Старостин Василий Григорьевич - Похождения семинариста Хлопова

чу. У меня вотъ и бумага есть.

   Бабы переглянулись и долгонько раздумывали. - Пускай строчитъ, сказала одна въ минорномъ тонѣ.- Пускай строчитъ, совсѣмъ уже по-нищенски повторила другая.

   Хлоповъ энергично развязалъ свой кошель и досталъ оттуда огрызокъ карандаша и четверку бумаги, припасенной на сигарки.

   - A ты, батюшка, чай, недаромъ хочешь строчить? спросила баба постарше.

   - Чай, цѣлковый сдеру съ тебя! обидчиво отвѣтилъ Хлоповъ.- Я вѣдь не подъяч³й... вижу, люди простые, отчего не помочь?

   - Строчи, строчи! можетъ Богъ и ближе къ тебѣ! поспѣшила другая баба успокоить его.

   Въ то время, какъ Хлоповъ усаживался за столъ и разглаживалъ бумагу, старшая баба достала изъ коробки шерстяной шнурокъ, сходила съ нимъ зачѣмъ то къ печкѣ и велѣла Хлопову навязать его на указательный палецъ.- Вотъ, голубчикъ, это есть такая примѣта! объяснила она, сѣла къ столу и стала ждать, когда Хлоповъ начнетъ строчить. Хлоповъ, съ своей стороны, немного поправилъ на пальцѣ шнурокъ и принялся за дѣло. Минутъ чрезъ 10 прошен³е было готово. Хотя оно и написано было карандашомъ и на четверкѣ бумаги, но бабы вполнѣ удовлетворились мудреньгмъ и сбивчивымъ изложен³емъ дѣла и въ особенности однимъ изречен³емъ о "правдѣ Бож³ей".

   Хлоповъ положилъ свой карандашъ въ узелъ, сложилъ исписанную четверку бумаги и подалъ старшей бабѣ.- Вотъ и не дрова рубилъ, а все затруднился, сказалъ онъ, вытягивая свою грудь. - Принеси-ка, тетушка, молока, да ломтикъ хлѣба, позакушу малость. Ты не бойся, я тебѣ деньги заплачу! совершенно свободно прибавилъ онъ.

   - Что ты, что ты, батюшка, как³я деньги!

   Баба побѣжала въ подполье и принесла оттуда большую крынку молока и два яшныхъ пирога.

   Хлоповъ помолился Богу и сѣлъ за столъ.

   - Еще чего не надо ли написать? спросилъ онъ, уплетая пироги съ молокомъ.

   - Нѣтъ, батюшко, больше ничего.

   - Ну, тамъ родителей что-ли... У васъ дьячки вѣдь и за это деньги бѳрутъ.

   - Берутъ, берутъ, это что говорить! скажешь полдесятокъ именъ, грошъ и подавай!

   - То-то! а мнѣ написать ничего не стоитъ! сказалъ Хлоповъ,

   - Н-ну, пожалуй, напиши.

   Хлоповъ отодвинулъ пустую крынку, досталъ лоскутокъ бумаги и сталъ черкать на немъ разныхъ Ивановъ, Николаевъ, Матвѣевъ и т. д. Именъ двадцать написалъ и все еще заставлялъ бабъ придумывать какихъ нибудь родственниковъ. Бабы придумывали, склонивъ головы на бокъ, а Хлоповъ терпѣливо ихъ ждалъ.

   - Вишь ты, сколько набралось! воскликнула одна баба, когда онъ прочиталъ написанныя имена,- за эстолько и гривны не хватитъ на погостѣ!

   Хлоповъ всталъ изъ-за стола, снова помолился Богу и опуская одну руку въ карманъ, спросилъ бабъ, сколько слѣдуетъ съ него за хлѣбъ - за соль?

   - Полно, батюшко, как³я съ тебя деньги! пожалуй, съ насъ еще причтется!

   - Да вѣдь я не за деньги писалъ.

   - И не говори, не говори, никакихъ денегъ не возьмемъ.

   Хлоповъ вынулъ руку изъ кармана и успокоился. Онъ благодушно усѣлся за столомъ и началъ свертывать сигарку. При дальнѣйшемъ разговорѣ онъ узналъ отъ бабъ, что эта деревня принадлежитъ ко Спасу на Болотѣ, что до погоста 12 верстъ и все волокъ, что попъ у нихъ хорош³й и что у него большая семья; есть и невѣста; Степанида съ Лукьяновки слышала отъ дьячихи, что ищутъ жениха.

   Хлоповъ разсудилъ, что до родины его прямымъ путемъ осталось 30 верстъ съ чѣмъ нибудь; если же онъ зайдетъ ко Спасу, то придется пройти верстъ 8 лишнихъ,- что за бѣда, онъ теперь поѣлъ!.. между тѣмъ можетъ что нибудь и выйти,- семья большая, попъ похлопочетъ. A какъ было бы пр³ятно пр³йти домой съ чѣмъ нибудь положительнымъ!

   Обдумавъ этотъ вопросъ, Хлоповъ распрощался съ бабами и отправился въ путь. Почти тотчасъ за деревней начинался волокъ, который безъ перерыва и продолжался до самаго Спаса. Низеньк³я поджарыя ели и приземистый вереснякъ скоро смѣнились дремучимъ лѣсомъ. Проселочная дорога акуратно огибала всѣ провалы, пригорки, а подчасъ и гнилую колоду. Индѣ она съуживалась до тѣсноты; въ другомъ мѣстѣ съ обѣихъ сторонъ увѣшивалась еловыми вѣтвями, которыя скрывали все небо и давали путнику пр³ятную прохладу. Неизвѣстно сколько версть прошелъ Хлоповъ плетенымъ коридоромъ, но наконецъ показался просвѣтъ, открылась широкая полоса неба. Птицы стали чаще попадаться; иногда коровы и овцы мелькали сквозь стволы деревьевъ. Послышался пастуш³й рожокъ, сыгравш³й скучную и всегда однообразную руладу. Кончился еловый лѣсъ; за нимъ пошелъ мелк³й березнякъ, все ниже и ниже, пока не открылась въ глубокой ложбинѣ извилистая рѣчка. У этой рѣчки стоигь маленькая деревянная церковь, а рядомъ съ ней узкая, долговязая колокольня, въ восемь граней, изъ мелкихъ деревянныхъ брусьевъ. Стѣны, какъ у церкви, такъ и у колокольни, отъ непогоды и жаркаго солнца были совсѣмъ черныя.

   Въ боковыхъ стѣнахъ церкви было по три окна, изъ которыхъ среднее ютилось подъ самой крышей, а остальныя два отстояли одно отъ другого сажени на четыре-на пять; въ колокольнѣ же, тоже подъ самой крышей, были прорѣзаны как³я-то узк³я щели, въ которыхъ висѣло нѣсколько маленькихъ колоколовъ. Деревянная ограда состояла изъ простыхъ кольевъ, натыканныхъ въ землю и ничѣмъ не связанныхъ. За этой оградой открылось нѣсколько деревянныхъ строен³й. Немного въ сторонѣ стояло длинное здан³е съ красной крышей безъ оконъ, какъ надо полагать - общественный хлѣбный магазинъ. Направо отъ магазина, внизъ по косогору, тянулись разныя строен³я, еще болѣе бѣдныя, чѣмъ наверху.

   - И глушь же тутъ! не безъ удовольств³я подумалдь Хлоповъ, надѣвая сапоги недалеко отъ церковной ограды.

   Идя мимо этой ограды, со стороны рѣчки, онъ замѣтилъ человѣческ³я фигуры, которыя выходили изъ воды и, не одѣваясь, спокойно шли, или въ припрыжку бѣжали, на подоб³е козликовъ, по задворкамъ деревни все выше и выше, пока не скрывались за какимъ-нибудь дворомъ. Хлоповъ вспомннлъ, что въ этихъ мѣстахъ, за неимѣн³емъ бань, имѣютъ обыкновен³е париться въ кухонныхъ печкахъ и въ лѣтнее время послѣ паренья ходятъ купаться въ рѣчку. А, какъ сегодня была суббота, то и хожден³е нагихъ людей по задворкамъ вполнѣ объяснилось ему.

   Въ деревнѣ Хлоповъ встрѣтилъ двухъ мужтковъ въ сѣрыхъ армякахъ, въ зимнихъ шапкахъ съ выбившейся паклей, въ мѣшкообразныхъ сапогахъ съ обширными ступнями, къ которымъ были пришиты еще болѣе обширныя подошвы изъ толстой кожи. По ихъ закоптѣвшимъ лицамъ и всклоченнымъ волосамъ было очевидно, что они сейчасъ вышли изъ овина.

   - Скажите, братцы, который домъ попа? спросилъ ихъ Хлоповъ.

   Мужики переглянулись.

   - A вамъ на что его?

   - Да я по дѣлу.

   - А, по дѣлу, такъ это я самый попъ и есть, сказалъ одинъ изъ мужиковъ.

   Хлоповъ разинулъ ротъ и оглянулъ попа съ головы до ногь.

   - Что смотрите? будто оскорбившись, сказалъ тотъ,- по хозяйственнымъ дѣламъ шляндалъ.- Тому приличный и костюмъ. Вамъ что надо отъ меня?

   - Да я по своимъ дѣламъ... какъ бы вамъ сказать... отъ благочиннаго пришелъ... сказалъ Хлоповъ въ смущен³и.

   - Отъ благочиннаго? съ безпокойствомъ спросилъ попъ.- Что же нужно отъ меня благочинному?.. Кажется, отчеты сдалъ... Развѣ архирей ѣдетъ?

   - Н-нѣтъ... т. е. я имѣю указъ отъ благочиннаго, но къ вамъ пришелъ по своимъ собственнымъ дѣламъ.

   - Гм... не могу собраться съ мыслями! Знаете, это хозяйство, да хлопоты... пожалуйте ко мнѣ... Прощай, Исакъ! прибавилъ попъ, обращаясь къ своему спутнику.

   - Это нашъ дьячокъ! объяснилъ онъ, идя съ Хлоповымъ.- Такъ по какимъ дѣламъ вы явились ко мнѣ?

   - Да какъ вамъ сказать, дѣла не такъ чтобы важныя, а пришлось, знаете, по-пути,- отчего, думаю, не зайти?

   - Гм-м... протянулъ попъ.

   Они молча дошли до попова дома и поднялись на крыльцо. Хлог³овъ услышалъ плескъ воды изъ сѣней. Лишь только они отворили дверь, какъ увидѣли какую-то двуногую фигуру, которая тотчасъ крикнула свѣжимъ, еще дѣтскимъ голоскомъ: - кто тутъ?

   - Ты смотри - кто тутъ! люди!

   Фигура прыгнула въ избу. Надо сказать, что на дворѣ начинало уже смеркаться, а въ сѣняхъ было-таки довольно темно. Однако Хлоповъ догадался, что фигура парилась въ печкѣ и вотъ теперь вздумала окатиться въ сѣняхъ.

   Попъ отворилъ въ избу дверь и пропустилъ Хлопова. Въ избѣ было тихо. Только за перегородкой слышался шумъ платья. Вѣроятно, фигура одѣвалась.

   - Ну, до завтраго ждать васъ? сердито сказалъ попъ, заглядывая за перегородку.

   - Сейчасъ, готово!

   - Пожалуйте въ комнату.

   Хлоповъ пошелъ въ горницу. За перегородкой, гдѣ стояла печка, онъ услышалъ сдержанное пышканье; въ носъ ударило паренымъ вѣникомъ. Въ горницѣ, въ одномъ углу, прижавшись къ стѣнѣ, стояла молодая дѣвушка, красная, какъ вареный ракъ, съ круглымъ лицомъ, черты котораго теперь нельзя было разобрать, част³ю отъ красноты, част³ю отъ сумерекъ. Дѣвушка быстро прошмыгнула въ избу.

   - Васъ о. Дмвтр³емъ зовутъ? спросилъ Хлоповъ попа.

   - О. Дмитр³й! отчеканилъ послѣдн³й.

   Оба усѣлись на стулья и молчали. За перегородкой парились и пышкали.

   - Итакъ, изъяснитесь, как³я имѣете дѣла? спросилъ о. Дмитр³й.

   - A вотъ видите, о. Дмитр³й... ужъ иэвините, я не буду много распространяться, а прямо скажу: получилъ я свѣдѣн³я, что вы сдаете свое мѣсто дочери, или, можетъ быть, имѣете въ виду мѣсто, на которое хотите пристроить свою дочь.

   - Позвольте, позвольте! кто же это вамъ сказалъ?

   - Въ деревнѣ, вотъ что за волокомъ стоитъ... какъ ее, Ковригой что-ли зовутъ?

   - Можетъ быть, Коноплянки?

   - Нѣтъ, не Коноплянки. Тутъ еще два брата поссорились и раздѣлились.

   - Ну, такъ Коврига. Эти братья, при жизни отца, жили очень богато. Бывало, пр³ѣдешь къ нимъ за петровскимъ, всегда по два десятка яицъ, а теперь только чашечку крупки дадутъ! Вѣдь судились они своимъ судомъ, деревенскимъ! да судъ покончили дракой... Отецъ-то ихъ торговалъ богородской травой. Говорятъ, эта трава спасаетъ отъ многихъ болѣзней! Ну, у насъ ея много, а въ другихъ мѣстахъ совсѣмъ нѣтъ. Такъ вотъ онъ насбираетъ ея пудъ или два и потащитъ на плечахъ въ городъ, безъ мала сто верстъ... Тутъ о. Дмитр³й пустился въ подробности о мужикѣ съ богородской травой, нѣсколько словъ сказалъ о плодород³и ковригинской почвы, упомянулъ о необыкновенной глубинѣ тамошнихъ колодцевъ и т. п. - A что касается до меня, прибавилъ онъ въ концѣ,- такъ это все наврали вамъ! Старшей дочери моей еще только 15 лѣтъ; своего мѣста я никогда и не думалъ сдавать; да какъ его и сдашь, когда на плечахъ сидятъ семеро дѣтей, изъ которыхъ одинъ учится въ семинар³и, другой въ училищѣ, а остальныя пятеро живутъ при мнѣ.

   Хлоповъ изъявилъ удивлен³е, что его обманули такъ., О. Дмитр³й развелъ руками,

   - Позволите ли мнѣ ночевать у васъ? дѣло уже къ ночи, а притомъ я довольно усталъ, прямо сказалъ Хлоповъ.

   - Помилуйте, объ этомъ нечего и спрашивать! Только я не спросилъ еще васъ, куда вы направляетесь?

   Хлоповъ объяснилъ.

   Затѣмъ о. Дмитр³й принесъ ему закусить, при чемъ сказалъ, что сами они уже отъужинали. Во время закуски круглолицая поповна притащила въ комнату перину, на которую о. Дмитр³й и уложилъ Хлопова.

   На другой день Хлоповъ проснулся, когда уже кончилась обѣдня. Собственно говоря, не самъ проснулся, а былъ разбуженъ о. Дмитр³емъ, который при этомъ заявилъ, что на столъ сбираютъ завтракъ. Въ комнатѣ, дѣйствительно, взадъ и впередъ ходила та же поповна и носилась съ ложками, чащками и другими столовыми принадлежностями. Хлоповъ долженъ былъ встать и одѣться при ней,- что-жъ дѣлать? - о. Дмитр³й торопитъ, а поповна не выходитъ изъ комнаты. Надо сказать, что собственно для него стали сбирать на столъ въ комнатѣ; обыкновенно же обѣдали въ кухнѣ. Чай никогда не пьють у Спаса на Болотѣ; урто начинаютъ завтракомъ, вечеръ кончаютъ ужиномъ, вотъ и все; въ рабочее время бываетъ и паужинъ.

   Умываться Хлоповъ долженъ былъ идти за перегородку. Тамъ онъ встрѣтилъ попадью, худенькую, низенькую женщину, съ бойко бѣгающими глазами, съ добродушной, нѣсколько миндальной улыбкой. Она поклонилась ему въ поясъ и начала извиняться, что въ печкѣ у нея выплыли щи и потому въ избѣ какъ будто угарно.

   Когда Хлоповъ снова вошелъ въ комнату, тамъ около стѣнъ стояли пятеро дѣтей о. Дмитр³я, четыре дѣвочки и одинъ мальчикъ. Все это были круглыя лица, хоть циркулемъ обведи, здоровыя, но не пухлыя, загорѣлыя, съ черными глазами. На поклонъ Хлопова они переглянулись между собой и немного отвернулись къ стѣнѣ.

   - Садитесь, милости просимъ! сказала попадья и поклонилась въ поясъ.

   Всѣ усѣлись. Старшая дочь подавала яства. Поставивъ блюдо на столъ, она молча кланялась въ поясь и садилась подлѣ матери. Затѣмъ мать вставала съ мѣста и тоже кланялась въ поясъ, приговаривая: милости просимъ, гости дорог³е!

   - Такъ ты за невѣстами ѣздишь? сказала попадья Хлопову уже подъ конецъ завтрака.- Сказывалъ мнѣ сегодня мужъ. Настращалъ, говоритъ, сначала, отъ благочиннаго пришелъ... а ты, выходитъ, за невѣстой!.. Да нѣтъ, голубчикъ, раненько пожаловалъ,- видишь самъ, молода еще, куда ей въ невѣсты?

   Хлоповъ взглянулъ на невѣсту. Невѣста невозмутимо возилась съ блиномь.

   - Теперь къ матери поѣдешь? спросила попадья.

   - Къ матери. Два года не видѣлись!

   - Э, какъ она обрадуется!.. А долго станешь гостить?

   - Не знаю, какъ придется.

   - Коли долго прогостишь, такъ заѣзжай къ намъ назадъ; тогда и невѣста будеть готова; мы станемъ откармливать ее къ тому времени, а не то и за уши повытянемъ.

   - Ну, нѣтъ; я не могу жить дома цѣлый годъ.

   - Экая бѣда! пригорюнилась попадья.- Послушай-ко, мужъ, нельзя ли теперь окрутить Анютку; у насъ вѣдь цѣлыхъ три останется. A ты, голубчикъ, не смотри, что она молода! Выйдетъ славная хозяйка! Вотъ и теперь все дѣлаетъ сама, и коровушекъ обрядитъ, и пироги замѣситъ, и рубахи выстираетъ, нигдѣ не сыщешь такой хозяйки!

   - Да нельзя, матушка, я бы радъ! радушно сказалъ Хлоповъ. Гм, экое дѣло... A поди и можно! въ книгахъ-то можно надбавить годокъ, невеликая бѣда! семья большая, надо всѣхъ воспитать, да выкормить, Богъ видитъ!.. Богъ все видитъ! вздохнувъ, повторила она.

   - Ты, Агафья Васильевна, и скажешь какую околесину! вступился о. Дмитр³й.

   - Какая же околесина? Въ прежн³я времена дѣвки въ 13 лѣтъ выходили замужъ. Вонъ у меня былъ двоюродный дядя, волостнымъ писаремъ былъ, такъ онъ женился, когда невѣстѣ и 13 лѣтъ не вышло; она, голубушка, за свадебнымъ столомъ и уснула! Женихъ взялъ ее на руки и унесъ въ спальню!

   - A я тяжелая! меня не вдругъ унесешь! вмѣшалась Анюта.

   Такая наивность разсмѣшила всѣхъ. Завтракъ кончился весело. Попадья еще разъ поклонилась въ поясъ и сказала:- не обезсудьте, гости дорог³е!

   Хлоповъ хотѣлъ отправиться въ путь, но хозяева совѣтовали остаться до обѣда, т.-е. именно совѣтовали, а не просили, не будучи увѣрены, что гостю пр³ятно будетъ остаться. Но Хлоповъ былъ человѣкъ простой и съ удовольств³емъ остался.

   Попадья и дѣти ушли въ кухню. О. Дмитр³й открылъ окно и сталъ смотрѣть на улицу. Хлоповъ усѣлся къ другому окну и принялся дѣлать сигарку. Разговоръ шелъ отрывочными фразами. О. Дмитр³й, какъ видно было, больше обращалъ вниман³е на уличные виды и сцены, чѣмъ на гостя.

   - Эй, Савасьянъ, куда лошадь-то водилъ? крикнулъ онъ какому-то мужику.

   Савасьянъ снялъ шапку и сказалъ, что лошадь водилъ на водопой и что страсти сколько мухъ завелось! О. Дмитр³й согласился, чта мухъ много, но прибавилъ, что прошлаго года не въ примѣръ больше было этой твари. Затѣмъ мужикъ простился и пошелъ дальше съ своей лошадью.

   О. Дмитр³й и Хлоповъ перекинулись незначительными фразами насчетъ тощаго лошадинаго хребта.

   - A ты куда, трясогузъ? спросилъ о. Дмитр³й какого-то мальчишку.

   - Некуда! на бѣгу отвѣтилъ тотъ.

   - Что, мать ушла къ зятю?

   Мальчишка что-то отвѣтилъ, но словъ его нельзя было разобрать.

   О. Дмитр³й замѣтилъ, что этому зятю всего еще 22 года и женился онъ въ прошломъ году на 16-лѣтней дѣвицѣ, а между тѣмъ каждый день бьетъ свою жену. Хлоповъ выразилъ изумлен³е.

   - Куда ходила, Марья? спросилъ о. Дмитр³й проходившую мимо старуху, которая ругала вполголоса "разбойника".

   - Ходила, батюшко, на заднюю полянку, весь лѣвый уголъ стравили свиньи, какъ есть стравили!

   - Плохо!.. а какова рожь въ полянкѣ?

   - Хороша! во всѣхъ полянкахъ хороша, нечего Бога гнѣвить; вотъ только въ Кривушинкѣ ребята вымяли!

   - Пошто дала? внушительно сказалъ о. Дмитр³й.

   - Да какъ имъ запретить? Тамъ малины сево года пропасть уродилось, вотъ они и повадились, да каждый день, не тотъ, такъ другой! капкановъ не наставишь!

   - Для страху можно и капканъ поставить, сказалъ о. Дмитр³й, и тотчасъ крикнулъ мужику, проходившему въ саженяхъ десяти: у Федосьи былъ, Степанъ?

   - Чего у Федосьи?

   - Говорю, у Федосьи былъ?

   - Былъ у Федосьи.

   - Еще жива?

   - Жива, да скоро отойдетъ!

   - Причащалъ сегодня! обратился о. Дмитр³й къ Хлопову.- Вдова и четверо дѣтей! съ корзинами пойдутъ... Марья, а ваши пойдутъ за ягодами? снова крикнулъ онъ старухѣ, которая успѣла уже порядочно отойти отъ дома.

   - Сбирались давѣ; вишь, севодни какая погодка!

   - Славная погодка!

   Съ часъ, а можетъ и больше о. Дмитр³й бесѣдовалъ съ прохожими. Все занимало его; даже двухъ коровъ и свиньи, галопомъ бѣжавшей мимо дома, онъ не пропустилъ безъ замѣчан³й; такъ, онъ сказалъ, что нѣтъ полезнѣе животнаго, какъ корова, что свиньи и телята некрасиво бѣгаютъ. Можетъ быть, и еще съ часъ продолжалъ бы онъ свои замѣчан³я, если бы не вошла въ комнату попадья и не сказала, что пришелъ зачѣмъ то сторожъ. Послѣ этого онъ вышелъ въ кухню.

   На его мѣсто сѣла попадья и завела съ Хлоповымъ разговоръ. Она оказалась любознательнѣе о. Дмитр³я и разспрашивала гостя о его родныхъ, объ Устюгѣ, о Вологдѣ, о какихъ-то медовыхъ пирогахъ; зато и сама разсказывала много, особенно о своемъ зятѣ, который въ это время работалъ на грибановской фабрикѣ, за Устюгомъ. Оказалось, что старшая сестра ея вышла замужъ за простого крестьянина; въ то время семья ихъ жила въ такомъ захолустьѣ, что кругомъ только и были мужики; а сестра была уже на возрастѣ; она была веселая, красивая дѣвушка и сама нашла себѣ жениха. Отецъ ихъ тоже былъ священникъ.

   Скоро ушла и попадья. Хлоповъ остался одинъ и началъ вслушиваться въ разговоръ о. Дмитр³я со сторожемъ.

   - Куда тебѣ, о Дмитр³й! говорилъ послѣдн³й,- прежн³я времена не въ примѣръ лучше были теперешнихъ; главное, во всемъ была простота! пойдешь это къ писарю, сунешь гривну и ждешь благополучно. Я разскажу тебѣ про одно дѣло,- было лѣтъ двѣнадцать назадъ... Тутъ сторожъ повелъ какой-то длинный разсказъ о богатомъ старостѣ и писарѣ; какъ писарь обманулъ старосту и самъ сдѣлался богатымъ, а староста и до сихъ поръ служитъ разсыльнымъ при правлен³и. О. Дмитр³й терпѣливо слушалъ эту истор³ю и только послѣ окончан³я ея сказалъ, что онъ, сторожъ, уже не разъ разсказывалъ ему, о. Дмитр³ю, про старосту и писаря.

   - Разсказывалъ? ну и память!.. Тогда я разскажу тебѣ другую истор³ю,- недавно слышалъ отъ Пафнутья Пурчи...

   Дальше слѣдовала новая, такая же длинная, истор³я о травлѣ медвѣдя двумя деревнями. О. Дмитр³й признался, что истор³я любопытная и, въ свою очередь, началъ разсказывать собственную истор³ю, тоже не менѣе любопытную. О гостѣ онъ нимало не заботился, предоставивъ ему проводить время по своему усмотрѣн³ю. A такъ какъ времени прошло уже довольно и Хлопову наскучило сидѣть одному, то онъ перешелъ къ открытому окну, у котораго раньше сидѣлъ о. Дмитр³й.- Хотя бы эта Анюта пришла! подумалъ онъ, выглянувъ въ окно... A она какъ разъ сидѣла на крыльцѣ и ковыряла палочкой доску.

   - Анна Дмитр³евна, такъ вы не пойдете замужъ за меня? шуткой спросилъ онъ ее.

   - Я ни за кого не пойду!

   - Отчего же?

   - И дома хорошо! много подружекъ,- ходимъ за ягодами, купаемся, у насъ весело.

   - A въ карты любите играть?

   - Люблю.

   - Такъ поиграемте.

   Анюта подумала и пригласила его на крыльцо, при чемъ вынула и карты изъ кармана. Однако онъ не пошелъ, а пригласилъ ее самоё въ комнату.

   - Онъ зоветъ меня въ карты играть! сказала она, заглядывая въ сѣни.

   - Иди, поиграй, ему скучно сидѣть одному, послышался изъ сѣней голосъ попадьи.

   Анюта пришла въ комнату и сѣла къ столу.

   - Какъ же станемъ играть? спросила она.

   - Какъ хотите, я всяко умѣю, отвѣтилъ Хлоповъ.

   - Развѣ въ дураки?

   - Пожалуй, въ дураки; только съ какимъ нибудь уговоромъ.

   Хлоповъ оглянулся. На одномъ стулѣ стоялъ забытый жбанъ съ солью. Хлоповъ взялъ у дѣвочки карту и уголкомъ ея почерпнулъ соли.- Вотъ, кто останется дуракомъ, тотъ долженъ съѣсть столько соли! сказалъ онъ.

   Анюта улыбнулась и приняла услов³е.

   Время пошло веселѣе. Хлоповъ, какъ настоящ³й кавалеръ, старался остаться дуракомъ и дѣлалъ пресмѣшныя гримасы, высыпая съ карты себѣ въ ротъ соль. Только разъ Анюта осталась въ дуракахъ и когда хотѣла съѣсть свою порц³ю соли, Хлоповъ стряхнулъ послѣднюю съ карты, а потомъ они оба со смѣхомъ сметали ее со стола. Въ такихъ занят³яхъ время незамѣтно прошло до обѣда.

   Послѣ обѣда хозяева, видимо, уже не были расположены удерживать гостя и Хлоповъ собрался въ дорогу. До дома ему оставался одинъ переходъ и къ ночи онъ надѣялся увидѣть свою матушку. Нельзя сказать, чтобы на душѣ у него было очень весело. Вѣдь такимъ же безпр³ютнымъ голышомъ онъ придетъ на родину, какимъ ушелъ изъ нея назадъ тому два года.

  

  

   Рвы, да пригорки, да зеленыя полянки съ обугленными пнями, извилистая рѣчка, поросшая ольхами и смородиной, на горизонтѣ вѣчно зеленый хвойный лѣсъ,- вотъ какова мѣстность, гдѣ стоитъ погостъ Николы Деревяннаго. Въ иномъ мѣстѣ, на какомъ-нибудь курганѣ, открывается порядочный видъ съ широкой перспективой; въ другомъ мѣстѣ - со всѣхъ сторонъ въ гору,- хоть на небо ползи.

   Хлоповъ съ нѣкоторымъ замиран³емъ сердца проходилъ по этимъ роднымъ, давно знакомымъ мѣстамъ. Вѣра Николаевна, о. Карпъ, Наташка, со слезами просившая его жениться на ней, о. Федосей съ простушкой Солей, о. Дмитр³й съ Анюткой,- всѣ эти личности были теперь забыты имъ. Онъ думалъ о томъ, какъ встрѣтитъ его матушка, какъ онъ будетъ жить у нея, да еще и можно ли жить? Вѣдь она не въ своемъ домѣ живетъ, а въ поповомъ флигелѣ. Собственно флигель церковный, но все же онъ считается поповымъ. Матушка писала ему, что зимой попова семья переходитъ въ него, когда морозитъ таракановъ въ большомъ домѣ; тѣснота бываетъ страшная.

   Церковь Николы Деревяннаго, назадъ тому 10 лѣтъ, дѣйствительно была деревянная; но, при помощи богатаго старосты и двухлѣтнихъ сборовъ по разнымъ городамъ и деревнямъ, она была перестроена въ каменную; однако назван³е "деревянной" сохранила и теперь. Съ виду новая церковь не представляетъ ничего особеннаго; маленьк³я окна и толстыя желѣзныя рѣшотки дѣлали ее не очень привѣтливой; зато бѣлыя стѣны и мин³атюрная каменная ограда съ выточенными балясинами глядѣли довольно весело.

   Около церкви стояли три дома, побурѣвш³е отъ времени, но всѣ съ красными крышами,- признакъ, что они были казенные; поодаль отъ этихъ домовъ стсяли больш³е дворы съ пологими съѣздами, два стога сѣна, два амбара и столько же бань,- тутъ весь погостъ. Крестьянскихъ домовъ нѣтъ, и не видно ни одной деревни съ погоста; кругомъ рѣденьк³й березнякъ и много травы. За то грибовъ бываетъ масса, растутъ у самыхъ строен³й.

   Среди такой-то обстановки выросъ Хлоповъ. Среди нея три съ половиной семьи мирно проводятъ свои скучные, монотонные дни. Но живуть сытно, хлѣба и разныхъ деревенскихъ продуктовъ вволю и все безъ фальсификац³и.

   Въ тотъ день, когда Хлоповъ прибылъ на свою родину, на погостѣ была помочь. Съ двухъ-трехъ ближайшихъ деревень были приглашены мужики и бабы, парни и дѣвки для уборки хлѣба съ полей. A вечеромъ происходилъ пиръ. Въ нѣсколько десятковъ голосовъ пѣли хороводныя пѣсни; визгливые дѣвичьи голоса сливались, а иной разъ и не сливались, съ рѣзкими тенорами парней; среди пвсни иногда слышалась поднебесная мужская фистула, какъ финалъ куплета; иногда проносился въ воздухѣ молодецк³й свистъ. И вдругъ все это обрывалось и слышались пьяные голоса мужиковъ, крикъ и безшабашный гвалтъ.

   Хлоповъ постоялъ около ограды, послушалъ пѣсенъ и пошелъ къ дому священника. На дворѣ было темно и онъ былъ радъ этому, такъ какъ сегодня ему не хотѣлось встрѣтить знакомыхъ. Вошелъ онъ во флигель. Пусто.- "Должно быть, на помочь ушла", подумалъ онъ. Развязалъ кошель и вынулъ оттуда коробку; изъ коробки вынулъ мыло и гребень. Потомъ умылся, причесался; немного осмотрѣлся и одумался; потомъ вышелъ на улицу и опять осмотрѣлся; вблизи никого не было;- можно немного прогуляться... Но лишь только успѣлъ онъ сдѣлать нѣсколько шаговъ, какъ набѣжала на него какая-то старуха.

   - Господи ²исусе, какъ будто на Патрю походитъ! прошептала она, посмотрѣвъ на Хлопова.

   - Здравствуй, матушка! Это я самый и есть!

   - Съ нами крестная сила! Да откуда ты?

   - Пр³ѣхалъ повидаться съ тобой.

   - Такъ это и вправду, значитъ, ты! A глаза-то стары стали... Здравствуй, Патрушко! здравствуй, голубчикъ!

   Пошли объят³я, поцѣлуи, разспросы, аханья, и все это такъ безтолково на первый разъ. Старушка кстати всплакнула.

   - Экая втора, нельзя мнѣ и побыть съ тобой подольше. Лизавета Львовна послала меня за квасомъ. Ужъ послѣ, голубчикъ... послѣ о всемъ потолкуемъ, а теперь поди посмотри на наше веселье.

   Старушка побѣжала въ домъ священника, а Хлоповъ, нѣсколько подумавъ, рѣшилъ пойти на помочь. Помочь справлялась у дьячка. Въ большой избѣ, окна которой были раскрыты, пѣли пѣсни и плясали; нѣсколько въ сторонѣ отъ дома, на лужайкѣ, пили вино и кричали. Хлоповъ заглянулъ въ одно изъ оконъ и увидѣлъ нѣсколько дѣвушекъ, сидѣвшихъ у стола; между ними онъ тотчасъ узналъ молоденькую дочь дьячка, съ румянымъ личикомъ, съ длинными русыми волосами, заплетенными въ двѣ косы, которыя кончались узенькой лентой.

   - Здравствуйте, Вѣра Михайловна! сказалъ Хлоповъ, протягивая свою руку въ окно.

   Дѣвушка вскочила съ мѣста.

   - Ахъ, это Сосипатръ Петровичъ! Да какъ вы очутились здѣсь?

   - Давно не бывалъ! думаю, пойду посмотрю на Вѣру Михайловну!.. Ну, и дѣйствительно, въ два года вы порядкомъ измѣнились, выросли, похорошѣли.

   - Правда похорошѣла? съ радост³ю сказала она,- только зачѣмъ вы не говорите попрежнему ты?

   - Да вѣдь и вы тоже самое.

   - Я помоложе васъ.

   - Значитъ, старшихъ почитаете?

   - Долголѣтна буду за это!.. дѣвушка засмѣялась; улыбка у нея была наивная и милая.

   Хлоповъ хотѣлъ продолжать разговоръ, но къ Вѣрѣ Михайловнѣ подошелъ какой-то парень и повелъ ее въ хороводъ.

   Хлоповъ пошелъ въ избу. Тамъ десять-двѣнадцать паръ парней и дѣвушекъ чинно ходили кругомъ, пѣли пѣсни, перемигивались, останавливались и цѣловались, при чемъ парни утирали губы передъ поцѣлуемъ и послѣ него. Хлоповъ пробрался въ передн³й уголъ и сѣлъ на скамью. Знакомыхъ въ избѣ почти никого не было.

   - A вы зачѣмъ это въ сарафанъ нарядились? спросилъ онъ Вѣру Михайловну, когда она подошла къ нему.

   - Такъ! у меня есть подружка, изъ Слезына... вонъ она сидитъ, видишь, съ парнемъ... она любитъ, чтобы я такъ наряжалась; ея и сарафанъ.

   - Ну, разсказывайте, какъ вы живете? Каковъ вашъ папка? вы все еще папкой зовете его?

   - Папкой! онъ добрый у меня! Какъ и прежде, все самъ дѣлаетъ: квашню мѣситъ самъ, корову доитъ самъ... Я нарочно возьму ино подойницу, онъ сейчасъ закричитъ: "куда тебѣ, Вѣрка, еще рогомъ болданетъ!.."

   Хлоповъ хорошо помнилъ этого добраго стараго дьячка, который до страсти любилъ всѣхъ дѣтей и особенно свою Вѣрку. Помнилъ онъ, какъ дьячокъ бралъ ее съ собой на клиросъ, когда ей было лѣтъ 10-12,- стоятъэто вдвоемъ и поютъ! одинъ толстымъ, довольно сиповатымъ голосомъ, а другая мягкимъ, тончайшимъ дискантомъ, который у задней стѣны едва было слышно. Къ заутрени ли, къ вечернѣ, дьячокъ все идетъ съ Вѣркой, держа ее за руку... Жена у него умерла, когда Вѣркѣ было пять лѣтъ; съ тѣхъ поръ они живутъ вдвоемъ - веселые, довольные собой; только теперь Вѣрка уже не ходитъ на клиросъ. Теперь и ребята рѣдко сбираются къ нимъ. Прежде, бывало, что воскресенье, то у дьячка стономъ стоитъ изба отъ дѣтскихъ голосовъ. Самъ, бывало, напечетъ пшеничныхъ крендельковъ, разныхъ тамъ уточекъ и другихъ финтифлюшекъ, да и потчуетъ ребятишекъ, равно и самъ лакомится, Ребятишки тогда любили ходить къ обѣднѣ, зная, что послѣ обѣдни дьячокъ зазоветъ ихъ къ себѣ.

   - A гдѣ вашъ папка теперь? спросилъ Хлоповъ у Вѣры Михайловны.

   - Онъ недавно былъ съ о. Алексѣемъ у мужиковъ,- куда же онъ дѣвался... Ахъ, вотъ онъ... папка, идико сюда! крикнула она отцу и, закрывъ ладонями лицо Хлопова, спросила:- отгадай, кто?

   - Иванъ Степановичъ, кому же быть! отвѣтилъ дьячокъ (Иванъ Степановичъ - писарь волостной).

   - Анъ, нѣтъ, не отгадалъ! Ну, еще...

   Но тотъ не сталъ больше отгадывать, а штурмомъ взялъ руки своей дочери и оттянулъ ихъ отъ Хлопова.

   - Сосипатръ Петровичъ! воскликнулъ онъ.- Здорово живешь!.. Когда на сихъ мѣстахъ явился?

   - Сейчасъ только-что явился и пошелъ на помочь...

   - И съ дѣвками сидишь! перебилъ дьячокъ.- Ужъ мы покалякаемъ завтра съ тобой, всѣхъ по косточкамъ переберемъ. A теперь прощай: большое дѣло есть... Потомъ дьячокъ наклонился къ уху Хлопова и шепнулъ:- ты пр³ударь за Вѣркой-то.

   Хлоповъ засмѣялся. Дьячокъ хлопнулъ его по плечу и куда-то побѣжалъ.

   - A я знаю, что онъ сказалъ! проговорила Вѣра Михайловна.

   - Что?

   - A велѣлъ тебѣ быть со мной подобрѣе!

   Хлоповъ снова засмѣялся.

   Тутъ подошелъ къ Вѣрѣ Михайловнѣ тотъ же парень и попросилъ ее въ хороводъ.

   - Идти? спросила она Хлопова.

   - Какъ же не идти! отвѣтилъ онъ и подумалъ:- какая смѣшная!

   Затѣмъ онъ сталъ смотрѣть на толпу, слѣдилъ, какъ парни увивались за дѣвушками, какъ иные поцѣлуи продолжались незаконно долго. Вѣра Михайловна кончила съ парнемъ хороводъ и, по обычаю, стала цѣловаться съ нимъ; но въ это времнона взглянула на Хлопова и немного стѣснилась. Поцѣлуй вышелъ неловк³й.

   Очень весело провелъ Хлоповъ первый вечеръ на родинѣ.- Хорош³й признакъ! подумалъ онъ, идя домой. Дома встрѣтила его мать, тоже недавно пришедшая съ помочи. Пошли безконечные разговоры о жизни, о будущихъ планахъ и т. д. Хлоповъ сказалъ, между прочимъ, что у него было очень много мѣстъ, но что всѣ они не понравились ему по разнымъ причинамъ.

   - A вотъ, дитятко, на Перемыслѣ упразднилось мѣстечко; знаешь, всего шесть верстъ отсюда. О. Досифей умеръ съ полгода тому. Архирей оставилъ мѣсто за дочерью; да жениховъ все не могутъ пр³искать! Кругомъ такая глушь, что и вѣсточки некуда послать! Благочинный велѣлъ исправлять тамошн³я требы нашему о. Алексѣю, да ему не всегда это и можно! таинственно прибавила старушка.- Такъ вотъ подумай-ко, голубчикъ, да и съ Богомъ! Этта рукой подать; я бы стала ходить къ тебѣ въ гости, а ты ко мнѣ,- вотъ, дитятко!

   - A каково мѣсто? Я совсѣмъ не знаю его.

   - Мѣсто... не шибко богато оно, а жить можно. Земли тамъ немного, зато хорошая земля.

   - A невѣста?

   - Невѣста тоже, нельзя сказать, чтобы молодая была,- двадцать два года, а можетъ и побольше, однако хозяйственная дѣвка. Высокая такая и тихая; словомъ не замутитъ!

   - Ладно, подумаемъ! сказалъ Хлоповъ.

   Уже совсѣмъ разсвѣло, когда они стали ложиться спать. Мать приготовила для сына мягкую постель, т. е. въ старый соломенный матрацъ прибавила охапки двѣ свѣжей соломы и зашила.

   Родныя мѣста, добрая мать-старушка, эта наивная Вѣрка, да еще и мѣстечко какое-то къ услугамъ,- все это хорошо подѣйствовало на Хлопова.- Давно бы мнѣ ѣхать изъ Вологды домой! подумалъ онъ,- сколько тутъ этихъ мѣстовъ,- ройся, какъ свинья! A тамъ чего дождался? Въ цѣлый годъ вышелъ одинъ случай, да и тотъ скулебячился!

  

  

   На другой день рано утромъ мать Хлопова истопила печку, обрядилась и ушла въ поле. Она разсчитывала еще кой-что сдѣлать, пока сынъ проснется. Часа черезъ два она воротилась домой; но видя, что сынъ все еще спитъ, снова ушла въ поле. Однако вскорѣ послѣ прихода ея проснулся и онъ, герой Николы Деревяннаго, радость и послѣдняя надежда старухи-матери. Проснулся и еще въ постели сталъ осматривать свое новое пристанище. Много избъ, горницъ и каморокъ видалъ онъ на своемъ вѣку, но такой, какая была теперь, еще не видалъ. Въ самомъ дѣлѣ, горенка была очень оригинальна: махонькая, низенькая, и большая русская печь! Возлѣ печки - кровать, въ углу большой столъ; пустого пространства оставалось не больше двухъ аршинъ. Одна стѣна была вся завѣшена платьемъ, а остальныя три почти сплошь заклеены картинами, главнымъ образомъ божественнаго содержан³я; всего рѣзче бросалась въ глаза красная огненная краска и потомъ черные круглые вѣнцы на святыхъ. Между картинами было два экземпляра страшнаго суда,- очень страшные экземпляры!- однако были и м³рск³я картины, но онѣ пр³ютились около дверей и на самыхъ дверяхъ. Печка тоже была оклеена какими-то битвами; въ одной битвѣ стояли безголовые генералы и солдаты, напирающ³е на врага, который поражаетъ ихъ саблями и въ то же время самъ поражается; подъ картиной написано: "а нашихъ Богъ милуетъ - безъ головъ стоятъ".

   Пока Хлоповъ осматривалъ комнату и эти картины, пришла домой мать. Въ рукахъ ея были два маленькихъ тюричка, которые она и положила на столъ.

   - Чайку, дитятко, взяла у Лизаветы Львовны. Самоваришка тоже дадутъ, когда сами отопьютъ. Свой то я продала: помнишь, ты просилъ три рубля,- гдѣ, думаю, взять? туда - сюда сунусь, вездѣ отказъ; ну, я и продала... старушка махнула рукой. Вскорѣ она принесла и самоваръ, еще теплый, и стала готовить чай.

   - О, от. Алексѣй опять запилъ послѣ вчерашней помочи! со вздохомъ сказала она.- Теперь двѣ, либо три недѣли не увидишь его. Лизавета Львовна просто убивается,- ребятишекъ бьетъ, въ избѣ дымъ коромысломъ!

   - Прежде я считалъ ее смирной!

   - Она смирная, нечего сказать, и добрая женщина; вотъ и мнѣ ни въ чемъ не даетъ отказа... A когда запьетъ о. Алексѣй, на нее находитъ такое, что и глазъ не кажи! Сегодня будто для тебя я сходила къ ней, а то ни за что не пошла бы! и то къ чорту послала! къ чорту, говоритъ, и съ сыномъ твоимъ... Вишь ты, дитятко!

   - Тэкъ... прозвучалъ Хлоповъ.- A давно ли онъ запоями сталъ пить?

   - Года два-полтора. И чѣмъ дальше, тѣмъ хуже; сначала пилъ по недѣлѣ, а теперь по двѣ и по три. Вотъ теперь, должно быть, долго пропьетъ. Давѣ ранешенько поднялся, забралъ бутылокъ, полуштофовъ и заперся въ горницу. Изоставилъ это бутылки по угламъ, а одну на срединѣ, потомъ и ползаетъ отъ бутылки до бутылки и все потчуетъ себя.- Прошу покорно, Алексѣй Федоровичъ, выкушайте рюмочку, говоритъ.- Покорно благодарю, о. Доримедонтъ, сейчасъ выпилъ у сосѣда... О. Доримедонта помнишь? въ одинъ годъ потерялъ жену и дѣвочку, еще младенчика, и сталъ пить-пить! сломалъ себѣ ногу, послали въ монастырь,- куда священникъ на костылѣ! Былъ по веснѣ у o. Алексѣя, пр³ѣхалъ за восемьдесятъ верстъ на пароходѣ посмотрѣть на старыя мѣста, такой горьк³й! пьетъ и плачетъ! покачала старушка головой.

   Пока происходилъ этотъ разговоръ, самоваръ скипѣлъ и изъ маленькихъ сѣней послышалось сердитое бульканье. На столѣ появилась чайная посуда и горшокъ горячаго молока, съ жирной красной пѣнкой. Старушка стала жаловаться на жизнь, на бѣдность и т. п., сказала, что теперь она очень мало набираетъ петровскаго и льна, а за рѣпой и лаптями совсѣмъ не ходитъ; только Лизавета Львовна теперь и сбираетъ ихъ.

   - Да велика ли ужъ корысть отъ лаптей! сказалъ Хлоповъ.

   - Ну, все же, дитятко! сто паръ, семикопѣечникъ за пару, считай! Лизавета Львовна хозяйственная женщина; у нея ничего не пропадетъ; поѣдетъ за льномъ, а домой пироговъ навезетъ; кусокъ дадутъ, и тотъ кладетъ въ пестерь. Она, да еще перемысловская попадья, дочку которой вчера я сватала тебѣ, завсегда возьмутъ свое!

   Послѣ чаю Хлоповъ пошелъ гулять по окрестностямъ, осмотрѣть знакомыя мѣста, помечтать о прошломъ. Нигдѣ ничего новаго, понятно, не нашелъ онъ; въ этой глуши, при этой полумертвой жизни развѣ землетрясен³е или наводнен³е измѣнитъ видъ природы. Онъ замѣтилъ, что дорожки, даже тропинки, протоптанныя коровами, точно такъ же извивались, какъ и прежде, когда онъ, еще мальчишкой, бѣгалъ по нимъ. Вотъ и знакомая рѣчка, или вѣрнѣе ручей. По ту и другую сторону его стоятъ ольхи и черемухи, которыя густолиственной аллеей изгибаются вмѣст