Бласко-Ибаньес Висенте - Рассказы

  

   Предислов³е В. М. Фриче

   Луна Бенаморъ

   Печальная весна

   Свистъ

   Мавританская месть

   Чудовище

   Праздничный пиръ Родера

   Желѣзнодорожный заяцъ

   Чудо Святого Антон³я

   Манекенъ

   Морск³е волки

   Въ пекарнѣ

  

   Луна Бенаморъ - переводъ В. М. Фриче. Печальная весна и др.,- переводъ Т. Герценштейнъ.

  

  

   ¹) Этюдъ этотъ былъ напечатанъ въ сокращенномъ видѣ въ "Новомъ журналѣ для всѣхъ", No 3, 1911 г.

  

  

  

   Крупнѣйш³й романистъ современной Испан³и, Висенте Бласко Ибаньесъ, принадлежитъ по своимъ художественнымъ пр³емамъ къ старой школѣ натуралистовъ.

   Цѣль искусства онъ усматриваетъ въ возможно болѣе точномъ и всестороннемъ изображен³и той бытовой среды и тѣхъ соц³альныхъ услов³й, въ обстановкѣ которыхъ живутъ отдѣльныя личности и цѣлые слои общества. Онъ является въ значительной степени фотографомъ дѣйствительности и хотя его темпераментъ, его настроен³я и идеалы вносятъ въ его образы и картины порой много субъективнаго, объективная дѣйствительность встаетъ въ его романахъ съ удивительной яркостью и выпуклостью, со всѣми характерными особенностями и подробностями.

   Какъ живая, вырастаетъ передъ читателемъ современная Испан³я съ ея большими городами европейскаго типа ("Дикая орда") и развалинами средневѣковья ("Толедск³й соборъ"), ея огромными заводами ("Вторжен³е") и первобытной дѣвственной Альбуферой ("Дѣтоуб³йцы"), ея плодородной зеленѣющей "уэртой" ("Проклятый хуторъ") и рыбацкими поселками на Кабаньялѣ ("Майск³й цвѣтокъ"), ея виноградными плантац³ями ("Винный складъ") и апельсинными садами ("Въ апельсинныхъ садахъ"). На этомъ широкомъ фонѣ, охватывающемъ почти всю страну, движется безконечное количество дѣйствующихъ лицъ, принадлежащихъ ко всѣмъ слоямъ общества, являющихся представителями самыхъ разнообразныхъ професс³й - предприниматели и крестьяне, ³езуиты и рабоч³е, художники и босяки, депутаты и революц³онеры, рыбаки и торреадоры, разбойники и контрабандисты - цѣлый м³ръ.

   Бласко Ибаньесъ не только реалистъ-жанристъ, но и въ значительной степени ученый.

   Прежде чѣмъ приняться за ту или другую тему, онъ изучаетъ какъ обстановку, въ которой живутъ его герои, такъ и всѣ подробности, касающ³яся ихъ быта и м³ровоззрѣн³я. Описываетъ ли онъ средневѣковой храмъ или металлургическ³й заводъ, пр³емы работы на виноградникахъ или систему орошен³я полей "уэрты", бой быковъ или костюмъ торреадоровъ, рыбную ловлю на Альбуферѣ или засѣдан³е палаты депутатовъ - каждому слову его можно повѣрить, потому что оно - результатъ непосредственнаго наблюден³я или доскональнаго изучен³я. Изображаетъ ли онъ свадебные обряды на островѣ Ибисы или народные праздники въ Бискайѣ, онъ настолько же художникъ, насколько и этнографъ. Говоритъ ли онъ о церковной музыкѣ, объ испанской живописи, о ³езуитскихъ памфлетахъ - все онъ знаетъ, вездѣ онъ спец³алистъ. Его перу принадлежитъ и историческ³й романъ изъ эпохи пуническихъ войнъ, отличающ³йся изумительной точностью, ("Куртизанка Сонника"). He знаешь, чему больше удивляться, знан³ямъ ли археолога или таланту художника.

   Бласко Ибаньесъ, наконецъ, не только ученый, но и публицистъ.

   Для него искусство средство не столько развлекать, сколько воспитывать и направлять. Въ своихъ романахъ онъ старается вскрыть язвы родной жизни, борется противъ соц³альной несправедливости и устарѣлыхъ вѣрован³й, расчищаетъ почву для болѣе нормальныхъ общественныхъ отношен³й и болѣе разумныхъ взглядовъ на жизнь.

   Его главная задача служить не красотѣ, a прогрессу.

   Въ его первыхъ романахъ, вышедшихъ въ 90 годахъ (Arroz y Tartana, "Майск³й цвѣтокъ", "Проклятый хуторъ", "Въ апельсинныхъ садахъ", "Дѣтоуб³йцы") бытовая живопись еще заслоняетъ публицист³ческ³й элементъ, но уже и въ этихъ произведен³яхъ часто сквозь спокойное эпическое повѣствован³е прорывается голосъ борца, обращающаго вниман³е читателя на страшную несправедливость, царящую на землѣ, въ силу которой одни пользуются всѣми благами жизни, а друг³е - многомилл³онная масса - изнываютъ въ безнадежной борьбѣ съ природой ("Майск³й цвѣтокъ"), гибнутъ отъ неестественнаго распредѣлен³я земли ("Проклятый хуторъ") и влачатъ жалкое существован³е первобытныхъ дикарей ("Дѣтоуб³йцы"). Въ слѣдующей сер³и романовъ, относящихся къ пер³оду 1903-1906 гг. ("Толедск³й соборъ", "Вторжен³е", "Винный складъ", "Дикая орда") элементъ публицистики беретъ уже замѣтно верхъ надъ ровнымъ повѣствован³емъ, надъ бытовыми подробностями. Здѣсь на каждой страницѣ чувствуется первоклассный агитаторъ многолюдныхъ митинговъ блестящ³й парламентск³й ораторъ. Художникъ и ученый то и дѣло уступаетъ мѣсто пропагандисту и политику. Перо превращается въ его рукѣ въ шпагу, которой онъ наноситъ смертельные удары всѣмъ врагамъ прогресса, въ особенности ³езуитамъ, угашающимъ въ населен³и духъ энерг³и, иниц³ативы и жизнерадостности, мѣшающимъ свободному развит³ю капитала, переводя его въ видѣ мертваго балласта въ руки католической церкви. И той же шпагой, которой онъ разитъ враговъ прогресса, Бласко Ибаньесъ становится на защиту безправной и эксплуатируемой массы и его четыре соц³альныхъ романа незамѣтно превращаются въ боевые памфлеты, освѣщающ³е путь, "ведущ³й въ обѣтованный градъ будущаго" (выражен³е Э. Замокоиса). И даже въ послѣдней сер³и произведен³й, относящихся къ 1906-1909 гг., ("Обнаженная", "Кровавая арена", "Мертвые повелѣваютъ", "Луна Бенаморъ"), въ которыхъ преобладаютъ психологическ³я и порою философск³я темы, за спиной художника-мыслителя то и дѣло выглядываетъ публицистъ, ратующ³й противъ нелѣпыхъ предразсудковъ по отношен³ю къ искусству ("Обнаженная"), противъ варварскаго увлечен³я боемъ быковъ ("Кровавая арена"), противъ покорности застарѣлымъ соц³альнымъ и религ³ознымъ пережиткамъ ("Мертвые повелѣваютъ") или противъ вѣроисповѣдной розни ("Луна Бенаморъ).

  

  

   Испан³я втягивается все болѣе замѣтнымъ образомъ въ круговоротъ капиталистическаго м³рового хозяйства и какъ разъ этотъ переходный моментъ въ истор³и страны ярко и наглядно отразился въ романахъ Бласко Ибаньеса.

   Еще высятся кое-гдѣ остатки патр³архальной старины.

   На затерянныхъ въ морѣ островкахъ сохранились иравы и обычаи полуварварскихъ временъ (островъ Ибиса въ "Мертвые повелѣваютъ"). На дѣвственной Альбуферѣ уцѣлѣли пережитки первобытнаго коммунизма и соотвѣтствующ³е ему нравы (дядюшка Голубь въ "Дѣтоуб³йцахъ"). Въ деревняхъ еще можно встрѣтить учрежден³я, отзывающ³я глубокой древностью (судъ въ "Проклятомъ хуторѣ"). Народные праздники также примитивны и своеобразны, какъ въ старину (состязан³е трубадуровъ и пильщиковъ во "Вторжен³и").

   И всетаки патр³архальный м³ръ осужденъ на гибель.

   Испан³я вслѣдъ за другими европейскими странами превращается все замѣтнѣе въ царство крупныхъ промышленныхъ городовъ и рѣзкихъ соц³альныхъ контрастовъ.

   Тщетны усил³я крайнихъ реакц³онеровъ оградить страну отъ вторжен³я въ нее новаго промышленно-демократическаго духа. Безплодны ихъ мечты вернуть ее къ тѣмъ благословеннымъ временамъ, когда населен³е состояло изъ однихъ только "почтенныхъ поселянъ", опекаемыхъ "священниками и сеньорами", хранителями "священныхъ традиц³й" (донъ Урк³ола во "Вторжен³и").

   Конечно, Испан³я все еще отсталая страна.

   "Наши желѣзныя цороги, очень плох³я, принадлежатъ иностранцамъ" - восклицаетъ Луна ("Толедск³й соборъ"). Промышленность, въ особенности главная ея отрасль, металлург³я,- тоже въ рукахъ иностранныхъ капиталистовъ. Нац³ональная промышленность прозябаетъ подъ гнетомъ варварскаго протекц³онизма и не находитъ поддержки капитала. Въ деревняхъ деньги все еще прячутъ въ потаенномъ мѣстѣ, а въ городахъ ихъ отдаютъ, какъ прежде, въ ростъ, не употребляя на живое дѣло. Милл³оны гектаровъ земли пропадаютъ безъ правильнаго орошен³я. Крестьяне отвергаютъ всяк³е научные пр³емы во имя старыхъ традиц³й. Невѣжество возводится въ нац³ональную гордость".

   И все таки капитализмъ, пробивая брешь за брешью въ старомъ здан³и, постепенно видоизмѣняетъ всю его физ³оном³ю.

   Гранд³озные заводы въ Бискайѣ ("Вторжен³е"), огромные виноградники около Хереса ("Винный складъ"), крупныя апельсинныя плантац³и возлѣ Альсиры ("Въ апельсинныхъ садахъ") - все свидѣтельствуетъ о томъ, что капитализмъ покоряетъ одну область за другой, одно производство за другимъ.

   Выступаетъ новый классъ господъ, крупная буржуаз³я.

   Трудомъ и грабежомъ, хитростью и энерг³ей эти люди выбились изъ мрака безвѣстности и необезпеченности и стали на солнечной высотѣ богатства и власти, какъ король апельсинныхъ плантац³й, донъ Мат³асъ или владѣлецъ виннаго склада, донъ Пабло Дюпонъ, какъ собственныхъ заводовъ и пароходовъ, донъ Санчесъ Моруэта или семья Брюллей, держащая въ зависимости всю Альсиру.

   Все увѣреннѣе звучитъ голосъ вождей юнаго капитализма, поющихъ гимны новой экономической силѣ, покорившей м³ръ, этой силѣ, которая въ одно и то же время и разрушаетъ и созидаетъ, передъ которой вынуждены преклоняться даже и "короли народовъ, гордые, какъ полубоги" (Санчесъ Моруэта).

   Вслѣдъ за предпринимателями поднимаются снизу вверхъ дѣти демократ³и, сынъ сапожника, становящ³йся моднымъ торреадоромъ и богатымъ бариномъ (Гальардо въ "Кровавой аренѣ"), сынъ кузнеца, достигающ³й славы художника и положен³я милл³онера (Реновалесъ въ "Обнаженной") церковный служака, кончающ³й арх³епископомъ, обитающимъ во дворцѣ ("Толедск³й соборъ"). А внизу образуется изъ обломковъ мелкобуржуазнаго м³ра классъ рабочихъ, безпокойный и мятежный, работающ³й въ рудникахъ и на заводахъ Бискайи, на виноградникахъ Хереса, на рисовыхъ поляхъ, окружающихъ Альбуферу. ("Вторжен³е", "Винный складъ", "Дѣтоуб³йцы").

   Нигдѣ нѣтъ однообраз³я. Вездѣ противоположности и контрасты.

   Та же грань, которая дѣлитъ промышленное общество на буржуаз³ю и пролетар³атъ, расщепляетъ пополамъ и всѣ професс³и, всѣ группы.

   Одни художники вступаютъ, благодаря таланту и счастью, равноправными членами въ буржуазное общество, друг³е обречѳны на жалкую долю ремесленниковъ и паразитовъ (Реновалесъ и Котонеръ въ "Обнаженной"). Между тѣмъ, какъ торреадоры живутъ барами, бандерильеро и пикадоры влачатъ жизнь необезпеченныхъ пролетар³евъ (Гальардо и Нас³ональ въ "Кровавой аренѣ"). Тогда какъ Каноники утопаютъ въ роскоши, какъ сеньоры, церковный низъ живетъ впроголодь ("Толедск³й соборъ").

   Мощно вторгается капитализмъ и въ заповѣдный м³ръ деревни, безпощадно экспропр³ируя мелкихъ собственниковъ, превращая ихъ въ зависимыхъ арендаторовъ, изнывающихъ въ тискахъ ростовщика, еле сводящихъ концы съ концами, часто трагически погибающихъ подъ гнетомъ тяжелыхъ услов³й, несмотря на адск³й трудъ (дядюшка Бареттъ въ "Проклятомъ хуторѣ", дядюшка Тони въ "Дѣтоуб³йцахъ"). Капитализмъ врывается даже въ дѣвственный м³ръ Альбуферы. Лагуны засыпаются землей, шумятъ водочерпательныя машины, недавн³е рыбаки превращаются въ земледѣльцевъ, общинное владѣн³е озеромъ уступаетъ мѣсто частной собственности на землю ("Дѣтоуб³йцы").

   А на самомъ низу новаго соц³альнаго здан³я, созданнаго капитализмомъ, ютятся въ нищетѣ и грязи всѣ обойденные жизнью, всѣ выкинутые на улицу, всѣ пар³и общества, интеллигенты-неудачники, тщетно пытающ³еся проложить себѣ дорогу въ заколдованное царство буржуазнаго благоденств³я, и темное оригинальное "дно" - тряпичники, браконьеры, воры, сжимающ³е зловѣщимъ кольцомъ нарядный городъ, сверкающ³й богатствомъ и роскошью ("Дикая орда"),

   Чѣмъ рѣзче дифференцируется общество на враждебные классы, тѣмъ ярче вспыхиваетъ внутри его междоусобная война.

   Крупная буржуаз³я протягиваеть руку воинственнымъ ученикамъ Лойолы, чтобы сообща господствовать надъ рабочей массой (Пабло Дюпонъ въ "Винномъ складѣ", Санчесъ Моруэта во "Вторжен³и"). Пролетар³атъ въ свою очередь организуется въ боевые кадры его вождями. Въ большинствѣ случаевъ это анархисты (какъ въ странахъ съ еще слабо развитой промышленностью),- какъ Луна ("Толедск³й соборъ" или Сальватьерре, списанный съ извѣстнаго анархиста Сальвоечеа ("Винный складъ").

   Все чаще классовый антагонизмъ прорывается наружу въ видѣ острой, порой кровавой соц³альной борьбы.

   Устраиваются гранд³озные митинги, объявляются стачки и локауты, происходятъ вооруженныя столкновен³я ("Винный складъ", "Вторжен³е").

   Изъ тихой идилл³и жизнь превратилась въ поле непрекращающейся битвы.

  

  

   Хотя Испан³я еще страна сравнительно отсталая, все же и она - даже по словамъ Луны ("Толедск³й соборъ") - идетъ по пути "прогресса".

   Старый м³ръ отживаетъ съ каждымъ годомъ, теряя свою прежнюю фатальную власть надъ жизнью и умами новыхъ поколѣн³й. Тѣни "прошлаго" исчезаютъ при свѣтѣ разгорающагося дня. "Мертвые" перестаютъ повелѣвать "живыми". Фнлософ³я неподвижнаго застоя уступаетъ мѣсто оптимистической теор³и "прогресса".

   Этой вѣрой въ вѣчное движен³е къ новымъ далямъ и высотамъ проникнуты почти всѣ романы Бласко Ибаньеса. Въ нихъ вѣетъ ожидан³емъ и привѣтомъ новой жизни. Въ грезахъ пьянаго "П³авки", бредущаго вдоль озера Альбуферы ("Дѣтоуб³йцы"), въ пламенныхъ рѣчахъ анархиста Луны или агитатора Сальватьерры, въ негодующихъ размышлен³яхъ и репликахъ доктора Аррести ("Вторжен³е") слышится все тотъ же оптимистическ³й призывъ къ будущему, которое родится въ ореолѣ свѣта и красоты изъ мрачныхъ, обрызганныхъ кровью развалинъ прошлаго.

   Этой вѣрой въ возможность побѣдить темныя силы прошлаго, этой вѣрой въ прогрессъ дышитъ въ особенности романъ "Мертвые повелѣваютъ".

   Донъ Хаиме Фебреръ по многимъ причинамъ склоненъ придавать власти прошлаго слишкомъ преувеличенное значен³е. Потомокъ стараго опустившагося знатнаго рода, слава и блескъ котораго принадлежатъ не настоящему, а истор³и, онъ чувствуетъ себя по рукамъ и ногамъ опутаннымъ и парализованнымъ оскудѣн³емъ семьи. Невозможность жениться на "чуэтѣ" Каталинѣ (въ силу господствующихъ въ обществѣ религ³озныхъ предразсудковъ), необходимость порвать съ крестьянкою Маргалидой (въ силу соц³альнаго неравенства) должны еще болѣе укрѣпить его въ его пессимистической философ³и, въ его убѣжден³и, что живые не могутъ шагу ступить, не наталкиваясь на учрежден³я и вѣрован³я, созданныя прежними поколѣн³ями и мѣшающими свободѣ и счастью ихъ потомковъ.

   "Живыхъ всюду окружаютъ мертвые,- думаетъ онъ.- Мертвые занимаютъ всѣ дороги жизни. Домъ, гдѣ мы обитаемъ, построенъ ими, религ³я - ихъ создан³е, законы, которымъ мы повинуемся, продиктованы ими, мораль, обычаи, предразсудки, честь - все ихъ работа. Если бы прошлыя поколѣн³я мыслили иначе, иначе сложилась бы и наша жизнь".

   "Мертвецы не уходятъ, ибо они господа!" - таковъ печальный итогъ его размышлен³й.- "Мертвецы повелѣваютъ и безполезно противиться ихъ приказан³ямъ".

   Постепенно, однако, донъ Хаиме освобождается отъ этой пессимистической философ³и и выходитъ на широкую дорогу болѣе оптимистической оцѣнки вл³ян³я прошлаго на судьбу и поступки людей. Въ рабствѣ у внѣшнихъ услов³й пребываютъ только примитивныя животныя. Ими въ самомъ дѣлѣ повелѣваютъ мертвые, ибо они "дѣлаютъ то, что дѣлали ихъ предки, что будутъ дѣлать ихъ потомки".

   "Но ч_е_л_о_в_ѣ_к_ъ н_е р_а_б_ъ с_р_е_д_ы. Онъ ея сотрудникъ, а иногда и г_о_с_п_о_д_и_н_ъ. Человѣкъ разумное и прогрессирующее существо и м_о_ж_е_т_ъ и_з_м_ѣ_н_и_т_ь с_р_е_д_у п_о с_в_о_е_м_у у_с_м_о_т_р_ѣ_н_³_ю. Онъ былъ рабомъ лишь въ отдаленныя эпохи, но побѣдивъ природу, эксплуатируя ее, онъ прорвалъ роковую оболочку, гдѣ въ плѣну томятся проч³я твари. Ч_т_о з_н_а_ч_и_т_ъ д_л_я н_е_г_о с_р_е_д_а, в_ъ к_о_т_о_р_о_й о_н_ъ р_о_д_и_л_с_я. О_н_ъ с_о_з_д_а_с_т_ъ с_е_б_ѣ и_н_у_ю, к_о_г_д_а п_о_ж_е_л_а_е_т_ъ".

   По мѣрѣ этого душевнаго оздоровлен³я мѣняются и взгляды донъ Хаиме на историческ³й прогрессъ.

   Первоначально, въ пер³одъ пессимистическаго угнетен³я, онъ былъ сторонникомъ теор³и Ницше о кругообразномъ движен³и истор³и, исключающемъ всякую возможность восхожден³я къ болѣе высокимъ и совершеннымъ формамъ и типамъ жизни, теор³и von der ewigen Wiederkunft der Dinge.

   Истор³я для него - "безконечное возвращен³е вещей".

   "Народы рождаются, растутъ, прогрессируютъ. Хижина превращается въ замокъ, замокъ въ фабрику. Образуются огромные города съ милл³онами жителей, затѣмъ наступаетъ катастрофа, города пустѣютъ, становятся развалинами".

   И снова начинается то же безтолковое движен³е, тотъ же самый процессъ зарожден³я, роста и смерти.

   "Всегда т_о ж_е с_а_м_о_е! Разница лишь въ сотнѣ вѣковъ! Кольцо! Вѣчное возвращен³е вещей".

   Но и оть этой исключаюшей возможность прогресса теор³и донъ Хаиме въ концѣ концовъ отказывается. Эта теор³я не болѣе, какъ "ложь".

   "М³ръ движется впередъ, никогда не проходя дважды no старой колеѣ!"

   И романъ, начавш³йся такими пессимистическими нотками, завершается ликующимъ оптимистическимъ аккордомъ.

   "Нѣтъ, не мертвые повелѣваютъ нами, a жизнь!"

   Что это "движен³е впередъ" есть вмѣстѣ съ тѣмъ движен³е ввысь, къ болѣе совершеннымъ и высокимъ формамъ и типамъ, объ этомъ краснорѣчиво говоритъ другой герой Бласко Ибаньеса, Луна ("Толедск³й срборъ"),

   "Все доисторическ³я времена,- восклицаетъ онъ,- человѣкъ былъ двурогимъ существомъ, носившимъ слѣды своего недавняго животнаго сострян³я. Постепенно въ немъ стали обозначаться черты умственнаго и нравственнаго развит³я, хотя и продолжали еще жить звѣрск³е инстинкты и страсти. Грядущ³й же человѣкъ покажется въ сравнен³и съ современнымъ тѣмъ же, чѣмъ былъ въ сравнен³и съ послѣднимъ первобытный дикарь. Просвѣтится разумъ, смягчатся инстинкты, исчезнетъ эгоизмъ и зло уступитъ мѣсто всеобщему счаст³ю".

  

  

   Въ романахъ Бласко Ибаньеса дышитъ не только характерная для поднимающагося капитализма вѣра въ вѣчный прогрессъ, но и свойствеиная ему страстная любовь къ труду, къ дѣятельности, его жажда покорить себѣ природу, чтобы эксплуатировать ее въ своихъ интересахъ.

   Когда Луна слышитъ жалобы мелкихъ ремесленниковъ, работающихъ на церковь, что трудъ есть проклят³е Бож³е, онъ возражаетъ, что онъ не болѣе, какъ законъ существован³я, необходимый для сохранен³я личной и м³ровой жизни, что безъ труда не было бы и жизни (что не мѣшаетъ ему быть убѣжденнымъ противникомъ современной организац³и труда).

   И съ "пламеннымъ воодушевлен³емъ" принимается онъ объяснять своимъ слушателямъ великое значен³е м³рового труда, наполняющаго и поддерживающаго вселенную.

   "Едва покажется солнце, какъ фабричныя трубы выпускаютъ клубы дыма, молотъ опускается на камни, плугъ разрываетъ землю, печи разгораются, топоръ рубитъ деревья въ лѣсу, локомотивъ мчится вдаль и разрѣзаютъ волны пароходы!"

   Любимыми героями Бласко Ибаньеса являются неутомимые работники, все равно въ какой бы области они не работали, желѣзные борцы противъ природы, не знающ³е ни устали ни разочарован³я - крупный предприниматель Санчесъ Моруэта, ищущ³й все новаго примѣнен³я для своей энерг³и и для своего капитала, безстрашный рыбакъ Паскалуэтъ ("Майск³й цвѣтокъ"), неутомимые рыцари земли, крестьяне Батисте ("Проклятый хуторъ") и Тони ("Дѣтоуб³йцы"), основатель большого магазина, донъ Гарс³я ("Arroz y Tartana") и др.

   Та же неистощимая энерг³я живетъ и въ тѣхъ герояхъ Бласко Ибаньеса, которые посвятили себя борьбѣ во имя лучшаго будущаго, въ его агитаторахъ и пропагандистахъ, какъ Луна и Сальватьерра, которые, не зная устали, не считаясь съ поражен³ями, не останавливаясь передъ препятств³ями, скитаются по странѣ, гонимые и преслѣдуемые, собирая трудящ³яся массы подъ знамя соц³альнаго освобожден³я.

   И каждая остановка на этомъ пути труда и борьбы является измѣной великому закону природы и жизни. Всякое желан³е отдаться покою и отдыху влечетъ за собой роковыя послѣдств³я. Всякая попытка уйти отъ дѣятельности въ чувство сопровождается фатальнымъ возмезд³емъ.

   Пѣвица Леоноръ ("Въ апельсинныхъ садахъ"), проведшая всю жизнь въ мужественной борьбѣ за славу, вдругъ чувствуетъ желан³е уединиться въ "голубомъ домѣ" тихаго провинц³альнаго городка. Подъ вл³ян³емъ окружающей идиллической тишины въ ея душѣ просыпаются несвойственныя ея боевой натурѣ сантиментальныя наклонности, жажда любви и ласки. Она вступаетъ въ связь съ мѣстной знаменитостью депутатомъ Рафаиломъ и должна сурово поплатиться за эту измѣну дѣятельной трудовой жизни, такъ какъ возлюбленный бросаетъ ее трусливо.

   Торреадоръ Хуанъ Гальярдо поражалъ цирковую публику своей необычайной смѣлостью и ловкостью, и быстро сдѣлалъ карьеру популярнѣйшаго матадора. Но вотъ онъ влюбляется въ знатную даму и подъ вл³ян³емъ размягчающей страсти слабѣетъ его энерг³я, исчезаетъ его отвага и онъ такъ же быстро падаетъ, какъ быстро поднялся. ("Кровавая арена").

   Гонимый полиц³ей анархистъ Луна укрывается подъ сѣнью Толедскаго собора въ надеждѣ тихо и мирно дожить свою полную тревогъ и бурь жизнь революц³онера. He въ силахъ закрыть глаза на существующую и здѣсь несправедливость, онъ принимается просвѣщать темныхъ ремесленниковъ и церковнослужащихъ, которые превратно истолковываютъ его идеи, и, когда онъ имъ мѣшаетъ ограбить соборъ, убиваютъ его.

   Всяк³й отказъ отъ дѣятельности, отъ труда, отъ борьбы за существован³е становится началомъ нравственнаго паден³я, приводитъ къ преступлен³ямъ и гибели. Пьяница П³авка, проповѣдующ³й сознательное отречен³е отъ активной рабочей жизни, становится жертвой алкоголя и умираетъ грязной смертью отъ несварен³я желудка. Его пр³ятель Тонетъ "Кубинецъ", предиочитающ³й труду праздную жизнь въ трактирѣ, на счетъ своей возлюбленной, совершаетъ въ угоду ей дѣтоуб³йство и трусливо кончаетъ съ собою. ("Дѣтоуб³йцы").

   Романы Бласко Ибаньеса дышатъ не только свойственной развивающемуся капитализму жаждой труда и дѣятельности, но и характернымъ для него безпокойнымъ духомъ, стремлен³емъ въ даль, къ новымъ, неизвѣстнымъ странамъ, къ покорен³ю вселенной.

   Этимъ безпокойнымъ духомъ, этой инстинктивной тягой къ лицезрѣн³ю невѣдомыхъ интересныхъ и широкихъ м³ровъ надѣлены очень и очень мног³е герои испанскаго писателя.

   Донъ Хаимъ Фебреръ въ ранней молодости исколесилъ всю Евроиу, гонимый съ мѣста на мѣсто жаждой новизны и приключен³й. Пѣвицѣ Леоноръ не сидится въ провинц³альномъ городѣ и ее властно тянетъ въ больш³е города, гдѣ кипитъ и шумитъ жизнь. Луисъ Агирре восхищенъ Гибралтаромъ, который кажется ему преддвер³емъ къ далекимъ экзотическимъ странамъ. Даже празднолюбецъ Тонетъ съ восхищен³емъ слушаетъ разсказы бывалыхъ рабачихъ о далекихъ странахъ и ему чудится, что гнилая дыра Альбуферы вдругъ превратилась въ волшебиый м³ръ безъ конца и границъ. Авантюристъ Актеонъ ("Куртизанка Сонника") покидаетъ родину и, продавая свой мечъ то Карфагену, то Сагунту, ищетъ все новыхъ переживан³й, все новыхъ приключен³й, все новыя страны, которыя можно покорйть.

   Во всѣхъ этихъ людяхъ живетъ безпокойный духъ старыхъ авантюристовъ XVI вѣка, этихъ смѣлыхъ конквистадоровъ, которые покидали Испан³ю и отправлялись во всѣ концы свѣта завоевывать новые м³ры.

   Недаромъ Бласко Ибаньесъ, какъ сообщаетъ лично его знающ³й Замакоисъ - задумалъ написачть въ пяти частяхъ романъ о покорен³и Амерйки Колумбомъ, Кортесомъ и Писарро.

   Это гранд³озное произведен³е, имѣющее цѣлью возродить героическую эпоху великихъ авантюристовъ-конквистадоровъ, будетъ вмѣстѣ съ тѣмъ монументальнымъ памятникомъ, который увѣковечитъ духъ современной буржуазно-демократической Испан³и, вступающей вслѣдъ за другими европейскими странами на путь м³рового капиталистическаго хозяйства и органически съ нимъ связанной колон³альной политики.

  

  

   Въ обществѣ, раздѣленномъ на враждебные классы, построенномъ на безудержной конкурренц³и, раздираемомъ противоположными идеолог³ями и вѣрован³ями, судьба отдѣльной личности должна складываться трагически.

   Всѣ романы Бласко Ибаньеса кончаются обыкновенно катастрофами.

   Всѣ они точно обведены черной траурной рамкой.

   Даже та сфера отношен³й, которая обыкновенно рисуется воображен³ю, какъ поэтическая идилл³я, сфера половыхъ и семейныхъ отношен³й, полна мрачныхъ диссонансовъ и безысходныхъ конфликтовъ.

   Тысяча препятств³й мѣшаетъ мужчинѣ и женщинѣ, хотя бы ихъ связывали узы любви, спокойно отдаться своему счастью.

   Пѣвица Леоноръ ("Въ апельсинныхъ садахъ") любитъ Рафаэля Брюлля и однако расходится съ нимъ послѣ кратковременной связи, такъ какъ они принадлежатъ разнымъ соц³альнымъ м³рамъ съ противоположными привычками и взглядами; онъ - "буржуа", она - дитя вольной "богемы". Дочь крестьянина Батисте, Розар³о ("Проклятый хуторъ") должна отказаться отъ жениха, такъ какъ вся деревня ненавидитъ ея отца, занявшаго бойкотируемый хуторъ. Управляющ³й Рафаэль ("Винный складъ") не хочетъ жениться на любимой имъ Мар³и де ла Лусь, такъ какъ ее изнасиловалъ баринъ, и она нечистая. Снѣдаемая жадностью не хочетъ Нелета, вдова трактирщика Сахара ("Дѣтоуб³йцы") выйти замужъ за Тонета, чтобы не лишиться части наслѣдства. Хотя Луна Бенаморъ любитъ испанца Агирре, но порываетъ съ нимъ, чтобы остаться вѣрной своему народу, гонимымъ христ³анами евреямъ. Донъ Хаиме Фебреръ вынужденъ отказаться сначала отъ Каталины Вальсъ, такъ какъ она "чуэта" (еврейка), а потомъ отъ Маргалиды, ибо она, какъ крестьянка, ниже его по соц³альному положен³ю ("Мертвые повелѣваютъв). Въ трагед³ю, полную скорби и грусти, превращается обыкновенно и семейная жизнь.

   Для художника Реновалеса ("Обнаженная") бракъ становится тяжелой изнуряющей цѣпью, такъ какъ жена, аристократка по происхожден³ю, инстинктивно ненавидитъ его - плебея, и всецѣло поглощенная матер³альными заботами, не раздѣляетъ его мысли о безкорыстномъ служен³и искусству. Докторъ Аррести ("Вторжен³е") уходитъ отъ жены, такъ какъ въ своемъ религ³озномъ ослѣплен³и она ненавидитъ науку, въ которой онъ видитъ единственный надежный свѣточъ жизни.

   Если же супруговъ, несмотря ни на что, свяжетъ искренняя глубокая любовь, если все какъ бы гарантируетъ прочность ихъ счастья, на порогъ ихъ квартирки вдругъ встанетъ вѣдьма нужда и среди холода и голода любовь увянетъ, какъ застигнутый морозомъ весенн³й цвѣтокъ (Исидро Мальтрана и Фелис³ана въ "Дикой ордѣ)".

   Пусть въ дикой борьбѣ за существован³е нѣкоторымъ счастливцамъ и удается подняться на солнечную высоту богатства и власти, сколько жертвъ гибнетъ въ тискахъ безпощадной жизни.

   Длинной вереницей проходятъ они - всѣ эти побѣжденные и затравленные - старый основатель магазина "Трехъ розъ", кончающ³й нищимъ на улицѣ (Arroz y tartana), рыбакъ Паскуаль, погибающ³й въ бурную непогоду ("Майск³й цвѣтокъ"), крестьянинъ Батисте, которому односельчане сжигаютъ хуторъ и который вновь превращается въ бездомнаго нищаго ("Проклятый хуторъ"), интеллигентный пролетар³й Исидро Мальтрана, которому не удается пробиться въ буржуазное общество ("Дикая орда"), могущественный капиталистъ Санчесъ Моруэта, кончающ³й жалкой игрушкой въ рукахъ ³езуитовъ ("Вторжен³е"), художникъ Реновалесъ, которому не удается воплотить послѣднюю и величайшую мечту жизни ("Обнаженная") и т. д.

   Трагической катастрофой кончаются и столкновен³я соц³альныхъ классовъ. На одну побѣду приходится тысяча поражен³й.

   Столь удачно начавшаяся стачка работниковъ на винюградныхъ плантац³яхъ, кончается полнымъ разгромомъ... Возстан³е сознательныхъ рабочихъ противъ ³езуитски-буржуазной коалиц³и подавлено военной силой ("Винный складъ", "Вторжен³е").

   Но въ этой неустанной борьбѣ, придающей жизни отдѣльной личности и всего общества глубоко-трагическ³й характеръ, залогъ - прогресса.

   Когда въ романѣ "Винный складъ" стачка сельскихъ батраковъ кончилась разгромомъ, корда они снова готовы склонить шею подъ ярмо, когда они по естественной реакц³и чувствъ склонны отнестись подозрительно ко всѣмъ проповѣдникамъ лучшаго будущаго, агитаторъ Сальватьерра тѣмъ не менѣе не унываетъ, не складываетъ оруж³я.

   Пусть на землю спускается ночь, она лишь "предтеча новаго дня".

   "За полями и нивами,- думаетъ онъ,- въ городахъ, этихъ великихъ скоплен³яхъ современной цивилизац³и, есть еще полчища угнетенныхъ, которые пойдутъ вслѣдъ за единственнымъ другомъ несчастныхъ и голодныхъ, переходившимъ черезъ истор³ю всѣхъ религ³й". Этотъ "другъ всѣхъ голодныхъ и несчастныхъ" сброситъ съ себя наконецъ "смѣшное убранство, приданное ему традиц³ей" и демонъ зла превратится въ "ангела свѣта", въ символъ человѣчества, сквозь катастрофы идущаго въ царство обѣтованнаго счастья.

   Освобождаясь постепенно отъ путъ экономическаго рабства, человѣчество сброситъ съ себя постепенно и всѣ оковы слѣпого и трусливаго фетишизма.

   Ha мѣсто трансцендентныхъ силъ, которымъ оно раньше курило фим³амъ, оно поставитъ природу, тайны которой будетъ изучать, чтобы ее покорить.

   Когда въ романѣ "Вторжен³е" толпа, протестуя противъ власти ³езуитовъ, бросаетъ въ волны рѣки статуи католическихъ святыхъ, докторъ Аррести предается мечтамъ о далекомъ будущемъ, когда исчезнутъ "боги и божки, столько вѣковъ державш³е человѣчество въ рабствѣ, напѣвая ему пѣсню о самоунижен³и и отречен³и, проповѣдуя ему трусливую покорность земной несправедливости" и имъ будетъ отведено мѣсто въ музеяхъ рядомъ съ фетишами первобытныхъ дикарей.

   И мысль доктора Аррести, устами котораго говоритъ самъ Бласко Ибаньесъ, уносилась въ тѣ далек³я времена, когда освобожденное и обновленное человѣчество будетъ поклоняться лишь "наукѣ и соц³альной справедливости".

  

  

  

  

   Ужъ приблизительно мѣсяцъ Луисъ Агирре жилъ въ Гибралтарѣ.

   Онъ пр³ѣхалъ съ намѣрен³емъ отплыть немедленно на океанскомъ пароходѣ, чтобы занять мѣсто консула въ Австрал³и. Это было первое большое путешеств³е за все время его дипломатической карьеры.

   До сихъ поръ онъ служилъ въ Мадридѣ, въ разныхъ министерскихъ департаментахъ или въ разныхъ консульствахъ южной Франц³и, элегантныхъ дачныхъ мѣстечкахъ, гдѣ впродолжен³и половины года жизнь походила на вѣчный праздникъ. Вышедш³й изъ семьи, всѣ члены которой посвящали себя дипломатической карьерѣ, онъ имѣлъ превосходную протекц³ю. Родители его умерли, но его поддерживали какъ родственники, такъ и престижъ имени, которое цѣлое столѣт³е играло роль въ государственной жизни. Консулъ въ двадцать девять лѣтъ, онъ отправлялся въ путь съ иллюз³ями студента, который готовится въ первый разъ увидѣть свѣтъ, убѣжденный, что всѣ до сихъ поръ совершенныя имъ путешеств³я не представляютъ ничего существеннаго.

   Гибралтаръ съ его смѣшен³емъ языковъ и расъ былъ для него первымъ откровен³емъ того далекаго, разнообразнаго м³ра, навстрѣчу которому онъ отправлялся. На первыхъ порахъ онъ былъ такъ пораженъ, что сомнѣвался, является ли этогь скалистый уголокъ, врѣзывающ³йся въ море и охраняемый иностраннымъ флагомъ, частью родного полуострова. Но стоило ему только взглянуть съ отвѣсныхъ склоновъ скалы на большую лазоревую бухту, на розовыя горы, на которыхъ свѣтлыми пятнами выдѣлялись дома Ла Линеа, Санъ Роке и Альхесирасъ, сверкая веселой бѣлизной андалузскихъ деревушекъ, и онъ убѣждался, что все еще находится въ Испан³и.

   И однако различ³е между отдѣльными группами населен³я, ютившимися на берегу, похожемъ на заполненную морской водой подкову, казалось ему огромнымъ. Отъ выступавшаго впередъ мыса Тарифы до гибралтарскихъ воротъ онъ видѣлъ однообразное единство расы. Слышалось веселое щебетанье андалузскаго говора, виднѣлись широк³я съ отвислыми полями сомбреро, платки, облегавш³е женск³е бюсты, и пропитанныя масломъ прически, украшеныыя цвѣтами. Напротивъ - на огромной черно-зеленой горѣ, кончавшейся англ³йской крѣпостью, замыкавшей восточную часть бухты, кишѣла толпа разнородныхъ племенъ, царило смѣшен³е нарѣч³й, настоящ³й карнавалъ костюмовъ. Тутъ были индусы, мусульмане, евреи, англичане, испанск³е контрабандисты, солдаты въ красныхъ мундирахъ, моряки всѣхъ странъ. Всѣ они тѣснились на узкомъ пространствѣ между укрѣплен³ями, подчиненные военной дисциплинѣ., Утромъ послѣ пушечнаго выстрѣла отворялись ворота этой международной овчарни; а вечеромъ подъ громъ оруд³я они снова запирались.

   А рамкой для этой полной безпокойства и движен³я пестрой картины служила на дальнемъ горизонтѣ, за чертой моря, цѣпь возвышенностей, мароккск³я горы, берегъ пролива, этого наиболѣе люднаго изъ всѣхъ большихъ морскихъ бульваровъ, по голубымъ дорожкамъ котораго то и дѣло мелькали больш³е быстрые корабли всѣхъ нац³ональностей и всѣхъ флаговъ, черные океанск³е пароходы, прорѣзающ³е волны въ поискахъ гаваней поэтическаго Востока или направляющ³еся черезъ Суэзск³й каналъ въ безпредѣльный, испещренный островами, просторъ Тихаго Океана.

   Въ глазахъ Агирре Гибралтаръ былъ какъ бы отрывкомъ далекаго Востока, ставш³й ему на пути, аз³атская гавань, оторвавшаяся отъ материка и прибитая волнами къ европейскому берегу, какъ образчикъ жизни отдаленныхъ странъ.

   Онъ остановился въ одномъ изъ отелей на Королевской улицѣ, идущей вокругъ горы; то было какъ бы сердце города, къ которому сверху и снизу притекали, словно тонк³я жилы, переулки и переулочки. На зарѣ онъ просыпался, испуганный утреннимъ выстрѣломъ изъ новѣйшаго оруд³я, сухимъ и жестокимъ, безъ гулкаго эхо, какое вызываютъ старыя пушки. Дрожали стѣны, содрогался полъ, звенѣли стекла, качались ставни и нѣсколько мгновен³й спустя на улицѣ поднимался все болѣе разраставш³йся шумъ спѣшащей толпы, топотъ тысячи ногъ, шопотъ негромкихъ разговоровъ вдоль запертыхъ, безмолвныхъ здан³й. To были испанск³е рабоч³е, приходивш³е изъ Ла Линеа на работы въ арсеналѣ и крестьяне изъ Санъ Роке и Альхесирасъ, снабжавш³е жителей Гибралтара овощами и плодами.

   Еще было темно.

   Надъ берегами Испан³и небо, быть можетъ, уже было голубое и горизонтъ начиналъ окрашиваться отъ золотыхъ брызгъ великолѣпно встававшаго солнца. А здѣсь въ Гибралтарѣ морской туманъ сгущался вокругъ вершины горы, образуя нѣчто въ родѣ темнаго зонтика, покрывавшаго городъ, наполняя его влажнымъ полумракомъ, орошая улицы и крыши неощутимымъ дождемъ. Этотъ вѣчный туманъ, покоивш³йся на вершинѣ горы, словно зловѣщая шляпа, приводилъ жителей въ отчаян³е. To былъ, казалось, духъ старой Англ³и, перенесш³йся черезъ моря, чтобы охранять ея завоеван³я, обрывокъ лондонскихъ тумановъ, дерзко застывш³й лицомъ къ лицу съ сожженными берегами Африки, въ самомъ сердцѣ солнечной страны.

   Занималось утро.

   Свѣтъ солнца, не встрѣчавш³й на бухтѣ никакихъ препятств³й, проникалъ наконецъ въ пространство между желтыми и голубыми домами Гибралтара, спускался въ самую глубь его узкихъ улицъ, разсѣивалъ туманъ, запутавш³йся въ деревьяхъ Аламеды и въ зелени сосенъ, тянувшихся вверхъ по горѣ, замаскировывая укрѣплен³я вершины, заставлялъ выступать изъ полумрака сѣрыя громады стоявшихъ въ гавани броненосцевъ и черныя спины пушекъ береговыхъ батарей; просачивался въ мрачныя амбразуры, продѣланныя въ скалѣ, въ эти отверст³я пещеръ, эти откровен³я таинственныхъ защитительныхъ сооружен³й, созданныхъ въ самомъ сердцѣ скалы съ прилежан³емъ кротовъ.

   Когда не въ силахъ заснуть отъ уличнаго шума Агирре сходилъ внизъ и покидалъ отель, коммерческая жизнь на улицѣ уже находилась въ полномъ разгарѣ. Масса народа. Все населен³е города и сверхъ него экипажъ и пассажиры стоявшихъ въ гавани судовъ. Агирре вмѣшивался въ сутолоку этой космополитической толпы. Онъ шелъ отъ кварталовъ Пуерта дель Маръ и до дворца губернатора. Онъ сдѣлался англичаниномъ, какъ онъ, улыбаясь, выражался. Co свойственной испанцамъ инстиктивной приспособляемостью къ обычаямъ всѣхъ странъ, онъ подражалъ манерамъ гибралтарцевъ англ³йскаго происхожден³я. Купилъ себѣ трубку, надѣвалъ на голову маленькую дорожную шляпу, засучивалъ брюки, а въ рукѣ держалъ маленькую тросточку. Въ тотъ самый день, когда онъ пр³ѣхалъ, еще до наступлен³я ночи, въ Гибралтарѣ уже знали, кто онъ и откуда. Два дня спустя съ нимъ раскланивались владѣльцы магазиновъ, стоя на пороге своихъ лавокъ, а праздношатающ³еся, толкавш³еся группами на площадкѣ передъ биржей, обмѣнивались съ нимъ тѣми любезными взглядами, съ которыми смотрятъ на иностранца въ маленькомъ городѣ, гдѣ никто не можетъ сохранить никакой тайны.

   Онъ шелъ по срединѣ улицы, сторонясь легкихъ повозокъ съ крышей изъ бѣлой парусины. Въ табачныхъ магазинахъ хвастливо красовались разноцвѣтныя надписи на фигурахъ, служившихъ торговымъ клеймомъ. Въ окнахъ были нагромождены, подобно кирпичамъ, пакеты съ табакомъ и выдѣлялись чудовищной величины сигары, которыхъ нельзя было курить, завернутыя въ серебряную бумагу, точно колбасы. Сквозь убранныя украшен³ями двери лавокъ евреевъ виднѣлись прилавки, наполненные свертками шелка и бархата, а съ потолка висѣли куски богатыхъ кружевъ. Индусск³е торговцы выставляли на самой улицѣ свои разноцвѣтныя экзотическ³я богатства:- ковры, затканные страшными божествами и химерическими животными, коврики, на которыхъ лотосъ былъ использованъ для самыхъ странныхъ комбинац³й, кимоно, окрашенныя въ мягк³е неопредѣлимые цвѣта, фарфоровыя китайск³я вазы съ чудовищами, извергавшими пламя, янтарнаго цвѣта шали, легк³е, точно вздохъ, а въ маленькихъ окнахъ, превращенныхъ въ выставки, красовались всевозможныя бездѣлушки дальняго Востока, изъ серебра, слоновой кости и чернаго дерева:- черные слоны съ бѣлыми клыками, пузатые Будды, филигранной работы драгоцѣнности, таинственные амулеты и кинжалы съ чеканкой отъ рукоятки до остр³я клинка.

   Въ перемежку со всѣми этими магазинами открытаго портоваго города, живущаго контрабандой, шли кондитерск³я, содержимыя евреями, и кафэ и снова кафэ, одни въ испанскомъ вкусѣ, съ круглыми мраморными столами, о которые съ трескомъ ударялись костяшки домино, съ облаками табачнаго дыма и громкими разговорами, сопровождавшимися жестикуляц³ей, друг³я въ духѣ англ³йскихъ б_a_p_ъ, переполненныхъ неподвижными и безмолвными посѣтителями, поглощавшими одинъ coc-tail за другимъ, безъ всякихъ признаковъ возбужден³я:- только ихъ носы становились все краснѣе.

   Посрединѣ улицы двигались взадъ и впередъ, подобно маскараду, самые разнообразные типы и костюмы, такъ поразивш³е Агирре, какъ зрѣлище не похожее на остальные европейск³е города. Проходили уроженцы Марокко, одни въ длинныхъ бѣлыхъ или черныхъ плащахъ, съ капюшономъ, словно монахи, друг³е въ широкихъ шароварахъ, съ голыми ногами, обутыми въ легк³я желтыя сандал³и и съ бритыми головами, защищенными чалмой. To были танхерск³е мавры, снабжавш³е рынокъ курами и огородными растен³ями, хранивш³е свои деньги въ кожанныхъ расшитыхъ сумкахъ, висѣвшихъ на ихъ широкихъ поясахъ, Мароккск³е евреи, одѣтые по восточному, въ шелковыхъ мѣшковатыхъ одеждахъ и въ священническихъ шапочкахъ, проходили, опираясь на палку, робко влача свои тучныя тѣла. По мостовой ритмически раздавались тяжелые шаги высокихъ, худыхъ, бѣлокурыхъ гарнизонныхъ солдатъ. Одни были одѣты въ простыя куртки изъ хаки, какъ во время войны, друг³е щеголяли въ традиц³онныхъ красныхъ мундирахъ. Бѣлыя или вызолоченныя каски чередовались съ плоскими, какъ тарелка, шляпами. На груди сержантовъ сверкали красныя ленты, друг³е солдаты держали подъ мышкой тонкую трость - знакъ власти. Изъ воротника многихъ мундировъ торчала чрезмѣрно тонкая, свойственная англичанамъ шея, длинная, какъ шея жирафа, съ остро выдававш