Дружинин Александр Васильевич - Обрученные

прибыт³и одного изъ Тальгофовъ въ замокъ, безпрестанно попадалась на встрѣчу и взирала на доктора съ великимъ почтен³емъ. Мужчины и дамы изъ сосѣднихъ семействъ выказывали уважен³е и любопытство, ибо, наперекоръ поговоркѣ о трудности быть пророкомъ на своей родинѣ, ученость Тальгофа, ученость, никогда не принесшая даже малыхъ плодовъ, тѣмъ не менѣе уважалась во всемъ краѣ. Однако, Марьи Александровны не было между гостями, она еще не приходила пить чай и не кончила своей одинокой прогулки. Не выпуская своего гостя, Павелъ Антоновичъ вышелъ опять въ паркъ, хотѣлъ спуститься съ терассы, го въ это время примѣтилъ, у большаго овальнаго бассейна между деревьями, бѣлое платье своей супруги и повелительницы. Взявши на право, Тальгофъ и Штромменберъ очутились возлѣ этого бассейна, составлявшаго средоточ³е садика въ ленотровскомъ вкусѣ, разбитаго самимъ прусакомъ Штромменбергомъ по его удален³и отъ потсдамскаго двора и съ-тѣхъ-поръ тщательно поддерживаемаго въ его первобытномъ видъ. Черныя огромныя липы лин³ями росли на гладкой мѣстности, усыпанной мелкимъ пескомъ и только у бассейна окаймленной тонкими лин³ями зелени. По французской системѣ садоводства, травѣ не позволено было рости подъ деревьями и величественные ихъ стволы возвышались изъ гладкой земляной площади, въ видъ колоннъ, вытянутыхъ правильными лин³ями. Подъ одной липой, на каменной скамьѣ, передъ бассейномъ, сидѣли Марья Александровна и читала какую-то книгу въ старомъ кожаномъ переплети. Чтен³е занимало всѣ ея мысли; она не замѣчала, какъ желтые листы съ старой липы падали на скамью и даже ей на плеча. При видѣ мужа и Тальгофа ни мало не измѣнившагося со времени послѣдняго ея съ нимъ свидан³я, Марья Александровна покраснѣла и вздрогнула.

   Безъ труда узнала Мери профессора и ласково привѣтствовала человѣка, котораго когда-то терпѣть не могла, котораго осмѣяла во время единственнаго съ нимъ свидан³я и которому судьба судила быть невинной причиной разрыва между ней и Владиславомъ Сергѣичемъ. - Хе, хе, хе, сказалъ графъ Павелъ Антоновичъ: я говорилъ Фонъ-Тальгофу, что ты его узнаешь въ минуту. Эти господа философы, chère Marie, открыли какую-то воду, сохраняющую ихъ отъ старости. Кто скажетъ, что Осипъ Карловичъ могъ бы имѣть сына моихъ лѣтъ, меньшую дочку, ровесницу вамъ, ma châtelaine? Я знаю генеалог³ю моихъ родныхъ, дорогой гость, и вы не прикинетесь мальчикомъ, хоть бы того хотѣли. Вамъ не удастся ухаживать за Мери, хоть вы и похожи на французскаго chasseur d'afrique въ вашей остроконечной фуражкѣ. Я видѣлъ вашихъ ученыхъ, они всѣ так³е. Въ Герман³и я видѣлъ Канта (тутъ Марья Александровна невольно сдѣлала гримасу), видѣлъ Шлегеля въ Берлинѣ (Павелъ Антоновичъ разумѣлъ Шеллинга): Шлегель молодцоватый старичокъ, со звѣздой. Я еще не хотѣлъ вѣрить, что ему дали звѣзду за книгу о философ³и. Я, впрочемъ, его книги не читалъ; я не стану представлять себя ученымъ передъ вами, дорогой гость. Съ моей Мери вы будете говорить объ учености. Видите, какую она книгу читаетъ; о, вы ее не узнаете за эти восемь лѣтъ. Она всякое утро читаетъ, одна. Возьми-ко книгу; я знаю, что это Жанъ-Батистъ, изъ павильонной библ³отеки!....

   Книга, однакоже, оказалась не сочинен³ями Руссо, а записками госпожи д'Эпине, тѣми записками, которыя надо читать не иначе, какъ посреди сада въ ленотровскомъ вкусѣ, въ виду павильона съ сгруппированными колоннами.

   "Прощайте же покуда, милый гость", опять началъ Павелъ Антоновичъ, видя, что хозяйка и Тальгофъ вступили въ дружескую бесѣду, "прощайте покудова. Потолкуйте съ ней о философ³и, о Владиславъ Сергѣичѣ, общемъ нашемъ другѣ. Я васъ предупреждаю объ одномъ, сегодня я вамъ не дамъ много говорить объ ученыхъ дѣлахъ. Сегодня вы принадлежите ни мнѣ, ни Мери, а замку Штромменбергу. Вы будете пить за здоровье жителей вашего края. Мы съ вами будемъ пировать и пить здоровье благороднаго Эрнста Фонъ-Тальгофа. Ваше имя будетъ красоваться въ саду, на щитѣ. Я васъ заставлю открыть балъ съ моей женою. Если хотите спать, выспитесь поскорѣе, черезъ часъ я васъ отыщу и ужь не дамъ вамъ отдыха до разсвѣта. Прощай, Мери, толкуйте пока о вашемъ Шлегелѣ." И толстякъ поспѣшно удалился къ замку, обдумывая порядокъ обѣда и прилагая всѣ усил³я, чтобы изобрѣсти нѣчто особенно гранд³озное и торжественное для вечера.

   Но не о Шлегелѣ и не о Жанъ-Батистѣ вступили въ бесѣду Марья Александровна и Тальгофъ, оставшись одни въ виду фигурнаго павильона, передъ свѣтлымъ овальнымъ бассейномъ, передъ цѣлой группою нереидъ и морскихъ чудовищъ, извергавшихъ голубыя струи воды, искрами разсыпавшейся при утреннемъ солнцѣ. Одна и та же мысль наполняла обоихъ, оба чувствовали потребность говорить объ одномъ, давно ими невидѣнномъ человѣкѣ. Смѣшно было бы утверждать, что Мери сохранила къ бывшему своему жениху тѣ же чувства, как³я питала къ нему столько лѣтъ назадъ: восемь лѣтъ, прожитыхъ Марьей Александровной, стоили четверти вѣка и могли сгладить хоть какую сантиментальную привязанность. Но пер³одъ обновлен³я силъ, пер³одъ стремительнаго возрожден³я къ молодости, переживаемой ею за это время, не могъ не принести съ собою воспоминан³й о полу-дѣтскихъ годахъ, о полу-дѣтской привязанности. Еслибъ Мери глядѣла на давнишн³я свои отношен³я къ Мережину не безъ досады или не безъ чувства горести, она бы менѣе думала о молодомъ человѣкѣ, старалась бы отгонять отъ себя мысли о немъ, и, конечно, забыла бы его гораздо легче. Но, постоянно живя въ свѣтѣ, гдѣ всѣ влюбляются отъ нечего дѣлать, ведутъ свои нѣжныя дѣла очень открыто и на любовь смотрятъ съ самой легкой точки зрѣн³я, владѣтельница Штромменберга была весьма далека отъ институтскихъ помысловъ и романическихъ воспоминан³й. На Владислава она не сердилась и себя не обвиняла нисколько, но не могла скрыть и не желала скрывать того, что вся ея жизнь, поневолѣ, каждую минуту приводила ей на память прежняго жениха. Если не сердце ея, то весь умъ былъ въ конецъ проникнутъ умомъ Мережина. Всяк³й ея шагъ въ жизни былъ или указанъ или предугаданъ молодымъ человѣкомъ. Огорченная своей надменной тещей, Мери вспоминала, какъ Владиславъ не любилъ Иды Борисовны; при всякомъ промахѣ своего мужа, она краснѣя соображала шутливые отзывы молодаго человѣка о графъ Павлѣ Антоновичѣ. Гордые, ограниченные старики напоминали ей мандариновъ, о которыхъ говорилъ когда-то женихъ; нахальные молодые львы, узнанные поближе, совершенно оправдывали мнѣн³я Мережина о своихъ свѣтскихъ ровесникахъ. Относительно увеселен³й дѣла шли также: Марья Александровна слушала музыку композиторовъ, о которыхъ когда-то ея другъ отзывался съ любов³ю или съ ирон³ей; глядя на картины, она видѣла, что имена_; ихъ писавшихъ художниковъ, онъ въ разное время упоминалъ въ разговорахъ, когда богачи стали убирать свои дома въ старомъ вкусѣ, Мери вспомнила, какъ насмѣшливо отзывался Владиславъ Сергѣичъ о неживописномъ, прозаическомъ комфортѣ, господствовавшемъ въ Петербургѣ за его время, и при этомъ предвѣщалъ возвращен³е къ старинѣ. И въ томъ, что было, и въ томъ, чего не было, съ невѣроятнымъ постоянствомъ вплеталось вл³ян³е когда-то любимаго юноши. Книга ли попадалась въ руки Марьѣ Александровнѣ и въ книгѣ темное мѣсто, о которомъ нѣкого разспросить было - одинъ человѣкъ, если бы онъ былъ около, объяснилъ бы непонятую страницу. Разговоръ стариковъ касался какого-нибудь важнаго предмета, дамы и молодые люди, близк³е къ Мери, выказывали полное невѣжество и отходили зѣвая, но она вслушивалась въ рѣчь умныхъ стариковъ былаго времени и думала - одинъ человѣкъ счелъ бы за радость объяснить мнѣ значен³е бесѣды, передо мною происходящей! Много разъ, руководясь снисходительностью свѣтскихъ обычаевъ и полною свободой, какую давалъ ей мужъ, Марья Александровна пыталась отъискать между изящной молодежью друга, товарища, собесѣдника, скажемъ слово - постояннаго товарища жизни,- но попытки эти только приводили ее къ одному и тому же предмету. Поперегъ дороги становился Владиславъ Сергѣичъ и своимъ насмѣшливымъ видомъ убивалъ людей, даже достойныхъ быть отмѣченными. И въ настоящую минуту, черезъ восемь лѣтъ, посреди отдыха, величавыхъ воспоминан³й старины, Мережинъ явился за Марьей Александровной, сѣлъ съ ней на каменную скамью подъ старыми липами, раскрылъ вмѣстѣ съ ней ея книгу и сталъ читать съ ней вмѣстѣ, усмѣхаясь какъ Мефистофель, отъ времени сдѣлавш³йся добрымъ и кроткимъ, но тѣмъ не менѣе говоривш³й при каждой прочитанной страницѣ: вотъ этой мысли ты не повяла, Меря, эта драгоцѣнная подробность для тебя потеряна, это поэтическое мѣсто для тебя темнѣе воды въ облакахъ; ты очень мало знаешь, хоть тебѣ далеко за двадцать лѣтъ; въ свѣтѣ не учатся поэз³и, твой добрыйпапа училъ тебя очень мало, а баловалъ слишкомъ много!

   Оттого-то, въ слѣдств³е всего нами сейчасъ сказаннаго, мы нисколько не находимъ страннымъ того, что Марья Александровна, нѣсколько минутъ потолковавши съ Тальгофомъ - о замкѣ, о тревожныхъ военныхъ слухахъ и о деревенской жизни, спросила его съ любопытнымъ, но какъ нельзя болѣе съ спокойнымъ видомъ: "скоро ли вы ждете Владислава Сергѣича, скоро ли выѣдетъ изъ деревни Владиславъ Сергѣичъ, изъ-за чего вздумалось Владиславу Сергѣичу, въ его лѣта и съ его способностями, похоронить себя вдали отъ столицы?" Послѣдн³й вопросъ былъ сдѣланъ безъ всякаго хитраго помысла; не смотря на давешнюю дружбу семействъ, не смотря на то, что Александръ Филипповичъ Озерск³й и послѣ разрыва интересовался молодымъ Мережинымъ, Марья Александровна ничего не знала о жизни бывшаго своего жениха. Только въ первые мѣсяцы замужней своей жизни графинѣ иногда казалось, что Владиславъ, по своей восторженности, безъ сомнѣн³я, совершенно убитъ разлукою и сидятъ, закопавшись въ глуши, только по причинъ змѣи, грызущей его сердце.

   Съ своей стороны, Тальгофъ былъ вполнѣ убѣжденъ въ томъ же самомъ относительно Марьи Александровны - какая женщина могла когда-либо позабыть его несравненнаго Владислава! Измѣнен³е лица и худобу Мери онъ, не обинуясь, приписалъ вѣковѣчной страсти, раскаян³ю, грызущей змѣѣ и чему угодно, кромѣ причинъ настоящихъ. Оттого онъ сталъ было говорить съ осторожностью, щадя бѣдную страдалицу; но, къ сожалѣн³ю, передъ предметомъ разговора, передъ помыслами о своемъ дорогомъ другѣ, Тальгофъ не могъ долго соблюдать осторожности. Онъ затянулъ пламеннѣйш³й монологъ и назвалъ своего друга необыкновеннымъ человѣкомъ, свѣтиломъ мудрости, рыцаремъ новаго времени, звѣздой своего отечества. Не смотря на преувеличенныя фразы дружескаго панегирика, Марья Александровна узнала вещи для нея новыя. Le petit Мережинъ, повидимому забытый всѣмъ свѣтомъ, вовсе не жилъ въ глуши. Онъ много путешествовалъ по дальнимъ странамъ и изъѣздилъ свой родной край по всѣмъ направлен³ямъ. Не смотря на частые отлучки молодаго человѣка изъ своихъ имѣн³й, онъ велъ дѣла свои превосходно - состоян³е его находилось въ цвѣтущемъ положен³и, которое дало ему возможность наполовину исполнить давнишн³й свой планъ объ устройствъ крестьянъ такимъ образомъ, чтобъ имъ не грозила опасность, въ случаѣ смерти Владислава, перейти во власть какого-нибудь беззаботнаго или безсовѣстнаго владѣльца. Все это Марья Александровна выслушала безъ особеннаго участ³я и почти зѣвая. "Прозой кончились оба наши романа!" съ грустной улыбкой сказала она Тальгофу. Вмѣсто отвѣта, Осипъ Карловичъ разсказалъ о томъ, какъ Мережинъ опять вступилъ въ службу, какъ онъ находился при оборонъ Севастополя и какъ онъ былъ тяжело раненъ при вылазкѣ къ непр³ятельской батареѣ, въ то время, какъ своими руками заклепывалъ французское оруд³е.

   Съ быстрой воспр³имчивостью своей, еще юной, фантаз³и, владѣтельница замка поняла, что для одного изъ лицъ ея бѣшенаго романа жизнь не принесла съ собой неизбѣжной прозы. При одномъ словъ "война", она съ сокрушающей ясностью сознала, что не всѣ нити, когда-то связывавш³я ее съ другомъ своей молодости, перерваны окончательно. Во всей страшной и томительной прелести стало передъ ней это слово - и дрожь пробѣжала по тѣлу Марьи Александровны, и дыхан³е ея замерло, и кровь прилила къ ея сердцу. Слишкомъ два года, она всяк³й день слыхала про войну, видѣла людей, отправлявшихся на войну; въ настоящее время, проѣзжая по морскому берегу, разсматривала въ отдален³и как³я-то точки и знала, что то были непр³ятельск³е корабли, но ни разу не доводилось ей испытать хоть какое-нибудь волнен³е изъ-за такихъ причинъ. Она знала, что гдѣ-то, вдали отъ нея, дѣлается что-то страшное, но тутъ кончались ея свѣдѣн³я. Все вокругъ нея веселилось, думало о себѣ, говорило о военныхъ дѣлахъ скучными газетными фразами. Старички, передъ карточными засѣдан³ями, излагали мысль о томъ, что мы побьемъ всѣхъ и что русская грудь непобѣдима, молодые герои ѣздили въ арм³ю на короткое время и за то получали награды; женщины и дѣвушки... но требовать отъ нихъ какихъ нибудь сильныхъ чувствъ по этой части, значило бы то же, что ожидать великихъ подвиговъ отъ дѣтей на дѣтскомъ балъ. Посреди родины, напрягавшей всѣ свои живыя силы въ неравномъ споръ, и Марья Александровна, и столичный кругъ, ею восхищавш³йся, были невинными чужеземцами, дѣтьми, не понимавшими смысла дивной драмы, кипѣвшей во всѣхъ концахъ Росс³и. Ни хвалитъ, ни упрекать ихъ за это нѣтъ никакой возможности: чтобъ жить жизнью своего края, скорбятъ его скорбью и веселиться его радостью, нужно много услов³й, почти невозможныхъ при сидѣньи въ одной и той же столицѣ, при томъ отсутств³и всѣхъ нац³ональныхъ сторонъ характера, неминуемомъ послѣдств³и нашей свѣтской исключительности.

   Тальгофъ говорилъ много; его запутанная манера изложен³я, согрѣтая чувствомъ, имѣла въ себѣ много увлекательнаго, но Марья Александровна его не слушала, потому что не могла слушать. Будто какая-то невѣдомая область открылась передъ нею, для нея разомъ выяснилась причина, по которой все вокругъ нея волнуется столько времени, та причина, изъ-за которой люди бросаютъ свое состоян³е, своихъ женъ и матерей, прощаются съ тихими радостями жизни и бѣгутъ туда, гдѣ льется кровь, гдѣ дрожитъ земля, гдѣ смерть глядитъ имъ въ глаза каждую минуту. Въ той буръ огня и крови, куда мечты ея унеслись вслѣдъ за бывшимъ женихомъ энтуз³астомъ, двигались, боролись и погибали тысячи людей, подобныхъ Владиславу, сотни тысячъ людей совершенно такихъ же, какъ Мережинъ, какъ она, какъ ея мужъ, какъ эти пѣхотные и артиллер³йск³е офицеры, что вчера съ ней вмѣсто обѣдали. "Ужасно, ужасно!" думала Марья Александровна,- "это ужасно; но въ этомъ ужасѣ жизнь, передъ которой моя праздная, ни для кого не нужная, утомительная для меня самой жизнь - ни что иное, какъ жалк³й призракъ. И я могла думать, что можетъ быть для Владислава еще не умерла намять обо мнѣ, что онъ иногда съ грустнымъ чувствомъ вспоминаетъ о привязанностяхъ своей первой молодости. Зачѣмъ я это думала и даже некогда испытывала оттого какое-то удовольств³е? Мы разошлись въ разныя стороны, и я одна снесла на себѣ всю тягость жизни. Онъ живетъ, онъ счастливъ, онъ ходитъ по землѣ не напрасно. Его любятъ, его ждутъ на родинѣ, я сама, послѣ восьми лѣтъ, рѣдк³й день о немъ не вспоминаю. A моя жизнь.... а моя будущность.... а мои привязанности?..."

   - И письма эти, между тѣмъ говорилъ Осипъ Карловичъ, мы взирая на всѣ препятств³я, доходили до меня такъ часто, какъ только можно ожидать было,- при этомъ философъ прослезился, отеръ глаза и вынулъ изъ кармана пачку тонкихъ листковъ, мѣстами разорванныхъ, мѣстами испачканныхъ и по всему выказывавшихъ частое пребыван³е въ рукахъ.

   - Как³я письма? спросила хозяйка замка, опомнившись отъ глубокой задумчивости.

   - Письма его, письма Владислава, отвѣчалъ Тальгофъ, не замѣтивши разсѣянности своей слушательницы. О, Марья Александровна! я русскимъ языкомъ не совершенно владѣю и боюсь моими рѣчами быть утомительнымъ. Но какъ умѣю, такъ и скажу вамъ. Онъ, другъ семейства вашего, мой другъ и, смѣю сказать, ученикъ, остался прежнимъ, благороднымъ, веселымъ, любящимъ Владиславомъ. Вотъ эти письма, взгляните на нихъ, тутъ нѣтъ тайнъ, я ихъ показывалъ и читалъ многимъ людямъ, я ихъ и вамъ прочту или оставлю для прочтен³я. Взгляните на нихъ, они писаны ко мнѣ съ поля сражен³я, съ баст³оновъ, изъ французскаго лагеря, изъ госпиталя, изъ плѣна, даже съ моря, и Тальгофъ показалъ на одномъ изъ нихъ заголовокъ "Мальта". - Кто я таковъ для моего Владислава? какими, такъ выразиться, узами связанъ онъ съ бѣднымъ, старающимся, никому не надобнымъ, мнѣ подобнымъ человѣкомъ? Что связующаго между вами, кромѣ одной сродственности душевной, кромѣ немногихъ бесѣдъ въ странническ³е годы, кромѣ взаимной любви ко всему свѣтлому и прекрасному? И вы видите, что онъ не забылъ о своемъ товарищѣ, что онъ вспоминалъ обо мнѣ, заботился обо мнѣ, былъ ко мнѣ братомъ и всегда остается имъ въ тревогахъ и буряхъ жизни, имъ проведенной...

   Невольно промелькнуло въ умъ Марьи Александровны воспоминан³е о словахъ, сказанныхъ ей при послѣднемъ ея разговоръ съ Владиславомъ: "ни для какой любви я не продамъ младшаго изъ товарищей моей молодости."

   Она поспѣшно встала съ каменной скамьи и стряхнула желтые листья, давно уже падавш³е къ ней на платье. Бывшая миссъ Мери почувствовала, что въ ней воскресаетъ прежняя дѣвушка. Она чувствовала невозможность оставаться въ покоѣ, ей было душно на одномъ мѣстѣ, ей было неловко и страшно заглянуть въ собственную свою душу. "Неужели я такой еще ребенокъ", подумала она съ досадой и гордостью. Но гордость только вспыхнула и исчезла тотчасъ же, но досада не длилась минуты. Ей нужно было уйти и сдѣлать хоть что-нибудь съ наплывомъ чувствъ, до дна взволновавшихъ ея душу. На глазахъ молодой женщины навертывались слезы,- она не могла продолжать начатаго разговора. Ее выручила горничная съ минеральной водой на подносѣ. При видѣ новаго женскаго лица, которое, не смотря на подносъ, глядѣло какъ нельзя щеголеватѣе, Тальгофъ прекратилъ потоки своего краснорѣч³я. Извиняясь усталостью, онъ оставилъ обѣихъ дамъ (дѣвушку съ подносомъ Тальгофъ не рѣшался принять за горничную), ушелъ въ половину, ему отведенную, и_; растянувшись на диванѣ, сталъ мечтать о своемъ скоромъ свидан³и съ Владиславовъ Сергѣичемъ.

   Всѣ нѣмецк³я дѣвушки издавна считали Осипа Карловича чудомъ безпредѣльной любезности; но что таить грѣха - нашъ ученый другъ, послѣ всякой, самой короткой бесѣды съ женщиной, чувствовалъ себя изнуреннымъ, какъ-будто послѣ безсонной ночи.

  

  

   Пока ученый Тальгофъ потягивался на своемъ диванъ, дремалъ и любовался помѣщен³емъ, отведеннымъ для него подъ кровлею его предковъ, пока Марья Александровна, вся уносясь къ воспоминан³ямъ дѣвическаго времени, бродила по дальнимъ аллеямъ парка, графъ Павелъ Антоновичъ, гостепр³имный хозяинъ замка Штромменберга, хлопоталъ по увеселительной части. Хотя почтенный толстякъ не признавалъ себя нѣмцемъ и сердился, когда кто нибудь адресовался къ нему на нѣмецкомъ языкѣ - въ немъ еще жила со всей силою германская способность на неутомимое веселье. Когда нѣмецъ богатъ и не скупъ (это, впрочемъ, встрѣчается не часто), онъ готовъ пировать и танцовать до глубокой старости, безпрерывно выискивая предлоги для своихъ неистовствъ,- предлоги въ родѣ серебряной свадьбы, рожден³я двоюродной тетки, памяти дѣда, умершаго за цѣлое столѣт³е передъ задуманнымъ пиршествомъ. Уже цѣлую недѣлю въ замкѣ все пировало и плясало, такъ что домашн³й докторъ убѣдительно просилъ Марью Александровну выходить къ гостямъ только по утру. Начиная съ обѣденнаго времени, поднималось веселье, для перенесен³я котораго требовалось деревенское, крѣпкое здоровье. То происходилъ праздникъ для родныхъ графа, то затѣвались танцы по случаю пр³ѣзда отца Марьи Александровны. Заходили слухи, что непр³ятельск³й флотъ ушелъ домой, оставивши на морѣ одну летучую эскадру - по этому случаю данъ былъ обѣдъ; слухи оказались преждевременными и графъ Павелъ Антоновичъ устроилъ вечернее пиршество для ближайшихъ сосѣдей и офицеровъ, квартировавшихъ въ его имѣн³и. "Autant de pris sur l'ennemi", повторялъ онъ, потирая руки, при разгарѣ танцевъ. Если мѣсяцъ свѣтилъ, надо было кататься по рѣкѣ съ музыкой; если ночь была темна, фейерверкъ становился первой потребностью; если изъ Петербурга пр³ѣзжали новые гости - для нихъ дѣлался праздникъ съ сельскими играми; когда гостямъ приходилось уѣзжать, ихъ провожали до границъ парка, и тамъ, возлѣ башни, ознаменованной подвигами храбраго Эрнста фонъ-Тальгофа, всѣ садились за завтракъ и иногда отъ ѣды переходили къ танцамъ. "Все это я дѣлаю для тебя", говорилъ Павелъ Антоновичъ, въ свободныя минуты забѣгая въ павильонъ своей супруги. "Теперь моей Мери легко быть пустынницей", прибавлялъ онъ, озаряясь самой тонкой улыбкою: "никто не можетъ требовать, чтобъ она, при своемъ здоровьѣ, дѣлила эти увеселен³я. И гости довольны, и отъ хозяйки никто не требуетъ невозможнаго."

   Въ настоящее утро, владѣтелю замка выпало на долю едва по не болѣе хлопотъ, чѣмъ въ предъидущ³е дни. Едва успѣлъ онъ распорядиться должными приготовлен³ями къ задуманному празднику, ему пришлось заняться дѣлами другаго рода: военныя команды, стоявш³я въ его владѣн³яхъ, получили приказан³е быть готовыми къ спѣшному выступлен³ю; въ сотый разъ заходили слухи о томъ, что непр³ятель, передъ выступлен³емъ изъ нашего моря, непремѣнно предприметъ что-то рѣшительное. графъ плохо вѣрилъ этимъ вѣстямъ, но счелъ долгомъ исполнить свою обязанность помѣщика, созвалъ управляющихъ, подтвердилъ давно знакомыя имъ приказан³я на счетъ подводъ и всякаго содѣйств³я своимъ военнымъ гостямъ. Только-что пришли къ концу эти совѣщан³я, генералъ Озерск³й вошелъ въ главную залу, влача за собой двухъ гостей, только-что прибывшихъ изъ столицы, съ женами и прислугою. Пришлось принять ихъ, выслушать восторженныя похвалы замку, познакомить пришельцевъ съ обитателями дома и гостями, для нихъ незнакомыми, и, сообразно старинному прекрасному обычаю, лично указать имъ аппартаменты, для нихъ отведенные. Къ счастью для Павла Антоновича, совершенно сбившагося съ ногъ за хлопотами, супруга его вернулась съ прогулки и поспѣшила къ нему на помощь. Петербургск³е гости, увидавъ ее, вскрикнули отъ изумлен³я.

   - Васъ нельзя узнать, chère Marie, сказали обѣ дамы въ одинъ голосъ:- вы помолодѣли десятью годами.

   Марья Александровна задумчиво улыбнулась и сообщила, что живетъ затворницей.

   - Иначе и нельзя жить въ вашемъ аббатствъ, замѣтилъ Константинъ Озерск³й, дальн³й родственникъ Александра Филиповича.

   - У васъ не аббатство, а цѣлый дворецъ, перебила его супруга, любуясь на изразцовыя стѣны и шкафы изъ рѣзнаго дуба по стѣнамъ. Так³е замки рисуются на однѣхъ картинахъ. И не стыдно графу держать въ глуши всѣ эти рѣдкости, всю галлерею картинъ, всѣ эти вещи, какихъ ни за как³я деньги не купишь?

   - Да, замѣтилъ Локтевъ, мужъ Ольги Ѳедоровны: хорош³й архитекторъ перемѣстилъ бы все это въ Петербургъ.

   - И у тебя, Marie, былъ бы первый отель въ городъ, прибавилъ генералъ Александръ Филипповичъ.

   - Что вы, что вы? смѣясь возразилъ Павелъ Антоновичъ: - да развѣ вамъ не разсказывали повѣрья про этотъ замокъ? За всякой, малѣйшей перемѣной въ замкѣ должно слѣдовать бѣдств³е для всей фамил³и.

   - Это восхитительно! сказала одна изъ дамъ: - если есть легенда, значитъ есть и привидѣн³я.

   - Прусакъ-Тальгофъ выстроилъ французск³й павильонъ, и умеръ, продолжалъ графъ Павелъ Антоновичъ.

   - Это удивительно!

   - Было бы удивительнѣе, еслибъ онъ жилъ до-сихъ-поръ, прибавилъ Локтевъ.

   - Мой дѣдъ сломалъ одну башню - въ тотъ же годъ его другъ и родственникъ застрѣлился на охотѣ.

   - A тѣнь его не ходитъ по заламъ? спросила дама, выразившая любовь къ привидѣн³ямъ.

   - Иногда, по праздникамъ, смѣясь отвѣтила Мери.

   - Что не говорите, возразилъ одинъ старый баронъ, сосѣдъ Павла Антоновича по имѣн³ю,- а во всѣхъ этихъ вѣковыхъ предан³яхъ всегда бываетъ что-то справедливое.

   - Ну_; а какъ же быть, въ свою очередь спросилъ Локтевъ, если въ замкѣ надо что-нибудь починить или перекрасить!

   - Это можно, съ глубокомысленнымъ видомъ отвѣтилъ Павелъ Антоновичъ.

   Всѣ засмѣялись и рѣшили, что замокъ Марьи Александровны истинное чудо. "Вотъ какъ у насъ мало знаютъ свое отечество, грустнымъ тономъ проговорилъ генералъ Озерск³й:- наши путешественники бродятъ по отдаленнымъ краямъ, не замѣчая того, что у нихъ около носа." Самъ генералъ, какъ и слѣдовало ожидать, въ жизнь свою никогда не ѣзжалъ по Росс³и.

   - Однако, сказала Марья Александровна: - гостямъ надо отдохнуть послѣ дороги, а мы разсказываемъ имъ страшныя истор³и. Venez, mesdames, я вамъ укажу ваши комнаты.

   - Боже мой, какъ вы хороши, Marie, сказала одна изъ дамъ, взявъ ее за руки.

   - Я будто опять гляжу на мою невѣсту, весело прибавилъ Павелъ Антоновичъ, обнявши правой рукой тал³ю Александра Филипповича.

   Марья Александровна слышала эти слова, хотя была уже, вмѣстѣ съ своими подругами, на пороги другой комнаты. Сердце ея забилось и тоскливо, и какъ-то радостно, на нее нашли минуты порывистой, дѣвической веселости, той веселости, безъ видимой причины, которая набѣгаетъ на женщинъ при возстановлен³и ихъ физическихъ силѣ, послѣ болѣзни, при сладкихъ воспоминан³яхъ прошлаго времени. Остряки не разъ говорили, что у Марьи Александровны les yeux dune demoiselle dans la tête d'une femme blasйe (глаза дѣвицы на лицѣ утомленной женщины): ихъ замѣтка была совершенно вѣрна и въ нравственномъ отношен³и. Законовъ природы измѣнять невозможно, и женщина, почему нибудь не позволившая себѣ полной юности, рано или поздно будетъ дѣвушкой по сердцу,- и иногда очень некстати.

   Между тѣмъ часъ обѣда и предполагаемыхъ торжествъ въ замкѣ приблизился. Народъ толпился на эспланадѣ передъ главнымъ подъѣздомъ; ближайш³е сосѣди съѣхались. Ольга Ѳедоровна Локтева принимала дамъ съ обычной своей неутомимостью; графъ Павелъ Антоновичъ толковалъ съ своими военными гостями о военныхъ событ³яхъ въ Крыму, объ ожидаемыхъ бомбардировкахъ на берегахъ Балт³йскаго моря. Осипъ Карловичъ, герой всего дня, совершенно оказывался достойнымъ своей геройской роли - его стоило только расшевелить для того, чтобъ изъ подъ глубокомысленнаго старика выглянула физ³оном³и удалаго бурша стараго времени,- а разъ помолодѣвши, Тальгофъ уже не устрашался никакой веселости, никакой попойки и никакого сумасбродства. И какъ было не помолодѣть ему въ настоящ³й день? Онъ находился на родинѣ, близъ города, въ которомъ получилъ первое воспитан³е и потомъ читалъ лекц³и, каждую минуту ждалъ онъ свидан³я съ Владиславомъ, къ нему съ уважен³емъ подходили сосѣди графа, знавш³е его семейство, и земляки, когда-то слушавш³е его на каѳедрѣ. Престарѣлый пасторъ, всю жизнь свою печалявш³йся о раздорѣ между двумя дорогими ему семьями, бесѣдовалъ съ Тальгофомъ на отличномъ нѣмецкомъ языкѣ; самый замокъ Штромменбергъ какъ-то привѣтливо глядѣлъ на дальнюю отрасль великаго рода, уносилъ своего новаго гостя въ завѣтный пиръ романтическихъ мечтан³й. Въ своемъ старомодномъ табачномъ фраки, онъ то порхалъ между гостями, то собиралъ вокругъ себя стариковъ въ одну одушевленную бесѣду о политикѣ, то шутилъ съ Марьей Александровной, то отвѣчалъ кудреватыми привѣтств³ями на однообразные любезности графа Павла Антоновича. "Они всѣ так³е, эти философы," говорилъ хозяинъ замка своимъ петербургскимъ гостямъ:- "я видалъ Шлегеля въ Берлинѣ,- онъ превеселый старичокъ, со звѣздою." И петербургск³е гости приласкали Тальгофа, какъ оно дозволяется въ глуши и въ отдален³и отъ столицы. Сперва Александръ Филипповичъ и старички одного съ нимъ ранга подозрительно вслушивались въ слова ученаго мужа: имъ почему-то казалось, что онъ непремѣнно долженъ говорить неосторожныя рѣчи, и, ради своей учености, втягивать ихъ самихъ въ бесѣду серьезнаго свойства, однако ожидан³я ихъ не сбылись. "Это человѣкъ дѣйствительно благонадежный и благонамѣренный", сказалъ своему зятю старикъ Озерск³й, за послѣднее время одиночества и возни съ бумагами начавш³й выражаться какимъ-то офиц³ально-канцелярскимъ слогомъ.

   Справедливость требуетъ отъ насъ полнаго призван³я въ томъ, что, къ наступлен³ю вечера и началу танцевъ въ рыцарской залъ, и графъ Павелъ Антоновичъ, и Осипъ фонъ-Тальгофъ, и иные петербургск³е гости постарѣе, и еще человѣкъ пять, бывшихъ учениковъ Осина Карловича, напились такъ, какъ только дозволяется напиваться въ деревнѣ, вдали отъ взыскательнаго общества. Хозяинъ замка Штромменберга очень боялся Марьи Александровны, и еще садясь за столъ, рѣшился вести себя смирно; но всесильный случай, соединившись съ старымъ метръ-д'отелемъ замка, опровергнулъ его рѣшимость. Изъ погребовъ принесли мальваз³ю и венгерское, до того старые, что каждая бутылка стоила десяти по своему значен³ю. На половинѣ обѣда наши весельчаки почувствовали свинецъ въ ногахъ и безпредѣльное веселье въ сердцѣ. ²осифъ Карловичъ удивилъ весь свой уголокъ стола, сказавши рѣчь на испанскомъ языкѣ,- почему на испанскомъ, это уже одному Богу извѣстно. Павелъ Антоновичъ отвѣтилъ радостными слезами и обѣщан³емъ положить свой животъ за отечество, чуть только такъ давно ожидаемый всѣми другъ вернется на родину изъ плѣна. Какое отношен³е имѣла испанская рѣчь къ отечеству, и почему тутъ явился на сцену Владиславъ Сергѣичъ, тоже было скрыто мракомъ неизвѣстности. Ученики Тальгофа, усѣвш³еся вокругъ своего бывшаго профессора, составили какой-то странный напитокъ изъ разныхъ винъ, и выпили этотъ американск³й дринкъ за его благосостоян³е. Когда въ сосѣдней залѣ раздалась музыка, хозяинъ и ближайш³е его сосѣди стали говорить о томъ, что послѣ обѣда въ деревнѣ хорошо сидѣть кружкомъ, не вставая изъ-за стола, и за тѣмъ значительно поглядѣли на дамъ, будто приглашая ихъ удалиться, по англ³йскому обычаю. Когда Марья Александровна, по окончан³и обѣда, встала изъ-за стола, съ ней встали вмѣстѣ лишь молодежь, дамы, пасторъ а друг³я должностныя лица. "Мы будемъ сидѣть здѣсь до поздней ночи, сказалъ ей графъ Павелъ Антоновичъ,- будемъ сидѣть и пить, ибо я счастливъ." - "Въ сокровенной глубинѣ моего самосознан³я, прибавилъ Осипъ Карловичъ,- я дѣлю игры прелестныхъ обитательницъ замка. Я желалъ бы танцовать съ ними, но лѣта приковываютъ меня къ бесѣдѣ мудрой!" - Мери не могла удержаться отъ смѣха и рѣшилась не мѣшать мудрой бесѣдѣ.- Мнѣ сладокъ этотъ радостный смѣхъ, друзья мои, проговорилъ баронъ, слезящимися глазами проводивши хозяйку: - мнѣ сладокъ онъ, ибо я счастливъ.

   Марья Александровна распорядилась танцами, и уже никто болѣе не мѣшалъ счаст³ю ея супруга и его пр³ятелей.

   Такъ дѣло шло до десяти часовъ. Гостей было много, военная молодежь веселилась отъ всего сердца, Петербургск³я дамы вели себя какъ нельзя проще и приличнѣе,- сама владѣтельница замка протанцовала два или три контрданса, чего съ ней давно не случалось. Уже по своему обыкновен³ю Марья Александровна намѣревалась идти въ павильонъ и сдать всѣ распоряжен³я на руки Ольге Ѳедоровнѣ, когда подъ окнами ярко освѣщенной залы, у самого подъѣзда, освѣщеннаго также ярко, раздался топотъ лошадей и стукъ легкаго экипажа по двору, выложенному плоскимъ бѣлымъ камнемъ. Въ ту же минуту громкое ура принеслось изъ столовой. Марья Александровна, стоявшая въ кружкѣ дамъ, почувствовала, что кровь прилила къ ея сердцу. Кто можетъ пр³ѣхать въ такую пору? чей пр³ѣздъ могъ быть встрѣченъ восторженными криками изъ столовой? Еще минута, и Осимъ Карловичъ, совершенно трезвый, пробѣжалъ по танцовальной залѣ къ галлереѣ передъ подъѣздомъ. За нимъ, пошатываясь и высоко держа бокалы надъ головою, шелъ Павелъ Антоновичъ и нѣкоторые изъ его застольныхъ сосѣдей.- Какой-то офицеръ пр³ѣхалъ, сказалъ кто-то.- "Что такое съ нашей хозяйкой?" шепнула очень громко одна нетанцующая старуха.

   Въ первый разъ за долг³е восемь лѣтъ, наша бывшая миссъ Мери почувствовала себя совершенной институткой. Напрасно она - смѣлая, ловкая, насмѣшливая къ другимъ и къ себѣ - призывала на помощь все свое хладнокров³е, всю свою практичность умной женщины. Она поблѣднѣла, не могла ничего говорить, ничего думать. Сердце ея билось невыносимо, она мѣнялась въ лицѣ каждую минуту. Сознавая всю странность своего волнен³я, Марья Александровна рѣшилась переломить себя во что бы ни стало. Гордость заговорила въ ней, опытъ долгой свѣтской жизни былъ призванъ на помощь. Еще минута,- и хозяйка совладѣла бы со своимъ волнен³емъ, но на бѣду, ей не было дано этой минуты. Танцы прекратились, пары, спутавш³яся въ толпѣ, разступились не безъ любопытства. Чья-то быстрая, молодая походка съ тихимъ звукомъ шпоръ, раздалась по залѣ. Как³е-то огоньки замелькали передъ Марьей Александровной, мѣшая обыкновенной остротѣ ея зрѣн³я. Передъ ней стоялъ высок³й и тоненьк³й молодой человѣкъ въ щегольскомъ полукафтанѣ новой формы, съ аксельбантомъ черезъ плечо. Чья-то небольшая рука встрѣтила ея правую руку, и легкимъ, но выразительнымъ пожат³емъ будто поблагодарила Мери за лестное волнен³е при встрѣчѣ. Это уже слишкомъ! подумала Марья Александровна, и вмигъ оправившись совершенно, полунасмѣшливымъ взглядомъ окинула новаго гостя....

   - Доляновичъ! произнесла она съ изумлен³емъ.

   - Отчего наша хозяйка такъ рада этому господину? между темъ спрашивалъ одинъ изъ засидѣвшихся сосѣднихъ совѣтниковъ Локтева, извѣстнаго петербургскаго злоязычника, полнаго зависти и къ Павлу Антоновичу, и къ Марьѣ Александровнѣ, и ко всему замку Штромменбергу, съ его богатствами и диковинками.

   - Встрѣча счастливой пары,- отвѣтилъ закоренѣлый сплетникъ, съ улыбкой наблюдая за новымъ гостемъ.

   - Она, видно, всѣхъ своихъ друзей выгоняетъ въ дѣйствующую арм³ю, прибавила одна изъ родственницъ Мери, указывая на подвязанную руку пр³ѣзжаго офицера.

   Въ это время подошелъ еще одинъ столичный житель, уже съ полчаса наблюдавш³й за хозяйкой.- Я обошелъ всѣ залы, и павильоны, сказалъ онъ лукаво. Замокъ очень хорошъ, его стоитъ выбирать для романическихъ истор³й.

   - Не стоитъ,- кисло возразилъ Локтевъ: - все это очень удобно дѣлать и въ Петербургѣ.

  

  

   Мы не беремся рѣшать, были ли правы Локтевъ и его пр³ятели относительно отношен³й Марьи Александровны Тальгофъ фонъ Штромменбергъ къ ротмистру Григор³ю Михайловичу Доляновичу. Свѣтъ имѣетъ свои обычаи и кодексы, свои остракизмы и индульгенц³и, въ которыхъ мы разумѣемъ весьма немного. Можетъ быть, Мери, благодаря своему свободному положен³ю, была когда-нибудь близка къ красивому молодому человѣку; можетъ быть, свѣтъ ошибался такъ, какъ онъ часто ошибается въ подобныхъ случаяхъ, для насъ ясно только одно: не Доляновичъ пробудилъ въ Марьѣ Александровнѣ, за этотъ вечеръ, то завидное волнен³е, которое однакоже онъ имѣлъ основан³е принять на свой собственный счетъ. Доляновичъ, почти постоянно проживавш³й въ Петербургѣ, занимавш³йся долгое время не столько службою, сколько гранен³емъ мостовой и всякаго рода увеселен³ями, открыто сознавался въ томъ, что отчаянно влюбленъ въ Марью Александровну: далѣе не шли его сознан³я. Въ свою очередь, и молодая женщина слишкомъ хорошо знала о чувствахъ Доляновича. Григор³й Михайловичъ не имѣлъ еще двадцати-четырехъ лѣтъ, однакоже онъ никакъ не принадлежалъ къ разряду юношей, которыхъ прилично ласкать лишь передъ большими вечерами, для пробужден³я въ нихъ танцовальной неукротимости. Его звали un jeune homme acompli, и не понапрасну. Онъ былъ даже слишкомъ совершенъ, и находились люди, утверждавш³е, что Доляновичъ погибаетъ отъ изобил³я достоинствъ. Молодой человѣкъ былъ воспитанъ и выдержанъ превосходно, по-крайней-мѣрѣ въ блестящемъ и артистическомъ смыслѣ воспитан³я. Онъ былъ хорошъ собой и уменъ, умѣлъ оказываться вездѣ полезнымъ, вездѣ любезнымъ, вездѣ необходимымъ. Запасъ маленькихъ талантовъ, которыми обладалъ Доляновичъ, могъ бы украсить собой десять вашихъ молодыхъ людей, къ сожалѣн³ю не обладающихъ почти никакими талантами. Онъ рисовалъ портреты и каррикатуры, пѣлъ и импровизировалъ на фортепьяно, игралъ на домашнемъ театрѣ съ рѣдкимъ искусствомъ, могъ судить о картинахъ и даже о книгахъ, зналъ нѣсколько языковъ. За границей онъ былъ полгода и въ эти полгода успѣлъ объѣздить всю Европу, кромѣ Испан³и и Турц³и; въ дѣйствующей арм³и онъ провелъ двѣ недѣли съ какимъ-то поручен³емъ, но дрался, былъ раненъ и получилъ награду. Въ Севастополѣ провелъ онъ всего одинъ день, а разсказывать о Севастополѣ могъ двое сутокъ сряду, ничего не прибавляя и только искусно группируя все имъ подсмотрѣнное, и въ особенности слышанное. Было еще одно обстоятельство, въ слѣдств³е котораго Григор³й Михайловичъ, юноша рода не очень знатнаго и состоян³я вовсе не огромнаго, былъ принятъ въ лучшемъ кругу столицы и извѣстенъ въ лицо каждому ея жителю. Какъ и Ноздревъ, онъ былъ достоинъ зваться человѣкомъ историческимъ, ибо имѣлъ въ свою жизнь двѣ или три истор³и, изъ которыхъ всегда отлично выпутывался. Истор³и, про которыя говоримъ мы, могли пригодиться въ любой романъ - тутъ было все: и пылкая молодость, и необузданность страстей, и какая-нибудь чужая жена, а затѣмъ Кавказъ, примѣрная служба, прощен³е и возвращен³е въ Петербургъ посреди лучей славы. Услыхавши одну изъ истор³й въ такомъ родѣ, Марья Александровна отличила Доляновича передъ другой молодежью, стала встрѣчаться съ нимъ часто и охотно, не измѣнила своихъ къ нему отношен³й даже и тогда, когда болтуны стали выводить невыгодныя для нея заключен³я и лишиться невозмутимому спокойств³ю ея мужа.

   Въ ночь своего прибыт³я водъ средневѣковую кровлю замка Штромменберга, Доляновичъ былъ живѣе, чѣмъ когда-либо. Всюду привыкш³й къ первымъ ролямъ, онъ тотчасъ же перезнакомился съ молодежью, склонилъ всѣхъ танцовать до разсвѣта, съ Марьей Александровной на первыхъ порахъ говорилъ весьма немного, и только черезъ полчаса или черезъ часъ, подсѣвш³й къ ней безъ особливой поспѣшности, засыпалъ хозяйку самыми веселыми рѣчами, шутками и разсказами. Марья Александровна очень хорошо звала причину, отъ которой такъ радуется юноша, и - странное дѣло! эта радость ее сердила, волновала до глубины души, поселяла въ ней какое-то тяжкое отвращен³е. Отвѣты ея мало-по-малу дѣлались насмѣшливыми, но ея насмѣшливость только еще болѣе оживляла гостя.

   - Вы ждете отъ меня похвалъ замку вашему,- между прочимъ говорилъ Доляновичъ. Онѣ вамъ надоѣли, а вы однако ихъ ждете. Замокъ вашъ очень хорошъ,- для нашего климата. Въ хорошемъ голландскомъ домикѣ болѣе картинъ и тонкой старины, нежели во всей вашей крѣпости. Все-таки перевезите ее въ Петербургъ, со стѣнами и съ воротами. Перевезите ее затѣмъ, чтобъ хорошенько огорчить лучшихъ пр³ятельницъ вашихъ.

   - Зато вы далеки отъ огорчен³я,- разсѣянно сказала Марья Александровна: васъ нельзя узнать въ этотъ вечеръ,- вы счастливы, какъ будто послѣ военной побѣды.

   - Оттого-то мнѣ и тяжело видѣть, что у васъ не веселятся какъ слѣдуетъ. Такъ ли надобно вести себя людямъ, поселившимся въ замкѣ, который завтра можетъ разрушиться отъ старости? Отчего эти господа не одѣнутся рыцарями? почему вы не придумаете какого нибудь турнира? Дайте мнѣ carte blanche, Марья Александровна. Я хочу быть церемонимейстеромъ, распорядителемъ здѣшнихъ увеселен³й. Даете ли вы мнѣ разрѣшен³е?

   - Пожалуй, если вы не соскучитесь и не уѣдете завтра.

   - Я никогда не уѣду,- мнѣ дано поручен³е въ этой губерн³и. Я чувствую потребность веселиться, какъ сумасшедш³й; у васъ есть павильонъ во французскомъ вкусѣ, объ этомъ мнѣ уже сказано. Завтра вы даете балъ въ костюмахъ, въ этомъ павильонѣ. Я перерою старый гардеробъ замка. Завтра мы всѣ будемъ аббатами и маркизами.

   - Это трудныя роли для вашего времени, замѣтила хозяйка.

   - Что же дѣлать? чѣмъ смѣшнѣй мы явимся, тѣмъ болѣе можно смѣяться. Послѣ завтра живыя картины. Потомъ домашн³й театръ и п³еса изъ рыцарской жизни.

   - Кто составитъ п³есу?

   - Я берусь и ручаюсь за ея безпредѣльную глупость.

   - Откуда взять декорац³и?

   - Я ихъ вамъ изготовлю въ два дня. Я буду ставить живыя картины. Я составлю концертъ послѣ картинъ, и если хотите, буду пѣть и танцовать въ этомъ концертъ.

   - Доляновичъ, улыбнувшись сказала хозяйка: - вы забыли, что я вамъ совѣтовала скрывать хотя часть вашихъ талантовъ.

   - Въ этотъ вечеръ я способенъ забыть многое.... A для чего же вы, въ самомъ дѣлѣ, приказывали мнѣ скрывать мои слабыя совершенства?

   - Богъ знаетъ,- отвѣчала хозяйка, думая со всѣмъ о другомъ: есть что-то непонятное въ людяхъ, которые всѣмъ нравятся съ перваго раза.

   - Я не желаю никому нравиться, возразилъ молодой человѣкъ, по своему объясняя сухость хозяйки. Я только хочу веселиться, потому что слишкомъ долго спалъ подъ открытымъ небомъ, и видѣлъ суроваго непр³ятеля. Правду сказать, я всегда спалъ на чистой квартирѣ и съ непр³ятелемъ сходился лишь одинъ разъ, но ужь оно такъ говорится, при торжественныхъ случаяхъ. И такъ, Марья Александровна, вы мнѣ позволяете поставить кверху дномъ вашъ замокъ?

   - Я увѣрена, что мои гости будутъ вамъ благодарны.

   - И вамъ самимъ я не дамъ минуты отдыха.

   - Едва ли это вамъ удастся, замѣтила Марья Александровна, и отошла къ дамамъ. Доляновичъ на минуту заговорился съ Александромъ Филипповичемъ Озерскимъ про петербургск³я новости; когда генералъ отошелъ отъ него, хозяйки заика уже не было въ залѣ.

   - Это удивительно! подумалъ молодой человѣкъ, обходя комнату за комнатой, весело перебрасываясь разговорами съ новыми и старыми знакомцами, а между тѣмъ ловко высматривая всѣ углы дома, заглядывая во всѣ стороны, гдѣ лишь мелькало какое-нибудь женское платье. Марьи Александровны нигдѣ не было; по хлопотамъ кузины Ольги Ѳедоровны значилось, что настоящей хозяйки долго не будетъ съ гостями. Доляновичъ вышелъ въ садъ, на террасу, къ берегу Альбаха: все понапрасну.

   - Она не хочетъ простить мнѣ нечаянной встрѣчи, сказалъ онъ съ досадою. Ночь была чудно хороша, и хоть кого могла расположить къ отчаянной предпр³имчивости. Влюбленный сорванецъ вернулся въ замокъ, чтобъ на всякой случай ознакомиться съ расположен³емъ всѣхъ комнатъ, но экспедиц³я его была прервана появлен³емъ графа и Осипа Карловича, которые, поймавъ юношу на галлереѣ, увели его въ залу, гдѣ уже готовился ужинъ на маленькихъ столикахъ. Старики и самъ Павелъ Антоновичъ, по деревенской вольности, не дожидаясь дамъ, занимались существенной частью пира. Хозяинъ замка подвелъ молодаго человѣка къ старшимъ своимъ собесѣдникамъ, налилъ себѣ и ему вина въ древн³й кубокъ съ гербами, и затѣмъ предложилъ тостъ за все храброе русское войско, котораго Доляновичъ былъ на этотъ разъ блестящимъ представителемъ.

   Всѣ