Свирский Алексей Иванович - Рыжик

т? - спросил Рыжик.

   - Трус, вот и орет...

   В это время раздался второй, а вслед за ним и третий звонок. Обер-кондуктор два раза перекликнулся с паровозом, и через минуту от поезда воспоминания не осталось.

   Перед станционными постройками красивым зеленым амфитеатром раскинулся Жослинский лес. По другую сторону вокзала шла дорога в Жосли, а немного левее - Виленское шоссе, по которому должны были продолжать свой путь Рыжик и Стрела.

   - Ничего интересного нет, пойдем! - разочарованно пробормотал Левушка.

   - Пойдем! - точно эхо, повторил Санька.

   Приятели, прежде чем уйти, напились холодной воды, посмотрели на часы и только затем направились к шоссейной дороге. Когда они проходили мимо вокзала, до их слуха все еще доносились отчаянные вопли мальчика.

   Солнце склонилось к лесу. Жара значительно спала. Юным путникам теперь гораздо легче было шагать по дороге, и настроение их духа заметно улучшалось. Левушка закурил, а Рыжик засвистал какую-то песенку.

   - А знаешь, мне его жалко стало, - прервав свой свист, проговорил Санька.

   - Кого жаль стало? - спросил Стрела.

   - Да вон того мальчика, которого жандарм тащил...

   - А себя ты не жалел, когда кондуктор тузил тебя?

   - То я, а то он... Себя не жалко...

   - Слухайте, слухайте! - вдруг услыхали приятели чей-то голос.

   Они обернулись и увидали, к крайнему своему удивлению, того самого еврейского мальчика, о котором у них шла речь. Путаясь в длинных полах серого балахона, он бежал прямо на них.

   - Уф, как жарко!.. - с трудом выговорил наконец мальчуган и остановился перед озадаченными приятелями.

   Смуглое лицо его горело румянцем, черные глаза сверкали и искрились. Крепкие сапоги, фуражка с большим козырьком и пуговицей на макушке, парусиновый сюртук до пят и маленький черный мешочек в руке - вот все, что было на нем и при нем.

   - Что они тебе сделали? - спросил у него Рыжик.

   - А что они могут мне сделать? - ответил мальчик на вопрос вопросом и пожал плечами. - Очень я их боюсь... Подумаешь, начальство какое! - добавил он и презрительно улыбнулся.

   - А зачем ты орал, ежели не боишься? - вмешался в разговор Левушка.

   - Я орал потому, что жандарм этого хотел. Я вижу - ему нравится, чтоб я кричал, ну я и кричал... Что мне, дорого стоит покричать?..

   Рыжик и Левушка так и покатились со смеху.

   - Так это ты не взаправду ревел? - сквозь смех воскликнул Рыжик. - Ай, и молодец же ты!..

   Он дружески похлопал мальчика по плечу.

   - Куда ты идешь? - обратился к нему с вопросом Левушка.

   - А вы куда идете? - опять ответил он на вопрос вопросом.

   - Мы идем сейчас в Ковно...

   - Ну, и я пойду в Ковно...

   - Позволь, - перебил его Левушка, - ведь ты сейчас из Ковно "зайцем"-то приехал?

   - Ну и что ж?.. А разве мне не все равно, что в Ковно, что из Ковно?.. Хочете - я пойду направо, хочете - налево.

   - А зачем ты идешь?

   - А зачем вы идете?

   - Мы из Ковно в Петербург пойдем, там одного человека найти нам надо...

   - Ну хорошо, и я пойду с вами, - сказал он таким тоном, как будто его об этом просили.

   Левушка с Рыжиком значительно переглянулись между собою, а потом отошли немного в сторону и шепотом стали совещаться. Кончилось совещание тем, что в путь отправились они не вдвоем, а втроем.

   - Как тебя звать? - обратился к новому спутнику Рыжик, идя с ним рядом.

   - Меня зовут и Лейбеле и Хаимка. У меня два имени.

   - Как мы его звать будем? - обернулся Рыжик к Левушке.

   - Лучше Хаимкой его звать будем, - посоветовал Левушка.

   Наступило минутное молчание. Трое путников бодро шагали вперед, глазами измеряя окрестность. Лес отодвинулся от них и ушел вместе с солнцем на запад. По обеим сторонам широкой дороги желтели хлебные поля.

   - Вы, может, думаете, у меня денег нет? - нарушил молчание Хаимка. - Ой-ой, еще сколько есть!..

   - Откуда же у тебя деньги? - живо заинтересовался Левушка.

   - Откуда? У меня из дому деньги есть. Хочете, я вам покажу?..

   - Покажи!

   Хаимка остановился и запустил руку в карман своего балахона. Левушка и Рыжик также остановились. Хаимка все глубже и глубже опускал руку, пока со дна полы не вытащил крохотный кошелек.

   - У меня кармана нет, а подкладка есть, - пояснил Хаимка, осторожно открывая кошелек. В ту же минуту над кошельком наклонились три головы.

   - Вот один рубль и двадцать семь копеек. Вот!..

   Он высыпал весь капитал на ладонь и поочередно подносил деньги к глазам то Рыжика, то Левушки.

   - И у нас деньги есть, - проговорил Стрела. - Только у нас меньше: всего тринадцать копеек. Если хочешь, давай одну кассу сделаем. Мы тебе и наши деньги отдадим, а уже ты на всех покупать будешь... Хочешь?

   - Ой-ой, еще как хочу! - воскликнул обрадованный Хаимка.

   Левушка немедленно отдал ему тринадцать копеек, и снова все тронулись в путь.

   Хаимка ликовал. С его смуглого лица не сходила радостная улыбка. Он ни на минуту не умолкал. Из его рассказов Рыжик и Левушка узнали, что он уроженец города Ковно, что у него ни отца, ни матери нет, а теперь он отправился в Палестину; но его нашли в вагоне под скамейкой, и он едет с ними в Петербург. Жил он в синагоге на общественный счет. Хорошо учился, и за это общество его одевало и кормило. Выучился он читать по-русски, и теперь он хочет многому учиться. Он будет ходить по земле и учиться до тех пор, пока не сделается первым ученым на всем свете. Когда он придет в страну, где не будет евреев, он обрежет себе пейсы...

   Приятели с удовольствием слушали болтовню Хаимки и беспрерывно задавали ему вопросы.

   - А креститься ты не хочешь? - спросил Рыжик.

   - А зачем мне креститься?

   - Чтобы быть русским.

   - Чтобы быть русским? - певучим голосом переспросил Хаимка. - Ну, а ты хочешь быть евреем?

   - Нет, - решительно и коротко ответил Рыжик.

   - А почему ты не хочешь?

   - Да потому, что быть русским лучше...

   - А евреем быть хуже? - живо перебил Хаимка.

   - Конечно, хуже.

   - Ну, и вот... потому и я не хочу креститься... Зачем я у тебя возьму лучшее, а дам тебе худшее? Нехай лучшее останется у тебя, а худшее у меня... А если хотите всю правду, то я гроша не дам и за мою и за вашу веру. Нам бог нужен, как дыра в голове... Но знаете вы, что я люблю? - вдруг переменил разговор Хаимка.

   - Что? - в один голос спросили Рыжик и Левушка.

   - Я люблю сыр. Ах, как я его люблю!.. И вы знаете, я через это по белому свету пошел... Мне очень захотелось покушать сыру, а никто не давал. Теперь я сам хозяин и буду себе его кушать на доброе здоровье.

   Хаимка весело рассмеялся.

   К вечеру путешественники подошли к длинному низкому зданию, сложенному из красного кирпича. Дом этот стоял немного в стороне от дороги, в двух-трех верстах от видневшейся вдали деревни.

   - Это корчма. Здесь ночевать можно, - сказал Левушка.

   - И сыр купить можно? - заинтересовался Хаимка.

   - Конечно, можно.

   - Ну, так идемте!..

   Путники отправились в корчму. Через просторные сени они вошли в большую мрачную комнату. Стены без штукатурки, земляной пол, деревянный, ничем не покрытый потолок делали эту комнату похожей на конюшню.

   Вдоль стен стояли длинные массивные скамейки, а напротив дверей возвышалась стойка с тремя бочонками и разной посудой. От корчмы этой пахло погребом. Когда путники переступили порог, хозяин корчмы, молодой рыжий еврей с козлиной бородкой, только что окончил предвечернюю молитву и направился им навстречу. После обычных вопросов, куда и откуда они идут, корчмарь спросил у путешественников, не потребуют ли они себе чего-нибудь на ужин.

   - Сыр есть у вас? - осведомился Хаимка.

   - Сколько угодно, хоть даже на целый карбованец (рубль)...

   Хаимка с общего согласия потребовал на двугривенный сыру и несколько булок. Левушка купил табаку и спичек.

   Приятели приступили к ужину. Рыжику и Левушке еврейский сушенный сыр очень понравился. Что же касается Хаимки, то о нем и говорить нечего: он с такой жадностью набросился на любимое кушанье, что два раза чуть было не подавился.

   Солнце совсем уже зашло, когда наши путники покончили с ужином. Хозяин корчмы, получив деньги, отправил юных посетителей спать на сеновал.

   В мягком ароматном сене усталые мальчуганы заснули крепким, сладким сном.

  

  

  

   Рыжик еще наполовину не выспался, когда почувствовал, что его кто-то осторожно дергает за плечо. Нехотя и как бы с трудом приподнял он веки и увидел над собою наклоненное лицо Хаимки.

   - Слушай, слушай... - едва слышно шептал Хаимка.

   - Ну? - проворчал Рыжик.

   - Слушай, ты сыр хочешь?

   - Убирайся, я спать хочу!

   Санька взмахнул рукой, точно муху отогнал, повернулся на другой бок и засопел. В это время проснулся Левушка.

   - Ты что? - шепотом спросил он у Хаимки.

   - Ты не спишь? Вот это мне нравится!.. - обрадовался любитель сыра.

   Он осторожно подполз к Левушке и тихо заговорил с ним.

   Оказалось, что Хаимка нашел целый склад сыра. Над слуховым окном чердака, или, вернее, сеновала, на прибитой доске лежали большие, тяжелые сыры. Сыр положен был там для того, чтобы он на солнце хорошенько просушился и затвердел. Хаимка еще вчера, когда подходил к корчме, увидал над крышей какие-то белые предметы и очень ими заинтересовался. Сегодня, проснувшись на рассвете, он вспомнил о виденных им предметах и немедленно поднялся на ноги. Осторожно подошел он к слуховому оконцу и выглянул из него. Крик восторга чуть было не вырвался из груди Хаимки, когда он увидал над окном деревянную полку с разложенными на ней большими вкусными сырами. Первой мыслью Хаимки было сейчас же стащить хоть один кусок сыру, но одному этого сделать нельзя было, здесь необходим был помощник. Вот за этим и обратился Хаимка к Рыжику. Но тот, как мы уже знаем, хотел спать. Совсем иначе отнесся к делу Левушка.

   - Где, где, говоришь ты, сыр лежит? - живо заинтересовался он, выслушав Хаимку.

   - Вон там. Вставай, я покажу, - прошептал любитель сыра, дрожа от нетерпения и страха.

   Левушка быстро вскочил с места, подошел к окну и убедился, что сыр действительно лежит на полке.

   - Вот что, - обратился он к Хаимке, - я встану вот здесь, согнусь немного, а ты полезай на меня. Потом как заберешься наверх и достанешь полку, тогда и тащи сыр. Два куска довольно будет. Только осторожно подавай мне: куски тяжелые... Ну, все понял?

   - Понять-то понял я, а почему ты два куска велишь брать? - тихо прошептал Хаимка.

   - А тебе сколько нужно?

   - Нам столько нужно, сколько у нас ртов. Нас три рта - значит, три куска надо.

   - Ладно, бери три... Только смотри не шуми. Ну, полезай.

   Левушка подставил спину, а Хаимка, затаив дыхание полез на него. Через минуту в оконном просвете ясно обрисовалась фигура Хаимки, сидящего верхом на подоконнике.

   Солнце еще не взошло, но голубые предрассветные сумерки становились прозрачней и светлей. Просыпались птички и одна за другой вылетали из невидимых гнезд. Послышалось щебетанье и чириканье. А над влажной землей редел белесоватый туман.

   Хаимка уже третий кусок сыра подавал Левушке.

   - Ну, теперь довольно, - прошептал Стрела, стараясь поймать брошенный ему Хаимкой сыр.

   Но на этот раз он не поймал: тяжелый кусок сыра проскользнул мимо рук и упал прямо на затылок сладко спавшего Рыжика.

   Санька, неожиданно получив подзатыльник, вскочил, как ошпаренный, и уже готов был заорать во все горло, но Левушка вовремя подбежал к нему и сделал знак, чтобы он молчал.

   - Тсс!.. Молчи! - прошипел Левушка, почти прикасаясь своим лицом к лицу Рыжика. - Мы сыр стащили... Надолго нам хватит...

   - А не поймают нас? - сообразив, в чем дело, спросил Санька.

   - Нет, все спят еще, - шепотом ответил Левушка и тут же добавил: - Мы сейчас тихонько слезем в сени, потом откроем дверь и уйдем, как хорошие люди уходят.

   - Конечно, уйдем: они спят, как подохлые, - подтвердил и Хаимка.

   Спустя немного ночлежники по приставленной лестнице стали с сеновала спускаться в сени. Первым спустился Рыжик, вторым - Хаимка, а уж последним - Левушка. Каждый из них под мышкой держал по огромному куску сыра, фунтов в шесть-семь. Хаимка подошел к дверям с тем, чтобы отодвинуть задвижку и открыть дверь, но, к удивлению своему, заметил, что дверь отперта.

   - Ой, ребята, нехорошее дело вышло! - прошептал он и крепче прижал сыр к груди.

   - Что такое? - обеспокоился Левушка.

   - Дверь не заперта.

   - Так что ж, тем лучше, выходи!.. - торопливо проговорил Стрела.

   Хаимка грустно покачал головой и плечом открыл дверь. Вслед за ним последовал Левушка, а потом Рыжик. Но не успели друзья подойти к дороге, как из-за угла показались два человека: хозяин корчмы и его работник, здоровый литвин с длинным, плохо выбритым лицом.

   - Ага! Жулики! Лови, лови их!.. - закричал корчмарь и со всех ног бросился почему-то за Хаимкой.

   Рыжик и Левушка, как два добрых рысака, с неимоверной быстротой понеслись по дороге.

   - Лови, лови их!.. - доносился до их слуха крик хозяина корчмы.

   Его голос, похожий на крик ночной птицы, пугал предутреннюю тишину и резкими, неприятными звуками рассыпался во влажном воздухе.

   Левушка и Санька мчались во весь карьер. Минут через пять Рыжик оглянулся и моментально остановился.

   - Стой, довольно! - крикнул он Левушке.

   - Теперь не догонят, - тяжело дыша, проговорил Стрела и подошел к Саньке.

   Они действительно далеко отбежали от корчмы и от преследовавшего их литвина.

   - А где Хаимка? - спросил Рыжик и обвел взором всю окрестность.

   Вдруг откуда-то издалека донеслись чьи-то вопли.

   - Смотри, смотри: его поймали! - воскликнул Левушка, указывая рукой в противоположную от корчмы сторону.

   Там, куда указывал Стрела, среди хлебных полей приютилась небольшая деревенька. Хаимка, вместо того чтобы броситься к дороге, со страху повернул в другую сторону и попал прямо в руки двум крестьянам. Крестьяне только что выехали верхом из деревни. Услыхав крики, мужики догадались, в чем дело, и без всякого труда задержали растерявшегося и выбившегося из сил "любителя сыра".

   - Что ему теперь будет? - печально промолвил не совсем еще отдышавшийся Рыжик.

   - Что ему будет, об этом он раньше нас узнает, - ответил Левушка, - а вот нам здорово влетит, если нас поймают. Ведь мужики на лошадях сидят... Повернем-ка лучше к лесу, пока нас не заметили... Слышишь?

   - Давай к лесу, - согласился Рыжик.

   Не прошло и пяти минут, как приятелей и след простыл.

   В лесу беглецы вздохнули свободнее: здесь они были вне опасности. Они уселись под толстой, могучей сосной. Сыр был с ними.

   - Эх, жаль, булок с собой не захватили: придется сыр без хлеба есть, - проговорил Левушка.

   Но не успел он кончить, как Рыжик вдруг дико вскрикнул и вскочил с места.

   - Что? Змея? - испуганным голосом спросил Стрела и также вскочил на ноги.

   - Нет, какая там змея!.. Я сапоги забыл на сеновале... Что я теперь делать буду? - сокрушался Рыжик.

   - А то, что я делаю: босиком пойдешь, - сказал Левушка. - И знаешь, без сапог, ей-богу, лучше. Сапоги только мешают нашему брату...

   - Да, "мешают"... А когда холода придут, тогда что запоешь?

   - Чудак! Холода придут, так и сапоги принесут, а пока горевать нечего. Вот ешь-ка сыр, да пойдем скорей. В Ковно деньги я живо добуду, а там и до моря недалеко... Чего горевать? Ешь сыр, говорю!

   Слова Левушки немного успокоили Рыжика. Он уселся рядом с ним и не без аппетита принялся за сыр. Когда он ел, в его воображении возникал образ Хаимки, и ему от души становилось жаль беднягу.

  

  

  

   Ровно через две недели Рыжик с Левушкой подходили к Юрбургу. В Ковно им не повезло, и они в тот же день ушли из этого города без денег и без куска хлеба. А тут еще вдобавок и погода испортилась. После долгого ряда светлых, горячих дней наступили такие холода, что у наших путников очень часто зуб на зуб не попадал. Небо все время было задернуто облаками, за которыми пряталось солнце. Дожди шли почти беспрерывно. Земля насквозь промокла, и нельзя было на ней найти ни одного сухого клочка. Зато лужи да болота попадались на каждом шагу. Приуныли наши путешественники. Умчались красные денечки, и сиротами почувствовали себя приятели. Даже Левушка и тот перестал храбриться. Рыжик совсем пал духом. Товарищи стали ссориться: Рыжик упрекал Левушку, а Левушка - Рыжика. Но чаще всего они молчали, затаив злобу.

   "Это все ты виноват, - думал про товарища Рыжик. - Затащил неведомо куда... Тут и русского человека не встретишь..."

   "Навязался, рыжий дьявол... Изволь тут с ним нянчиться!.." - в свою очередь, рассуждал Левушка и нередко бросал в сторону попутчика злобные, неприязненные взгляды. А ветер рвал и метал вокруг, как бешеный зверь. Тоскливым холодом дышал он на мальчуганов, знобил их тело и властно преграждал им путь. Временами он сгребал с деревьев дождевые капли и полными горстями швырял их в лицо юным скитальцам.

   - Вот так лето! - часто приговаривал Санька, ежась от холода.

   - Не нравится, можешь назад отправиться, - шипел Левушка, с единственной целью позлить товарища.

   - Дорога не твоя, и ты не указ! - огрызался Рыжик.

   Вот в таком именно настроении духа и в самый наисквернейший день Санька и Стрела подошли к Юрбургу.

   - Я через город не пойду, - вдруг заявил Левушка и нахмурился.

   - Не пойдешь - просить не буду! - проворчал Рыжик.

   - Послушай, ты напрасно так... - заговорил Левушка более мягко и остановился. - Видишь ли, меня здесь могут узнать... И мама и отчим часто из имения наезжают сюда... И вдруг меня поймают? Что тогда будет?.. Меня накажут... все узнают... будут смеяться... Не хочу, понимаешь, не хочу...

   Несвязная и малопонятная речь Левушки сильно тронула Саньку. Чуткое сердце Рыжика уловило в голосе товарища болезненные, жалобные нотки.

   - Что ж, если тебе нельзя, я согласен, - тихо проговорил Санька.

   - Ну вот и отлично! А теперь слушай, - оживился Левушка, - я пойду садами, мимо огородов, а ты ступай по главной улице. Эта улица через весь город проходит. Теперь слушай дальше. Ты иди по улице и спрашивай, где живет ксендз Ян. Тебе покажут. Ты увидишь садик, а в садике домик и много народу. Вот и ты встань перед домиком и жди. Как ихняя обедня кончится, так сейчас же ксендз обойдет всех и каждому в руку двугривенный положит... Понимаешь? Потом ты пойдешь дальше, пока из города не выйдешь. А там мы с тобой и встретимся... Я ждать тебя буду.

   - А ты почему знаешь, что двугривенный дадут? - спросил Рыжик.

   - Стало быть, знаю, ежели говорю. Этот ксендз Ян святым у них считается, и со всех городов деньги ему шлют для бедных. Понимаешь? Ну, иди! Помни, по одной только улице ходи, слышишь?

   - А ты будешь ждать меня?

   - Конечно, буду. Ну, ступай!

   Рыжик с Левушкой расстались. Санька вошел в город и направился к главной улице, а Стрела пошел куда-то налево и скрылся в узеньком кривом переулке.

   Прошло добрых три часа. Левушка истомился, измучился весь, дожидаясь Рыжика. Он стоял немного в стороне от шоссейной дороги, спрятавшись за стволом старого тополя. Одна верста отделяла его от города, из которого должен был показаться Рыжик. Терпение у мальчугана совершенно истощилось. По его расчету Санька давно должен был явиться. "Еще немного постою и один пущусь в дорогу", - чуть ли не в сотый раз говорил самому себе Левушка и не трогался с места.

   Но вот наконец показался Рыжик. Стрела тотчас узнал приятеля, как только его рыжеволосая голова вынырнула из длинного ряда возов, двигавшихся по дороге в город.

   Левушка вышел на шоссе и стал так, чтобы Рыжик мог его заметить. Через несколько минут приятели уже были вместе. Санька принес с собою неизменную колбасу и пару булок.

   - А знаешь, ведь я два раза получил! - захлебываясь от восторга, сообщил Рыжик.

   - Разве?

   - Верно говорю! Я совсем и не думал, что так будет. Вышел этот ксендз, а нас много-много собралось... человек этак сорок, а может, и сто... И столпились это все, и руки протянули... Вот в мою руку как попал двугривенный, я хотел уйти. Вдруг слышу - меня зовет барыня, что с ксендзом была. Я подошел. Она посмотрела на меня и что-то спросила по-польски, а я замотал головой: дескать, не понимаю. А она, должно, подумала, что говорю: "Не получал". Ну, она и дала мне еще двадцать копеек.

   - Беда невелика, - сказал Левушка, - ведь они со всех городов получают, а раздают-то в одном... А вот за колбасу да за булки - ты молодец. Жрать до смерти хочется... Вот что, брат, погода скверная, везде мокро, сесть негде и холодно. Так вот не зайти ли нам куда-нибудь?

   - А куда?

   - Вот я и думаю об этом... Знаешь что? Отправимся сейчас дальше, дойдем до первой корчмы и там весь день отдыхать будем. А перед вечером выйдем из корчмы и в первой деревне заночуем...

   - А то можно и в корчме ночевать. Куда ходить по такой погоде? - подхватил Рыжик, которому план Левушки очень понравился.

   - Нет, брат, мне нельзя в корчме ночевать, - проговорил Стрела и тяжко вздохнул.

   - Почему нельзя?

   - Опять же потому, что меня узнать могут. Как ты этого не понимаешь? Днем я первый увижу знакомого и могу удрать, а сонного меня, как маленького, схватят и потащат... Ах, да... денег у тебя много осталось?

   Рыжик вместо ответа запустил руку в карман парусиновых штанишек и вытащил оттуда двугривенный.

   - Ну, так мы живем! - воскликнул Левушка и бодро тронулся в путь.

   Рядом с ним зашагал и Санька.

   В тот же день к вечеру приятели подошли к небольшой деревушке, раскинувшейся почти у самой дороги.

   Погода к тому времени улучшилась. Ветер притих, а на небе стали появляться голубые просветы. В воздухе опять почувствовалось тепло и мягкая, покойная тишина летнего вечера. В деревне еще не спали. На улице в одних рубашонках бегали ребятишки, белоголовые, голубоглазые, и оглашали воздух веселыми, звонкими голосами. Пожилые крестьяне-жмудяки сидели перед избами и меланхолично покуривали свои носогрейки. На босых ногах крестьян красовались деревянные туфли, вроде больших неуклюжих колодок. Молодежь - парни и девушки - затевала хоровод. У девушек волосы были заплетены в две косы. Одеты они были в длинные белые кофты и в юбки из пестрой клетчатой материи. Парни щеголяли ярко вычищенными сапогами и серыми двубортными курточками с огромными костяными пуговицами. Девушки затянули песню на непонятном для Рыжика языке и, точно сонные, медленно, едва шевелясь, повели хоровод. Парни приплясывали на одном месте и скалили зубы. Все это происходило на небольшом и не совсем еще высохшем лужке перед самой деревней.

   - Что они делают? - тихо спросил Санька у Левушки.

   - Не видишь разве? Танцуют. У них сегодня, наверно, праздник.

   - Кто они?

   - Они жмудяки, вроде как бы поляки, а не то как литовцы. Только они говорят по-иному...

   - А русских нет здесь?

   - Ишь ты, чего захотел! Здесь, брат, во всем крае русских нет. В местечках да в городах попадаются русские, а уж в деревнях не ищи лучше... Вот вдоль границы как пойдем, хорошо будет: там через каждые семь-восемь верст кордон стоит, а в кордоне солдаты, славные такие ребята... Всё больше украинцы... А то погоди-ка, я сейчас спрошу, нет ли здесь русских... - неожиданно кончил Левушка и подошел к одному из сидевших на завалинке жмудяков.

   Через минуту Стрела сделал знак Рыжику следовать за ним и бодро направился к противоположному концу деревни.

   - Ну, брат, есть тут одна русская изба, - проговорил Левушка, когда Рыжик его догнал.

   - Где?

   - А вон там, на пригорке, видишь, избушка отдельно стоит?

   - Вижу, вижу.

   - Ну, так вот там и живут русские.

   Когда путники подошли к указанной избе, их у самых дверей встретила молодая баба, одетая не по-деревенски, а по-городскому.

   - Нельзя ли, ради христа, переночевать у вас? - сняв картуз и низко кланяясь, заныл по-нищенски Левушка.

   - Откуда вы идете? - внимательно оглядывая босоногих путешественников, спросила женщина.

   - Из Ковно, тетенька, из Ковно, благодетельница... А путь держим мы в Либаву... Там родственники живут наши... Мы сироты...

   - Хорошо, - перебила молодая женщина нытье Левушки. - Я пущу вас, только в хате места нет у нас: самим тесно...

   - Да нам где угодно хорошо будет, - все тем же ноющим голосом перебил Левушка.

   - В таком разе, ложитесь в чулане, вот здесь...

   Женщина рукой показала на маленькую, низенькую дверь в сенях.

   - Там и сена много... Только глядите, чтоб без огня! - пригрозила хозяйка пальцем и тут же добавила: - А поужинать хотите?

   Вместо ответа Левушка поклонился до земли. Женщина повела их в хату и поставила им творог, молоко и каравай хлеба.

   Дружно принялись за еду приятели и до самого конца не проронили ни одного слова.

   Комната, в которой сидели Левушка и Рыжик, была обставлена совсем не так, как у крестьян. Тут были и стулья, и комод, и цветы на оконцах, и белые занавески, и картины на стенах. Наблюдательный Левушка живо все это заметил и встревожился. Он понял, что попал не к простым мужикам, и какое-то недоброе предчувствие закралось ему в душу.

   Другая комната, отделенная от первой деревянной перегородкой, служила хозяевам спальней. Через полуоткрытую дверь Стрела успел заметить в той комнате край высокой деревянной кровати с целой горой подушек и большой револьвер на стене. Вот эта последняя вещь особенно почему-то обеспокоила Левушку.

   Друзья поужинали, поблагодарили хозяйку и отправились спать.

   В чулане ночлежники почувствовали себя гораздо лучше. Им было здесь просторно и мягко на свежем, ароматном сене.

   - Знаешь что, - проговорил Левушка, обращаясь к лежавшему рядом с ним Рыжику, - мы рано-рано уйдем отсюда, когда еще все спать будут...

   - Зачем?

   - Мне, видишь ли, здесь что-то подозрительно... Тут не мужики живут.

   - А если не мужики, тогда что? - заинтересовался Санька.

   - А то, что могут паспорт спросить. Вот что, понял?

   - Не спросят. Кому нужно?.. - протянул Рыжик и повернулся на другой бок. - А славно здесь как, на сене-то! - прибавил он, сладко зевая.

   Левушка ничего на это не возразил. Рыжика стала одолевать дремота. В чулане было совершенно темно, только сквозь узенькую щель дощатой двери, как светящаяся нитка, пробивался свет из просторных сеней. Но вскоре и эта светлая полоска исчезла. Левушка также стал засыпать. Из деревни до его слуха долетали различные звуки. Эти звуки убаюкивали юного скитальца. Стрела заснул в тот момент, когда до его слуха долетел отдаленный собачий лай и отрывистые крики петухов.

   Желание Левушки уйти на рассвете не исполнилось. Он и Рыжик так крепко и сладко заснули, что не только проспали восход солнца, но кому-то очень долго пришлось стучаться к ним в чулан, пока они открыли глаза.

   - Санька, а Санька, слышишь, кто-то стучит к нам! - прошептал проснувшийся Левушка и дернул Рыжика за плечо.

   - Эй, ребята, вылезайте чай пить! Стыдно так поздно спать! - услыхали ночлежники чей-то незнакомый мужской голос.

   Чуткое ухо Левушки поймало при этом какое-то позвякиванье, давшее ему повод предположить, что у человека, будившего их, на ногах шпоры. "Куда это мы попали?" - промелькнула мысль в голове Левушки, и сердце у него, как и вчера, болезненно сжалось от какого-то смутного, тревожного предчувствия.

   Санька же, наоборот, проснулся веселым и очень обрадовался, когда услыхал, что их зовут пить чай. Недолго думая, он ногою так толкнул легкую дверку чулана, что та чуть было с петель не слетела. Обильный яркий свет солнечного утра широкой волной ворвался в чулан и ударил в глаза приятелям. Оба они зажмурились и поднялись с мягкого ложа. Но каково было удивление и испуг обоих ночлежников, когда, выйдя из чулана, они увидали перед собою жандарма!

   - Пожалуйте, милости просим! - добродушно-насмешливым тоном проговорил жандарм, указывая приятелям на открытую дверь комнаты, в которой вчера они ужинали.

   - А помыться нельзя будет? - вдруг спросил Рыжик и сам удивился своей смелости.

   Жандарм, раньше чем что-нибудь сказать, внимательно, с головы до ног, осмотрел ночлежников и, по-видимому, остался осмотром очень доволен. На загорелом кирпичном лице его появилась улыбка.

   - Желтая краска не скоро смывается, - глядя на разлохматившиеся рыжие кудри Саньки, проговорил жандарм. - А умыться жена вам даст... Мотя, - возвысил он голос, - в рукомойнике есть вода?

   - Есть, я сейчас налила, - раздался из комнаты ответ хозяйки.

   - Пожалуйте, умывайтесь! - с тою же добродушной насмешливостью проговорил жандарм и рукой указал на глиняный горшок с носком посередине. Горшок этот, веревками прикрепленный к потолочной балке, висел в углу сеней над большим глиняным же тазом, поставленным на табурете.

   Приятели умылись и вошли в комнату. Хозяин усадил их за стол, сам налил им по стакану чаю и завел с ними беседу, или, вернее, приступил к допросу. На этот раз и у Саньки, как говорится, поджилки затряслись. Он боялся, как бы жандарм не вздумал попросить у него паспорт. Почти все время любезный хозяин обращался с вопросами к Рыжику, но в то же время глаз не спускал с Левушки. Санька заметил, что его приятель не знает, куда деваться от этих жандармских взглядов и что он готов сквозь землю провалиться.

   - Стало быть, вы в Либаву отправляетесь? - переспросил хозяин и, звеня шпорами, поднялся с места. - Хорошо делаете, - продолжал он, направляясь в спальню, - Либава - город хороший... Там и торговлей заняться можно.

   Последние слова он уже выкрикивал из другой комнаты. Рыжик с Левушкой быстро переглянулись. "Бежим, что ли?" - казалось, говорили их глаза. Но было уже поздно. Не успели они и подумать о бегстве, как из двери спальни вышел жандарм, одетый и вооруженный.

   - Ну, вот что, голубчик, - обратился он к Рыжику, - ты можешь продолжать свой путь, а ты, - перевел он глаза на Левушку, - поедешь со мною в Юрбург.

   - Зачем? - спросил Стрела, и лицо его побледнело.

   - А затем, что я тебя уже два года ищу. Ведь ты сын Андреевой, что вышла замуж за Горанского, графского управляющего?

   Левушка низко опустил голову и молчал.

   - Ежели ты не веришь, что ты есть ты, то я могу карточку показать. Вот она где...

   Говоря это, жандарм расстегнул свой китель и из бокового кармана вытащил фотографическую карточку. Санька мельком взглянул на снимок и сразу узнал Левушку, хотя тот был снят в ученической форме.

   - За тебя, брат, награда обещана. Как раз вчера маменька ваша, - жандарм почему-то вдруг стал Левушке говорить "вы", - мимо проезжала из имения в Юрбург и сказала, что проживет в городе денька три. То-то обрадуется она! И сестрички, и братишки, и все ребятишки обрадуются...

   У Левушки дрогнули углы рта, но сказать он ничего не сказал...

   Через час Рыжик один шагал по широкому шоссе, направляясь в Поланген. Скверно было на душе у Саньки. Он теперь чувствовал себя одиноким, заброшенным и никому, никому не нужным.

  

  

  

   Наступил августовский вечер. В воздухе чувствовалась прохлада. С моря дул тихий, влажный ветер. На берегу вдоль высоких откосов черной стеной вырисовывался сосновый лес. Там, в лесу и около леса, было тихо, покойно и безлюдно. День угас, а вместе с ним умолкли голоса жизни. Только одно море не знало покоя. Оно кипело, билось и швыряло в пространство свои гулкие вопли, звонким хором волн встречая наступающую ночь.

   Эту ночь Рыжик встречал на берегу моря. Тяжелые дни переживал бедный Санька. С того самого дня, как он расстался с Левушкой, судьба точно задалась целью преследовать его. В продолжение нескольких недель он так много претерпел всякого горя и невзгод, что даже похудел и выглядел каким-то смиренным, пришибленным. Начались неудачи Рыжика с того, что с ним сейчас же после ареста Левушки познакомился какой-то оборванец и навязался ему в попутчики. Новый попутчик обманным образом отнял у него последний двугривенный и скрылся. Вслед за этим с Санькой случилось другое несчастье. Голодный до крайней степени, он свернул на какую-то богатую мызу с целью выпросить кусок хлеба. Но не успел он дойти до каменных ворот усадьбы, как вдруг на него набросились две громадные злые собаки. Псы зубами вцепились в его серые парусиновые штанишки, его самого повалили на землю и в один миг раздели горемыку донага. На отчаянные крики Рыжика к месту происшествия подбежали ребятишки и уняли животных. Саньке же дали иголку с ниткой и совет: по экономиям не шляться и господских собак не злить. Затаив горькую обиду, Рыжик отправился дальше. Пока он добрался до моря, ему несколько раз угрожала голодная смерть. Его везде встречали неприязненно. Никто его не понимал. Две недели он не слыхал ни одного русского слова. На пути ему попадались деревни, населенные литовцами, мазурами, жмудяками и немцами. Эти люди говорили на непонятных ему наречиях и большей частью относились к нему подозрительно.

   Впервые Рыжика стала мучить тоска по родине. Единственное его желание было скорее услыхать звуки родной речи и выбраться из чужой страны, где никто его понять не хочет. Даже море с его необъятной ширью мало обрадовало Саньку. Оно показалось ему желто-серым, грязным и мелким. Но зато его восторгу не было границ, когда однажды он под вечер увидал солдата.

   - Дяденька! - радостно вскрикнул Рыжик и чуть было не упал ему в ноги. - Дяденька!.. Землячок!.. Миленький, родненький!.. - взволнованным голосом бормотал Санька.

   Солдат живо понял Рыжика и как мог обласкал его.

   Спустя немного Санька сидел в казарме военного кордона и пил чай, закусывая хлебом.

   Солдаты пограничной стражи, жившие в кордоне, очень заинтересовались Рыжиком и обступили его со всех сторон. Для них он также явился вестником далекой родины. Узнав, что Рыжик из Волынской губернии и что он недавно кружил по Украине, солдаты положительно закидали Саньку вопросами:

   - И в Полтаве ты был?

   - А как урожай?

   - Дождей мало, говоришь ты, было?

   - Что? В мае уже косили?

   Подобные вопросы, как град, сыпались на Саньку, и он никого не оставлял без ответа. Он понял, что им интересуются, что он в эту минуту очень дорог этим людям и что ему надо как можно больше наговорить им приятного. И Рыжик стал врать.

   Солдаты жадно ловили каждое его слово. А когда Санька заговорил о Кременчугском уезде, откуда было большинство солдат, в кордоне наступила мертвая тишина. Рыжик видел перед собою много улыбающихся усатых лиц и врал напропалую.

   - Хлеба выше человека стоят, а колос так и гнется, так и гнется! - врал Санька.

   А солдаты радостно вздыхали и любовно заглядывали ему в рот.

   - Добре, добре, хлопче!.. - изредка только слышался чей-то одобрительный шепот.

   Добродушные украинцы от души были благодарны Рыжику за его добрые вести и постарались принять его как дорогого гостя. Узнав, что он идет в Либаву, они надавали ему массу советов, инструкций, как ходить и где останавливаться. На другой день солдаты накормили его обедом, подарили ему мешочек с провизией и отпустили.

   Рыжик ушел с облегченной душой. Он знал, что теперь он не пропадет. Через каждые восемь-двенадцать верст он найдет кордон, где солдаты охотно его накормят и приютят. И действительно, две недели благополучно шествовал Санька вдоль берега Балтийского моря, благословляя сжалившуюся над ним судьбу и добрых солдат пограничной стражи. Рыжик, когда бывал сыт, не любил заглядывать в будущее, довольствуясь настоящим. Но зато он быстро падал духом при первой неудаче.

   Вот и сегодня он был сам не свой из-за того, что в одном кордоне его не приняли и ему пришлось сделать лишних десять верст. Случилось так, что перед самым вечером Рыжик подошел к предпоследнему от Либавы кордону, с тем чтобы там переночевать.

   Но, как на грех, в казарме никого не было. Весь состав кордона отправился по делам службы: кто на смену, кто на разведки. Встретил Рыжика дневальный, единственное живое существо во всем кордоне. На просьбу Саньки пустить его переночевать дневальный ответил отказом, так как без разрешения взводного унтер-офицера или вахмистра он никого впускать в казарму не имел права. Тогда Санька стал у дневального расспрашивать о следующем кордоне.

   - Следующий, брат, кордон в десяти верстах отсюда, - отвечал солдат и добавил: - Шагай скорей, а то ночью не пустят и там... Ходи по берегу, да на лес поглядывай: огонек как увидишь, так и подымись к лесу - там кордон и найдешь... В самом лесу он.

   Рыжик отправился. Но не сделал он и пяти верст, как его застигла ночь. Санька стал трусить. Неумолчное шипенье волн у самых ног, пустынный берег и надвигающаяся тьма пугали и болезненно настраивали его воображение. Ему мерещились всякие ужасы. Напрасно старался он припоминать все, что ему говаривал Полфунта об отсутствии чертей и всякой темной силы: страх усиливался с каждой минутой. То ему казалось, что из моря встает и двигается на него какая-то живая серая громада с чудовищной мохнатой головой; то ему чудилось, чт