Аверченко Аркадий Тимофеевич - О хороших, в сущности, людях

. Тѣ все знали.

   Швейцаръ Саватѣй Чебураховъ постучалъ въ дверь перешагнулъ черезъ порогъ и, держа на отлетѣ сверкающую позументомъ фуражку, торжественно и вѣско сказалъ:

   - Имѣю честь поздравить съ праздникомъ присно блаженнаго Свѣтлаго Христова Воскресен³я и пожелаю вамъ встрѣтить и провести онаго въ хорошемъ расположен³и и пр³ятномъ сознан³и душевныхъ дней торжества его !

   Ландышевы сидѣли за столомъ и ѣли ветчину съ куличемъ, запивая сладкимъ краснымъ виномъ. При появлен³и швейцара страшно сконфузились.

   - Спасибо, голубчикъ! - стараясь быть солиднымъ, пробасилъ Ландышевъ. - И тебѣ того же... Воистину... Сейчасъ, сейчасъ... Я только вотъ тутъ... распоряжусь...

   И онъ выскочилъ въ другую комнату, оставивъ подругу своей жизни на произволъ судьбы. Но подруга не терялась въ такихъ случаяхъ; она вылетѣла вслѣдъ за нимъ и сердито сказала, сморщивъ губки:

   - Ты чего же это меня одну бросилъ?! Что я съ нимъ тамъ буду дѣлать?

   - А что я буду дѣлать? - отпарировать мужъ.

   - Какъ что? Я ужъ не знаю... Что въ этихъ случаяхъ полагается: ну, похристосоваться съ нимъ, что ли, по русскому обычаю...

   - Со швейцаромъ-то?!

   - А я ужъ не знаю... Я въ "Нивѣ" видѣла картинку, какъ древн³е русск³е цари съ нищими по выходѣ изъ церкви христосовались... А тутъ, все-таки, не нищ³й...

   - Да постой... Значить, я съ нимъ долженъ и поздороваться за руку?

   - Почему же? Просто, поцѣлуйся.

   - Постой... присядемъ тутъ, на диванчикъ... Но вѣдь это абсурдъ - цѣловаться можно, а руки пожать нельзя!

   - Кто жъ швейцарамъ руку подаетъ? - возразила разсудительная жена. - А поцѣловаться можно - это обычай. Древн³е государи, я въ "Нивѣ" видѣла...

   - Постой... А что, если я просто дамъ ему на чай?

   - Не обидится ли онъ?.. Человѣкъ пришелъ съ поздравлен³емъ, а ему вдругъ деньги суешь. У этихъ рабочихъ людей такое болѣзненное самолюб³е.

   - Это вѣрно. Но просто похристоваться и сейчасъ его выпроводить - какъ-то неловко... Сухо выйдетъ. Можетъ быть, предложить ему закусить?

   - Пожалуй... Только какъ поудобнѣе это сдѣлать; къ столу его подвести или просто дать въ стоячемъ положен³и.

   - Э, чортъ съ ними, этими штуками!- воскликнулъ мужъ.- Смѣшно, право: мы тутъ торгуемся, а онъ тамъ стоитъ въ самомъ неловкомъ положен³и. Неужели я не могу быть почитателемъ старозавѣтныхъ обычаевъ, для которыхъ въ такой велик³й день всѣ равны?.. Нѣсть, какъ говорится, ни эллина, ни ³удея! Пойдемъ.

   Ландышевъ рѣшительно вышелъ въ комнату, гдѣ дожидался швейцаръ, и протянулъ ему объят³я.

   - А-а, дорогой гость. Христосъ Воскресе! Ну-ка, по христ³анскому обычаю.

   Швейцаръ выронилъ фуражку, немного попятился, но сейчасъ же оправился и бросился въ протянутая ему объят³я.

   Троекратно поцѣловались.

   Чувствуя какое-то умилен³е, Ландышевъ застѣнчиво улыбнулся и сказалъ гостю:

   - Не выпьете ли рюмочку водки? Пожалуйста, къ столу!

   Швейцаръ Чебураховъ сначала держался за столомъ такъ, какъ будто щедрая прачка накрахмалила его съ ногъ до головы. Садясь за столъ, съ трудомъ сломалъ застывшее туловище и, повернувшись на стулъ, заговорилъ бездушнымъ деревяннымъ голосомъ, который является только въ моменты величайшаго внутренняго напряжен³я воли..

   Однако радуш³е супруговъ согнало съ него весь крахмалъ, и онъ постепенно обмякъ и обвисъ отъ усовъ до конца неуклюжихъ ногъ.

   Чтобы разсѣять его смущен³е, Ландышевъ заговорилъ о тысячъ разныхъ вещей: о своей службѣ, о томъ, что полиц³я стала совершенно невозможной, что автомобили вытѣсняютъ извозчиковъ... Темы изложен³я онъ избиралъ съ такимъ разсчетомъ, чтобы дремлющ³й швейцаровъ умъ могъ постичь ихъ безъ особаго напряжен³я.

   - Автомобили гораздо быстрѣе ѣздятъ,- солидно говорилъ онъ, пододвигая швейцару графинъ. - Пожалуйста, еще рюмочку. Вотъ эту - я вамъ налью, побольше.

   - Не много ли будетъ? Я и такъ пять штучекъ выпилъ, а? Да и одному какъ-то неспособно пить. Хи-хи!...

   - А вотъ Катя съ вами виномъ чокнется. Катя, чокнись по русскому обычаю...

   - Ну-съ... съ праздничкомъ. Христосъ Воскресе!

   - Воистину!

   - Представьте себѣ, у меня въ конторѣ, гдѣ я служу, До полутора милл³она бочекъ цемента въ годъ идетъ.

   - Поди жъ ты! Цементъ, онъ, дѣйствительно...

   - Теперь, собственно, жизнь вздорожала.

   - Да ужъ... Не извозчикъ пошелъ, а галманъ какой-то... Эѳ³опъ.

   - Почему?

   - Да развѣ его отъ подъѣзда отгонишь? Ни Боже мой. А жильцы протестуются.

   - Скажите, вы довольны, вообще, жильцами?

   - Да разные бываютъ. Вонъ изъ третьяго номера жилица, которая пишетъ, что массажистка - та хорошая. Кто ни придетъ - молодой ли, старикъ - меньше полтинника не сунетъ.

   Швейцаръ налилъ еще рюмку и, подмигнувъ, добавилъ:

   - А то какой-нибудь ошалѣвш³й съ ее человѣкъ и трешку пожертвуетъ. Ей-Богу!

   И онъ залился довольнымъ хохотомъ.

   - А съ четырнадцатаго номера музыкантша - прямо будемъ говорить - гниль. Ни шерсти, ни молока. Шляются ученики - сами так³е, что гривенникъ рады съ кого получить. Старая, шельма. Никуда. Го-го-го!.

   Прикрывъ ротъ рукой, такъ какъ имъ овладѣла икота, смѣшанная съ веселымъ смѣхомъ, - швейцаръ подумалъ и сказалъ:

   - А въ девятомъ дамочка съ мужемъ живетъ - такъ прямо памятникъ ей поставить. Какъ мужъ за дверь - такъ, гляди, каваргардъ на резинахъ подлетаетъ. И ужъ онъ тебѣ меньше цѣлковаго никогда не сунетъ. Ужъ извините-съ!

   Онъ игриво ударилъ Ландышева по колѣнкѣ:

   - Понялъ?

   Супруги угрюмо молчали. Такой красивый жесть, какъ приглашен³е меньшого брата къ своему столу, сразу потускнѣлъ.

   "Меньшой брать" былъ человѣкъ крайне узкихъ, аморальныхъ взглядовъ на жизнь: всѣхъ окружающихъ онъ оцѣнивалъ не со стороны ихъ добродѣтелей, а исключительно съ точки зрѣн³я "полтинъ и трешекъ", которыя косвенно вызывались поведен³емъ его фаворитовъ. Это былъ, очевидно, человѣкъ, который могъ ругательски изругать свѣтлый образъ лэди Годива, если бы она была его жилицей, и могъ бы превозносить до небесъ содержательницу распутнаго притона...

   О добродѣтеляхъ вообще, о добродѣтеляхъ безотносительныхъ, этотъ грубый человѣкъ не имѣлъ никакого понят³я.

   - Жилецъ тоже жильцу розь. Къ одному явишься съ праздникомъ, онъ тебѣ пятишку въ лапу, - на, разговляйся! А другой, голодранецъ, на угощен³е норовить отъѣхать... А что мнѣ его угощен³е! - вскричалъ неожиданно швейцаръ, упершись руками въ бока и оглядывая критическимъ взглядомъ накрытый столъ. - Если я на полтинникъ водки тяпнулъ да на полтинникъ закуски, такъ начхать мнѣ на это? Какой ты послѣ этого жилецъ! Вѣрно? Я генерала Путляхина уважаю, потому это настоящ³й баринъ: "Кто тамъ пришелъ на кухню?" - "Швейцаръ съ лѣстницы поздравляетъ". - "Дать ему зеленую въ зубы и пусть убирается ко всѣмъ чертямъ!" Вотъ это баринъ!

   - Позвольте, - сказалъ Ландышевъ, вставая. - Я вамъ тоже дамъ на чай.

   - Отъ васъ? На чай? - презрительно сморщилъ носъ швейцаръ. - Развѣ отъ такихъ берутъ? Унизилъ меня, а потомъ - на чай? Нѣ-ѣтъ, братъ, шалишь. Молода, во Саксони не была! Какая вы мнѣ компан³я, а? Шарлы барлы и больше ничего!

   Онъ опустилъ усталую, отяжелѣвшую голову на руки.

   - Налей еще рюмаху. Эхъ, хватить, что ли, во здрав³е родителей!

   - Вотъ вамъ два рубля, можете идти, швейцаръ, - сказалъ Ландышевъ, пошептавшись передъ этимъ со своей вѣрной подругой.

   - Не надо мнѣ вашихъ денегъ - вѣрно? Меня господа обидѣли - вѣрно? За что?!...

   - Уходите отсюда!!

   - Самъ уходи, трясогузка!

   И, облокотившись о столъ, швейцаръ заскрипѣлъ зубами съ самымъ хищнымъ видомъ. Жена плакала въ другой комнатѣ, какъ ребенокъ. Мужъ утѣшалъ:

   - Ну, чортъ съ нимъ! Напьется совсѣмъ и заснетъ. Проспится, гляди, и уберется.

   - А мы-то куда дѣнемся? Тоже, мужа мнѣ Богъ послалъ, нечего сказать... Со швейцаромъ связался.

   - Да ты сама же сказала, что въ "Нивѣ" видѣла...

   - Нѣтъ, ты мнѣ скажи, куда намъ теперь дѣваться?!

   Мужъ призадумался.

   - Э, да очень просто... Пойдемъ къ Шелюгинымъ. Посидимъ часика два, три, а потомъ справимся по телефону, ушелъ онъ или нѣтъ? Одѣвайся, милая!

   И, одѣвшись потихоньку въ передней, супруги, разстроенные, крадучись, уѣхали...

  

   "Шпаргалка" была извѣстна въ глубокой древности.

   Слово "шпаргалка" происходить отъ санскритскаго - chpargalle, - что значить: секретный, тайный документъ.

   У Плин³я встрѣчается описан³е шпаргалокъ того времени, но они были громоздки, неудобны и употреблялись древними учениками лишь въ самыхъ крайнихъ случаяхъ. Дѣло въ томъ, что тогда бумаги еще не существовало, а папирусъ и выдѣланная кожа убитыхъ животныхъ - стоили очень дорого. Поэтому шпаргалки писались древними учениками на неуклюжихъ, тяжелыхъ навощенныхъ кирпичахъ, которые не могли быть спрятаны въ карманы или за пазуху. Ученики, пользовавш³еся на экзаменахъ такими шпаргалками, часто попадались, подвергались взыскан³ямъ и иногда даже, какъ неспособные быть гражданами въ будущемъ, - сбрасывались съ утеса въ бушующее море (Спарта).

   Со времени изобрѣтен³я бумаги шпаргалка стала популяризироваться, развиваться и уже, въ ближайш³е къ намъ вѣка, завоевала себѣ въ наукѣ выдающееся положен³е. Но дѣти, пользовавш³яся шпаргалкой, какъ и въ древности, подвергались всяческимъ наказан³ямъ и гонен³ямъ и даже вызвали знаменитый по своей жестокости законъ Мальтуса.

   Наука, однако, не зѣвала и шла напроломъ быстрыми шагами, толкая впереди себя юркую, удобную, портативную шпаргалку. Нѣкоторые защитники шпаргалки, какъ научнаго пособ³я, - утверждаютъ даже, что не наука толкала впередъ шпаргалку, а эта послѣдняя тащила на буксирѣ науку.

   Во всякомъ случаѣ, извѣстно, что и велик³е, знаменитые люди не брезгали шпаргалкой, какъ учебнымъ пособ³емъ. Назовемъ нѣкоторыхъ: Гейне, Гельмгольцъ и даже нашъ велик³й соотечественникъ Пушкинъ, авторъ безсмертнаго "Руслана и Людмилы"...

   Въ наши дни шпаргалка является образцомъ усовершенствованности, хитроум³я и человѣческой находчивости. Въ ея типѣ многое упростилось, многое лишнее, не нужное, что подвергало ученика на экзаменѣ риску попасться - упразднено.

   Перечислимъ въ нашемъ небольшомъ очерки наиболѣе распространенные типы шпаргалокъ...

  

   Пишется на длинной, свернутой въ трубочку, полосѣ бумаги, въ родѣ свитка (возвращен³е къ древнимъ образцамъ?). Бумага свернута такъ, что края ея загибаются внутрь, и, такимъ образомъ, нужное мѣсто легко можетъ быть найдено въ безконечномъ свиткѣ посредствомъ простого передвижен³я загнутыхъ краевъ. Почеркъ долженъ быть мелк³й, убористый, но ясный, разборчивый, безъ ошибокъ, кои для экзаменующагося могутъ быть гибельны. Бумага тонкая, гибкая.

  

   Манжетная шпаргалка болѣе удобна въ смыслъ своей незамѣтности и отсутств³я риска, но, какъ площадь для вписыван³я максимума данныхъ необходимой науки, - она невелика, стѣснительна и поэтому можетъ содержать только самые необходимые для экзаменующагося термины.

   Лучш³й способъ пользован³я манжетной шпаргалкой - задумчивое поднесен³е руки ко лбу, будто бы вы сосредоточенно обдумываете отвѣтъ. Въ это время и нужно быстро прочесть шпаргалку, отмѣчая въ умѣ главное, но не обнаруживая въ то же время на лицъ исключительнаго интереса къ чтен³ю, что легко можетъ быть замѣчено экзаменаторами.

   Въ случаѣ уличен³я васъ въ пользован³е шпаргалкой, вы должны моментально задвинуть манжеты въ рукава, а если и это будетъ замѣчено - можете пустить въ ходъ послѣдн³й шансъ и удивленно заявить, что, сами не знаете - кому это понадобилось испортить ваши новыя манжеты, исписавъ ихъ непонятными словами. Нѣкоторые считаютъ также недурнымъ выходомъ изъ положен³я - заплакать, но мы лично считаемъ этотъ способъ устарѣвшимъ и, обыкновенно, не достигающимъ цѣли.

  

   Разновидность манжетной - по размѣру своей площади, очень небольшой и неудобной.

   Изготовлен³е такое: кусокъ резинки, употребляемой обыкновенно для рогатокъ, пришивается однимъ концомъ къ внутреннему карману, а другимъ къ шпаргалкѣ, сдѣланной изъ твердой бумаги. По мѣръ необходимости шпаргалка вытягивается изъ кармана и быстро пробѣгается глазами (см. "шпаргалка манжетн."), а въ случаѣ тревоги стоить только пустить шпаргалку на волю, и она сама вскочитъ въ карманъ.

   Въ случаѣ недоразумѣн³й съ экзаменац³оннымъ комитетомъ, наиболѣе умѣстенъ тонъ благороднаго негодован³я и оскорбленной невинности. Д³алогъ, приблизительно, такой:

   Экзаменаторъ: - Эй, эй! Что это вы тамъ читаете, вынутое изъ кармана?

   Вы (изумленно): - Я? Читаю? Ничего подобнаго.

   Экзам.: - Да я же самъ видѣлъ бумажку, вынутую вами изъ кармана. Она, навѣрно, и сейчасъ въ вашихъ рукахъ...

   Вы (довѣрчиво показываете объ руки).

   Экзам.: - Но этого не можетъ быть! Я видѣлъ своими глазами!! Значить, вы уронили на полъ!

   Начинаются безрезультатные поиски на полу, осматриваются снова ваши руки, рукава, заглядываютъ даже въ вашъ ротъ; на вашихъ главахъ дрожатъ слезы негодован³я невинно-оскорбленнаго человѣка, потому что ни какой шпаргалки не обнаруживается.

   Тогда вы спрашиваете дрожащимъ голосомъ:

   - За что вы меня, господа, обидѣли?

   Будьте увѣрены, что экзаменаторы почувствуютъ передъ вами такую неловкость, которая можетъ быть смягчена только нѣсколькими пятерками, хотя бы вы, на самомъ дѣлѣ, не знали ни бельмеса.

   Послѣ получен³я вами хорошихъ отмѣтокъ мы не рекомендуемъ разоблачать фокусъ съ резинкой, радостно приплясывая на одной ногѣ и хлопая въ ладоши:

   - А я надулъ, надулъ васъ! У меня-таки была шпаргалка на резинкѣ! Ага, что?!.

   Въ этомъ случаѣ, скоропреходящая минута удовольств³я, торжества и моральнаго превосходства надъ экзаменаторами легко можетъ быть искуплена сидѣньемъ въ классъ на второй годъ.

  

   Культура идетъ впередъ быстрыми шагами. Что казалось невозможнымъ, неслыханнымъ вчера - сегодня уже не вызываетъ ни въ комъ удивлен³я. Такова подошвенная шпаргалка.

   Кажется, что можетъ быть труднѣе и неблагодарнѣе - написать шпаргалку на подошвахъ сапога? - однако въ послѣднее время экзаменующ³еся прибѣгаютъ къ этому чаще, чѣмъ мног³е думаютъ.

   Понятно, что само мѣстонахожден³е шпаргалки суживаетъ кругъ возможности пользоваться ею. Такъ - при устномъ отвѣтѣ чтен³е по такой шпаргалкѣ невозможно. Мы не знаемъ случая, чтобы кто-нибудь, стоя передъ экзаменаторами, хваталъ самъ себя съ искусствомъ гимнаста за ногу и, поднеся подошву сапога къ глазамъ, начиналъ отвѣчать по ней свой билетъ. Помимо неудобства такого положен³я, оно сразу бросается въ глаза экзаменаторамъ и вызываетъ въ нихъ подозрѣн³е: что это, дескать, такое ученикъ нашелъ на своемъ сапогѣ? Почему онъ такъ внимательно разсматриваетъ подошву?

   Если бы даже ученикъ, стоящ³й у экзаменац³оннаго стола, и зналъ, что у рядомъ съ нимъ стоящаго товарища на сапогѣ помѣщается цѣлая литература, то и тутъ элементарное чувство общности интересовъ должно удержать его отъ хватан³я товарища за ноги, повержен³я его на полъ и чтен³я своего билета по подошвамъ поверженнаго.

  

   Ужъ одно назван³е этой шпаргалки показываетъ, что она должна писаться на тѣлѣ. Наиболѣе удобныя для этого мѣста слѣдующ³я: ладони рукъ и ногти.

   Этотъ способъ сдачи экзаменовъ имѣетъ то неудобство, что лишаетъ экзаменующагося возможности привѣтствовать товарищей дружескимъ пожат³емъ, вытереть потъ со лба или вступить со сверстниками въ оживленную драку. Мы знали мальчугана, котораго товарищи однажды передъ экзаменомъ били и оскорбляли, какъ хотѣли, а онъ отвѣчалъ на все это кроткой снисходительной улыбкой...

   И не потому, что былъ онъ добръ, а просто руки его были исписаны такъ, какъ пишутся словоохотливыми людьми открытки. Даже ногти его пестрѣли какими-то формулами. Этотъ мальчикъ выдержалъ экзаменъ блестяще, но когда потомъ пошелъ стирать свои записи на рукахъ - съ помощью лицъ и затылковъ утреннихъ обидчиковъ, то такъ увлекся этимъ, что былъ замѣченъ попечителемъ округа и оставленъ на второй годъ.

   Впрочемъ, этотъ случай - исключительный и возражен³емъ противъ пользован³я "тѣлесной шпаргалкой" служить не можетъ.

   Мы знали одного ученика, который увлекался принципомъ именно тѣлесной шпаргалки. Онъ былъ исписанъ такъ, что любитель далъ бы за него больш³я деньги. Это была какая-то ходячая энциклопед³я разныхъ наукъ.

   Если бы у насъ существовала работорговля, то любой работорговецъ нажилъ бы на немъ не мало, перепродавъ его какому-нибудь лѣнивому ученику, которому опротивѣло таскать за собой ранецъ съ книгами. Исписанный мальчикъ бѣгалъ бы за нимъ, какъ живая книга, и, при необходимости, могъ быть развернуть и проштудированъ самымъ полезнымъ образомъ.

   Недавно, сидя у костра, мы слышали отъ старыхъ учениковъ такую поэтическую легенду о шпаргалкѣ... Нѣсколько учениковъ въ ночь передъ экзаменомъ пробрались къ спящему крѣпкимъ сномъ учителю и исписали все его лицо несмывающимися чернилами. Это была первая шпаргалка въ непр³ятельскомъ лагерѣ.

   И когда на другое утро онъ спрашивалъ экзаменующихся, они прямо, честно и внимательно глядѣли ему въ лицо и отвѣчали безъ запинки. Повторяемъ, это - легенда...

  

  

   Среди учениковъ наблюдаются и так³е рѣдк³е экземпляры, которые не пользуются шпаргалками. Есть даже так³я лица, которыя отрицаютъ пользу шпаргалокъ. Большей частью, это лица, надѣющ³яся на свое счастье, но экзамены, какъ и всякая игра, по нашему мнѣн³ю, тогда только и хороши, когда призывается на помощь счастью и нѣкоторая заботливость, и трудъ. (Трудомъ мы называемъ добросовѣстное и тщательное изготовлен³е шпаргалокъ по вышеприведеннымъ образцамъ.)

   А счастье, а русское знаменитое "авось" - вещи слишкомъ гадательныя, и не всегда онѣ вывозятъ.

   Мы знали двухъ мальчиковъ - одного чрезвычайно прилежнаго, а другого - шалопая, лѣниваго, какъ тропическ³й индѣецъ.

   Они готовились къ экзаменамъ.

   Разбили всю книгу по всеобщей истор³и на билеты, и случилось такъ, что ко дню экзаменовъ прилежный мальчикъ вызубрилъ всѣ билеты, кромѣ одного, до котораго дойти не успѣлъ; а шалопай, лѣнтяй и бездѣльникъ, идя на экзаменъ, прочелъ только одинъ единственный билетъ, изъ всего громаднаго количества, представленнаго ему потомъ на выборъ.

   И что же случилось?! Прилежный ученикъ вынулъ какъ разъ тотъ билетъ, до котораго не успѣлъ дойти, а лѣнтяй превосходно отвѣтилъ тотъ единственный кусочекъ, который значился на его билетѣ и который онъ успѣлъ прочесть по дорогѣ на экзамены.

   Прилежный мальчикъ послѣ этого случая забросилъ всѣ свои тетради, изорвалъ книги и, переселившись на Камчатку, сдѣлался грозой и несчастьемъ всѣхъ другихъ дѣтей: онъ билъ ихъ и увѣчилъ такъ, что потомъ кончилъ свои дни въ колон³и малолѣтнихъ преступниковъ, гдѣ дожилъ до глубокой старости.

   Вотъ вамъ и счастье.

   Статья о "шпаргалкѣ" кончена.

   Нѣкоторые педагоги, можетъ быть, упрекнуть и даже выбранятъ меня за то, что я все время держался только на уровнѣ шпаргалки и ея примѣнен³я, вмѣсто того, что бы посовѣтовать ученикамъ лучше и добросовѣстнѣе учиться по книгамъ.

   Но дѣло въ томъ, что авторъ - ярый противникъ экзаменовъ. Да и авторъ увѣренъ, что въ данной статьѣ онъ приковывалъ вниман³е юной аудитор³и лишь до тѣхъ поръ, пока говорилъ съ ней серьезнымъ, дѣловымъ понятнымъ ей языкомъ - безъ всякаго ломанья.

   А пустые совѣты слушаться добраго начальства и вести себя паиньками - пусть даютъ друг³е, которые любятъ бѣдныхъ дѣтей меньше, чѣмъ авторъ...

  

  

   Будучи принцип³альнымъ противникомъ строго обоснованныхъ, хорошо разработанныхъ плановъ, Мишка Саматоха перелѣзъ невысокую рѣшетку дачнаго сада безъ всякой опредѣленной цѣли.

   Если бы что-нибудь подвернулось подъ руку, онъ укралъ бы; если бы обстоятельства располагали къ тому, чтобы ограбить, - Мишка Саматоха и отъ грабежа бы не отказался. Отчего же? Лишь бы послѣ можно было легко удрать, продать "блатокаю" награбленное и напиться такъ, "чтобы чертямъ было тошно".

   Послѣдняя фраза служила мѣриломъ всѣхъ поступковъ Саматохи... Пилъ онъ, развратничалъ и дрался всегда съ тѣмъ расчетомъ, чтобы "чертямъ было тошно". Иногда и его били, и опять-таки били такъ, что "чертямъ было тошно".

   Поэтическая легенда, циркулирующая во всѣхъ благо воспитанныхъ дѣтскихъ, гласить, что у каждаго человѣка есть свой ангелъ, который радуется, когда человѣку хорошо, и плачетъ, когда человѣка огорчаютъ.

   Мишка Саматоха самъ добровольно отрекся отъ ангела, пригласилъ на его мѣсто цѣлую парт³ю чертей и поставилъ себѣ цѣлью все время держать ихъ въ состоян³и хронической тошноты. И, дѣйствительно, мишкинымъ чертямъ жилось не сладко.

  

  

   Такъ какъ Саматоха былъ голоденъ, то усил³е, затраченное на преодолѣн³е дачной ограды, утомило его.

   Въ густыхъ кустахъ малины стояла зеленая скамейка. Саматоха утеръ лобъ рукавомъ, усѣлся на нее и сталъ, тяжело дыша, глядѣть на ослѣпительную подъ лучами солнца дорожку, окаймленную свѣжей зеленью.

   Согрѣвшись и отдохнувъ, Саматоха откинулъ голову и замурлыкалъ популярную среди его друзей пѣсенку:

  

   Родила меня ты, мама,

   По какой такой причинѣ?

   Вѣдь меня поглотить яма

   По кончинѣ, по кончинѣ...

  

   Маленькая дѣвочка лѣтъ шести выкатилась откуда-то на сверкающую дорожку и, увидѣвъ полускрытаго вѣтками кустовъ Саматоху, остановилась въ глубокой задумчивости.

   Такъ какъ ей были видны только Саматохины ноги, она прижала къ груди тряпичную куклу, защищая это безпомощное создан³е отъ невѣдомой опасности, и, послѣ нѣкотораго колебан³я, безстрашно спросила:

   - Чьи это ноги?

   Отодвинувъ вѣтку, Саматоха наклонился впередъ и сталъ, въ свою очередь, разсматривать дѣвочку.

   - Тебѣ чего нужно? - сурово спросилъ онъ, сообразивъ, что появлен³е дѣвочки и ея громк³й голосокъ могутъ разрушить всѣ его пиратск³е планы.

   - Это твои... ножки? - опять спросила дѣвочка, изъ вѣжливости смягчивъ смыслъ перваго вопроса.

   - Мои.

   - А что ты тутъ дѣлаешь?

   - Кадрель танцую, - придавая своему голосу выражен³е глубокой ирон³и, отвѣчалъ Саматоха.

   - А чего же ты сидишь?

   Чтобы не напугать зря ребенка, Саматоха проворчалъ:

   - Не просижу мѣста. Отдохну, да и пойду.

   - Усталъ? - сочувственно сказала дѣвочка, подходя ближе.

   - Здорово усталъ. Ажъ чертямъ тошно.

   Дѣвочка потопталась на мѣстѣ около Саматохи и, вспомнивъ свѣтск³я наставлен³я матери, утверждавшей, что съ незнакомыми нельзя разговаривать, вѣжливо протянула Саматохѣ руку:

   - Позвольте представиться: Вѣра.

   Саматоха брезгливо пожалъ ея крохотную ручонку своей корявой лапой, а дѣвочка, какъ истый человѣкъ общества, поднесла къ его носу и тряпичную куклу:

   - Позвольте представить: Марфушка. Она не живая, не бойтесь. Тряпичная.

   - Ну? - съ ласковой грубоватостью, неискренно, въ угоду дѣвочкѣ, удивился Саматоха. - Ишь ты, стерва какая.

   Взглядъ его заскользилъ по дѣвочкѣ, которая озабоченно вправляла въ бокъ куклѣ высунувшуюся изъ з³яющей раны паклю.

   "Что съ нея толку! - скептически думалъ Саматоха. - Ни сережекъ, ни медальончика. Платье можно было бы содрать и башмаки, - да что за нихъ тамъ дадутъ? Да и визгу не оберешься".

   - Смотри, какая у нея въ боку дырка, - показала Вѣра.

   - Кто же это ее пришилъ {На воровскомъ языкѣ "пришить", значить убить}? - спросилъ Саматоха на своемъ родномъ языкъ.

   - Не пришилъ, а сшилъ, - поправила Вѣра, - Няня сшила. А ну, поправь-ка ей бокъ. Я не могу.

   - Эхъ, ты, козявка! - сказалъ Саматоха, беря въ руки куклу.

   Это была его первая работа въ области починки человѣческаго тѣла. До сихъ поръ онъ его только портилъ.

  

  

   Издали донеслись чьи-то голоса. Саматоха бросилъ куклу и тревожно поднялъ голову. Схватилъ дѣвочку за руку и прошепталъ:

   - Кто это?

   - Это не у насъ, а на сосѣдней дачѣ. Папа и мама въ городѣ...

   - Ну?! А нянька?

   - Нянька сказала мнѣ, чтобы я не шалила, и она потомъ убѣжала. Сказала, что вернется къ обѣду. Навѣрно, къ своему приказчику побѣжала.

   - Къ какому приказчику?

   - Не знаю. У нея есть какой-то приказчикъ.

   - Любовникъ, что ли?

   - Нѣтъ, приказчикъ. Слушай...

   - Ну?

   А тебя какъ зовутъ?

   - Михайлой, - отвѣтилъ Саматоха крайне неохотно.

   - А меня Вѣра.

   "Пожалуй, тутъ будетъ фартъ", - подумалъ Саматоха, смягчаясь... - Эй, ты! Хошь я тебѣ гаданье покажу, а?

   - А ну, покажи, - взвизгнула восторженно дѣвочка.

   - Ну, ладно. Дако-сь руку... Ну, вотъ, видишь - ладошка. Во... Видишь, вонъ загибинка. Такъ по этой загибинкѣ можно сказать, когда кто именинникъ.

   - А ну-ка! Ни за что не угадаешь.

   Саматоха сдѣлалъ видъ, что напряженно разсматриваетъ руку дѣвочки.

   - Гмъ! Сдается мнѣ по этой загибинкѣ, что ты именинница семнадцатаго сентября. Вѣрно?

   - Вѣр-р-рно! - завизжала Вѣра, прыгая около Саматохи въ бѣшеномъ восторгѣ. - А ну-ка, на еще руку, скажи, когда мама именинница?

   - Эхъ, ты, дядя! Нешто это по твоей рукѣ угадаешь? Тутъ, братъ, мамина рука требовается.

   - Да мама сказала: въ шесть часовъ пр³ѣдетъ... Ты подождешь?

   - Тамъ видно будетъ.

   Какъ это ни странно, но глупѣйш³й фокусъ съ гаданьемъ окончательно, самыми крѣпкими узлами приковалъ дѣвочку къ Саматохѣ. Вкусъ ребенка извилистъ, прихотливъ и неожиданъ.

   - Давай еще играть... Ты прячь куклу, я ее буду искать. Ладно?

   - Нѣтъ, - возразилъ разсудительный Саматоха. - Давай лучше играть въ другое. Ты будто бы хозяйка, а я гость. И ты будто бы меня угощаешь. Идетъ?

   Планъ этотъ вызвалъ полное одобрен³е хозяйки. Взрослый человѣкъ, съ усами, будетъ какъ всамдѣлишн³й гость, и она будетъ его угощать!!

   - Ну, пойдемъ, пойдемъ, пойдемъ!

   - Слушай ты, клопъ. А у васъ тамъ никого дома нѣтъ?

   - Нѣтъ, нѣтъ, не бойся, вотъ чудакъ! Я одна. Знаешь, будемъ такъ: ты будто бы кушаешь, а я будто бы угощаю!

   Глазенки ея сверкали, какъ черные брилл³анты.

  

  

   Вѣра поставила передъ гостемъ пустыя тарелки, усѣлась напротивъ, подперла рукой щеку и затараторила:

   - Кушайте, кушайте! Эти кухарки так³я невозможныя. Опять, кажется, котлеты пережарены. А ты, Миша, скажи: "благодарю васъ, котлеты замѣчательныя!"

   - Да вѣдь котлетъ нѣтъ, - возразилъ практическ³й Миша.

   - Да это не надо... Это вѣдь игра такая. Ну, Миша, говори!

   - Нѣтъ, брать, я такъ не могу. Давай лучше я всамдѣлишныя кушанья буду ѣстъ. Буфетъ-то открытъ? Всамдѣлишно когда, такъ веселѣе. Э?

   Такое отсутств³е фантаз³и удивило Вѣру. Однако она безропотно слѣзла со стула, пододвинула его къ буфету и заглянула въ буфетъ.

   - Видишь ты, тутъ есть такое, что тебѣ не понравится: ни торта, ни трубочекъ, а только холодный пирогъ съ мясомъ, курица и яйца вареныя.

   - Ну, что жъ дѣлать - тащи. А попить-то нечего?

   - Нечего. Есть тутъ да такое горькое, что ужасъ. Ты, небось, и пить-то не будешь. Водка.

   - Тащи сюда, поросенокъ. Мы все это по-настоящему раздѣлаемъ. Безъ обману.

  

  

   Закутавшись салфеткой (полная имитац³я зябкой мамы, кутавшейся всегда въ пуховой платокъ), Вѣра сидѣла на противъ Саматохи и дѣятельно угощала его.

   - Пожалуйста, кушайте. Не стѣсняйтесь, будьте какъ дома. Ахъ, ужъ эти кухарки, - опять пережарила пирогъ, - чистое наказан³е.

   Она помолчала, выжидая реплики.

   - Ну?

   - Что ну?

   - Что жъ ты не говоришь?

   - А что я буду говорить?

   - Ты говори: "благодарю васъ, пирогъ замѣчательный".

   Въ угоду ей проголодавш³йся Саматоха, запихивая огромный кусокъ пирога въ ротъ, неуклюже пробасилъ:

   - Благодарю васъ... пирогъ знаменитый!

   - Нѣтъ: замѣчательный!

   - Ну, да. Замѣчательный.

   - Выпейте еще рюмочку, пожалуйста. Безъ четырехъ избовъ угла не строится.

   - Благодарю васъ, водка замѣчательная.

   - Ахъ, курица опять пережарена. Эти кухарки - чистое наказан³е.

   - Благодарю васъ, курица замѣчательная, - прогудѣлъ Саматоха, подчеркивая этимъ стереотипнымъ отвѣтомъ полное отсутств³е фантаз³и.

   - Въ этомъ году лѣто жаркое,- замѣтила хозяйка.

   - Благодарю васъ, лѣто замѣчательное. Я еще баночку выпью!

   - Нельзя такъ, - строго сказала дѣвочка. - Я сама должна предложить... Выпейте, пожалуйста, еще рюмочку... Не стѣсняйтесь. Ахъ, водка, кажется, очень горькая. Ахъ, ужъ эти кухарки. Позвольте, я вамъ тарелочку перемѣню.

   Саматоха не увлекался игрой такъ, какъ хозяйка; не старался быть такимъ кропотливымъ и точнымъ въ деталяхъ, какъ она. Поэтому, когда маленькая хозяйка отвернулась, онъ, внѣ всякихъ правилъ игры, сунулъ въ карманъ серебряную вилку и ложку.

   - Ну, достаточно, - сказалъ онъ. - Сытъ.

   - Ахъ, вы такъ мало ѣли!.. Скушайте еще кусочекъ.

   - Ну, будетъ тамъ канитель тянуть, довольно. Я такъ налопался, что чертямъ тошно.

   - Миша, Миша, - горестно воскликнула дѣвочка, съ укоризной глядя на своего большого друга. - Развѣ такъ говорятъ? Надо сказать: "Нѣтъ, ужъ увольте, премного благодаренъ. Разрѣшите закурить?"

   - Ну, ладно, ладно... Увольте, много благодаренъ, дай-ка папироску.

   Вѣра убѣжала въ кабинетъ и вернулась оттуда съ коробкой сигаръ.

   - Вотъ эти сигары я покупалъ въ Берлинѣ, - сказала она басомъ. - Крѣпковатыя, да я другихъ не курю.

   - Мерси вамъ, - сказалъ Саматоха, оглядывая слѣдующую комнату, дверь въ которую была открыта.

   Глядя на Саматоху снизу вверхъ и скроивъ самое лукавое лицо, Вѣра сказала:

   - Миша! Знаешь, во что давай играть?

   - Во что?

   - Въ разбойниковъ.

  

  

   Это предложен³е поставило Мишу въ нѣкоторое затруднен³е. Что значитъ играть въ разбойниковъ? Такая игра съ шестилѣтней дѣвочкой казалась глупѣйшей профанац³ей его ремесла.

   - Какъ же мы будемъ играть?

   - Я тебя научу. Ты будто разбойникъ и на меня нападаешь, а я будто кричу: охъ, забирайте всѣ мои деньги и драгоцѣнности, только не убивайте Марфушку.

   - Какую Марфушку?

   - Да куклу. Только я должна спрятаться, а ты меня ищи.

   - Постой, это, брать, не такъ. Не пассажиръ долженъ сначала прятаться, а разбойникъ.

   - Какой пассажиръ?

   - Ну... этотъ вотъ... котораго грабятъ. Онъ не долженъ сначала прятаться.

   - Да ты ничего не понимаешь, - вскричала хозяйка. - Я должна спрятаться.

   Хотя это было искажен³е всѣхъ разбойничьихъ пр³емовъ и традиц³и, но Саматоха и не брался быть ихъ блюстителемъ.

   - Ну, ладно, ты прячься. Только нѣтъ ли у тебя какого-нибудь кольца или брошки...

   - Зачѣмъ?

   - А чтобъ я могъ у тебя отнять.

   - Такъ это можно нарочно... будто отнимаешь.

   - Нѣтъ, я такъ не хочу, - рѣшительно отказался капризный Саматоха.

   - Ахъ, ты Господи! Чистое съ тобой наказан³е! Ну, я возьму мамины часики и брошку, которые въ столикѣ у нея лежать.

   - Сережекъ нѣтъ ли? - ласково спросилъ Саматоха, стремясь, очевидно, обставить игру со сказочной роскошью.

   - Ну, обожди, поищу.

  

  

   Игра была превеселая. Вѣрочка прыгала вокругъ Саматохи и кричала:

   - Пошелъ вонъ! Не смѣй трогать Марфушку! Возьми лучше мои драгоцѣнности, только не убивай ее. Постой, а гдѣ же у тебя ножъ?

   Саматоха привычнымъ жестомъ полѣзъ за пазуху, но сейчасъ же сконфузился и пожалъ плечами.

   - Можно и безъ ножа. Нарочно жъ...

   - Нѣтъ, я тебѣ лучше принесу изъ столовой.

   - Только серебряный! - крикнулъ ей вдогонку Саматоха.

   Игра кончилась тѣмъ, что, забравъ часы, брошку и кольцо въ обмѣнъ на драгоцѣнную жизнь Марфушки, Саматоха сказалъ:

   - А теперь я тебя какъ будто запру въ тюрьму.

   - Что ты, Миша! - возразила на это дѣвочка, хорошо, очевидно, изучившая, кромѣ свѣтскаго этикета, и разбойничьи нравы. - Почему же меня въ тюрьму? Вѣдь ты разбойникъ - тебя и надо въ тюрьму.

   Покоренный этой суровой логикой, Миша возразилъ:

   - Ну, такъ я тебя беру въ плѣнъ и запираю въ башню.

   - Это другое дѣло. Ванная - будто бъ башня... Хорошо?

   Когда онъ поднялъ ее на руки и понесъ, она, барахтаясь, зацѣпилась рукой за карманъ его брюкъ.

   - Смотри-ка, Миша, что это у тебя въ карманѣ? Ложка?! Это чья?

   - Это, братъ, моя ложка.

   - Нѣтъ, это наша. Видишь, вонъ, вензель. Ты, навѣрное, нечаянно ее положилъ, да? Думалъ, платокъ?

   - Нечаянно, нечаянно! Ну, садись-ка, брать сюда.

   - Постой! Ты мнѣ, и руки свяжи, будто бы, чтобъ я не уб