Аверченко Аркадий Тимофеевич - О маленьких - для больших - Книги

Аркад³й Аверченко.

О маленькихъ - для большихъ.

Разсказы о дѣтяхъ.

ИЗДАН²Е ЖУРНАЛА

НОВЫЙ САТИРИКОНЪ.

Петроградъ, Невск³й 88.

1916

ОГЛАВЛЕН²Е.

Отъ автора

О дѣтяхъ

День дѣлового человѣка

Грабитель

Славный ребенокъ

Рождественск³й день у Киндяковыхъ

Вечеромъ

Дѣтвора

Блины Доди

Ресторанъ "Венец³анск³й карнавалъ"

Кривые углы

Галочка

Страшный мальчикъ

Разсказъ для "Лягушенка"

День Лукерьи

Какъ я ѣздилъ въ Москву

Лизочкино горе

Тихое помѣшательство

Красивая женщина

Дѣти

Экзаменац³онная задача

Двуличный мальчишка

Человѣкъ за ширмой

Нянька

Маня мечтаетъ

Отъ автора.

Вы,

Которые

любите ихъ смѣющимися,

улыбающимися, серьезными и плачущими...

Вы, которымъ дороги

Они - всякаго цвѣта и роста -

отъ

еле передвигающихся

на невѣрныхъ ногахъ крошекъ,

съ рученками, будто ниточками перехваченными

и губками, мокрыми и пухлыми -

до

ушастыхъ веснущатыхъ юнцовъ

съ ломающимися голосами,

большими красными руками

и стриженными ежомъ волосами,

съ движен³ями смѣшными и угловатыми -

- для васъ эта книга,

потому что

большая любовь къ дѣтямъ водила рукой автора...

Вы-же,

Которымъ

ненавистенъ дѣтск³й плачъ,

которые мрачно и угрюмо прислушиваются

къ дѣтскому смѣху,

находя его пронзительнымъ и дѣйствующимъ на нервы,

Вы, которые

въ маленькомъ ребенкѣ видите

безформенный кусокъ мяса,

въ чудесномъ лопоухомъ гимназистикѣ

- несноснаго шалуна,

а въ прелестномъ застѣнчивомъ пятнадцатилѣтнемъ увальнѣ

неуклюжаго, портящаго стиль вашей гостиной

дурака - вы

не читайте этой книги...

Она -

не для васъ.

Аркад³й Аверченко.

ОТЪ ИЗДАТЕЛЕЙ.

Ввиду стремлен³я издательства

собрать въ этомъ издан³и все,

наиболѣе отвѣчающее характеру

книги - издателямъ пришлось

включить въ рядъ новыхъ

разсказовъ "о дѣтяхъ"

и нѣсколько такихъ, которые

уже ранѣе были безсистемно

напечатаны въ предыдущихъ

книгахъ...

Издатели.

О ДѢТЯХЪ.

(Матер³алы для психолог³и).

У дѣтей всегда бываетъ странный часто недоступный пониман³ю взрослыхъ уклонъ мыслей. Мысли ихъ идутъ по какому-то с_в_о_е_м_у пути; отъ образовъ, которые складываются въ ихъ мозгу, вѣетъ прекрасной дикой свѣжестью.

Вотъ нѣсколько пустяковъ, которые запомнились мнѣ:

Одна маленькая дѣвочка, обнявъ мою шею рученками и уютно примостившись на моемъ плечѣ, разсказывала:

- Жилъ-былъ слонъ. Вотъ однажды пошелъ онъ въ пустыню и легъ спать... И снится ему, что онъ пришелъ пить воду къ громадному-прегромадному озеру, около котораго стоитъ сто бочекъ сахару. Большихъ бочекъ. Понимаешь? А сбоку стоитъ громадная гора. И снится ему, что онъ сломалъ толстый-претолстый дубъ и сталъ разламывать этимъ дубомъ громадныя бочки съ сахаромъ. Въ это время подлетѣлъ къ нему комаръ. Большой такой комаръ - величиной съ лошадь...

- Да что это, въ самомъ дѣлѣ, у тебя, - нетерпѣливо перебилъ я. - Все такое громадное: озеро громадное, дубъ громадный, комаръ громадный, бочекъ сто штукъ...

Она заглянула мнѣ въ лицо и съ видомъ превосходства пожала плечами.

- А какже бы ты думалъ. Вѣдь онъ же слонъ?

- Ну, такъ что?

- И потому, что онъ слонъ, ему снится все большое. Не можетъ же ему присниться стеклянный стаканчикъ или чайная ложечка, или кусочекъ сахара...

Я промолчалъ, но про себя подумалъ:

- Легче дѣвочкѣ постигнуть психолог³ю спящаго слона, чѣмъ взрослому человѣку - психолог³ю дѣвочки.

II.

Знакомясь съ однимъ трехлѣтнимъ мальчикомъ крайне сосредоточеннаго вида, я взялъ его на колѣни и, не зная съ чего начать, спросилъ:

- Какъ ты думаешь: какъ меня зовутъ?

Онъ осмотрѣлъ меня и отвѣтилъ, честно глядя, въ мои глаза:

- Я думаю - Андрей Иванычъ.

На безсмысленный вопросъ я получилъ ошибочный, но вѣжливый, дышащ³й достоинствомъ отвѣтъ.

III.

Однажды лѣтомъ, гостя у своей замужней сестры, я улегся послѣ обѣда спать. Проснулся я отъ удара по головѣ, такого удара, отъ котораго могъ бы развалиться черепъ. Я вздрогнулъ и открылъ глаза.

Трехлѣтн³й крошка стоялъ у постели съ громадной палкой въ рукахъ и съ интересомъ меня разглядывалъ.

Такъ мы долго, молча, смотрѣли другъ на друга. Наконецъ, онъ съ любопытствомъ спросилъ:

- Что ты лопаешь?

Я думаю этотъ поступокъ былъ просто вызванъ вотъ чѣмъ: бродя по комнатамъ, малютка забрался ко мнѣ и сталъ разсматривать меня, спящаго. Въ это время я во снѣ, вѣроятно, пожевалъ губами. Все что касалось жеван³я, вообще, и пищи, въ частности - очень интересовало малютку. Чтобы привести меня въ состоян³е бодрствован³я, малютка не нашелъ другого способа какъ сходить за палкой, треснуть меня по головѣ и задать единственный вопросъ, который его интересовалъ.

- Что ты лопаешь?

Можно-ли не любить дѣтей?

ДЕНЬ ДѢЛОВОГО ЧЕЛОВѢКА.

За всѣ пять лѣтъ Ниночкиной жизни - сегодня на нее обрушился, пожалуй, самый тяжелый ударъ: нѣкто, именуемый Колькой, сочинилъ на нее преядовитый стихотворный памфлетъ.

День начался обычно: когда Ниночка встала, то нянька, одѣвъ ее и напоивъ чаемъ, ворчливо сказала:

- А теперь ступай на крыльцо, погляди, какова нынче погодка! Да посиди тамъ подольше, съ полчасика, - постереги, чтобы дождикъ не пошелъ. А потомъ приди да мнѣ скажи. Интересно, какъ оно тамъ...

Нянька врала самымъ хладнокровнымъ образомъ. Никакая погода ей не была интересна, а просто она хотѣла отвязаться на полчаса отъ Ниночки, чтобы на свободѣ напиться чаю со сдобными сухариками.

Но Ниночка слишкомъ довѣрчива, слишкомъ благородна, чтобы заподозрѣть въ этомъ случаѣ подвохъ... Она кротко одернула на животѣ передничекъ, сказала:

"Ну, что жъ, пойду погляжу" - и вышла на крыльцо, залитое теплымъ золотистымъ солнцемъ.

Неподалеку отъ крыльца, на ящикѣ изъ-подъ п³анино сидѣли три маленькихъ мальчика. Это были совершенно новые мальчики, которыхъ Ниночка никогда и не видывала.

Замѣтивъ ее, мило усѣвшуюся на ступенькахъ крыльца, чтобы исполнить нянькино поручен³е - "постеречь, не пошелъ бы дождикъ", - одинъ изъ трехъ мальчиковъ, пошептавшись съ пр³ятелями, слѣзъ съ ящика и приблизился къ Ниночкѣ съ самымъ ехиднымъ видомъ, подъ личиной наружнаго простодуш³я и общительности.

- Здравствуй, дѣвочка, - привѣтствовалъ онъ ее.

- Здравствуйте, - робко отвѣчала Ниночка.

- Ты здѣсь и живешь?

- Здѣсь и живу. Папа, тетя, сестра Лиза, фрейленъ, няня, кухарка и я.

- Ого! Нечего сказать, - покривился мальчикъ. - А какъ тебя зовутъ?

- Меня? Ниночка.

И вдругъ, вытянувъ всѣ эти свѣдѣн³я, проклятый мальчишка съ бѣшеной быстротой завертѣлся на одной ножкѣ и заоралъ на весь дворъ:

Нинка- Нинѣнокъ,

Сѣрый поросенокъ,

Съ горки скатилась,

Грязью подавилась...

Поблѣднѣвъ отъ ужаса и обиды, съ широко раскрытыми глазами и ртомъ, глядѣла Ниночка на негодяя, такъ порочившаго ее, а онъ снова, подмигнувъ товарищамъ и взявшись съ ними за руки, завертѣлся въ бѣшеномъ хороводѣ, выкрикивая пронзительнымъ голосомъ:

Нинка- Нинѣнокъ,

Сѣрый поросенокъ,

Съ горки скатилась,

Грязью подавилась...

Страшная тяжесть налегла на Ниночкино сердце. О Боже, Боже!.. За что? Кому она стала поперекъ дороги, что ее такъ унизили, такъ опозорили?

Солнце померкло въ ея глазахъ, и весь м³ръ окрасился въ самые мрачные тона. Она - сѣрый поросенокъ?! Она - подавилась грязью? Гдѣ? Когда? Сердце болѣло, какъ прожженное раскаленнымъ желѣзомъ, и жить не хотѣлось.

Сквозь пальцы, которыми она закрыла лицо, текли обильныя слезы. Что больше всего убивало Ниночку - это складность опубликованнаго мальчишкой памфлета.Такъ больно сознавать, что "Нинѣнокъ" прекрасно риѳмуется съ "поросенкомъ", а "скатилась" и "подавилась",какъ двѣ одинаково прозвучавш³я пощечины, горѣли на Ниночкиномъ лицѣ несмываемымъ позоромъ.

Она встала, повернулась къ оскорбителямъ и, горько рыдая, тихо добрела въ комнаты.

- Пойдемъ, Колька, - сказалъ сочинителю памфлета одинъ изъ его клевретовъ, - а то эта плакса пожалуется еще - намъ и влетитъ.

Войдя въ переднюю и усѣвшись на сундукъ, Ниночка съ непросохшимъ отъ слезъ лицомъ призадумалась. Итакъ, ея оскорбителя зовутъ Колька... О, если бы ей придумать подобные же стихи, которыми она могла бы опорочить этого Кольку, - съ какимъ бы наслажден³емъ она бросила ихъ ему въ лицо!.. Больше часу просидѣла она такъ въ темномъ углу передней, на сундукѣ, и сердечко ея кипѣло обидой и жаждой мести.

И вдругъ богъ поэз³и, Аполлонъ, коснулся ея чела перстомъ своимъ. Неужели?.. Да, конечно! Безъ сомнѣн³я, у нея на Кольку будутъ тоже стихи. И нисколько не хуже давешнихъ!

О, первыя радости и муки творчества!

Ниночка нѣсколько разъ прорепетировала себѣ подъ носъ тѣ жгуч³я огненныя строки, которыя она швырнетъ Колькѣ въ лицо, и кроткое личико ея озарилось неземной радостью: теперь Колька узнаетъ, какъ затрагивать ее.

Она сползла съ сундука и, повеселѣвшая, съ бодрымъ видомъ, снова вышла на крыльцо.

Теплая компан³я мальчишекъ почти у самаго крыльца затѣяла крайне незамысловатую, но приводившую всѣхъ трехъ въ восторгъ игру... Именно - каждый, по очереди, приложивъ большой палецъ къ указательному, такъ, что получалось нѣчто въ родѣ кольца, плевалъ въ это подоб³е кольца, держа руку отъ губъ на четверть аршина. Если плевокъ пролеталъ внутри кольца, не задѣвъ пальцевъ, - счастливый игрокъ радостно улыбался. Если же у кого-нибудь слюна попадала на пальцы, то этотъ неловк³й молодой человѣкъ награждался оглушительнымъ хохотомъ и насмѣшками. Впрочемъ, онъ не особенно горевалъ отъ такой неудачи, а вытеревъ мокрые пальцы о край блузы, съ новымъ азартомъ погружался въ увлекательную игру.

Ниночка полюбовалась немного на происходившее,потомъ поманила пальцемъ своего оскорбителя и нагнувшись съ крыльца къ нему, спросила съ самымъ невиннымъ видомъ:

- А тебя какъ зовутъ?

- А что? - подозрительно спросилъ осторожный Колька, чуя во всемъ этомъ какой-то подвохъ.

- Да ничего, ничего... Ты только скажи: какъ тебя зовутъ?

У нея было такое простодушное, наивное лицо, что Колька поддался на эту удочку.

- Ну, Колька, - прохрипѣлъ онъ.

- А-а-а... Колька..

И быстрой скороговоркой выпалила с³яющая Ниночка:

Колька-Коленокъ,

Сѣрый поросенокъ,

Съ горки скатился,

Подавился... грязью...

Тутъ же она бросилась въ предусмотрительно оставленную ею полуоткрытою дверь, а вслѣдъ ей донеслось: - Дура собачья!

II.

Немного успокоенная, побрела она къ себѣ въ дѣтскую. Нянька, разложивъ на столѣ какую-то матерчатую дрянь, выкраивала изъ нея рукавъ.

- Няня, дождикъ не идетъ.

- Ну, и хорошо.

- Что ты дѣлаешь?

- Не мѣшай мнѣ.

- Можно смотрѣть?

- Нѣтъ, нѣтъ ужъ, пожалуйста. Пойди лучше, посмотри, что дѣлаетъ Лиза.

- А потомъ что? - покорно спрашиваетъ исполнительная Ниночка.

- А потомъ скажешь мнѣ.

- Хорошо...

При входѣ Ниночки четырнадцатилѣтняя Лиза поспѣшно прячетъ подъ столъ книгу въ розовой оберткѣ, но, разглядѣвъ, кто пришелъ, снова вынимаетъ книгу и недовольно говоритъ:

- Тебѣ чего надо?

- Няня сказала, чтобы я посмотрѣла, что ты дѣлаешь.

- Уроки учу. Не видишь, что ли?

- А можно мнѣ около тебя посидѣть?.. Я тихо.

Глаза Лизы горятъ, да и красныя щеки еще не остыли послѣ книги въ розовой оберткѣ. Ей не до сестренки.

- Нельзя, нельзя. Ты мнѣ будешь мѣшать.

- А няня говоритъ, что я ей тоже буду мѣшать.

- Ну, такъ вотъ что... Пойди, посмотри, гдѣ Тузикъ? Что съ нимъ?

- Да онъ, навѣрное, въ столовой около стола лежитъ.

- Ну, вотъ. Такъ ты пойди, посмотри, тамъ ли онъ, погладь его и дай ему хлѣба.

Ни одной минуты Ниночкѣ не приходитъ въ голову, что отъ нея хотятъ избавиться. Просто ей дается отвѣтственное поручен³е - вотъ в все.

- А когда онъ въ столовой, такъ придти къ тебѣ и сказать? - серьезно спрашиваетъ Ниночка.

- Нѣтъ! Ты тогда пойди къ папѣ и скажи, что покормила Тузика. Вообще, посиди тамъ у него, понимаешь?..

- Хорошо...

Съ видомъ домовитой хозяйки-хлопотуньи спѣшитъ, Ниночка въ столовую. Гладитъ Тузика, даетъ ему хлѣба и потомъ озабоченно мчится къ отцу (вторая половина поручен³я - сообщить о Тузикѣ отцу).

- Папа!

Папы въ кабинетѣ нѣтъ.

- Папа!

Папы нѣтъ въ гостиной.

- Папа!

Наконецъ-то... Папа сидитъ въ комнатѣ фрейленъ, близко наклонившись къ этой послѣдней, держа ея руку въ своей рукѣ.

При появлен³и Ниночки, онъ сконфуженно откидывается назадъ и говоритъ съ немного преувеличенной радостью и изумлен³емъ:

- А-а! Кого я вижу! Наша многоуважаемая дочь! Ну, какъ ты себя чувствуешь, свѣтъ очей моихъ?

- Папа, я уже покормила Тузика хлѣбомъ.

- Ага... И хорошо, брать, сдѣлала; потому они, животныя эти, безъ пищи, тово... Ну, а теперь иди себѣ, голубь мой сизокрылый.

- Куда, папа?

- Ну... пойди ты вотъ куда... Пойти ты... гм!.. Пойди ты къ Лизѣ и узнай, что она тамъ дѣлаетъ.

- Да я уже только была у нея. Она уроки учитъ.

- Вотъ какъ... Пр³ятно, пр³ятно.

Онъ краснорѣчиво глядитъ на фрейленъ, потихоньку гладить ея руку и неопредѣленно мямлитъ:

- Ну... въ такомъ разѣ... пойди ты къ этой самой... пойди ты къ нянькѣ и погляди ты... чѣмъ тамъ занимается вышесказанная нянька?

- Она что-то шьетъ тамъ.

- Ага... Да постой! Ты сколько кусковъ хлѣба дала Тузику?

- Два кусочка.

- Эка расщедрилась! Развѣ такой большой песъ можетъ быть сытъ двумя кусочками? Ты ему, ангелъ мой, еще вкати... Кусочка, этакъ, четыре. Да посмотри, кстати, не грызетъ ли онъ ножку стола.

- А если грызетъ, придти и сказать тебѣ, да? - глядя на отца свѣтлыми, ласковыми глазами, спрашиваетъ Ниночка.

- Нѣтъ, братъ, ты это не мнѣ скажи, а этой, какъ ее... Лизѣ скажи. Это уже по ея департаменту. Да если есть у этой самой Лизы этакая какая-нибудь смѣшная книжка съ картинками, то ты ее, значить, тово... Просмотри хорошенько, а потомъ разскажешь, что ты видѣла. Поняла?

- Поняла. Посмотрю и разскажу.

- Да это, братъ, не сегодня. Разсказать можно и завтра. Надъ нами не каплетъ. Вѣрно вѣдь?

- Хорошо. Завтра.

- Ну, путешествуй!

Ниночка путешествуетъ. Сначала въ столовую, гдѣ добросовѣстно засовываетъ Тузику въ оскаленную пасть три куска хлѣба, потомъ въ комнату Лизы.

- Лиза! Тузикъ не грызетъ ножку стола.

- Съ чѣмъ тебя и поздравляю, - разсѣянно роняетъ Лиза, впившись глазами въ книгу.- Ну, иди себѣ.

- Куда идти?

- Пойди къ папѣ. Спроси, что онъ дѣлаетъ?

- Да я уже была. Онъ сказалъ, чтобы ты мнѣ книжку съ картинками показала. Ему надо все завтра разсказать...

- Ахъ ты, Господи! Что это за дѣвчонка!.. Ну, на тебѣ! Только сиди тихо. А то выгоню.

Покорная Ниночка опускается на скамеечку для ногъ, разворачиваетъ на колѣняхъ данную сестрой иллюстрированную геометр³ю и долго разсматриваетъ усѣченныя пирамиды, конусы и треугольники.

- Посмотрѣла, - говоритъ она черезъ полчаса, облегченно вздыхая. - Теперь что?

- Теперь? Господи! Вотъ еще неприкаянный ребенокъ. Ну, пойди на кухню, спроси у Ариши: что у насъ нынче на обѣдъ? Ты видѣла когда-нибудь, какъ картошку чистятъ?

- Нѣтъ...

- Ну, пойди, посмотри. Потомъ мнѣ разскажешь.

- Что жъ... пойду.

У Ариши гости: сосѣдская горничная и посыльный - "красная шапка".

- Ариша, скоро будешь картошку чистить? Мнѣ надо смотрѣть.

- Гдѣ тамъ скоро! И черезъ часъ не уберусь.

- Ну, я посижу, подожду.

- Нашла себѣ мѣсто, нечего сказать!.. Пойди лучше къ нянькѣ, скажи, чтобъ она тебѣ чего нибудь дала.

- А чего?

- Ну, тамъ она знаетъ - чего.

- Чтобъ сейчасъ дала?

- Да, да, сейчасъ. Иди себѣ, иди!

III.

Цѣлый день быстрыя ножки Ниночки переносятъ ее съ одного мѣста на другое. Хлопотъ уйма, поручен³й - по горло. И все самыя важныя, неотложныя.

Бѣдная "неприкаянная" Ниночка.

И только къ вечеру, забредя случайно въ комнаты тети Вѣры, Ниночка находить настоящ³й привѣтливый пр³емъ.

- А-а, Ниночка, - бурно встрѣчаетъ ее тетя Вѣра. - Тебя то мнѣ и надо. Слушай, Ниночка... Ты меня слушаешь?

- Да, тетя. Слушаю.

- Вотъ что, милая... Ко мнѣ сейчасъ придетъ Александръ Семенычъ. Ты знаешь его?

- Такой, съ усами?

- Вотъ именно. И ты, Ниночка... (тетя странно и тяжело дышитъ, держась одной рукой за сердце) ты, Ниночка... сиди у меня, пока онъ здѣсь, и никуда не уходи. Слышишь? Если онъ будетъ говорить, что тебѣ пора спать, ты говори, что не хочешь... Слышишь?

- Хорошо. Значить, ты меня никуда не пошлешь?

- Что ты! Куда же я тебя пошлю? Наоборотъ, сиди тутъ и больше никакихъ. Поняла?.

- Барыня! Ниночку можно взять? Ей уже спать давно пора.

- Нѣтъ, нѣтъ, - она еще посидитъ со мною. Правда Александръ Семенычъ?

- Да пусть спать идетъ, чего тамъ? - говоритъ, этотъ молодой человѣкъ, хмуря брови...

- Нѣть, нѣтъ, я ее не пущу. Я ее такъ люблю...

И судорожно обнимаетъ тетя Вѣра большими теплыми руками крохотное тѣльце дѣвочки, какъ утопающ³й, который въ послѣдней предсмертной борьбѣ готовъ ухватиться даже за крохотную соломинку...

А когда Александръ Семенычъ, сохраняя угрюмое выражен³е лица, уходитъ, тетя какъ-то вся опускается, вянетъ и говорить совсѣмъ другимъ, не прежнимъ тономъ:

- А теперь ступай, дѣтка, спать. Нечего тутъ разсиживаться. Вредно...

Стягивая съ ноги чулочекъ, усталая, но довольная Ниночка думаетъ про себя, въ связи съ той молитвой, которую она только что вознесла къ небу, по настоян³ю няньки, за покойную мать:

- А что, если и я помру? Кто тогда все дѣлать будетъ?

ГРАБИТЕЛЬ.

Съ переулка, около садовой калитки, черезъ нашъ заборъ на меня смотрѣло розовое, молодое лицо - черные глаза не мигали и усики забавно шевелились. Я спросилъ:

- Чего тебѣ надо? Онъ ухмыльнулся.

- Собственно говоря - ничего.

- Это нашъ садъ, - деликатно намекнулъ я.

- Ты, значить, здѣшн³й мальчикъ?

- Да. А то какой же?

- Ну, какъ твое здоровье? Какъ поживаешь?

Ничѣмъ не могъ такъ польстить мнѣ незнакомецъ, какъ этими вопросами. Я сразу почувствовалъ себя взрослымъ, съ которымъ ведутъ серьезный разговоръ.

- Благодарю васъ, - солидно сказалъ я, роя ногой песокъ садовой дорожки. - Поясницу что-то поламываетъ. Къ дождю, что ли!..

Это вышло шикарно. Совсѣмъ какъ у тетки.

- Здорово, братъ! Теперь ты мнѣ скажи вотъ что: у тебя, кажется, должна быть сестра?

- А ты откуда знаешь?

- Ну, какъ же... У всякаго порядочнаго мальчика должна быть сестра.

- А у Мотьки Нароновича нѣтъ! - возразилъ я.

- Такъ Мотька развѣ порядочный мальчикъ? - ловко отпарировалъ незнакомецъ. - Ты гораздо лучше.

Я не остался въ долгу:

- У тебя красивая шляпа.

- Ага! Клюнуло!

- Что ты говоришь?

- Я говорю: можешь ты представить себѣ человѣка, который спрыгнулъ бы съ этой высоченной стѣны въ садъ?

- Ну, это, братъ, невозможно.

- Такъ знай же, о юноша, что я берусь это сдѣлать. Смотри-ка!

Если бы незнакомецъ не перенесъ вопроса въ область чистаго спорта, къ которому я всегда чувствовалъ родъ болѣзненной страсти, я, можетъ быть, протестовалъ бы противъ такого безцеремоннаго вторжен³я въ нашъ садъ.

Но спортъ это - святое дѣло.

- Гопъ! - и молодой человѣкъ, вскочивъ на верхушку стѣны, какъ птица спорхнулъ ко мнѣ съ пятиаршинной высоты.

Это было такъ недосягаемо для меня, что я даже не завидовалъ.

- Ну, здравствуй, отроче. А что подѣлываеть твоя сестра? Ее, кажется, Лизой зовутъ?

- Откуда ты знаешь?

- По твоимъ глазамъ вижу.

Это меня поразило. Я плотно зажмурилъ глаза и сказалъ:

- А теперь?

Экспериментъ удался, потому что незнакомецъ, повертѣвшись безплодно, сознался:

- Теперь не вижу. Разъ глаза закрыты, самъ, братъ, понимаешь... Ты во что тутъ играешь, въ саду-то?

- Въ саду-то? Въ домикъ.

- Ну? Вотъ-то ловко! Покажи-ка мнѣ твой домикъ.

Я довѣрчиво повелъ прыткаго молодого человѣка къ своему сооружен³ю изъ нянькиныхъ платковъ, камышевой палки и нѣсколькихъ досокъ, но, вдругъ, какой-то внутренн³й толчокъ остановилъ меня...

- О, Господи, - подумалъ я. - А вдругъ это какой нибудь воръ, который задумалъ ограбить мой домикъ, утащить все то, что было скоплено съ такимъ трудомъ и лишен³ями: живая черепаха въ коробочкѣ, ручка отъ зонтика, въ видѣ собачьей головы, баночка съ вареньемъ, камышевая палка и бумажный складной фонарикъ.

- А зачѣмъ тебѣ? - угрюмо спросилъ я. - Я лучше пойду спрошу у мамы, можно ли тебѣ показать?

Онъ быстро, съ нѣкоторымъ испугомъ, схватилъ меня за руку

- Ну, не надо, не надо, не надо! Не уходи отъ меня... Лучше не показывай своего домика, только не ходи къ мамѣ.

- Почему?

- Мнѣ безъ тебя будетъ скучно.

- Ты, значитъ, ко мнѣ пришелъ?

- Конечно! Вотъ-то чудакъ! И ты еще сомнѣвался... Сестра Лиза дома сейчасъ?

- Дома. А что?

- Ничего, ничего. Это что за стѣна? Вашъ домъ?

- Да... Вотъ то окно - папина кабинета.

- Пойдемъ-ка подальше, посидимъ на скамеечкѣ.

- Да я не хочу. Что мы тамъ будемъ дѣлать?

- Я тебѣ что нибудь разскажу...

- Ты загадки умѣешь?

- Сколько угодно! Так³я загадки, что ты ахнешь.

- Трудныя?

- Да ужъ так³я, что даже Лиза не отгадаетъ. У нея сейчасъ никого нѣтъ?

- Никого. А вотъ отгадай ты загадку, - предложилъ я, ведя его за руку въ укромный уголокъ сада. - "Въ одномъ боченкѣ два пива - желтое и бѣлое". Что это такое?

- Гм! - задумчиво сказалъ молодой человѣкъ. - Вотъ такъ штука! - Не яйцо ли это будетъ?

- Яйцо...

На моемъ лицѣ онъ ясно увидѣлъ недовольство и разочарован³е: я не привыкъ, чтобы мои загадки такъ легко разгадывались.

- Ну, ничего, - успокоилъ меня незнакомецъ. - Загадай-ка мнѣ еще загадку, авось я и не отгадаю.

- Ну, вотъ, отгадай: "семьдесятъ одежекъ и всѣ безъ застежекъ".

Онъ наморщилъ лобъ и погрузился въ задумчивость.

- Шуба?

- Нѣтъ-съ, не шуба-съ!..

- Собака?

- Почему собака, - удивился я его безтолковости. - Гдѣ же это у собаки семьдесятъ одежекъ?

- Ну, если ее, - смущенно сказалъ молодой человѣкъ, - въ семьдесятъ шкуръ зашьютъ.

- Для чего? - безжалостно улыбаясь, допрашивалъ я.

- Ну, мало ли... Если, скажемъ, хозяинъ чудакъ.

- Нѣтъ, ты, брать, не отгадалъ!

II.

Послѣ этого онъ понесъ совершеннѣйшую чушь, которая доставила мнѣ глубокое удовольств³е:

- Велосипедъ? Море? Зонтикъ? Дождикъ?

- Эхъ, ты! - снисходительно сказалъ я. - Это кочанъ капусты.

- А, вѣдь, и въ самомъ дѣлѣ! - восторженно крикнулъ молодой человѣкъ. - Это замѣчательно! И какъ это я раньше не догадался. А я-то думаю: море? Нѣтъ, не море... Зонтикъ? Нѣтъ, не похоже. Вотъ-то продувной братецъ у Лизы! Кстати, она сейчасъ въ своей комнатѣ, да?

- Въ своей.

- Одна?

- Одна. Ну, что жъ ты... Загадку-то!

- Ага! Загадку? Гм... Какую же, братецъ, тебѣ загадку? Развѣ эту: "Два кольца, два конца, а посерединѣ гвоздикъ".

Я съ сожалѣн³емъ оглядѣлъ моего собесѣдника: загадка была пошлѣйшая, элементарнѣйшая, затасканная и избитая.

Но внутренняя деликатность подсказала мнѣ неотгадывать ее сразу.

- Что же это такое? - задумчиво промолвилъ я. - Вѣшалка?

- Какая же вѣшалка, если посрединѣ гвоздикъ, - вяло возразилъ онъ, думая о чемъ-то другомъ.

- Ну, ее же прибили къ стѣнѣ, чтобы держалась.

- А два конца? Гдѣ они?

- Костыли? - лукаво спросилъ я и вдругъ крикнулъ съ невыносимой гордостью:

- Ножницы!!.

- Вотъ, чортъ возьми! Догадался-таки! Ну, и ловкачъ же ты! А сестра Лиза отгадала бы эту загадку?

- Я думаю, отгадала бы. Она очень умная.

- И красивая, добавь. Кстати, у нея есть как³е-нибудь знакомые?

- Есть. Эльза Либкнехтъ, Милочка Одинцова, Надя...

- Нѣтъ, а мужчины-то. Есть?

- Есть. Одинъ тутъ къ намъ ходить.

- Зачѣмъ же онъ ходить?

- Онъ?

Въ задумчивости я опустилъ голову и взглядъ мой упалъ на щегольск³е лакированные ботинки незнакомца.

Я пришелъ въ восхищен³е:

- Сколько стоятъ?

- Пятнадцать рублей. Зачѣмъ же онъ ходитъ, а? Что ему нужно?

- Онъ, кажется, замужъ хочетъ за Лизу. Ему уже пора, онъ старый. А эти банты - завязываются, или такъ уже куплены?

- Завязываются. Ну, а Лиза хочетъ за него замужъ?

- Согни-ка ногу... Почему они не скрипятъ? Значить, не новые, - критически сказалъ я. - У кучера Матвѣя были новые, такъ, небось, скрипѣли. Ты бы ихъ смазалъ чѣмъ-нибудь.

- Хорошо, смажу. Ты мнѣ скажи, отроче, а Лизѣ хочется за него замужъ?

Я вздернулъ плечами.

- А то какъ же! Конечно, хочется.

Онъ взялъ себя за голову и откинулся на спинку скамьи.

- Ты чего?

- Голова болитъ.

Болѣзни - была единственная тема, на которую я могъ говорить солидно.

- Ничего... Не съ головой жить, а съ добрыми людьми.

Это нянькино изречен³е пришлось ему, очевидно по вкусу.

- Пожалуй, ты правъ, глубокомысленный юноша. Такъ ты утверждаешь, что Лиза хочетъ за него замужъ?

Я удивился:

- А какъ же иначе?! Какъ же тутъ не хотѣть! Ты развѣ не видѣлъ никогда свадьбы?

- А что?

- Да, вѣдь, будь я женщиной, я бы каждый день женился: на груди бѣлые цвѣточки, банты, музыка играетъ, всѣ кричатъ ура, на столѣ икры стоитъ вотъ такая коробка, и никто на тебя не кричитъ, если ты много съѣлъ. Я, братъ, бывалъ на этихъ свадьбахъ.

- Такъ ты полагаешь, - задумчиво произнесъ незнакомецъ, - что она именно поэтому хочетъ за него замужъ?

- А то почему же!.. Въ церковь ѣдутъ въ каретѣ, да у каждаго кучера на рукѣ платокъ повязанъ. Подумай-ка! Жду - не дождусь, когда эта свадьба начнется.

- Я зналъ мальчиковъ, - небрежно сказалъ незнакомецъ, - до того ловкихъ, что они могли до самаго дома на одной ногѣ доскакать...

Онъ затронулъ слабѣйшую изъ моихъ струнъ.

- Я тоже могу!

- Ну, что ты говоришь! Это неслыханно! Неужели доскачешь?

- Ей Богу! Хочешь?

- И по лѣстницѣ наверхъ?

- И по лѣстницѣ.

- И до комнаты Лизы?

- Тамъ ужъ легко. Шаговъ двадцать.

- Интересно было бы мнѣ на это посмотрѣть... Только вдругъ ты меня надуешь?.. Какъ я провѣрю? Развѣ вотъ что... Я тебѣ дамъ кусочекъ бумажки, а ты и доскачи съ нимъ до комнаты Лизы. Отдай ей бумажку, а она пусть черкнетъ на ней карандашемъ, хорошо ли ты доскакалъ!

- Здорово! - восторженно крикнулъ я. - Вотъ увидишь, - доскачу. Давай бумажку!

Онъ написалъ нѣсколько словъ на листкѣ изъ записной книжки и передалъ мнѣ.

- Ну, съ Богомъ. Только, если кого-нибудь другого встрѣтишь, бумажки не показывай - все равно, тогда не повѣрю.

- Учи еще! - презрительно сказалъ я. - Гляди-ка!

По дорогѣ къ комнатѣ сестры, между двумя гигантскими прыжками на одной ногѣ, въ голову мою забралась предательская мысль: что, если онъ нарочно придумалъ этотъ спортъ, чтобы отослать меня и, пользуясь случаемъ, обокрасть мой домикъ? Но я сейчасъ же отогналъ эту мысль. Былъ я малъ, довѣрчивъ и не думалъ, что люди такъ подлы. Они кажутся серьезными, добрыми, но чуть гдѣ запахнетъ камышевой тростью, нянькинымъ платкомъ или сигарной коробкой - эти люди превращаются въ безсовѣстныхъ грабителей.

III.

Лиза прочла записку, внимательно посмотрѣла на меня и сказала:

- Скажи этому господину, что я ничего писать не буду, а сама къ нему выйду.

- А ты скажешь, что я доскакалъ на одной ногѣ. И замѣть - все время на лѣвой.

- Скажу, скажу. Ну, бѣги, глупышъ, обратно.

Когда я вернулся, незнакомецъ не особенно спорилъ насчетъ отсутств³я пи