Гарин-Михайловский Николай Георгиевич - Корейские сказки

  

  

   Собрание сочинений в пяти томах

   Том 5

   М., ГИХЛ, 1958

   OCR Бычков М. Н.

  

   Предисловие

   1. Заяц

   2. Три брата

   3. Восьми-несчастный

   4. Кучи Кантхегана

   5. Художник

   6. Пак

   7. Добродетельная жена

   8. Отгадчик

   9. Нен-мои

   10. Чапоги

   11. Знаем!

   12. Два патриота

   13. Небесная подруга

   14. Благородный муж

   15. Охотники на тигров

   16. Законные и незаконные дети

   17. Еще добродетельная женщина

   18. Женское любопытство

   19. Наказание

   20. Ловкий стрелок

   21. Конфуций

   22. Династия Ли

   23. Вторая легенда о царствующей в Корее династии

   24. Легенда о бобре

   25. Ловкий человек

   26. Выгодный оборот

   27. Желтая собака

   28. Тринадцатилетний муж

   29. Как появились мыши и с каких пор перестали убивать стариков

   30. Уан-чине

   31. Еще тысяченожка

   32. Дядя

   33. Нян и Тори-си

   34. Кошки

   35. Воловий труд

   36. Волмай

   37. Счастливая могила

   38. Тутонтайна

   39. Ни-муей

   40. Ким

   41. Курей

   42. Сыновняя любовь

   43. Права отца

   44. Перевозчик

   45. Водка из камня

   46. Птичий язык

   47. Недостойный друг

   48. Сироты

   49. Судья

   50. Богатырь

   51. Любовь

   52. Два камня

   53. Сын тысяченожки

   54. Сим-чен

   55. Честный человек

   56. Ню-сан

   57. Родовая месть

   58. Похороны

   59. С каких пор в Корее появилось тонкое полотно

   60. Змей

   61. Жена раба

   62. С каких пор женщины Кореи стали вести замкнутую жизнь

   63. Ко и Кили-си

   64. Клятва

  

  

   В 1898 году, в сентябре и октябре, я проехал из Владивостока в Порт-Артур,- большею частью верхом, частью в лодке: в лодке - по Ялу (Амнока-ган).

   Ехал не прямо, а с заездами,- то в Корею, то в Маньчжурию.

   Во время этого путешествия я собрал прилагаемые сказки.

   Двадцать-тридцать корейцев, в своих дамских белых кофточках, в дамских шляпах с широкими полями и высокими узкими тульями, окружали нас, присаживаясь на корточках, и лучший сказочник рассказывал, а остальные курили свои тонкие трубочки и внимательно слушали.

   Мой переводчик г. Ким, сам кореец, прекрасно владеющий и корейским и русским языком, учитель по специальности, переводил; я быстро, фраза за фразой, записывал, стараясь сохранить простоту речи, никогда не прибавляя ничего своего.

   За это я ручаюсь и не сомневаюсь, что будущие исследователи подтвердят истину моих слов.

   Я слушал эти сказки то вечером, после гостеприимного ужина, то во время отдыха на перевалах, откуда раскрывалась перед нами далекая панорама долин и гор в осеннем нежном, как старые персидские ковры, узоре.

   Целые снопы фиолетовых и оранжевых лучей заходящего во всем своем величии желтого солнца заливали эту даль, и она сверкала, вспыхивала в последний раз и уже исчезала, как видение, в просвете быстро наступавших сумерек. И все кругом - и эта даль, и эти люди, и их жизнь - казались тоже сказкой.

   Одну тетрадь со сказками я потерял, к сожалению. Теперь, когда я опять еду туда, на далекий Восток, мне, может быть, удастся возместить эту потерю. А может быть, я не найду уж той прежней сказочной Кореи, тех библейских патриархальных фигур: чистых, доверчивых детей; наивных, благородных и в то же время пятитысячелетних старцев, изведавших и познавших и душу человеческую и тщету всего земного, которым ничего, кроме их сказок и гор, не надо.

   Юмор, добродушие, всепонимание и всепрощение, поразительное благородство.

   Так они живут, так умирают.

   Я стою над умирающим корейцем, впервые увидевшим нас, белокожих. В его доме на нас произвели нападение, его смертельно ранила одна из пуль нападавших хунхузов.

   Темное, красивое, иконописное лицо; чудные большие глаза; черная борода, напоминающая индуса. Спокойствие, величие простоты...

   - Я исполнил только свой долг гостеприимства... Но уходите скорее отсюда... Оставьте нас... Нет, не надо золота, потому что оно привлечет опять злых людей и погубит нас...

   Корейцев называют трусами.

   За белые костюмы, за робость - русские называют корейцев белыми лебедями.

   Да, как лебеди, корейцы не могут драться, проливать человеческую кровь; как лебеди, они могут только петь свои песни и сказки.

   Отнять у них все, самую жизнь - так же легко, как у детей, у лебедей: хорошее ружье, верный глаз...

   Ах, какие это чудные, не вышедшие еще из своего сказочного периода дети!

  

  

   Заболел морской царь, и доктор-рыба доложил ему, что только печенка зайца может спасти его от смерти.

   Тогда послали кету поймать зайца. Кета поплыла, но у берега попалась на удочку.

   Послали сома, но и сом попался.

   Тогда послали ужа. Но уж, когда выполз на берег, попал под колеса арбы и был раздавлен.

   Тогда послали черепаху.

   Черепаха разыскала царя зверей, тигра, и говорит:

   - Ты царь, и у нас есть царь. Наш царь умирает, и доктор сказал ему, что если он не съест заячьей печенки, то жить он не будет.

   Тигр выслушал и приказал привести к нему зайца.

   - Иди,- сказал он,- за этой черепахой: тебя зовет морской царь.

   Идет заяц с черепахой и выпытывает, что нужно от него морскому царю.

   Рассказала ему черепаха, в чем дело.

   - Но если у меня вынут печенку, так ведь я уже жить не буду?

   - Этого я не знаю,- сказала черепаха.

   - Ну, так вот что,- у меня есть один хромой родственник. Он давно жалуется, что ему от хромой ноги жизнь не в жизнь. А царю вашему ведь все равно, чью печенку ни есть,- лишь бы только заячья была.

   Так ты подожди меня, я только вот в этот лес сбегаю и живо приведу тебе хромого зайца.

   - А мне все равно,- сказала черепаха и выпустила зайца.

   Заяц шмыгнул в лес, и только его и видели.

   Ждала-ждала черепаха и поползла к своему царю.

   Узнал царь, в чем дело, и велел ей опять ползти к царю зверей.

   Рассказала черепаха царю зверей, как ушел от нее заяц.

   - Ну, иди домой,- сказал ей царь,- от тебя он опять убежит,- я пошлю его с более надежным.

   Услыхал заяц, что его опять ищут, и говорит:

   - Ну, теперь, когда мне все равно умирать, сделаюсь я хунхузом.

   И заяц сделался хунхузом.

   Раз видит он, ползет по дороге черепаха.

   - Ты куда ползешь? - спрашивает ее заяц.

   - Да вот к вашему царю сказать, чтобы он больше не беспокоился, так как наш царь уже умер.

   Тогда заяц забежал вперед черепахи и, присев перед своим царем на корточки, сказал:

   - Слыхал я, великий царь, что ты требуешь меня,- вот я.

   - А где ты был до сих пор?

   - Я бегал на китайскую сторону к брату своему в семнадцатом колене.

   - А почему ты ушел тогда от черепахи?

   - Я не ушел, а отпросился согласно разрешению выставить за себя хромого. Вот к этому хромому брату я и бегал.

   - Ну?

   - Да, не пошел,- говорит, не хочу еще умирать.

   - А не хочет, так иди ты.

   В это время приползла черепаха с известием, что их царь уже умер.

   - Ну, умер, так умер,- сказал тигр и отпустил зайца с наградой.

  

  

   Жили три брата на свете, и захотели они нарыть жень-шеню, чтобы стать богатыми. Счастье улыбнулось им, и вырыли они корень ценой в сто тысяч кеш. Тогда два брата сказали: "Убьем нашего третьего брата и возьмем его долю". Так и сделали они. А потом каждый из них, оставшихся в живых, стал думать, как бы ему убить своего другого брата. Вот подошли они к селу. "Пойди,- сказал один брат другому,- купи сули (водки) в селе, а я подожду тебя". А когда брат пошел в село, купил сули и шел с ней к ожидавшему его брату, тот сказал: "Если я теперь убью своего брата, мне останется и вся суля и весь корень". Он так и сделал: брата застрелил, а сулю выпил. Но суля была отравлена, потому что ею хотел убитый отравить брата. И все трое они умерли, а дорогой корень жень-шень сгнил. С тех пор корейцы не ищут больше ни корня, ни денег, а ищут побольше братьев {Обычай побратимства широко распространен у корейцев и очень чтится. (Прим Н. Г. Гарина-Михайловского.)}.

  

  

   У человека восемь счастий: счастливая могила предков; хорошая жена; долголетие; много детей; много хлеба; много денег; много братьев; образование. Но есть люди, которые не обладают ни одним из этих счастий, и тогда они называются восьми-несчастными - Пхар-ке-боги.

   Одним из таких и был Ниноран-дуи, которого даже жена бросила.

   И все ж таки случилось однажды так, что Ниноран-дуи встретил женщину по имени Дю-си,- молодую, красивую, богатую, которая полюбила Ниноран-дуи. И Ниноран-дуи полюбил Дю-си. Но так как несчастия восьми-несчастных передаются и тем, кто любит их, то и для Дю-си встреча с Ниноран-дуи не прошла даром,- ее торговые дела пошли плохо, ее скот падал, поля ее не приносили больше урожая.

   Все это кончилось тем, что, когда однажды Дю-си проснулась, она не нашла больше подле себя своего любимого Ниноран-дуи, она нашла только письмо его. Он написал ей, что, несмотря на то, что он любил ее всеми силами своей души, он оставляет ее, так как ничего, кроме несчастия, он не может ей дать.

   Дю-си, прочитав письмо, горько заплакала, потому что она любила Ниноран-дуи, а не свои богатства, которые она с этого момента возненавидела; раздав их нищим, она ушла из тех мест, где жила.

   Она шла по долине, плакала и думала: "Если бы у меня было столько хлеба, чтобы накормить всех голодных, и столько денег, чтобы дать всем, кто в них нуждается, тогда не было бы больше горя на земле!"

   Когда она так думала, она вдруг увидала перед собой едущего на быке красивого сильного человека, увешанного цветами и обвитого колосьями. Он остановил быка и сказал ей:

   - Полюби меня, будь моей женой.

   - Я люблю уже одного восьми-несчастного и никого, кроме него, любить не могу. Но если желаешь, будем братом и сестрой,- отвечала Дю-си.

   Они побратались по обыкновению их страны: надрезав себе пальцы, кровью написали свои имена, каждый на поле своей одежды, затем, отрезав написанное, обменялись, и, спрятав это у себя на груди, каждый отправился своей дорогой.

   Утомившись от пути, Дю-си вошла отдохнуть в хлеб, прилегла там и заснула. Во сне она увидала белого, как серебро, лицом и волосами старика, который сказал ей: "Тот человек, которого ты встретила на быке и с которым побраталась, был я. Я - дух долины. Я знаю твое желание. Вот тебе мешочек с рисом,- одного зерна довольно, чтобы самый большой котел наполнился рисом. И сколько бы ты ни брала из этого мешочка рису, он никогда не истощится!" Сказав это, старик исчез, а Дю-си проснулась. Около нее лежал маленький мешочек с рисом.

   Взяв мешочек, она пошла дальше,

   Долина кончилась, и Дю-си стала подниматься на перевал высокой горы. Там, на вершине перевала, рос прекрасный густой лес, посредине которого стоял шалаш. Молодой красивый дровосек сидел в шалаше перед огнем очага и кипятил воду в котле.

   - Что ты положишь в эту воду? - спросила Дю-си после приветствия, остановившись у входа в шалаш.

   - Я ничего не могу положить в эту воду,- ответил дровосек,- потому что у меня нет ни чумизы, ни рису.

   Тогда Дю-си вошла в шалаш, достала из мешочка одно зерно рису и бросила его в котел.

   Котел сейчас же наполнился до верха рисом, и дровосек с Дю-си вполне насытились этою пищею.

   После ужина дровосек сказал Дю-си:

   - Полюби меня, и будем мужем и женой.

   - Я не могу полюбить тебя,- отвечала ему Дю-си,- потому что люблю своего мужа, восьми-несчастного, но если хочешь, будь моим братом.

   Дровосек согласился, и они побратались.

   Вскоре после этого наступила ночь, и Дю-си крепко заснула. Она увидела во сне белого, как серебро, лицом и волосами старика, который сидел верхом на громадном тигре.

   - Дровосек, ужинавший с тобою в шалаше, был я. Я - дух гор. Я знаю твое желание: вот возьми этот кусок золота, и сколько бы ты ни отрубала от него, золото у тебя никогда не будет уменьшаться!

   Старик исчез, а Дю-си проснулась. Не было больше дровосека, ни шалаша, а около нее лежал кусок золота.

   - Теперь я знаю, что мне делать,- сказала Дю-си, вставая,- я выстрою на этом месте целый город! Ко мне будут приходить со всех сторон все голодные и все те, кому нужны деньги, и в числе их я найду и своего восьми-несчастного.

   Так и сделала Дю-си. К ней приходили все нищие, все голодные или нуждающиеся в деньгах. Ожидания ее исполнились,- однажды пришел к ней ее муж Пхар-ке-боги.

   Когда увидела его Дю-си, она бросилась к нему и упрекала его, что он ее покинул. Пхар-ке-боги, узнав Дю-си, был, конечно, тоже счастлив. Дю-си взяла с него клятву в том, что он не покинет ее и не уйдет от нее больше. После этого они зажили очень счастливо, кормя и поя всех приходящих к ним нищих.

   Однажды у Дю-си вышли все деньги, и за ними необходимо надо было ехать в другой город, чтобы разменять золото на деньги.

   Дю-си дала свой кусок золота мужу и просила его, чтобы он нарубил побольше кусков и обменял их на деньги, чтобы не ездить часто в город и не разлучаться.

   Пхар-ке-боги навьючил осла золотом и отправился с ним в город.

   По дороге необходимо было переехать ручей, а так как Ниноран-дуи был восьми-несчастный, то и случилось, что как раз в это время пошел сильный дождь, превративший малый ручеек в громадную реку, в которой и потонул при переправе осел вместе с золотом.

   - Нет! - вскричал в отчаянии несчастный,- так не может дольше продолжаться: слишком много уже несчастий я приношу собой этой женщине! Или я спасу, ее золото, или погибну и сам вместе с ним!

   Он бросился в воду и утонул. Дю-си долго ждала Ниноран-дуи и, наконец, не вытерпев, пошла сама его отыскивать.

   Когда она подошла к ручью, вода в нем спала, и это был опять маленький ручеек. На берегу она увидала и лежащее золото и мертвого Ниноран-дуи. Ничто больше не могло утешить Дю-си. Она шла и плакала. Она плакала о своем дорогом восьми-несчастном и о всех несчастных и всех восьми-несчастных. Когда силы ее оставили, она села и так умерла плача, а от ее слез в этом месте протек ручей, который и называется "ручей слез". Один купец ехал в город по делам, сбился с дороги и попал как раз в то место, где лежала мертвая Дю-си. Увидав женщину, он, по обычаю своей страны, в знак уважения, слез с лошади и прошел мимо нее пешком. Проходя, он заметил, что женщина неподвижна, а подойдя ближе и убедившись, что она мертвая, вырыл могилу и похоронил ее. Вскоре затем он нашел опять свою дорогу, благополучно приехал в город и удачно кончил все свои дела. Приписывая удачу встрече с похороненной им женщиною, он на обратном пути снова заехал на ее могилу и, по обычаю своей родины, помянул ее. После этого он, по приезде домой, рассказал домашним и знакомым о случившемся с ним происшествии и своей удаче в делах. Другие купцы, его товарищи, ездившие в город по делам торговым, тоже посетили могилу Дю-си и помянули ее. И их постигла удача. Купцы из других местностей, узнав об этом, также завертывали на могилу Дю-си и тоже получали удачу в своих делах.

   Однажды какой-то несчастный случайно попал на могилу Дю-си. Он горько плакал о своем горе и так и заснул на могиле. Во сне ему явилась прекрасная молодая женщина, вся в белом, и плакала вместе с ним, и, утешая его, говорила:

   - Напейся из этого ручья,- вода в нем чистая, потому что источник его - слезы за несчастных. Когда ты напьешься, уменьшится твое горе, потому что ты полюбишь всех других несчастных, как любила их та, слезы которой образовали этот ручей!

   Стали ходить на могилу Дю-си другие несчастные, и слава о могиле Дю-си росла все больше и больше.

   Согласно законам страны был поставлен на ее могиле памятник с надписью: "Добродетельной женщине".

   А слава все растет и растет и будет расти, потому что та, которая спит в этой могиле, любила несчастных, а их все больше и больше на свете.

  

  

   Во время царствования династии Цумуан жил близ реки Туманган в городе Ауди восьмидесятилетний старик Кантхеган.

   Он был предсказатель и знал, что прожил только половину своей жизни. Он был очень учен, хотя занимался всегда сельским хозяйством. Но когда ему минуло восемьдесят лет, он бросил все дела и только занимался тем, что с удочкой в руках ходил на реку и удил рыбу, но, так как на удочку он не клал никакой приманки, рыба не ловилась. Так продолжалось три года.

   - Ты выживший из ума старик, и я не хочу с тобой жить. Давай мне развод.

   Кантхеган согласился и дал жене развод.

   Но потом произошло вот что:

   Царь, узнав, что какой-то старик уже три года ловит рыбу без приманки, заинтересовался им и призвал его к себе.

   - Зачем ты три года ловишь рыбу без приманки?

   - Потому что я знал, что ты призовешь меня.

   Царь разговорился с ним, узнал его ученость, мудрый ум и сделал его первым министром.

   Тогда бывшая жена его пришла к нему и стала просить, чтобы он опять взял ее к себе.

   - Нет,- ответил Кантхеган,- друга для хороших дней я всегда найду, а в мои трудные дни ты не была мне другом. Но так и быть, я для тебя кое-что сделаю.

   И он приказал сложить возле дороги кучу камней с надписью: "Прохожий, вспомни о моей жене, скажи - дрянная женщина - и плюнь".

   С тех пор кореец, проходя мимо такой кучи, всегда плюет и говорит:

   - От дрянной женщины.

   Впрочем, женщины корейские не верят этой легенде, и кучи камней, которых очень много по дорогам, объясняют тем, что камень этот корейцы стаскивают со своих каменистых полей, а чтобы им веселее было таскать, они и тешат себя всякими глупостями.

  

  

   Жил в Корее художник Ким-тон-чуни.

   Он был знаменит, но мечтал о большем.

   Однажды приснился ему восьмидесятилетний белый старик и сказал ему:

   - Есть небесная река. Она нежнее неба и светлее земной самой чистой воды. Чтобы видеть ее течение, надо все ночи проникать в небо, и цвет, который начинается за тем местом, где падает красноватый отблеск Ориона, и есть цвет той реки. Срисуй ее, и такая картина даст счастье всей Корее. Но она будет тебе стоить жизни.

   Проснувшись, Ким с нетерпением ждал ночи и искал цвет небесной реки.

   Сперва он ничего не мог разобрать. Небо было то темное, и тогда оно было синее и только около звезд, крупных, как капли росы, оно словно бледнело и таяло. То всплывала луна, обвитая нежным сиянием Ориона, и в блеске луны меркли звезды и бледнело небо.

   Но все это было не то, пока после долгого напряжения не уловил Ким иных, словно движущихся частичек неба.

   И он изощрил свое зрение до того, что мог видеть в небе то, чего никто из смертных не видел еще.

   И когда так неподвижно сидел Ким, говорили, что душа его отделялась от его тела и уходила гулять на небо.

   Тихо подвигалась работа Кима.

   Месяцы, годы проходили.

   Однажды сидел так Ким, смотря в небо, и оставалось последний блеск уловить, как вдруг перестал он видеть и небо и все окружающее.

   Ким ослеп, и когда утром пришли к нему, то нашли его уже мертвым.

   А картину его отнесли к императору, и тот созвал ученых и спросил:

   - Что это значит?

   Ученые долго совещались и ответили императору:

   - Это ничего не значит.

   И картину бросили в архив.

   Но один китайский мудрец сказал богдыхану:

   - В Корее знаменитый художник Ким нарисовал картину: ее непременно за какие бы то ни было деньги надо купить.

   Богдыхан послал в Сеул, и, когда корейский император узнал, зачем послы приехали, он отдал им картину за тысячу кеш (два рубля).

   Со взятками корейским министрам. она обошлась в тридцать тысяч кеш (шестьдесят рублей).

   - На что вам эта дрянь? - спросили корейские министры, пряча деньги в свои широкие карманы.

   - На что? А дайте-ка сюда удочку.

   И когда удочку поднесли к картине, из нее выскочила живая рыбка.

   - Видели? - спросили китайцы.- Вы продали счастье вашей страны.

   И с тех пор Китай стал богатеть, а Корея пошла книзу и дошла до той нищеты, в которой теперь находится.

  

  

   Жил-был на свете бедный юноша, по имени Пак. У него не было ни отца, ни матери, ни родных. Жил он тем, что срезал серпом высокую болотную траву, растущую у озера, и продавал ее на топливо. Он давал траву, а ему давали немного чумизы. Однажды, когда Пак срезал траву, выбежал к нему из чащи олень и сказал человеческим голосом:

   - Спрячь меня, Пак,- за мной гонится охотник!

   - Куда я тебя спрячу? - сказал Пак.

   - Спрячь меня в этом стоге травы, который ты накосил.

   Пак спрятал оленя, прикрыв его и его рога травою. Скоро сюда прибежал и охотник и грозно спросил Пака:

   - Где олень?

   Пак его нисколько не испугался и в свою очередь спросил охотника:

   - Олень, что такое олень?

   Охотник не стал больше и разговаривать с человеком, который никогда не видел и не знает, что такое олень, а побежал дальше.

   - Ну, спасибо тебе,- сказал олень,- постараюсь и я тебе услужить! Тебе минуло сегодня как раз шестнадцать лет, ты совершеннолетний, а потому пора подумать и о женитьбе. Кстати, сегодня же в это озеро, всегда раз в год, спускаются восемь небожительниц, чтобы купаться в нем. Укройся в кусты и смотри, какая тебе больше всех понравится,- той юбку возьми и спрячь и, помни, не отдавай ей юбку назад, несмотря на все ее просьбы, раньше того, как у вас будут трое детей! Помни еще одно: если я тебе зачем-нибудь понадоблюсь, только крикни меня, до трех раз: "Олень, зову тебя!"

   Сказав это, олень скрылся в лесу, а обрадованный Пак спрятался в кусты. И была пора, потому что, только он успел укрыться, как восемь прекрасных девушек, в белых одеждах, спускались к озеру. Спустившись, они разделись и стали купаться, играя между собой в прозрачных водах озера.

   Пак выбрал себе самую младшую и осторожно спрятал ее юбку. Сейчас же после этого одна из девушек тревожно сказала:

   - Как будто человек тут близко - лучше улетим отсюда!

   И все девушки сейчас же бросились к берегу, оделись и исчезли в облаках. Только восьмая осталась, нигде не находя свою юбку. Тогда показался из-за кустов Пак и сказал ей:

   - Юбку твою я взял, потому что я полюбил тебя и хочу, чтобы ты была моей женою, если ты согласна?

   Она была согласна, потому что Пак был тоже красив и нравился ей, но она попросила назад свою юбку. Пак не дал, и они стали мужем и женой.

   Когда пришла ночь, жена спросила у мужа:

   - А где же твой дом?

   - Мой дом? Вот мой дом,- и он показал на камыши, на озеро.- Крыша моя - голубое небо. Стены - эти горы, а ущелье это - мое окно.

   И Пак подвел ее к ущелью, в котором, как в панораме, все в ковровых уборах, уходили вдаль все горы Кореи.

   - Дом хорош,- сказала жена,- но, когда идет дождь, твоя крыша протекает?

   - Так,- ответил Пак,- но, когда он проходит, платье мое просыхает, и я греюсь у огня великого солнца!

   - Дом хорош,- повторила молодая жена,- но не совсем.

   Разговаривая таким образом, они заснули прямо на поляне, а на другой день Пак, счастливый, проснулся в большой, богатой фанзе. Он встал и вышел на двор и здесь увидел, что фанза его покрыта черепицей; большой двор с постройками; амбар, полный чумизой и рисом, а под навесом стоял огромный корейский бык и лениво жевал кукурузные зерна.

   - Это тебе мой свадебный подарок! - сказала жена и на всякий случай спросила: - Не отдашь ли мне теперь мою белую юбку?

   - Нет, нет, моя милая жена,- ответил он,- не отдам.

   И стали они жить весело и счастливо.

   Прошло несколько лет. У них уже было двое сыновей, когда однажды жена Пака опять попросила мужа возвратить ей юбку. И Пак согласился, рассуждая, что жена его любит и, наконец, куда же она уйдет теперь от своих детей? И он отдал ей ее юбку. Но, проснувшись на другой день, он увидал только свое озеро! Жена, дети, дом с постройками, всегда полный амбар с хлебом - все это исчезло, как сон. Огорченный Пак вскричал тогда:

   - Буду я после этого верить женщинам!

   Но это было, конечно, слабое утешение. К его счастью, он тут же вспомнил об олене и громко позвал его, три раза крикнув:

   - Олень, зову тебя!

   Олень немедля явился перед ним и сказал:

   - Лучше было бы для тебя, Пак, если бы ты хорошенько помнил слова мои. Но, так и быть, я помогу тебе. Вот возьми эти три тыквенных зерна, посади их сейчас же, и завтра они вырастут до неба. По ним ты взберешься на небо при условии, если не будешь оглядываться вниз!

   Олень исчез, а три зерна на другой день действительно выросли до неба. И Пак полез на небо, но, позабыв опять приказания оленя, посмотрел вниз, и тыквы сразу исчезли, а Пак полетел на землю. Хорошо, что было еще невысоко и он не поломал себе рук и ног. Оставалось одно: опять позвать оленя. Олень явился и на этот раз сердито сказал:

   - Однако же ты, Пак, плохо слушаешь приказания! Даю тебе еще три таких же зерна, но помни, это последние, и больше ты меня не увидишь!

   Пак посадил опять три тыквенные зерна в землю, а наутро, когда тыквы-деревья опять выросли до неба, Пак полез и вниз больше не оглядывался, пока не добрался до неба.

   Взобравшись туда, Пак присел отдохнуть на голубую землю; невдалеке он увидал прекрасную фанзу с обширными пристройками, амбарами, с громадными садами, обнесенными забором. Отдохнув, Пак полез через забор в сад и, к великой радости, увидал там своих двух любимых сыновей. Дети, подбежав к нему, обрадовались, поздоровались и побежали к матери, весело крича ей:

   - Отец пришел, отец наш пришел!

   Мать не поверила и печально ответила им:

   - Как может ваш отец прийти с земли на небо?

   Но, увидав мужа, она обрадовалась и сказала:

   - Не сердись на меня, ты сам виноват, я любила и люблю тебя по-прежнему, но это была воля отца моего, чтобы я требовала свою юбку, ты же не должен был давать ее.

   В это время вышел из фанзы старик; это и был отец жены Пака.

   - Вот мой муж,- сказала дочь отцу и подвела мужа к своему отцу.

   Старик не очень обрадовался новому зятю.

   - Муж-то муж!- ворчал он,- вот он умудрился взобраться на небо; пусть-ка умудрится на землю слезть! Что говорить, ловкий парень! А все-таки дочь мою тебе не увести так просто отсюда назад, на землю. Должен ты будешь сперва угадать мои две да одну загадку моего старшего зятя, вот когда все мои молодцы вернутся с работы у Оконшанте {Начальник небесного сада. (Прим. Н. Г. Гарина-Михайловского.)}. А чтобы не терять времени, я начну тебя испытывать; вот я спрячусь, а ты отыщи меня.

   - Когда выйдешь во двор,- шепнула жена Паку,- увидишь петуха, который роется в навозной куче,- это и будет отец.

   Пак вышел на двор, увидел петуха и говорит ему:

   - Что вам за охота, тестюшка, рыться в навозе?

   Петух преобразился в отца жены и сказал:

   - Ну что ж, на этот раз угадал, как-то в другой раз угадаешь?

   - Теперь он будет черным жирным боровом, вот там, за этим амбаром,- прошептала жена Паку.

   Пак зашел за амбар и говорит черному борову:

   - Что вам за охота, тестюшка, свой собственный амбар подрывать?

   В то же мгновение боров превратился опять в тестя.

   - Хорошо, и на этот раз угадал ты. Как-то справишься со старшим моим зятем!

   Скоро пришли мужья и всех остальных семи дочерей старика, который и предложил старшему задать какую-нибудь загадку Паку.

   - А вот я пущу стрелу из лука,- сказал старший зять,- а он, Пак, пусть не дозволит ей упасть ни на небо, ни на землю...

   - Ничего, справимся,- шепнула жена мужу.

   И, как только старший зять выпустил стрелу, жена Пака в то же мгновение обратилась в кречета и подхватила стрелу. Старший зять, видя это, в свою очередь превратился в орла и пустился за кречетом. Видит кречет, что не спастись ему от орла, выпустил стрелу на землю, как раз в том месте, где в это время проходил сын одного предводителя дворянства.

   - Ну, все равно,- сказал старший зять, превратившийся опять в человека,-стрела моя упала на землю, и жены мы тебе не отдадим!

   - Скажи, что не на землю упала стрела, а попала в затылок сына предводителя дворянства,- шепнула жена Паку.

   - Ну, в таком случае,- сказал опять старший зять,- по уговору ты должен стрелу передать мне в руки, а потому иди на землю и принеси ее мне.

   - Проси у них лошадь,- шепнула жена.- Когда тебе будут давать красивых лошадей, ты проси маленькую, мохнатую, горбатую - уродца-лошадь; она стоит в заднем стойле.

   Так Пак и сделал, несмотря на все насмешки и остроты старика и зятьев, что его выбор пал на такого урода-коня, никому ненужного. А конь-то этот и был конь удивительный: как только Пак сел на него, сейчас же конь спустился легко и спокойно с неба, прямо к дому предводителя дворянства. Там, по случаю смерти сына, все были в глубоком трауре и громко плакали.

   - В чем дело? - спросил плачущих Пак.

   - Да вот был у нас сынок живой, веселый и здоровый, а вот только что перед тобой упал и лежит мертвый!

   Никто из родных не заметил стрелы, потому что она была очень тонка и вся ушла в тело молодого дворянина.

   - Ну хорошо,- сказал Пак,- ваш сын не умер, я оживлю его, но для этого уйдите все и оставьте меня одного с ним.

   Оставшись, он осторожно вытащил тонкую стрелу, и покойник тотчас же ожил. Поднялась в доме радость и веселье. Пак хотел в тот же день уехать назад на небо, но обрадованные родители не отпускали такого дорогого гостя и три дня пировали с ним. На четвертый день Пак сказал, что ему необходимо ехать; распрощавшись с гостеприимными хозяевами, сел на своего мохнатого коня-уродца и скрылся в облаках.

   - Ну, вот твоя стрела,- сказал он старшему зятю.

   Делать было нечего, надо было покориться уговору и отпустить Пака с женою на землю. Но все родные стали уговаривать Пака остаться здесь, жить на небе.

   - Что тебе делать на земле? - говорили они.- Ни родных, ни друзей у тебя нет там. А здесь, коли останешься с нами, мы пристроим тебя на службу к Оконшанте, и будешь доволен.

   Подумал Пак, посоветовался с женою, и порешили они остаться навсегда жить на небе.

   В ожидании места Пак ездил пока с женою, которая была на службе у Оконшанте. Они ездили на драконе, и жена его из мраморного флакончика выливала дождь, где он нужен был на земле. Когда они летели над Кореей, Пак, показывая, говорил жене:

   - Вот Корея! Это Сеул, а это провинция Пиандо, а вот, смотри, и наше милое озеро! Как оно высохло с тех пор: налей же побольше воды в него из флакона!

   Жена исполняла его просьбу, но он просил ее не скупиться. Она лила еще, но Паку все было мало; он отнимал у нее флакон, пока, шутя и играя так, однажды они уронили флакон. Он упал в жерло вулкана, который и потух от того, а в его кратере образовалось озеро Великого Дракона, из которого и потекли с тех пор три реки: Амнока, Туманган и Сунгари. Великий Оконшанте не прогневался на свою любимицу - жену Пака, но он отстранил ее от дела и не дал никакой службы ее мужу.

   Он сказал:

   - У них довольно и без того дела.

   А дело их было - любить друг друга.

   Так и до сих пор живут Пак и жена его на небе.

  

  

   Один человек выкрал себе жену, и ушел он с ней на Амноку рыбачить. И жили на Амноке. Пока муж был здоров, все шло хорошо, потому что они любили друг друга. Другой раз нет рыбы,- ну, покрепче прижмутся друг к другу, чтобы меньше есть хотелось, и уснут. Но простудился раз муж на реке и свалился. Тогда плохо пришлось им: нет рыбы, нет чумизы, нет денег знахаря позвать. Лежит муж и говорит:

   - Если б мне теперь рыбки съесть, я бы выздоровел, а без рыбы умру.

   Ничего ему не ответила жена и ушла на реку.

   Сидела, сидела - нет рыбы.

   Тогда она взяла нож, вырезала из своей ноги длинный кусок мяса, пришла домой, изжарила и подала мужу.

   - Я никогда не ел такой вкусной рыбы,- сказал муж,- как ты поймала ее?

   - Я сидела на берегу и просила небо и морского царя, и рыба выскочила из воды ко мне на берег.

   - Ах,- сказал муж,- я уже наполовину ожил, еще бы одну такую рыбку, и совсем бы я выздоровел. Не попросишь ли ты еще одну?

   - Попробую,- сказала жена и опять пошла и вырезала себе кусок мяса из второй ноги.

   Муж съел и сказал:

   - Ну теперь я совсем здоров: никогда я не ел такой вкусной рыбы.

   Муж выздоровел, а жена его день ото дня таяла. Муж никак не мог понять, в чем дело, когда однажды увидел у спавшей жены кровь на ногах, посмотрел и увидел страшные раны. Тогда он понял, откуда жена доставала ему рыбу, и от горя болезнь опять возвратилась к нему, и через три дня он умер.

   Собрав последние силы, жена продала все, похоронила мужа и осталась одна во всем свете на помеху всем.

   Она пошла к реке и бросилась в нее.

   Но она не утонула: с неба спустилась в воду радуга, по ней сошел муж ее, подал руку, и оба они, уже здоровые и счастливые, ушли в небо, к великому Оконшанте.

   После того в той округе, где жила утопленница, три года был голод, пока один предсказатель не сказал, проходя, жителям:

   - Вы до тех пор не избавитесь от голода, пока не поставите в честь утонувшей установленного для добродетельных женщин памятника.

   Тогда жители обратились через губернатора к императору и, получив от него разрешение и грамоту, воздвигли установленный по закону памятник в честь добродетельной жены.

   С тех пор округа не знает голода, и старик, показывая ребенку на стоящий у горы памятник, говорит: