Северцев-Полилов Георгий Тихонович - Княжий отрок

="justify">   - Може, он только так сказал, а на наш зов не пойдет, - осторожно заметил боярин Борис Лещина.

   - Нрав у него прямее, чем у брата его Александра, - отозвался посадничий сын.

   - Что ж, время недолгое ждать-то, вечером узнаем решение, - сказал в свою очередь Глеб Озерной, боярин новгородский.

   Прислужники быстро накрыли ширинкой дубовый стол, поставили баклаги с пенником, брагой и медом, нанесли всякой еды, и гости усердно принялись за трапезу. Застучали чаши, запенились ковши с хмельною брагою, развязался язык у новгородских послов, полилась речь. Заговорили они меж собою, уж не стесняясь, откровенные речи. А князь Ярослав слушал в соседней горнице все, о чем говорили новгородцы.

   По временам его густые брови гневно сдвигались, но спустя немного на губах появилась усмешка.

   Сзади него стоял, не смея дышать, боярин Матура, тревожно поглядывая на князя.

   - Ну, боярин, - шепотом сказал ему князь, - хитры, хитры бояре новгородские, а я их перехитрю! Ишь, что задумали: коли, говорят, Ярослав откажется, то будем звать к себе в князья Довмонта Литовского.

   - Да неужто? - испуганно прошептал Матура.

   - Нет, уж этого я не допущу, - продолжал Ярослав. - Сам у них на стол сяду, вот они у меня где сидеть будут.

   И князь сжал кулак.

   - Не с племянником-то Василием, а со мной разговаривать придется, а я поблажек не потерплю!

   - Так ты решил, княже? - робко спросил Матура.

   - Решить-то решил, только ты никому ни гугу, вечером сам все увидишь.

   Гости продолжали веселиться, не подозревая, что рядом за стеною их будущий князь желает властно захватить их вольности в свои руки.

   Долго слушал их разговоры Ярослав, и только когда охмелевшие гости выбрались на крыльцо, он прошел к себе в опочивальню в сопровождении Матуры.

   - Какой совет подашь, боярин? - спросил князь.

   Матура замахал руками.

   - Куда мне тут тебе советовать, княже!

   - Ну, а все-таки?

   Хитро подмигнул Матура и проговорил:

   - Ехать как будто нужно да и Тверь свою бросать-то не годится.

   - Ин, правду говоришь, а я так и порешу: Новгород возьмем да и Тверь не упустим!

   Долго беседовал Ярослав с приближенным боярином, не показываясь новгородским послам, стараясь томить их неизвестностью. Летнее яркое солнце не скоро ушло на по-, кой, только в девятом часу вечера оно тихо стало опускаться за холмы левого берега Волги. Настали светлые летние сумерки. Новгородские послы после обильного угощения прохлаждались на крыльце княжеских хором.

   С реки потянуло сыростью. Стала садиться роса.

   - Что же князь медлит-то нам ответом, - первый промолвил Борис Лещина.

   - Торопить негоже, - отозвался Озерной. Посадничий сын, Лука, недовольно сказал:

   - Ведь мы ему честью кланяемся, и он нам должен тем же отвечать!

   - Подождем, - спокойно проговорил боярин Лещина, - все придет в свое время. Дело не пустяшное, не мутовку облизать.

   Когда совсем стемнело, князь приказал позвать новгородцев в горницы, велел засветить огонь и, выйдя к гостям, чинно им поклонился.

   - Подумал я, посовещался со своими боярами и с дружиной, опасаюсь решиться...

   Новгородцы не то изумленно, не то недовольно слушали его слова. Князь заметил это.

   - Толкуют мне, - продолжал он, - что больно вече ваше шумливо да своеобычно...

   - Что ты, княже, вече наше по правде судит!

   - По правде, говорите, а небось племянника Василия изгнали, - насмешливо заметил князь.

   - Он наши вольности хотел рушить! - послышались голоса. - С тобой этого не приключится...

   - Бог вас знает, народ новгородский больно неуживчив и в слове не верен.

   Послы потупили головы. Много правды было в словах князя.

   - Иди к нам княжить, - проговорил Глеб Озерной, - крест тебе поцелуем, что раздоров не будет.

   - Ин, быть по-вашему, - твердо проговорил князь, - пойду к вам княжить...

   - Земно кланяемся милости твоей, княже, володей нами, - заговорили послы все разом.

  

  

   Скоро перебрался князь Ярослав в Новгород, не бросая в то же время править и Тверью.

   Старые и новые заботы и труды не давали князю свободы, чтобы съездить в далекую Орду, поискать своих детей. Разведчиков князь посылал, но нигде о княжичах ни слуху ни духу, будто в воду канули. А как самому ехать, бросив оба княжества? Пойдут споры да раздоры, явится много недовольных, и власть его умалится. Особенно не легко держаться в вольном Новгороде.

   Первое время Ярослав жил в мире с новгородцами. Его горячая речь, горделивая поступь, смелый взгляд очей - все это привлекало к нему народ. Новгородцы пока не замечали властолюбивых замыслов князя.

   Ярослав мало обращал внимания на попреки брата Александра, что он занял место изгнанника-сына его, властолюбивый князь думал только о том, что с помощью новгородцев он может стать одним из самых сильных русских князей.

   Но Александр Ярославич все больше и больше разгорался против брата и не терял надежды воротить Новгород сыну. Собрав войско, он вместе с изгнанником и двоюродным братом Дмитрием пошел на Новгород, чтобы прогнать оттуда Ярослава и заставить новгородцев взять Василия себе князем.

   Слух о походе Александра быстро дошел до Новгорода и до нового князя.

   - Повели собрать вече, княже, на нем и решим, что делать, - советуют новгородцы.

   Загудел вечевой колокол, призывая новгородцев на вече- И сказал князь:

   - Бояре, гости торговые и весь честной новгородский люд! Созвал я вас сюда на вече, чтобы вы порешили о защите Новогорода. Идет на нас брат Александр со князьями, как порешите, так тому и быть.

   Зашумел люд новгородский, принялся обсуждать важное дело. Не хотелось новгородцам принимать к себе изгнанного князя Василия. Вспоминался им настойчивый и властный Александр, низложивший их любимого посадника Анания.

   - Негоже нам отступаться от призванного нами князя Ярослава! Постоим за святую Софию да за князя нашего! Не позволим владеть нами князю Василию! - слышались возгласы среди толпы.

   И порешило вече постоять за Новгород вольный и за избранника своего князя Ярослава.

   - Умрем за святую Софию и за князя нашего! - кричал народ.

   Быстро закипела работа. Укрепляли город, точили бердыши, мечи, копья. Купцы превратились в отважных воинов.

   - Не покинь ты только нас, княже, а мы тебя уж не покинем, - говорили они Ярославу.

   - Только бы торжковцы не выдали, - говорил посадник Михайло, - а то с нами не совладать!

   Но этой надежде не пришлось сбыться. Рано утром прибежал из Торжка вестник в Новгород.

   - Весь Торжок передался князьям! - запыхавшись, сообщил он новгородцам. - Конь мой пал в пути, я всю ночь бежал пеший!

   Встревожила эта весть новгородцев. Переход сильного пригорода на сторону врагов сильно усложнял дело, нелегко будет отбиваться от сильной рати князей, увеличенной; еще торжковцами. Придет вражья рать прямо к Новгороду без помехи.

   Снова раздался вечевой колокол, опять собрались на вече новгородцы обсудить, что делать.

   Вчерашний задор уже исчез, все видели, что Новгороду грозит беда немалая.

   - Как же теперь быть? - задумчиво проговорил посадник. - Справляться с врагом не так легко, как мы думали. Не вступить ли с ним в переговоры?

   Но горячая молодежь заволновалась, завопила:

   - К чему переговоры! Постоим за вольный Новгород и князя!

   Воодушевление молодежи перешло и на других. Решено было не входить в переговоры с князьями и бороться с ними до последней силы.

   А вражьи рати не спешили к Новгороду, и это еще более воодушевило горожан. Послышались шутки, насмешки над мешкотными князьями. Упавшие было духом Новгородцы воодушевились и смело приготовились встретить врага. Сторожевые посты были расставлены везде у ворот. Ночью горели вокруг города костры.

   - Мы им покажем, как насильно приходить к нам княжить! Забудут дорогу к Новгороду! - бахвалилась молодежь.

   Только старики видели опасность и задумывались о судьбе родного города. Осилят враги и не дадут пощады, жестоко накажут за сопротивленье. Вернее было бы войти в переговоры и поторговаться.

   Ярослав тоже понимал хорошо, что только счастье может помочь ему побороть врагов сильных и остаться княжить в Новгороде. Задумчиво сидел князь в своей горнице, а близ него стоял любимый отрок Григорий, ожидая приказаний.

   Изворотливый советник князя боярин Матура оставался в Твери. Новгородским боярам Ярослав не мог вполне верить: не о князе, а о себе они больше думают и скорехонько перекинутся на сторону Василия.

   "Не надо бы мне склоняться на просьбы новгородцев, - думал князь, - оставаться в Твери было бы лучше".

   - Что, соскучился небось, Григорий, по Тверской стороне? - громко спросил отрока князь.

   - С тобой, князь, мне нигде не скучно, - отозвался Григорий.

   - Знаю, Григорий, что ты меня любишь и никогда не покинешь! А в Твери-то у нас все же лучше, чем здесь.

   - Так уедем туда, княже, - несмело проговорил юноша.

   - Ехать! Что тогда новгородцы про меня скажут?

   - И без тебя, княже, обойдутся! Опять под руку князя Василия станут.

   Слова отрока вполне отвечали собственным мыслям князя. Не по душе ему была ссора с родным братом и с племянником, не по душе была и жизнь в Новгороде Вольном. Не так легко и просто забрать в руки новгородцев, как он прежде легкомысленно думал, а покоряться им во всем и совсем нет охоты.

   Пришли на память князю и дети в татарском полоне, и больно ему стало, что он до сих пор почти ничего не сделал, чтоб разыскать и вызволить их. И потянуло его снова в Тверь родную, подальше от новгородцев, на которых нельзя положиться. Нерешительно, будто боясь своей мысли, князь проговорил тихо:

   - Уйдем, Григорий, к себе в Тверь!

   Отрок встрепенулся.

   - Доброе дело ты надумал, княже! У нас-то дома лучше!

   - А как уйти? Ворота заперты, везде стража, костры горят... - будто сам себе говорит тихо князь.

   - Не бойся, господин, покажу тебе дорогу, где никто нас не приметит.

   - Стыдно, Григорий: что новгородцы обо мне скажут?..

   - Что скажут, не знаю, а что сделают, вот это знаю: примут к себе князя Василия! Тут и конец будет всей этой сваре!..

   - Как только стемнеет, приготовь коней, Григорий!.. - решительно сказал князь.

   - Все будет приготовлено, как ты повелишь!

   С души Ярослава спало тяжелое бремя, легко ему стало. Вольный Новгород, борьба с родным братом - все забыто, как будто ничего этого и не бывало. В мыслях своих их князь летел теперь уже в Тверь к покинутым горожанам, в Орду к детям. Новые планы роились в его голове.

   Только что ночь спустилась на землю, Ярослав с отроком вышли из княжеских хором, подошли к стене, выходившей на реку Волхов.

   - Тут есть малый проход, княже, мало кто про него знает, - сказал Григорий и отодвинул бревенчатый прорез.

   На берегу Волхова ожидали их кони, и скоро князь С Григорием были уж на дороге в родную Тверь.

  

  

   Быстро мчались князь с отроком, а темная ночь заметала их следы.

   Ехали молча. В голове Ярослава живо вставали одна за другой картины его годичного княжения в Новгороде. Как ни раскидывал князь умом, а все приходил к одному, что настоящее бегство являлось единственным исходом из всех затруднений.

   Борьба новгородских партий, из которых только одна, меньшая, могла его поддерживать, появление брата Александра с войском, увеличить которое последний мог всегда татарами, - все говорило, что нельзя было Ярославу оставаться дольше в Новгороде.

   Он слегка остановил разгорячившегося коня и поехал шагом.

   - Как ты думаешь, Григорий, скоро нас хватятся?

   - Да не раньше как под рассвет, утром: кто же может подумать, княже, что ты покинул Новгород?

   Хоть и рад был Ярослав, что покинул Новгород, но ему в эту минуту сделалось больно. Обидное чувство досады, что новгородцы назовут его трусом, словно обожгло его, и князь порывисто дернул повод коня и бешено поскакал вперед.

   На востоке порозовело, близок уже рассвет. До Твери еще далеко, добраться до нее беглецы могли только к концу второго дня. Приехали туда ночью. Мирно спал весь город. Возвращения князя никто не мог ожидать.

   Мягко застучали подковы о твердо набитую дорогу, ведущую к детинцу. Полусонный часовой, стоявший на вышке, заслышал стук копыт.

   "Уж не татары ли?" - мелькнуло у него в мыслях.

   Григорий соскочил с коня и стал стучать кольцом у калитки.

   - Кого несет ночью-то? - услышал он голос сторожевого. - Мирные люди теперь спят, какие полунощники выискались!

   - Вели отворить, князь приехал!

   - Какой такой князь? Наш князь-милостивец в Новгороде сидит, а других князей мы не знаем!

   - Сказано тебе, отворяй! - нетерпеливо крикнул Ярослав. - Это я, ваш князь, из Новгорода воротился.

   - Голос как будто нашего князя, а кто тебя знает, може, злой человек какой?

   - Вызови боярина Матуру! - сердито крикнул князь.

   - И то, пожалуй, пойду, покличу его, он лучше рассудит.

   В чуткой тишине ночи было слышно, как прозвенела сталь прислоненного к стене бердыша и ступеньки крыльца заскрипели под тяжелыми шагами часового.

   Спустя немного времени на вышку поднялся Матура.

   - Это я, боярин, вели отворить! - снова раздался настойчивый голос князя.

   Матура сразу узнал его и засуетился.

   Раздули огонь, заскрипела тяжелая калитка, и оба всадника въехали в детинец.

   Не хотелось князю рассказывать о причинах своего бегства из Новгорода, но тем не менее оставить без ответа расспрашивающего его боярина было неудобно.

   Молча выслушал Матура рассказ князя.

   Хитрый боярин понимал, как трудно было князю рассказывать о последствиях его легкомысленных поступков.

   - Ну, и слава Богу, что ты от новгородцев воротился, дома-то куда лучше, здесь ты свой, родной, а там ты всем чужой, пришлый на время. Иди-ка, княже, отдохнуть теперь, а завтра все перетолкуем, - заботливо прибавил боярин.

   Детинец снова погрузился в сон.

   Весть о том, что вернулся князь, еще ранним утром облетела весь город. К детинцу собрался стар и млад, чтобы повидать своего князя.

   - Ишь, он, родной, соскучился по нас, - шамкал седой как лунь посадский.

   - Надоело, должно быть, с новгородцами-то вожжаться, вот и вернулся, - заметил высокий, статный торговый гость Василий Дудара.

   - Тоже, чего не скажешь! - презрительно взглянул на говорившего пожилой сотник. - Стосковалось по нас сердце у него, вот и вернулся.

   Про возвращение князя толковали на базарной площади на разные лады. Настоящей причины никто не знал: о походе Александра Ярославича на Новгород и о тайном бегстве Ярослава никому не известно было.

   - Послушай совета старика, - сказал Ярославу Матура, - никто еще не ведает, почему ты в Тверь воротился, только ты, я да Григорий и знаем. Пускай думают все, что ты по Твери соскучился, - с чуть заметной усмешкой в голосе закончил Матура.

   - Негоже мне, боярин, облыжно говорить, - недовольно проговорил князь, - кинул я новгородцев по своей воле, и не люду тверскому меня попрекать.

   - Как знаешь, княже, твоя воля, так и поступай!

   Колокола с соборного храма веселым звоном возвещали о прибытии князя. Народ собирался к крыльцу княжеских хором. Всем хотелось видеть Ярослава.

   Широко распахнув богатый кафтан, вышел князь на крыльцо, окинул соколиным взором волновавшийся как море люд тверской и, поклонившись им, проговорил:

   - Здравствуй, люд православный!.. Толпа загудела ответным приветом.

   - Вернулся к нам, красное солнышко! Соскучился по своим людям. Не отдадим мы тебя назад новгородцам, ты наш природный!

   Долго раздавались веселые возгласы толпы, радуя сердце Ярослава.

  

  

   Мало-помалу неудачное княжение Ярослава в Новгороде стало забываться.

   Брат князя, Александр Ярославич, не стал преследовать его и посадил на новгородский стол снова своего сына Василия.

   Ярослав мог мирно трудиться в Твери.

   Действительно, город все больше и больше разрастался, жителей прибывало, торговля увеличивалась.

   Вражда между братьями скоро и совсем забылась, и Ярослав даже свиделся с Александром.

   - Негоже, брат, что ты сидишь кое время на столе в Твери, а не съездишь в Орду к хану, - говорил Александр Ярославу, - ярлык на княжение себе бы выправил...

   - Не терплю я татар, брат Александр, - горячо возразил Ярослав, - и не хочу им прислуживаться!

   Пристально взглянул Александр на брата.

   - А я меньше тебя, что ли, их не люблю, а вот езжу в Орду с поклоном. Пойми, брат, что не можем мы им противиться, пока между нашими князьями раздоры ведутся, приходится басурманам кланяться. Согласия-то у нас нет, подняться сообща не можем!

   Тяжело вздохнул Александр.

   Задумался и Ярослав: понимал он справедливость слов брата.

   - Окромя того, вспомни о своих детях, - продолжал Александр, - ведь который год они в полону томятся, басурманами вырастут, веру православную забудут и тебя не узнают!..

   - Правда... правда, брате!..

   - Соберись-ка, брат, помолись угодникам Божиим и поезжай в Орду, поклонись хану, он и пожалует тебя.

   - Голова не гнется, брат...

   Пытливо глянул Александр на Ярослава.

   - Вспомни детей! Болит, поди, у тебя по ним сердце?

   Горько улыбнулся Ярослав.

   - Еще как болит-то, брат!

   - Так вот ради них, ради твоей родной Твери, ступай в Орду! Послушай братниного совета.

   Братья расстались.

   Хотя Ярослав и не дал прямого ответа на совет брата, но он решил ехать в Орду на поклон к хану.

   Для приличия созвал на совет бояр, старших дружинников, пригласил владыку.

   - Надумал я поехать в Орду к хану, не удастся ли вызволить княжичей и княжну...

   - Доброе задумал дело, княже, - заметил Матура, - на пользу родимой Твери и тебе самому этот поход.

   Владыка благословил князя, и все остальные советчики одобрили эту поездку.

   Стоял конец зимы. В воздухе уже чувствовалась близость весны. Волга вздувалась и синела.

   - По бездорожью не моги ехать, княже, пережди, пока пройдут реки и дороги обсохнут, - заметил осторожный Матура.

   Только в конце апреля все необходимое для поездки приготовлено. Владыка отслужил напутственный молебен в соборной церкви Козьмы и Дамиана, Ярослав простился с горожанами и, благословясь, поехал в далекий, тяжелый путь.

   Ему очень хотелось взять с собою и Матуру, но присутствие его еще нужнее было в Твери, чтоб заправлять вместо князя всеми делами.

   Вместе с князем отправились его любимый отрок Григорий и дружинник Всеволод да малая дружина. Всего в поезде было до полусотни человек. -

   Матура посоветовал князю взять с собою поменьше людей и везти не особенно дорогие дары хану.

   - Разжалобится хан нашею беднотою, дань малую возьмет да и детей твоих возвратит.

   Совет Матуры пришелся Ярославу по сердцу. Не близкий путь до Орды, ехать приходилось больше месяца.

   - Вернемся ли еще до снега! - гадая, заметил князь.

   - Сердце мое чует, княже, что все благополучно будет и раньше нашу Тверь увидим, - сказал Григорий.

   - Дай Бог, чтобы вышло, как ты говоришь!

   Княжий поезд, бряцая тяжелыми доспехами и оружием, выбрался из города на широкую приволжскую дорогу. Ехали лесом. В опушенном молодою, яркою зеленью лесу звонко раздавалось печальное кукованье кукушки.

   - Эх! - досадливо заметил Всеволод. - Как бы нам несчастья проклятая птица не накуковала!

   - Полно тебе держать тяжелые думы, - заметил Ярослав, - едем мы по-доброму, по-доброму и назад вернемся.

   - Ведь наш путь владыка благословил, - сказал в свою очередь Григорий.

   И снова среди путников укрепилась уверенность в благополучном исходе похода.

   Пустынные были в те времена берега Волги. Грозный бич, татары, разлившийся широкой рекой по Руси, сильно страну обезлюдил. Редко встречались кое-где сиротливо ютившиеся избы, обитатели которых при появлении вооруженного отряда прятались в подполья, убегали в лес. Нигде не слышно было песни, поля лежали неподнятыми и заросли густо травой.

   Печально смотрел Ярослав на опустелые нивы, на обезлюдевший край.

   "Так ли я делаю? - думал он про себя. - Враг разорил нашу Русь, обезлюдил ее, а я к нему же еду на поклон, на унижение позорное".

   И князь грустно опустил голову.

   - О чем закручинился, княже? - участливо спросил его любимый отрок.

   Князь не хотел выдавать своих мыслей и уклончиво ему ответил:

   - Так, что-то... не по себе...

  

  

   Долго, с продолжительными роздыхами, ехал князь со своими дружинниками.

   Столица ордынского хана лежала там, где перед устьем разветвляется Волга, на левом ее берегу.

   Недалеко и Орда. Стали попадаться на пути и татарские сторожевые, спрашивавшие у проезжих ханский ярлык на проезд.

   Но вместо ярлыка Всеволод вынимал из тяжелой кисы, висевшей у седла, деньги и давал ханским сторожам подачки.

   - Это вернее всякого ярлыка, - говорил старый дружинник князю, - жадна татарва до денег, нет в них ни совести, ни чести, за деньги все продадут.

   Приходил и конец долгому странствованию. Добрался, наконец, Ярослав с дружиною до ханской столицы.

   Снова пошли расспросы: "Кто такой? Откуда? По какому делу?.." Татары подозрительно смотрели на князя.

   Чтобы пробраться к самому хану, приходилось щедрою рукою рассыпать на все стороны деньги.

   Только на третий день после приезда допустили князя к одному из ханских приспешников.

   Татарин сидел на ковре, поджав под себя ноги, и чуть взглянул на стоявшего перед ним князя.

   - Сказывают нам, что ты зовешься князем Ярославом, братом Александра. Никто тебя здесь не знает, може, ты облыжно говоришь?

   - Нет, я и есть Ярослав, - смело ответил князь.

   - На тебя хан давно уж гневаться изволит, что ты, долго с поклоном не едешь, - продолжал татарин, подозрительно поглядывая на Ярослава, - да и жалобы на тебя от других князей были.

   - Времени не хватало, княжество устраивал...

   - Времени не хватало, чтоб с поклоном к хану приехать, а на ссору с князьями хватало?

   Ярослав молчал, хотя ему и тяжело было перенести такое обращение татарина.

   - Приходи через день опять сюда, - презрительно бросил ему ханский приспешник, - да бакшиш побольше не забудь захватить с собою.

   Князь промолвил:

   - Будет исполнено!

   - Я скажу о тебе хану, - смягчился собеседник. - Но пока ты не докажешь, что ты действительно Ярослав, допустить тебя к хану нельзя будет.

   Снова пришлось ждать. Не пожалел князь щедрых даров и ханским приспешникам, и ханским женам - всех богато одарил, чтоб задобрили они хана.

   У Ярослава рвалась душа поскорее узнать про своих детей, но ничего нельзя было сделать без разрешения на то хана.

   - Сказывали мне, княже, - говорит Всеволод, когда князь вернулся в отведенную ему ставку, - что наши княжичи с княжной проживают тут недалеко.

   - Где, где? - встрепенулся князь.

   - Один наш полоняник обещал провести к ним, коли хочешь.

   - Пусть ведет сейчас, - вскрикнул Ярослав. - На скучился я, намучился без дорогих моих птенчиков. По кличь полоняника ко мне!

   Дружинник ушел из ставки и скоро вернулся с полоняником.

   - Устрой ты мне, чтобы я мог повидаться с детьми, - стал просить князь

   - Устрою, все улажу, государь мой, князь, только ты исполни мою просьбу, вызволи и меня из полона, больно уж я по своим тоже детишками и жене истомился.

   - Все, все исполню, только веди меня поскорее! - порывисто говорил Ярослав.

   - Пойдем тогда! Ступай только тише, чтобы нас не услыхали.

   И они оба вышли из ставки.

   Над ханским станом лежала темная ночь. Хорошо знакомый с местностью полоняник шел вперед по дороге. Ярослав за ним.

   - Здесь, - прошептал князю вожатый, останавливаясь перед богатой ставкой. - Входи смело, - продолжал он, - дети твои одни здесь.

   Князь не стал медлить и, быстро отдернув полог, вошел в ставку.

   До него донеслось тихое дыхание спящих.

   - Темно здесь...

   Князь пробирался ощупью.

   Трепещущей рукой ощупывал он головы спящих детей, наклонился, чтобы поцеловать их, как вдруг услышал голос своего провожатого:

   - Князь, князь! Спеши, сзади идут.

   Но князь не успел выйти из ставки, к ней подошла небольшая группа татар. С изумлением взглянули они на стоящего перед ними русского воина.

   - Кто ты? - спросил находившийся впереди всех старик в богатой одежде, грозно поглядывая на князя.

   - Ярослав, князь тверской, - ответил последний.

   - Что тебе тут нужно? - продолжал татарин. - Не со злым ли умыслом каким сюда ты пришел?

   - Меня привела сюда отцовская любовь к детям! Ведь это мои сыновья и дочь.

   - А чем ты нам это докажешь? - снова спросил татарин более мягким голосом.

   Гордо взглянул на говорившего Ярослав и указал на детей:

   - Спроси их сам, они тебе скажут, отец ли я им.

   Все вошли в ставку. Зажгли огонь. Дети проснулись, испуганно поглядывая на стоявших.

   - Ну, спрашивай их, - сказал старик.

   Князь подошел к старшему ребенку и, ласково посмотрев на него, промолвил:

   - Узнал ли ты меня, Святослав?

   Глазки ребенка заблестели, он с радостным криком бросился к отцу на шею:

   - Тятя, тятя!

   Разгладились суровые морщины на лице старого татарина, подошел он к Ярославу и сказал:

   - Верно, что это твои дети... Вот-вот, и у меня такие же малыши... ласковые... Верю и тому, что ты князь тверской, Ярослав.

   Это был сам хан. Видно, в добрую минуту счастливо встретился князь с ханом. Милостиво на другой же день принял хан от князя дары, выдал ярлык на княжение, нетягостную дань назначил и отпустил с князем его детей и старика полоняника. Не пропали даром щедрые подачки. Помогла князю и его молчаливая покорность.

  

  

   Дети значительно подросли, три года пребывания среди татар наложили на них свою печать. Они бойко говорили по-татарски, но не забыли и русский язык, так как в Орде было много и русских полоняников.

   В Орде жилось детям хорошо, благодаря их малолетству и приказу самого хана, их никто не обижал. Родимый Переяславль они почти забыли, только ласки матери и сама она были живы в их памяти.

   Рады были дети отцу, хотели и домой из Орды ехать. Оба княжича, несмотря на свои малые годы, уже хорошо ездили верхом. Ехали они на небольших лошадях. Маленькую княжну Анну отец передал отроку Григорию, который бережно вез ее на своем седле.

   Надежда князя скоро вернуться домой оправдалась. Все было еще в полном цвету, когда путники наши выехали из Орды. Благодатный юг не напоминал им, что стоит конец лета.

   Южные степи, побуревшие под горячими лучами летнего солнца, после дождей зазеленели, радуя глаз изумрудом травы.

   Судьба благоприятствовала Ярославу. Обратный путь из Орды в Тверь проходил без всяких приключений.

   Только уж в русских пределах путников встретил первый снежок. Чем дальше на север подвигался князь, тем сильнее сказывались признаки зимы.

   Стоял уже ноябрь в самом начале; до Твери осталось не больше сотни верст.

   Радостно бьется сердце князя, он уж почти дома, на своей земле, и дети с ним едут. Не одиноки теперь будут его хоромы.

   В то тяжкое время татарского ига каждый князь, едущий в Орду на поклон к хану, мог ожидать для себя всего худого, даже смерти. Свое благополучное возвращение из Орды Ярослав объяснял заступничеством святых угодников Козьмы и Дамиана, во имя которых им был воздвигнут собор в Твери.

   Не доезжая верст тридцати до Твери, князь велел дружине спешиться и расположиться станом.

   - А ты, - обратился он к любимому отроку, - скачи вперед нас, сообщи владыке, боярам и горожанам о моем возвращении, пусть приготовят встречу.

   Григорий, передав отцу княжну, вскочил на коня и помчался к городу.

   Дети, привыкшие к умеренному климату Ахтубы, слегка ежились от мороза.

   - Вот мы и назад вернулись, Всеволод! - весело сказал Ярослав старому дружиннику. - А помнишь, как мы из дому выезжали, кукушка-то куковала?

   - Возблагодари, княже, Господа, - отозвался дружинник, - он ради детей твоих облегчил наш тяжелый поход.

   - Истинно говоришь, Всеволод, только по Его великой милости, ради младенцев невинных, мы целы и невредимы остались.

   Весь вечер и всю ночь провел князь с дружинниками во временном стане. Только под утро чуткое ухо Всеволода услышало спешный топот коня.

   - Вот и твой отрок в возврат едет, - сказал он князю.

   Спавший в небольшом шатре с детьми, князь вышел навстречу Григорию.

   - Встреча готова, ступай, князь, вперед, - сказал Григорий, запыхавшийся от быстрой езды.

   Стан быстро поднялся. Отдохнувшие кони бодро несли дружинников к родному городу.

   - Рады, что я воротился? - спросил князь отрока.

   - И рассказать невозможно! Такое ликование идет: и стар, и млад - все тебе навстречу двигаются.

   Ярослав еще более оживился от этой вести. Нетерпеливо ударил плеткой коня и помчался вперед.

   Вдали показались толпы горожан. Зимнее солнце весело играло на золотых крестах хоругвей, на блестящих шеломах дружинников.

   Подскакавший к ним князь широким размахом руки снял свой шлем и, спрыгнув с коня, подошел под благословение владыки.

   Затем он низко всем поклонился.

   - Тверитяне, - громко проговорил князь, - снова вернулся я к вам, да еще и не один! Вот и мои дети: княжичи и княжна, заповедую вам: любите и жалуйте их так же, как и меня!

   - Голубчик ты наш, милостивец, княже родной, головой ляжем и за тебя, и за твоих деток... - зашумела толпа.

   И, предшествуемые владыкою с крестом, все двинулись в город. Церковные била и колокола слились в радостном гуле.

   Возвращение в город любимого князя праздновали точно Светлый день.

   Князь опять в своих хоромах. Но с ним теперь и его дети. Ради них он будет жить теперь и трудиться, им оставит по смерти и все свое достоянье, и все княжество Тверское.

   Мысль о новых завоеваниях, о захвате земель у соседей не приходила ему теперь в голову.

   - Нужно свой город утвердить прочно, - говорил ему Матура, - а то помнишь, князь, склонился ты на зов новгородцев, пошел к ним, мог и свою родную Тверь потерять.

   Ярослав вполне соглашался с мыслями своего боярина и решил заботливо заняться внутренним устройством родной Твери.

  

  

   - Я без тебя, княже, - сказал Матура, когда они с Ярославом объезжали Тверь, - старый-то детинец, что когда-то татары разорили на том берегу Волги, поправил да для тебя там отроков поселил, что охоту твою наблюдают.

   - Ишь ты, боярин, какой затейливый: спасибо тебе, что между другими делами не забыл и об этом.

   - Поедем туда, княже, сам посмотришь.

   И оба всадника спустились на ледяной покров реки.

   Остатки старинного сруба бывшего детинца, надрубленные новыми бревнами, весело выглядывали среди густых елей.

   Заметив приближающихся князя с Матурой, служилые отроки выбежали им навстречу.

   - Да ты их сюда много перевел, - весело проговорил Ярослав, - вот Анкиндин, Симеон, Борис, Ростислав...

   - Все тебе, милостивец князь, готовы послужить с радостью, ловчею охотой тебя потешить, - вкрадчиво отозвался Матура.

   Старый боярин хорошо знал нрав князя и, желая ему добра, старался отвлечь его от всяких распрей с соседями то трудами на пользу княжества, то охотою, столь любимою князем.

   Матура понимал своим чутким умом, какая опасность представлялась для не окрепшего еще княжества от легкомыслия Ярослава, охотно бросавшегося в раздоры с князьями.

   Боярин угадывал, что, выручив своих детей из татарского полона, князь снова, пожалуй, заскучает и опять начнет вмешиваться в междоусобные раздоры. Способ отвлечь его от этих опасных раздоров он и придумал в ловецкой охоте.

   - Хорошо ты все уладил, боярин, только одно забыл. С недоумением посмотрел Матура на князя.

   - Кажись, все приготовлено!

   - Ан нет, здесь у детинца какой же лов, а дальше никакого приюта ни для отроков, ни для ловчих моих не поставлено!

   - Поедем, княже, по ловчему пути, - обрадованным голосом сказал Матура, - сам увидишь.

   И они поскакали дальше, вдоль реки Тверцы.

   - Вот, княже, меня укорил, а я так все помню.

   И Матура указал на несколько небольших домиков, выстроенных на берегу.

   - А вот и слободка твоего ловчего пути, где ты можешь всю заправу с ловчими сделать, прежде чем пойти на лов.

   - Прости, Матура, незанарок поклепал на тебя, - промолвил князь, - вижу, что ты обо всем позаботился.

   За слободкой начинался густой сосновый бор.

   - Все у тебя, княже, будет под рукою: и сохатые здесь не переводятся, и туров не мало, а медведи так те даже и белого дня не боятся!

   - Чего же медлить, Матура? О завтра день и вели приготовиться ловчим.

   - В твоей воле, господине княже, коли изволишь, все будет сделано.

   Всадники повернули коней и отправились восвояси.

   Некоторое время они ехали молча, но Матура решил про себя, что надо воспользоваться благоприятной минутой, и первый прервал молчание:

   - Все, кажись, теперь попривел ты в порядок, княже: с соседями в мире состоишь, Тверскую землю укрепляешь, детей своих из неволи вызволил, а вот про одно и забыл...

   С изумлением взглянул Ярослав на боярина.

   - А ну, про что? - добродушно спросил он его. - Мне что-то невдомек.

   Не сразу ответил хитрый Матура.

   - Что ж замолчал, сказывай! - нетерпеливо промолвил Ярослав.

   - Боюсь, чтобы не прогневать твою милость.

   - Сказывай, не бойся ничего.

   - Видишь, дело-то какое, княже, - нерешительно заговорил боярин, - шестой год после покойной-то княгини твоей вдоветь изволишь, непригоже, княже, тебе вдовому оставаться.

   - А! Ты вот о чем,