а и к Коровину пойдем же?
- Непременно. Тут дело верное.
- Надо ему сказать, чтобы он к протопопу не ходил.
- Нельзя, ведь он здесь будет служить. Если Егор Иваныч не пойдет сегодня к нему, то он съест его.
- Все бы подождать не мешало: авось протопоп-то и отдаст за него свою дочь.
- Ну уж!
Дьякон ушел. Егор Иваныч тоже слез с сарая и ушел в дом. За чаем шел такой разговор:
- Ты, Егорушко, лучше на дочери Коровина женись. Я уж это дело всякими манерами обдумал.
- Мне все равно.
- Оно не все равно. Пондравится, женись, не пондравится, можно другую найти. А насчет отца благочинного вы не беспокойтесь: не стоит овчинка выделки. Она хотя и нашего поля ягода, но, как дочь благочинного, так заважничалась, что годится разве в жены какому-нибудь благочинному или светскому человеку вроде исправника и т. п.
- Я теперь ничего не могу сказать.
- Как знаете. А мы все-таки Алексея Борисыча приведем сюда, как раз к обеду.
Егор Иваныч подумал и пошел к благочинному.
Благочинный был уже одет. На нем была шелковая ряса голубого цвета, камилавка и два креста - один наперсный, а другой в память 1853-1856 года.
- Здравствуйте! - сказал он Егору Иванычу. - Мне нужно съездить кое-куда по делам. Пожалуйста, займитесь моим Васей. Я часа через три-четыре буду. Пойдемте. - Благочинный повел Егора Иваныча в комнаты. Прошли две комнаты, убранные хорошо, с цветами и с удушливым запахом мускуса и резеды. В третьей сидела дочь благочинного, Надежда Антоновна, девица лет двадцати, очень румяная, здоровая, разодетая в шелк и в кринолине.
- Пошла прочь! - сказал ей отец.
- Там, папа, очень душно.
- Вечно ты у окна торчишь! Пошла, тебе говорят! - Дочь ушла. Вошли в четвертую комнату. Там играли дети. Мальчик двенадцати лет возил по комнате с мальчиком пяти лет деревянного коня, девушка тринадцати лет сажала на коня куклу.
- Пошли прочь! Я вас, гадины! - Дети присмирели.
- Вам говорят? Вася, останься. - Дети ушли.
- Вот тебе новый учитель... Смотри, слушайся его. А вы, если он будет шалить, так на колени и ставьте, и пусть он, негодяй, до моего прихода на коленях стоит. - Благочинный ушел, и вскоре, вернувшись, взглянул в щелку дверей и ушел назад.
Егору Иванычу неловко сделалось быть учителем в доме благочинного, и притом учителем в первый раз. Он хотел учить крестьян, а не детей подобных родителей. Василий сначала робел, утирая рукавом свой нос, щипал рубашку и пялил с любопытством глаза на нового учителя, но когда новый учитель заговорил с ним, он стал отвечать резко, с некоторою важностью.
- Вы давно учитесь? - спросил его Егор Иваныч.
- А вам на что?
- Мне хочется знать потому, чтобы легче было заниматься с вами,
- Я первую часть грамматики прошел.
- Кто с вами занимался?
- Отец Петр Иваныч.
- Хороший человек?
- Мы в училище его котом прозвали.
- За что?
- А он царапается больно. Когти у него на руках острые.
- Прочие учителя каковы?
- А вы к нам в учителя?
- Я после посвящения, может быть, поступлю.
- А у вас хорошие учителя?
- У нас профессора учат. Они сами в академии учатся.
- А я в академию скоро поступлю?
- Надо прежде кончить курс в семинарии. А когда вы кончите курс там, то будете такой же, как и я.
- Неправда, неправда!.. Я нынче поступлю в академию. А вас как зовут.
Егор Иваныч сказал.
- А вы учителей любите?
- Нет.
- Учителей надо любить...
- Неправда, неправда! Они секут больно.
- А вас секли?
- А вас?
- Меня много раз секли. Прежде по три раза в день секли.
- А теперь?
- Теперь не смеют, потому что я кончил курс.
- Меня-то учителя не смеют сечь, да папаша сечет. Больно сечет...
С час Егор Иваныч протолковал с Васей об ученье. Он понравился мальчику. Они начали урок с арифметики, которую Егор Иваныч плохо смыслил.
- А у вас, Василий Антоныч, большое семейство?
- Большое. Сестра Надя - невеста...
- Чья невеста?
- Так невеста: она уже большая... Папаша ждет жениха от архиерея. Петя брат, я да сестра Танька. Сестра Александра замужем, за отцом Павлом. Злой такой. А Анна, что всех старше, та за лекарем.
Пришла жена благочинного. Поклонившись важно Егору Иванычу, она важно села на диван.
- Ну, что у вас там хорошего в губернском? - спросила она Егора Иваныча.
- Ничего; веселее здешнего.
- Ах, какая здесь скука проклятая!..
- А вы родом отколе?
- Я в губернском родилась. Отец у меня протопопом был. Знали Первушина?
- Слыхал. У нас Первушин есть профессор.
- Это дядя мой. Ну, а отец ректор каков?
Пришла дочь Надежда.
- Ты зачем?
- Мамаша, одолжите шелку!
- А ты разве весь издержала?
- Весь. - Она взглянула на Егора Иваныча; Егор Иваныч на нее глядел. Она ему понравилась, то есть ему понравилось ее лицо, платье и голос, и не понравилось то, что он заметил в ней какую-то гордость, и она, вошедши в комнату, не поклонилась ему.
Жена благочинного вышла, за ней вышла и дочь, взглянув еще раз на Егора Иваныча. До прихода благочинного их не было видно. Пришел благочинный.
- Просто смучился весь... Ну, как Вася?
- У него есть способности.
- Да, я это замечаю, только он баловник, каналья.
Стали обедать все, и к обеду пригласили Егора Иваныча. За обедом говорили о лицах губернского города. Егор Иваныч робел, руки тряслись, и он говорил невпопад. Благочинный приглашал его выпить рюмку наливки, он отказался, говоря, что он ничего не пьет.
Когда Егор Иваныч стал прощаться с благочинным, то сказал ему:
- Я, отец благочинный, осмеливаюсь побеспокоить вас: мне нужна невеста, а я не знаю, где высватать.
- Уж не на моей ли дочери вы хотите жениться? - спросил тот, улыбаясь.
Егору Иванычу стало стыдно. Он ничего не мог ответить.
- Впрочем, я подумаю.
- Могу я надеяться?
- Завтра я вам скажу ответ.
"Нужно быть только смелым, все будет хорошо. Ищите и обрящете, толцыте, и отверзется вам... Теперь все дело обделано", - думал Егор Иваныч, придя домой.
Надежда Антоновна росла и воспитывалась матерью и отцом на барский манер, с тем различием, что родители держали ее очень строго. Она не умела стряпать, а умела шить себе платья, вышивать, читать и писать. Читать светское ей запрещалось, и она доставала украдкой книги от своей сестры Анны, которая за лекарем. Дни ее шли скучно. Ее будили к обедне, в праздники она должна была идти в церковь, после того должна сесть за работу, после обеда спать, или вышивать, или читать книги духовного содержания, обучать брата Петра и сестру Татьяну; вечером, после чаю, опять что-нибудь делать. Гулять в Столешинске не в моде. Светское общество она видела только у сестры Анны, но так как лекарь женился на Анне с год и уехал в другой город, то она мало поняла обычаи этого общества, тем более общества уездной аристократии. Там, и вообще в гостях, она вела себя как богатая невеста, говорила отрывочно, не умела держать себя по-барски, не умела танцевать, говорить по-светски, но считала каждую женщину или девушку и каждого мужчину дрянью. Ей хотя и хотелось вырваться из дому куда-нибудь, но всегда делалось досадно, что она бывает в этих обществах. Начитавшись светских книг, она сначала плохо верила им, потом стала бредить о различных героях, а когда бывала в обществе светских людей, она там видела все обыкновенных - глупых - людей и ругала это общество и книги.
Ей надоела жизнь с отцом, хотелось уйти куда-нибудь. Но куда уйдешь? У отца все-таки почет. Авось жених какой-нибудь посватается. Но какой жених? Чиновников она ненавидела; военных тоже. Молодых семинаристов она видела мало... Ей хочется жениха в камилавке и с наперсным крестом.
Когда Егор Иваныч пришел домой, там кутили: Иван Иваныч, Андрей Филимоныч и Алексей Борисыч Коровин. Коровин был толстый, здоровый мужчина, с оплывшим лицом, густыми черными волосами и бородой. Он говорил октавой.
- Здравствуйте, здравствуйте! Что, по невесту приехали? - спросил его Алексей Борисыч.
- Да.
- Доброе дело, доброе дело.
Алексей Борисыч выпил. Заставили выпить и Егора Иваныча.
- А если хотите, Егор Иваныч, берите мою дочь.
- Надо еще подумать, Алексей Борисыч.
- Думают только одни немцы да индейские петухи.
- Славно сказано! - сказал Иван Иваныч, уже опьяневший.
Вечером компания отправилась к Алексею Борисычу. Он живет в своем доме, уже старом, с пятью окнами на улицу и с четырьмя комнатами и кухней. Их встретила жена его, Дарья Ивановна, худенькая, низенькая женщина.
Гости вошли в комнату. Лизавета, румяная девушка, в ситцевом платье желтого цвета, что-то вышивала у окна. При входе гостей в комнату она поклонилась им, Егор Иваныч тоже поклонился робко. Лицо ее ему очень понравилось.
- Лиза, поставь самовар, - сказала ей мать.
Дочь ушла. По какому-то обстоятельству на ней было надето новое платье, которое, как она шла, шумело. И это понравилось Егору Иванычу. "Она, кажется, славная девушка. Немножко рябовата, да ведь и я-то неказист", - думал он.
- Какой вы гордый! Нет, чтобы раньше прийти к нам, - сказала Дарья Ивановна Егору Иванычу.
- Извините, что не мог, потому что не был знаком с отцом дьяконом.
- А ты, дьяконица, где давече была? - спросил ее Андрей Филимоныч.
- По грибы ходила. Нынче ужас сколько их! Лиза сказала, что вы были и хотели прийти, - я и принарядилась.
- Зачем принарядилась-то?
- По-вашему, так и ходить, как в будни? Ведь гости, пожалуй, ни на есть что скажут про меня.
- А ты, Дарья, дай водки, - сказал Алексей Борисыч.
- Ох, уж эта мне водка!
- Для гостей, дура! А я только смотреть стану.
Лиза принесла самовар, чайник, чашки, сливки, малины и сдобных крендельков. Мать велела ей принести поднос, чтобы угощать гостей с подносу; но Андрей Филимоныч отговорил, сказав, что мы сами будем брать чашки со стола. Лиза стала разливать чай.
- А ничего, Лизанька - невеста хоть куда! - сказал Андрей Филимоныч.
Лиза закраснелась. Она и мать ее знали, зачем Попов пришел.
- Я не невеста, - сказала робко Лиза.
- Какая она еще невеста! - заметила мать.
- Полно вам притворяться-то! Вот моя жена в девушках говорила, что она ни за кого замуж не пойдет, а обречет себя монашеской жизни, а вышла-таки за меня.
- Да вы человек славный. Такого жениха не скоро найдешь.
- Полно вам лясы-то точить! Выпьем, - сказал хозяин и налил три рюмки.
Дарья Ивановна стала расспрашивать Егора Иваныча о разных дьяконах и рассказывала про свою родню и несчастье ее мужа.
Егору Иванычу было очень неловко при Лизе. Прежде он мечтал только об девушке, представлял ее красивой, смирной, умной, представлял такой, какую он вычитал в книге и которая ему чем-нибудь понравилась. Теперь девушка налицо, и эта девушка от одного его слова может быть его женой. Она ему нравится, взглядывает на него так ласково, никакой гордости незаметно, а заметно, что ей хочется замуж. Надо бы поговорить с ней, но как заговорить и что говорить? Протопопская дочь ему не нравилась теперь, и он сожалел, что просил протопопа о невесте. А что, если протопоп согласится выдать свою дочь за него? Оно, конечно, лучше: больше почету тогда будет; а если жениться на этой, то весь век останешься священником, да еще протопоп, пожалуй, обидится, напишет владыке, и тебя турнут в такое место, что весь век будешь каяться: "А я уж знаю, каково быть бедным священником". Так рассуждал про себя Егор Иваныч. А Лиза между тем уже начала вздыхать... Она была рада и не рада, что наконец-то ей бог послал жениха и она будет женой городского священника. "Кто его знает, какой он, - думает она: - некрасив, да что толку; обрастет бородой, лучше будет... Уж скорее бы..." Мать и дочь простились с Егором Иванычем очень любезно, и даже сама дочь сказала ему: "Ходите к нам, Егор Иваныч, почаще",
- Ну, что? - спросил дорогой Егора Иваныча Андрей Филимоныч.
- Ничего.
- Нравится?
- Да, ничего. Надо бы с ней поговорить наедине.
- А мы завтра пошлем просвирню к ним.
- Зачем?
- Свататься и уговариваться о приданом.
- Не рано ли?
- Знаете пословицу: куй железо, пока горячо, - чем скорее, тем лучше.
- Лучше через день.
- Ну, как знаете.
Отец очень обиделся тем, что Егор Иваныч откладывает сватовство так долго.
- Ты, Егорушко, уж больно привередничаешь. Как не было ни одной невесты, так ты говорил: где найду, да как женюсь; а как есть они, ты и заважничал: не хочу, подумаю. Нечего тут думать, я тоже не думал. А вот тебе сказ: чтобы завтра же сваха была послана.
- А если я не хочу?
- Ну, так и бог с тобой. Я не то и уеду.
- Вы, тятенька, не сердитесь, а предоставьте это дело мне одному.
- А я тебе кто: отец или пес?
- Я вас люблю как отца, но в этом деле прошу не мешать.
- Коли ты так, я сейчас же уеду.
- Послушайте, тятенька, ведь с женой жить не вам, а мне.
- Мне все равно, а я уеду.
Отец стал собираться,
- Полно, Иван Иваныч, егозить. Он правду говори.- уговаривал Ивана Иваныча Андрей Филимоныч.
- А я хочу, чтоб ты по-моему делал, - и все тут! - сердился Иван Иваныч.
- Воля ваша.
- Так ты соглашаешься?
- Подождите до завтра. Завтра я схожу к благочинному и получу от него ответ.
- Посмотрим, что скажет тебе благочинный... Поди-кось, дурак твой благочинный, поди-кось, он так и отдаст за тебя, за голь, свою дочь... Да хотя и отдаст, так мне житья от нее не будет! Вот что!
- Почему вы так думаете?
- Почему!.. Не знаю будто!.. Ты еще только на свет-то ворвался, а я уж пожил, слава тебе господи.
В этот же день благочинный получил от ректора письмо следующего содержания:
"Отец благочинный! Во-первых, целую вас братскою любовию и посылаю вам свое благословение. Во-вторых, уведомляю вас, что, давши вам зимой обещание послать к вам для вашей дочери Надежды жениха из академии, я, при всем моем старании, не могу утешить вас на этот счет, так как у нас теперь в городе только два академиста, из которых один уже женился на дочери протоиерея кафедрального собора, а другой не имеет намерения жениться. Поэтому я решился выбрать из кончивших курс семинарии отличного студента, диаканского сына Егора Попова, выпросил для него у преосвященнейшего владыки место в вашем городе и послал к вам. Он отличный студент и может быть хорошим мужем вашей дочери, которой я посылаю мое благословение..."
Благочинный долго думал, прочитавши это письмо, отдать ему дочь за Попова или нет. Он некрасив, но, кажется, смирный. Если не выдать, то обидится ректор, сменит с смотрительской должности. Он решил выдать; одно только беспокоило его: отец у него, дьякон, куда поместить их? В доме - загрязнят все... Он не любил заштатных дьяконов и священников, хотя у самого назад тому четыре года умер отец, заштатный дьякон.
- Егорка!
Вошел Егорка.
- Позови Марью Алексеевну.
Пришла жена его, Марья Алексеевна.
- Как ты думаешь, жена: что нам делать с Надей
- Что с ней делать-то?
- Дура! Ведь ее надо замуж выдать.
- За кого бы ты ее выдал? Уж не за вшивика ли письмоводителя?
- Э, да что с тобой толковать! У тебя башка вечно сеном набита.
- Бога бы ты побоялся так издеваться надо мной... Ведь в прошлом годе сватался судебный следователь, хороший и богатый человек.
- Я сам знаю, кто лучше... Богат он, хорош - это все дудки. Он сватался ради денег - вот что. А я приду=мал. Вот слушай, что пишет отец ректор.
- Так неужели ты за этого приезжего вшивика хочешь отдать?
- А что бы ты на это сказала?
- Ты посмотри, у него и сапоги-то с заплатами.
- Не твое дело. Уж коли сам отец ректор просит так, так уж я прекословить его воле не стану. А отца ректора владыка любит. Знаешь, что я через это вы играю?
- Делай как знаешь. Все бы не мешало подождать.
- Нет уж, матушка, ждать я не стану. Ты думаешь, что я ничего не замечаю? Я, матушка, вижу ее амуры с письмоводителем. А что, если, боже упаси, она развратится?.. Понимаешь?
- Понимаю.
- То-то и есть. Что тогда про меня скажут?.. Уж такая девка взбалмошная родилась: то ей дай, другое дай, в слезы сейчас. А ты думаешь, я стар, так меня так и проведешь! - дудки, сорока-то надвое сказала!.. Ономедни она любезничала с сыном отца Александра, да я промолчал. Я еще ей не такую поронь задам, если она будет противиться мне.
- Как знаешь, Антон Иваныч...
- Так ты согласна?
- А ты?
- Я тебя спрашиваю!
- Как знаешь.
- Я согласен. Он сегодня просил меня об этом.
- И ты согласился?
- Я ничего не сказал, потому что ждал письма. Мне смешно показалось его желание, а теперь, как получил письмо от отца ректора, я готов уважить отца ректора.
- Делай как знаешь.
- Много ли у Нади платьев?
Благочинный взял бумажку и карандаш.
- Шелковых семь, ситцевых восемь.
- Салопов?
- Летних три мантильи, домино из губернского выписано; два зимних: один соболий, другой беличий. Четыре шляпки.
- Я думаю, больше ей не надо шить?
- К венцу надо платье заказать.
- Пожалуй.
- Шляпку надо тоже купить.
- Ну уж, шляпку пусть муж купит... Вот подумаешь: копишь-копишь на них, а куда все идет? Подвернется какая-нибудь дрянь... Все для начальства делаешь. А ты думаешь, я так-то и отдал бы ее Попову?
- Нет.
- То-то. Теперь денег, я полагаю, будет с них и ста рублей. Рясы у меня и подрясники есть, есть и шляпы и пояса. Дам ему пока по одной штуке, да как поедет посвящаться, надо отцу ректору послать сколько-нибудь.
- Сколько ты думаешь?
- Это не твое дело. Попову на издержки дам сто рублей.
- Будет.
- Кольца у Нади есть?
- Есть одно, золотое с бриллиантовым камнем.
- Покажи.
Марья Алексеевна принесла ящичек с драгоценными вещами. Благочинный пересмотрел их, выбрал несколько колец, браслетов, сережек, завернул их в бумажку и сказал: "Это Наде, а эти пусть хранятся для Тани".
- Где же будет Попов жить?
- Во флигеле живет зять. Поместить, разве его сюда наверх, в три пустые комнаты, а Попова во флигель.
- Как знаешь. Надо бы с Надей поговорить, Антон Иваныч. А?
- Что с ней говорить-то?
- Неловко как-то... Пусть она знает, что у нее есть жених.
- Ну, позови ее сюда.
Пришла Надя.
- Послушай, Надежда Антоновна, - начал отец: - тебе уже двадцатый год; за тебя сватались многие, но я не хотел выдавать тебя, сама знаешь почему. А в девицах тебе сидеть неловко, да я уже стар и слаб становлюсь, того и смотри, что, грешным делом, помру. При мне-то тебе хорошо, а что будет без меня... Понимаешь?
- Понимаю, папаша.
- Ну, так вот что я тебе скажу: ты скоро выйдешь замуж.
- Я... за кого? - сказала дочь, дрожа.
- Видела ты сегодня учителя Васи?
- Видела.
- Ну, так за него.
- Тятенька!..
- Что еще?
- Он мне не нравится.
- А кто же тебе нравится? Ну-ко, скажи?
- Мне никто не нравится.
- В монастырь, что ли, захотела?
- Нет-с.
- Я уже решил: ты должна выйти замуж за Егора Иваныча Попова. Слышишь!
- Тятенька... - Надежда Антоновна заплакала.
- Это что за слезы?.. Знаешь каретник?
- Тятенька... Я не могу за него выйти...
- Марья, позови Егорка.
Дочь упала на колени в ноги отцу.
- Марья! тебе говорят!
- Антон Иваныч, полно... Что же, если она не хочет!
- Знать я ничего не хочу. Что мне, по вашей милости, прикажете без куска хлеба сидеть? Егорка!
Пришел Егорка.
- Позови дворника.
- Тятенька... Умоляю вас.
- Что за письмоводителя небось хочется?
- Нет...
- Встань, нечего рюмить... - Дочь встала. - Ну, какого же тебе жениха надо?
- Протопопа.
- А?!! - отец захохотал. - Послушай, Надя, что я тебе скажу: Попов тебе не нравится, потому что он некрасив. Но где же ты возьмешь хороших женихов?.. А ты прочитай вот письмо ректора... - Он подал ей письмо. Она взяла робко, робко прочитала и отдала отцу.
- Ну, что скажешь? - спросил ее отец.
- Тятенька, нельзя ли повременить. Я подумаю.
- Думать тут нечего... Я хочу, чтобы ты вышла, и все тут.
- Послушай, Надя, отец тебе не желает худа, ты будешь за священником.
- Когда ты выйдешь за него замуж, я попрошу владыку и сам к нему поеду, чтобы он назначил Попова в Егорьевскую церковь священником вместо Полуектова, которого попрошу перевести в другое место. Кроме этого, я сделаю его учителем в училищах, духовном и светском, в нашем он будет обучать грамматике, а в том закону божию. Ну, что, и этим недовольна?
- Воля ваша, папенька.
- Подойди ко мне.
Дочь подошла. Отец благословил ее и поцеловал; то же сделала и мать.
- Я тебя силой не выдаю, но желаю счастия с хорошим человеком.
- Только он мне очень не нравится.
- Понравится. Это вы всё так говорите до замужества. К завтрашнему дню ты, смотри, оденься получше.
- Хорошо. А он будет?
- Как же.
- А он, тятенька, очень некрасив... Обращение у него какое-то смешное такое.
- Что ты, шишки, что ли, у него на носу заметила?
Дочь улыбнулась.
- Ну, ничего... Ты с ним в губернский поедешь. Впрочем, и я поеду, а то он там денег много истратит. Смотри, Надя, помни все, чему я учил тебя. Если ты будешь ему худой женой и если он станет жаловаться на тебя, я вступаться не буду.
- Поэтому-то, папаша, мне и не хочется идти за него замуж.
- Тебе все академиста нужно... Ничего, матушка; уж коли сам ректор хлопочет, стало быть человек хороший. Ты так и думаешь, что я зря отдаю тебя?
После этого началось совещание при зяте и его жене: сколько истратить на свадьбу, кого пригласить, кого сделать шаферами, тысяцким и прочими. Тысяцким назначено было просить богатого купца Илью Афанасьевича Печужникова, старосту собора. В тех местах тысяцкий или болярин - главное лицо на свадьбе. На обязанности его лежит вся забота по венчанью: он должен нанять лошадей, которые, конечно, ничего не стоят, потому что хозяева их сами дают лошадей, для того что будто бы бывает счастье тому хозяину, который дал лошадей, на коих ехал свадебный поезд; должен зажечь паникадило, свечи на свой счет, из своего же кармана заплатить духовенству и певчим за венчанье. Шафером невесты назначен письмоводитель духовного правления Василий Иваныч Конев и учитель духовного училища Матвей Карпыч Алексеев. Послезавтра назначен вечер, или просватанье, а завтра семейный обед.
Егор Иваныч ничего об этом не знал. Невеста его, Надежда Антоновна, всю ночь не спала. Она большую половину ночи плакала. Сколь ни тяжела была ей жизнь с родителями, сколько она ни перетерпела от них разной брани, все же она была барышней; все люди заискивали ее расположения, в особенности богатая и чиновная молодежь судила об ней. С такой стороны, что она богатая невеста, но подступиться к ней трудно. Как я сказал выше, ей хотелось мужа протопопа, стало быть, вряд ли она согласилась бы выйти замуж за богатого и очень чиновного светского. Впрочем, по приказу отца она могла бы выйти замуж и за дьячка, если бы так приказал владыка, чего, конечно, со стороны владыки не могло бы быть, а если бы было, так разве наказанием для отца за его прегрешения... Она раньше никак не могла себе представить, чтобы она вышла замуж за простого священника, каким был муж ее сестры, которого она недолюбливала за форсистость; ей непременно хотелось мужа с камилавкой и наперсным крестом, о чем ей твердили раньше отец и мать. К этому она прибавляла то только, что этот господин должен быть непременно молод и красив. Поэтому не удивительно, что Егор Иваныч, которого она видела раз у отца и на которого с первого разу не обратила внимания и обозвала его при Васе бедным и голодным учителишком, ей очень не понравился. Каково же ей перенести то оскорбление, что сами родители приневоливают ее выйти замуж за это чучело! "Он только в огород и годится, дылда эдакая! - думала она ночью. - Зачем же это отец и мать твердили мне, что мне нужно держать себя как протопопской дочке, потому что мне следует выйти за протопопа; а потом, как выросла, они и отдают какой-то чучеле... Уж я таки постою на своем! Чтоб я стала любить его, уважать - держи! Если бить станет - убегу! Ишь, далась я им; делают что хотят со мной. Нет уж, теперь не бывать этому: я вольный казак буду, я муженька сама бить буду..."
На другой день Егор Иваныч, получив родительское благословение, с трепетом шел к благочинному. Он никак не думал, чтобы благочинный отдал за него свою дочь, и шел просить его присутствовать при венчании его с Лизаветой Алексеевной. "А дочка его хороша, надменна немножко, но после бы обтерлась. Только благочинный не согласится, а если согласится, что я стану говорить с ней?" На нем надеты сюртук, брюки, жилетка и сапоги Андрея Филимоныча, и все это, как говорится, мешком сидело на нем.
- Здравствуйте, Егор Иваныч, - сказал приятельски благочинный в кабинете. Он приказал Егору, чтобы Попов шел прямо к нему в кабинет.
Егор Иваныч подошел под благословение.
- Садись, мы будем говорить дело. - Егор Иваныч сел.
- Скажите, пожалуйста, это ваши вещи, что на вас?
- Мои-с, - соврал Егор Иваныч.
- Еще что у вас есть?
- Больше ничего нет, потому что мой отец бедный человек.
- Я знаю многих семинаристов, у которых отцы беднее вашего отца; они богатые.
- Не знаю, отец благочинный... Певчие архиерейские - богатые люди, а из остальных разве имеют деньги те, которые кондициями занимаются, то есть учат детей.
- А вы не обучали раньше?
- Я не имел времени: я все занимался своими лекциями... Уверяю вас, если бы не отец мой, я бы был или в академии, или в университете.
- О, в университете! Избави бог! Если мой сын захочет в университет, я его и ногой не пущу в свой дом.
- Оттуда, отец благочинный, как и из академии, можно хорошую должность получить.
- Знаю, каковы эти должности. Вон у нас судебный следователь в университете учился, а что он сравнительно с нашим братом?.. Наш брат и священник - много значит. Я очень сожалею, что выдал свою дочь за лекаря. Пьяница такой, прости господи! - благочинный плюнул.
- Зато он образованный человек. Говорят, что все кончившие курс в медицинской академии образованные люди.
- Это я знаю и эту академию больше уважаю, чем университет... Но вот что, Егор Иваныч... Вчера вы просили невесту...
- Точно так-с.
- Я нашел.
Егор Иваныч встал, поклонился и сказал:
- Покорнейше благодарю, отец благочинный.
- Этого мало. Я вам должен сказать, чтобы вы уважали вашу жену, а иначе я могу сделать с вами - что хочу. Тогда вы погубите и себя и свою жену. Я отдаю вам свою дочь, Надежду Антоновну.
Егор Иваныч остолбенел.
- Поняли вы это?
- Очень вам благодарен.
- Смотрите, чтобы жалоб не было. Я это делаю из любви христианской, из уважения к отцу ректору, который ходатайствовал у меня за вас. Поняли?
- Покорнейше благодарю, отец благочинный.
- Подите, занимайтесь.
Егор Иваныч, как вышел в зал, перекрестился: "Слава тебе, господи. Ай да отец ректор!"
В той же комнате, где он занимался вчера, он застал детей за играми и подошел к Васе.
- Здравствуйте, братец! - сказал Вася.
- Это почему? - спросил удивленный Егор Иваныч.
- Братец, братец! - кричали остальные дети и окружили Егора Иваныча.
- Я ничего не понимаю.
- А гостинцев принесли? Жених!
- Какой жених?
- Дайте гостинцев, скажем.
- Господа, мне заниматься надо с Васенькой.
- Жених, жених! Надин жених!..
- Вы Наденьке какое платьице сошьете?
- А мне, братец, лошадку хорошенькую купите.
Вошла Надежда Антоновна. Увидав Егора Иваныча, она косо взглянула на него. Егор Иваныч поклонился ей. Она отвернулась.
- Петя, Таня, пошли к мамаше!
- Не хочем. Мы с братцем посидим.
- С каким братцем?
- А с Егором Иванычем.
Надежда Антоновна ушла, а Егор Иваныч покраснел - и бог знает, что бы он сделал в это время с детьми.
Пришла Марья Алексеевна. Он поклонился ей.
- Мое почтение... как вас звать-то?
- Егор Иваныч.
- Егор Иваныч... Прошу любить и жаловать. - Она очень строго глядела на Егора Иваныча.
Егор Иваныч поклонился.
- Пошли вон! пошли! - сказала она детям и прогнала их из комнаты подзатыльниками. Потом подсела к Егору Иванычу. Егор Иваныч стал заниматься с Васей, а Марья Алексеевна молча смотрела на него, подперши подбородок правой рукой. "Чтоб те провалиться", - думает Егор Иваныч.
- Вася, ступай к детям, - сказала мать.
Вася ушел. Егор Иваныч остался один на один с протопопшей. Протопопша молчит. Егор Иваныч поклонился ей и сказал: "Прощайте".
- Куда же вы?
- К отцу благочинному.
- Он теперь занят.
- Так я домой пойду.
- Вам протопоп говорил что-нибудь сегодня?
- Насчет чего-с?
- Насчет Нади?
Егор Иваныч покраснел и тихо сказал: "Да".
- Вы напрасно не в свои сани садитесь.
Егор Иваныч молчит и переминается с ноги на ногу.
- Надя вам не пара: она протопопская дочь, как бы то ни было, а вы сын диакона.
- Я, матушка (он забыл ее имя), кончил курс по первому разряду.
- Знаю, что кончили, все-таки дочь моя вам не пара.
- Я, матушка, силой не напрашиваюсь; это воля отца благочинного.
Минут пять молчание.
- Ведь мы много вам не дадим приданого; на наши карманы не надейтесь.
- Я, матушка, не прошу ничего.
- Все-таки кое-что надо. Вам надо и ряску получше, так как вы не священническую берете; ну, кое-что еще дадим, а об остальном и не заикайтесь.
Егор Иваныч не знал, что лучше сделать: сказать ли ей: покорнейше благодарим, - или поклониться. Он промолчал.
Опять молчание.
- Вы мою дочь берегите как зеницу ока. А будете обижать, не сдобровать вам! Помните, что вам бы следовало жениться на дьяконской дочери; а если мы и отдаем вам дочь, так только из уважения к отцу ректору, потому что он начальник наш. - Марья Алексеевна ушла.
Егора Иваныча зло взяло. Он вышел в залу, стал ходить и думать: "Что они важничают-то! Я же ведь не напрашивался, сами суют. Ишь, отец ректор им дался!.. Уж лучше, кажется, отказаться от этой барской невесты".
В приемную, а потом в зал вошли Павел Ильич Злобин и его жена. Павел Ильич был худой, бледный господин, с коротенькими волосами и маленькой рыжей бородкой; они поклонились Егору Иванычу очень важно.
- Если не ошибаюсь, вы Егор Иваныч Попов? - спросил Злобин.
- Точно так.
- А я Павел Ильич Злобин, а это моя жена Александра Антоновна, урожденная Тюленева.
Егор Иваныч поклонился.
- Папаша дома? - спросил Павел Ильич Егора Иваныча.
- В кабинете.
Зять с женой вошли в кабинет; немного погодя они вышли с благочинным. Благочинный представил их Егору Иванычу и им Егора Иваныча, сказав: мой нареченный зять, - потом с дочерью ушел в другие комнаты.
Через несколько минут вошел благочинный с женой, за ним разодетая и нарумяненная Надежда Антоновна и дети с Александрой Антоновной. Благочинный взял правую руку дочери и повел ее к Егору Иванычу.
- Знаешь ты его? - спросил он дочь.
- Нет, - отвечала она робко и гордо.
- Тем лучше для тебя. Вот твой жених, - сказал благочинный. Дочь ничего не сказала.
- Что же ты молчишь?
- Что мне говорить прикажете?
- Согласна ты или нет выйти за него замуж?
- Согласна, тятенька, - сказала дочь нерешительно.
- Ну, и делу конец. Возьмите руки.
Егор Иваныч конфузится, конфузится и дочь благочинного.
- Что же вы? - говорит строго отец.
- Надя, возьми руку Егора Иваныча, - говорит мать.
Надя строго смотрит на мать и сердито берет руку Егора Иваныча.
- Смотри у меня! - кричит отец.
- Садитесь рядом.
&nbs