Бласко-Ибаньес Висенте - Рассказы

исутств³е.

   - У_э_р_к_о, ты ошибаешься! Орабуэна ушла! Ищи ее въ другомъ мѣстѣ. Здѣсь есть только Луна, красавица Лунита, золотая Лунита!

   И такъ велика была ея настойчивость, что ей въ концѣ концовъ удалось своимъ умоляющимъ, кроткимъ голосомъ обмануть У_э_р_к_о. Чтобы освятить этотъ обманъ, на слѣдующ³й день, во время праздника въ синагогѣ, имя Орабуэна было замѣнено именемъ Луны.

   Агирре слушалъ этотъ разсказъ съ такимъ же интересомъ, какъ будто читалъ романъ изъ жизни отдаленной, экзотической страны, которую никогда не увидитъ.

   Въ это утро консулъ сдѣлалъ ей предложен³е, которое уже нѣсколько дней носилось въ его головѣ и котораго онъ все не осмѣлился высказать. Почему имъ не полюбить другъ друга? Почему не стать женихомъ и невѣстой? Въ ихъ встрѣчѣ было что-то провиденц³альное. He даромъ случай ихъ свелъ. Они познакомились несмотря на то, что происходили изъ разныхъ странъ и принадлежали къ различнымъ расамъ.

   Луна протестовала, но съ улыбкой. Что за безум³е! Быть женихомъ и невѣстой, зачѣмъ? Вѣдь они не могутъ обвѣнчаться. У нихъ разная вѣра. Къ тому же онъ долженъ уѣхать.

   Агирре рѣшительно возражалъ.

   - He разсуждайте, закройте глаза. Когда любишь, нечего размышлять. Здравый смыслъ и условности существуютъ для тѣхъ, кто не любитъ. Скажите "да", а время и добрая судьба все устроятъ.

   Луна смѣялась, ей нравились серьезное лицо Агирре и страстность его словъ.

   - Женихъ и невѣста на испанск³й ладъ? Думаете, что меня это прельщаетъ? Вы уѣдете и забудете меня, какъ, несомнѣнно, забыли другихъ. А я останусь и буду помнить васъ. Хорошо! Мы будемъ каждый день видаться и говорить о нашихъ дѣлахъ. Здѣсь невозможны серенады и если вы бросите къ ногамъ моимъ плащъ, васъ сочтутъ безумцемъ. Но неважно! Будемъ женихомъ и невѣстой. Пусть будетъ такъ.

   И говоря это, она смѣялась, полузакрывъ глаза, какъ дѣвочка, которой предлагаютъ забавную игру. Потомъ вдругъ широко раскрыла глаза, словно въ ней пробуждается забытое воспоминан³е и давитъ ей грудь.

   Она поблѣднѣла. Агирре угадалъ, что она хочетъ сказать.

   Она хотѣла говорить о своей прежней помолвкѣ, о женихѣ-евреѣ, который находился въ Америкѣ и могъ вернуться. Послѣ непродолжительнаго колебан³я, она, не прерывая молчан³я, вернулась къ своей прежней рѣшимости. Луисъ былъ ей благодаренъ. Она хотѣла скрыть свое прошлое, какъ поступаютъ всѣ женщины въ первомъ порывѣ любви.

   - Хорошо! Мы будемъ женихомъ и невѣстой. Итакъ, консулъ, скажите мнѣ что -нибудь красивое, что говорятъ испанцы, когда подходятъ къ рѣшеткѣ окна.

   Въ это утро Луна вернулась домой съ опоздан³емъ, кь лёнчу. Семья ожидала ее съ нетернѣн³емъ. Забулонъ сурово взглянулъ на племянницу. Кузины Соль и Эстрелья шутливо намекнули на испанца. Глаза патр³арха стали влажными, когда онъ заговорилъ о Кастильѣ и консулѣ.

   Между тѣмъ послѣдн³й остановился передъ дверью индусской лавки, чтобы поболтать съ Кх³амулломъ. Онъ чувствовалъ потребность подѣлиться съ кѣмъ-нибудь своей чрезмѣрной радостью.

   Цвѣтъ лица индуса былъ зеленѣе обыкновеннаго. Онъ часто кашлялъ и его улыбка бронзоваго бэбэ походила на скорбную гримасу.

   - Кх³амуллъ! Да здравствуетъ любовь! Повѣрь мнѣ, я хорошо знаю жизнь! Ты вотъ все болѣешь и умрешь, не повидавъ священной рѣки твоей родины. Чего тебѣ недостаетъ,- это подруги, дѣвушки изъ Гибралтара или лучше изъ Ла Линеа, полуцыганки, въ платкѣ, съ гвоздикой въ копнѣ волосъ и легкой походкой! Вѣрно говорю, Кх³амуллъ?

   Индусъ улыбнулся, не безъ оттѣнка презрѣн³я, и покачалъ головой.

   Нѣтъ! Пусть каждый остается среди своихъ. Онъ сынъ своего народа и живетъ въ добровольномъ одиночествѣ среди бѣлыхъ. Противъ симпат³й и антипат³й, коренящихся въ крови, ничего не подѣлаешь. Брахма, это воплощен³е божественной мудрости, раздѣлилъ людей на касты.

   - Но, Бога ради, другъ мой Кх³амуллъ! Мнѣ кажется, дѣвушка въ родѣ той, на которую я тебѣ указываю, вовсе не достойна презрѣн³я...

   Индусъ снова разсмѣялся надъ его невѣжествомъ. Каждый народъ имѣетъ свои вкусы и свое обонян³е. Такъ какъ онъ считаетъ Агирре хорошимъ человѣкомъ, то онъ позволитъ себѣ открыть ему страшную тайну.

   Пусть онъ посмотритъ на бѣлыхъ, на европейцевъ, гордящихся своей чистотой и своими банями? Всѣ они нечистые, и имъ присущъ запахъ, котораго они никогда ничѣмъ не уничтожатъ. Онъ, сынъ страны лотосовъ и священнаго ила, долженъ дѣлать надъ собой усил³я, чтобы выносить ихъ прикосновен³е.

   Отъ нихъ отъ всѣхъ пахнетъ - сырымъ мясомъ.

  

  

   Былъ зимн³й вечеръ. Небо было покрыто тучами. Было пасмурно, но не холодно. Луна и испанецъ шли медленнымъ шагомъ по дорогѣ, ведущей къ Punta de Europa, къ крайнему пункту гибралтарскаго полуострова.

   Они оставили позади себя Аламеду и берега Арсенала, пройдя между тѣнистыми садами и красноватыми виллами, населенными морскими и сухопутными офицерами, огромными госпиталями, похожими на цѣлое мѣстечко и казармами, напоминавшими монастыри, съ многочисленными галлереями, гдѣ бѣгали кучи дѣтей или мыли бѣлье и посуду солдатск³я женщины, эти смѣлыя скиталицы по свѣту, сегодня находивш³яся при гарнизонѣ въ Инд³и, а завтра въ Канадѣ.

   Облачное небо скрывало берегъ Африки, такъ что проливъ имѣлъ видъ безграничнаго моря. Напротивъ влюбленной парочки простирались темныя воды бухты и въ сумеркахъ слабо вырисовывались черныя очертан³я мыса Тарифа, словно сказочный носорогъ, на мордѣ котораго вмѣсто рога поднимался маякъ.

   Сквозь сѣроватыя тучи проникалъ робк³й лучъ солнца, треугольникъ тусклаго свѣта, похож³й на излучен³е волшебнаго фонаря, рисовавш³й на темной поверхности моря большое блѣдно-золотое пятно. Въ серединѣ этого круга блѣднаго свѣта скользилъ, какъ умирающ³й лебедь, бѣлый мазокъ парусмой лодки.

   Оба молодыхъ человѣка едва отдавали себѣ отчетъ въ томъ, что ихъ окружало.

   Они шли погруженные въ свой эгоизмъ влюбленныхъ. Вся ихъ жизнь сосредоточивалась во взглядѣ или легкомъ касан³и тѣлъ, которыя на ходу встрѣчались. Изъ всей жизни природы для нихъ существовалъ только гаснущ³й вечерн³й свѣтъ, позволявш³й имъ видѣть другъ друга, и тепловатый вѣтеръ, шептавш³йся въ кактусахъ и пальмахъ, казалось, служивш³й музыкальнымъ аккомпаниментомъ къ ихъ словамъ.

   Въ правомъ ухѣ звенѣлъ шумъ далекаго рева:- то море билось о скалы. Съ лѣвой стороны слышался, словно тихая пастушья свирѣль, шопотъ сосенъ, нарушаемый время отъ времени грохотомъ повозокъ, двигавшихся по горнымъ дорогамъ въ сопровожден³и роты солдатъ съ засученными рукавами и въ рубашкахъ.

   Оба молодыхъ человѣка глядѣли другъ на друга съ нѣжностью, улыбались автоматично, какъ улыбаются влюбленные, и всетаки были исполнены грусти, той сладкой грусти, которая таитъ въ себѣ особое сладострастное чувство. Co свойственной ея расѣ положительностью Луна глядѣла въ будущее, между тѣмъ какъ Агирре довольствовался настоящимъ моментомъ, не думая о томъ, чѣмъ кончится эта любовь.

   Къ чему разстраивать себя воображаемыми препятств³ями!

   - Я не похожъ на тебя, Луна! Я вѣрю въ нашу судьбу. Мы женимся, объѣздимъ весь свѣтъ. He безпокойся! Вспомни, какъ я познакомился съ тобой. Былъ праздникъ Кущей. Ты ѣла, стоя, какъ цыгане, скитающ³еся по свѣту и послѣ послѣдняго глотка возобновляющ³е свой путь. Ты принадлежишь къ народу, который велъ бродяч³й образъ жизни и теперь еще скитается по землѣ. Я прибылъ вовремя. Мы уѣдемъ вмѣстѣ. По своей професс³и я самъ бродяга. Всегда мы будемъ вмѣстѣ. Во всѣхъ странахъ, каковы бы онѣ ни были, мы можемъ быть счастливы. И съ собой мы увеземъ, горячо любя другъ друга, весну и радость жизни.

   Очарованная его страстными словами, Луна тѣмъ не менѣе сдѣлала печальное лицо.

   - Дитя!- пробормотала она съ андалузскимъ акцентомъ.- Сколько сладкой лжи! Но вѣдь это всетаки ложь! Какъ можемъ мы обвѣнчаться? Какъ все это устроится? Или ты примешь мою вѣру?

   Агирре остановился отъ удивлен³я и изумленными глазами посмотрѣлъ на Луну.

   - Бога ради! Чтобы я сталъ евреемъ!

   Онъ не былъ образцомъ вѣрующаго. Жизнь оиъ провелъ, не придавая особеннаго значен³я религ³и. Онъ зналъ, что на свѣтѣ существуютъ разныя вѣры, но въ его глазахъ католики были, безъ сомнѣн³я, лучшими людьми. Къ тому же его могущественный дядя, подъ страхомъ гибели карьеры, совѣтовалъ ему не смѣяться надъ подобными темами.

   - Нѣтъ! Я не вижу въ этомъ необходимости. Но должно же быть средство выйти изъ зтого затруднительнаго положен³я. Я еще не знаю, какое, но, несомнѣнно, оно должно существовать. Въ Парижѣ я зналъ очень видныхъ людей, женатыхъ на женщинахъ твоего народа. He можетъ быть, чтобы этого нельзя было устроить. Я убѣжденъ, все устроится. Да, вотъ идея! Завтра утромъ, если хочешь, я пойду къ великому раввину, "духовному вождю", какъ ты выражаешься. Онъ, кажется, добрый господинъ. Я видѣлъ его нѣсколько разъ на улицѣ. Кладезь премудрости, какъ утверждаютъ твои. Жаль, что онъ такой грязный и пахнетъ прогорклой святостью. He дѣлай такого лица! Впрочемъ это пустяки. Нужно только немного щелока, и все обойдется. Ну, не сердись. Этотъ добрый сеньоръ мнѣ очень симпатиченъ, съ его козлиной бѣлой бородкой и слабенькимъ голоскомъ, точно доносящимся изъ другого м³ра. Повторяю, я пойду къ нему и поговорю съ нимъ:

   "Сеньоръ раввинъ!- скажу я ему. Я и Луна, мы любимъ другъ друга и хотимъ жениться, не такъ какъ женятся евреи, по договору и съ правомъ потомъ раскаяться, а на всю жизнь, во вѣки вѣковъ. Соедините насъ узами съ головы до пятъ. Никто ни на небѣ ни на землѣ не сможетъ насъ разъединить. Я не могу измѣнить своей религ³и, ибо это было бы низостью, но клянусь вамъ, что при всей моей приверженности къ христ³анству Луна будетъ пользоваться большимъ вниман³емъ, лаской и любовью, чѣмъ если я былъ бы Мафусаиломъ, царемъ Давидомъ, пророкомъ Аввакумомъ или кѣмъ-нибудь другимъ изъ тѣхъ х_в_а_с_т_у_н_о_в_ъ, о которыхъ говорится въ Священномъ Писан³и.

   - Молчи, несчастный³ - прервала его еврейка съ суевѣрнымъ страхомъ, закрывая ему одной рукой ротъ, чтобы помѣшать дальше говорить. - Замкни свои уста, грѣшникъ!

   - Хорошо, я замолчу, но я убѣжденъ, что какъ-нибудь это устроится. Или ты думаешь, что кто-нибудь сможетъ насъ разъединить послѣ такой искренней, такой долгой любви!

   - Такой долгой любви!- повторила Луна, какъ эхо, вкладывая въ эти слова серьезное выражен³е.

   Замолчавъ, Агирре, казалось, былъ поглощенъ очень трудными вычислен³ями.

   - По меньшей мѣрѣ мѣсяцъ прошелъ!- сказалъ онъ наконецъ, какъ бы удивляясь, сколько съ тѣхъ поръ прошло времени.

   - Мѣсяцъ, нѣтъ!- возразила Луна.- Гораздо, гораздо больше!

   Онъ снова погрузился въ размышлен³я.

   - Вѣрно. Больше мѣсяца. Вмѣстѣ съ сегодняшнимъ тридцать восемь дней. И мы видимся каждый день. И съ каждымъ днемъ любимъ другъ друга все больше!

   Оба шли молча, опустивъ головы, какъ будто поглощенные мыслью объ огромной продолжительности ихъ любви. Тридцать восемь дней!

   Агирре вспомнилъ полученное вчера вечеромъ отъ дяди письмо, исполненное удивлен³я и негодован³я. Уже два мѣсяда онъ находится въ Гибралтарѣ и не думаетъ отплыть! Что это у него за болѣзнь? Если онъ не желаетъ занять свое мѣсто, пусть возвращается въ Мадридъ. И невозможность настоящаго положен³я, необходимость расторгнуть узы этой любви, постепенно овладѣвшей имъ, вдругь представились ему со всей ихъ настоятельностью и тяжестью.

   Луна продолжала итти, склонивъ голову и шевеля пальцами одной руки, словно считая.

   - Да, вѣрно! Тридцать восемь дней. Боже. мой! Какъ могъ ты такъ долго меня любить. Меня! Старуху!

   И такъ какъ Агирре посмотрѣлъ на нее съ удивлен³емъ, она меланхолически прибавила:

   - Ты же знаешь... Я не скрываю отъ тебя... Мнѣ двадцать два года. Мног³я дѣвушки моего народа выходятъ замужъ четырнадцати лѣтъ!

   Ея грусть была искренна. To была грусть восточной женщины, привыкшей видѣть молодость только въ половой зрѣлости, немедленно же находящей удовлетворен³е.

   - Часто я не могу понять, какъ ты можешь меня любить. Я такъ горжусь тобой! Моикузины, чтобы позлить меня, стараются отыскать у тебя недостатки и не могутъ. He могутъ! Недавно ты проходилъ мимо моего дома, когда я стояла за ставнями съ Мир³амъ, которая была моей кормилицей, съ еврейкой изъ Марокко, изъ тѣхъ, что носятъ платокъ на шеѣ и халатъ. "Посмотри, Мир³амъ, - говорю я ей - какой красавецъ идетъ изъ нашихъ".- А Мир³амъ покачала толовой.- "Еврей! Нѣтъ, ты говоришь не правду. Онъ идетъ выпрямившись, ступаетъ по землѣ твердой ногой, а наши ходятъ робко, согнувъ ноги, какъ будто хотятъ стать на колѣни. У него зубы, какъ у волка, а глаза, какъ кинжалы. Онъ не склоняетъ внизъ ни головы, ни взора!". Да, таковъ ты. Мир³амъ нѳ ошиблась. Ты не похожъ на мужчинъ моей крови. Не то, чтобы они не были мужественны. Среди нихъ есть сильные, какъ Маккавеи. Массена, одинъ изъ генераловъ Наполеона, былъ еврей. Но преобладающимъ въ нихъ чувствомъ, подавляющимъ въ нихъ гнѣвъ, является все же смирен³е, покорность. Насъ такъ много преслѣдовали! Вы росли совсѣмъ въ другихъ услов³яхъ.

   Потомъ дѣвушка, казалось, раскаялась въ своихъ словахъ. Она плохая еврейка. Она едва вѣритъ въ свою религ³ю и въ свой народъ. A синагогу она посѣщаетъ только въ дни ч_е_р_н_а_г_о п_о_с_т_а и друг³е больш³е праздники, когда неудобно не итти.

   - Мнѣ кажется, что я тебя давнымъ давно ждала. Теперь я убѣждена, что знала тебя еще прежде, чѣмъ увидала. Когда я встрѣтила тебя впервые въ день Кущей, я почувствовала, что въ моей жизни наступаетъ важный и рѣшающ³й переломъ. Когда я узнала, кто ты, я сдѣлалась твоей рабыней и съ тревогой ожидала твоего перваго слова.

   Ахъ Испан³я!

   Луна походила въ этомъ отношен³и на старика Абоабъ. Мысль ея неоднократно уносилась къ прекрасной странѣ ея предковъ, окутанной дымкой таинственности. Иногда она думала о ней съ ненавистью, какъ можно ненавидѣть любимаго человѣка, за ея предательство и жестокости, не переставая ее любить. Иногда напротивъ она вспоминала съ восторгомъ слышанныя ею отъ бабушки сказки, пѣсни, которыми та ее въ дѣтствѣ баюкала, легенды старой Кастильи, страны сокровищъ, чаръ и любви, которую можно сравнить только развѣ съ Багдадомъ арабовъ, съ чудеснымъ городомъ "тысячи и одной ночи". Въ праздничные дни, когда евреи запирались въ своихъ домахъ въ тѣсномъ семейномъ кругу, старая Абоабъ или кормилица Мир³амъ развлекали ее часто старинными романсами въ духѣ Древней Кастильи, которые передавались изъ поколѣн³я въ поколѣн³е, истор³ями любви между гордыми христ³анами-рыцарями и похожими на святыхъ красавицъ Писан³я, прекрасными еврейками съ бѣлымъ цвѣтомъ лица, широко раскрытыми глазами и длинными эбеновыми косами.

  

   Въ городѣ въ Толедо

   Въ городѣ Гранады

   Жилъ красавецъ - юноша

   По имени Дьего Леонъ.

   Полюбилъ онъ Тамару

   Кастильскую еврейку...

  

   Въ ея памяти звучали разрозненные отрывки этихъ старыхъ истор³й, приводившихъ въ трепетъ ея мечтательное дѣтское сердечко. Она хотѣла быть Тамарой. Цѣлые годы она ждала красавца-юношу, смѣлаго и сильнаго, какъ ²уда Маккавей, еврейск³й Сидъ, левъ изъ колѣна ²уды, левъ среди львовъ, и мечты ея осуществились - въ назначенный часъ явился ея герой. Онъ пришелъ изъ таинственной страны, какъ конквистадоръ, съ гордо поднятой головой и глазами, какъ кинжалы, выражаясь словами Мирьямы. Какъ она гордилась! И инстинктивно, словно боясь, что видѣн³е исчезнетъ, она взяла Агирре подъ руку и оперлась на нее съ кроткой нѣжностью.

   Они дошли до Punta de Europa до врѣзывавшагося въ море маяка на мысу.

   На площадкѣ, окруженной военными здан³ями, группа бѣлокурыхъ парней съ раскраснѣвшимися лицами, въ панталонахъ хаки, поддержанныхъ кожаными подтяжками, съ засученными рукавами размахивали руками и ногами вокругъ огромнаго мячика. To были солдаты. Они на мгновенье прервали игру, чтобы пропустить парочку. Никто изъ этихъ молодыхъ людей, сильныхъ и цѣломудренныхъ, совершенно равнодушныхъ къ половой жизни благодаря физическимъ упражнен³ямъ и культу мускульной силы, не бросилъ на Луну ни единаго взгляда.

   Обогнувъ мысъ, они продолжали свою прогулку по незаселенному восточному склону горы, о которую разбивались бури и бѣшеный восточный вѣтеръ. На этой сторонѣ не было укрѣплен³й, кромѣ тѣхъ, что были на вершинѣ, почти скрытыхъ облаками, которыя шли съ моря, натыкались на гигантскую преграду скалъ и взбирались къ вершинамъ, словно атакуя ихъ.

   Дорога, высѣченная въ твердой скалѣ, змѣилась между дикими садами съ богатой, чисто африканской растительностью.

   Фиговыя деревья простирали похож³я на зеленыя стѣны, тѣснящ³еся ряды лопатокъ, полныхъ колючекъ. Питы раскрывались какъ букетъ штыковъ, черноватыхъ или розовыхъ, цвѣта лососины. Старыя агавы поднимали къ небу свои побѣги, прямыя какъ мачты, кончавш³яся выступавшими впередъ сучьями, придававшими имъ видъ канделябровъ или телеграфныхъ столбовъ.

   Посреди этой дикой растительности одиноко высилась лѣтняя резиденц³я губернатора крѣпости. А дальше начиналось безлюд³е, безмолв³е, нарушаемое только ревомъ моря, вливавшагося въ невидимыя пещеры.

   Вдругъ влюбленные увидѣли, какъ на значительномъ разстоян³и отъ нихъ задвигалась покрывавшая склоны растительность. Покатились камни, словно кто-то отбрасывалъ ихъ ногой, склонялись дик³я растен³я подъ натискомъ чьего-то бѣгства, раздавались пронзительные взвизги точно крики истязуемаго ребенка. Сосредоточивъ свое вниман³е, Агирре различилъ как³я-то сѣрыя фигуры, прыгавш³я между темной зеленью.

   - Это обезьяны Горы!- спокойно произнесла Луна, часто видѣвшая ихъ.

   Въ концѣ дороги поднималась знаменитая Пещера, названная по имени этихъ животныхъ. Агирре различалъ ихъ теперь ясно. Они походили на двигавш³яся связки длинныхъ волосъ, катившихся со скалы на скалу. Подъ ихъ ногами скатывались оторвавш³еся камни и, обращаясь въ бѣгство, они показывали выпуклыя красныя задн³я части подъ торчавшими вверхъ хвостами.

   Прежде чѣмъ достигнуть Пещеры обезьянъ, влюбленнымъ пришлось остановиться.

   Дорога кончалась у нихъ на виду немного дальше выступомъ Горы, недостижимымъ и острымъ. По ту сторону препятств³я находилась невидимая бухта де лосъ Каталанесъ съ рыбачьей деревушкой, единственнымъ мѣстечкомъ, зависѣвшимъ отъ Гибралтара. Среди окружавшаго ее безлюд³я Гора имѣла диковеличественный видъ.

   Кругомъ ни души.

   Силы природы свободно разыгрывались здѣсь во всей своей мощи. Съ дороги въ нѣсколькихъ метрахъ глубины виднѣлось море. Пароходы и барки, уменьшенные разстоян³емъ, казались черными насѣкомыми съ султаномъ изъ дыма или бѣлыми бабочками съ вверхъ поднятыми крыльями. Волны были единственными легкими складками на безбрежной голубой равнинѣ.

   Агирре пожелалъ спуститься, чтобы вблизи взглянуть на гигантскую стѣну, созданную морскимъ прибоемъ. Каменистая крутая дорожка спускалась прямой лин³ей къ площадкѣ, высѣченной въ скалахъ, съ кускомъ разрушенной стѣны, полукруглой сторожкой и нѣсколькими домиками съ сорванными крышами. Это были остатки старыхъ укрѣплен³й, быть можетъ той эпохи, когда испанцы пытались снова завоевать крѣпость.

   Когда Луна невѣрнымъ шагомъ спускалась, опираясь на руку жениха и съ каждымъ шагомъ заставляя скатываться камни, вдругъ оглушительное - р-а-а-ахъ - нарушило шумное безмолв³е моря, словно сразу порывисто раскрываются сотни вѣеровъ. Впродолжен³и одной секунды все исчезло изъ ея глазъ:- голубая вода, бурыя скалы, и пѣна, покрывавшая подводные камни подвижнымъ бѣловато-сѣрымъ покровомъ, разстилавшимся у ея ногъ. To поднялись сотни чаекъ, обезпокоенныя въ своемъ убѣжищѣ, чайки старыя и огромныя, толстыя, какъ курицы, и молодыя, бѣлыя и грац³озныя, какъ голуби. Онѣ удалялись съ тревожными криками и когда эта туча трепетавшихъ крыльевъ и перьевъ разсѣилась, во всемъ своемъ велич³и предсталъ мысъ и глубоко внизу лежавш³я воды, бивш³я въ него съ безпрестаннымъ волнен³емъ.

   Стоило только поднять голову, вскинуть глаза, чтобы увидѣть во всей ея высотѣ эту естественную стѣну, прямую, сѣрую, безъ всякихъ слѣдовъ человѣческихъ, кромѣ едва видимаго на вершинѣ флагштока, похожую на дѣтскую игрушку. На всей обширной поверхности этой гигантской Горы не было никакихъ другихъ выдававшихся впередъ частей, кромѣ нѣсколькихъ темнозеленыхъ шишекъ,- то были кустарники, висѣвш³е со скалы.

   Внизу волны уходили и снова набѣгали, словно голубые быки, которые отступаютъ, чтобы напасть съ еще большей силой. Свидѣтельствомъ этихъ продолжавшихся вѣка нападен³й служили арки, образовавш³яся въ скалѣ, отверст³я пещеръ, врата ужаса и тайнъ, въ которыя вода врывалась съ оглушительнымъ ревомъ.

   Развалины этихъ брешей, остатки вѣкового штурма, оторванныя и нагроможденныя бурями камни образовывали цѣпь скалъ, между зубьями которыхъ море расчесывало шолковую пѣну или въ бурные дни бурлило оловяннаго цвѣта брызгами.

   Молодые люди сидѣли среди старинныхъ укрѣплен³й. У ногъ ихъ разстилалась безбрежная лазурь моря, а передъ ними возвышалась казавшаяся безконечной стѣна, скрывавшая значительную часть горизонта.

   Быть можетъ по ту сторону, Горы еще сверкало золото солнечнаго заката. Здѣсь же незамѣтно уже спускался ночной полумракъ. Оба сидѣли молча, подавленные безмолв³емъ окружающей природы, соединенные другъ съ другомъ чувствомъ страха, пораженные сознан³емъ своего ничтожества среди этого подавляющаго велич³я, словно два египетскихъ муравья подъ сѣнью Большой Пирамиды.

   Агирре чувствовалъ необходимость сказать что-нибудь. Голосъ его принялъ торжественное выражен³е, какъ будто въ этомъ мѣстѣ, насыщенномъ велич³емъ природы, иначе нельзя было говорить.

   - Я люблю тебя!- произнесъ онъ съ непослѣдовательностью человѣка, который сразу отъ долгихъ размышлен³й переходитъ къ словамъ.- Я люблю тебя. Ты принадлежишь и вмѣстѣ не принадлежишь къ моему народу. Ты говоришь на моемъ языкѣ и однако въ тебѣ течетъ другая кровь. Ты грац³озна и красива, какъ испанка, но въ тебѣ есть нѣчто большее, нѣчто экзотическое, что говоритъ мнѣ о далекихъ странахъ, о поэтическихъ вещахъ, о неизвѣстныхъ ароматахъ, которые я слышу каждый разъ, когда подхожу къ тебѣ. А ты, Луна, за что ты любишь меня?

   - Я люблю тебя,- отвѣтила она послѣ продолжительной паузы голосомъ серьезнымъ и взволнованнымъ, мягкимъ сопрано. - Я люблю тебя, потому что ты немного похожъ на еврея и однако разнишься отъ него, какъ господинъ отъ слуги. Я люблю тебя - не знаю, за что. Во мнѣ живетъ душа древнихъ евреекъ пустыни, отправлявшихся къ колодцу оазиса съ распущенными волосами и съ кувшиномъ на головѣ. Приходилъ съ своимъ верблюдомъ красавецъ чужестранецъ и просилъ дать напиться. Она глядѣла на него взглядомъ серьезнымь и глубокимъ и, давая ему своими бѣлыми руками пить, отдавала ему вмѣстѣ съ тѣмъ свое сердце, всю свою душу и слѣдовала за нимъ, какъ рабыня. Твои убивали и грабили моихъ. Впродолжен³и цѣлыхъ вѣковъ мои предки оплакивали въ чужихъ странахъ потерю новаго С³она, страны прекрасной, гнѣзда утѣшен³я. Я должна была бы ненавидѣть тебя, а я люблю тебя, мой чужестранецъ. Я твоя и послѣдую за тобой, куда бы ты ни пошелъ.

   Сгущалась голубая тѣнь, падавшая отъ мыса.

   Почти уже наступила ночь.

   Чайки съ крикомъ возвращались въ свои убѣжища въ скалѣ. Mope исчезало подъ тонкимъ слоемъ тумана. Вдали, въ еще свѣтломъ надъ проливомъ небѣ горѣлъ, какъ алмазъ, свѣтъ маяка. Сладкая сонливость исходила, казалось, отъ угасавшаго дня и пропитывала всю природу.

   Оба человѣческихъ атома, затерянные въ этой безбрежности, чувствовали, какъ въ нихъ пробуждается тотъ же трепетъ, что и кругомъ, и забыли обо всемъ, что недавно еще составляло ихъ жизнь. Они не думали о городѣ, по ту сторону горы, о человѣчествѣ, ничтожной частицей котораго они были.

   Они были совершенно одни и, глядя другъ на друга, сливались во едино. Такъ соединиться бы навѣкъ! Въ полумракѣ раздался шорохъ, точно трескъ ломающихся сухихъ сучьевъ.

   Вдругъ въ небѣ сверкнула красная молн³я, мгновенная и быстролетная, какъ взмахъ крыльевъ огненной птицы. Потомъ гора задрожала, и на сухой раскатъ грома отвѣтило море своимъ эхо.

   Вечерн³й выстрѣлъ!

   Какъ кстати!

   Оба содрогнулись, словно просыпаясь отъ сна.

   Луна бросилась наверхъ по тропинкѣ, ища дорогу, и не слушая Агирре.

   Она стремглавъ бѣжала. Она запоздаетъ домой! Сюда они никогда больше не вернутся.

   Здѣсь было опасно.

  

  

   Консулъ печально бродилъ по Королевской улицѣ, съ потухшей трубкой, грустнымъ взглядомъ и повисшей въ рукѣ англ³йской тросточкой.

   Невольно останавливаясь во время своихъ безцѣльныхъ прогулокъ передъ дверью лавки Кх³амулла, онъ сейчасъ же отправлялся дальше. Кх³амулла тамъ не было. За прилавкомъ стояло только два молодыхъ приказчика съ такимъ же, какъ у него зеленоватымъ цвѣтомъ лица. Бѣдный его другъ лежалъ въ больницѣ въ надеждѣ, что нѣсколькихъ дней покоя, вдали отъ сырого полумрака лавки, было бы довольно, чтобы избавиться отъ этого кашля, который, казалось, истощалъ его тѣло, заставляя его харкать кровью. Онъ родился въ странѣ солнца и нуждался въ его божественной ласкѣ.

   Агирре могъ бы зайти въ контору Абоабовъ, но боялся этого. Старикъ по прежнему всхлипывалъ отъ волнен³я, разговаривая съ нимъ, но въ его лицѣ добродушнаго патр³арха было чтото новое, что отталкивало испанца. Забулонъ встрѣчалъ его мычан³емъ и продолжалъ считать деньги.

   Четыре дня Агирре не видалъ Луну. Сколько часовъ проводилъ онъ въ окнѣ отеля, тщетно разглядывая жилище Абоабовъ! На террасѣ никого. Никого за ставнями. Домъ какъ будто вымеръ. Нѣсколько разъ на улицѣ онъ встрѣчался съ женой и дочерьми Забулона. Онѣ проходили мимо, дѣлая видъ, что не замѣчаютъ его, серьезныя и гордыя въ своей величавой тучности.

   Луна оставалась незримой. Словно она уѣхала изъ Гибралтара. Однажды утромъ ему показалось, что онъ узнаетъ ея тонкую руку, открывающую часть жалюзи. Онъ вообразилъ себѣ, что видитъ между зелеными деревянными полосками жалюзи эбеновый шлемъ ея волосъ и ея блестящ³е глаза, устремленные на него. Но это было только видѣн³е, продолжавшееся мгновен³е. Когда онъ хотѣлъ сдѣлать умоляющ³й жестъ, когда поднялъ руки, прося ее подождать, она уже исчезла.

   Что предпринять, чтобы сблизиться съ ней, разбить ревниво оберегаемую обособленность, въ которой живутъ еврейск³я семьи? Къ кому обратиться за разъяснен³емъ относительно этой неожиданной перемѣны? He обращая вниман³я на непр³язнь и холодность, съ которой къ нему относились Абоабы, онъ входилъ подъ разными предлогами въ ихъ контору. Хозяева встрѣчали его съ ледяной вѣжливостью, какъ назойливаго кл³ента. Входивш³е по своимъ дѣламъ евреи смотрѣли на него съ дерзкимъ любопытствомъ, словно нѣсколько минутъ тому назадъ говорили о немъ.

   Однажды утромъ онъ увидѣлъ, какъ Забулонъ разговаривалъ съ приблизительно сорокалѣтнимъ человѣкомъ, низкаго роста, немного сгорбленнымъ и въ очкахъ. На немъ былъ четырехугольный цилиндръ, сюртукъ съ длинными фалдами, a на жилеткѣ болталась большая золотая цѣпочка. Онъ говорилъ слегка пѣвучимъ голосомъ о быстромъ прогрессѣ Америки, о велич³и Буэносъ-Айреса, о будущности, которую тамъ могли бы имѣть ихъ единоплеменники, о выгодныхъ дѣлахъ, которыя онъ тамъ сдѣлалъ.

   Нѣжная внимательность, съ которой его слушали отецъ и сынъ, возбудила въ душѣ Агирре подозрѣн³е, отъ котораго кровь притекла къ сердцу и холодѣли конечности. Онъ задрожалъ отъ удивлен³я. Это онъ? И нѣсколько мгновен³й спустя онъ безъ всякаго основан³я на то, совершенно инстинктивно самъ отвѣтилъ на свой вопросъ. Да! Это онъ! Онъ не ошибся. Безъ сомнѣн³я, передъ нимъ былъ женихъ Луны, пр³ѣхавш³й изъ Америки. Разсѣивая его сомнѣн³я, его окончательно укрѣпилъ въ этомъ предположен³и быстрый, холодный и презрительный взглядъ, украдкой брошенный на него этимъ человѣкомъ, продолжавшимъ разговаривать съ своими единовѣрцами.

   Вечеромъ онъ снова увидѣлъ его на улицѣ. Онъ былъ уже не одинъ. Онъ шелъ подъ руку съ Луной, одѣтой въ черное. Она прижималась къ нему, какъ будто уже была его женой и оба шли съ непринужденностью жениха и невѣсты. Она не видѣла Агирре, или не хотѣла его видѣть. Проходя мимо него, она повернула голову къ своему спутнику, дѣлая видъ, что говоритъ съ нимъ съ большимъ воодушевлен³емъ.

   Друзья Агирре, образовавш³е кругъ на тротуарѣ передъ Биржей, смѣялись при видѣ этой встрѣчи съ легкомысл³емъ людей, признающихъ любовь только какъ времяпрепровожден³е.

   - Эхэ!- сказалъ одинъ изъ нихъ испанцу - у васъ отбили даму. Еврей отбилъ ее. Понятное дѣло! Они женятся только на своихъ, особенно, если у дѣвушки есть деньги.

   Агирре провелъ ночь безъ сна, строя въ темнотѣ самые жесток³е планы мести. Въ другой странѣ онъ зналъ бы, что ему дѣлать:- онъ оскорбилъ бы еврея, далъ бы ему пощечину, дрался бы на дуэли, убилъ бы его, а если бы онъ не принялъ его вызова, преслѣдовалъ бы его, пока онъ не уступитъ ему дорогу. Но здѣсь онъ жилъ въ другомъ м³рѣ, въ странѣ, не знавшей рыцарскихъ обычаевъ древнихъ народовъ.

   Вызовъ на дуэль вызвалъ бы смѣхъ, какъ нѣчто экстравагантное и смѣшное. Онъ можетъ напасть на него на улицѣ, унизить его, убить его, если тотъ вздумаетъ защищаться, но - увы!- англ³йская юстиц³я не считается съ любовью, не признаетъ существован³я преступлен³й, совершенныхъ въ порывѣ страсти.

   Тамъ наверху, на серединѣ горы, въ развалинахъ дворца маврскихъ королей Гибралтара, онъ видѣлъ темницу, переполненную людьми всѣхъ нац³ональностей, преимущественно испанцами, осужденными на пожизненное заключен³е за то, что они подъ вл³ян³емъ любви или ревности нанесли ударъ ножомъ, какъ свободно поступаютъ люди на разстоян³и всего нѣсколькихъ метровъ, по ту сторону границы.

   Кнутъ хлесталъ на законномъ основан³и. Люди истощались и умирали, вращая маховое колесо насосовъ. Съ холодной методической жестокостью, въ тысячу разъ худшей, чѣмъ страстное варварство инквизиц³и, истребляли людей, питая ихъ лишь настолько, чтобы они могли продолжать свою жизнь, представлявшую одну пытку.

   Нѣтъ, здѣсь былъ другой м³ръ, гдѣ его ревность и бѣшенство были не у мѣста. Но ужели онъ потеряетъ Луну безъ крика протеста, безъ вспышки мужественнаго возмущен³я? Теперь, когда его разъединили съ ней, онъ въ первый разъ понялъ всю важность своей любви, начавшейся отъ нечего дѣлать, изъ жажды чего-нибудь необычайнаго, а теперь грозившей перевернуть всю его жизнь. Что дѣлать?

   Вспоминались ему слова одного изъ гибралтарцевъ, которые сопровождали его во время его прогулокъ по Королевской улицѣ, представлявшаго странную смѣсь андалузской насмѣшливости и англ³йской флегматичности.

   - Повѣрьте, другь, это дѣло великаго раввина и всей синагоги. Вы шокировали ихъ. Весь свѣтъ видѣлъ, какъ вы открыто устраивали свидан³я у окна. Вы не знаете, какое вл³ян³е имѣютъ эти сеньоры! Они вторгаются въ дома своихъ прихожанъ, направляютъ ихъ, повелѣваютъ ими и никго не можетъ имъ противостоять.

   Слѣдующ³й день Агирре провелъ на улицѣ или гуляя около дома Абоабовъ, или неподвижно стоя въ дверяхъ отеля, не упуская изъ виду дверь квартиры Луны.

   Быть можетъ она выйдетъ?

   Послѣ вчерашней встрѣчи, она, вѣроятно, забыла свой прежн³й страхъ. Имъ надо было поговорить. Три мѣсяца онъ сидитъ въ Гибралтарѣ, забываетъ о своей карьерѣ, рискуетъ ее испортить, злоупотребляетъ вл³ян³емъ свохъ родственниковъ! А теперь хочетъ разстаться съ этой женщиной, не обмѣнявшись прощальнымъ словомъ, не узнавъ, чѣмъ вызвано такое неожиданное превращен³е!

   Поздно вечеромъ Агирре вдругъ почувствовалъ трепетъ волнен³я, въ родѣ той дрожи, которую испыталъ въ конторѣ мѣнялъ, узнавъ, кто такой вернувш³йся изъ Америки еврей. Изъ дома Абоабовъ вышла женщина, одѣтая въ черное, Луна, такая же, какой онъ ее видѣлъ предыдущимъ днемъ.

   Она немного повернула голову и Агирре угадалъ, что она замѣтила его, что и раньше она видѣла его, спрятанная за жалюзи. Она ускорила свой шагъ, не поворачивая головы, а Агирре послѣдовалъ за ней на извѣстномъ разстоян³и по тротуару, задерживая группы испанскихъ рабочихъ, которые спѣшили изъ арсенала въ деревню Ла Линеа, прежде чѣмъ раздастся вечерн³й сигналъ и крѣпость запрется.

   Такъ шли они одинъ за другимъ по Королевской улицѣ. Дойдя до Биржи, Луна пошла по Church Street (Церковной улицѣ), напротивъ католическаго собора. Здѣсь было меньше толкотни и рѣже были магазины. Только на углу переулковъ стояли небольш³я группы, болтая послѣ трудового дня. Агирре ускорилъ свой шагъ, чтобы догнать Луну, а она, словно угадавъ его намѣрен³я, пошла медленнѣе. Дойдя до задняго фасада протестантской церкви, онъ догналъ ее на расширен³и улицы, носившемъ назван³е Gatedral Square (Соборнаго сквера).

   - Луна! Луна!

   Она повернула лицо, чтобы взглянуть на него и оба инстинктивно отошли вглубь площадки, избѣгая улицу, и остановились у мавританскихъ аркадъ протестантскаго собора, краски котораго начинали блѣднѣть и таять въ сумракѣ ночи. Прежде чѣмъ они могли заговорить, ихъ окутала нѣжная мелод³я музыки, доносившаяся, казалось, издали, прерывистые баюкающ³е звуки органа, голоса дѣвушекъ и дѣтей, пѣвшихъ по-англ³йски славу Господу, щебеча, какъ птички.

   Агирре не зналъ, что сказать. Всѣ его гнѣвныя слова были забыты. Ему хотѣлось плакать, опуститься на колѣни, попросить о чемъ -нибудь того Бога, кто бы Онъ ни былъ, который находился по ту сторону стѣнъ, былъ убаюканъ гимномъ мистическихъ птичекъ, этихъ дѣвственныхъ, дышавшихъ вѣрой голосовъ.

   - Луна! Луна!

   Ничего другого онъ не могъ произнести.

   Еврейка болѣе сильная, менѣе чувствовавшая эту музыку, которая была не ея музыкой, заговорила съ нимъ тихо и быстро. Она вышла только для того, чтобы повидаться съ нимъ. Она хочетъ поговорить съ нимъ, проститься. Они встрѣчаются въ послѣдн³й разъ.

   Агирре слушалъ ее, какъ слѣдуетъ не понимая смысла ея словъ. Все его вниман³е было сосредоточено въ глазахъ, словно тѣ пять дней, когда они не видались, были равносильны длинному путешеств³ю и онъ ищетъ теперь въ лицѣ Луны слѣдовъ, оставленныхъ временемъ. Та ли она самая? Да. Это она! Только губы отъ волнен³я немного посинѣли. Она щурила глаза, какъ будто слова стоютъ ей ужасныхъ усил³й, словно каждымъ изъ нихъ отрывается что-то отъ ея мозга. Сжимаясь, ея вѣки обнаруживали легк³я складки, казавш³яся знаками утомлен³я, недавняго плача, внезапно наступившей старости.

   Испанецъ смогъ, наконецъ, понять ея слова.

   Но ужели она говоритъ правду? Разстаться! Зачѣмъ? Зачѣмъ? Онъ простиралъ къ ней руки, охваченный страстью, но она еще больше поблѣднѣла, въ испугѣ отступила, и глаза ея расширились отъ страха.

   Они не могутъ больше любить другъ друга. На прошлое онъ долженъ смотрѣть, какъ на прекрасный сонъ - быть можетъ лучш³й во всей его жизни... Но теперь насталъ моментъ, когда надо проснуться.

   Она выходитъ замужъ, исполнитъ свой долгъ передъ своей семьей и своимъ народомъ. Все прошлое было безум³емъ, дѣтской мечтой ея экзальтированнаго и романтическаго характера. Мудрые люди ея народа открыли ей глаза на великую опасность такого легкомысл³я. Она должна покориться своей судьбѣ, послѣдовать примѣру матери, примѣру всѣхъ женщинъ ея крови. Завтра она отправится съ своимъ женихомъ Исаакомъ Нуньесъ въ Танхеръ... Онъ самъ и его родственники посовѣтовали ей свидѣться съ испанцемъ, чтобы покончить со всѣмъ, положить конецъ двусмысленному положен³ю, которое могло повредить репутац³и хорошаго коммерсанта и нарушить покой миролюбиваго человѣка. Они обвѣнчаются въ Танхерѣ, гдѣ живетъ семья жениха. Быть можетъ они тамъ останутся, быть можетъ отправятся въ Америку продолжать дѣла. Во всякомъ случаѣ ея любовь, ея милое приключен³е, ея божественный сонъ кончились навсегда.

   - Навсегда! - пробормоталъ Луисъ глухимъ голосомъ.- Скажи еще разъ. Я слышу, какъ твои уста произносятъ это слово и не вѣрю. Повтори. Я хочу убѣдиться.

   Голосъ его звучалъ умоляюще, но его скрученные пальцы, его угрожающ³й взглядъ пугали Луну. Она широко - широко раскрыла глаза и сжала губы, словно сдерживая вздохъ. Казалось, въ темнотѣ еврейка постарѣла.

   Огненная птица сумерокъ пронеслась по воздуху на своихъ красныхъ крыльяхъ и отъ грома задрожали земля и дома.

   Вечерн³й сигналъ!

   Опечаленный Агирре увидѣлъ въ воображен³и высокую черную стѣну, кружащихся чаекъ, ревущее, покрытое пѣной море, вечерн³й полумракъ, похож³й на тотъ, который окружалъ ихъ теперь.

   - Ты помнишь, Луна? Помнишь?

   Въ сосѣдней улицѣ раздались барабанная дробь, щебетан³е флейтъ и глухой щумъ большого барабана. Этотъ воинственный шумъ покрывалъ мистическое пѣн³е, проникавшее, казалось, сквозь стѣны храма. To была вечерняя зоря, передъ закрыт³емъ воротъ крѣпости. Одѣтые въ желто-сѣрые мундиры, солдаты шли въ тактъ своихъ инструментовъ, а надъ полотняными касками размахивалъ руками атлетъ, оглушавш³й улицу ударами по барабанной кожѣ.

   Молодые люди ждали, пока пройдетъ шумный отрядъ. И по мѣрѣ того, какъ онъ удалялся, до ихъ слуха изъ храма снова постепенно стала доходить мелод³я небеснаго хора.

   Испанецъ казался обезкураженнымъ, умоляющимъ и, недавно еще грозный и рѣшительный, онъ теперь кротко просилъ:

   - Луна! Лунита! To, что ты говоришь, неправда! He можетъ быть правдой! Ты хочешь, чтобы мы разстались такъ! He слушай никого. Слѣдуй велѣн³ямъ сердца! Мы еще можемъ стать счастливыми! Вмѣсто того, чтобы ѣхать съ этимъ человѣкомъ, котораго ты не можешь любить, котораго ты, несомнѣнно, не любишь, лучше бѣжимъ!

   - Нѣтъ,- отвѣтила она рѣшительно, закрывая глаза, какъ бы боясь, что, увидя его, можетъ поколебаться. - Нѣтъ... Это невозможно. Твой Богъ не мой Богъ, твой народъ не мой народъ.

   Въ сосѣднемъ католическомъ соборѣ, остававшемся невидимымъ, протяжно, съ безконечной грустью, прозвучалъ колоколъ. Въ протестантской церкви дѣвич³й хоръ началъ новый гимнъ, словно вокругъ органа порхала стая шаловливыхъ соловьевъ. Издали все слабѣе, теряясь въ покрытыхъ ночнымъ мракомъ улицахъ, слышался громъ барабана и игривые звуки флейтъ, воспѣвавшихъ залихватской цирковой мелод³ей м³ровое могущество Англ³и.

   - Твой Богъ! Твой народъ!- грустно воскликнулъ исианецъ.- Здѣсь, гдѣ существуетъ столько боговъ! Здѣсь, гдѣ каждый принадлежитъ къ другому народу! Забудь все это! Всѣ мы равны передъ жизнью. Существуетъ одна только истина:- любовь.

   - Тамъ - тамъ!- стоналъ колоколъ наверху католическаго собора, оплакивая смерть дня.- Къ свѣту! Къ свѣту!- пѣли въ протестантской церкви голоса дѣвушекъ и дѣтей, разсѣиваясь въ безмолв³и сумерекъ, окутывавшихъ площадку.

   - Нѣтъ! - жестко проговорила Луна съ выражен³емъ, котораго Агирре раньше не слышалъ у нея, словно говорила другая женщина.- Нѣтъ. Ты имѣешь свою землю, свою родину. Ты можешь смѣяться надъ народами и вѣрован³ями, выше всего ставя любовь. Насъ же, гдѣ бы мы ни родились, какъ бы законъ ни равнялъ насъ съ другими, всегда называютъ жидами и жидами мы вынуждены волей-н