашен³е Павла Антоновича, по его крайней любезности, неприлично было отвѣтить сухой отговоркою. Владиславъ Сергѣичъ рѣшился ѣхать въ замокъ попозже вечеромъ, провести тамъ ночь, можетъ быть пообѣдать тамъ на другой день и уѣхать, выполнивши обязанность, предписанную законами общежит³я. Веселости Штромменберга, о которыхъ съ восхищен³емъ и подобостраст³емъ разсказалъ смотритель, очень мало привлекали нашего пр³ятеля: ему хотѣлось скорѣе быть на мѣстѣ, повидаться съ двумя или тремя петербургскими пр³ятелями, заснуть на своей собственной постели, и хотя на нѣсколько дней позабыть войну, шатанье по чужимъ землямъ, да настоящую дорогу съ ея задержками и утомлен³емъ.

   Между тѣмъ совершенно стемнѣло, у выхода давно ужо мялись и фыркали крошечныя лошадки, а ямщикъ дремалъ на козлахъ. Владиславъ Сергѣичъ со вздохомъ переодѣлся и сѣлъ въ бричку. Большая часть дороги шла наркомъ штромменбергскихъ владѣн³й. Изъ полумрака черными купами выдвигались кусты и вѣковыя деревья, рѣка мелькала вдали, черная какъ вороненая сталь, красный уголокъ полнаго мѣсяца прорѣзывался на небѣ, потомъ выползъ и весь мѣсяцъ, огромный и красный. Было самое удобное время для мечты о прошломъ, для воспоминан³й старой любви, молодыхъ годовъ, для помысла о женщинѣ, съ ними связанной; но въ душѣ Владислава Сергѣича не оказывалось мѣста для такихъ помысловъ. Цѣлые годы труда, дѣятельной жизни, можетъ быть годы другихъ страстей, совершенно рознили его отъ Мери прошлой его молодости, такъ мило шевелившей своими полными плечиками и такъ жестоко зараженной гангреною дѣвическаго тщеслав³я. М³ръ, когда-то совершенно наполняемый ею, казался Владиславу дѣтскимъ, игрушечнымъ, микроскопическимъ м³ромъ, по правдѣ сказать, не очень привлекательнымъ. Между этимъ м³ромъ и настоящими днями лежалъ широк³й горизонтъ разумнаго смертнаго, съ событ³ями, полными слезъ и крови, съ громомъ и поэз³ей боевой жизни. Можетъ быть тутъ же мелькали друг³е, ясные женск³е образы, можетъ быть, что гораздо важнѣе, женскихъ образовъ было не болѣе одного... но кто въ состоян³и передать мысли и ощущен³я зрѣлаго человѣка, разъ рѣшившагося устремить пытливый взглядъ на интересы, волновавш³я его юность? Ни одна струна въ душѣ Владислава настоящаго не звучала отвѣтно на чувства, пережитыя прежнимъ Владиславомъ, и первый походилъ лишь на послѣдняго -

  

   Какъ старш³й братъ, похож³й на меньшаго,

   Умершаго, оплаканнаго брата!

  

   - Стой, стой, стой, куда ты скачешь? закричалъ ямщику Владиславъ Сергѣичъ, пробудясь изъ своей задумчивости передъ самымъ замкомъ, разомъ взглянувшимъ на него полусотнею своихъ с³яющихъ окопъ, всякаго вида и всякой формы.

   Чухонецъ не отвѣчалъ ничего и только показалъ кнутомъ по направлен³ю къ главному подъѣзду.

   - Знаешь ты замокъ? опять спросилъ его Мережинъ. Возница произнесъ нѣчто среднее между нѣмецкимъ ³я и русскимъ ой, что показывало отвѣтъ утвердительный.

   - Здѣсь долженъ быть свой подъѣздъ у гостей, добавилъ путешественникъ:- объѣзжай большую лѣстницу!

   Благодаря этому распоряжен³ю, лишь малое число слугъ примѣтило пр³ѣздъ новаго гостя. Владиславъ Сергѣичъ подошелъ къ одному изъ нихъ и попросилъ его вызвать господина Осипа Карлыча фонъ-Тальгофа къ боковому подъѣзду, около котораго остановились его лошади. Онъ не зналъ, что объѣхавши парадную лѣстницу, подъѣхалъ прямехонько къ той части замка, гдѣ въ настоящ³й вечеръ было особенно много народу. Живые картины только что кончились и толпа гостей еще не вышла изъ павильона, занимаемаго хозяйкой, а около этого-то павильона и стоялъ Владиславъ Сергѣичъ.

   Не прошло двухъ минутъ, какъ нашъ пр³ятель увидѣлъ своего друга Осипа Карловича, и въ какомъ необыкновенномъ видѣ? Тальгофъ не успѣлъ еще сбросить съ себя костюма, въ которомъ ему приходилось красоваться на сценѣ, къ общему увеселен³ю. Онъ былъ одѣтъ астрологомъ, и когда эта черная фигура въ остроконечной шапкѣ со знаками зод³ака, выпрыгнувъ изъ боковаго корридора, кинулась на шею пр³ѣзжему гостю, Мережинъ вскрикнулъ отъ изумлен³я.

   - Да тебя здѣсь дурачатъ, бѣдный мой Осипъ Карловичъ, сказалъ Владиславъ Сергѣичъ, едва отвѣтивъ на восторженныя привѣтств³я ученаго.

   - Я самъ дурачусь, мы здѣсь всѣ веселимся и дурачимся, смѣясь отвѣчалъ Тальгофъ, втаскивая пр³ѣзжаго вверхъ по боковой лѣстницѣ. Мы всѣ ждемъ тебя - дай же мнѣ на тебя насмотрѣться. Павелъ Антоновичъ два раза ѣздилъ со мной на станц³ю. Старый генералъ Озерск³й живетъ здѣсь лишн³е три дня, чтобъ повидаться съ тобою. Съ Марьей Александровной мы говоримъ про тебя всякую свободную минуту. Подойди къ свѣту, я хочу поглядѣть на тебя. Я бы тебя узналъ въ темнотѣ, ты не измѣнился нисколько. Идемъ же, идемъ къ хозяйкѣ, вѣдь мы на ея половинѣ.

   - Да взгляни же хоть на свой нарядъ, чудакъ неисправимый, перебилъ Владиславъ Сергѣичъ, весело пожимая руки своему другу.

   - Ахъ, ахъ, проговорилъ Осипъ Карлычъ, бросая съ головы шапку и сбрасывая черную хламиду, подъ которой скрывался всегдашн³й его фракъ съ бронзовыми пуговицами:- хорошо, что ты мнѣ напомнилъ, другъ мой. Здравствуй же еще разъ, спасибо тебѣ за твои письма, за память о твоемъ старикѣ... и Тальгофъ прослезился. Вотъ и гости выходятъ въ главныя залы, хорошо, что я снять колпакъ поторопился. Много думалъ я эти дни, другъ мой Владиславъ, много радовался я на женщину, которую ты... ну, да къ чему намъ о прошломъ вспоминать! Тебя здѣсь всѣ любятъ, всѣ помнятъ, всѣ ждутъ съ нетерпѣн³емъ. Вотъ и хозяинъ, и Александръ Филипповичъ... герръ графъ! ваше превосходительство!.. нашъ запоздалый гость пр³ѣхалъ.

   Владиславъ Сергѣичъ не успѣлъ опомиться, какъ его обняли, поцѣловали съ двухъ сторонъ и осыпали самыми искренними привѣтств³ями. Старику Озерскому онъ снова напомнилъ и лицомъ, и осанкою своего отца, чуть ли не единственнаго изъ друзей генерала; что касается до Павла Антоныча, то его радуш³е, по обыкновен³ю, не знало никакихъ предѣловъ. По душѣ и характеру самъ принадлежа къ числу очень привѣтливыхъ людей, Мережинъ однако же не могъ не удивиться этой родственной нѣжности со стороны толстяка, надъ которымъ не разъ приходилось ему подшучивать въ былые годы. "Благодаритъ онъ меня за уступленную невѣсту, что ли?" подумалъ нашъ другъ, закусивъ губы. Ему нѣкогда было сообразить того, что натура этого безвреднаго, туповатаго, но несомнѣнно добраго человѣка,- натура, столько лѣтъ цѣпенѣвшая посреди столичной холодности, на деревенскомъ просторѣ сама не помнила себя отъ радуш³я и гостепр³имства. Какъ бы то ни было, Владиславъ Сергѣичъ не умѣлъ отвѣчать на.ласку холодностью, для этого его собственная жизнь прошла слишкомъ одиноко, а странствован³я послѣдняго года еще болѣе смягчили его отношен³я къ другимъ людямъ. Послѣ самаго короткаго разговора съ людьми, такъ давно невиданными, путникъ пересталъ раскаяваться въ своемъ переѣздѣ до замка. На него повѣяло чѣмъ-то семейнымъ и теплымъ, онъ охотно согласился бы запереться и цѣлую ночь пробесѣдовать съ этими тремя чудаками, встрѣтившими его такъ горячо и родственно, пробесѣдовать съ ними о давно протекшихъ годахъ и старомъ времени, о настоящей воинственной порѣ и о будущемъ, съ его грозными ожидан³ями...

  

  

   - Ну же, ну! говорилъ между тѣмъ Павелъ Антоновичъ, проводивш³й толпу гостей до рыцарской залы и снова вернувш³йся въ маленькую проходную комнату, куда провели Владислава Сергѣича:- послѣ наболтаетесь, герръ профессоръ. Пойдемте всѣ къ нашей châtelaine,- мнѣ интересно видѣть, какъ она встрѣтитъ вотъ этого гостя, ха! ха! ха! ха! Она что-то худо спала ночь и не можетъ идти въ залу. Я съ вами посижу въ ея комнатахъ. Доляновичъ пока устроитъ танцы въ залѣ, а я побуду съ как³я. Пойдемте же, старый мой другъ; что? не забыли вы нашихъ холостыхъ шалостей въ Петербургѣ? Не забывайте только, что наша крѣпость Штромменбергская,- это домъ вашихъ друзей и родственниковъ. Если вы устали, я васъ самъ черезъ полчаса проведу въ ваши комнаты. Вы у насъ не на одинъ день, неправда ли?

   - Богъ знаетъ, отвѣчалъ гость:- не желая еще связывать себя никакимъ обѣщан³емъ, должно же мнѣ побывать въ Петербургѣ и показаться кому слѣдуетъ.

   - Вовсе не должно, замѣтилъ генералъ Озерск³й:- твой бывш³й начальникъ теперь здѣсь, въ Р-, у моря, верстъ за сто отъ замка.

   - Как³е тутъ начальники, вмѣшался Павелъ Антоновичъ: - осень пришла, непр³ятель уходитъ, да ужь если кто нибудь имѣетъ право отдохнуть на время, такъ это Мережинъ.

   - Спасибо вамъ, сказалъ Владиславъ Сергѣичъ:- вамъ самимъ надо отдыхать, если вы о всѣхъ своихъ гостяхъ такъ заботитесь.

   Въ это время хозяинъ и его гости вошли въ маленькую гостиную французскаго павильона. Въ первый разъ за весь день сердце Владислава Сергѣича забилось немного сильнѣй обыкновеннаго. У камина гостиной сидѣли двѣ молодыя женщины и около нихъ Григор³й Михайловичъ Доляновичъ, давнишн³й знакомый Мережина и товарищъ его по службѣ. При входѣ новыхъ посѣтителей, одна изъ дамъ встала и пошла на встрѣчу младшему изъ нихъ, съ веселой, спокойною, но въ высшей степени привѣтливою улыбкою. Марья Александровна встрѣтила своего бывшаго жениха такъ, какъ это можетъ сдѣлать самая умная, ласковая женщина, чуждая всѣхъ мелочныхъ предразсудковъ.

   - Какъ долго заставили вы ждать, Владиславъ Сергѣичъ, сказала она, протянувъ ему свою руку: - не занемогли ли вы? не случилось ли чего съ вами въ дорогѣ? Ваши друзья всяк³й день ѣздили узнавать о вашемъ пр³ѣздѣ. Спасибо вамъ, что не объѣхали Штромменберга.

   Новый гость взялъ и поцѣловалъ поданную ему руку. Это была та самая рука, которую онъ когда-то держалъ въ своихъ и цѣловалъ такъ часто,- только она похудѣла за эти годы и въ ней былъ какой-то небольшой сухой жаръ, какого прежде не было.

   Доляновичъ внимательно слѣдилъ за встрѣчей, которая для него была понятнѣе, чѣмъ для многихъ. Онъ видѣлъ, что хозяйка, за минуту назадъ слабая и разсѣянно слушавшая его разсказы, отчего-то оживилась и легкими шагами перешла комнату, онъ хорошо замѣтилъ выражен³е ея глазъ въ ту минуту, когда Владиславъ Сергѣичъ дружески поцѣловалъ руку, ему поданную. Когда-то и его приходъ приносилъ съ собою оживлен³е дорогаго лица, когда-то и къ нему ласково протягивалась эта маленькая рука. На поклонъ давно невиданнаго сослуживца, Григор³й Михайловичъ отвѣтилъ сухимъ наклонен³емъ головы. Ольга Ѳедоровна Локтева въ это время пригласила юношу идти съ собой въ залу. Доляновичъ повиновался, скрѣпя сердце. Онъ еще сохранилъ ума на столько, чтобъ удержаться отъ отвратительной назойливости, хотя ему весьма хотѣлось не оставлять Марьи Александровны.

   - Поручаю вамъ новаго гостя, Мери, говорилъ между тѣмъ Павелъ Антоновичъ, усаживая Мережина поближе къ камину:- не держите его долго, онъ что-то худъ и блѣденъ. Съ завтрашняго утра начнемте всѣ отдыхать, всѣ эти танцы и праздники даже меня совсѣмъ съ ногъ сбили. Я вернусь еще къ вамъ; пора похлопотать съ гостями, а то Доляновичъ нашъ что-то раскисъ и cousine Olga тоже. Вотъ мы снова всѣ съѣхались, прибавилъ толстякъ передъ уходомъ изъ гостиной: - снова мы всѣ въ одной семьи, какъ было прежде. Ха, ха, ха! Владиславъ Сергѣичъ, какъ года-то мѣняютъ человѣка! Каюсь чистосердечно, не разъ въ прежнюю пору посылалъ я васъ къ ..... да и вы меня тоже, это я самъ разъ подслушалъ въ маленькой гостиной у Александра Филипповича. Теперь мы всѣ одна семья и одинъ дружеск³й кружокъ, не такъ ли, герръ профессоръ? Прощайте покудова, я забѣгу еще поболтать съ вами.

   Толстякъ говорилъ правду: съ искренностью добраго семейнаго круга бесѣдовали около Марьи Александровны всѣ эти люди, такъ раскиданные когда-то судьбою, такъ несходные между собой по жизни, взглядамъ и понят³ямъ. Должно быть, надъ двумя главными собесѣдниками, по-крайней-мѣрѣ, жизнь прошла, какъ тяжелый гнетъ, подъ которымъ сгладились всѣ былыя неровности... Владиславъ Сергѣичъ рѣдко думалъ о бывшей своей невѣстѣ во время ея отсутств³я, но при свидан³и съ ней онъ не могъ глядѣть на нее иначе, какъ на милую сестру, любимую, хотя и капризную подругу его полудѣтскихъ годовъ. Съ грустью замѣчалъ онъ худобу и изнурен³е на ея когда-то полномъ и свѣжемъ лѣтъ, съ тоскливымъ чувствомъ видѣлъ онъ, что на немъ уже не мелькаетъ той лѣниво-насмѣшливой, затрогивающей улыбки, которая его прежде красила. Въ свою очередь и Марья Александровна видѣла много новаго въ человѣка, снова вызвавшемъ въ ней память о давно прошедшемъ времени. Слушая восторженные разсказы Тальгофа о Владиславѣ, она представляла своего прежняго жениха молодымъ и блистательнымъ воиномъ, исполненнымъ энерг³и и гордой самоувѣренности, весело кидающимъ взглядъ свой на будущее, въ которомъ ждетъ его слава, почетъ, вл³ян³е на другихъ людей... ничего подобн