Чарская Лидия Алексеевна - Паж цесаревны

просила Левенвольде уступить ей Разума. С этой минуты и поселился во дворце цесаревны Алеша в качестве бандуриста-певца, испытывая готовность, как и все окружающие ее люди, умереть по первому ее приказу. А она в этой преданности, в этой песне соловьиной, да в мелодичном звоне сладкозвучной бандуры черпала себе утешение...

   Тихо, тихо поет Алеша Разум. Громко нельзя петь - тело государыни еще не предано земле. Цесаревна незаметно задремала под эту песню.

   Вдруг смолкла бандура. Затих певец.

   - Серденько-царевна, до тебе идуть! - послышался над нею мелодичный голос.

   - Что тебе надо, Алексей Григорьевич? Зачем разбудил? Только ведь и забудешься, когда уснешь малость! - проговорила цесаревна, открывая сонные глаза, и сейчас же замолчала.

   Шум голосов послышался за дверью, и в комнату вбежал Лесток. Лицо его было взволновано, движения быстры. За ним следовали два брата Шуваловых, Александр и Петр, камер-юнкеры цесаревны, и ее камергер Михайло Илларионович Воронцов. Между ними появилась пышная, полная фигура цесаревниной любимицы Мавруши, превратившейся за это время в настоящую, степенную, но все еще молодую, свежую и бойкую Мавру Егоровну. Вслед за ней проскользнула тоненькая, подвижная фигурка Андрюши Долинского.

   Словом, вся маленькая свита Елизаветы была здесь в сборе.

   - Что случилось? Почему вы так всполошились? - недоумевающе вскинула глазами на своих друзей Елизавета.

   - А вот то, матушка, что ты вот тут песенками тешишься, - с обычной своей грубоватой манерой подступила к своей повелительнице Мавра Егоровна, - а за тебя люди на дыбе корчатся.

   - Кто? Кто опять на дыбе? - так и встрепенулась цесаревна.

   Лицо ее смертельно побледнело, глаза потухли. Ее кроткая, мягкая душа всегда мучительно страдала при одном слухе о казнях и пытках.

   - Вот то-то и дело - кто! Послушай-ка, что тебе дохтур натявкает... Не зря он, прости меня Господи, как пес бездомный, по улицам с утра до ночи шлепает, - тем же грубоватым голосом роняла Мавра.

   - Что же такое? Да говорите же! Говорите, не мучьте меня, Лесток! - прошептала, едва держась от волнения на ногах, цесаревна.

   - Ваше Высочество, ужасная новость! - произнес последний. - В Кронштадте во время присяги малолетнему императору матрос Толстой публично говорил о том, что не немецкой отрасли следует быть на престоле, а настоящей русской цесаревне. А в гарнизонном полку на Васильевском острове армейский капрал Хлопов громко изъявил то же желание видеть на троне, Ваше Высочество, цесаревну Елизавету...

   - Ну, и что же? - так и впилась цесаревна глазами в рассказчика.

   - Их схватили... привели к Бирону... Сам регент занялся этим делом. Несчастных заперли в его дворце... Их будут, конечно, пытать...

   - Пытать за меня! О, как это жестоко! - схватившись за голову, прошептала Елизавета. - Когда же кончится все это? Когда прекратятся эти ненужные жертвы? Надо узнать, во что бы то ни стало, что ждет этих несчастных! И если... если... Нет, я сама поеду к Бирону и буду умолять его отменить казнь.

   - Еще что! - резко вскричала Шепелева, - русская царевна пойдет унижаться перед этой курляндской лисицей!

   - Тише, тише, Мавра Егоровна! - остановил расходившуюся девушку Петр Иванович Шувалов. - Курляндская лисица - ныне регент Российской Империи.

   - Опомнись, батюшка! Что мне за дело, регент он или нет? Знаю я одного государя-императора, да солнышко мое, цесаревну, а до всего прочего мне дела нет!

   - Это ужасно, ужасно! - повторяла между тем Елизавета. - Надо узнать, что с ними, выведать все и спасти, непременно спасти... Ведь из-за меня пошли они на дыбу!

   - Да, да, надо помочь им и как можно скорее! - произнес всегда готовый одолеть всякие препятствия смелый и решительный Воронцов.

   - Но как? Как? - в один голос произнесли братья Шуваловы, Мавра и цесаревна.

   - Оба молодца сидят под караулом во дворце регента. Чтобы узнать о них, надо проникнуть во дворец. Нам, как лицам вашей свиты, этого нельзя. Нас тотчас же арестуют, как шпионов, - произнес с уверенностью Лесток.

   - Вы правы, доктор. Нам идти нельзя, - согласился Воронцов.

   - Но оставить так тоже нельзя! Нужно же помочь! - отозвался Александр Шувалов, у которого так и закипала кровь при известии о новых казнях ненавистного курляндца.

   - Но как пробраться во дворец к регенту? - произнесла цесаревна, - как проникнуть к несчастным?

   - Я проникну! - послышался молодой голос, и Андрюша Долинский, сверкая глазами, выступил вперед.

   - Ты? - проронили в один голос присутствующие, изумленные заявлением юного пажа.

   - Да, я, если ты мне позволишь, матушка-цесаревна! - произнес отважный мальчик, обращая горевшие неизъяснимой преданностью и любовью глаза в лицо Елизаветы.

   - Но они арестуют, они погубят тебя! - в волнении произнесла цесаревна.

   - Нет! Погубить не погубят, - успокоительным тоном проговорил Лесток, - не такой же зверь Бирон, чтобы учинять над детьми кровавую расправу. И потом мальчик не так глуп, чтобы отдаться им в руки... Не правда ли? - обратился он к Андрюше.

   Тот только блеснул глазами в ответ.

   В его отважной голове уже зрели планы.

   - Отпусти меня к этим несчастным, матушка-цесаревна! - заговорил он с мольбою,- я проберусь к ним, я успокою и обнадежу их. Они узнают от меня, что цесаревне Елизавете, для которой они не призадумались отдать жизнь, ведомо об их преданности, и она благословляет их... Я знаю, как это должно их утешить.,. А они нуждаются в утешении, цесаревна. Их участь не весела! У них, может быть, маленькие дети... Мой отец подвергнут был той же участи и, в память отца, я пойду к этим несчастным!

   Не просьбою, а твердою решимостью звучали последние слова Андрюши. Горячая кровь прилила к его лицу. Глаза с нежностью смотрели на цесаревну. Но не робкая мольба сияла теперь из этих твердых, смелых, прекрасных глаз.

   - Пусти его, Ваше Высочество! Видишь, сам не свой, рвется мальчишка. Не простак наш Андрей, не осрамит! - произнесла Мавра Егоровна, - а не пустишь, все едино убежит! - прибавила она, махнув рукою. - Убежишь, Андрюша? Ведь правда?

   - Убегу, Мавра Егоровна! Убегу, чтобы все вызнать и потом успокоить цесаревну нашу! - смело тряхнул кудрями мальчик.

   Елизавета наградила своего пажа долгим ласковым взглядом.

   - Бог с тобой, мальчик! Ступай! Сам Бог тебя посылает на доброе дело! - проговорила она, любовно гладя своими нежными пальцами припавшую к ее руке чернокудрую головку.

   Андрюша радостно вскрикнул и осыпал эти пальцы градом горячих поцелуев.

  

  

   Ноябрьский денек выпал на славу... Солнца, правда, не было видно, солнце пряталось в морозном небе, но снег, выпавший рано в этом году, заменял своим белым ослепительным блеском скрывшееся за седыми облаками капризное солнце.

   По берегу Фонтанной речки шел чернокудрый мальчик, одетый в простой крестьянский полушубок, с шапкой на голове, нахлобученной по самые уши. Теплые валенки были надеты на его ноги, большие, вязаные рукавицы - на руки, но все же мороз давал себя чувствовать, и мальчик то и дело похлопывал руками и притопывал ногами, чтобы как-нибудь избавиться от несносного мороза.

   Подпрыгивая и приплясывая таким образом, он миновал несколько улиц и очутился перед воротами дворцового сада.

   - Куда лезешь? - неожиданно остановил его караульный солдат, грубо схватив за плечо.

   - К дяденьке моему, дворцовому истопнику иду в гости, - смело отвечал мальчик, - дяденька, слышь ты, у регента состоит на службе.

   И он гордо вытянулся перед свирепым стражем. - "Знай нас, мол! Не простые мы люди, а истопники самого герцога".

   - А ну тебя! - махнул солдат и пропустил его в ворота. Мальчик проворно юркнул в них и зашагал по аллее.

   В саду было чудно хорошо в этот светлый, зимний, студеный день. Кругом стояли деревья, разукрашенные инеем, словно невесты, готовившиеся к венцу. Но мальчику некогда было любоваться ими. Он увидел вдали огромное здание и вздохнул облегченно.

   Слава Богу! Он у цели! Вот и дворец!

   И Андрюша Долинский (это был он, чернокудрый мальчик, одетый простолюдином) смело зашагал по главной аллее по направлению к дворцу.

   Треск сучьев, громкое карканье и падение чего-то на землю неожиданно привлекли внимание мальчика.

   Андрюша взглянул вперед и увидел маленькую белочку, в спину которой вцепился своими острыми когтями огромный ворон. Бедный зверек беспомощно бился в цепких лапах хищника. Юный паж с минуту задумался, потом быстро запустил руку за пазуху и вытащил оттуда небольшую пистолю. Нацелиться в ворона и спустить курок было делом одной минуты. Раздался выстрел. С пронзительным криком хищник опрокинулся на спину и забился в предсмертных судорогах. Белка вскочила на ноги, бросилась с быстротою стрелы к соседнему дереву, взобралась по широкому его стволу и исчезла на нем среди сучьев, покрытых снегом.

   В то время, как Андрюша, надеясь, что спас бедного зверька, хотел двинуться дальше, тяжелая рука опустилась на его плечо. Мальчик живо обернулся. Передним стоял худой, длинный, как палка, человек с рыжими космами, выбивающимися из-под зимней шапки. Он был одет в придворный мундир, который висел, как на вешалке, на его худой, костлявой фигуре.

   Точно гром небесный упал на Андрюшу, так неожиданно было появление незнакомца передним.

   - Стой! - вскричал рыжий человек в самое ухо пажа, - именем государя-регента я арестую тебя!

   - Как? За что? За что вы хотите меня арестовать? - произнес Андрюша, скорее изумленный, нежели испуганный этими словами.

   - За то, что ты вздумал здесь заниматься охотою. Разве ты не знаешь, что строжайше запрещено охотиться ближе тридцати верст расстояния от столицы? - сурово произнес рыжий человек.

   - Я вовсе не охотился здесь, - ответил Андрюша, - но, увидя, как ворон схватил белку, решил наказать хищника и избавить этим от смерти несчастного зверька.

   - А каким образом у тебя очутилась пистоля, дружочек? По твоему виду ты крестьянин, а крестьянам носить оружие не полагается, - произнес рыжий, хитро сощурив свои бесцветные крошечные глазки и вонзая их подозрительным взором в лицо мальчика.

   Андрюша вспыхнул. Рыжий был прав. Пистоля, которую он захватил из дома на всякий случай, выдала его. Об этом он не подумал раньше и теперь уличен на месте преступления.

   Беспомощным взором взглянул Андрюша на дымящееся еще в его руках оружие, потом перевел глаза на ехидно улыбавшееся лицо рыжего человека.

   В одну минуту тысяча мыслей промелькнула в голове мальчика. Он и проклинал себя за излишнее мягкосердечие, заставившее его во зло себе заступиться за слабого зверька, и обдумывал в то же время, как избавиться от ареста. Но главное, что заботило его, это то, как бы предстоящий арест не помешал бы ему узнать о судьбе двух несчастных заключенных и доставить сведения о них цесаревне.

   И неожиданная мысль огненной полосою прорезала мозг Андрюши: во что бы то ни стало вырваться из цепких рук этого худого и, по-видимому, далеко не сильного человека, и бежать.

   Он окинул быстрым взглядом окрестности. Кругом была непробудная тишь; одни только белые деревья высились кругом.

   Рыжий человек между тем крепко впился в его плечо. Андрюша внимательно взглянул в его лицо. Неожиданное сходство с кем-то далеким, позабытым поразило его. Но задумываться и вспоминать было некогда. Не успел рыжий опомниться, как Андрюша неожиданно громко, пронзительно вскрикнул, потом оттолкнул его от себя обеими руками и, ловким движением вырвавшись из его рук, со всех ног кинулся бежать.

   Ошеломленный в первую минуту неожиданным бегством рыжий, однако, быстро пришел в себя и пустился за беглецом.

   Но молодые ноги Андрюши были куда проворнее худых, длинных ходулей рыжего человека. Мальчик далеко опередил своего преследователя и вскоре достиг выхода Летнего сада. Вот и знакомая караулка, вот и ворота... Вот около них все еще бродит солдат, вступивший с ним было в пререкания... Еще несколько шагов - и он за оградою... Рыжий отстал далеко, его даже не видно...

   И Андрюша, несомненно, успел бы скрыться от своего преследователя, если бы у самых ворот ему навстречу не попался неизвестно откуда мчавшийся всадник на белом коне. Всадник был молод, лет 16 на вид. На нем был золотом шитый гвардейский мундир. Ордена Андрея Первозванного и Александра Невского красовались на его груди. Юное безусое лицо молодого всадника носило на себе не столько печать величия, сколько напыщенности и высокомерия. За всадником, на почтительном расстоянии, следовали верхом два конюха в богатых одеждах. Молодой всадник наскочил на Андрюшу и сбил его с ног. Рыжий человек, все время бежавший по стопам убегавшего мальчика, весь запыхавшийся и облитый потом от усиленного бега, успел в это время очутиться подле.

   - Что с вами, Берг? Куда вы так стремительно летели, любезный? - произнес юный полковник, обращаясь к рыжему и едва удерживая улыбку при виде представшей перед ним костлявой фигуры. Берг!

   Несмотря на сильное волнение Андрюша хорошо расслышал эту фамилию. Берг!

   Так вот откуда оно, это роковое сходство, которое так бросилось ему в глаза! Берг, шпионивший в доме цесаревны и подведший под пытки и каторгу его милого крестненького! Берг, враг дяди Алеши, Берг, осмелившийся под видом лакея наблюдать и следить за самим "солнышком", цесаревной! Так вот где привелось встретиться с ним!

   В один миг Андрюша был уже на ногах и, сжав судорожно кулаки, подступил к Бергу. Бесконечная ненависть пылала в его детских глазах. Он знал из слов доктора Лестока, самой цесаревны и веселой Мавры Егоровны, что этот человек - виновник многих несчастий, которые за последнее время постигли преданных Елизавете лиц, и жгучая жажда мщения поднималась в его груди.

   Казалось, и Берг узнал в скромном юном крестьянском мальчике пажа цесаревны.

   - Кто ты? - вскричал он, грубо хватая за шею Андрюшу. Андрюша выпрямился. Глаза его засверкали.

   - Кто я, тебе знать не надо! - произнес он дрожащим от негодования голосом, - а кто ты, я знаю! Ты изменник и шпион Берг...

   - Молчать! Ты забылся, мальчишка, и получишь за это по заслугам! - раздался позади него громкий голос, и юный всадник, все время молча и не без любопытства наблюдавший эту сцену, поднял хлыст, который держал в руке.

   Еще секунда - и удар пришелся бы по лицу мальчика, но Андрюша отскочил вовремя. Весь дрожа от гнева, он устремил пылающие негодованием глаза на всадника, сжал кулаки бросился вперед, пытаясь стащить с седла непрошеного заступника Берга, несмотря на то, что тот был старше и сильнее.

   - Эй, сюда! Схватить этого дерзкого мальчишку и связать его! Пусть знает, как нападать на принца Петра, будущего герцога Курляндского! - прозвучал над его головой грозный голос, и Андрюша почувствовал себя схваченным чьими-то сильными руками.

   Два конюха, следовавшие за молодым принцем, быстро прискакали к мальчику, спешились с коней, связали его по рукам и ногам своими поясами и, взбросив на спину одного из коней, повезли по дворцовой аллее.

  

  

   Герцог-регент недоволен. Он только что прошел в свой кабинет из застенка, где старательно допрашивали поднятых на дыбу двух заподозренных его врагов Хлопова и Толстого, но те ничего нового не показали. Привлекать их к вторичной пытке могущественному Бирону не хотелось. Все равно - эти упрямцы ничего не скажут. Умрут - не скажут. Но, главное, они были ярыми сторонниками цесаревны, а на цесаревну имел свои виды регент. Он решил поэтому отпустить виновных, ограничась их высылкою в дальние губернии. Пусть знает цесаревна, что он, Бирон, бывает великодушен к своим врагам...

   Но не только неудачный допрос в застенке был причиной неудовольствия Бирона: сегодня он получил прямые указания о кознях против него со стороны родителей императора-малютки, принца и принцессы Брауншвейгских. О! Эти Брауншвейгские! При одной мысли о них кулаки регента сжимались, и сердце билось так сильно, точно хотело выскочить из груди. Но никогда он их так сильно не ненавидел, как теперь. И не без причины. Арестовав тайным образом адъютанта принца Брауншвейгского, Грамотина, и подвергнув его пытке, герцог-регент узнал многие ужасные вещи. Узнал, что принц Брауншвейгский, подогреваемый его супругой, хочет устранить его, Бирона, и завладеть правлением. Он, этот косноязычный, этот заика-трус, принц-девчонка, каким его считали все окружающие, смеет тягаться с ним - регентом! Если этот Грамотин, измученный и напуганный пыткой, не налгал на своего начальника, то ему, регенту, грозит опасность. И он уже велел утренним указом собраться назавтра сенату и генералитету и послать такой же указ принцу Брауншвейгскому с приказанием явиться в качестве обвиняемого перед судом из сенаторов и вельмож. Пусть только он запрется, негодный! О! Он, регент, сумеет побороть этого жалкого, ничтожного врага! Он запытает его, сошлет, уничтожит. Он доберется и до принцессы Анны, сумевшей оскорбить его отказом и презрением полтора года тому назад. Он докажет им, докажет России, всему миру, каково бороться с ним, государем-регентом, герцогом Бироном! Недаром же он с такими усилиями, всеми существующими средствами, прокладывал себе дорогу к трону!.. Теперь он на высоте величия и могущества. Его имя поминается в церквах сряду после имени малолетнего государя императора Иоанна Антоновича. Он пойдет еще дальше. Его сын, принц Петр, женится на принцессе Елизавете. Она не посмеет отказать ему, как осмелилась когда-то эта ненавистная Анна Брауншвейгская. А раз дочь Великого Петра станет супругой юного Бирона, он, регент, сумеет со своими сторонниками отнять престол у малютки... Но он не передаст его Елизавете, нет. Елизавета ненадежное лицо. Она, пожалуй, захочет быть "настоящей" императрицей.' И притом у нее много сторонников, которые ненавидят его, Бирона. О, он это знает!.. Нет!.. Если он и решится сделать ее императрицей, то только на самое короткое время... У него другие планы: надо выписать из Голштинии племянника цесаревны, принца Голштинского Петра, сына покойной принцессы Анны Петровны, умершей в Киле, и подготовить его в императоры российские, под условием, что этот Петр согласится жениться на особе, которая будет указана ему Бироном... И этой особой будет Гедвига Бирон... Да, да, Гедвига... А потом, потом, если, паче чаяния, Петру Голштинскому суждено прожить недолго, то... - мечты государя-регента летели вперед, как на крыльях, - то Гедвига Бирон, уродка Гедя, станет императрицей, самодержавной русской императрицей...

   И при одной мысли об этом гордо поднялась голова Бирона. Он уже видел императорскую корону на черной головке своей горбатенькой дочери. И впервые отеческое чувство, заговорило в этом черством, жестоком человеке. Впервые что-то похожее на любовь почувствовал он в сердце к этой девочке, которую до сих пор только высмеивал и презирал за то, что она физическим недостатком мешала всем его смелым планам.

   - Попросить сюда ее светлость принцессу! - коротко приказал герцог почтительно ожидавшему его приказаний дежурному пажу. Через пять минут на пороге кабинета показалась нескладная горбатенькая фигура.

   - Ты звал меня, папахен? - робко осведомилась Гедвига, трепетавшая при одной мысли о свидании с отцом. Она знала, что ее зовут сюда только для того, чтобы выбранить за что-либо или жестоко высмеять ее физическое уродство. Она знала, что отец не сможет ей простить никогда ни ее горба, ни ее некрасивого лица, мешавшего исполнению его заветных планов.

   И теперь, когда паж почтительно доложил ей, что его высочество государь-регент послал за нею, Гедвига вся встрепенулась, предчувствуя что-то недоброе впереди. Она вошла, вся трепеща и робея, в ожидании выговора или колкостей со стороны отца. Но, к великому изумлению принцессы, сумрачная складка неудовольствия, прорезавшая лоб герцога, тотчас же расправилась при виде маленькой фигурки, появившейся на пороге.

   - Я рад тебя видеть, Гедвига! Садись сюда и потолкуем! - проговорил Бирон, с особенною вежливостью подставляя кресло дочери и усаживая ее.

   Гедвига изумленно взглянула на отца. Она не привыкла к такому обхождению с его стороны.

   Между тем герцог встал напротив дочери и начал вкрадчивым голосом:

   - Ты уже взрослая барышня, Гедвига. Пора подумать и о замужестве. Любишь ты кого-нибудь, Гедвига?

   Девушка испуганно подняла глаза. Что это? Не заметил ли чего-либо отец? Не догадался ли?.. Перед ее мысленным взором мелькнула чернокудрая, совсем еще почти детская голова юного пажа, встреча с которым оставила в ней сильное впечатление... Сердце Гедвиги забилось сильно, сильно... Но она собрала все свои силы и заговорила:

   - Нет, папахен, я еще не думала об этом.

   - Вот и отлично, что не думала! - обрадовался регент, - зато я, твой отец, подумал об этом. Я нашел тебе славную партию, моя девочка, и если ты пожелаешь быть умницей и слушаться во всем желающего тебе добра отца... то, то...

   Тут герцог-регент быстро поднялся со своего места, оттолкнул ногою кресло и почти в фамильярной позе склонился перед дочерью, проговорив торжественно:

   - Будущая императрица всероссийская, прошу не оставить вашими милостями.

   "Это, верно, новая насмешка над нею? Новая травля?" - подумала Гедвига, побледнев, и тоже вскочила со стула.

   - Что это значит, папахен? - бессвязно произнесла она.

   - Что это значит? Это значит, девочка, что я желаю отдать тебя замуж за принца Голштинского Петра, которому, рано или поздно, не миновать русского престола.

   Гедвига тихо вскрикнула, пошатнулась и закрыла лицо руками.

   Теперь она поняла все!

   Из корыстных целей отец будет сватать ее принцу Петру. Она не знала этого принца, но слышала о нем много. Это был взбалмошный, недалекий юноша, приводивший странными выходками в ужас своих воспитателей. Дикий и необузданный, он был неразвит и невоспитан. И такому жениху прочили ее в невесты! Ее, бедную принцессу Гедвигу!

   Не помня себя, она с мольбою вскинула на отца глазами и прошептала чуть слышно:

   - Папахен! Милый, дорогой папахен! Я не хочу замуж! Я хочу остаться с вами!

   Бирон нахмурился. Губы его сжались.

   - Глупое дитя! - произнес он, - ты не знаешь, не понимаешь своей выгоды! Я хлопочу для тебя же, но ты слишком еще молода, чтобы понять это. Через год или два ты будешь супругой Петра Голштинского, а теперь ступай, мне некогда возиться с тобою, я должен заниматься делами правления.

   И повелительным жестом Бирон указал трепещущей дочери на дверь.

   Юная принцесса ни жива, ни мертва вышла из кабинета. Рядом роскошно убранных зал пробежала она весь регентский дворец, не чуя ног под собою, вся поглощенная своими горькими думами. Вот и обширные сени, ведущие на другую половину дворца. За ними тянется длинный полутемный коридор, в конце которого стоит огромный ларь. Гедвига быстро, в несколько шагов, добежала до него и, повалившись на сундук, залилась слезами.

   Принц Петр!.. Предстоящее замужество с ним!.. Горькая доля жить бок о бок с грубым, невоспитанным человеком, которого навязывает ей в мужья ее корыстолюбивый отец. О!.. Пусть императорская корона ждет ее в будущем... Ей не надо ни короны, ничего! Ей нужно только...

   Тут перед взорами Гедвиги мелькнуло снова прекрасное, смелое лицо, такое прекрасное, какое можно только выдумать в сказке, мелькнули черные, горящие огнем отваги глаза и весь стройный облик юного пажа Елизаветы. Слезы ее разом высохли, иссякли...

   Она молча протянула руку к чудному виденью... Протянула и сейчас же отпустила. Лицо ее помертвело от ужаса. Глаза обезумели и округлились, глядя вперед. Едва внятный стон привлек внимание принцессы. Она чутко прислушалась, насторожилась. Стон повторился. Вся дрожа от страха и ужаса, она замерла на месте. Теперь она ясно поняла, что стон выходил из-за двери, плотно запертой на задвижку, подле которой стоял деревянный ларь. За этой дверью находилась гардеробная со старыми, ненужными платьями ее брата, принца Петра.

   Гедвига стояла неподвижно, как вкопанная. Но вот новый стон, еще более явственный, заставил ее разом еще более насторожиться.

   Что бы ни было, она не должна бояться: там спрятан, очевидно, новый несчастный, требующий спасенья, - вихрем пронеслось в ее голове. Но почему он заперт здесь, а не в тюрьме или в застенке, прилегающем к их дворцу, этого она не могла понять.

   - Помогите! Спасите! - послышался между тем вполне явственный возглас за дверью.

   Принцесса не колебалась далее. Сильным движением руки она отдернула засов и быстро распахнула дверь гардеробной.

   В вечерних сумерках ноябрьского дня она с трудом различила стройную, небольшую фигурку юноши с черными кудрями, разбросанными по плечам, и бледное лицо, белым пятном белевшее во мраке.

   Сердце Гедвиги забилось усиленно, быстро.

   Она сразу узнала Андрюшу.

   - Вы, вы здесь? - вскричала она не своим голосом, бросаясь навстречу заключенному.

   - Принцесса Гедвига!

   - Паж цесаревны!

   Они обменялись этими быстрыми возгласами, и теперь, исполненные волнения, не знали, что сказать, стоя друг перед другом бледные, трепещущие, потрясенные.

   Принцесса Гедвига опомнилась первая.

   - Как ты попал сюда? - спросила она нетвердым голосом.

   В нескольких словах Андрюша Долинский рассказал ей все - как его накрыл негодяй Берг, как он увидел принца Петра, как принц Петр хотел его оскорбить, как он пытался стащить принца с лошади и как конюхи приволокли его сюда, в эту темную, холодную горницу.

   Гедвига слушала с большим вниманием, что говорил ей этот смелый четырнадцатилетний мальчик, боясь проронить хоть слово.

   - Но каким образом ты очутился у нас в Летнем саду? - снова спросила Гедвига, когда он кончил свое печальное повествование.

   Паж замолк. Глаза его не без тайного страха впились в лицо принцессы.

   "А что, если она подослана сюда своим негодяем братом и этим проклятым Бергом? - подумал Андрюша. - Что, если она пришла выспросить все, чтобы потом предать его суду и дыбе, как доказанного преступника?" Но нет. Печальные, полные грусти и сочувствия к нему глаза Гедвиги смотрят на него так искренно, так правдиво, так сочувственно. Длинное, бледное, некрасивое личико так и светится каким-то особенным лучистым светом. "С таким лицом, с такими глазами лгать нельзя!" - решил Андрюша и, повинуясь непреодолимому желанию открыть всю истину этой ласковой принцессе, рассказал ей все: как он шел сюда проведать несчастных, пострадавших за цесаревну, и как он думал помочь им.

   - О! Ты можешь быть спокоен за них! - едва выслушав мальчика, вскричала Гедвига. - Они завтра же будут освобождены! Я слышала, как говорили об этом во дворце.

   - Будут освобождены! - вскричал юный паж, разом забывая свои собственные горести и невзгоды, - будут освобождены! О, как я счастлив! Как я безумно счастлив, принцесса!

   - Но ты сам!.. Ты сам в заточении, и Бог весть, что ожидает тебя! Ты оскорбил самого Курляндского принца и за это...

   - Меня ждет казнь, не правда ли, ваша светлость? - спокойным голосом произнес мальчик.

   - Если не казнь, то во всяком случае дыба и виски, - убитым голосом произнесла Гедвига. - Принц Петр не забудет оскорбления и постарается оклеветать тебя перед лицом отца.

   - Так что же? Я уже приготовился к этому, принцесса, когда шел узнавать сюда о судьбе преданных слуг цесаревны Елизаветы! - проговорил без малейшего трепета смелый мальчик.

   - Но я не дам тебя истязать! Ты еще так молод; ты - дитя! - вскричала Гедвига, - и я вырву тебя отсюда! - добавила она с уверенностью.

   Затем, подумав немного, она произнесла взволнованным шепотом:

   - Ты должен бежать! И бежать как можно скорее!

   - Увы, это невозможно! - произнес юный пажик. - У всех ходов и выходов дворца стоит караульная стража. Меня остановят тотчас же, и я подведу только под ответ вашу светлость, принцесса Гедвига!

   - Принцесса Гедвига ничего не боится! Принцесса Гедвига сделает доброе, честное дело: освободит тебя, милый, благородный юноша! - горячо произнесла та, гордо подняв голову, и, надменно сверкнув глазами, прибавила:

   - Посмотрим, как стража осмелится остановить меня, принцессу Курляндскую! Идем!

   И, быстро схватив за руку ошеломленного неожиданностью Андрюшу, она бросилась с ним к дверям.

   - Принцесса Курляндская ошиблась в своих расчетах! - послышался позади их резкий голос, и два темных силуэта обрисовались в промежутке дверей.

   Громкий хохот покрыл слова говорившего.

   - Брат Петр! - вскричала девочка, отступив назад в глубину комнаты и увлекая за собой пленника.

   - Сестричка Гедвига! - отвечал насмешливый голос юного принца.

   - Беги! Беги! - прошептала принцесса на ухо Андрюше, - беги, а я попытаюсь как-нибудь задержать его.

   Но - увы! - бежать было поздно. Бегство являлось немыслимым. Оба - и Гедвига, и паж - поняли это.

   - Связать арестованного и запереть его накрепко, чтобы никакие мысли о бегстве не смущали его! - приказал молодой принц следовавшим за ним слугам. - А вам, милейшая сестричка, я придумал достойное наказание, - насмешливо обратился он к Гедвиге. - За то, что ты хотела вырвать у меня из-под носа негодного мальчишку, я отплачу ему такими пытками, какие тебе и не снятся... Я буду пытать вашего друга-приятеля, пока не вытяну все жилы из него. Отец разрешил мне это, отдав пленника в полное мое распоряжение. Поняли вы меня!

   Гедвига громко вскрикнула и бросилась вон из комнаты.

   По знаку принца слуги подбежали к юному пажу, повалили его на пол и через минуту-другую мальчик почувствовал свои руки и ноги в тяжелых железных кандалах.

  

  

   Ласково и кротко мигает лампада в большой просторной комнате малютки императора Ивана Антоновича. Нарядная, пышная кормилица-немка тихо мурлычит себе под нос какую-то песенку. Эта песенка говорит ей о родных горах и уютных домиках, о зеленых лугах и белокурых крестьянках-подругах далекой родины...

   Задумалась кормилица и не слышит, как в детскую вошла сама принцесса Анна, мать императора, и, быстрыми шагами приблизившись к колыбельке, склонилась над сыном.

   - Спит мой Иванушка, - прошептала Анна Леопольдовна, - спит и не чует, как мучают, как оскорбляют его мать. Не можешь ты защитить меня, родной, милый мой крошка!.. Тяжело мне, Иванушка! Голубчик мой! Сынок мой ненаглядный! Обижает меня регент... Жестоко обижает... Расти же, расти, мой мальчик! Вырастешь, заступишься за свою бедную матушку, отплатишь ее врагу... Только бы ты вырос поскорее, милый мой, ненаглядный мой государь-сыночек!

   И Анна Леопольдовна, исполненная тоскливого горького чувства, осторожно нагнулась и с нежностью прижалась к крошечному лобику спящего императора.

   Шум за дверью привлек ее внимание.

   - Боже мой, они его разбудят! Что еще случилось? - невольно вслух произнесла она, не без трепета устремляя глаза на дверь.

   На пороге показался принц Антон, за ним Юлиана.

   - Что такое? Зачем вы так ворвались? Иванушка спит. Вы его разбудите! - тревожно проговорила принцесса.

   - Но вы не знаете, не знаете, что Бирон сделал со мною? - сильно волнуясь и заикаясь, залепетал принц. - Ведь это же ужас! Ведь дальше идти некуда! Мы пропали! - не слушая увещеваний жены, все громче и громче говорил принц.

   - Почему пропали?

   - Нас обвиняют в измене, в покушении на власть регента... Грамотин схвачен. Его подвергли пытке. Его и других офицеров. Замешаны наши имена... Очевидно, эти несчастные, не выдержав мучений, оговорили, оклеветали нас... Сейчас я из собрания кабинет-министров, куда меня утром потребовали, как мальчишку... Меня судили там как преступника... Меня обвинили в том, что я хочу с твоего согласия вырвать регентство из рук Бирона... О! Они все, все подкуплены, затравлены Бироном... А этот негодяй Ушаков, который еще недавно так заискивал у меня и говорил мне всякие любезности, осмелился сказать мне... мне...

   Тут принц Антон задохнулся и остановился, тяжело переводя дыхание.

   - Что же он сказал вам? Не томите меня, ради Бога! - тоскливо вырвалось из груди Анны.

   - Он сказал... он сказал... - стуча зубами и трясясь, произнес принц, - что поступит со мною... с нами... сурово, как с изменниками, несмотря на то, что мы родители императора...

   Принцесса тихо вскрикнула и закрыла лицо руками.

   - Он прикажет нас пытать? - дрожа всеми членами, прошептала она чуть слышно.

   - Все возможно... - ответил принц. - От Бирона и Ушакова всего можно ожидать... Но всего вероятнее, что эти негодяи сошлют нас куда-нибудь в глушь, предварительно отняв от нас Иванушку...

   Новый крик, вырвавшийся из груди принцессы, огласил комнату. Но это уже не был крик ужаса, нет! Страх матери за свое детище, отчаяние потерять его - вот что целиком завладело сердцем Анны.

   - Не отдам! Не отдам Иванушку! - вскрикивала она, обвив руками сына и заслонив его своей худенькой, миниатюрной фигуркой.

   Глаза ее дико сверкали, отчаянная решимость запечатлелась на обычно апатичном, сонном лице. Но длилось это недолго. Вслед затем принцесса тяжело опустилась в кресло и залилась слезами.

   - За что! За что! - повторяла она, рыдая. Юлиана молча обняла ее.

   - Успокойся, Анна! - шептала верная фрейлина. - Милая моя! Господь сохранит тебя и императора!

   - Как успокоиться! - взвизгнул принц, - разве мыслимо успокоиться, когда каждую минуту могут сюда прийти люди регента и всех нас пота тут в застенок, а потом...

   Он недоговорил, вздрогнул, насторожился, бросил взгляд по направлению двери и шепотом произнес:

   - Слышите шуршание шагов?.. Кто-то идет по коридору... Я отлично различаю звук сабли... Это пришли за нами... Спасайся, Анна, и вы, Юлиана... спасайтесь... Берите Иванушку и бегите... Я за вами тотчас...

   И принц отчаянно заметался на месте, то хватаясь за голову похолодевшими руками, то бросаясь к колыбели сына...

   Крошка-император проснулся и заплакал. Пышная кормилица давно уже не спала, ровно ничего не понимая во всей этой сумятице, и беспокойно таращила на присутствующих свои испуганные глаза.

   Анна Леопольдовна бросилась к своему ребенку, торопливо вынула его из колыбели и, прижав к сильно бьющемуся сердцу, молча ждала, вперив расширенные от ужаса глаза на дверь.

   Рядом с нею встала Юлиана, стараясь закрыть собою любимую принцессу.

   Все мучительно толпились в ожидании роковой минуты. Бежать было немыслимо. Шаги раздавались теперь совсем уже близко за дверью. Спустя минуту на пороге показалась высокая, статная фигура Миниха.

   - Все кончено! Вы пришли арестовать нас, фельдмаршал? - произнес, весь замирая от ужаса, принц Антон.

   - Арестовать вас, ваша светлость?! - с недоумением произнес старик. - Что за мысли пришли вам в голову, принц! Я приехал к вам прямо из собрания кабинет-министров...

   - Где меня отщелкали, как мальчишку, - вырвалось из груди принца.

   - Я приехал переговорить с ее светлостью принцессой, - проговорил граф Миних самым почтительным тоном.

   - Так, значит, вы не пришли нас арестовывать? - едва скрывая свою радость, вскричал мигом успокоенный принц.

   - Бог с вами, ваша светлость!

   - В таком случае очень рад, очень счастлив, любезный фельдмаршал! - произнес, захлебываясь от восторга и пожимая руки графа, принц Антон. - А мы тут уже...

   Взгляд Анны, негодующей на излишнюю его болтливость, остановил дальнейшие излияния Антона.

   - Ну-ну, вы тут секретничайте, а я пойду!.. - неловко затоптался он на одном месте и бочком-бочком, смущенный, выскользнул из комнаты.

   Анна Леопольдовна передала ребенка кормилице и, пригласив Миниха следовать за нею, прошла в свою приемную. Юлиана Мегден осталась в детской. Она задумалась, хитро сощурила свои черные глазки и, подойдя к закрытой двери будуара принцессы, приложила к щелке свое розовое ушко.

   "Мое присутствие было, очевидно, излишним в глазах старого фельдмаршала, потому что они не позаботились пригласить меня! - произнесла самой себе девушка, - но я все-таки узнаю, в чем дело, благо Анна раз и навсегда разрешила мне слушать у дверей все, что ни говорится в ее будуаре".

   И плутовка чутко насторожилась, чтобы не проронить ни одной фразы из этой таинственной беседы.

   - Вы очень страдаете, принцесса? - было первым словом старого фельдмаршала, когда он поместился на стуле против кресла правительницы. - Регент не дает вам жить?

   - Вы это знаете, граф, - печально проронила Анна.

   - Он лишает вас самого необходимого, сократив ваши доходы до крайности...

   - Да.

   - Он непочтительно обходится с вами?

   - Да.

   - Он оскорбляет вашего супруга, кричит на него публично и вам не воздает должного, как матери императора, уважения.

   - Да, да, да!

   - Он арестовывает и подвергает пытке верных слуг ваших. А сегодня он дошел даже до крайности. Я сам слышал угрозы Ушакова принцу, навеянные, конечно, самим герцогом... И регент пойдет еще дальше, он не остановится, поверьте и...

   - О, молчите, ради Бога, молчите! - схватив за руку графа, вскричала принцесса.

   Наступила долгая пауза.

   - Хотите, Ваше Высочество, избавиться от него? - вдруг неожиданно спросил фельдмаршал.

   - Что?!

   Анна даже привстала с кресла, так дико и невероятно для нее прозвучал этот вопрос.

   Она взглянула в лицо старого героя, думая, что он шутит. Но нет. Лицо Миниха смотрит на нее и без тени улыбки.

   - Хотите, я избавлю вас от него, принцесса? - еще настойчивее звучит его вопрос.

   - Вы?.. От... Него?.. Вы, фельдмаршал?.. Но вы рискуете своей жизнью! - лепетала она, чуть живая от волнения.

   - Да, я рискую ею ради моего императора и вас, принцесса! - произнес твердо Миних. - Но Россия гибнет в клещах тирана... Я сочту за счастье помочь вам спасти страну. Мне нужно только ваше согласие, чтобы действовать вашим именем... и все будет сделано...

   - А если не удастся? - вся замирая от ужаса, прошептала Анна.

   - Тогда... тогда... Но надо верить в лучший исход, принцесса. И я верю в него! Бог поможет правому делу... Все зависит теперь от вас, от вашего согласия. И я жду его от вас, мать моего государя!

   Старчески-красивое лицо Миниха сияло теперь необычайным светом.

   Но Анна Леопольдовна все еще колебалась. Ей чудились кровавые картины, неудачный исход, допросы, пытки, сама казнь и кровь, кровь без конца.

   Вдруг тяжелая дверь распахнулась с грохотом, и в комнату, как пуля, влетела Юлиана.

   - Анна! Радость моя! - возбужденно лепетала девушка, кидаясь на шею принцессе. - Сам Бог говорит его устами! Согласись! Ты должна это сделать, Анна, должна, для того чтобы у тебя не отняли твоего ребенка, твоего Иванушку... ^

   При одном напоминании о сыне принцесса вз