Северцев-Полилов Георгий Тихонович - Княжий отрок

nbsp;   - Ишь, он какой красовитый! - говорили друг другу бабы, указывая на Григория. - Как раз под пару Оксинье-то, - такого красавца у нас во всем селе нету!

   - Статен больно, и взор светлый! Только, кума, невеста-то к нему не больно что-то ласкова, да и не радостна, - редко и когда улыбнется.

   - Знамо дело, по девичьей воле скучает, а после и радоваться будет.

   - А уж пара они оба... Красавцы!

   Недолго пробыл жених у невесты: ему необходимо было вернуться скорее в Тверь. С грустью простился он с Оксиньей, обещая ей приехать как можно скорее.

  

  

   Все приготовления к свадьбе княжего любимца были сделаны.

   Князь велел снарядить большое судно.

   - Вели, боярин, поставить на нем все, что только Григорий пожелает. Подарки для невесты я отберу сам, - приказал Ярослав Матуре.

   - Пошли бояр на судне в село Едимоново, чтобы свадьба была отпразднована торжественно! - продолжал князь.

   - Все будет исполнено по слову твоему, княже, - ответил Матура.

   - Не забудь нагрузить на судно припасов да поставь и людей для прислуги.

   - Венцы ты обещал послать еще, княже, - напомнил боярин, - прикажешь взять в ризнице?

   - Постой, боярин, я выберу их сам.

   И Ярослав вместе с Матурой отправился в собор.

   Распахнулись тяжелые двери богатой ризницы, соборный ключарь стал доставать из шкапа венцы и показывать князю. Долго выбирал Ярослав венцы для своего любимца.

   - Пошли вот эти, - указал он на пару венцов, усыпанных дорогими камнями.

   Ключарь смутился.

   - Негоже, княже, простому человеку венчаться такими венцами. Это - княжеские венцы!

   Нахмурился Ярослав, не любил он противоречия.

   - Сказал - пошли, пусть так и будет! Второй раз я все равно венчаться не буду.

   С недовольным видом ключарь положил венцы в парчовый мешок и передал Матуре.

   - Забыл еще, положи туда же золотую чашу для запивания молодым, - промолвил Ярослав и вышел из ризницы.

   Вернувшись в палаты, князь кликнул своего любимца.

   - Все я тебе приготовил, Григорий, судно нагружено бояре выедут на нем к тебе на свадьбу, а венцы и чащ передал Матуре.

   Григорий низко поклонился князю, прошептав:

   - Недостоин я всех твоих даров, княже милостивый.

   - А это свези от меня подарок своей невесте, пусть красоту свою им убирает.

   И Ярослав, вынув из кисы, висевшей у него на поясе богатое ожерелье из бурмицких зерен, передал его Григорию.

   - Ну, веселись, пируй да меня на свадьбе вспоминай, - шутливо продолжал князь.

   - Век мне не забыть твоей милости, княже!

   - Забыл совсем о конях для свадебного поезда! - припомнил Ярослав. - Горою пошлю я их вслед за тобою, на судне им места мало.

   Распростившись со своим любимцем, князь отпустил его.

   Рано утром на другой день судно было готово. Поезжане-бояре, собравшись на нем, ожидали жениха, чтоб отправиться в путь. Гребцы на веслах уже сидели. Парус приготовлялись натянуть.

   - Едет!.. Едет!.. - раздались на берегу крики собравшегося народа, и среди толпы показалась на белом коне статная фигура жениха. Он сошел с коня, передал его своим товарищам-отрокам, а сам вошел на судно. Парус натянут, гребцы легко взмахнули шестью парами весел, и судно величаво поплыло по течению. Всех поразило то обстоятельство, что князь не выехал проводить своего любимца и с несколькими близкими ему людьми рано утром отправился на птичью охоту. Немало соколов, кречетов и других ловчих птиц велел он взять с собою.

   - Уж не разгневался ли князь на Григория? - с изумлением говорили другие отроки. - Проводить его не выехал и чуть свет отправился на лов.

   Чудесный приснился Ярославу в эту ночь сон, заставивший его совершенно неожиданно выехать на ловлю.

   Приснилось ему, что будто бы он был в поле и тешился соколиной потехой. Пущенные им соколы высоко взвились к небу, тщетно высматривая себе оттуда добычу: нигде не видно было ни одной птицы. Вдруг откуда-то поднялось стадо белых, как снег, лебедей. Князь, заметив их, спустил с руки своего любимого сокола. Белым клубом взмылась в поднебесье хищная птица и тяжелым камнем упала на одну лебедку, все остальное стадо с громким криком разлетелось. Но не убил своим острым клювом сокол нежную птицу, "сиявшую своею красотою ярче золота", а бережно принес ее на грудь своего повелителя. Припомнил тут князь свою встречу в монастыре с незнакомой красавицей, и светло-радостно стало у него на душе. "Это вещий сон!" - подумал князь.

   Рано утром, все еще под влиянием чудесного сна, велел князь немедленно седлать коней, готовить соколов и кречетов, чтобы отправиться на ловчую потеху.

   В эту минуту забыл Ярослав и о свадьбе своего любимца, и обо всем на свете.

   - Рано же ты собрался, княже, - изумленно сказал Матура, заметив перед крыльцом княжеских хором сидевших на конях сокольников с кречетами, соколами на рукавицах. - Что это тебе поохотилось? А вчера сам говорил, что Григорию проводы чинить будешь!

   Задумчиво вскинул на него очи князь и промолвил:

   - Не спалось что-то, боярин, голова болит, разгуляться хочется.

   - Доброе дело, княже! Потешь себя соколиной охотой, не все же в хоромах сидеть, не то и соколы обленятся да от ловли отстанут, поди, и птицу бить на лету разучились.

   - Ан, нет, промаха ни на лебеде, ни на другой какой птице не дадут!

   - А княжича возьмешь с собой? Ярослав на минуту задумался.

   - Сегодня не возьму, пусть больше с отцом протоиереем писанием занимается.

   И, резко перебив сам себя, князь спросил Матуру:

   - Готовы ль кони и сокольники?

   - Давно уже ждут у крыльца твою милость.

   - Ну, так я поеду, а ты ступай, Матура, и устрой проводы Григорию. Да не забудь, боярин, послать ему горой коней для свадебного поезда.

   Матура с поклоном ответил:

   - Все по воле твоей будет исполнено, княже, - и, пропустив князя вперед, вышел вместе с ним на крыльцо.

   Князь бодро вскочил на коня и вместе с охотниками помчался по правому берегу Волги.

  

  

   Веселы были все отплывшие на судне, и поезжане, и сам жених. Все совершилось так, как Григорий не мог даже и ожидать. Любимая им девушка будет его женою, он осыпан милостями князя! Все подсказывало ему впереди! нерушимое счастье. Но среди общего веселья его сердце вдруг почему-то тревожно сжималось, будто от тягостного предчувствия...

   А на судне шло беззаботное веселье. На корме поставлен стол с обильным угощеньем.

   Бояре угощались холодным пенником, вкусной брагой да медом стоялым.

   Столпившаяся на носу молодежь тоже не скучала. Оттуда неслось веселое пение под звуки сопелок и балалаек: княжие отроки славили в песнях жениха, своего товарища. Веселый шум оглашал пустынные берега реки и отдавался вдали гулким эхом.

   Дьяк Семеныч сначала средь бояр примостился, но, соблазненный весельем молодежи, перешел туда.

   Отроки были не прочь подурачиться над дородным дьяком.

   - А что, Семеныч, - сказал, подмигнув товарищам, один из отроков, - поди-ка, ты плясать теперь не горазд, стар больно стал?!

   Презрительно взглянул на отрока дьяк.

   - Эх ты, молокосос, никогда тебе не сплясать так, как я! - проговорил старик.

   - Да ну?! Вот уж не поверю, Евстафий Семеныч, - подзадоривал дьяка отрок.

   - А хочешь, покажу?!

   - Уважь, сделай милость!

   Семеныч все еще не решался, но молодежь продолжала его подзадоривать. И Семеныч, подобрав полы кафтана, приготовился плясать.

   - А ну, веселее! - крикнул он сопельщику и балалаечнику.

   Раздался веселый плясовой напев.

   Семеныч пустился в пляс. Вначале старые ноги плохо слушались, но мало-помалу он все больше и больше увлекался и совсем разошелся. Молодежь, стоявшая кругом, ободряла его:

   - Ай да дядя!.. Ну, Семеныч!.. Молодец!.. Лихо пляшет!.. - И дьяк продолжал плясать до полного изнеможения.

   Судно проходило мимо сел Лисицы и Отроковицы. Разговор средь бояр шел про ловецкую потеху.

   - А помните, други, как онамедни мы здесь с князем сохатого травили?

   - Еще бы не помнить! Не мало пришлось нам за ним погоняться.

   - А все же не удалось заполевать его.

   - В обитель спрятался, под Божью защиту.

   - Знамо дело, на Божьего зверя и рука не подымется, грех!

   - Про какую обитель вы толкуете? - спросил Григорий, не слыхавший про этот случай.

   - А я и забыл, что ты в те поры с нами на лову не был!

   - Куда ему, до ловчей ли потехи! Он невесте сладкие речи говорил в ту пору.

   - Коли хочешь, так расскажу все, как было.

   И Григорию рассказали.

   - А обитель-то как звать? - снова спросил Григорий.

   - Шошский монастырь...

   Григорий вспомнил в эту минуту о своей первой поездке по поручению князя, как судьба привела и его в этот монастырь и как он потом познакомился со своею невестой. Мысль отрока снова полетела в село Едимоново, он хотел угадать, что-то теперь делает его нареченная.

   "Поди, ждет не дождется своего жениха! - думал отрок. - Глаза все свои проглядела, ожидая, когда на Волге покажется наш поезд!"

   - Будь у меня крылья, так и полетел бы к тебе! - громко проговорил он, прерывая свои мысли.

   - Удастся ли нам сегодня до заката-то доплыть? - спросил у рулевого один из бояр.

   Рулевой пытливо посмотрел на берега.

   - Коли ветер не упадет, так еще много раньше придем...

   - А и стихнет, так не беда, - ответил боярин, - у нас гребцы молодцы, поналягут на весла, живо домчат судно.

   - Заморились, боярин, руки повывернули, спины разломило, - отозвался один из гребцов.

   - А мы сейчас с вас, ребята, всю усталость как рукой снимем! А ну-ка, жених, поднеси гребцам по чарке пенника!

   - Во здравие жениха с невестой! - крикнули обрадованные гребцы.

   Выпив по чарке, они приналегли бодрее на весла. Солнце стояло еще высоко на небе, когда судно прошло село Видогощи.

   Крестьяне высыпали на берег, с изумлением глядя на нарядное судно.

   - Вот вишь, боярин, - заметил рулевой, - солнышко сколь высоко, а уж нам недалеко и до Едимонова идти осталось.

   - Близко, сказываешь, парень?

   - Да вот как извилинку эту обернем, так тут рукой подать.

   Поезжане стали готовиться к высадке на берег. У жениха снова тревожно забилось сердце.

  

  

   У пономаря в доме шли приготовления к свадьбе.

   С самого утра в избе Афанасия толпились девушки, подруги Оксиньи.

   Они наряжали невесту в присланные от жениха с нарочным наряды, расплетали ей косу, пели свадебные песни - одним словом, исполняли все свадебные обряды, которых так много было в старину.

   Захлопоталась и старуха, мать невесты. Надо было приготовить угощение для высоких гостей, которых ждали вместе с женихом.

   - Ох, как бы князь еще к нам не пожаловал! - со страхом и затаенной надеждой проговорила пономариха.

   - Ишь, что ты, старуха, выдумала! Есть у князя время к нам с тобой ездить! Спасибо, коли отроков своих вместе с Григорием пошлет.

   - Как знать, батюшка! Може, и сам князь припожалует, вперед ничего не угадаешь! - заметила невеста.

   - Ой, доченька, не зазнавайся, и так уж вознесена, смотри, чтобы Господь не наказал за гордость!

   В церкви тоже шли приготовления. Пол чисто-начисто вымели, пыль везде повытерли, ризы на образах вычистили, расставили побольше свечей, чтобы осветить торжественнее храм во время венчания.

   Солнце уже начало склоняться к закату, а жениха и поезжан все еще не было.

   - Должно быть, заночуют по дороге, - заметил Афанасий, - чтобы пораньше утром сюда поспеть.

   Все село с нетерпением ожидало именитых гостей.

   Подруг невесты удивляло ее спокойствие. Она не плакала, не причитала, как это везде водилось при расставании с родителями, и тайной радости в ней заметно не было. Как будто ко всем этим приготовлениям она была непричастна и не для нее они делались.

   Громкие крики, раздавшиеся на реке, оживили ее. Девушка слегка вздрогнула, лицо ее покрылось румянцем.

   - Твой нареченный, кажись, приехал, - заметила одна из подруг.

   В эту минуту прибежали в избу ребята.

   - Жених! Жених на ладье приплыл! - кричали они.

   Засуетились Афанасий с женой.

   - Встречу, встречу надо жениху делать!..

   Действительно, судно с поезжанами и Григорием пристало к берегу. Надвигался уже вечер.

   - А коней от князя для поезда еще нет, - с изумлением сказал дьяк, которому было поручено устройство всей свадьбы.

   - Уж не запамятовал ли боярин послать их? Ишь, беда какая!

   - Запамятовал! Просто не поспели они еще прийти, шли тихо, не хотели притомить коней.

   - Пождем немного, а там пошлем невесте ручников, чтобы оповестить ее о твоем приезде, - сказал Григорию один из товарищей. - Пусть приготовят все, по обычаю брачному.

   Григорий сильно волновался. С тревогой думал он: "Что это значит, что коней от князя нет? А что, если он да передумает? Пришлет вдруг приказ воротиться всем назад, и свадьбе моей тут конец будет".

   Нетерпение начало овладевать им и поезжанами.

   - Что это, в самом деле, долго не идут кони, - говорил Зацепа.

   - Нечего тут коней ждать! Пошли-ка, Григорий, кого-нибудь к невесте, пусть приготовляют встречу, - вмешался в разговор один из бояр.

   - И врямь послать надо, - засуетился жених.

   Два отрока отправились пешком в село к дому пономаря.

   У ворот их встретил сам Афанасий.

   - Жених прислал сказать невесте, что прибыл, и спрашивает, все ли готово у вас?

   - Пойдемте, други, к дочери, она вам сама скажет. Просим милости! Не обессудьте только на бедности нашей.

   Отроки вошли в избу, помолились иконам, поклонились на все стороны, а как взглянули на невесту-красавицу, так и стали как вкопанные, не могли и слова вымолвить от изумления: никогда такой красоты они не видывали. Ласково взглянула на посланцев Оксинья и сама первая с ними заговорила:

   - Скажите княжему отроку, чтобы он с поезжанами помедлил малость, пока я сама не оповещу его, что все готово. Дайте срок всем приготовиться, а мне с мыслями собраться, со своим сердцем справиться. А теперь пока время еще тому не пришло.

   Поклонились посланные невесте и отправились передать жениху загадочные слова ее.

   - Послушай, доченька, что это ты жениха-то сюда сей же час не позвала пожаловать? - с легким неудовольствием заметила мать. - Ведь у нас все уж готово, непригоже ждать ему там.

   - Матушка родимая! И сама я не знаю, что со мною деется! Говорит мое сердце, что будто княжий отрок не жених мне! Подождите, Бога ради, хоть немного еще. Бог даст, все образуется.

   Пораженная ответом дочери, пономариха не знала, что ей и ответить.

   - А дары, которые ты ему самодельно готовила, где они? - спросил Афанасий.

   - Все приготовила, батюшка.

  

   - Что же нам делать? - спросил Григорий поезжан, когда отроки-посланцы передали ему слова невесты.

   - Ждать велит невеста, так и подождем, - протянул Зацепа. - Делать теперь больше нечего. Авось и кони подойдут.

   - Подождем немного, - заметил Семеныч, - а там помаленьку и пойдем, вели пока готовиться, Григорий!

   Григорий с тоскою поглядывал на Тверскую дорогу. Но коней, обещанных князем, все еще нет и нет...

  

  

   Миновала и ночь, а зову от невесты все еще не было. Терпение ожидавших поезжан истощалось. Да и сам жених все больше да больше тревожился, что князь переменил свое решение и велит ему вернуться назад. Тревожили Григория и загадочные речи невесты. Что-то недоброе чуяло его сердце.

   Чуть встало солнышко, все зашевелилось в стане.

   - Чего ж больше ждать-то? - с неудовольствием промолвил дьяк. - Пойдем помаленьку, авось к самому времени поспеем.

   И толпа поезжан двинулась в село.

   Кто-то прибежал сказать про это к невесте в дом. Затуманилась Оксинья, призадумалась, не знает она, на что ей решиться: и княжего отрока ей жаль, и позабыть встречи с князем в монастыре никак не может. Все чудится ей, что это и есть ее суженый...

   - Ишь, ты какая характерная, - упрекал пономарь дочь, - не хотела устроить жениху встречу, так вот он сам с поезжанами сюда жалует.

   Старик пономарь бегом побежал навстречу будущему зятю и именитым поезжанам и с низким поклоном стал приглашать их к себе в избу.

   Несмотря на раннее утро, невеста уже была одета в подвенечный наряд. Сидела она за столом в красном углу под иконами.

   Войдя в избу, жених перекрестился на иконы, чинно поклонился Оксинье, родителям ее и всем гостям.

   - Пожалуй, господине, на место, тебе приготовленное, - сказал Афанасий.

   И Григорий сел рядом с невестой.

   Изба переполнилась народом. Именитые бояре и отроки уселись по лавкам, а сельчане столпились в дверях и в сенцах.

   - Семеныч, вели давать дары-то, - сказал жених тихо дьяку.

   И к невесте потянулся ряд отроков с подарками жениха, клали их на стол перед невестой.

   Невеста привставала и кланялась жениху, отрокам на все стороны при каждом подарке, а ожерелье из бурмицких зерен надела на шею поверх сарафана и промолвила:

   - Цены нет подарку этому!

   - Это княжий дар! - тихо сказал Григорий. - Щедрота князя нашего.

   Как маков цвет зарделась невеста при этих словах. Афанасий, которому передали со стола подарки, раскладывал их на видном месте, на особой полке.

   - Что ж, батюшка названый, не пора ли уж и в церковь Божию отправиться? - обратился к пономарю один из бояр.

   - Осегодень вот она, дочка моя, здесь набольшая, - ответил Афанасий, указывая на дочь, - а я отрекаюся на сей день от воли своей, на ее волю отдаюсь!

   Поезжане вопросительно посмотрели на невесту.

   - Не вели, господине, торопиться, - твердо проговорила Оксинья, - время еще раннее, к обедне благовеста не было!

   - Доченька милая, да ведь отец Алексей не велел бить в било, пока вы с женихом из избы не выйдете.

   - Так что ж, благословясь... - начал было Зацепа, но девушка спешно перебила его:

   - Пождем еще немного, смотри, солнышко только встало, дай ему во всей красе выйти. Пождем мало!

   И приготовившиеся было благословить дочь перед отправлением в церковь Афанасий с женою снова уселись. Поезжане тихо разговаривали меж собою.

   - Хоть бы медком угостили, а то в горле пересохло, - шепнул Зацепа соседу, дьяку Семенычу.

   - До обедни-то грех, - так же тихо ответил ему дьяк, - да и княжий ключник еще с лодки припасов не перенес.

   Солнце яркой полосой било уже прямо в волоковое окно, когда уже сам жених не вытерпел и повторил, что пора бы отправиться в церковь.

   - Погодите еще немного, господине, не все гости еще собралися, - настойчиво проговорила невеста. - Тяжко мне что-то на сердце покидать дом родительский, гнездо мое девичье.

   Всем присутствующим ясно стало, что невеста почему-то откладывает венчание. Смутились все, а жених и совсем повесил голову. Тихо стало в избе, будто в ясный летний день перед грозою.

  

   Где же был и что делал в это время князь Ярослав?

   Далеко от Твери заехал князь, увлекаясь в поисках дичи. Никогда не приключалось с ним такой неудачи.

   Проскакал он излюбленные им Лисицы, проскакал и еще дальше по берегу Волги, но по-прежнему сидел спокойно сокол на княжей рукавице с клобучком на острых глазах.

   Ни лебедя, ни цапли, ни какой другой птицы не встречалось по пути охотникам, словно кто заворожил всю птицу.

   До самого вечера напрасно носился князь со своими сокольниками по широкому раздолью правого берега Волги, а все удачи нет.

   - Ишь, незадача какая! Без поля домой придется вернуться! - недовольно прошептал Ярослав, обернувшись к своим спутникам.

   Среди них он не увидел знакомых ему лиц: Григория, Максима, Ростислава, да и бояр ближних на этот раз с ним не было, не с кем было и словом перекинуться, совет подержать. Горько было князю ехать обратно домой с пустыми руками.

   - Что ж, Алекся, - обратился он к молодому сокольнику, - видно, так твои сокола и не подымут птицы.

   - Незадача ныне, господине княже, день уж такой выпал, вот, может, завтра ветер переменится, птица-то из болот и потянется...

   Задумался на минуту князь, дюже не хотелось ему домой без поля возвращаться.

   - Переночевать здесь негде, - нерешительно проговорил он, оглядывая пустынную окрестность.

   - Не изволь об этом беспокоиться, господине княже, тут недалеко, за пригорком, село раскинуто, Видогощи прозывается.

   - Что ж, отдохнем там, а чуть свет опять полевать зачнем.

   Утомленные целым днем полеванья, сокольники с радостью услышали приказ князя; возвращаться в Тверь было не близко, отдохнуть теперь в самую пору.

   Торопиться уже было некуда, и утомившиеся кони тихо шли по зеленому лугу.

   - Куда заехали! Вон и Шошский монастырь! - услышал князь громкий оклик сокольника.

   Направо, среди соснового бора, блестел под лучами угасающего солнца крест на храме святой обители.

   Припомнилась тут Ярославу нечаянная встреча с незнакомой красавицей, забилось его ретивое, и страстно захотелось ему снова увидеть эту девушку.

   "Уж не наваждение ли какое? - думалось ему. - Сколь времени прошло с тех пор, а все она у меня нейдет из памяти!"

   Припомнил тут князь и сон свой вещий, припомнил и советы своего старого боярина, и пришло ему в голову, что девушка-красавица - суженая его. И чем больше он думал о ней, тем больше укреплялся в мысли своей нежданной-негаданной.

   Проехали мимо обители, на кресты церковные помолилися, а мысли Ярослава по-прежнему только о незнакомой красавице.

   "В храме Божием мы с ней встретились, недаром это случилось, - думал про себя князь, - знать, на то указание мне воли Божьей... Суженая она моя... Так и быть ей княгиней, какого бы роду и племени ни была эта девушка... Только бы разыскать мне ее... Будь на дне моря, и там найду..."

   Нетерпеливо ударив плеткой коня, князь быстро поскакал к показавшемуся из-за пригорка селению.

  

  

   Изумленные неожиданным приездом князя, сельчане отвели ему для ночлега просторную избу.

   Усталый Ярослав, не раздеваясь, раскинулся на широкой лавке, на которой заботливые хозяева положили свежего, душистого сена.

   Усталость взяла свое, и князь скоро заснул.

   Крепко спалось Ярославу, а под утро, когда рассвет чуть-чуть забрезжил, ему опять приснился вчерашний сон.

   - Княже, княже! Вставать пора! Пробудись, княже! -- говорил стремянный княжий, осторожно тряся князя за рукав.

   Ярослав быстро вскочил.

   - Что? Что такое? Зачем ты меня разбудил? - сердито говорил недовольный князь.

   - Ты сам велел мне разбудить тебя пораньше, княже, смотри, уж солнышко встает.

   Умывшись холодною водою, князь освежился, мысли прояснились, а чудесный сон не выходит у него из головы. Лежат на сердце и вчерашние думы о суженой.

   - Сегодня поле будет, княже, - уверенно сказал сокольник, - ветер переменился, слава Богу.

   - Дай Бог удачи! - промолвил князь, не переставая думать о красавице.

   И правда: мало прошло времени, немного проехали, как из озерных заводей поднялось целое стадо лебединое. Загорелись глаза у князя-охотника.

   - Пускай соколов! - крикнул он своим сокольникам. И сам дрожащею от волнения рукою снял колпачок с

   головы своего любимого сокола.

   Напрасно старались спастись перепуганные лебеди: сокола камнем падали на них и кровенили белоснежный наряд лебединый.

   Не могли насытиться хищные птицы, наперерыв одна за другою кидались они на новые и новые жертвы. Не мало уж побитых птиц валялось в траве густой, обливая ее своею кровью. Немногим из лебедей удалось спастись.

   Только один княжеский сокол, высоко взлетев чуть не к облакам, будто не видел лебедей, не бросился на них, кружил по небу и поднимался все выше да выше, отлетал все дальше да дальше в сторону от князя.

   Недовольный своим соколом, Ярослав поскакал за ним в ту же сторону.

   Охотники, подбиравшие убитых лебедей, далеко отстали от князя.

   Долго скакал так князь в погоню за соколом, не заметил он, как подъехал к неведомому селу. Видит с удивлением князь, что сокол его сидит уже на кресте сельской церкви, расправляя свои усталые крылья, и охорашивается.

   А в этот час ударили в церковное било к обедне.

   Недалеко от церкви у одной избы толпился народ, чего-то, видимо, ожидая. Одеты все были по-праздничному.

   Никто из толпы не обратил внимания на князя, все пристально смотрели на крыльцо избы. Да и сам князь мало чем отличался от простого сокольника: охотничий наряд, взмыленная лошадь ничем не выдавали его высокого сана.

   - Сгони-ка мне, паренек, моего сокола, - сказал Ярослав молодому парню, стоявшему позади толпы.

   - Ишь, нашел время! Не до тебя теперь с твоей потехой.

   - А что у вас за праздник такой? - спросил Ярослав у парня.

   - Аль не знаешь? Любимый княжий отрок Григорий женится на пономарской дочери из нашего села. Оксинью, пономаря Афанасия дочь, за себя берет.

   - Так это, значит, село Едимоново?

   - Вестимо, что так! Княжеское село, князя Ярослава Ярославовича! - не без гордости заметил парень.

   "Вот куда я попал! - подумал князь. - Ненароком очутился на свадьбе Григория!"

   - А храм-от наш во имя великомученика Димитрия Солунского, - продолжал словоохотливый парень.

   - А что же свадебного поезда-то не видать? - снова спросил князь.

   - Да беда вот приключилась, кони от князя еще до сей поры не присланы. Да не ты ли уж с ними приехал к нам?

   Ярослав укорил в душе боярина Матуру, забывшего вовремя послать коней.

   В это время подъехали сокольники. Князь отдал своего коня стремянному, а сам стал пробираться через толпу к избе пономаря.

   Жених и поезжане настояли наконец на том, что пора отправляться в церковь.

   - Кого еще ждать будем? - недовольно проговорил Зацепа. - Все собрались!

   - И впрямь, доченька, медлить нечего, накрасовалась ты в девицах, ступай с Господом за честна мужа, - проговорила мать.

   Как будто нехотя, через неволю великую, поднялась со своего места Оксинья.

   Поднялись и поезжане, и Афанасий с женою. Отец с матерью взяли икону, большой каравай хлеба и приготовились благословить дочь-невесту.

  

  

   Только что свадебный поезд собрался, чтобы выйти из избы, как на пороге появился князь.

   Он окинул присутствующих в избе своим соколиным взглядом и обомлел от изумления. Перед ним стояла его незнакомка из обители!

   Бояре, увидев князя, также удивились неожиданному его появлению и отдали ему низкий поклон.

   Обрадовался приезду князя жених, почитая это за великую честь для себя, но сердце его снова сжалось каким-то недобрым предчувствием.

   А больше всех радостно изумилась невеста и вспыхнула вся и зарделась, как утренняя зорька весенняя.

   Князь милостиво поздоровался с поезжанами и, обратившись к жениху, промолвил:

   - Вот видишь, Григорий, и я поспел как раз вовремя! Покажи мне твою невесту! - промолвил князь совсем неласково.

   Григорий изумленно взглянул на князя, слыша его неласковый голос, видя непонятное недовольство на его лице.

   - Вот она, господине княже! - указал Григорий на Оксинью.

   Еще строже и суровее сделалось лицо князя. Глаза заискрились недобрым властным блеском.

   - Ты говоришь, она твоя невеста? - резко прозвучал голос Ярослава.

   - Да, господине княже! - робко прошептал княжий отрок, видя грозу и не разумея, в чем он перед князем провинился.

   Еще больше омрачился князь, на минуту призадумался он, как будто обдумывая какое-то важное для всех решение.

   - Сядьте-ка все, - сурово промолвил князь, - дайте мне поглядеть на вас.

   Тихо-тихо расселись все по своим местам, будто не на свадьбу собрались, а на похороны. Тягостное молчание воцарилось в избе. Только одна невеста была спокойнее других и понимала, что тут происходит.

   - Отойди от меня, не твое тут место, - шепнула она жениху, который хотел сесть рядом с ней.

   Пораженный Григорий мог только прошептать:

   - Что ты говоришь? Ведь это место мое, я - твой жених...

   - Отойди, отойди! - решительно сказала девушка. - Не твое это место теперь!

   Григорий не знал, что сказать, не знал, что ему делать: и больно ему было, и стыдно, и страшно.

   А у князя свои мысли, свои чувства. Девушка кажется ему теперь еще краше прежнего, и думается ему, что сама судьба его сюда привела. И решился наконец князь... Подошел он к жениху и властно сказал:

   - Уйди отсюда, поищи себе другую невесту! Григорий с ужасом отшатнулся назад: он никогда не

   мог и думать, что любивший его князь мог так жестоко, так несправедливо с ним поступить.

   - Господине, чем я тебя прогневал, что ты хочешь так жестоко меня наказать! Ослушался тебя или в чем другом перед тобою провинился?!

   Затуманилось лицо Ярослава.

   - Нет твоей вины, Григорий, предо мною, но жениться тебе на этой девушке не позволю!

   - Сжалься, княже... Сжалься над твоим рабом!.. - чуть слышно прошептал несчастный юноша.

   - Она моя невеста! Сама судьба привела меня сюда! - решительно проговорил Ярослав.

   - Не отнимай моего счастья, княже!.. Не губи ты меня.

   - Ищи себе другую невесту, - раз я решил, так тому и быть! - сдвинув грозно брови, крикнул князь.

   Сильной рукою отстранил он Григория и сел на лавку рядом с невестой.

   - Хочешь ли в Божьем храме перед алтарем обвенчаться со мною? Хочешь ли, чтобы я назвал тебя перед всем честным народом княгинею? - ласково спросил князь девушку.

   Оксинья подняла на князя опущенные книзу глаза, на побледневшем перед этим лице ее снова заиграл румянец, и девушка смущенно, но твердо ответила:

   - Не смею я противиться твоей воле княжеской! Как изволишь, господине княже, так тому и быть должно!

   Все в избе ахнули от изумления, не веря ушам своим, что невеста перед самым венцом от жениха отказалася, что пономарская дочь станет княгинею...

   Зашептались было между собою недовольные бояре, кто-то в толпе хихикнул, на лице Зацепы показалась насмешливая улыбка... Но достаточно было строгого взгляда князя, чтобы все замолкло.

   - Бегите в церковь сказать, что мы идем венчаться, - повелительно сказал князь своим отрокам.

   - Не видано такого дела, чтоб невесту у жениха перед самым венцом отнимали... Жалко больно парня-то!.. Знать, судьба уж его такая горькая... На роду ему так написано... - слышались голоса.

   Князь с Оксиньей вышли из избы. Подоспели княжеские кони, и поезд двинулся к церкви, сопровождаемый толпою народа. Гулко зазвенело церковное било, приветствуя жениха с невестой. Дьяк Семеныч побежал упредить священника. Трепещущий от испуга отец Алексей сначала было не поверил, но когда сам Ярослав вместе с Оксиньей переступил порог храма, он вышел навстречу к ним с крестом в руках, а перепуганный будущий княжий тесть, пономарь Афанасий, торопливо побежал на клирос, и началось обручение, а потом и венчание.

   Радостно стояли под венцами жених и невеста, как будто все вышло так, как и быть должно. Ярким пламенем горели свечи в их руках.

   "Ой, да неужто это наша Оксинья под венцом с князем стоит? - простодушно думала старуха мать. - И взаправду княгиней глядит, как есть под пару князю-батюшке". Любовался и весь народ на красивую пару.

   - Дай им, Господи, совет да любовь! - шептали сочувственно бабы. - Видно, суженого и на коне не объедешь...

   Гордо, словно пава, сияя золотым венцом на голове, обошла Оксинья со своим красавцем супругом три раза вокруг аналоя.

   После рассказывали, что будто бы как только князь вышел с молодою женою из храма, как сокол его, сидевший до сих пор на кресте церкви, увидев князя, затрепетал крыльями. Ярослав поглядел на любимую птицу, громко окликнул ее, и сокол, слетев с креста, сел на правую руку князя.

   - Спасибо, что ты привел меня к моей лебедушке! - промолвил князь и отдал птицу сокольнику.

  

  

   Все шумно веселились на свадьбе князя, только один человек не разделял общего веселья: будто осенняя, беспросветная мгла легла на сердце Григория.

   Не помня себя от горя и позора, выбрался он тихо из избы. Все тогда смотрели на князя да на пономарскую дочь, будущую княгиню, и о бедном Григории будто позабыли.

   Вне себя, в каком-то тягостном забытьи, не зная и сам, куда идет, быстро спустился княжий отрок с пригорка, на котором стояло село, и очутился на берегу Волги.

   "Одно, видно, остается мне, - мелькнуло у несчастного в голове, - потопить свое горе в Волге-реке!"

   Он вошел на свадебное судно, стал на борт и пристально смотрел в глубь воды. Вдруг сильная рука схватила его и отдернула от края судна.

   Старик дружинник, остававшийся на судне для охраны, обхватил сзади княжего отрока и крепко держал его в своих объятиях.

   - Ахти, какое богопротивное дело ты задумал, парень! Грех-то какой! Опомнись, молодец! Сотвори святую молитву.

   - Все мне опостылело на этом свете, дядя: князь отнял у меня невесту, а вместе с нею погибло и все мое счастье!

   - Э, полно сокрушаться, Григорий! Парень ты молодой, немало и для тебя девок найдется, земля не клином сошлась, - пробовал утешить обездоленного юношу старый дружинник.

   - Нет, не мила мне теперь жизнь стала, опостылел белый свет!

   - Полно, полно говорить пустое! Перемелется - мука будет, все позабудется... Пойдем-ка лучше отсюда... Вот я доложу князю, коли разрешит тебе, то и кидайся в воду... Ведь грех великий кладешь на свою душу, и на князя, и на Оксинью...

   И, удерживая отрока рукою, старик стал подниматься с Григорием по косогору к селу.

   Путь от реки к селу, разговор со стариком дружинником, его ласковые и разумные речи успокоили немного несчастного юношу.

   - Пусти меня! - сказал он своему провожатому. - Ничего я над собой теперь не сделаю. Переночую у кого-нибудь на селе, а там видно будет... Бог покажет мне путь.

   - Вот так-то лучше, - сказал старик. - Утро вечера мудренее. Иди с Богом, отдохни, успокойся... А там... Истинную правду ты сказал, - Бог строит наши пути... прощай, друже!..

   Но ночевать в селе Григорию не хотелось.

   "Уйду куда-нибудь подаль