Бласко-Ибаньес Висенте - Рассказы

нственное, что подтверждало славу капитана Льовета - мрачную легенду, связанную съ его именемъ - были его сѣрые глаза, глядѣвш³е властно и проницательно и свидѣтельствовавш³е о томъ, что этотъ человѣкъ привыкъ повелѣвать.

   Онъ провелъ всю свою жизнь въ борьбѣ съ англ³йскимъ королевскимъ флотомъ, проскальзывая мимо преслѣдовавшихъ его крейсеровъ на своей знаменитой бригантинѣ, нагруженной чернымъ живымъ трваромъ, который онъ перевозилъ съ береговъ Гвинеи на Антильск³е острова. Онъ былъ такъ смѣлъ и невозмутимо хладнокровенъ, что экипажъ ни разу не замѣтилъ въ немъ ни малѣйшаго страха или колебан³я.

   О немъ разсказывали всевозможные ужасы. Онъ не разъ выкидывалъ за бортъ весь грузъ негровъ, чтобы освободиться отъ преслѣдовавшихъ его крейсеровъ. Акулы подплывали стадами, волнуя море ударами своихъ сильныхъ хвостовъ, покрывая поверхность воды огромными пятнами крови и дѣля между собою зубами невольниковъ, которые въ отчаян³и взмахивали руками надъ водою. Капитанъ одинъ сдерживалъ взбунтовавш³йся экипажъ, расправляясь съ нимъ палками и топоромъ. Иногда, во время вспышекъ слѣпого гнѣва, онъ бѣгалъ по палубѣ, какъ дикое животное. Ходили даже толки объ одной женщинѣ, которая сопровождала его всегда въ пути и была сброшена съ мостика взбѣсившимся капитаномъ въ море послѣ одной ссоры изъ ревности. И на ряду съ этимъ у капитана бывали неожиданные порывы великодуш³я, и онъ щедро помогалъ семействамъ своихъ моряковъ. Въ порывѣ гнѣва онъ былъ способенъ убить подчиненнаго, но зато, когда кто-нибудь падалъ въ море, онъ бросался въ воду и спасалъ погибающаго, не страшась ни моря, ни хищныхъ рыбъ. Онъ выходилъ изъ себя отъ бѣшенства, когда торговцы неграми обманывали его на нѣсколько песетъ, и тратилъ въ ту же ночь три-четыре тысячи дуро на одну изъ тѣхъ дикихъ орг³й, которыми онъ прославился въ Гаванѣ. "Онъ сперва дерется, а потомъ разговариваетъ", говорили про него моряки, вспоминая, какъ онъ заподозрѣлъ разъ въ открытомъ морѣ заговоръ противъ него со стороны помощника и разможжилъ ему черепъ выстрѣломъ изъ револьвера. Но помимо всего этого, капитанъ былъ очень интереснымъ человѣкомъ, несмотря на свое мрачное лицо и жесток³е глаза. Въ Кабаньалѣ на берегу моря люди смѣялись надъ его продѣлками, собираясь поболтать въ тѣни около лодокъ. Однажды онъ пригласилъ къ себѣ на судно африканскаго короля, продававшаго ему невольниковъ и, видя, что Его черное Величество со своими придворными напились пьяны, поступилъ, какъ торговецъ неграми у Мериме, а именно поднялъ паруса и продалъ ихъ въ рабство. Въ другой разъ, удирая отъ преслѣдовавшаго его британскаго крейсера, капитанъ преобразилъ свое судно въ одну ночь, перекрасивъ его въ другой цвѣтъ и измѣнивъ оснастку. У англ³йскихъ капитановъ было много данныхъ для опознан³я судна смѣлаго работорговца, но тутъ они были введены въ полное заблужден³е. Капитанъ Льоветъ, говорили на берегу, былъ морскимъ хитано и обходился со своимъ судномъ, какъ съ осломъ на ярмаркѣ, подвергая его чудеснымъ преобразован³ямъ.

   Торговцы на Кубѣ прозвали его за жестокость и великодуш³е, расточительность своей собственной и чужой крови, требовательность въ дѣлахъ и драчливость ради удовольств³я, В_е_л_и_к_о_л_ѣ_п_н_ы_м_ъ к_а_п_и_т_а_н_о_м_ъ, и это прозвище такъ и осталось за нимъ и повторялось нѣсколькими уцѣлѣвшими матросами изъ его экипажа, которые съ трудомъ волочили по берегу ноги отъ ревматизма, кашляя и сгорбившись.

   Разорившись безъ малаго на коммерческихъ предпр³ят³яхъ, онъ оставилъ дѣла и поселился въ своемъ домикѣ въ Кабаньалѣ, глядя, какъ жизнь проходитъ мимо его дверей и находя развлечен³е лишь въ томъ, чтобы ругаться, какъ извозчикъ, когда ревматизмъ не позволялъ ему подняться съ мѣста. Нѣсколько дряхлыхъ стариковъ изъ числа тѣхъ матросовъ, что служили въ прежн³я времена въ его экипажѣ и получали отъ него здоровое угощенье палкою, приходили иногда посидѣть рядомъ съ нимъ на панели, подъ вл³ян³емъ смѣшаннаго чувства уважен³я и восторга; и они разговаривали вмѣстѣ, съ нѣкоторою грустью, о б_о_л_ь_ш_о_й у_л_и_ц_ѣ, какъ капитанъ называлъ Атлантическ³й океанъ, считая, сколько разъ они переходили съ одного троттуара на другой - изъ Африки въ Америку - страдая отъ бурь и обманывая м_о_р_с_к_и_х_ъ ж_а_н_д_а_р_м_о_в_ъ. Лѣтомъ, въ тѣ дни, когда ревматическ³я боли не изводили ихъ, и ноги могли двигаться, они выходили на берегъ, и капитанъ оживлялся при видѣ моря и изливалъ свою двойную ненависть. Онъ ненавидѣлъ Англ³ю, такъ какъ не разъ слышалъ вблизи свистъ ея пушечныхъ ядеръ, и ненавидѣлъ пароходство, видя въ немъ морское святотатство. Столбики дыма, скользивш³е по горизонту, были похоронами паруснаго мореплаван³я. На морѣ не осталось настоящихъ моряковъ; оно принадлежало теперь кочегарамъ.

   Въ бурные зимн³е дни капитана постоянно видѣли на берегу, гдѣ онъ поводилъ носомъ, чуя бурю, какъ будто находился еще на палубѣ и готовился встрѣтить ее достойнымъ образомъ.

   Въ одно дождливое утро, увидавъ, что народъ бѣжитъ къ морю, онъ тоже отправился на берегъ, отвѣчая сердитымъ ворчаньемъ семьѣ, пытавшейся удержать его дома. Среди черныхъ лодокъ, врѣзавшихся въ песокъ на берегу, выдѣлялись на фонѣ свинцоваго, пѣнистаго моря группы людей въ синихъ блузахъ и развѣвающихся отъ вѣтра юбкахъ. Вдали на туманномъ горизонтѣ мчались, точно испуганныя овцы, рыбацк³я лодки съ почти спущенными и почернѣвшими отъ воды парусами, выдерживая отчаянную борьбу съ волнами и обнажая киль при каждомъ прыжкѣ передъ тѣмъ, какъ войти въ портъ, обогнувъ группу красныхъ скалъ, отполированныхъ водою, среди которыхъ шипѣла желтая пѣна - желчь разъяреннаго моря.

   Одна лодка безъ мачты перебрасывалась съ волны на волну, какъ мячикъ, по направлен³ю къ опасному мѣсту. Народъ кричалъ на берегу, видя лежащ³й на палубѣ экипажъ, подавленный близостью смерти. Въ толпѣ шли разговоры о томъ, чтобы выйти на лодкѣ изъ порта навстрѣчу этимъ несчастнымъ, бросить имъ канатъ и притащить на буксирѣ къ берегу; но даже самые смѣлые люди не рѣшались привести этотъ планъ въ исполнен³е, глядя, какъ бушуетъ море, наполняя все водное пространство жидкою пылью. Всякая лодка, вышедшая изъ порта, погибла бы, прежде чѣмъ гребцы успѣли бы взмахнуть одинъ разъ веслами.

   - Эй, кто за мною? Надо спасти этихъ несчастныхъ!

   Это былъ грубый и властный голосъ капитана Льовета. Онъ гордо стоялъ на отекшихъ ногахъ, со сверкающимъ и смѣлымъ взглядомъ, и руки его дрожали отъ гнѣва, вызваннаго въ немъ опасностью. Женщины глядѣли на него съ изумлен³емъ. Мужчины разступались, образуя вокругъ него широк³й кругь, а онъ безбожно ругался, размахивая руками, точно собирался наброситься съ кулаками на всѣхъ окружающихъ. Молчан³е этихъ людей возмущало его, какъ будто онъ стоялъ передъ непокорнымъ экипажемъ.

   - Съ какихъ это поръ капитанъ Льоветъ не находитъ въ своемъ городѣ людей, которые вышли бы за нимъ въ море?

   Онъ произнесъ эти слова, какъ тиранъ, который видитъ, что ему не повинуются, или какъ Богъ, отъ котораго отворачиваются и бѣгутъ вѣрующ³е. Онъ говорилъ по испански, а не на мѣстномъ д³алектѣ, что служило также выражен³емъ его слѣпого гнѣва.

   - Здѣсь, капитанъ,- крикнуло разомъ нѣсколько дрожащихъ голосовъ. И протолкавшись въ толпѣ, въ кругу появилось пять стариковъ, пять скелетовъ, изсушеныхъ бурями и непогодою,- прежнихъ матросовъ изъ экипажа капитана Льовета, связанныхъ съ нимъ пережитками чувства подчинен³я и любви, созданной совмѣстнымъ сопротивлен³емъ опасности въ морѣ. Одни изъ нихъ вышли, волоча ноги, друг³е - подпрыгивая, какъ птицы; у нѣкоторыхъ глаза были широко раскрыты, и зрачки глядѣли тускло отъ старческой слѣпоты, и всѣ они дрожали отъ холода, несмотря на то, что были одѣты въ шерстяныя куртки, а шапки были надвинуты на двойные платки, обмотанные вокругъ висковъ. Это старая гвард³я спѣшила умереть вмѣстѣ со своимъ кумиромъ. Изъ топпы выбѣгали женщины и дѣти и бросались къ старикамъ, удерживая ихъ.- Дѣдушка!- кричали внуки.- Отецъ!- стонали молодыя женщины. А смѣлые старички оживились, точно умирающ³я лошади при звукахъ военной музыки, оттолкнули руки, хватавш³я ихъ за шею и ноги, и крикнули въ отвѣтъ на вопросъ своего командира:- Здѣсь, капитанъ.

   Морск³е волки со своимъ кумиромъ во главѣ проложили себѣ путь въ толпѣ, чтобы спустить на воду одну изъ лодокъ. Они раскраснѣлись и обезсилѣли отъ напряжен³я; шеи ихъ вздулись отъ гнѣва, и всѣ усил³я привели лишь къ тому, что лодка сдвинулась къ морю на нѣсколько шаговъ. Разозлившись на свою дряхлость, они попытались сдѣлать еще одно усил³е, но толпа воспротивилась ихъ сумасшеств³ю, напала на нихъ, и старики исчезли, растащенные родными въ разныя стороны.

   - Оставьте меня, трусы! Я убью каждаго, кто дотронется до меня!- зарычалъ капитанъ Льоветъ.

   Но народъ, обожавш³й капитана, въ первый разъ проявилъ насил³е надъ нимъ. Его схватили, какъ сумасшедшаго, не слушая его мольбы и оставаясь равнодушными къ его проклят³ямъ и ругательствамъ.

   Погибавшая лодка, лишенная всякой помощи, мчалась навстрѣчу смерти, подбрасываемая волнами. Она была уже близка къ скаламъ, она должна была сейчасъ разбиться среди вихря пѣны. И этотъ человѣкъ, который относился всегда съ полнѣйшимъ презрѣн³емъ къ жизни себѣ подобныхъ, кормилъ акулъ цѣлыми племенами негровъ и пользовался страшною, зловѣщею репутац³ею, бѣшено вырывался теперь изъ дюжихъ, державшихъ его рукъ, проклиная людей, не позволявшихъ ему рискнуть жизнью для спасен³я этихъ чужихъ людей, пока силы не оставили его, и онъ не разрыдался, какъ ребенокъ.

  

  

  

   Если вся Валенс³я изнывала въ августѣ отъ жары, то пекари подавно задыхались у печи, гдѣ было жарко, точно на пожарѣ.

   Голые, прикрытые лишь ради прилич³я бѣлымъ передникомъ, они работали при открытыхъ окнахъ; но даже при этихъ услов³яхъ ихъ распаленная кожа таяла, казалось, обращаясь въ потъ, который падалъ по каплямъ въ тѣсто, и библейское проклят³е исполнялось на половину, такъ какъ покупатели ѣли хлѣбъ, смоченный, если не своимъ, то чужимъ потомъ.

   Когда открывалась желѣзная дверца у печи, пламя окрашивало стѣны въ красный цвѣтъ, a отражен³е его скользило по доскамъ съ тѣстомъ и тоже окрашивало бѣлые передники и запыленныя мукою и блестѣвш³я отъ пота атлетическ³я груди и мускулистыя руки, придававш³я пекарямъ что-то женственное.

   Лопаты вдвигались и вытаскивались изъ печи, оставляя на раскаленныхъ кирпичахъ куски тѣста или вынимая пропеченные хлѣбы съ румяною коркою, распространявш³е пр³ятный запахъ жизни. А въ это время пять пекарей, склонившихся надъ большими столами, мѣсили тѣсто, мяли его, какъ отжимаютъ мокрое бѣлье, и разрѣзали на части. Все это они дѣлали, не поднимая головы, разговаривая ослабѣвшимъ отъ усталости голосомъ и напѣвая тих³я и заунывныя пѣсни, которыя часто не допѣвались ими до конца.

   Вдали слышались голоса sereno {Sereno - ночной сторожъ.}, выкрикавшихъ часы, и крики ихъ рѣзко звучали въ духотѣ и тишинѣ лѣтней ночи. Публика, возвращавшаяся изь кафе и изъ театра, останавливалась передъ рѣшетками оконъ пекарни, чтобы поглядѣть на голыхъ пекарей, работающихъ въ душной берлогѣ. Фигуры ихъ были видны только отъ пояса и напоминали, на фонѣ пламени въ печи, души грѣшниковъ на картинѣ, изображающей Чистилище. Но раскаленный воздухъ, сильный запахъ хлѣба и вонюч³й потъ пекарей живо отгоняли любопытныхъ отъ рѣшетокъ, и въ пекарнѣ возстановлялось прежнее спокойств³е.

   Наибольшимъ авторитетомъ пользовался среди пекарей Косоглазый Тоно, здоровенный парень, славивш³йся своимъ сквернымъ характеромъ и грубымъ нахальствомъ, хотя надо сказать, что люди этой професс³и вообще не отличаются воспитанностью!

   Онъ выпивалъ, но ни руки, ни ноги его не дрожали отъ вина; даже наоборотъ вино вызывало въ немъ такую драчливость, точно весь м³ръ былъ тѣстомъ, какъ то, которое онъ мѣсилъ въ пекарнѣ. Въ трактирахъ, въ окрестностяхъ города, мирные посѣтители дрожали, точно при приближен³и бури, когда вдали появлялся Тоно во главѣ куадрильи пекарей, съ одобрен³емъ встрѣчавшихъ всѣ его остроты. Это былъ настоящ³й мужчина. Онъ ежедневно колотилъ жену и не давалъ ей почти ни гроша изъ заработка, и дѣти его, босыя и голодныя, съ жадностью набрасывались на остатки ужина, который онъ бралъ съ собою въ корзинѣ каждый вечеръ въ пекарню. А если не считать этого, то онъ былъ добрый малый, который прокучивалъ деньги съ товарищами, чтобы имѣть право мучить ихъ своими грубыми шутками.

   Хозяинъ пекарни относился къ нему съ нѣкоторымъ уважен³емъ, какъ будто побаивался его, а товарищи по професс³и, бѣдные малые, обремененные семьею, избѣгали всякихъ недоразумѣн³й съ нимъ и терпѣли его грубости съ покорною улыбкою.

   У Тоно была своя жертва въ пекарнѣ - бѣдный М_е_н_у_т_ъ {Меnut (menudo) - маленьк³й, худой, тщедушный.}, молодой, тщедушный работникъ, недавно вышедш³й изъ учен³я. Товарищи смѣялись надъ нимъ за непомѣрное усерд³е въ работѣ, которымъ онъ надѣялся заслужить повышен³е заработной платы, чтобы жениться.

   Бѣдный М_е_н_у_т_ъ! Всѣ товарищи, отличавш³еся инстинктивною льстивостью трусовъ, приходили въ восторгъ отъ остротъ и насмѣшекъ, которыя Тоно позволялъ себѣ по его адресу. Одѣваясь по окончан³и работы, М_е_н_у_т_ъ находилъ въ карманахъ платья разныя вонюч³я вещества; часто получалъ онъ отъ Тоно въ лицо комки тѣста, а, когда тотъ проходилъ мимо него, то неизмѣнно хлопалъ его по согнувшемуся спинному хребету своею тяжелою лапою съ такою силою, что здан³е могло бы, кажется, рухнуть отъ сотрясен³я.

   М_е_н_у_т_ъ покорно молчалъ. Онъ былъ такъ слабъ передъ кулаками этого животнаго, забавлявшагося имъ.

   Однажды въ воскресенье вечеромъ Тоно явился въ пекарню въ очень веселомъ настроен³и. Онъ побывалъ днемъ въ трактирѣ на берегу; глаза его были налиты кровью, а изо рта сильно пахло виномъ.

   Онъ принесъ крупную новость. Онъ видѣлъ въ трактирѣ М_е_н_у_т_а съ невѣстою - рослою дѣвкою. Этотъ чахоточный червякъ сумѣлъ прекрасно выбрать себѣ невѣсту; у него, видно, губа не дура.

   И Тоно сталъ описывать бѣдную дѣвушку, среди хохота товарищей, съ такими подробностями, точно онъ раздѣвалъ ее взглядомъ.

   М_е_н_у_т_ъ не поднималъ головы надъ работою, но былъ блѣденъ, какъ будто трактирная закуска лежала въ его желудкѣ тяжелымъ камнемъ. Онъ тоже былъ въ эту ночь не такой, какъ въ друг³е дни; отъ него тоже пахло виномъ, и глаза его нѣсколько разъ отрывались отъ тѣста и встрѣчались съ косымъ и хитрымъ взглядомъ тирана. О немъ самомъ Тоно могъ говорить все, что угодно. Онъ привыкъ къ его насмѣшкамъ. Но говорить такъ о его невѣстѣ?.. Боже мой!..

   Работа подвигалась въ эту ночь медленно и съ трудомъ. Часы проходили, а отяжелѣвш³я и уставш³я отъ попойки руки не могли справиться съ тѣстомъ.

   Духота усиливалась. Пекарей окутывала атмосфера раздражен³я, и Тоно, который былъ бѣшенѣе другихъ, началъ проклинать судьбу. Хоть бы весь этотъ хлѣбъ обратился въ ядъ! Они несли собач³й трудъ въ такой часъ, когда всѣ спятъ, чтобы имѣть возможность поѣсть на слѣдующ³й день нѣсколько кусочковъ этого противнаго тѣста. Ну ужъ и трудъ!

   И разозлившись окончательно при видѣ усердно работавшаго М_е_н_у_т_а, Тоно излилъ свое раздражен³е на него и снова заговорилъ о красотѣ его невѣсты.

   Ему слѣдовало жениться поскорѣе. Этимъ онъ оказалъ бы услугу товарищамъ. Самъ-то онъ былъ блаженный человѣкъ, никуда негодный, безъ всякихъ мужскихъ талантовъ, такъ товарищи... гм... здоровые парни, какъ Тоно, помогли бы ему.

   И не кончивъ фразы, Тоно выразительно подмигнулъ косыми глазами, вызвавъ грубый хохотъ товарищей. Но веселье продолжалось недолго. М_е_н_у_т_ъ отпустилъ крупное ругательство, и въто же время что-то огромное и тяжелое пролетѣло со свистомъ, точно пуля, надъ столомъ, залѣпивъ своею бѣлою массою лицо Тоно, который зашатался на мѣстѣ и ухватился за край стола, присѣвъ на одно колѣно.

   М_е_н_у_т_ъ, у котораго судорожно вздымалась впалая грудь, запалилъ въ него дрожащими руками, съ нервною силою, цѣлою кучею тѣста, и Тоно, ошеломленный ударомъ, не зналъ, какъ избавиться отъ этой клейкой и удушливой маски.

   Товарищи помогли ему. Ударъ разбилъ ему носъ въ кровь, и тонкая струйка окрашивала бѣлое тѣсто. Но Тоно не обращалъ на это вниман³я и вырывался изъ рукъ державшихъ его товарищей, требуя, чтобы его выпустили. Товарищи поняли его. Всѣ видѣли, что этотъ проклятый не собирался набрасываться на М_е_н_у_т_а, а старался попасть въ тотъ уголъ, гдѣ висѣло его платье, и достать, очевидно, знаменитый ножъ, столь хорошо знакомый посѣтителямъ окрестныхъ трактировъ.

   Даже работникъ, присматривавш³й за посаженными въ печь хлѣбами, далъ подгорѣть цѣлому ряду хлѣбовъ, оторвавшись, чтобы помочь товарищамъ; но никому не пришло въ голову удерживать оскорбителя, такъ какъ всѣ были увѣрены въ томъ, что несчастный не пойдетъ дальше одной вспышки гнѣва.

   Въ пекарню явился и хозяинъ, разбуженный криками и суматохою и прибѣжавш³й почти въ одномъ бѣльѣ.

   Всѣ снова принялись за работу, и кровь Тоно исчезла въ тѣстѣ, которое скоро стало подниматься.

   Тоно говорилъ добродушно, но отъ добродуш³я его морозъ пробиралъ по кожѣ. Пустяки, ничего не произошло. Просто шутка, какъ всегда. Мужчины не должны обращать вниман³я на такую ерунду. Извѣстное дѣлою.. мало ли что можетъ произойти между товарищами!

   И онъ продолжалъ работать съ большимъ усерд³емъ, не поднимая головы и желая кончить работу какъ можно скорѣе.

   М_е_н_у_т_ъ пристально глядѣлъ на всѣхъ и вызывающе пожималъ плечами, какъ-будто, избавившись разъ отъ робости, ему было трудно вернуть ее себѣ.

   Тоно одѣлся первый и вышелъ, напутствуемый добрыми совѣтами хозяина, на которые онъ отвѣчалъ, утвердительно кивая головою.

   Когда вышелъ черезъ полчаса М_е_н_у_т_ъ, товарищи проводили его до дому, наперерывъ предлагая ему свои услуги. Они брались заключить между ними миръ къ вечеру, а до тѣхъ поръ онъ долженъ былъ смирно сидѣть дома, во избѣжан³е опасной встрѣчи.

   Городъ пробужкался. Крыши заалѣли подъ первыми лучами солкца. Ночная полиц³я уходила послѣ смѣны, и на улицахъ были видны лишь крестьянки, нагруженныя тяжелыми корзинами съ товаромъ для рынка,

   Пекари разстались съ Менутомъ у двери его дома. Онъ посмотрѣлъ имъ вслѣдъ и постоялъ еще неподвижно, сунувъ ключъ въ замокъ, какъ-будто ему доставляло удовольств³е, что онъ - одинъ и долженъ разсчитывать лишь на свои силы. Наконецъ-то выказалъ онъ себя настоящимъ мужчиной. Теперь ужъ его не мучили тяжелыя сомнѣн³я, и онъ довольно улыбался, вспоминая, какъ здоровенный Тоно упалъ на колѣни, и изъ носу его полилась кровь. Подлецъ!.. Какъ смѣлъ онъ отзываться о его невѣстѣ такъ нахально³ Нѣтъ, они должны разсчитаться, какъ настоящ³е мужчины.

   Повернувъ ключъ въ замкѣ, онъ услышалъ, что его окликаетъ ктото.

   - М_е_н_у_т_ъ! М_е_н_у_т_ъ!

   И изъ за ближайшаго угла вышелъ Тоно. Такъ оно и лучше. Тотъ поджидалъ его. И несмотря на невольную дрожь, М_е_н_у_т_ъ почувствовалъ нѣкоторое удовлетворен³е. Его мучила мысль, что тотъ можетъ простить ему оскорблен³е, какъ-будто онъ былъ слабымъ, безотвѣтнымъ создан³емъ.

   Увидя вызывающее отношен³е Тоно, онъ насторожился, точно пѣтухъ, но оба сдержали свои порывы, такъ какъ мимо нихъ проходила съ мѣшками за спиною группа каменьщиковъ, шедшихъ на постройку.

   Они обмѣнялись тихимъ голосомъ нѣсколькими словами, точно добрые друзья, но слова ихъ рѣзали, какъ ножъ. Тоно явился, чтобы быстро покончить съ этимъ дѣломъ. Все ограничивалось тѣмъ, чтобы сказать другъ другу два-три слова въ уединенномъ мѣстѣ. И будучи великодушнымъ человѣкомъ, неспособнымъ скрывать цѣли этого свидан³я, онъ спросилъ у М_е_н_у_т_а:

   - Есть у тебя оруж³е?

   У него оруж³е? Онъ не принадлежалъ къ числу тѣхъ франтовъ, которые не разстаются съ навахою. Но наверху у него есть ножъ, принадлежавш³й прежде его отцу. Онъ сейчасъ сходитъ за нимъ; это дѣло одной минуты. И открывъ дверь, онъ бросился наверхъ по узкой лѣстницѣ и мигомъ исчезъ во второмъ этажѣ.

   Онъ вернулся черезъ нѣсколько минутъ блѣдный и взволнованный. Дома его встрѣтила мать, собиравшаяся идти въ церковь и на рынокъ. Бѣдная старушка удивилась его неожиданному выходу, и ему пришлось обмануть ее, наговоривъ всякой ерунды. Но теперь онъ готовъ. Когда Тоно пожелаетъ идти... маршъ въ путь дорогу!

   Они никакъ не могли найти пустынной улицы.

   Двери домовъ открывались, и на улицы вырывалась вонючая атмосфера ночи. Женщины подметали всюду троттуары, поднимая клубы пыли, танцовавшей въ косыхъ лучахъ краснаго солнца, которое выглядывало въ концѣ улицъ, точно въ брешахъ.

   Повсюду была полиц³я, глядѣвшая на нихъ мутными глазами, какъ-будто она еще не проснулась окончательно. Крестьяне вели за уздечку лошадей, запряженныхъ въ телѣги съ овощами, которыя наполняли улицы благоухан³емъ полей. Старухи въ мантильяхъ торопливо шли, точно ихъ подгонялъ звонъ колоколовъ въ сосѣднихъ церквахъ. Всѣ эти люди, конечно, подняли бы крикъ и поторопились бы растащить ихъ, если бы увидѣли ихъ "за дѣломъ". Какое безобраз³е! Неужели два приличныхъ человѣка не могутъ найти во всей Валеис³и мѣста, гдѣ бы спокойно подраться?

   Въ окрестностяхъ движен³е было не меньше. Свѣтлое, оживленное утро окружало двухъ полунощниковъ, какъ бы стыдя ихъ за скверное намѣрен³е.

   М_е_н_у_т_ъ слегка упалъ духомъ и даже сдѣлалъ попытку помириться. Онъ признавалъ себя виновнымъ въ неосторожности. Это произошло просто отъ непривычки къ вину. Но они должны были поступить, какъ настоящ³е мужчины, и поставить на происшедшемъ крестъ. Развѣ Тоно не было жалко жены и дѣтей, которыя могли остаться безъ главы семьи? A y него самого не выходила изъ головы старушка мать, проводившая его изъ дому тревожнымъ взглядомъ. Чѣмъ она будетъ жить, бѣдная, если лишится сына?

   Но Тоно не далъ ему докончить. Трусъ! Подлецъ! Это для такихъ-то разговоровъ бродили они по улицамъ? Разобью я тебѣ сейчасъ морду.

   М_е_н_у_т_ъ откинулся назадъ, чтобы избѣжать удара. У него тоже вспыхнуло желан³е тутъ-же накинуться на противника. Но онъ сдержалъ свой порывъ при видѣ медленно приближавшейся и подпрыгивавшей на колеѣ дороги тартаны со спящимъ кучеромъ.

   - Эй, кучеръ, остановись!

   И шумно открывъ дверцу, М_е_н_у_т_ъ пригласилъ Тоно войти. Тотъ отступилъ въ изумлен³и. У него не было ни гроша денегъ. И ради пущей выразительности, онъ прищелкнулъ пальцемъ.

   Но Менуту хотѣлось покончить съ этимъ дѣломъ поскорѣе.- Я уплачу.- И онъ даже помогъ своему врагу войти въ экипажъ, войдя вслѣдъ за нимъ и быстро спустивъ жалюзи у оконъ.

   - Ступай въ больницу!

   Кучеръ не сразу понялъ, и Менуту пришлося повторить адресъ. Затѣмъ ввиду просьбы М_е_н_у_т_а не торопиться, экипажъ медленно покатился по улицамъ города.

   Кучеръ слышалъ за собою шумъ, сдавленные крики, возню, точно сѣдоки смѣялись и щекотали другъ друга, и проклялъ свою собачью судьбу и скверно начавш³йся день. Очевидно, это были пьяные, которые провели ночь за городомъ и желали теперь, въ порывѣ плаксивой нѣжности, навѣстить какого-нибудь больного пр³ятеля, прежде чѣмъ идти спать. Нетрудно себѣ представить въ какой видъ они приведутъ сидѣнья экипажа!

   Тартана подвигалась медленно и лѣниво среди утренняго движен³я. Коровы обнюхивали колеса, однообразно позванивая колокольчиками; козы, испугавш³яся лошади, разступались, покачивая полнымъ выменемъ, кумушки съ половыми щетками поглядывали съ любопытствомъ на спущенныя въ тартанѣ жалюзи, и даже городовой насмѣшливо улыбнулся, подмигнувъ прохожимъ. Такъ рано, а уже по городу гуляетъ к_о_н_т_р_а_б_а_н_д_н_а_я л_ю_б_о_в_ь.

   Въѣхавъ во дворъ больницы, кучеръ соскочилъ съ козелъ и сталъ поглаживать лошадь, тщетно ожидая, чтобы пьяные вышли изъ экипажа.

   Но они не выходили. Тогда онъ подошелъ къ дверцѣ и увидѣлъ, что по желѣзной подножкѣ змѣится струйка крови.

   - Помогите, помогите!- закричалъ онъ, распахивая дверцу.

   Свѣтъ залилъ внутренность тартаны. Всюду была кровь. Одинъ человѣкъ лежалъ на полу, головою къ самой дверцѣ. Другой валялся на скамейкѣ съ бѣлымъ, какъ бумага, лицомъ; рука его сжимала ножъ.

   Больничный персоналъ прибѣжалъ на зовъ кучера и, выпачкавшись въ крови до локтей, вынулъ трупы изъ тартаны, которая покодила на телѣгу, ѣдущую съ бойни и нагруженную окровавленнымъ и изрѣзаннымъ мясомъ.