Глинка В. С. - Заднепровские сцены

и, моя родная!

   - Ну, пр³ѣдешь домой, такъ послѣ съ оказ³ей пришлешь.

   Мужикъ пошелъ отпрягать лошадь. Анна Григорьевна съ Машею убрали провиз³ю, заперли въ кладовую и пришли въ комнаты.

   - Маша, сказала Анна Григорьевна: - мужичокъ говоритъ, что Сергѣй Борисычъ скоро будетъ въ городъ, и чтобъ ты съ нимъ безпремѣнно ѣхала гостить въ Мокрино.

   - Нѣтъ, матушка, мнѣ теперь ѣхать нельзя: сами знаете, работы полны руки. Ужъ вы поѣзжайте; вамъ нельзя отказаться, надо ихъ отблагодарить.

   - Да, только больше недѣли у нихъ не прогощу.

   Анна Григорьевна достала изъ рабочаго стола очки, перевязанные черною лентою, протерла стекла носовымъ платкомъ и, надѣвъ ихъ, стала разбирать письмо, присланное отъ Ишкиныхъ.

   - Илья, сказала она: - возьми листъ бумаги; нужно отвѣтъ благодарный писать. Да прежде начерно напиши, что я буду говоритъ тебѣ. Приготовь перо и чернильницу.

   Илья сѣлъ противъ матери и ждалъ, пока она обдумывала.

   - Пиши! сказала Анна Григорьевна и стала диктоватъ:

   "Отецъ добродѣтели и мать милосерд³я и терпѣн³я, Сергѣй Борисовичъ и Софья Никаноровна! Преисполненная благодарности къ вашему великодуш³ю, сердце мое не находитъ словъ излить предъ вами въ мертвыхъ буквахъ, что чувствуемъ мы, осыпанные вашими милостями. Не оставляя меня и сиротъ моихъ въ скудости нашей, вы осыпаете насъ своими щедротами. Я съ семьею моею молю Провидѣн³е, чтобъ Оно воздало вамъ по заслугамъ вашимъ. Смѣю сообщить взмъ, что думаю сына моего, Илью, отдать въ услужен³е къ здѣшнему купцу Кульбасову. Хотя онъ и подалъ мнѣ надежду, что возьметъ Илью къ себѣ въ прикащики, но еще навѣрное не знаю, а полагаюсь на волю общаго нашего Отца небеснаго. Когда устрою сына, притеку къ вамъ, чтобъ лично возблагодарить васъ и осчастливиться воззрѣн³емъ на ваше семейство. Присылать за мною не извольте безпокоиться: шестисотныя пространства прохолила я, по благости Господней, дебрями и лѣсами, боролась съ вѣтрами и непогодою, и борьба с³я укрѣпила ветхое тѣло мое. Дочь моя, Марья, цалуетъ тысячу разъ благодѣтельныя длани ваши и обливаетъ ихъ слезами умилен³я. Она и теперь занята шитьемъ и сею работою кормитъ меня и брата и въ настоящее время не можетъ предстать предъ очи ваши. Слѣпецъ мой хвален³емъ устъ своихъ, въ уединенныхъ молитвахъ, ежедневно славословитъ благодѣян³я ваши. А молитва бѣднаго доступна Богу живому. Со всѣмъ моимъ семействомъ остаюсь вѣрная и нелицемѣрная

   - Теперь Илья, надо намъ съ тобой сходить къ Александру Владим³рычу. Ты долженъ поблагодарить его за ласки и милости: онъ тебя отъ смерти спасъ; по гробъ я ему слуга за его добрую душу, сказала Анна Григорьевна.

   Старуха прочитала письмо, запечатала его и, отдавая Маше, сказала:

   - Ты отдай, Маша, письмо мужичку, какъ онъ соберется отъ насъ ѣхать.

  

  

   Въ небольшой комнатѣ, съ двумя окнами, на которыхъ повѣшаны были филейные драпри, и оклеенной желтыми обоями съ диковинными голубыми цвѣтами, растущими, вѣроятно, въ какой-нибудь еще неоткрытой странѣ, сидѣла на диванѣ молодая женщина и держала на рукахъ хорошенькаго двухлѣтняго ребенка, который смѣялся и теребилъ мать за носъ, что, казалось, доставляло ей невыразимое удовольств³е. Чѣмъ болѣе рѣзвился и кричалъ ребенокъ, тѣмъ довольнѣе была мать и чаще цаловала его.

   Предъ диваномъ стоялъ столъ, гдѣ лежали книги на русскомъ, французскомъ и нѣмецкомъ языкахъ.

   Это была квартира губернскаго лекаря Александра Владим³ровича Макарова, пр³ѣхавшаго, два года назадъ, на службу въ губернск³й городъ.

   Въ прихожей послышались голоса. Варвара Алексѣевна встала съ дивана и, съ ребенкомъ на рукахъ, подошла къ двери.

   - Дома господа, Степанидушка?

   - Дома, Анна Григорьевна.

   - А, любезная Анна Григорьевна! Войдите скорѣе, сказала Варвара Алексѣевна, отворяя дверь въ переднюю.

   - Здравствуйте, красавица моя! Какъ васъ Богъ хранитъ? А все съ ангельчикомъ-Сашенькой! сказала Анна Григорьевна, снимая теплые сапоги.

   Съ Анной Григорьевной пришелъ Илья; онъ низко поклонился Варварѣ Алексѣевнѣ и такъ смутился при видѣ молодой, хорошенькой женщины, что, снявъ вязаныя шерстянныя перчатки, хотѣлъ положить ихъ въ рукавъ своей шинели, но наклонился и безотчетно сунулъ ихъ въ сапоги старухи.

   - Я теперь здороваться съ вами не стану: я съ холоду пришла; не подходите ко мнѣ, Варвара Алексѣена.

   - Ничего, Анна Григорьевна! Мнѣ вашъ холодъ не страшенъ. Пойдемте въ комнату. А мы съ мужемъ недавно вспоминали про васъ, что вы насъ совсѣмъ забыли.

   - Не забыла я васъ, мои благодѣтели, и никогда не забуду, да хлопоты со всѣхъ сторонъ нагрянули. Вотъ привела къ вамъ Илью за добрымъ совѣтомъ.

   - Садитесь, Анна Григорьевна, вотъ тутъ, на диванъ, сказала хозяйка и, обратясь къ Ильѣ, прибавила: - а вы что же не садитесь? Пожалуйста, не церемоньтесь. Мой мужъ сейчасъ придетъ; онъ пишетъ письма. О чемъ же вы хлопочете, Анна Григорьевна?

   - Да вотъ, Варвара Алексѣвна, нежданно-негаданно бѣда пришла. Выростила я Илью до той поры, что, какъ говорится, женитъ пора, а онъ у меня вышелъ недоумокъ. Довела его я своею безпечностью до-того, что не знаю, куда съ нимъ дѣваться. Ужь что тотъ за молодецъ, у котораго есть двѣ руки да здоровье Богъ далъ, а онъ безъ дѣла, какъ растерянный бродить!

   При этихъ словахъ матери, Илья краснѣлъ и не зналъ куда смотрѣть. Разговоръ былъ прерванъ приходомъ Макарова.

   - Здравствуйте, батюшка Алесандръ Владим³рычъ! сказала старуха:- вы насъ-то здоровьемъ награждаете, а сами частенько бываете больны. Вотъ меньшой сынъ мой, Илья. Вы его на ноги поставили - вотъ какимъ верзилой вытянулся. Я его къ вамъ за благимъ совѣтомъ привела.

   - Очень радъ видѣть вашего сына, Анна Григорьевна, а отъ совѣтовъ и наставлен³й увольте. Признаюсь вамъ, никогда не рѣшусь брать на себя роль поучителя и совѣтника.

   - Э, благодѣтель мой! отчего же добраго совѣта не подать человѣку? Даете же вы, батюшка, хворымъ лекарство, а вдругъ и доброе слово пр³ободритъ.

   - Вы говорите, что сынъ вашъ грамотѣ бойко знаетъ. Это хорошо: онъ можетъ попасть на купеческую контору. Будь это въ Москвѣ, я, можетъ-быть, былъ бы полезенъ и постарался бы его помѣстить; а здѣсь, вы знаете, нѣтъ никакихъ средствъ.

   - Прослышала я, что у Кульбасова прикащикъ отсталъ, а онъ ищетъ въ книжную лавку сидѣльца. Ходила я къ нему, да мало мнѣ надежды. Илья-то бы ему годился.

   - Если хотите, я Кульбасова попрошу взять вашего сына; съ удовольств³емъ для васъ это сдѣлаю, Анна Григорьевна. Завтра же заиду къ Кульбасову; у него жена была нездорова. Вообрази, Варенька, продолжалъ Александръ Владим³ровичъ, обращаясь къ женѣ:- съ мадамъ Кульбасовой приключилось, по ея выражен³ю, не вѣсть какая лихость. Пришелъ ко мнѣ Кульбасовъ, страшно-испуганный, и упрашиваетъ идти къ нему говоря, что его хозяйка, ни съ того ни съ другаго, помираетъ. Прихожу къ нимъ и слышу, что больная кричитъ на весь домъ; насилу могъ добиться, что съ нею. Дочери Кульбасовой увѣряютъ меня, что у маменьки душа изъ тѣла выходитъ. Что же узналъ я? больная изволила накушаться луку и толокна съ квасомъ; потомъ отправилась въ баню, откуда воротилась въ однихъ башмакахъ - чулокъ не надѣла оттого, что ноги у нея очень потѣютъ - и сдѣлалась у нея боль подъ ложкою.

   - Это презабавно! сказала Варвара Алексѣевна: - вѣрно ты скоро помогъ ей?

   - Очень-скоро и увѣрилъ домашнихъ, что изъ такого теплаго и спокойнаго помѣщен³я душа и безъ моей помощи скоро не выйдетъ.

   - Вчера, въ сумерки, принесли отъ Кульбасовыхъ чаю и сахару; я еще не успѣла разспросать въ чемъ дѣло, какъ посланный ушелъ.

   - И, пожалуйста, никогда не возвращай этихъ подарковъ, сказалъ Александръ Владим³ровичъ женѣ по-французски: - отказаться отъ ихъ благодарности, значитъ, оскорбить этихъ людей презрѣн³емъ. Отошли лучше чай и сахаръ Аннѣ Григорьевнѣ - и дѣло съ концомъ.

   Въ назначенное воскресенье Анна Григорьевна, послѣ обѣдни, пошла съ Ильею къ Кульбасову. День былъ базарный. Дьятельность городская оживилась. Утро было ясное; отъ сильнаго морова солнце багровымъ пятномъ пробивалось изъ-за синѣющей дали. По деревяннымъ подмосткамъ улицы шла Анна Григорьевна. Илъя задумчиво шелъ возлѣ матери; видно было, что онъ нѣсколько разъ хотелъ заговорить, но мрачное выражен³е лица матери останавливало рѣчь его. Пройдя Заднѣпровскую Улицу, они перешли мостъ и повернули направо, къ городскому саду, противъ котораго были выстроены каменные домы, не хуже столичныхъ. Влѣво отъ сада виднѣлась церковь съ пятью главами. Старуха перекрестилась на церковь и взглянула на сына.

   - Что, Илья? ну какъ Матвѣй Ѳедотычъ другаго взялъ? сказала она: - вѣдь въ городѣ ты не одинъ. За нашимъ братомъ гоняться много не станутъ.

   - Нѣтъ, матушка, Александръ Владим³рычъ говоритъ, что Кульбасовъ ему слово далъ не брать никого, окромя меня.

   - То-то, смотри Илья, это тебѣ наука. Помни, что тебѣ надѣяться не на кого. Береги платье снова, а честь смолода. Станешь шалить: оно, можетъ-быть, на первый разъ и удастся и съ рукъ сойдетъ; сатана попутаетъ, а тутъ недалеко и до омута, и самъ не увидишъ, какъ запутаешься! Начнешь людей обманыватъ, совѣсть запродашь, а тамъ и отъ Господа откачнешься!

   Они подошли къ дому Кульбасова. Илья посмотрѣлъ на вывѣски: на одной было написано желтою краскою по черному полю: "Продажа бакалейныхъ товаровъ", а на другой красовались, неизвѣстно почему, написанныя славянскими буквами слова: "Книжная лавка".

   Книжная лавка въ провинц³и - кладовая всякаго хлама, обыкновенно развозимаго по ярмаркамъ, и этотъ книжный хламъ находится въ пр³ятномъ сосѣдствѣ съ лавкою бакалейныхъ товаровъ, гдѣ крысы, наѣвшись сухой бумаги, къ большому своему удовольств³ю, находятъ колбасы, муку и орѣхи. Для самого владѣльца лавокъ было бы гораздо выгоднѣе имѣть лавку съ желѣзными припасами: какую пользу могла принести ему книжная лавка съ литературными произведен³ями, отправляемыми изъ столицъ пудами?

   Анна Григорьевна остановилась у воротъ, какъ-будто не рѣшаясь войдти въ домъ. Замѣтивъ у хозяйскихъ воротъ чужихъ людей, мальчикъ, закликавш³й прохожихъ въ лавки, отъ скуки и любопытства подъѣхалъ на одной ногѣ по дорожкѣ, имъ же расчищенной по льду.

   - А что, голубчикъ, сказала старуха: - хозяшгь дома?

   - А на что вамъ?

   - Да такъ, нуждица малая есть. Самъ приказалъ намъ придти.

   - Вы по бѣдности, что ли, бабушка?

   Анна Григорьевна сердито поглядѣла на веселаго мальчика.

   - Ты вѣрно здѣсь только баловать выучился? сказала она.- Если по бѣдности, такъ не къ тебѣ!

   Мальчикъ только-что хотѣлъ отвѣчать, какъ у лавки показался покупатель; мальчикъ опять прокатился по льду и ушелъ въ лавку.

   Они пошли къ крыльцу.

   Елена Селиверстовна приняла Межжеровыхъ очень радушно. Матвѣй Ѳедотовичъ тоже былъ веселъ и такъ сильно ударилъ Илью по плечу, въ знакъ милости и покровительства, что тоть покраснѣлъ отъ боли.

   - Ты, матушка, выслушай мои кондиц³и, сказалъ хозяинъ Аннѣ Григорьевнѣ: - первое дѣло, я возьму твоего молодца къ себѣ жить. Бѣгать по городу ему не приходится; я ему дамъ помѣщен³е во флигелѣ на дворѣ. Обѣдать онъ будетъ съ моего стола. Одежду на первый случай дамъ ему ту, что осталась отъ пострѣла Ѳедьки, почитай совсѣмъ новая: сюртукъ и нижнее платье; плутъ-то съ твоимъ сыномъ одного роста. А въ праздники пущай и домой уходитъ. Только въ январѣ мѣсяцѣ у меня часто не отлучаться: тутъ пора бойкая, помѣщики изъ деревень пр³ѣзжаютъ, а онъ больше въ книжной лавкѣ будетъ. Вѣдь ты говорила, что онъ грамотный? Ты вотъ что замѣть себѣ, Илья... такъ, что ли, звать тебя?

   - Да-съ, отвѣчалъ Илья.

   - Ну, заруби себѣ на памятъ, Илья: по воскресеньямъ лавки должны быть затворены; а какъ приноровишься, ну, можно и отворить лавку. Будешь радѣть о хозяйской пользѣ, и тебѣ будетъ хорошо. Ты въ карты не играешь, водки не пьешь?

   - Нѣтъ-съ, робко отвѣчалъ Илья.

   - Знаю, сначала вы всѣ говорите нѣтъ-съ, а послѣ чортъ знаетъ откуда что полѣзетъ, прешальной сдѣлаешься!

   Переговоры были кончены. Кульбасовъ рѣшилъ, что со вторника Илья вступитъ къ нему въ сидѣльцы. Анна Григорьевна простилась съ хозяевами и пошла домой. Подойдя къ своему дому, она увидѣла, что ворота были отворены и на дворѣ стояла повозка. Маша встрѣтила мать на крыльцѣ.

   - Ну, Машенька, слава Богу! Илью оставилъ Матвѣй Ѳедотычъ.

  

  

   Первая недѣля, проведенная Ильею у Кульбасова, прошла для новаго прикащика очень-скоро; онъ уже привыкъ къ своей должности, но Матвѣй Ѳедотовичъ заключалъ, что у Ильи все изъ рукъ валится и часто бранилъ его за недогадливость, хотя и самъ Кульбасовъ неслишкомъ былъ одаренъ догадливостью.

   Сидя по нѣскольку часовъ одинъ, когда никто не заходилъ въ лавку, Илья читалъ все, что попадется ему подъ-руку, особенно любялъ онъ заманчивыя заглав³я романовъ и повѣстей, и иногда, слѣдуя за какою-нибудь интригою, до того зачитывался, что не замѣчалъ входившаго хозяина.

   - Илья, а Илья! говорилъ Матвѣй Ѳедотовичъ: - что ты носъ-то въ книгу уткнулъ, али заснулъ? Ты не въ ученые ли нарахтишься? Смотри, наберешься чепухи въ голову. И постоятъ тебя люди, да зачитывались.

   - Скуки ради читалъ, Матвѣй Ѳедотычъ, отвѣчалъ смущенный прикащикъ.

   - Скуки ради! Не музыку ли для тебя привести? Посмотрѣлъ бы ты въ чуланѣ: не съѣли ли тамъ опять чего крысы? Намеднись схватился я сочинен³й Княжнина, и три книги, проклятыя, какъ кружевами выточили! А книги-то понадобились: Васил³й Григорьевичъ оченно просилъ, сказалъ Матвѣй Ѳедотовичъ, и ушелъ въ бакалейную давку.

   Въ книжную лавку вошла толстая барыня съ дѣвочкой.

   - Есть ли у васъ самая лучшая французская грамматика? спросила барыня.

   - Есть, отвѣчалъ Илья и показалъ нѣсколько книгъ.

   - Покажи мнѣ самую лучшую. Это все тонк³я, а мнѣ учитель сказалъ, что она толстая. Какъ бишь онъ назвалъ книгу-то?

   - Ноеля и Сапсаля грамматика, маменька, отвѣчала дѣвочка.

   - Ну, вотъ, слышишь? Такую и покажи. Илья показалъ книгу и открылъ заглавный листъ.

   Дѣвочка взяла книгу и, поводя пальцемъ по словамъ, старалась ихъ разобрать.

   - Ну что же ты, прочла, что ли?

   - Прочла, маменька, отвѣчала дѣвочка: - грамматика Ноеля.

   Барыня взяла изъ рукъ дѣвочки книгу и принялась разсматривать ее.

   - Что это, батюшка мой, какая скверная бумага! сказала она, и подошла къ двери лавки, чтобъ при свѣтѣ разсмотрѣть книгу: - Скверно въ руки взять, такая сѣрая да шаршавая бумага; надолго ли этой книги станетъ ребенку? Въ недѣлю всю разорветъ. Я тебѣ говорила, покажи получше.

   - Лучше нѣтъ; это ужь такъ напечатано

   - Ну, а что стоитъ?

   - Рубль серебромъ, отвѣчалъ Илья.

   - Съ ума ты спятилъ и вмѣстѣ съ хозяиномъ-то твоимъ; вся ваша лавка столько не стоитъ! сказала бирыня. - Гу, что стоишь разиня ротъ? прибавила она обратясь къ дѣвочкѣ:- пойдемъ, матушка!

   И онѣ ушли изъ лавки.

   Около сумерекъ въ книжную лавку зашла Маша. Братъ и сестра поцаловались.

   - Я иду съ работы, сказала дѣвушка:- и зашла къ тебѣ. Я думаю, что матушка на-дняхъ домой пр³йдетъ отъ Варвары Алексѣевы; а я безъ нея много денегъ выработала, сегодня получила. Маша вынула изъ платка двѣ ассигнац³и. - Посмотри, Илюша, вѣдь это двадцать-одинъ рубль будетъ. Почти мѣсяцъ у Кузьминыхъ работала. До матушки тратить не стану; какъ-нибудь перебьемся. Ну, что Илюша? какъ твое житье?

   - Покамѣстъ ничего, хорошо: хозяинъ милостивъ и хозяйка ласкова ко мнѣ.

   - А дочерей видѣлъ?

   - Всяк³й день вижу. Старшая-то носъ воротить и поздороваться порядкомъ, отъ гордости, не хочетъ; меньшая попростѣе. Мнѣ говорила Морька, ихняя работница, что придираются больно. Старшая-то все съ какимъ-то франтомъ въ окошко перемигивается; онъ тутъ часто мимо меня шмыгаетъ. Да это Маша, не мое дѣло. А какъ богаты они!.. сколько у нихъ добра! матер³и цѣльной кусками въ сундукахъ лежитъ.

   Маша вздохнула.- Извѣстное дѣло, Илюша! копейка незаработанная. Что же имъ дѣлать, какъ не наряды нашивать? Дай-ка, братецъ, мнѣ, отъ скуки, что-нибудь почитать.

   - Вотъ я тебѣ приготовилъ, возьми "Черную Женщину" да двѣ книги "Библ³отеки для Чтен³я". Тамъ мнѣ понравился "Кузьма Рощинъ".

   Илья подадъ сестрѣ книги, и она спрятала ихъ подъ салопъ. Въ это время изъ бакалейной лавки послышался голосъ хозяина.

   - Маша, хозяинъ идетъ! Да ты не уходи, я скажу ему, что сестра, чтобъ онъ чего не подумалъ.

   Матвѣй Ѳедотовичъ вошелъ въ лавку и пристально посмотрѣлъ на Машу.

   - Вишь ты, какъ на тебя, Илья, похожа! Сестренка, что ли твоя? сказалъ онъ, кивая головой на Машу.

   - Сестра, отвѣчалъ Илья.

   - Сейчасъ и видно, что родные. Повидаться, что ли, съ братомъ пришла?

   - Я работала у Кузьминыхъ, да и зашла къ брату.

   - У Кузьминыхъ? Знаю; они дочку просватали. Ну, а мать твоя здорова ли? Что ея невидно?

   - Здорова-съ, гоститъ у Варвары Алексѣвны; она оченно нездорова.

   - Слыхалъ я: роды ея были трудны. Макаровы давно, что-ли, знаютъ мать вашу?

   - Давно. Мы милостями ихъ много обласканы. Я жила въ Москвѣ два года у мокринскихъ помѣщиковъ и тогда еще зазнала Александра Владим³рыча: онъ къ Сергѣю Борисычу хаживалъ, отвѣчала Маша.

   - У васъ, кажется, еще слѣпеньк³й есть. Ну, что онъ, какъ живеть? спросилъ милостиво Матвѣй Ѳедотовичъ.

   - Слава-Богу, здоровъ.

   - Господь убогихъ милуетъ, замѣтилъ Матвѣй Ѳедотовичъ.- Поди-ка, любезная, сюда! прибавилъ онъ и повелъ Машу въ бакалейную лавку.

   Подоидя къ полкѣ, онъ досталъ оттуда стеклянную банку съ чаемъ, насыпалъ чаю на бумагу, поставилъ банку на прежнее уѣсто, потомъ открылъ ящикъ у прилавка, вынулъ фунтъ сахару, и, отдавая оба свертка Машѣ, сказалъ:

   - Отнеси это отъ меня старцу Божьему, слѣпому твоему брату; а это возьми, да сама полакомься, и онъ взялъ горсть пряниковъ и отдалъ Машѣ.

   Матвѣй Ѳедотовичъ, неизвѣстно по какой причныѣ, предположилъ, что Семенъ непремѣнно долженъ быть старецъ убог³й. Впрочемъ, не одинъ Кульбасовъ, но люди, лично знавш³е Семена, называли его старцемъ убогимъ и были вполнѣ убѣждены, что если человѣкъ слѣпъ, такъ долженъ быть старецъ убог³й.

   Маша, поблагодаривъ хозяина, простилась съ братомъ и пошла домой. Уже совсѣмъ смерклось, когда она вошла на мостъ, но ей видно было по тѣни, что кто-то шелъ за нею. Она оробѣла. Чрезъ нѣсколько минутъ догналъ ее высок³й, статный молодой человѣкъ въ лисьей шубѣ; онъ вѣжливо поклонился Машѣ и пошелъ съ нею рядомъ.

   - Откуда вы, Марья Семеновна?

   - Цѣлый день была у Кузьминыхъ, потомъ зашла къ брату, да и запоздала; теперь спѣшу домой. А какъ вы меня испугали, Алексѣй Дмитричъ! Странно, право: мы съ вами ужь который разъ на мосту встрѣчаемся.

   Для молодаго человѣка эти встрѣчи вовсе не были странны; онъ улыбнулся и не отвѣчалъ на это замѣчан³е.

   - Чего же вы испугались? Я васъ издали увидѣлъ и спешилъ догнать.

   - Я полагала, что вы ужь уѣхали; вѣдь вы проститься приходили съ брату.

   - Не рѣшился еще, Марья Семеновна: раздумье беретъ. Не то, чтобъ правду сказать, съ родными было жаль разстаться; тятеньку, оно конечно, мнѣ не подобаетъ оставить въ теперешнемъ положен³и; а подумаешь, что и пользы я ему мало приношу, только торчу у него предъ глазами. Связалъ я себя по рукамъ и по ногамъ своимъ неразум³емъ! Въ такой омутъ попалъ, что и не выкарабкаешься.

   - Что вамъ много огорчаться, Алексѣй Дмитричъ! Богъ милостивъ, пройдутъ всѣ ваши непр³ятности. Вы же одинъ сынъ; батюшка посердится да и помилуетъ!

   - Да бѣда-то моя, бѣда накликанная. Не только супротивъ отца и супротивъ себя, но и противъ всего нашего сослов³я совѣстно. Возьмите вы только, Марья Семеновна, сколько я несчаст³й надѣлалъ; на себя я наложилъ вѣчное пятно. Деньги - прахъ ихъ возьми! у тятеньки есть; да я-то въ глазахъ его значен³я никакого не имѣю; всякое довѣр³е потерялъ.

   - Въ вашемъ дѣлѣ, Алексѣй Дмитричъ, больше виноваты злые люди.

   - Отъ себя происходятъ всѣ несчаст³я мои, Марья Семеновна. Положимъ, что въ справедливости Богъ свидѣтель: денегъ я не промоталъ. Да зачѣмъ я гулялъ да бражничалъ? А тутъ и пр³ятели и совѣтчики подвернулись; довѣрился я лихому человѣку. Подѣломъ тятенька и не вѣритъ мнѣ, что я деньги его не промоталъ, а самъ руками отдалъ злодѣю. Сумленье родительское мнѣ въ наказанье отъ Господа послано. Какъ вспомню я все это, Маръя Семеновна, такъ сердце замираетъ, каково такъ жить! Живой бы отъ поэора въ землю запоховался.

   - Тяжело наше положен³е! сказала Маша съ участ³емъ. Они подошли къ дому Анны Григорьевны.

   - Я зайду къ вамъ, Марья Семеновна, побесѣдовать съ Семеномъ Семенычемъ: какъ поговоришь съ нимъ, такъ на душѣ прояснится. Рѣчью своею онъ за-живое задѣваетъ; не видитъ онъ свѣта Божьяго, а зрячихъ на свѣтъ наводитъ.

   Маша постучала въ калитку.

   - Кто тамъ?

   Семенъ отперъ калитку.

   - Здравствуйте, Семенъ Семенычъ; я встрѣтился съ Марьей Семеновной, да и зашелъ васъ повидатъ.

   - Здравствуйте, Алексѣй Дмитричъ. Ступайте въ комнаты, а я запру калитку.

   Когда они вошли въ комнату, Маша пошла въ спальню матери снять салопъ.

   - Садитесь-ка, Алексѣй Дмитричъ, сказалъ, входя, Семенъ: я вамъ разскажу какая тутъ у насъ опять кутерьма была. Сосѣдка это наша, Сысоиха, напугала меня: кричала такъ, что за Днѣпромъ, чай, слышно было. Арапка нашъ, вишь, лапу курицы ея перекусилъ, да Ваську, сынишку-то Сысоихи, испугалъ. И тюрьмой-то она намъ грозила. Я ужь отдавалъ головой Арапку, пускай его въ тюрьму посадятъ. Нѣтъ, говоритъ, песъ до смерти меня выпужалъ!.. Пойдетъ къ начальству на насъ просить.

   Маша возвратилась, и Семенъ повторилъ ей истор³ю съ сосѣдкою.

   - Не тревожьтесь, братецъ, сказала дѣвушка: - если она опять пр³йдетъ, мы съ нею сладимъ: у меня есть деньги, я ей за курицу заплачу.

   - И что баба, вотъ другой годъ, взъѣлась, ни съ того, ни съ cero, на насъ, всяк³я каверзы выдѣлываетъ!

   - Позвольте мнѣ эту бабу пугнуть, Семенъ Семенычъ. Я съ нею разомъ справлюсь, угомоню вѣдьму к³евскую.

   Въ калитку послышался сильный стукъ.

   - Видно, опять Сысоевна ломится. Не отвела еще душеньки! сказалъ, вставая, Семенъ и хотѣлъ идти.

   - Не ходите, Семенъ Семенычъ, я ей отопру. Алексѣй Дмитр³евичъ вышелъ изъ комнаты. Едва отперъ онъ калитку, какъ Сысоевна, свирѣпо размахивая рукамя, вбѣжала во дворъ.

   - Гдѣ тутъ у васъ живая душа? кричала она. - Выходи, ты, слѣпой, плати мнѣ за курицу! Я такой каши заварю, что ты съ сестренкою-то своею, московскою бѣлоручкою, напляшешься: не мытьемъ, такъ катаньемъ возьму! Вишь, здѣсь добрыхъ людей обводить задумали портняжкой, работящей прикидываться! Знаемъ мы, чѣмъ въ Москвѣ промышляли! Душегубцы, разбойники!

   - Что ты развѣдьмилась? баня, что ли, торговая здѣсь? говорилъ Дмитр³евичъ, подступая еть изумленной Сысоихѣ.

   - А твоя милость здѣсь чѣмъ командуетъ? Что ты, въ батраки нанялся у Межжерихи? Выгнали дармоѣда изъ отцовскаго дома... Вишь заступу какую нашли! Ты здѣсь, безъ матери, видно за дочкой наблюдаешь?..

   - Замолчи, или я тебя заставлю язычище-то проглотять. Позорить честныхъ людей!..

   - За чужую честь вступаешься, а свою по бѣлому свѣту размыкалъ. Изъ-за тебя отца въ крюкъ скорчило. Успѣли тебя Межжеровы приворожитъ! Въ колдовство да наворажеванье только и живутъ!

   Алексѣй Дмитрювичъ взялъ Сысоиху за руку и, оборотивъ гь себѣ спиною, погналъ къ калиткѣ, поступая съ него точно какъ съ ребятишками, которымъ даютъ финики; подведя Сысоиху къ калиткѣ, онъ толкнулъ ее на улицу и заперъ калитку, сказавъ: - поцалуй пробой, да и ступай домой!

   Оскорбленная мѣщанка долго еще стучала въ калитку и такъ неистово кричала, что изъ сосѣднихъ домовъ вышли любопытные и окружили Сысоиху, которая начала разсказыватъ собравшейся около нея публикѣ так³е ужасы, что сосѣди спѣшили разойтись по домамъ, боязливо поглядывая на домъ Анны Григорьевны.

   - Больше не придетъ, я ее выпроводилъ, сказалъ Алексѣй Дмитр³евичъ, входя въ комнату.

   - Наслалъ Господь на насъ сущее наказан³е: дня не проходить, чтобъ Сысоиха не шипѣла на насъ какъ змѣя! сказалъ Семенъ: - ужь и правду говорятъ: не купи двора, купи сосѣда!

   Въ комнатѣ совсѣмъ стемнѣло, и Маша зажгла свѣчу.

   - Я ей когда-нибудь, этой негодной бабѣ, крѣпко бока намну!

   - Не дѣлайте этого, Алексѣй Дмитричъ, сказалъ Семенъ: - на васъ только слава худая пойдетъ: пожалуй еще до тятеньки вашего доведутъ. А что? какъ его здоровье?

   - Тятенькѣ легче, но все еще не встаетъ съ постели. Лекарь говоритъ. что надо весны дождаться. Со мною, вотъ другой месяцъ, тятенька помилостивѣе сталъ и къ рукѣ допускаетъ. Вчера призвалъ мѣня къ себѣ и долго со мною разговаривалъ. Не знаю, Семенъ Семенычъ, чѣмъ судьба моя бездольная кончится!

   - Полагайтесь на милость Бож³ю - молитесь. А изъ Москвы ничего не слыхать?

   - Ни слуху, ни духу, Семенъ Семенычъ, какъ въ воду все кануло. Совсѣмъ съ ума свело меня это дѣло. Повѣрите ли и самъ я себѣ противенъ дѣлаюсь, какъ подумаю, что сижу безъ всякаго дѣла, сложа руки. Точно кто на меня тяжелую руку наложилъ. Дѣла наши торговыя разстроились; тятенька потерялъ ко мнѣ довѣр³е, даже въ самой малости; заводъ стоитъ да гн³етъ, и все у насъ стало такое же, какъ я - опальное!

   Маша съ участьемъ взглянула на Алексѣя Дмитр³евича.

   - Я слышала, что тётенька ваша добрая женщина и васъ очень любитъ: вы, Алексѣй Дмитричъ, просите ее у батюшки ходатайствовать. Быть не можетъ, чтобъ онъ совсѣмъ лишилъ васъ своей милости: вѣдь вы у него одинъ сынъ. Онъ, можетъ-быть, только испытать васъ хочетъ.

   - Ахъ, Марья Семеновна, когда бъ вы знали, какъ тягостно для меня это испытан³е. Не могу вамъ разсказать всего, что на душѣ моей. Будь у меня хоть малыя средства, я бы принялся за торговлю: съ голоду бъ не умеръ; да въ томъ-то и сила, что я кругомъ обрѣзанъ. Тётенька, точно, добра ко мнѣ, да, по слабости своей, бабьи навѣты всяк³е слушаетъ и часто, вмѣсто пользы, мнѣ вредъ дѣлаетъ, перенося тятенькѣ чуж³я пустыя рѣчи. Что ни скажетъ ей какая ни на есть босамыга, она всему вѣру даетъ, а подъ иной часъ, еще больше мнѣ докучаетъ.

   Посидѣвъ еще нѣсколько времени, Алексѣй Дмитр³евичъ простился съ Семеномъ.

   Провожая его со свѣчкой, Маша сказала. - прощайте, Алексѣй Дмитричъ. Послушайтесь совѣта брата; онъ правду говоритъ, что Богъ не безъ милости.

   Алексѣй Дмитр³евичъ медленно шелъ по улицѣ: замѣтно было, что онъ, желая продолжить время, шелъ какъ-будто нехотя. Подойдя къ довольно-большому деревянному дому, отличавшемуся какою-то особенною угрюмостью, молодой человѣкъ остановился и, поднявъ голову, посмотрѣлъ на окна мезонина. Въ окнахъ было темно; только лучъ мѣсяца серебрилъ фантастическ³е узоры на замерзшихъ окнахъ. Алексѣй Дмитр³евичъ постучалъ въ калитку и долго ждалъ, пока заспанный работникъ отперъ ему; потомъ прошелъ онъ чрезъ дворъ, заваленный со всѣхъ сторонъ бревнами и досками. Войдя въ сѣни, Алексѣй Дмитр³евичъ ужь занесъ ногу на ступеньку лѣстницы, ведущей въ мезонинъ, какъ изъ дверей вышла старуха и пытливо осмотрѣла молодаго человѣка съ головы до ногъ маленькими, злыми глазами. Въ рукахъ у нея была помадная банка, наполненная жиромъ, въ которомъ плавала и дымиласъ толстая свѣтильня.

   - Что, Марковна, тятенька не спрашивалъ меня?

   - Нѣтъ, мой родненьк³й, не спрашивалъ.

   Алексѣй Дмитр³евичъ пошелъ по лѣстницѣ.

  

  

   Огецъ Алексѣя Дмитр³евича былъ нѣкогда градскимъ головою и, по богатству своему, высоко стоялъ въ глазахъ того круга, къ которому принадлежалъ по сослов³ю. Въ семи верстахъ отъ города у него былъ кожевенный заводъ, очень-хорошо устроенный, но въ настоящее время запущенный и заброшенный. Два года Дмитр³й Ефимовичъ, по болѣзни своей, прекратилъ тортовлю. Полгода пролежалъ старикъ въ постели: параличъ лишилъ его лѣвой руки и ноги. Родная сестра Дмитр³я Ефимовича, вдова, Матрена Ефимовна, ходила за больнымъ и завѣдывала хозяйствомъ. Старуха Марковна, наперсница ея, жила у Отрубевыхъ оттого, что ей негдѣ было жить. Работница Аграфена, толстая и лѣнивая бабенка, имѣвшая даръ забывать все, что ей приказывали хозяева и затвердившая одно слово, которое часто приходилось ей выговаривать: "запамятовала"; работникъ Петръ, здоровый парень, живущ³й весьма-дружно съ жучкою, дворовымъ псомъ, и часто перебранивавш³йся съ Аграфеною - вотъ всѣ домочадцы старяка Отрубева.

   Два года назадъ, когда Дмитр³й Ефимовичъ самъ ужь перестатъ заниматься дѣлами и началъ пр³учать сына къ торговлѣ, онъ датъ Алексѣю Дмитр³евичу поручен³е ѣхать въ Москву, гдѣ слѣдовало ему получить съ наслѣдниковъ умершаго купца, съ которымъ онъ имѣлъ разсчеть по торговлѣ за забранный товаръ, до пятнадцати тысячъ ассигнац³ями.

   Алексѣй Дмитр³евичъ провелъ молодость подъ строгимъ надзоромъ отца, но, пр³ѣхавъ въ Москву, не могъ избѣжатъ соблазна и началъ мотать деньги. Въ Москвѣ встрѣтился онъ съ землякомъ и пр³ятелемъ, прикащикомъ въ чайномъ магазинѣ. Получивъ остальныя деньги, Отрубевъ зашелъ къ земляку. Вечеромъ они подгудяли; боясь потерять бумажникъ съ деньгами, Алексѣй Дмитр³евичъ отдалъ его спрятать прикащику.

   На другой день получилъ онъ отъ отца письмо, въ которомъ старикъ писалъ, что знаетъ всѣ его шалости и приказываетъ ему немедленно возвратиться домой. Алексѣй Дмитр³евичъ пошелъ къ земляку за своими деньгами; но когда онъ спросилъ его о бумажникѣ, прикащикъ прикинулся удивленнымъ и отвѣчалъ:

   - Да ты съ пьяныхъ глазъ насчитаешь, что я тебѣ долженъ сто тысячъ! Ты говоришь, что я положилъ твой бумажникъ въ комодъ; вотъ я его отперъ: шарь по ящикамъ, что найдешь - все твое! Посмотрю я на тебя, Алексѣй, совсѣмъ ты въ Москвѣ съ панталыку сбился. Гдѣ у твоего отца глаза были: этакаго барана за получкой прислалъ! Скажи-ка мнѣ, кто свидѣтелемъ былъ, касъ ты мнѣ деньги давалъ прятатъ? Не видалъ я твоихъ денегъ, а, грѣшный человѣкъ, угощался съ тобою, и ты пошелъ отъ меня хмѣльной. Можетъ, съ тобою и были деньги, да ты гдѣ-нибудь ихъ оставилъ. Это ужь твое дѣло!

   Напрасно Отрубевъ усовѣщевалъ земляка: прикащикъ стоялъ на одномъ, что бумажника съ деньгами въ глаза не видалъ. Началось дѣло. Алексѣй Дмитр³евичъ, какъ приговоренный къ смерти, пр³ѣха³ъ къ отцу. Раздраженный отъ болѣзни старикъ сурово встрѣтилъ сына, упрекалъ его въ томъ, что онъ совершенно разорилъ его, пустилъ, на старости лѣтъ, почти по м³ру. Съ-тѣхъ-поръ Алексѣй Дмитр³евичъ жилъ у отца, наказанный бездѣйств³емъ и презрѣн³емъ.

   Несчастное происшеств³е перевернуло жизнь Алексѣя Дмитр³евича: онъ какъ-будто одичалъ и съ горя сталъ уходить къ пр³ятелямъ, гдѣ проводилъ время играя до разсвѣта въ карты.

   Отецъ узналъ о ночныхъ отлучкахъ сына и въ короткихъ выражен³яхъ сказалъ ему нѣсколько сильныхъ поучен³й, показывая глазами на стоявшую въ углу толстую суковатую дубовую палку. Молодой человѣкъ игралъ въ карты, чтобъ только убить время, вовсе не чувствуя страсти къ игрѣ, и безъ сожалѣн³я оставилъ свои ночныя похожден³я.

   Въ купеческомъ кругу всѣ были увѣрены, и весьма основательно, что Дмитр³й Ефимовичъ имѣетъ значительный капиталъ и только прикидывается разореннымъ, чтобъ не давать воли сыну. По возвращен³и Алексѣя Дмитр³евича изъ Москвы, всѣ родные и знакомые, поддѣлываясь къ его отцу, обвиняли и преслѣдовали молодого человѣка. Но когда истор³я мотовства Отрубева ужь потеряла свою занимательность, тятеньки и маменьки разочли, что онъ все-таки богатый женихъ, стали къ нему гораздо милостивѣе, ужъ не такъ тяжело вздыхали, вспоминая о заблужденияхъ молодости и объ опасной гульбѣ и намекали Алексѣю Дмитр³евичу, что доброму молодцу одинъ остался выходъ изъ пропасти - женитьба. Отрубевъ, потирая рукою лобъ, слушалъ эти глубок³я истины и, кусая губы, смотрѣлъ, какъ улыбались ему красавицы-дѣвицы, показывая свои черные зубы; а самъ думалъ о свѣтлыхъ глазахъ Маши; ему слышались ея умныя рѣчи, сказанные такимъ звучнымъ, привѣтливымъ голосомъ, и выходя отъ радушныхъ хозяевъ на улицу, онъ напѣвалъ пѣсню:

  

   Очи съ поволокой,

   Славная такая!

  

   Онъ ускорялъ шаги, подходя къ воротамъ дома Межжеровыхъ и не подозрѣвая, что за нимъ слѣдятъ съ лихорадочнымъ любопытствомъ жители Заднѣпровской Улицы. Въ Заднѣпровьи частыя появлен³я купеческаго сына волновали сосѣдей Анны Григорьевны, и они ужь съ презрѣн³емъ начали смотреть на московскую портняжку. Въ то время, когда Анна Нригорьевна гостила у Макаровыхъ, Алексѣй Дмитр³евичъ сталъ часто проводить вечера у Семена. Въ какомъ бы ни былъ положен³и, къ какому бы зван³ю ни принадлежалъ человѣкъ, онъ, хоть даже и безсознательно, но всегда уважаетъ то, что выходитъ изъ обыкновенной среды и становится выше этого круга. Отрубевъ видѣлъ, какъ Анна Григорьевна, среди бѣдности, умѣла высоко поставить себя.

   Алексѣй Дмитр³евичъ старался сблизиться съ Семеномъ, читалъ ему "Жит³е Святыхъ" и въ сотый разъ разсказывалъ Машѣ несчастное свое дѣло въ Москвѣ. Находя такъ много нравственнаго утѣшен³я въ бесѣдахъ Семена и столько живаго сочувств³я къ его ежедневнымъ страдан³ямъ въ глазахъ Маши, онъ сталъ съ нетерпѣн³емъ ожидать сумерекъ; когда Маша возвращалась съ поденной работы, Алексѣй Дмитр³евичъ надѣвалъ свою шубу и шелъ къ уединенному дому Межжеровыхъ. Въ Машѣ встрѣтилъ онъ дѣвушку, какой до-сихъ-поръ не случалось ему видѣть въ своемъ кругу: она такъ умно говорила, такъ умѣла вести себя, ея свѣтлые глаза такъ выразительно и привѣтливо смотрѣли изъ-подъ черныхъ рѣсницъ, а черные волосы придавали ея блѣдному лицу такое благородное и гордое выражен³е, которое очень не нравилось заднѣпровскимъ мѣщанкамъ... Алексѣй Дмитр³евичъ думалъ, что еслибъ отецъ дал ему хоть маленьк³я средства, онъ принялся бы за дѣло: пустился бы въ торговлю, женился бы на Машѣ и былъ бы совершенно счастливъ. Но онъ зналъ, что въ отцовскомъ домѣ всѣ ненавидѣли семейство Межжеровыхъ. Матрена Ефимовна называла Анну Григорьевну нищею гордянкою и старою колдуньей; даже расположен³е Ишкиныхъ относила она къ тайнымъ чарамъ старухи. Маша въ ея глазахъ была ужь погибшая дѣвушка.

   - Знаемъ, знаемъ, чему выучиваются въ столицѣ! говорила Матрена Ефимовна: - извѣстно, на какое обучен³е мать ее туда и отдавала. А сама, чтобъ лучше людей морочить, каждый годъ по богомольямъ шляется да подаян³е собираетъ.

   Долго выжидала Сысоевна случая разсказать Матренѣ Ефимовнѣ про обиду, нанесенную ей Алексѣемъ Дмитр³евичемъ, и о томъ что она своими двумя глазами видѣла, какъ Анна Григорьевна, всяк³й день, на утренней зарѣ, бросаетъ по вѣтру къ дому Отрубева муку, говоря притомъ заклинан³я.

   Матрена Ефимовна покупала вату и возвращалась домой съ Марковной. Сысоевна выслѣдила ихъ еще издали и, сгорбясь и покашливая, подошла къ старухѣ.

   - Матушка ты моя, Матрена Ефимовна, сколько лѣтъ, сколько зимъ не видала тебя, моя благодѣтельница! Какъ Богъ тебя хранитъ? сказала Сысоевна.

   - А! Сысоевна! здравствуй, мать моя! Слава Богу, твоими молитвами живу да своихъ прибавляю. Что это ты запропастилась и глазъ не кажешь?

   - Куда намъ, мелочи, васъ безпокоить! Вотъ намедни ходила къ обѣдни, къ Троицѣ, мимо васъ шла, думаю: дай, молъ, зайду съ просвирою навѣдаться къ Дмитр³ю Ефимычу, да не осмѣлилась. Ну, что онъ, сердечны, поправляется ли? Прослышала я, что больно хвораетъ.

   - Отошло теперь, Сысоевна; а на прошлой недѣлѣ такъ свернуло братца, что за священникомъ посылали.

   - Годъ-то ныньче тяжелый; болѣзни все ходятъ и помираетъ много!

   - Трудный годокъ выпалъ и для людей и для скота; черная полоса такая: високосъ завсегда такъ бываетъ.

   - Вотъ, моя родненькая, собираюсь я все у знающихъ людей спросить: отчего это високосъ лютёнъ бываеть. Колея, что-ли, такая ужь приходить?

   - Какъ это ты, Сысоевна, вѣкъ изжила, а этого не знаешь? Вѣдь чрезъ три года въ четвертый годъ-то сутками уболшается. Вотъ оттого и каверзы всяк³я бываютъ.

   - Ахъ, родненькая ты моя! А мнѣ это и не вдогадъ. То-то, какъ погляжу я, все напасти! Вотъ у Филипповны, ни съ того, ни съ сего, мужъ запилъ; а я его годовъ десять знаю: трезвый былъ человѣкъ... Скажу же я тебѣ, родненькая, уберегите своего племянника, Алексѣя Дмитрича. Хвать-похвать, сгубить врагъ и добраго молодца.

   - Что ты бряхаешь, Сысоевна? зачѣмъ Алёшеньку поминаешь? Неровенъ часъ...

   - Родненькая, у меня предъ глазами съ испуга все ходуномъ заходило. Право, убереги ты въ этакую годину своего племянника. Каждый день похаживаетъ онъ по Заднѣпровской Улицѣ; живмя-живетъ у старой Межжерихи.

   - Обозналась ты, Сысоевна! Зачѣмъ онъ будетъ туда ходить?

   - Разрази меня на мѣстѣ, коли лгу, родненькая! Все тебѣ разскажу, какъ дѣло было. Старая-то вѣдьма, Межжериха, дочку изъ Москвы привезла; вишь она тамъ портняжеству обучалсь. Дочушка-то птица не великонька, съ мизинецъ вся, да шутки