Дружинин Александр Васильевич - Обрученные

ческ³й себя недостойнымъ. Достаточно стоять одной свѣтской ступенькой ниже ихъ для того, чтобъ видѣть на дѣлѣ всю исключительность этого круга, всю его безумную роскошь, все его болѣзненное франтовство. Въ этой части петербургскаго общества, такъ открыто идущаго наперекоръ нашимъ честнымъ русскимъ понят³ямъ, нашему русскому гостепр³имству и русской терпимости, Марья Александровна имѣла несчаст³е родиться. Я долженъ теперь обратиться къ частностямъ, чтобы показать тебѣ одинъ изъ недостатковъ этого круга, въ которомъ она вертится. Я знаю, напримѣръ, друзей ея семейства, графовъ Тальгофовъ, Тальгофовъ и твоихъ родственниковъ. Всѣ они люди честные, хорош³е, и даже этотъ красивый болванъ Павелъ Антонычъ можетъ зваться добрымъ малымъ. A между тѣмъ эти Тальгофы, какъ ты самъ знаешь, не хотятъ знать твоего семейства, не ведутъ съ тобой сношен³й и считаютъ тебя за какое-то отреб³е рода человѣческаго. Разсуди самъ, по какой причинѣ могутъ они смотрѣть на тебя такимъ образомъ? Они богаты, но вѣдь ты не просишь у нихъ денегъ въ займы. Они имѣютъ связи, но ты не будешь просить ихъ протекц³и, объ этомъ они хорошо знаютъ. Как³я же услов³я, как³е законы и причины отчуждаютъ одно семейство отъ другаго? И такъ, вотъ люди и вотъ понят³я, посреди которыхъ живетъ Мери. Бѣдное дитя, она считаетъ себя лучезарною звѣздою, разливая свой свѣтъ въ темномъ и тщеславномъ муравейникѣ, до котораго нѣтъ дѣла никому изъ людей! Она думаетъ, что постигла жизнь до тонкости, а между тѣмъ о завтрашнемъ балѣ способна думать болѣе, нежели о цѣлой жизни со мною...

   - О балѣ, о балѣ! съ жаромъ перебилъ Осипъ Карловичъ, наконецъ убѣдивш³йся въ томъ, что ему удалось постигнуть характеръ Марьи Александровны. И ты, Владиславъ, сердишься на дѣвицу за то, что она думаетъ о балѣ! Думалъ ли ты о томъ, счастливый повѣса, всю свою юность лежавш³й на розахъ, что для дѣвицы есть только одна короткая пора торжествъ и весел³я. Пусть же она упивается этой порою, милое дитя! Пусть она пока не видитъ жизни безъ блеска, роскоши и великолѣп³я! Пусть она тщеславится угожден³емъ свѣта - развѣ ты способенъ сердиться на ребенка, гордящагося своимъ праздничнымъ уборомъ? Пусть она еще нѣсколько дней кружится въ этомъ вихрѣ, въ этомъ JugendTanz, котораго пустоту она скоро узнаетъ, какъ узнали ее мы съ тобою...

   - Ты-то откуда узналъ эту пустоту? шутя спросилъ Владиславъ, и все-таки лицо его приняло какое-то особенно внимательное выражен³е. Онъ видѣлъ и понималъ, что Тальгофъ говоритъ чепуху, но зналъ, что за чепухой этой, какъ всегда у его пр³ятеля, мелькнетъ нѣсколько мыслей глубокихъ и совершенно приводимыхъ къ предмету настоящей бесѣды.

   - Оставь ее, повелительно продолжалъ Тальгофъ,- на свѣтѣ все прекрасно, все нужно: и цвѣты, и однодневныя бабочки! Въ тебѣ еще нѣтъ практическаго пониман³я привязанностей, Владиславъ, ты еще молодъ для любви, ты не догадался о томъ, что женщина безъ слабостей - не женщина, а кукла, что привязанность безъ борьбы и взаимнаго вл³ян³я - одна жалкая игра, основанная или на злости, или на лицемѣр³и. Тебѣ гадка та сфера, гдѣ твоя невѣста блистаетъ и наслаждается, а кто далъ тебѣ право гнушаться этой сферой? Она должна быть вдвойнѣ для тебя занимательна: во-первыхъ потому, что она существуетъ, во-вторыхъ оттого, что она близка къ сердцу близкой тебѣ дѣвушки. Чтобы одолѣть въ борьбѣ, чтобы побѣдить непр³ятеля, надо съ нимъ встрѣтиться, а не бѣжать съ того поля, гдѣ вы можете съ нимъ сойтися. Не сидя со мной и не передавая мнѣ свои тревоги, подготовишь ты себѣ женщину, неизмѣнную подругу всей жизни. Высказывая ей свои мысли, ты еще не сдѣлаешься ея нравственнымъ Менторомъ. нѣтъ, иди за ней, дай ей руку теперь и она подастъ тебѣ свою, когда на то придетъ время. A до тѣхъ поръ лелѣй свою Мери, старайся дѣлить съ ней ея забавы и понят³я, не страшись быть съ ней ребенкомъ. Велик³й Гёте ребячился съ Беттиной и изъ Беттины вышелъ ген³й въ образъ женщины.

   - Упаси насъ Богъ отъ женщинъ такого рода! развеселившись замѣтилъ Владиславъ.

   - Что была Гвичч³али до знакомства съ Байрономъ? ребенокъ, и ничего болѣе! Клопштокъ...

   - Давайте скорѣе обѣдать, коли дошло до Клопштока! перебилъ Мережинъ, чувствуя, что на душѣ его просвѣтлѣло. - Ставьте бутылку рейнвейна, Тальгофъ, за старые годы шатанья но свѣту, за старыя бесѣды, въ родѣ сегоднишней!

   - Нѣтъ, сказалъ Осипъ Карловичъ, садясь за столъ, наливая вино и поднимая зеленую рюмку надъ головою. Старые годы для тебя прошли. Старые годы теперь тебѣ не помогутъ, теперь тебѣ остается одинъ тостъ;

  

   Here's а health to thee, Mary!

  

   За обѣдомъ Тальгофъ рѣшилъ завтра же быть у Марьи Александровны, изучить ея характеръ и въ конецъ разрушить жениховск³е капризы Владислава.

   День былъ оконченъ въ театрѣ и надо было видѣть, съ какимъ восторгомъ глядѣлъ бывш³й наставникъ жениха изъ креселъ на ложу красавицы-невѣсты. Марья Александровна взглянула на Тальгофа одинъ только разъ и, пораженная неудовольств³емъ при видѣ его ярко-зеленыхъ перчатокъ, больше не глядѣла въ кресла.

  

  

   - Владиславъ, весело говорилъ Осипъ Карловичъ, охорашиваясь передъ зеркаломъ на слѣдующее утро:- мелочами пренебрегать не слѣдуетъ, и я усердно прошу тебя быть моимъ совѣтникомъ. Хорошо ли сидитъ мой сюртукъ и не лучше ли будетъ надѣть фракъ для перваго визита? Я не надѣну зеленыхъ перчатокъ, потому что вчера всѣ на нихъ какъ-то косо глядѣли въ театрѣ. Германъ, дай сюда бѣлыя перчатки, Владиславъ Сергѣичъ увидитъ, как³я перчатки мы носимъ.

   - Да это похоронныя перчатки, сказалъ молодой, хозяинъ разсмѣявшись.- Оставайся въ своихъ зеленыхъ, герръ Фонъ-Тальгофъ, оно будетъ спокойнѣе, да и сообразнѣй съ часомъ.

   - Нѣтъ, нѣтъ, возразилъ наставникъ,- Германъ, купи мнѣ сейчасъ же сѣреньк³я, какъ у Владислава Сергѣича. Отчего не потѣшить милой дѣвушки такими пустяками? Мелочами жизни не надо пренебрегать, какъ говорилъ...

   - Ты сдѣлаешься отвратительнымъ фатомъ, я тебѣ это предсказываю!

   - Тѣмъ болѣе чести для твоей Мери. Помни правила знатоковъ женскаго сердца - уступка въ мелочахъ, твердость въ главныхъ убѣжден³яхъ!

   - Никогда не соглашусь я съ этимъ, перебилъ Владиславъ, всегда готовый на споръ и сверхъ того утомленный безконечными сборами своего пр³ятеля,- въ мелочахъ почти вся жизнь наша, и сдѣлавши первую уступку женской прихоти, мы добровольно отдаемъ себя всего въ рабство. Пустая сыпь на тѣлѣ показываетъ порчу крови во всемъ организмѣ человѣка; незначительнѣйш³й капризъ въ молодомъ создан³и говоритъ про мног³е его душевные недостатки. Вѣрь мнѣ, любезный другъ, изъ десятка людей, вчерашн³й вечеръ косо глядѣвшихъ на твои, дѣйствительно гнусныя перчатки, девятеро - отъявленные мерзавцы, а десятый стоитъ на той дорогѣ, чтобъ быть мерзавцомъ. Можетъ быть, я увлекаюсь, но мнѣ извинительно увлекаться - я молодъ, и за это время видѣлъ столько зла, чванства, нахальства и дикой гордости! Для того, чтобъ одинъ человѣкъ рѣшился презрительно взглянуть на незнакомаго ему человѣка за то только, что на немъ перчатки зеленаго цвѣта, надо, чтобъ въ душѣ перваго таился цѣлый м³ръ испорченности, предразсудковъ и всякаго зла въ такомъ родѣ! Я прощу всякому важный грѣхъ, совершенный въ минуту вспыльчивости, сдѣланный безсознательно, но я не помирюсь съ косымъ взглядомъ, сзади котораго цѣлая пучина гадости сухой и холодной. Женщины въ этомъ дѣлъ невиннѣе мужчинъ - онѣ слабѣе разумомъ и безсильнѣе передъ свѣтскимъ обычаемъ, однако и женщинамъ поддаваться не слѣдуетъ. A потому не стѣсняйся цвѣтомъ перчатокъ, герръ Фонъ-Тальгофъ, если не хочешь поссориться со мною. Ты имѣешь право ходить, въ чемъ вздумаешь, и не ты останешься въ накладѣ, если кто нибудь отъ тебя отвернется. Нечего ждать перчатокъ; пока ты здѣсь представляешь Бруммеля, лошади промерзли у подъѣзда.

   - Однако портится характеръ Владислава! думалъ Тальгофъ, садясь въ сани.- Я сталъ не въ мѣру раздражителенъ, сказалъ самъ себѣ Мережинъ, усаживаясь возлѣ пр³ятеля. Я чувствую, что дѣлаюсь какимъ-то свирѣпымъ Д³огеномъ, благодаря Марьѣ Александровнѣ!

   Между тѣмъ миссъ Мери сидѣла въ своей гостиной, на любимой своей кушеткѣ между зеленью, успѣвши за утро принять двухъ стариковъ, одну вдову въ глубокомъ траурѣ, наслушаться новостей отъ разныхъ куликообразныхъ юношей и сверхъ того до полусмерти оскорбить свою кузину, сорокалѣтнюю дѣву, показавши ей как³я-то сѣро-желтыя кружева, до того рѣдк³я въ Петербургѣ, что имъ даже и цѣны не было. Свидѣтелемъ послѣдней продѣлки, дѣйствительно забавной, былъ отецъ Марьи Александровны, старый генералъ добраго нрава, но исполненный излишнею и неразумною слабостью къ дочери. Вѣчно занятый и утомленный дѣлами, родитель невѣсты приходилъ къ ней въ гостиную для отдыха и короткаго развлечен³я, а Марья Александровна, надо отдать ей справедливость, въ высокой степени обладала дарован³емъ забавлять отца въ коротк³я минуты свидан³я. Каждое утро ея немного заспанные глаза блистали новой веселостью, на ея устахъ вѣчно готовилась шуточка, насмѣшка надъ женихомъ или смѣшнымъ гостемъ. Мери любила театръ, часто сама играла на домашнихъ спектакляхъ, и оттого всѣ ея шутки имъ-ли въ себѣ что-то особенно круглое, театральное, забавно-эфектное. Зависть престарѣлой щеголихи, цѣлый часъ безпрепятственно хваставшейся драгоцѣнными нарядами и вдругъ обомлѣвшей надъ кружевами невѣсты, только при самомъ концѣ разговора принесенными въ гостиную, заставила старика Озерскаго смѣяться до упаду, послѣ ухода гостьи. Онъ объявилъ Мери, что, имѣя ее въ домѣ, не нуждается во французскомъ театрѣ, а затѣмъ, поцѣловавъ у ней руку, хотѣлъ удалиться въ свой кабинетъ, когда дочь весело сказала:

   - Останьтесь еще, папа, лучшая пьеса скоро начнется.

   - Это какая пьеса? и старикъ противъ воли усѣлся въ кресло.

   - Une proverbe: Обрученные I promessi Sposi. Владиславъ сейчасъ пр³ѣдетъ со своимъ другомъ-управляющимъ.

   - А! я его видѣлъ. Онъ вчера глядѣлъ къ намъ изъ креселъ.

   - Именно. Оставайтесь. Киньте бумаги!

   - Шалунья, когда перестанешь ты сердить Владислава?

   - Когда онъ меня перестанетъ сердить. Онъ устроиваетъ мнѣ экзаменъ и везетъ съ собой профессора.

   - Душа моя, Тальгофъ умный человѣкъ. Говорятъ, что онъ сочинялъ книги.

   - Прочитайте сперва, а потомъ хвалите. Я не знала, что вы читаете книги!

   - Онъ человѣкъ очень добрый.

   - Это мы сейчасъ испытаемъ.

   - Ты ему полюбилась, я это замѣтилъ въ театрѣ.

   - Съ такой наружностью можно любить дерево, холмъ, ручеекъ, но никакъ не женщину!

   И старикъ расхохотался до слезъ. Дѣйствительно, выходка Мери была очень недурна, по французски.

   - Папа! вниман³е. Слышите, звонятъ. Курите - не сбивайте меня.

   Къ нѣкоторому неудовольств³ю Мери, Осипъ Карловичъ, сопровождавш³й Владислава, вошелъ въ комнату очень прилично. Онъ уже пережилъ тѣ годы, когда мужчина еще можетъ быть смѣшонъ своими несвѣтскими манерами. Еслибъ Марья Александровна поменьше отдавалась впечатлѣн³ямъ минуты и была повнимательнѣе ко всему около нея происходящему, на нее бы лучшимъ образомъ подѣйствовалъ видъ простодушной радости, с³явшей на лицѣ гостя, и его свѣтлая, счастливая улыбка, выражавшая много душевной привѣтливости. Есть что-то безгранично-прекрасное въ старикахъ, юношахъ, въ добрыхъ мужчинахъ, прожившихъ свой вѣкъ безъ грѣха и укоризны, и если подобныя существа рѣдко попадаются въ жизни, тѣмъ сильнѣе впечатлѣн³е, ими производимое. Отецъ Марьи Александровны, не смотря на свои немного высокомѣрныя привычки, невольно всталъ съ своего мѣста, пошелъ на встрѣчу Тальгофу, и взявъ его за обѣ руки, самъ подвелъ его къ дочери, Владиславъ, начавш³й рекомендац³ю довольно шутливо, незамѣтно перешелъ въ другой тонъ и сказалъ только: "нашъ старш³й братъ, миссъ Мери". Все это не пришлось по сердцу избалованной дѣвушкѣ. Марья Александровна, по какому-то инстинкту, враждебно глядѣла на всякое проявлен³е теплаго чувства. Все-таки она дружески привѣтствовала гостя и снисходительно выслушала его разсказъ о томъ, какъ онъ давно о ней думаетъ и даже въ мысляхъ своихъ не разъ бесѣдовалъ съ нею.

   - Боже мой, о чемъ со мной бесѣдовать! наивно отвѣтила она и притомъ надула губки по дѣтски.- Владиславъ столько разъ говорилъ, что я ничего не знаю, ни о чемъ не способна долго думать...

   - Я исключаю наряды, шутя перебилъ Владиславъ, зацѣпивъ рукой кружева, еще не унесенныя изъ гостиной.

   - И вотъ онъ такъ всегда со мной говоритъ! уныло замѣтила невѣста, робко поднимая глаза и разомъ озаривъ Тальгофа своимъ яснымъ взглядомъ:- я васъ давно ждала. Я знаю, что вы будете моимъ постояннымъ заступникомъ.

   - Это Плесси, это madame Альберъ! бормоталъ старикъ отецъ, едва имѣя силы скрывать свое восхищен³е. Дѣйствительно, бойкая, подчасъ безжалостно-насмѣшливая Мери, изъ неизвѣстныхъ причинъ прикидываясь какой-то наивной простотою, выказывала истинный сценическ³й талантъ! И лицо ея глядѣло какъ-то ребячески, и губы сжимались по институтски и въ голосѣ звучало что-то нетвердое. Мало того, Мери уловила и передала на своемъ лицѣ нѣкоторыя черты, принадлежащ³я дѣвушкамъ нѣмецкаго происхожден³я, какъ-то: постоянно удивленные глазки и особенную улыбку этихъ дѣвицъ, улыбку какъ будто боязливую. Больше не нужно было для Тальгофа. Марья Александровна, безъ вниман³я пропустивъ золотую сторону человѣка, съ двухъ взглядовъ подмѣтила всѣ легк³я стороны его характера, и дѣйствовала имъ сообразно. Осипъ Карловичъ, способный говорить по часамъ, и только о высокомъ значен³я женщины, въ жизни не могъ увлечься никакой женщиной, кромѣ женщины-ребенка. A съ этой точки зрѣн³я его очаровала невѣста Владислава. Снова воскресла передъ нимъ невинная лейпцигская дѣвушка старыхъ годовъ и Мери стала ему еще дороже. Онъ шутя объявилъ себя ея вѣчнымъ рыцаремъ и защитникомъ. Онъ объявилъ, что пониман³е тайнъ женскаго наряда есть искусство своего рода, и что женщина, любящая наряды, выказываетъ душу эстетически развитую. Онъ покривилъ душею безъ всякой надобности, единственно изъ любви къ невѣстѣ своего Владислава. Ему стало тепло и отрадно, онъ радовался за молодаго человѣка, а миссъ Мери, разомъ постигнувъ своего гостя, приняла манеры еще болѣе ребяческ³я и ласковыя. Она спросила Тальгофа о его трудахъ ученыхъ и о деревенскихъ занят³яхъ, разсказавъ по этому случаю какъ представляетъ себѣ деревню. Деревня по ея идеямъ, непремѣнно должна быть украшена крошечнымъ домикомъ съ двумя окнами и трубою, изъ которой непремѣнно идетъ дымъ. По сторонамъ домика стоятъ береза съ елкою, подъ елкой растетъ грибъ. Вся эта болтовня дошла до того, что Осипъ Карловичъ началъ было подозрѣвать Марью Александровну въ нѣкоторомъ тупоум³и, или по-крайней-мѣрѣ въ совершенной неразвитости. Предполагая, что съ такимъ простодушнымъ младенцомъ церемониться не стоило, Тальгофъ сталъ ласково разспрашивать дѣвушку о ея прошлыхъ и настоящихъ занят³яхъ, какъ можетъ лишь разспрашивать какой-нибудь заботливый старикъ свою родственницу, едва разставшуюся съ институтской скамьею.

   Такихъ только рѣчей и хотѣла миссъ Мери. До сихъ поръ она была атакующею стороною и потому соблюдала осторожность, скорѣй рѣзвясь передъ Тальгофомъ, нежели надъ нимъ издѣваясь. Но съ той минуты, какъ старый чудакъ въ зеленыхъ перчаткахъ, книжный червякъ, никогда не бывавш³й въ порядочномъ обществъ, осмѣлился освѣдомляться о ея вкусахъ, занят³яхъ и образован³и, всякая насмѣшка становилась дѣломъ позволеннымъ. Надо держать медвѣдей на почтительномъ разстоян³и, кто не знаетъ этой истины? Надо предавать посмѣян³ю людей, стоящихъ посмѣян³я и зазнающихся, чуть ихъ пустили туда, гдѣ имъ никогда бывать не слѣдовало бы! Тальгофъ, не графъ Поль Тальгофъ фонъ Штромменбергъ, а бѣднякъ Тальгофъ, нищ³й и не имѣющ³й чина уродъ, осмѣливается экзаменовать Марью Александровну Озерскую! Управляющ³й Владислава, набивш³й глупыхъ идей въ голову жениха, въ дерзости своей рѣшается устроить нѣк³й контроль надъ понят³ями будущей madame Ladislas Мережинъ! Читательница согласится, что самонадѣянность была велика и стоила, если не жестокаго отпора, то самыхъ ядовитыхъ насмѣшекъ!

   И за насмѣшками не стало дѣло, тѣмъ болѣе, что Владиславъ, о чемъ то бесѣдуя съ будущимъ тестемъ, не могъ положить своего veto въ самомъ разгарѣ комед³и. Миссъ Мери захватила своего собесѣдника и принялась мучить его, какъ развѣ лишь одна кошка способна мучить самого слабаго и неловкаго мышенка. Въ как³я нибудь пять минутъ разговора, Тальгофъ разъ пять низвергался съ олимп³йскихъ вершинъ въ пучину ужаса и недоумѣн³я. Сейчасъ только сказавши Тальгофу, что обожаетъ поэз³ю и поэтовъ, Марья Александровна простодушно прибавила, что всякая женщина, пристрастная къ чтен³ю книгъ, должна имѣть видъ неопрятной фур³и, съ сигаркой въ зубахъ. За минуту назадъ она разсказала, со слезами на глазахъ, какъ она любитъ, запершись одна, въ сумеркахъ, импровизировать на фортепьяно и закончила замѣчан³емъ, что по ея всегдашнему мнѣн³ю, артистъ и шутъ значутъ одно и тоже. Ей всегда казалось, что самая грустная роль въ обществѣ, роль дѣвушки. При дѣвицахъ не говорятъ ничего умнаго, дѣвицамъ не даютъ хорошихъ книгъ, дѣвицъ избѣгаютъ люди, извѣстные своими талантами. Одинъ разъ ей захотѣлось послушать умныхъ разговоровъ; преодолѣвъ свою робость, она поѣхала въ одинъ домъ, гдѣ всегда сходились по вечерамъ художники и писатели. Но ей не посчастливилось - она была увѣрена, что на такихъ собран³яхъ происходитъ рукопашный бой между спорящимися свѣтилами науки, ей сказали, что нынче и этого не бываетъ при ученыхъ спорахъ... Весь вечеръ прошелъ безъ всякаго шума - стоило ли послѣ этого видаться съ знаменитыми умниками!

   Люди честные по душѣ имѣютъ одну великую привиллег³ю передъ всѣми смертными - свѣтлая броня, въ которую они облечены своимъ простодуш³емъ, не пробивается ни мелкими эпиграммами, ни условными намеками, ни ядовитыми стрѣлами свѣтскаго празднослов³я. Счастливъ тотъ, кто носитъ подобную броню и безстрашно свершаетъ свой путь между пигмеевъ, силящихся проколоть его своими соломенками! Тальгофъ, котораго Марья Александровна, по своимъ понят³ямъ, убила, засмѣяла, казнила и замучила, глядѣлъ на миссъ Мери съ озабоченнымъ видомъ, но съ яснѣйшею изъ улыбокъ. "Она умна, она насмѣшлива", съ радостью думалъ наставникъ Владислава. "Она не воспитана вовсе, она дитя, но дитя съ игривой натурой, въ ея рѣчахъ нѣтъ смысла, но онѣ показываютъ независимый духъ и веселость душевную. Что будетъ изъ нея черезъ годъ послѣ дѣльнаго супружескаго воспитан³я?" И онъ почувствовалъ себя какъ дома - потому что больше всего боялся найти въ Мери безцвѣтность и пошлость рутиннаго воспитан³я, а этихъ недостатковъ въ невѣстѣ вовсе не было.

   Когда Владиславъ кончилъ свой разговоръ съ генераломъ о свадебныхъ приготовлен³яхъ и подсѣлъ къ Меря, то засталъ странныя отношен³я между невѣстою и своимъ пр³ятелемъ. Миссъ Мери дулась, понапрасну выпустивши цѣлый запасъ колкостей, между тѣмъ какъ Осипъ Карловичъ, развеселившись и разболтавшись, успѣлъ вытащить изъ сокровищницы своей памяти двѣ или три заповѣднѣйш³я истор³и своей юности. Тальгофъ многое видѣлъ на своемъ вѣку, но для гостиныхъ (и то только самыхъ дружескихъ гостиныхъ) у него имѣлись только три никогда не измѣняющ³еся разсказа - первый про знакомство съ Гегелемъ, второй про странствован³е около Дрездена съ семействомъ пѣвицы Вильгельмины и трет³й про его дуэль въ Геттингенѣ. Мери слушала внимательно, кусала губы, ахала, перебивала разсказъ шутками и наконецъ выдала себя Владиславу по поводу одной подробности. Услыхавъ, что геттингенская дуэль произошла въ слѣдств³е философской полемики между двумя профессорами психолог³и, она вскрикнула, схватилась за платокъ и цѣлый океанъ лукавой, даже злой насмѣшливости выразился въ ея вспыхнувшемъ взглядѣ.

   - Мери, Мери, тихо произнесъ Владиславъ, подсмотрѣвъ этотъ взглядъ.- Душа моя Мери, вы играете въ опасную игру!

   - Нѣтъ, это вы играете въ опасную игру, Владиславъ Сергѣичъ, быстро перебила невѣста,- вы доложили свою вѣчную сигарку почти что на мое кружево. Дайте его сюда,- и Марья Александровна схвативъ дорогое издѣл³е со стола, уложила его на колѣни.

   - Вы меня испугали съ этой дрянью, сказалъ женихъ, показывая видъ, что нарочно хочетъ отнять сквозныя тряпочки, такъ дорог³я для дѣвицы.

   - Какъ, это дрянь? быстро спросила Марья Александровна. M-r Тальгофъ, заступитесь за меня, так³я обиды я терплю всяк³я день. Ladislas бранитъ мой вкусъ, смѣется надо всѣмъ, что только мнѣ нравится. Вы такъ много видѣли, такъ много знаете... вы меня спрашивали и про музыку, и про то, какъ мнѣ читали географ³ю. Дайте же и мнѣ задать вамъ вопросъ въ ною очередь. Скажите, неужели это дрянь, какъ выражается мой женихъ, со всегдашней своей вѣжливостью?

   И она представила кружево передъ самые очи Осипа Карлыча, простодушно улыбнувшагося при видѣ этихъ запачканныхъ, перепутанныхъ цвѣтковъ и кружечковъ, крѣпкихъ почти какъ проволока.

   - Ну, скажите, хорошо-ли это? продолжала лепетать Мери.

   - Ха, ха, ха, ха! ласково проговорилъ Тальгофъ, очевидно желая потѣшить капризную дѣвочку: - хорошо, хорошо, очень хорошо, жаль, что я раньше не зналъ вашего вкуса. У нашей одной помѣщицы въ домѣ плетутъ так³я славныя работы...

   Тутъ ужь не могла удержаться m-lle Marie. Въ послѣдн³й радъ щадя чудака, или можетъ быть слишкомъ презирая его въ эту минуту, она обратилась къ одному Владиславу:

   - Ахъ! сказала она, выпрямившись на кушеткѣ и открыто выразивъ на лицѣ всю безпредѣльную ирон³ю, врожденную ея натурѣ:- ah! cher Ladislas, я васъ поздравляю отъ всего сердца. Вы рѣшились сегодня устроить мнѣ экзаменъ, заставили меня говорить объ искусствѣ и Богъ знаетъ о чемъ, а сами не умѣете отличить алансонскихъ points отъ дряни. Вы сейчасъ чуть не сожгли вещи, надъ которой можетъ быть десять артистокъ, et artistes véritables, потеряли зрен³е. Вы очень хорошо знаете психолог³ю, но не мешало бы вамъ знать, для меня по-крайней-мѣрѣ, что старыя кружева рѣдкость изъ рѣдкостей, что ихъ нѣтъ ни въ производствѣ, ни въ продажъ, что поддѣлать стараго кружева не умѣетъ ни одинъ человѣкъ въ м³рѣ! Вы не разъ дѣлали мнѣ десять умныхъ вопросовъ, а я только разъ задала вамъ одинъ вопросъ, понапрасну! Не забудьте же напередъ - прежде, чѣмъ являться наставникомъ дѣвушекъ, выучитесь сами сперва знать толкъ въ кружевахъ по-крайней-мѣрѣ. Sur èa, je prie Dieu de vous aroir en за sainte garde!

   И она вышла изъ зады, смѣясь, унося кружево и слегка выгибаясь тѣломъ къ отцу, совершенно какъ актриса, знающая, что восторженная публика вызоветъ ее двѣнадцать разъ къ ряду. И точно, папа ощущалъ необѣятное наслажден³е, и даже - что трудно было предполагать - Осипъ Карловичъ Тальгофъ смѣялся до слезъ, кашляя и говоря Владиславу: "а, а, мой дорогой юноша, вспомни-ка нашъ вчерашн³й разговоръ о женщинахъ и ихъ сферѣ!" Одинъ только Владиславъ стоялъ молча и угрюмо потупивъ голову. Наставникъ его хохоталъ, а онъ страдалъ за своего наставника. Шутка обыденная и извинительная въ свѣтѣ не всегда можетъ быть дозволена съ натурами гордыми и юными. Добрый отецъ Мери понялъ это, и со врожденной ему любезностью, носпѣшиль обратиться къ обоимъ гостямъ.

   - Не сердитесь на мою Плесси, сказалъ онъ, трепля по плечу Мережина:- это ужь ея утренняя порц³я. Васъ она сегодня бранила за кружево, а меня кольнула поутру за то, что мнѣ новыхъ книгъ читать некогда. За то она весь день съ нами, мы не обѣдаемъ у Сергѣя Юрьевича.

   Обѣдъ прошелъ весело и добропорядочно, хотя бы могъ пройти лучше. Мери ни разу не поддразнила жениха, а съ другомъ его вела себя весьма любезно. Но всѣмъ было какъ-то неловко, Владиславъ разъ пять задумывался, съ нетерпѣн³емъ ждалъ конца вечера, и послѣ чая довольно сухо шепнулъ Тальгофу, что хочетъ побесѣдовать съ Мери наединѣ, передъ ея выѣздомъ на балъ, куда самъ не пойдетъ.

  

  

   Оставшись одинъ въ гостиной и поджидая невѣсту, удалившуюся наряжаться въ уборной, Владиславъ Сергѣичъ почувствовалъ, что волнен³е, съ утра начавшееся въ его сердцѣ, обратилось въ бурю довольно значительную. Онъ сердился разомъ и на невѣсту и на своего ученаго друга: никогда еще, по его мнѣн³ю, Осипъ Карловичъ не являлся такимъ устарѣлымъ педантомъ, такимъ многоглаголивымъ фантазеромъ, какъ въ этотъ день. Насмѣшки умныхъ дѣвушекъ всегда безжалостны, какъ и насмѣшки бойкихъ дѣтей,- онѣ бьютъ съ особенной силой; насмѣшливыя женщины рѣдки, ихъ шутливыя выходки всегда искренни. Мужчина можетъ осмѣивать другихъ людей изъ зависти, разсчета, нахальства, стремлен³я блеснуть остроум³емъ; давая волю злости своего языка, онъ только подрываетъ свой собственный кредитъ, весьма ослабѣвш³й съ тѣхъ поръ, какъ свѣтъ кишитъ Мефистофелями въ круглыхъ шляпахъ и лордами Байронами, состоящими при разныхъ департаментахъ. Тысячу разъ блестящая молодежь шутила надъ Тальгофомъ въ присутств³и Владислава, ощущавшаго одно презрѣн³е къ преслѣдователямъ своего наставника, и вдругъ при небольшой шуткѣ двадцатилѣтней дѣвушки, онъ начинаетъ самъ злиться на дорогаго ему человѣка. Мережинъ вскочилъ съ дивана, онъ не могъ сидѣть въ спокойномъ положен³и, такъ было ему больно и горько. Въ эту минуту вошла Марья Александровна во всемъ блескѣ вечерняго наряда.

   - Хороша ли я? спросила она, становясь противъ зеркала и дѣлая знакъ, чтобъ женихъ приблизилъ къ нему всѣ свѣчи.

   - Мери, сказалъ Владиславъ, не заботясь о свѣчахъ и не покидая своего мѣста у камина, къ которому стоялъ прислонившись:- я сегодня сердитъ на васъ выше всякой мѣры. Дуться я не умѣю, а потому простите, если я, можетъ быть, выскажу что нибудь лишнее. Вы сегодня сдѣлали дурное дѣло, вы напали на слабаго. Вы осмѣяли и унизили (даже въ моихъ глазахъ, я не скрою этого) чудака, который въ свое время сдѣлалъ много хорошаго, а для меня былъ больше, нежели отцомъ. Когда все это кончится, душа моя, Мери? Долго ли мы съ вами, какъ как³е-то влюбленные враги, будемъ и любить и мучить другъ друга?

   - Это что-то новое, возразила Марья Александровна:- как³я мучен³я и как³е влюбленные враги? Не открыли ли вы между нашими семействами какой нибудь древней ненависти? - это было бы очень занимательно.

   - Не между семействами, а между понят³ями нашими, продолжалъ Владиславъ, по обычаю, отклоняясь отъ первоначальнаго вопроса, то есть отъ шутокъ Марьи Александровны надъ Тальгофомъ. Другъ мой, сердца наши за одно, но умы кипятъ вѣчной борьбою. Вы - представительница свита, который васъ увлекъ, ослѣпилъ, поработилъ и надъ которымъ вы рано или поздно хотите властвовать. Я не люблю и никогда не любилъ свѣта, не нуждаюсь и не нуждался въ свѣтѣ. Въ настоящее время особенно, выбравъ себѣ дѣвушку по сердцу, забочусь о немъ менѣе, чѣмъ о китайской импер³и. Suivez mon raisonnement, Marie. Свѣтъ вообще не любитъ, даже немножко ненавидитъ людей, не питающихъ къ нему расположен³я.

   - Много чести для этихъ господъ, перебила невѣста:- мнѣ кажется, свѣтъ о нихъ и думать не хочетъ?

   - Замѣтьте, какъ мое замѣчан³е вамъ не полюбилось; я не напрасно назвалъ васъ представительницей свѣта. И такъ, свѣтъ не любитъ независимыхъ людей. Свѣтъ бываетъ глупъ, продолжалъ Владиславъ съ нетерпимостью юности. Цвѣтокъ не въ силахъ жить безъ корня, а некрасивый корень можетъ виться въ землѣ и питать все растен³е, если на немъ и не будетъ цвѣтка. Свѣтъ, вашъ высок³й свѣтъ, не хочетъ думать обо всемъ этомъ.

   - За то, быстро отвѣтила Мери съ бойкостью юношескаго ума, схвативъ противоположную сторону вопроса:- вы, независимые господа, правы, во всемъ правы, всегда правы? Свѣтъ о васъ не думаетъ, и онъ глупъ, по вашему рѣшен³ю. Вы отлично начинаете свою независимую карьеру, ожидая, чтобъ свѣтъ, вашъ высок³й свѣтъ, сталъ передъ вами на колѣни, за то, что вы надъ нимъ подсмѣиваетесь! Однако, Боже мой! о чемъ мы говоримъ цѣлый часъ! а я не хочу пр³ѣхать на балъ съ головной болью. Знаете ли, Владиславъ, что вы говорили очень мило и очень хорошо? Я совѣтую вамъ сегодня говорить въ такомъ родѣ, c'est le genre méthodiste, èa plait, dans les jeunes gens и мнѣ за васъ весело.

   - И вы говорите такъ, какъ я не ожидалъ, Marie, но извините меня, кончили очень худо. Неужели вы отъ души совѣтовали мнѣ сдѣлать роль изъ моей жизни, а изъ моихъ понят³й какой-то философск³й романъ, для поднесен³я его по страничкамъ разнымъ любительницамъ оригинальностей? Неужели вы не сообразили, что всяк³й порядочный человѣкъ скорѣй умретъ, чѣмъ рѣшится на такой поступокъ?...

   - Умереть! умереть! весело сказала Мери, кокетничая и какъ-то особенно шевеля плечами (обычный ея жестъ, повергавш³й въ восторгъ счастливаго жениха), вы сегодня необыкновенно милы, даже говорите о смерти, что я очень люблю. Прощайте, отецъ идетъ, пора ѣхать. Являйтесь черезъ четверть часа, встрѣтьте меня тотчасъ же, будьте одѣты превосходно, танцуйте со мной мало, говорите много и во всякую свободную минуту, къ Павлу Антонычу не ревнуйте, сверхъ того, вамъ разрѣшается волочиться за старухами, только не за одной, а за двумя или тремя въ одно время....

   - Довольно, довольно, Бога ради, вскричалъ женихъ, поневолѣ расхохотавшись и не имѣя духа слушать вою эту болтовню хладнокровно:- вы забыли только объ одномъ, Мери. Я сегодня работаю. Мое поручен³е не кончено - я лѣнился всѣ день, балъ обойдется безъ моей персоны.

   Марья Александровна подступила къ молодому человѣку, представляя, что сердится, и дѣйствительно сердясь немного.

   - Это капризъ или вызовъ на ссору? спросила она Владислава.

   - Ни то, ни другое, сухо отвѣтилъ Мережинъ:- капризничать я не стану, а предлоговъ для ссоры у меня сегодня было слишкомъ много и безъ этого.

   - Вы опять про своего управляющаго,- оставимъ это. И вы не хотите быть сегодня на балѣ, гдѣ васъ ждутъ, гдѣ вамъ полезно быть, гдѣ наконецъ прилич³е требуетъ, чтобъ вы были вмѣстѣ со мною?

   - Прилич³е ничего не требуетъ, Marie. Какъ невѣста, вы имѣете полное право не ѣздить на балы, а сидѣть дома: я бы могъ кончить работу при васъ и ужинать съ вами.

   - Работу, работу! перебила дѣвица: - а не отъ вашего ли непостижимаго упрямства происходитъ то, что васъ заваливаютъ работой и утромъ и ночью? Развѣ вамъ не предлагали мѣста у моего дяди?

   - Объ этомъ предметѣ, милая Мери, чѣмъ меньше будите вы говорить, тѣмъ лучше будетъ. Въ жизнь мою я не просилъ никого ни о чемъ, и теперь просить не стану. Мѣстомъ я тоже доволенъ, занят³ями тоже,- товарищами еще болѣе.

   - Товарищи при васъ останутся, вы будете приглашать ихъ къ себѣ, если это люди порядочнаго круга.

   Миссъ Мери знала, что послѣдними словами зацѣпитъ Владислава за живое, но онъ только посмотрѣлъ на нее прищурясь и сказалъ съ легкой усмѣшкой: "Боже мой, кто могъ такъ испортить мою когда-то добрую и тихую Мери!"

   Лучшаго отвѣта и дать не могъ Владиславъ. Краска невольнаго смущен³я бросилась въ лицо дѣвушки; всегда бойкая на отвѣтъ, Марья Александровна не нашла ничего колкаго, чтобъ сказать въ эти минуты, и въ слѣдств³е того разгнѣвалась.- Я теряю время, которое могла бы провести во сто разъ лучше, произнесла она быстро оправившись, и такъ одно слово, Владиславъ Сергѣичь: будете вы на балѣ или не будете?

   - Не буду, Марья Александровна.

   - Прощайте же. И невѣста хотѣла уйти изъ комнаты, но подумавъ немного, вернулась и положила жениху обѣ руки на плеча. "Владиславъ, сказала она, вы можете считать меня капризною, испорченною, пожалуй дерзкой дѣвушкой, но вы будете не правы. Я можетъ быть ошибаюсь во многомъ, но правы ли вы, дорогой другъ? Съ нѣкоторыхъ поръ пропала вся ваша деликатная уступчивость. Вы стали съ какимъ-то наслажден³емъ дѣлать все мнѣ наперекоръ, нападать на людей, которыхъ я люблю, на свѣтъ, гдѣ меня любятъ, ласкаютъ, на мои понят³я, на мои заботы о васъ. Нельзя выходить изъ круга, въ которомъ мы родились, нельзя пренебрегать имъ, чтобъ онъ не пренебрегъ и нами. Будемъ говорить яснѣе: вамъ надоѣли частые выѣзды, вы зѣваете на балахъ, вы называете всю бальную молодежь дураками; вы говорите, что вамъ ничего не надо, что, выбравши себѣ невѣсту по душѣ, вы заботитесь о свѣтѣ меньше, чѣмъ о Китаѣ, а о моихъ родственникахъ и друзьяхъ семейства нашего менѣе, чѣмъ о мандаринахъ. Я готова съ вами согласиться, что эти почтенные люди точно, похожи на мандариновъ, но если на свѣтѣ нельзя жить безъ мандариновъ? Вы эгоистъ, cher Ladislas, хотя эгоистъ милый и восторженный. Вы думаете о себѣ только, подумайте же немного и обо мнѣ. Мнѣ пр³ятно быть съ человѣкомъ, котораго бы всѣ уважали, которому бы завидовали, котораго бы и немного боялись, который былъ бы силенъ въ свѣтѣ. Я не люблю розовыхъ кустовъ и не понимаю Аркад³и. Мы должны жить въ свѣтѣ и имѣть въ немъ почетное мѣсто, а чѣмъ достигнуть этого, если не связями и жизнью въ обществъ? Вы умны, надо, чтобъ свѣтъ васъ зналъ и видѣлъ, на тотъ случай, когда умные люди ему понадобятся. Вы честный и хорош³й человѣкъ: пусть же люди видятъ и знаютъ, что между ними живетъ честный человѣкъ, котораго забывать непозволено. Пока вы хороши и молоды, пока вамъ двадцать пять лѣтъ и вы меня любите, я совершенно довольна и вами, и тѣмъ общественнымъ положен³емъ, какое вы мнѣ дадите. Но вамъ не вѣчно будетъ двадцать пять лѣтъ, и вамъ нельзя вѣчно слыть подъ назван³емъ le petit Мережинъ. Это имя теперь ласковое, черезъ десять лѣтъ будетъ насмѣшливымъ именемъ. И если васъ черезъ десять лѣтъ въ свѣтѣ все-таки станутъ звать le petit Мережинъ, то повѣрьте, что въ этомъ прозван³и для меня будетъ немного лестнаго..."

   Владиславъ Сергѣичъ поцѣловалъ обѣ руки невѣсты.- Ахъ, Мери, Мери, сказалъ онъ въ свою очередь, какъ щедро надѣлилъ васъ Богъ, и какъ много счаст³я найдете вы въ жизни, если умъ вашъ будетъ направленъ такъ, какъ слѣдуетъ! Еслибъ вы давно вздумали говорить со мной такимъ образомъ, не подсмѣиваясь и не затрогивая моихъ убѣжден³й, какъ скоро положили бы мы предѣлъ нашимъ вѣчнымъ несоглас³ямъ? Слушайте теперь, Marie, мой взглядъ на вещи. Мы любимъ другъ друга, я люблю васъ страстно, буду любить долго и чувствую въ себѣ достаточно силъ, чтобъ долго вамъ нравиться. Счаст³е наше въ насъ самихъ, а не въ свѣтѣ, съ свѣтомъ самое лучшее проститься, выбравъ изъ него небольшое число людей, къ которымъ мы чувствуемъ истинную привязанность, и окруживъ себя этими людьми. Теперь о блескѣ, о значен³и въ обществѣ, о положен³и, которое намъ доставятъ наши выѣзды и труды вашихъ дядей и бабушекъ. Вы забыли одно важное обстоятельство, Мери - вѣкъ человѣка не дологъ. Еслибъ мы съ вами имѣли въ виду прожить сто лѣтъ, я охотно истратилъ бы часть этихъ годовъ на завоеван³е себѣ почета, огромнаго богатства, свѣтской зависти. Но молодость, пора наслажден³я, для насъ пройдетъ быстро, чрезъ двадцать лѣтъ мы уже будемъ жить дѣтьми нашими, ихъ успѣхами и радостями. Еслибъ я былъ бѣденъ, я не далъ бы себѣ минуты отдыха, выбился бы изъ силъ для того, чтобъ добыть вамъ независимость и общее уважен³е, но мы съ вами имѣемъ все это, нашъ долгъ жить и не заграждать дороги тѣмъ, которые еще трудятся и пробиваются впередъ, ищутъ любви и поля для полезной дѣятельности. И такъ, Marie, чрезъ двадцать лѣтъ мы пустимъ впередъ дѣтей нашихъ, а сами, по прежнему, станемъ имѣть въ рукахъ тысячи средствъ на добро, всякой день нашъ будетъ приносить съ собой пользу и тих³я радости. Имѣн³я наши велики, и сколько разъ говорилъ я вамъ про то...

   - То-есть, перебила невѣста, досадуя на отца, копавшагося въ кабинетѣ и вымещая свою досаду, по обыкновен³ю:- то-есть, вы заранѣе опредѣлили себѣ путъ, на которомъ не встрѣтите ничего, кромѣ скуки и праздности. Сперва романъ безъ развязки и завязки, а потомъ сельское уединен³е, то-есть попросту - сидѣнье въ грязной глуши. И вы думаете, что мнѣ подъ старость будетъ очень пр³ятно смотрѣть, какъ мой супругъ гоняетъ собакъ въ деревнѣ?

   Эта истинно жалкая и возмутительная выходка низвела Владислава Сергѣича изъ сельнаго неба въ преисподнюю. Какъ могла Мери, съ ея яснымъ умомъ, произносить рѣчи, достойныя глупаго ребенка или уродливаго фата; какъ давалась ей способность отъ прямаго, тонкаго пониман³я вещей, перескакивать къ постыднѣйшимъ заблужден³ямъ? Не имѣя силъ продолжать разговора, начатаго такъ искренно, молодой человѣкъ взялъ шляпу и на лицѣ его, въ первый разъ при невѣстѣ, показалось выражен³е тоскливаго, неописаннаго отвращен³я. Мери поняла этотъ нѣмой упрекъ и отвѣтила на него холодной улыбкой, однако оба собесѣдника дружески пожали другъ другу руки, и условились провести завтрашн³й день вмѣстѣ. Передъ уходомъ, Владиславъ произнесъ довольно грустнымъ голосомъ: Мери, вы, можетъ быть, станете смѣяться, но я долженъ васъ увѣдомить, что по моему мнѣн³ю, наша привязанность въ опасности. Я бы скорѣе рѣшился видѣть между нами двухъ злодѣевъ и трехъ свирѣпыхъ гонителей! До сихъ поръ, по милости Бож³ей, не было въ течен³и нашихъ отношен³й ни одного событ³я, которое поставило бы насъ прямо одинъ противъ другаго. Ссоры наши выходили изъ пустяковъ, но что будетъ съ нами, когда намъ обоимъ придется рѣшаться, думать и дѣйствовать?

   - Мнѣ до этого дѣла нѣтъ, отвѣтила невѣста, мнѣ перемѣняться поздо, я всегда буду одинакова.

   - И я не перемѣнюсь, Мери, возразилъ женихъ въ свою очередь, мнѣ перемѣняться не поздо, а безчестно, и болѣе чѣмъ безумно.

   - Ну, ну, ѣдемъ же, ѣдемъ, перебилъ Александръ Филипповичъ, озаривъ всю гостиную своими звѣздами и эполетами:- вамъ двоимъ лишь бы болтать безъ толку, никто мнѣ и не напомнитъ, что уже половина двѣнадцатаго.

  

  

   Владиславъ Сергѣичъ, добравшись до подъѣзда, убѣдился въ томъ, что его экипажъ не являлся изъ дома - кучеръ, по всей вѣроятности, не считалъ нужнымъ слишкомъ рано являться за своимъ бариномъ въ домъ его невѣсты. Погода стояла гнусная, извощиковъ, какъ всегда на англ³йской набережной, вовсе не было. Посмотрѣвши нѣсколько времени на свинцовое небо, изъ котораго снѣгъ валился хлопьями, нашъ женихъ отъ всего сердца пожалѣлъ о людяхъ, бросающихъ отрадную бесѣду у себя дома для путешеств³я по грязи въ чью нибудь чужую, наполненную чужимъ народомъ квартиру. Затѣмъ онъ вернулся въ сѣни, сбросилъ съ себя пальто и, боковымъ корридоромъ пробравшись въ кабинетъ хозяина, расположился въ немъ по праву стараго семейнаго друга. Работы, по правдѣ сказать, у молодаго человѣка на этотъ вечеръ не было, онъ не ѣхалъ на балъ потому, что съ самаго обѣда чувствовалъ на душѣ что-то мертвое, леденящее, унылое. Къ сердцу его подступалъ тотъ иногда благотворный, иногда гибельный приливъ юношескаго унын³я, при которомъ вся наша жизнь кажется погибшею, всѣ наши привязанности уничтоженными. Въ жизненной войнѣ, на молодыхъ бойцовъ часто нападаетъ этотъ душевный недугъ, который бы надо назвать жизненной лихорадкою, отъ ея сходства съ пушечной лихорадкой, cannon-fever, на первыхъ сражен³яхъ.

   Бросивъ недокуренную сигару, Мережинъ сѣлъ передъ каминомъ и два часа просидилъ не шевельнувшись, думая только объ одномъ предметѣ, объ одной женщинѣ. Онъ ясно сознавалъ и признавался себѣ въ томъ, что горестна и трудна становилась его любовь къ Марьѣ Александровнѣ. Съ каждымъ днемъ наши обрученные приходили въ новое нравственное столкновен³е, и съ каждымъ днемъ душевныя силы Владислава изнурялись этой борьбою. Въ двадцать пять лѣтъ отъ роду трудно вести борьбу съ чѣмъ бы то ни было, въ двадцать пять лѣтъ отъ роду юноша пылокъ, силенъ въ натискѣ, но не можетъ имѣть того спасительнаго упрямства, безъ котораго не бываетъ полной побѣды. Владиславъ чувствовалъ, что, будь онъ старѣе десятью гадами, онъ могъ бы играючи одолѣть всѣ слабости Мери, устремить на добро ея тщеслав³е, искоренить ея ребяческ³е предразсудки, одна мысль о которыхъ теперь волнуетъ его желчь и кипятитъ гордую кровь. Можно сознавать свое безсил³е, но откуда взять силу и опытность? Все это говорилъ себѣ женихъ, сидя передъ каминомъ и съ мрачной стороны глядя на свое поведен³е относительно Meri. Взглядъ его былъ ясенъ и даже во многомъ слишкомъ строгъ. "Развивая мои идеи передъ Марьей Александровной", думалъ молодой человѣкъ, "я дѣйствую какъ чудакъ, стрѣляющ³й во бабочкамъ! Всѣ мои проповѣди длинны, и хуже всего то, что она сама начала считать меня за Донъ-Кихота. Откуда мнѣ взять нужнаго познан³я, кто дастъ мнѣ дѣльный совѣтъ въ моемъ дѣлѣ, и наконецъ, развѣ я не имѣю права быть самимъ собою? Если я беру Мери какова она есть, отчего же она не хочетъ брать меня съ моей молодостью и моими недостатками! Что выиграю я, переломивши мою натуру и тягостно подлаживаясь, до времени, къ тѣмъ понят³ямъ, которыя меня возмущаютъ! Имѣю ли я право хитрить въ дѣлѣ всей моей жизни, и наконецъ какъ должно хитрить, какъ должно дѣйствовать для того, чтобъ перемѣнить милую мнѣ дѣвушку? Будь что будетъ,- можетъ быть я до-сихъ-поръ дѣйствовалъ глупо, но по мѣрѣ своихъ силъ,- прямодушно. Я не измѣню своего образа дѣйств³й и шагу не ступлю съ дороги, которая кажется мнѣ прямою. Однако уже два часа - сколько времени я сидѣлъ не шевелясь и думалъ только о ней! Любопытно звать, много ли разъ вспомнила она обо мнѣ на сегодняшнемъ балѣ?"

   Оставалось подождать еще полчаса, много часъ, и Марья Александровна должна была вернуться, по обыкновен³ю усталая, и обыкновенно чрезвычайно соблазнительная въ своемъ измятомъ нарядѣ,