Бласко-Ибаньес Висенте - Рассказы

еволей остаться. Нашей землей, нашей родиной, нашимъ единственнымъ знаменемъ является - религ³я нашихъ предковъ.

   И ты требуешь, чтобы я ее покинула и бросила своихъ.- Безум³е!

   Агирре слушалъ ее изумленно.

   - Луна, я не узнаю тебя! Луна, Лунита, ты стала другой! Знаешь, о комъ я думаю сейчасъ? О твоей матери, которую не зналъ.

   Онъ вспоминалъ тѣ ночи жестокой неувѣренности, когда еврейка Абоабъ рвала свои ярко-черные волосы передъ постелью изъ ковровъ и маленькихъ матрасовъ, на которой тяжело дышала ея дочка, пытаясь обмануть ненавистнаго демона У_э_р_к_о, пришедшаго похитить ея дитя.

   - Ахъ! Луна! Я понимаю простую вѣру твоей матери, ея наивное легковѣр³е! Любовь и отчаянье упрощаютъ нашу душу, срываютъ съ нея пышную мишуру, въ которую мы ее рядимъ въ часы счастья и гордости, дѣлаютъ насъ робкими и заставляютъ благоговѣть передъ тайной, какъ безразсудныхъ животныхъ. Я чувствую то же самое, что твоя бѣдная мать чувствовала въ эти ночи. Я чую У_э_р_к_о около насъ. Быть можетъ это старикъ съ козлиной бородой, повелѣвающ³й твоимъ народомъ. Это - всѣ твои, народъ положительный, лишенный воображен³я, неспособный познать любовь. Кажется невѣроятнымъ, чтобы ты, Луна, вышла изъ этого народа.

   He смѣйся надъ моимъ безум³емъ, но мнѣ хочется стать здѣсь на колѣни, передъ тобой, броситься на землю и закричать:- У_э_р_к_о, чего ты хочешь? Ты пришелъ, чтобы отнять у меня Луну? Луниты здѣсь нѣтъ. Она ушла навсегда! Здѣсь только моя возлюбленная, моя жена. Пока у нея еще нѣтъ имени, но я ей дамъ его. Мнѣ хочется взять тебя въ свои объят³я, какъ дѣлала твоя мать, и защищать тебя отъ чернаго демона, а потомъ, когда я увижу, что ты спасена, что ты моя навсегда, я скрѣпилъ бы ласками твое новое имя и назвалъ бы тебя... Единственной, да, именно такъ, моей милой боготворимой Единственной. Тебѣ нравится это имя? Я хочу, чтобы наши жизни слились вмѣстѣ и чтобы нашимъ домомъ былъ весь м³ръ.

   Она грустно пркачала головой.

   Все это очень красиво. Но и это не болѣе, какъ сонъ. Недавно эти слова растрогали бы ее, заставили бы ее плакать,- но теперь! И съ жестокимъ упрямствомъ она повторяла:

   - Нѣтъ, нѣтъ, мой Богъ не твой Богъ. Мой народъ не твой народъ. Къ чему итти противъ судьбы!

   Когда ея родственники съ негодован³емъ говорили ей о ея любви, о которой знаетъ весь городъ, когда "духовный вождь" предсталъ передъ ней съ гнѣвомъ древняго пророка, когда случай или доносъ единовѣрца заставилъ вернуться ея жениха, Луна почувствовала, какъ въ ней пробуждается что-то, до сихъ поръ дремавшее. Осадокъ вѣры, ненависти, надеждъ поднялся со дна ея души и измѣнилъ ея чувства, возложивъ на нее новыя обязанности.

   Она еврейка и останется вѣрна своему народу. Она не хочетъ потеряться одинокой и безплодной среди чужихъ людей, ненавидѣвшихъ евреевъ инстинктивной унаслѣдованной ненавистью. Оставаясь среди своихъ, она будетъ пользоваться вл³ян³емъ супруги, которую выслушиваютъ на семейномъ совѣтѣ, а когда она состарится, ея сыновья окружатъ ее религ³ознымъ поклонен³емъ. Она чувствуетъ, что не вынесетъ ненависти и ревности въ этомъ враждебномъ м³рѣ, куда ее хотѣла увлечь любовь, въ этомъ м³рѣ, дарившемъ ея народъ только мучен³ями и издѣвательствомъ. Она хочетъ остаться вѣрной своему народу и продолжать то оборонительное шеств³е, которое ея единоплеменники совершали сквозь вѣка гонен³й.

   Потомъ ей вдругъ стало жалко упавшаго духомъ недавняго жениха и она заговорила съ нимъ съ большей нѣжностью. Она не можетъ болѣе прикидываться спокойной и равнодушной. Ужели онъ думаетъ, что она можетъ его забыть? О! эти дни были лучш³е въ ея жизни. To былъ романъ ея жизни, голубой цвѣтокъ, о которомъ всѣ женщины, даже самыя обыкновенныя, сохраняютъ память, какъ о вѣян³и поэз³и.

   - Или ты думаешь, что я не представляю себѣ какъ сложится моя жизнь? Ты былъ - неожиданностью, которая скрашиваетъ жизнь, радостью любви, которая видитъ счастье во всемъ окружающемъ и не думаетъ о завтрашнемъ днѣ. Ты не походилъ на большинство людей. Я это признаю. Я выйду замужъ, буду имѣть много дѣтей, цѣлую кучу,- вѣдь нашъ народъ такъ плодовитъ!- а по ночамъ мужъ цѣлыми часами будетъ говорить мнѣ, сколько мы нажили днемъ... Ты - ты нѣчто совсѣмъ другое. Быть можетъ, мнѣ пришлось страдать, напрягать всѣ силы, чтобы сохранить тебя и всетаки ты мое счастье, моя мечта!

   - Да! Я все это, потому что люблю тебя!- возразилъ Агирре.- Понимаешь ли ты, что дѣлаешь, Луна? Представь себѣ, что передъ твоимъ дядей Забулономъ вдругъ выложатъ на прилавокъ тысячи фунтовъ, а онъ повернется къ нимъ спиной съ презрѣн³емъ, чтобы пойти въ синагогу. Развѣ онъ такъ поступитъ? Такъ вотъ. Любовь - тоже даръ судьбы! Какъ и красота, богатство и власть. Всѣ мы, рождающ³еся на свѣтъ, можемъ получить одну изъ этихъ счастливыхъ случайностей, но немногимъ онѣ даются! Всѣ живутъ и умираютъ, думая, что они познали любовь, думая, что она вещь обычная, потому что смѣшиваютъ ее съ удовлетворен³емъ животнаго чувства. А на самомъ дѣлѣ любовь - привиллег³я, случайный лотерейный выигрышъ, какъ милл³оны, какъ красота, которыми пользуются лишь немног³е. И вотъ, когда любовь становится на твомъ пути, Луна, Лунита, когда судьба подноситъ тебѣ своей рукой счастье, ты поворачиваешься спиной и уходишь! Подумай хорошенько! Еще есть время! Сегодня, гуляя по Королевской улицѣ, я видѣлъ расписан³е пароходовъ. Завтра одинъ уходитъ въ Портъ-Саидъ! Достаточно небольшого усил³я! Бѣжимъ! Тамъ подождемъ парохода, который повезетъ насъ въ Австрал³ю.

   Луна гордо вскинула голову. Исчезла сострадательная улыбка, меланхолическая грусть, съ которой она слушала молодого человѣка. Глаза ея блестѣли жесткимъ блескомъ, голосъ ея звучалъ жестоко и рѣзко:

   - Доброй ночи!

   И она повернулась къ нему спиной и бросилась бѣжать. Агирре послѣдовалъ за ней, на разстоян³и нѣсколькихъ шаговъ.

   - Такъ ты уходишь!- воскликнулъ онъ. Такъ! И мы больше не увидимся! Развѣ возможно, чтобы такъ кончилась любовь, которая была для насъ цѣлой жизнью?

   Въ протестантской церкви замеръ гимнъ. Умолкъ колоколъ католическаго собора. Военная музыка затихла гдѣ-то далеко въ городѣ. Гнетущее безмолв³е окутало влюбленныхъ. Агирре казалось, что м³ръ опустѣлъ, что свѣтъ погасъ навсегда, и что среди хаоса и вѣчнаго молчан³я жили только онъ и она.

   - Дай мнѣ по крайней мѣрѣ руку! Мнѣ хочется въ послѣдн³й разъ почувствовать ее въ своей! He хочешь?

   Она, казалось, колебалась, потомъ протянула ему правую руку, такую безчувственную и холодную!..

   - Прощай, Луисъ!- сказала она коротко, отводя глаза, чтобы не видѣть его.

   Она продолжала однако говорить. Она почувствовала потребность утѣшить его, какъ всѣ женщины въ минуту великаго горя. Пусть онъ не отчаивается. Жизнь ждетъ его съ ея сладкими надеждами. Онъ увидитъ свѣтъ. Онъ еще молодъ.

   Агирре говорилъ сквозь зубы, обращаясь къ самому себѣ, какъ безумный. Молодъ! Какъ будто для горя существуютъ возрасты. Недѣлю тому назадъ ему было тридцать лѣтъ! Теперь онъ чувствуетъ себя старымъ, какъ м³ръ.

   Луна сдѣлала усил³е, чтобы освободиться отъ него, боясь, что прощан³е затянется, боясь за себя, неувѣренная въ своей стойкости.

   - Прощай! Прощай!

   На этотъ разъ она уходила безповоротно и, не въ силахъ послѣдовать за ней, онъ позволилъ ей уйти.

   Агирре провелъ ночь безъ сна, сидя на краю постели, пристальнымъ тупымъ взоромъ разглядывая рисунокъ обоевъ на стѣнахъ комнаты. И это могло случиться! И онъ позволилъ ей уйти навсегда, какъ слабый ребенокъ. Нѣсколько разъ онъ съ удивлен³емъ замѣчалъ, что говоритъ вслухъ:

   - Нѣтъ. Это невозможно. Этого не будетъ!

   Свѣча потухла и Агирре продолжалъ въ темнотѣ свой монологъ, не сознавая, что говоритъ, "He будетъ этого! He будетъ этого!" - бормоталъ онъ рѣшительно. Но ярость смѣнялась упадкомъ духа, и онъ спрашивалъ себя, что можетъ сдѣлать онъ, чтобы выйти изъ этого мучительнаго состоян³я. Ровно ничего.

   Несчастье его непоправимо. Они возобновятъ свой жизненный путь, идя каждый своей дорогой! Завтра они поднимутъ паруса, чтобы направиться къ противоположнымъ странамъ и у каждаго изъ нихъ останется только воспоминан³е о другомъ. А подъ разъѣдающимъ прикосновен³емъ времени это воспоминанье будетъ все слабѣть, тускнѣть и разсѣиваться. И это конецъ сильной любви, страсти, способной заполнить цѣлую жизнь. И земля не содрогнется, ничто не шевельнется,- м³ру скорбь ихъ останется неизвѣстной, какъ несчаст³е, постигшее пару муравьевъ! О жалкая доля!

   Онъ будетъ скитаться по м³ру, влача за собой свои воспоминан³я, быть можетъ даже ему удастся ихъ забыть, ибо жить можетъ лишь тотъ, кто умѣетъ забывать. А когда съ годами его скорбь утихнетъ, онъ станетъ пустымъ человѣкомъ, улыбающимся автоматомъ, способнымъ лишь на грубо чувственныя вожделѣн³я. И такъ онъ будетъ жить, пока не состарится и не умретъ.

   А она, красавица, отъ которой на каждомъ шагу, казалось, исходили музыка и благоухан³е, она, несравненная, единственная, также состарится, вдали отъ него. Она будетъ, какъ всѣ еврейки:- прекрасной матерью, растолстѣвшей отъ семейной жизни, вялой вслѣдств³е свойственной имъ плодовитости, окруженной кучей дѣтей, занятой ежечасно наживой и накоплен³емъ. Она станетъ похожа на полную желтую грузную луну, нисколько не напоминающую весеннее свѣтило, освѣщавшее коротк³я лучш³я мгновен³я ея жизни. Что за ирон³я судьбы! Прощай навсегда, Луна. Нѣтъ, не Луна! Прощай, Орабуэна!

   На слѣдующ³й день Агирре взялъ билетъ на пароходъ, шедш³й въ Портъ-Саидъ.

   Что ему дѣлать въ Гибралтарѣ? Впродолжен³и трехъ мѣсяцевъ, когда рядомъ съ нимъ была любимая женщина, скрашивавшая его существован³е, городъ походилъ на рай - теперь это былъ несносный однообразный городишко, запертая крѣпость, сырая и темная тюрьма. Онъ телеграфировалъ дядѣ, извѣщая его о своемъ отъѣздѣ. Пароходъ долженъ былъ отплыть ночью, послѣ вечерняго сигнала, взявъ пров³антъ угля.

   Служители отеля сообщили ему новость.

   Кх³амуллъ умеръ въ больницѣ со свойственной чахоточнымъ ясностью мысли, говоря о далекой солнечной странѣ, о ея увѣнчанныхъ цвѣтами лотоса дѣвушкахъ, смуглыхъ и стройныхъ, какъ бронзовыя статуи. Сильное кровотечен³е положило конецъ его мечтамъ. Весь городъ говорилъ о его похоронахъ. Его соотечественники, индусск³е владѣльцы лавокъ, отправились всѣ вмѣстѣ къ губернатору и взялись за устройство похоронной церемон³и. Они хотятъ сжечь его трупъ за городской чертой, на восточномъ берегу. Его останки не должны гнить въ нечистой землѣ. Англ³йское правительство, снисходительное къ религ³ознымъ обычаямъ всѣхъ своихъ подданныхъ, отпустило дрова на сожжен³е.

   Когда наступитъ ночь, они выроютъ ровъ на берегу, наполнятъ его щепками и стружками, поверхъ наложатъ больш³я полѣнья, на нихъ трупъ, потомъ опять полѣнья и когда за неимѣн³емъ горючаго матер³ала, костеръ потухнетъ, его единовѣрцы соберутъ пепелъ, положатъ его въ ящичекъ и бросятъ въ открытомъ морѣ.

   Агирре холодно выслушалъ всѣ эти подробности. Счастливецъ Кх³амуллъ! Онъ умеръ! Огня, побольше огня! О если бы онъ сжегъ весь городъ, потомъ ближайш³я страны и наконецъ весь м³ръ!

   Въ десять часовъ океанск³й пароходъ поднялъ якорь.

   Опираясь на бортъ, испанецъ видѣлъ, какъ становилась все меньше, словно тонула на горизонтѣ, высокая скала, испещренная внизу рядами огоньковъ. На фонѣ неба виднѣлся ея темный хребетъ, словно чудовище, прикурнувшее у моря, играя съ роемъ звѣздъ, сверкавшихъ между его лапами.

   Пароходъ обогнулъ Punta de Europa. Огни исчезли... Теперь виднѣлась лишь восточная часть Горы, черная, огромная и голая. Только на самомъ крайнемъ ея пунктѣ горѣлъ глазъ маяка.

   Вдругъ на противоположномъ концѣ горы, словно выходя изъ моря, вспыхнулъ другой свѣтъ, въ видѣ красной черты, въ видѣ прямого пламени. Агирре угадалъ, что это такое!

   Бѣдный Кх³амуллъ!

   Огонь уже пожираетъ его трупъ на берегу. Люди съ бронзовыми лицами окружатъ теперь костеръ, какъ жрецы давно минувшихъ поколѣн³й, слѣдя за уничтожен³емъ останковъ товарища.

   Прощай, Кх³амуллъ!

   Онъ умеръ, мечтая о Востокѣ, странѣ любви и благоухан³й, странѣ чудесъ, и мечты его не осуществились. И на Востокъ же ѣхалъ Агирре съ пустой головой, съ утомленной, безсильной, истощенной душой, словно подвергся самой ужасной изъ пытокъ.

   Прощай, нѣжный и грустный индусъ, бѣдный поэтъ, грезивш³й о свѣтѣ и любви, продавая въ сырой дырѣ свои бездѣлушки!

   Его останки, очищенные въ огнѣ, растворятся въ лонѣ великой матери-природы. Быть можетъ его хрупкая душа птицы снова оживетъ въ чайкахъ, кружащихся вокругъ горы. А быть можетъ она будетъ пѣть въ ревущихъ, пѣнящихся волнахъ подводныхъ пещеръ, аккомпанируя клятвамъ другихъ влюбленныхъ, которые придутъ сюда въ урочный часъ, какъ приходитъ обманчивая иллюз³я, сладкая лживая любовь, чтобы дать намъ новыя силы продолжать нашъ путь по землѣ.

  

  

   Старикъ Тофоль и дѣвочка были рабами своего сада, обремененнаго непрерывнымъ плодород³емъ.

   Они тоже были деревьями, двумя растен³ями на этомъ крохотномъ кусочкѣ земли - не больше носового платка, говорили сосѣди - который кормилъ ихъ въ награду за тяжелый трудъ.

   Они жили, точно черви, прилѣпившись къ землѣ, и дѣвочка работала, какъ взрослый человѣкъ, несмотря на свою жалкую фигурку.

   Покойная жена дяди Тофоля, бездѣтная и жаждавшая дѣтей, которыя скрасили бы ея одиночество, взяла эту дѣвочку изъ воспитательнаго дома. Въ этомъ садикѣ она дожила до семнадцатилѣтняго возраста, но на видъ ей можно было дать одиннадцать, такъ хрупко было ея тѣльце, обезображенное узкими острыми плечами, выдающимися впередъ и образующими впалую грудь и горбатую спину.

   Она была некрасива и надоѣдала своимъ сосѣдкамъ и товаркамъ по рынку постояннымъ, непр³ятнымъ покашливаньемъ; тѣмъ не менѣе всѣ любили ее. Это было въ высшей степени трудолюбивое существо! За нѣсколько часовъ до разсвѣта она, дрожа отъ холода въ садикѣ, уже собирала землянику или нарѣзала цвѣты. Она первая являлась въ Валенс³ю, чтобы занять свое мѣсто на рынкѣ. Ночью, когда приходилось орошать садъ, она храбро хваталась за кирку и, подоткнувъ юбки, помогала дядѣ Тофолю пробивать отверст³я въ склонѣ горы, откуда вырывалась красная вода; высохшая и обожженная земля впитывала ее съ клокотаньемъ наслажден³я. А въ тѣ дни, когда цвѣты отправлялись въ Мадридъ, она носилась по саду, какъ сумасшедшая, обирая грядки и нося охапками гвоздику и розы, которыя скупщики укладывали въ корзины. Всѣ средства пускались въ ходъ, чтобы питаться этимъ маленькимъ клочкомъ земли. Приходилось быть всегда на мѣстѣ, обращаясь съ землею, какъ съ упрямымъ животнымъ, которое не пойдетъ безъ кнута. Этотъ клочекъ земли былъ частью огромнаго сада, принадлежавшаго когда то духовенству и раздѣленнаго на участки. Расширявш³йся городъ грозилъ поглотить садикъ, и дядя Тофоль, бранивш³й арендованный имъ клочекъ эемли, дрожалъ, однако, при мысли, что хозяина одолѣетъ жадность, и что онъ продастъ землю подъ постройку дома.

   Этотъ садъ орошался его кровью въ течен³е шестидесяти лѣтъ. Въ немъ не было ни одного кусочка необработанной земли, и деревья и растен³я такъ густо разрослись, что изъ середины садика не видно было стѣнъ, несмотря на то, что онъ весь то былъ невеликъ. Тамъ были больш³я магнол³и, грядки съ гвоздикою, цѣлые лѣсочки розъ, частыя рѣшетки съ жасминомъ, все полезныя вещи, которыя давали деньги и цѣнились глупыми людьми въ городѣ.

   Старикъ не понималъ эстетическихъ красотъ садика и стремился только извлечь изъ него какъ можно больше пользы. Ему хотѣлось бы косить цвѣты, какъ траву, и нагружать цѣлыя телѣги роскошными плодами. Это стремлен³е скупого и ненасытнаго старика мучило бѣдную дѣвочку. Какъ только она садилась на минутку, одолѣваемая кашлемъ, съ его стороны начинались угрозы, а иногда даже въ видѣ грубаго предупрежден³я и толчокъ въ спину.

   Сосѣдки изъ ближайшихъ садовъ заступались за нее. Старикъ вгонялъ дѣвочку въ гробъ. Ея кашель ухудшался съ каждымъ днемъ. Но старикъ отвѣчалъ на это всегда то же самое. Надо было много работать:- хозяинъ не слушалъ никакихъ доводовъ въ день Св. ²оанна и въ Рождество, когда надо было вносить арендную плату. Если дѣвочка кашляла, то только изъ притворства, потому что она неизмѣнно получала свой фунтъ хлѣба въ день и уголокъ въ кастрюлькѣ съ рисомъ. Иногда она ѣла даже лакомства, напримѣръ сосиски съ лукомъ и кровью. По воскресеньямъ онъ позволялъ ей развлекаться, посылая ее къ обѣднѣ, какъ важную госпожу, и не прошло еще года, какъ онъ далъ ей три песеты {Песета - испанская монета (около 35 коп.).} на юбку. Кромѣ того онъ былъ ей отцомъ; а дядя Тофоль, подобно всѣмъ крестьянамъ латинской расы, понималъ отношен³е отца къ дѣтямъ, какъ древн³е римляне, т.-е. считалъ себя въ правѣ распоряжаться жизнью и смертью своихъ дѣтей, чувствуя къ дѣвочкѣ привязанность въ глубинѣ души, но глядя на нее съ нахмуренными бровями и награждая ее изрѣдка пинками.

   Бѣдная дѣвочка не жаловалась. Ей тоже хотѣлось работать, потому что она тоже боялась, какъ бы не отняли у нихъ этого клочка земли; на дорожкахъ въ этомъ садикѣ ей чудилась до сихъ поръ заплатанная юбка старой садовницы, которую она называла матерью, когда та ласкала ее своими мозолистыми руками.

   Тутъ было собрано все, что она любила:- деревья, знавш³я ее ребенкомъ, и цвѣты, вызывавш³е въ ея дѣтскомъ умѣ неясное понят³е о материнскомъ чувствѣ. Это были ея дочери, единственныя куклы ея дѣтства, и каждое утро она испытывала одинаковое изумлен³е при видѣ новыхъ цвѣтовъ, появившихся изъ бутоновъ; она слѣдила за ихъ ростомъ шагъ за шагомъ съ того времени, когда они робко сжимали свои лепестки, словно желая уйти и скрыться, и до тѣхъ поръ, пока они не сбрасывали со внезапною смѣлостью свои оковы, точно бомбы изъ благоухан³й и яркихъ красокъ, и не расцвѣтали роскошно.

   Садикъ пѣлъ имъ безконечную симфон³ю, въ которой гармон³я красокъ сливалась съ шумомъ деревьевъ и однообразнымъ журчан³емъ въ грязной и полной головастиковъ канавѣ, которая была скрыта густою листвою.

   Въ часы яркаго солнца, когда старикъ отдыхалъ, дѣвочка бродила по саду, любуясь красотами своей семьи, разряженной въ честь чуднаго времени года. Какъ хороша была весна! Господь Богъ несомнѣнно спускался въ это время съ высотъ, приближаясь къ землѣ.

   Бѣлыя атласныя лил³и высились какъ то лѣниво-грац³озно, точно барышни въ бальныхъ платьяхъ, которыми бѣдная дѣвочка много разъ любовалась на картинкахъ. Ф³алки кокетливо прятались въ листьяхъ, но выдавали свое присутств³е чуднымъ запахомъ. Маргаритки красиво выдѣлялись въ зелени. Гвоздика покрывала грядки, какъ толпа въ красныхъ шапкахъ, и овладѣвала дорожками. Наверху магнол³и покачивали своими бѣлыми чашами, словно кадилами изъ слоновой кости, которыя испускали чудное благоухан³е, лучше, чѣмъ въ церкви. Иванъ-да-Марьи просовывали сквозь листву свои шапки изъ лиловаго бархата и, казалось, говорили дѣвочкѣ, прищуривая бородатыя лица:

   - Дѣвочка, милая дѣвочка... мы засыхаемъ. Ради Христа! Немного воды.

   Цвѣты говорили это, и она слышала ихъ жалобу, но не ушами, а глазами; и, несмотря на то, что у нея болѣли кости отъ утомлен³я, она бѣжала къ канавѣ, наполняла лейку и крестила этихъ плутовъ, а они съ благодарностью кланялись ей подъ душемъ.

   У нея часто тряслись руки, когда она перерѣзала стебли цвѣтовъ. Если бы это зависѣло отъ нея, то цвѣты оставались бы на мѣстѣ, пока не засохли бы. Но необходимо было зарабатывать деньги, наполняя отправляемыя въ Мадридъ корзины.

   Она завидовала цвѣтамъ при видѣ ихъ сборовъ въ путь. Мадридъ! Какъ то онъ выглядитъ? Воображен³е рисовало ей фантастическ³й городъ, роскошные дворцы, какъ въ сказкахъ, блестящ³я залы съ фарфоромъ и зеркалами, отражавшими тысячи огней, красавицъ-дамъ, сверкавшихъ цвѣтами. Эта картина была такъ отчетлива, какъ будто она видѣла все это въ прежн³я времена, можетъ быть даже до своего рожден³я.

   Въ этомъ Мадридѣ жилъ молодой сынъ хозяевъ дома, съ которымъ она часто играла въ дѣтствѣ. Она краснѣла при воспоминан³и о тѣхъ часахъ, которые они просиживали вмѣстѣ въ дѣтствѣ на склонахъ горы, и она слушала сказку о Золушкѣ, презрѣнной дѣвочкѣ, внезапно преобразившейся въ гордую принцессу.

   Вѣчная фантаз³я всѣхъ одинокихъ дѣвочекъ являлась вслѣдъ за этимъ и дотрагивалась до ея лба своими золотыми крыльями. Она видѣла, какъ у калитки сада останавливается роскошная карета, и красивая дама зоветъ ее:- Дорогая моя, наконецъ то я нашла тебя,- точь въ точь, какъ въ сказкѣ.

   Затѣмъ являлись роскошныя платья, дворецъ вмѣсто дома, и въ концѣ концовъ, ввиду того, что не всегда существуютъ свободные принцы для выхода за нихъ замужъ, она скромно довольствовалась тѣмъ, что выходила замужъ за сына хозяевъ.

   Почемъ знать, что будетъ? И когда она возлагала больше всего надеждъ на будущее, дѣйствительность пробуждала ее къ жизни въ видѣ грубаго пинка, и старикъ говорилъ самымъ рѣзкимъ голосомъ:

   - Вставай, пора уже.

   И она снова принималась за трудъ и мучила землю, которая жаловалась, покрываясь цвѣтами.

   Солнце такъ палило, что на деревьяхъ трескалась кора. Въ теплую утреннюю зарю люди потѣли на работѣ, точно въ полдень, и, несмотря на это, дѣвочка все больше худѣла и кашляла.

   Казалось, что цвѣты забирали себѣ румянецъ и жизнь, которыхъ недоставало ея лицу, и она цѣловала ихъ съ необъяснимою грустью.

   Никому не пришло въ голову позвать доктора. Къ чему? Доктора стоятъ денегъ, и дядя Тофоль не вѣрилъ въ нихъ.

   Животныя знаютъ меньше людей, а прекрасно проживаютъ свой вѣкъ безъ докторовъ и аптекъ.

   Однажды утромъ на рынкѣ сосѣдн³я торговки стали перешептываться между собою, съ сострадан³емъ глядя на дѣвочку.

   Чуткое ухо больного ребенка разслышало все, что онѣ говорили. Ей суждено было пасть, когда будутъ падать листья.

   Эти слова стали преслѣдовать ее всюду. Умереть... Хорошо, она покорялась судьбѣ, но ей было жаль старика, который останется безъ помощницы. И еще если-бы она умерла по крайней мѣрѣ, какъ мать, въ расцвѣтѣ весны, когда весь садъ весело-безумно переливалъ яркими красками, а не тогда, когда земля оголяется, деревья похожи на метлы, и поблекш³е зимн³е цвѣты печально глядятъ съ грядокъ.

   Когда будутъ падать листья!.. Она ненавидѣла деревья съ голыми вѣтвями. Они казались ей осенними скелетами. Она убѣгала отъ нихъ, точно ихъ тѣнь приносила несчастье, и обожала одну пальму, посаженную монахами сто лѣтъ тому назадъ, стройнаго великана съ короною изъ покачивающихся перьевъ.

   Эти листья никогда не падали. Дѣвочка подозрѣвала, что это можетъ быть глупость, но ея стремлен³е ко всему чудесному пробуждало въ ней надежды, и, подобно человѣку, ищущему исцѣлен³я у чудотворнаго образа, бѣдная дѣвочка проводила кратк³я минуты отдыха у поднож³я пальмы, защищавшей ее тѣнью своихъ острыхъ листьевъ.

   Тамъ провела она лѣто, глядя, какъ солнце, не грѣвшее ее, поднимало пары отъ земли, точно желая вырвать цѣлый вулканъ изъ нѣдръ ея. Тамъ застали ее первые осенн³е вѣтры, срывавш³е сух³е листья. Она дѣлалась все печальнѣе и худѣе, и слухъ становился такимъ чуткимъ, что она слышала самые отдаленные звуки. Бѣлыя бабочки, порхавш³я вокругъ ея головы, прилипали крылышками къ ея лбу, смоченному холоднымъ потомъ, точно желая увлечь ее въ иной м³ръ, гдѣ цвѣты рождаются сами, не вбирая въ благоухан³е и ярк³я краски ничего отъ жизни тѣхъ, кто ухаживаетъ за ними.

  

  

   Зимн³е дожди не застали уже дѣвочки. Они пролились на согнувшуюся спину старика, работавшаго попрежнему съ лопатою въ рукѣ и съ опущеннымъ въ землю взоромъ.

   Онъ покорялся судьбѣ съ равнодуш³емъ и отвагою покорной жертвы нужды. Работать, много работать, чтобы не знать недостатка въ кастрюлькѣ съ рисомъ и въ платѣ хозяину!

   Онъ былъ одинъ, Дѣвочка ушла за матерью. Единственное, что оставалось ему, была эта измѣнница-земля, которая сосала людей и собиралась высосать и его, земля, вѣчно покрытая цвѣтами, благоухающая и плодотворная, точно смерть не проходила по ней. И ни одна роза не засохла даже, чтобы проводить бѣдную дѣвочку въ путь.

   Въ семьдесятъ лѣтъ старику приходилось работать за двоихъ. Онъ копался въ землѣ съ еще большимъ упорствомъ, чѣмъ прежде, не поднимая головы, и относясь вполнѣ равнодушно къ окружавшей его обманчивой красотѣ природы, зная, что она продуктъ его рабства, желая только выгодно продать эту красоту и срѣзая цвѣты съ такимъ же чувствомъ, точно онъ косилъ траву.

  

  

  

   Весь театръ былъ охваченъ восторгомъ. Какой дебютъ! Какое чудное представлен³е Лоэнгрина! Какое сопрано у этой артистки!

   На красномъ фонѣ креселъ въ партерѣ виднѣлись головы мужчинъ и неподвижныя башни изъ лентъ, цвѣтовъ и тюля, не склонявш³яся другь къ другу ни отъ скуки, ни для болтовни; въ ложахъ царила полная тишина; нигдѣ не было слышно разговоровъ даже вполголоса. Наверху, въ адской галлереѣ, называемой въ насмѣшку раемъ, восторгъ вспыхивалъ шумно и неизмѣнно, словно глубок³й вздохъ удовлетворен³я, каждый разъ, какъ раздавалось нѣжное, сильное и мощное сопрано. Какое чудное представлен³е! Все въ театрѣ казалось новымъ. Оркестръ состоялъ изъ ангеловъ. Даже центральная люстра свѣтила ярче.

   Немалую роль играло въ этомъ восторгѣ чувство удовлетвореннаго патр³отизма. Сопрано была испанка, только перемѣнившая свою дѣвичью фамил³ю Лопесъ на итальянскую фамил³ю мужа, тенора Франкетти, великаго артиста, который, женившись на ней, поднялъ ее на высоту всем³рной извѣстности. Какая это была красивая женщина! Одна изъ первыхъ красавицъ въ м³рѣ - стройная, съ гордой осанкой, руки и шея съ прелестными округлостями. Бѣлое, тюлевое платье Эльзы свободно лежало на тал³и, но плотно облегало и чуть не рвалось надъ роскошными округлостями ея тѣла. Ея черные, восточные глаза, горѣвш³е страстнымъ огнемъ, составляли рѣзк³й контрастъ съ бѣлокурымъ парикомъ принцессы брабантской. Красавица испанка была на сценѣ робкою, нѣжною, покорною женщиною, отвѣчавшею мечтамъ Вагнера, вѣрившею въ силу своей невинности и ждавшею спасен³я отъ неизвѣстнаго.

   Разсказывая о своемъ снѣ передъ королемъ и его свитою, она пѣла такъ нѣжно и трогательно, съ опущенными руками и восторженнымъ поднятымъ кверху взоромъ - словно видя на облакѣ таинственнаго палладина - что публика не была въ силахъ сдерживаться дольше, и оглушительный взрывъ апплодисментовъ и криковъ вырвался изо всѣхъ угловъ театра, даже изъ корридоровъ, точно громк³й залпъ цѣлаго ряда пушекъ.

   Скромность и грац³я, съ которою артистка раскланивалась на всѣ стороны, еще больше разожгла восторгъ публики. Какая это женщина! Видно, что она хорошо воспитана! А что касается ея душевной доброты, то всѣ невольно вспоминали подробности ея б³ограф³и. Она посылала ежемѣсячно деньги престарѣлому отцу, чтобы тотъ могъ прилично жить на покоѣ, и этотъ счастливый старикъ слѣдилъ изъ Мадрида за успѣхами дочери по всему свѣту.

   Какъ это было трогательно! Нѣкоторыя дамы подносили къ глазамъ кончикъ пальца въ перчаткѣ, а въ райкѣ какой-то старикъ хныкалъ, закутавшись съ носомъ въ плащъ, чтобы заглушить плачъ, Сосѣди смѣялись надъ нимъ. Ну, ну, голубчикъ, нечего ревѣть!

   Представлен³е продолжалось среди всеобщаго восторга. Глашатай предлагалъ присутствующимъ выступить на защиту Эльзы. Ладно, нечего. Публика, знавшая оперу наизусть, была посвящена въ тайну и знала, что никакой смѣльчакъ не выйдетъ на защиту Эльзы. Тогда выступили, подъ звуки зловѣщей музыки, женщины въ вуаляхъ, чтобы увести ее на казнь. Но все это были лишь шутки; Эльза находилась въ полной безопасности. Но когда храбрые брабантск³е воины заволновались на сценѣ, завидя вдали таинственнаго лебедя и лодку, и въ свитѣ короля произошло полное смятен³е, публика тоже невольно зашумѣла и заерзала на стульяхъ, кашляя, вздыхая и вертясь, чтобы приготовиться къ молчан³ю. Какой интересный моментъ! На сценѣ долженъ былъ появиться знаменитый теноръ Франкетти, велик³й артистъ, про котораго шла молва, что онъ женился на испанкѣ Лопесъ, ища противовѣсъ своему отцвѣтающему таланту въ юности и чудномъ голосѣ жены. Кромѣ того, это былъ велик³й маэстро, который умѣлъ преодолѣвать трудности съ помощью искусства.

   И вотъ онъ появился на сценѣ, стоя въ маленькомъ челнѣ, опершись на длинный мечъ, держа въ рукахъ щитъ и сверкая стальною чешуею на груди. Гордая, вызывающая фигура этого рослаго красавца, котораго вся Европа носила на рукахъ, приближалась, гордо выпрямившись во весь ростъ и с³яя съ ногъ до головы, точно серебряная рыба.

   Въ театрѣ наступила глубокая тишина, точно въ церкви. Теноръ глядѣлъ на лебедя, словно тотъ былъ единственнымъ, достойнымъ его вниман³я существомъ, и въ мистической обстановкѣ раздался тих³й, нѣжный, еле слышный голосъ, точно долетавш³й откуда-то издали.

   - Б_л_а_г_о_д_а_р_ю т_е_б_я, о м_и_л_ы_й л_е_б_е_д_ь.

   Весь театръ вздрогнулъ неожиданно, какъ одинъ человѣкъ, и публика вскочила на ноги. Какой-то рѣзк³й звукъ, точно разодралась старая декорац³я въ глубинѣ сцены, бѣшеный, жесток³й, отчаянный свистъ потрясъ тишину такъ, что, казалось, задрожалъ свѣтъ въ театральномъ залѣ.

   Освистывать Франкетти, когда онъ только что открылъ ротъ! Тенора, получающаго за выходъ четыре тысячи франковъ! Публика въ партерѣ и въ ложахъ взглянула на раекъ, гордо нахмурившись.

   - Негодяй! Каналья! Неотесъ! Въ тюрьму его!- Вся публика вскочила на ноги, волнуясь и грозя кулаками въ сторону старичка, который закутывался съ носомъ въ плащъ и плакалъ, когда пѣла Эльза, а теперь вскочилъ и тщетно пытался объяснить что-то окружающимъ. - Въ тюрьму его! Въ тюрьму!

   Два жандарма проложили себѣ доpory въ публикѣ и, добравшись до старика, вытолкали его въ корридоръ. Бѣдняга задѣвалъ всѣхъ спустившимся плащемъ и отвѣчалъ на угрозы и оскорблен³я отчаянными жестами, въ то время, какъ публика стала шумно апплодировать, чтобы выказать свою симпат³ю Франкетти, который прервалъ пѣн³е.

   Старикъ и жандармы остановились въ корридорѣ, тяжело переводя духъ послѣ давки. Нѣсколько зрителей вышло вслѣдъ за ними.

   - Просто не вѣрится! - сказалъ одинъ изъ жандармовъ.- Пожилой человѣкъ и съ виду приличный...

   - Что вы тутъ понимаете? - крикнулъ старикъ вызывающимъ тономъ. - Я самъ понимаю, что дѣлаю. Знаете ли вы, кто я такой? Я отецъ Кончиты, той самой, которую называютъ въ афишѣ Франкетти, и которой разные дураки хлопаютъ съ такимъ восторгомъ. Что же, васъ удивляетъ, что я освисталъ его? Я тоже читалъ газеты. Вотъ-то вранье: "Горячо любящая дочь... любимый и счастливый отецъ..." Все это вранье. Моя дочь перестала быть мнѣ дочерью. Она - змѣя, а этотъ итальянецъ - подлецъ. Они помнятъ обо мнѣ только, чтобы посылать мнѣ милостивое подаян³е, какъ будто сердце голодаетъ и насыщается деньгами! Я отъ нихъ ни гроша не принимаю. Лучше умру или буду надоѣдать друзьямъ и знакомымъ.

   Теперь публика слушала старика. Окружающими овладѣло жгучее любопытство узнать поближе истор³ю двухъ знаменитостей изъ артистическаго м³ра. И сеньоръ Лопесъ, котораго оскорбилъ весь театръ, жаждалъ излить свое негодован³е передъ кѣмъ бы то ни было, хотя бы передъ жандармами.

   - Вся моя семья состоитъ изъ н_е_я. Войдите въ мое положен³е. Бѣдняжка не знала матери и выросла на моемъ попечен³и. У нея проявился голосъ. Она заявила, что желаетъ быть артисткой или умереть, и вотъ ея добрякъ-папаша рѣшилъ, что она будетъ знаменитостью или они умрутъ вмѣстѣ. Учителя сказали:- надо ѣхать въ Миланъ,- и сеньоръ Лопесъ уѣхалъ туда съ дочерью, оставивъ службу и продавъ маленьк³й участокъ земли, полученный въ наслѣдство отъ отца. Господи, чего я только не выстрадалъ! Сколько я бѣгалъ, до дебюта, отъ маэстро къ маэстро и отъ антрепренера къ антрепренеру! Сколько унижен³й, сколько труда выпало на мою долю, все ради охранен³я дѣвочки отъ соблазна! А сколько лишен³й, да, господа, лишен³й и даже голода - тщательно скрывая его - вытерпѣпъ я, чтобы сеньорита не терпѣла ни въ чемъ недостатка! И вотъ, когда она выступила наконецъ на сценѣ, и имя ея стало извѣстнымъ, когда я сталъ восторгаться результатами своихъ жертвъ, чортъ принесъ этого Франкетти. Они стали пѣть на сценѣ безконечные любовные дуэты, влюбились другъ въ друга въ концѣ концовъ, и мнѣ пришлось выдать дочь замужъ, чтобы она не злилась на меня и не терзала меня вѣчными рыдан³ями. А вы, навѣрно, не знаете, что такое бракъ между артистами? Это воплощен³е эгоизма, который выводитъ трели. Ни любви, ни привязанности, ничего. Голосъ и одинъ голосъ. Мой поганецъ-зять сталъ точить на меня зубы съ перваго момента. Онъ ревнуетъ меня, и рѣшилъ удалить меня, чтобы забрать свою жену въ полную власть. А она не только любитъ этого паяца, но даже привязывается къ нему еще больше каждый разъ, какъ видитъ, как³я овац³и ему дѣлаютъ, и соглашается съ нимъ во всемъ. Такъ, молъ, требуетъ искусство! Оно не допускаетъ привязанностей и семейнаго образа жизни. Подъ этимъ предлогомъ они выслали меня въ Испан³ю, и я, поссорившись съ этимъ негодяемъ, поссорился и съ дочерью. До сегодняшняго дня я ихъ и не видалъ... Господа, ведите меня, куда хотите, но я заявляю, что каждый разъ, какъ буду имѣть возможность, буду являться сюда и освистывать этого подлеца-итальянца... Я былъ боленъ, я одинокъ. Такъ это все ничего. Лопни, старикъ, какъ-будто у тебя нѣтъ дочери. Твоя Кончита принадлежитъ не тебѣ, а Франкетти... впрочемъ, нѣтъ, даже не ему, а искусству. И вотъ я скажу:- если искусство состоитъ въ томъ, что дочери забываютъ отцовъ, которые принесли себя въ жертву ради нихъ, то я плюю на искусство и предпочелъ бы вернуться теперь домой и застать свою Кончиту за штопкою моихъ носокъ.

  

  

  

   Почти всѣ пассажиры, ѣхавш³е въ вагонѣ третьяго класса, знали красавицу Мар³ету въ траурномъ платьѣ, сидѣвшую съ груднымъ ребенкомъ у окна и избѣгавшую взглядовъ и разговоровъ съ сосѣдками.

   Старухи глядѣли на нее, однѣ съ любопытствомъ, друг³я съ ненавистью, изъ-подъ ручекъ огромныхъ корзинъ и изъ-за пакетовъ съ покупками, сдѣланными въ Валенс³и и лежавшими теперь у нихъ на колѣняхъ. Мужчины покуривали скверныя сигары и бросали на Мар³ету страстные, пламенные взгляды.

   Во всѣхъ углахъ вагона шелъ разговоръ о ней, и разсказывалась ея истор³я.

   Это было первый разъ, что Мар³ета рѣшилась выйти изъ дому послѣ смерти мужа. Три мѣсяца прошло уже съ тѣхъ поръ. He было сомнѣн³й, что она не смѣла выходить изъ дому изъ страха передъ Т_е_у_л_а_и, младшимъ братомъ мужа, человѣкомъ, который былъ грозою округа, имѣя только двадцать пять лѣтъ отъ роду. Онъ былъ бѣшено влюбленъ въ свое ружье и свободу и, принадлежа къ богатой семьѣ, отказался отъ земледѣльческой жизни, чтобы жить то по деревнямъ, гдѣ были снисходительные алькады, то въ горахъ, когда н_е_д_о_л_ю_б_л_и_в_а_в_ш_³_е е_г_о л_ю_д_и_ осмѣливались обвинять его.

   Мар³ета выглядѣла спокойною и довольною. Эхъ, скверная это была баба! При ея черной душѣ она была красива и величественна, какъ королева.

   Каждый, кто видѣлъ ее въ первый разъ, приходилъ въ восторгъ отъ ея красоты. Она напоминала пресвятыхъ дѣвъ, покровительницъ деревень. Кожа ея, блѣдная и прозрачная, какъ воскъ, оживлялась иногда прелестнымъ румянцемъ. Черные, восточные глаза оттѣнялись длинными рѣсницами. Гордая шея перерѣзалась двумя горизонтальными лин³ями на гладкой, бѣлой кожѣ. Крѣпк³я округлости ея высокой, видной фигуры обнаруживались подъ чернымъ платьемъ при малѣйшемъ движен³и.

   Да, она была очень красива. Безумная любовь къ ней бѣднаго мужа была вполнѣ понятна.

   Тщетно противились родственники Пепета его браку съ Мар³етой. Женитьба на бѣдной дѣвушкѣ, когда онъ самъ былъ богатъ, была въ ихъ глазахъ нелѣпостью, тѣмъ болѣе, что невѣста была дочерью вѣдьмы и, слѣдовательно, наслѣдницею ея злыхъ чаръ.

   Но Пепетъ былъ непреклоненъ въ своемъ рѣшен³и. Мать его умерла отъ горя. Судя по разсказамъ сосѣдокъ кумушекъ, она предпочла уйти изъ этого м³ра, лишь бы не видѣть у себя въ домѣ дочери В_ѣ_д_ь_м_ы. А Т_е_у_л_а_и, хотя и былъ погибшимъ человѣкомъ и не много заботился о чести своей семьи, чуть не поссорился съ братомъ. Онъ не моръ примириться съ тѣмъ, что получитъ въ невѣстки красавицу - женщину, которая, по увѣрен³ямъ надежныхъ людей въ кабакѣ (а тамъ собирались всегда самые почтенные люди), готовила злыя зелья, помогала матери срѣзать съ дѣтей-бродягъ жиръ для приготовлен³я таинственной мази и смазывала ее по субботамъ въ полночь передъ тѣмъ, какъ та вылетала въ трубу.

   Пепетъ, смѣявш³йся надъ этими толками, кончилъ тѣмъ, что женился на Мар³етѣ, и къ дочери вѣдьмы перешли его виноградники, рожковыя деревья, большой домъ на Главной Улицѣ и деньги, которыя мать хранила въ ящикахъ комода.

   Онъ былъ безъ ума отъ Мар³еты. Эти двѣ волчицы дали ему, очевидно, какое-нибудь зелье, можетъ быть, ч_а_р_у_ю_щ_³_й п_о_р_о_ш_о_к_ъ, который, по утвержден³ю наиболѣе опытныхъ кумушекъ, связываетъ людей навсегда своею адскою силою.

   Морщинистая вѣдьма съ маленькими, злыми глааами, не проходившая по площади безъ того, чтобы. мальчишки не стали кидать въ нее камнями, осталась жить одна въ своемъ домишкѣ на краю деревни, гдѣ каждый проходивш³й ночью мимо непремѣнно крестился. Пепетъ взялъ Мар³ету изъ этой дыры, гордясь тѣмъ, что жена его самая красивая женщина во всемъ округѣ.

   Какъ зажили молодые! Добрыя кумушки не могли вспомнить объ этомъ безъ стыда. Недаромъ былъ заключенъ этотъ бракъ подъ вл³ян³емъ нечистой силы. Пепетъ почти не выходилъ изъ дому, забросилъ работу на поляхъ, предоставляя поденщикамъ дѣлать, что хотятъ, и ни на секунду не разставался съ женою. Проходя мимо ихъ дома, люди видѣли въ пр³открытую дверь или въ широко раскрытыя окна, какъ они обнимались и гонялись другъ за другомъ съ веселымъ смѣхомъ, опьяненные счастьемъ, оскорбляя весь свѣтъ своею дерзкою любовью. Это не значило жить, какъ христ³ане. Это были двѣ бѣшеныхъ собаки, гонявш³яся другъ за другомъ отъ никогда не удовлетвореннаго животнаго чувства. Ахъ, подлая баба! Она съ матерью отравили Пепета своими напитками. Это видно было по его наружности; онъ все слабѣлъ, блѣднѣлъ и таялъ, какъ свѣчка.

   Мѣстный врачъ, единственный человѣкъ, смѣявш³йся надъ вѣдьмами, зельемъ и суевѣр³емъ людей, видѣлъ единственное спасен³е Пепета въ томъ, чтобы раздѣлить его съ женою. Но тотъ и слышать не хотѣлъ объ этомъ, и они продолжали жить вмѣстѣ; онъ все худѣлъ и слабѣлъ, а она полнѣла и хорошѣла, глядя на сплетницъ гордо и величественно. У нихъ родился сынъ, и черезъ два мѣсяца послѣ этого Пепетъ тихо умеръ, угасъ, какъ свѣтъ, не отпуская отъ себя жену до послѣдней минуты и притягивая ее въ свои страстныя объят³я.

   Въ деревнѣ поднялась настоящая буря. Смерть Пепета была несомнѣнно вызвана гадкимъ зельемъ. Старуха заперлась въ своемъ домикѣ, боясь народнаго гнѣва. Дочь не выходила нѣсколько недѣль на улицу, и сосѣди слышали, какъ она рыдаетъ и охаетъ. Въ концѣ концовъ она стала ходить по вечерамъ съ ребенкомъ на кладбище, несмотря на враждебные взгляды мѣстныхъ жителей.

   Вначалѣ она боялась немного своего страшнаго зятя Т_е_у_л_а_и, который держался того мнѣн³я, что уб³йство - самое подходящее занят³е для мужчинъ и, возмущенный смертью брата, говорилъ въ тавернѣ о томъ, что разрубитъ на куски свою невѣстку и ея вѣдьму-мать. Но Т_е_у_л_а_и исчезъ уже мѣсяцъ тому назадъ. Онъ либо бродилъ съ р_о_д_е_р_а_м_и въ горахъ, либо находился п_о д_ѣ_л_а_м_ъ въ другомъ концѣ провинц³и. Мар³ета рѣшилась, наконецъ, выйти изъ деревни и отправиться въ Валенс³ю за покупками. Какую важную барыню разыгрывала она на деньги бѣднаго мужа! Можетъ быть, ей хотѣлось, чтобы молодые господа въ Валенс³и наговорили ей любезностей, любуясь ея красотою...

   Враждебный шопотъ слышался во всѣхъ углахъ вагона. Взгляды всѣхъ пассажировъ были обращены на нее, но Мар³ета поднимала свои властные глаза, шумно вдыхала въ грудь воздухъ съ самымъ презрительнымъ видомъ и снова глядѣла на поля, на запыленныя оливковыя рощи, на