Толстой Лев Николаевич - Том 41, Произведения 1904-1908, Полное собрание сочинений

о или поздно человек должен прийти к сознанию этой более обширной жизни.

   Отречение от своих личных целей, которое совершается в нем, тотчас же вознаграждается более сильной жизнью, в которую он вступает.

   Только отрекаясь от своей исключительной личности, человек делается настоящей живой личностью и, признавая своею жизнь других, сознает в себе жизнь, не имеющую ни пределов, ни конца.

  

  

  

   Человек, который думает только о себе и ищет во всем своей выгоды, не может быть счастлив. Хочешь жить для себя, живи для других.

  

  

  

   Величайшее благо, которое только может знать человек, состояние полнейшей свободы и счастья, есть состояние самоотвержения и любви. Разум открывает человеку единственно возможный путь к этому благу, и чувство устремляет человека по этому пути.

  

  

   Многим кажется, что если исключить из жизни личность и любовь к ней, то ничего не останется. Им кажется, что без личности нет жизни. Но это только кажется людям, которые не испытывали радости самоотвержения. Откинь от жизни личность, отрекись от нее, и только тогда ты узнаешь лучшее благо жизни - любовь.

  

  

   Жизнь истинная начинается только тогда, когда начинается самоотречение.

  

  

   Когда потухает свет в твоем сердце, то мрак скрывает от тебя путь твой. Остерегайся этого ужасного мрака. Никакой свет твоего разума не может уничтожить мрак, исходящий из твоего сердца до тех пор, пока не будут изгнаны из него все себялюбивые мысли.

  

  

  

  

   Стремление к личному благу есть только продолжение в нас животности; человеческая жизнь начинается только с отречением от него.

  

  

  

   Чем больше человек дает людям и меньше требует себе. тем он лучше; чем меньше дает другим и больше требует себе, тем он хуже. Но люди нашего времени рассуждают не так. Они придумывают самые разнообразные и хитрые рассуждения, но только не то, которое естественно представляется всякому простому человеку. По их рассуждениям, воздерживаться от предметов роскоши совсем не нужно. Можно соболезновать положению рабочих, говорить речи и писать книги в их пользу и вместе с тем продолжать пользоваться теми трудами, которые мы считаем для них губительными.

  

  

   То, что мы называем самоотречением, есть только последствие перенесения сознания из своего животного в свое духовное "я". Если это изменение сознания совершилось, то то, что казалось отречением до этого изменения, представляется уже не отречением, а только естественным удалением от ненужного.

  

  

  

   Была давно-давно на земле большая засуха: пересохли все реки, ручьи, колодцы, и засохли деревья, кусты и травы, и умирали от жажды люди и животные.

   Раз ночью вышла девочка из дома с ковшиком поискать Воды для больной матери. Нигде не нашла девочка воды и с усталости легла в поле на траву и заснула. Когда она проснулась и взялась за ковшик, она чуть не пролила из него воду. Он был полон чистой, свежей воды. Девочка обрадовалась и хотела было напиться, но потом подумала, что недостанет матери и побежала с ковшиком домой. Она так спешила, что не заметила под ногами собачки, споткнулась на нее и уронила ковшик. Собачка жалостно визжала. Девочка хватилась ковшика.

   Она думала, что разлила его, но нет, он стоял прямо на своем дне, и вся вода была цела в нем. Девочка отлила в ладонь воды, и собачка все вылакала и повеселела. Тогда девочка взялась опять за ковшик, он из деревянного стал серебряным. Девочка принесла ковшик домой и подала матери. Мать сказала: "Мне все равно умирать, пей лучше сама" - и отдала ковшик девочке. И в ту же минуту ковшик из серебряного стал золотой. Тогда девочка не могла уже больше удерживаться и только хотела приложиться к ковшику, как вдруг в дверь вошел странник и попросил напиться. Девочка проглотила слюни и поднесла страннику ковшик. И вдруг на ковшике выскочило семь огромных брильянтов, и из него полилась большая струя чистой, свежей воды.

   А семь брильянтов стали подниматься выше и выше и поднялись на небо и стали Большой Медведицей.

  

  

  

  

   Я возвращался с охоты и шел по дорожке сада. Собака бежала впереди меня.

   Вдруг она уменьшила свои шаги и начала красться, как бы зачуяв перед собою дичь. Я глянул в даль дорожки и увидал молодого воробья с желтизной около клюва и пухом на голове. Он упал из гнезда (ветер сильно качал березы) и сидел неподвижно, беспомощно растопырив едва прораставшие крылышки.

   Моя собака медленно приближалась к нему, как вдруг, сорвавшись с близкого дерева, старый черногрудый воробей камнем упал перед самой ее мордой и, весь взъерошенный, искаженный, с отчаянным и жалким писком прыгнул раза два в направлении зубастой раскрытой пасти.

   Он кинулся спасать, он заслонил собою свое детище, а все его маленькое тело трепетало от ужаса, голосок одичал и охрип, он замирал, он жертвовал собою! Каким громадным чудовищем должна была ему казаться собака! И все-таки он не мог усидеть на своей высокой, безопасной ветке... Сила, сильнее его воли, сбросила его оттуда.

   Собака остановилась, попятилась... Видно, и она признала эту силу.

   Я поспешил отозвать смущенного пса и удалился, благоговея.

   Да, я благоговел перед той маленькой великодушной птицей, перед любовным ее порывом.

   Любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и двигается жизнь.

  

  

  

  

   Большая часть ложных и вредных мнений распространяется и поддерживается внушением.

  

  

   Мы склонны усваивать те взгляды и мысли, которые разделяется людьми, живущими с нами, а не стараемся дальше и глубже развить их. От этого ничтожество наших характеров и жизней.

  

  

   Душа поддается влиянию другой души. И человек вполне свободен, только когда один.

  

  

   Легко жить в мире, следуя общественному мнению, а в уединении только своему. Силен тот человек, кто в толпе удерживает кротость и независимость уединения.

  

  

  

   Блажен муж, который не ходил на совет нечестивых и на пути грешных не стоял и в заседании кощунствующих не сидел (Пс. I, 1). Нет ничего заразительнее примера. Он вносит в нашу жизнь такие поступки, которые мы никогда не подумали бы совершить без воздействия примера.

  

  

   Не поддавайся настроению духа того, кто тебя оскорбляет, и не становись на тот путь, на который бы ему хотелось увлечь тебя.

  

  

  

   Человек может привыкнуть к самой плохой жизни, в особенности если он видит, что все окружающие его живут так же.

  

  

   Мне стыдно думать о том, как часто я уступчиво жертвовали и своими убеждениями и как легко подчинялся омертвелым учреждениям и обычаям.

  

  

  

   Распространяемые внушением ложные понятия и вредные настроения можно узнать по тому блеску и торжественности, которыми они окружаются. Истина не нуждается во внешней обстановке.

  

  

   Внушение - необходимое условие общественной жизни, но нельзя быть достаточно осторожным в сознательном употреблении его. Способность внушения заставляет нравственного человека быть вдвойне строгим к словам и поступкам, которые могут воздействовать на других.

  

  

  

   Разум как каждого отдельного человека, так и совокупности людей есть единственный руководитель человеческой жизни.

  

  

   Светильник тела есть око; итак, если око твое будет чисто, то и все тело твое будет светло; а если оно будет худо, то и тело твое будет темно; итак, смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма?

  

  

  

   Если мы посмотрим на жизнь большинства людей, то нам покажется, что человек - существо, созданное для того, чтобы, подобно растению, поглощать в себя различные соки, расти, продолжать свой род на земле, наконец состариться и умереть. В таком случае из всех существ человек меньше всего достигает цели своего существования, потому что он свои превосходные способности употребляет для таких целей, которых остальные существа достигают гораздо вернее и лучше. И из всех существ человек наиболее заслуживал бы презрения, по крайней мере в глазах истинной мудрости, если бы он не осуществлял отчасти и не надеялся бы осуществить вполне ту не одну животную, но разумную, свойственную только человеку жизнь, возможность которой он сознает.

  

  

  

   Bсё живет вместе и все живет отдельно: живет отдельно человек, живет отдельно червь. И каждое отдельное существо считает себя одного живущим и требует от жизни всего для себя одного, а между тем всякое отдельное существование не переставая приближается к смерти, к уничтожению отдельного существования.

   Противоречие это было бы неразрешимо, если бы в мире не было разума. Но разум есть в человеке, и разум уничтожает это противоречие.

  

  

   Разумная жизнь подобна человеку, несущему далеко перед собой фонарь, освещающий его путь. Такой человек никогда не доходит до конца освещенного места, освещенное Место идет впереди его. Такова разумная жизнь, и только при такой жизни нет смерти, потому что фонарь не переставая освещает до последней минуты, и уходишь за ним так же спокойно, как и во все продолжение жизни.

  

  

   Все люди живут и действуют отчасти по своим мыслям, отчасти по мыслям других людей. В том, насколько люди живут по своим мыслям и насколько по мыслям других людей, состоит одно из главных различий людей между собой. Одни люди в большинстве случаев пользуются своими мыслями как умственной игрой, обращаются со своим разумом как с маховым колесом, с которого снят передаточный ремень, а в поступках своих подчиняются обычаю, преданию, закону; другие же, считая свои мысли главными двигателями всей своей деятельности, прислушиваются к требованиям своего разума, подчиняются ему и только изредка, и то после критической оценки следуют тому, что решено другими.

  

  

   Каждый человек может и должен пользоваться всем тем, что выработал совокупный разум человечества, но вместе с тем может и должен своим разумом проверять истины, выработанные прежде него жившими людьми.

  

  

  

   Тщеславный человек хочет, чтобы его хвалили. Для того чтобы его хвалили, ему нужно быть тем, что люди считают хорошим. Люди же считают хорошим то, что им нравится. А нравится им то, чтобы их считали хорошими. И потому нет более тщетного занятия, как удовлетворение тщеславия.

  

  

   Кто стыдится непостыдного и не стыдится бесстыдного, тот, следуя ложному мнению, вступает на злой путь погибели.

  

  

  

   Тщеславный так полон самим собою, что в нем нет места ничему другому.

  

  

  

   Себя уморишь, а людей не удивишь.

  

  

  

   "Надо поступать так, как поступают другие". Правило это означает почти всегда то, что надо поступать дурно.

  

  

  

   Один человек спросил у другого, для чего он делает то дело, которому не сочувствует.

   - Потому что все так делают, - отвечал тот.

   - Hy, положим, что не все, - сказал первый, - потому что вот я этого не делаю, да и некоторые другие, на которых я могу тебе указать.

   - Ну, коли не все, то очень многие, большая часть людей.

   - А скажи мне, пожалуйста, - снова спросил первый, - каких людей больше на свете, умных или глупых?

   - Конечно, глупых!

   - А коли так, та, стало быть, ты, подражая большинству, подражаешь глупым.

  

  

  

   Заставить умных людей считать нас не тем, что мы на самом деле из себя представляем, в большинстве случаев труднее, чем действительно стать такими, какими мы хотим казаться.

  

  

  

   Человек бывает настолько самонадеян, насколько он ограничен пониманием.

  

  

  

   И теперь и прежде высмеивают того, кто молчит, и того, кто много говорит, и того, кто говорит мало, - нет никого на земле, кого бы не осуждали.

   Никогда не было, никогда не будет и нет никого, кого бы постоянно порицали, как нет и того, кого бы всегда хвалили.

  

  

  

   Нет более ложного руководства в жизни, как людское мнение.

  

  

   Очень трудно не соглашаться с нашим самолюбием и не находить приятным тех, кто нас одобряет.

  

  

  

   Гордость людская - свойство странное, не так-то легко позволяющее себя подавить; только заштопал одну дыру, не успел оглянуться, а та же гордость в другом виде выглядывает из другой дыры, а заткнешь эту, она уже глядит из третьей дыры и т. д.

  

  

  

   Мы одобряем других постольку, поскольку находим их похожими на нас; так что часто уважать кого-нибудь значит только уравнять его с собой.

  

  

  

   Истинная добродетель никогда не озирается назад на тень свою - славу.

  

  

  

   Заботиться о славе людской, об одобрении людей уже потому неразумно, что люди не только не все считают одно и то же хорошим, но часто одни считают дурным то самое, что другие считают самым хорошим.

  

  

  

   Приписывание особенного, исключительного значения и важности писателям, признанным большинством великими, составляет большое препятствие для познания истины. Божественная истина может проявиться в лепете ребенка, в болтовне дурачка, в бреду сумасшедшего, не говоря уже о разговорах, письмах простых людей, и очень слабые и ложные мысли встречаются в книгах, считающихся великими или священными.

  

  

   Есть много традиционных истин, которые кажутся нам вероятными только потому, что мы никогда серьезно не подумали о них.

  

  

  

   Надо считать Евангелие святым не потому, что его написали апостолы, а потому, что в нем истина. Истина, сказанная Буддой, Магометом, всяким человеком, так же важна, как и истина Евангелия.

  

  

   Настаивать на применении древних и устарелых законов, находящихся в наших уставах, все равно что заставлять людей нашего времени жить в домах и пользоваться орудиями наших предков, живших за несколько поколений до нас.

  

  

  

   Для большей части человечества религия есть обычай или, скорее, обычай есть религия. Как ни кажется это странным, но я убежден, что первый шаг к нравственному совершенствованию есть освобождение себя от религии, в которой вырос. Ни один человек не шел к совершенствованию иначе, как по этому пути.

  

  

  

  

   Мысль, выраженная в Евангелии, Библии, Коране, Упанишадах, не становится истинной потому, что она выражена в книгах, считающихся священными. Считать истинным все то, что сказано в признанной священной книге, есть идолопоклонство книг, более вредное, чем всякое другое идолопоклонство.

  

   Всякая мысль, от кого бы она ни исходила, подлежит обсуждению, и всякая мысль, от кого бы она ни исходила, заслуживает внимания.

  

  

  

   Большая часть зла, совершаемая людьми, совершается не по злой воле, а по распространенной ложной, принятой на веру мысли.

  

  

   Материальные результаты - только позднее проявление невидимых сил. Ядро уже давно вылетело, когда звук выстрела доходит до нас. Решающие события совершаются в мысли.

  

  

  

   Из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления.

  

  

  

   Действия не так добры или порочны, как наши желания.

  

  

  

   Много хуже дурного поступка те мысли, от которых происходят все дурные поступки. Поступка дурного можно не повторять и раскаяться в нем; дурные же мысли родят дурные поступки. Дурной поступок накатывает дорогу к дурным поступкам; дурные же мысли неудержимо влекут по этой дороге.

  

  

   Вдаль несутся бестелесные помыслы, тихо крадутся они, глубоко сокровенные: кто подчинит их себе, кто обуздает их, тот освободится от их соблазна.

  

   Буддийская мудрость [Дхаммапада]

  

  

   Думай хорошо, и мысли созреют в добрые поступки.

  

  

   Все дело в мыслях. Мысль - начало всего. И мыслями можно управлять. И потому главное дело совершенствования: работать над мыслями.

  

  

   Когда тебя постигают несчастия, ищи причину их не столько в поступках твоих, сколько в мыслях, побудивших тебя к совершению их. Точно так же и когда совершающиеся внешние события огорчают, возмущают тебя, ищи причины их не в предшествующих поступках людей, а в предшествующих мыслях, вызвавших поступки.

  

  

  

   Говорят: человек не свободен, потому что все, что он делает, имеет свою, предшествующую во времени причину. Но человек действует всегда только в настоящем, а настоящее вне времени, оно только точка соприкосновения двух времен: прошедшего и будущего, и потому в момент настоящего человек всегда свободен.

  

  

   Спросили у мудреца, какое время в жизни самое важное, какой человек самый важный и какое дело самое важное.

   И мудрец ответил: "Время самое важное одно настоящее, потому что в нем одном человек властен над собою.

   Человек самый важный тот, с кем в эту настоящую минуту ты имеешь дело, потому что никто не может знать, будет ли он еще иметь дело с каким-либо другим человеком.

   Дело же самое важное то, чтобы быть в любви с этим человеком, потому что только для того, чтобы быть в любви со всеми людьми, послан человек в жизнь".

  

  

   Никогда не вернешь потерянного времени, никогда не исправишь сделанного зла.

  

  

  

   Только тогда мы сумеем воспользоваться каждой минутой, когда мы будем уверены в своей вечности.

   Только когда мы внесем в нее сознание нашей духовности, самая ничтожная обязанность не будет казаться нам низкою.

  

  

  

   Первый и самый обычный соблазн, который захватывает человека, есть соблазн приготовления к жизни вместо самой жизни.

   "Теперь мне можно на время отступить от того, что должно и чего требует моя духовная природа, потому что я не готов - говорит себе человек. - А вот я приготовлюсь, наступит время, и тогда я начну жить уже вполне сообразно со своей совестью".

   Ложь этого соблазна состоит в том, что человек отступает от жизни в настоящем, одной действительной жизни переносит ее в будущее, тогда как будущее не принадлежит человеку.

   Для того, чтобы не подпасть этому соблазну, человек должен понимать и помнить, что готовиться некогда, что он должен жить лучшим образом сейчас, такой, какой он есть, что совершенствование, нужное для него, есть только одно совершенствование в любви, а это совершенствование совершается только в настоящем. А потому должен не откладывая жить всякую минуту всем и своими силами настоящим, для бога, т. е. для всех тех, кто предъявляет требования к его жизни, зная, что всякую минуту он может быть лишен возможности этого служения и что для этого-то ежечасного служения он и пришел в мир.

  

  

   Настоящее есть то состояние, в котором одном проявляется наша божественная сущность. Будем же благоговеть перед настоящим - в нем бог.

  

  

  

   Как умирает человек один, так и живет человек своей внутренней духовной жизнью всегда один.

  

  

   Счастливее всего та страна, которая мало или вовсе не нуждается во ввозе; также счастливее всех тот человек, который довольствуется своим внутренним богатством и для своего существования нуждается в немногом или вовсе ни в чем извне. Подвоз извне дорого обходится, порождает зависимость, влечет за собой опасности, вызывает досаду, а в конце концов служит плохой заменой продуктов собственной почвы. От других вообще извне, нельзя ожидать многого в каком бы то ни было отношении. То, чем один может быть для другого, ограничено очень тесными рамками: в конце концов каждый остается сам собой, и тогда весь вопрос в том, кто тот, с кем приходится человеку оставаться, когда он остается сам с собой.

  

  

  

   Если снами случается какая-нибудь неприятность или мы попадаем в какое-нибудь затруднение, то все мы бываем склонны обвинять в этом других людей или судьбу свою, вместо того чтобы сообразить, что если внешнее, от нас не зависящее становится для нас неприятностью или затруднением, то, значит, в нас самих что-нибудь не в порядке.

  

  

  

   То, что человек сделает, тем он и владеет. Пусть никто не считает ничего прочным добром, кроме того, что находится в нем самом и что должно расти в нем до тех пор, пока он жив.

  

  

  

   Сам совершаешь грех, сам замышляешь зло, сам убегаешь от греха, сам очищаешь помыслы, сам собой ты зол или чист, другому не спасти тебя.

  

  

  

   Самое обычное и вредное заблуждение людей: думать, что чего-нибудь может мешать их свободе и благу.

  

  

   Человек просит, чтобы ему помогли люди или бог; а помочь ему никто не может, кроме его самого, потому что помочь ему может только его добрая жизнь. А это может сделать только он сам.

  

  

   У каждого человека есть глубина внутренней жизни, сущности которой нельзя сообщить другом. Иногда хочется передать это людям. Но тотчас же чувствуется, что передать это вполне другому человеку невозможно. Потребность эта есть потребность общения с богом. Устанавливай это общение и не ищи другого.

  

  

  

   После веселого обеда в холостой компании мой старый приятель сказал мне:

   - Не хочешь ли пройтись по Елисейским полям?

   И мы пошли, медленно шагая, по длинной аллее между деревьями, слабо одетыми листвой. Ни малейшего шума, кроме этого вечного глухого гула от непрерывного парижского движения. Свежий ветерок дул нам в лицо, и по темному небу рассыпалась золотистая пыль бесчисленных звезд.

   Товарищ мой заговорил:

   - Не знаю почему, но ночью мне здесь дышится легче, чем где-либо. Мысль моя как будто растет. Минутами ум мой озаряется яркими проблесками света; и мне в эти мгновения кажется, что мы отгадаем божественную тайну жизни. Но окно захлопывается... И кончено.

   Двойные тени мелькали порой между деревьями; мы прошли мимо скамейки; рядком сидевшая на ней парочка сливалась в одно темное пятно.

   Мой приятель проговорил:

   - Жалкие люди! Не отвращение, а беспредельную жалость чувствую я к ним. Из всех тайн человеческой жизни я постиг только одну: пытка нашего существования в том, что мы вечно одиноки, и все, что мы делаем, мы делаем, чтобы бежать от этого одиночества. Вон и эти влюбленные парочки на скамейках под открытым небом ищут возможности, как и мы, как и все живые существа, хотя бы на мгновение избежать своего одиночества, но они остаются и вечно останутся одинокими, и мы тоже.

   Одни люди чувствуют это сильнее, другие слабее, вот и все.

   С некоторого времени я испытываю невыносимую пытку: я понял, я постиг мое страшное одиночество и знаю, что ничто - понимаешь ли? - ничто в мире не в силах прекратить его. Все наши попытки, старания, порывы сердца, все призывы наших уст, все наши объятия тщетны и тщетны - мы всегда одиноки.

   Я увлек тебя сюда на эту прогулку, чтобы не идти домой, - меня теперь невыносимо мучает одиночество моей квартиры. Но и это ни к чему. Я говорю, ты меня слушаешь, мы идем вдвоем, рядом, вместе, но каждый из нас один. Понимаешь ли ты меня?

   "Блаженны нищие духом", - говорит писание. Эти не утратили призрака счастья. Они не ведают нашего горя одиночества, они не бредут по жизненному пути, как я, соприкасаясь с людьми только локтями, без иной радости, кроме эгоистического удовлетворения тем, что донимаешь, видишь, угадываешь и без конца страдаешь от сознания своего вечного одиночества.

   Ты думаешь, что я сошел с ума. Правда?

   Но выслушай меня. С тех пор как я почувствовал одиночество моего существования, мне кажется, что я с каждым днем все больше погружаюсь в какое-то мрачное подземелье, краев и конца которого я не вижу и из которого, может быть, нет и выхода. Я иду по нем, но ни со мной, ни рядом нет ни одного живого существа. Подземелье - это наша жизнь. Порой я слышу шум, голоса, крики... Я ощупью спешу на них. Но откуда они раздаются, я никогда наверное не знаю; я не встречаю никого, не нахожу руки другого человека в мраке, окружающем меня, Понимаешь ли?

   Были люди, которые иногда угадывали это ужасное страдание. Мюссе восклицает:

  

  

   Но у него это было мимолетное сомнение, а не полная достоверность, как у меня. Он был поэт, наполнял жизнь призраками, грезами. Он никогда не был вполне одинок, как я.

   Густав Флобер, этот великий несчастный мира сего, потому что был из числа немногих великих провидцев писал другу-женщине следующие отчаянные слова: "Мы все в пустыне; никто никого не понимает".

   Да, никто никого не понимает; что бы мы ни думали, что бы ни говорили, что бы мы ни делали, - никто никого не понимает Знает ли земля, что творится на этих звездах, разбросанных, как огненные зерна в пространстве, так далеко, что мы видим только самую незначительную часть их, тогда как остальные бесчисленные их полчища теряются в бесконечности? А может быть, эти звезды так близки друг к другу, что составляют одно целое, как молекулы одного тела?

   И как земля не знает, что творится на этих звездах, так и человек не знает, что происходит в другом человеке. Мы дальше друг от друга, чем эти светила, а главное - более разъединены, потому что мысль бездонна.

   Что может быть ужаснее этого постоянного соприкосновения существ при невозможности слиться с ними? Мы любим так, как 6удто мы прикован близко друг к другу, и, простирая руки, мы не можем соединиться. Мучительная потребность единения гложет; но все наши усилия тщетны, порывы бесплодны, излияния бесполезны, объятия бессильны, ласки пусты. Мы хотим слиться, но, при всех наших стремлениях, мы только стукаемся друг о друга. Я больше всего чувствую себя одиноким, когда отдаю свое сердце другому человеку: тогда эта невозможность становится мне еще очевиднее. Вот он - этот человек, - он смотрит на меня своими ясными глазами, но душу его, позади их я не знаю. Он слушает меня. А что он думает? Да, что он думает? Ты не понимаешь этой муки? Может быть, он ненавидит, презирает меня, насмехается надо мной? Он взвешивает все мои слова, судит, глумится, осуждает меня, считает меня посредственностью или глупцом? Как знать, что он думает? Как знать, любит ли он меня так же, как я его, и что шевелится в его маленькой круглой голове? Какая страшная тайна - неизвестная мысль другого существа, мысль скрытая и свободная, которую мы не можем ни знать, ни направлять, ни обуздать, ни победить.

   А я?.. Как я ни стараюсь отдаться, раскрыть все двери моей души, - мне это невозможно. Всегда на дне, на самом дне остается тайный уголок моего "я", куда никто не проникает. Никто не в силах открыть его, войти туда, потому что никто не похож на меня, и никто никого не понимает. По крайней мере, в эту минуту понимаешь ли ты меня?

   Нет. Ты считаешь меня безумным! Ты меня рассматриваешь, ты остерегаешься меня! Ты задаешь себе вопрос: что с ним? Но если когда-нибудь тебе удастся понять мое ужасное и утонченное страдание, о, приди тогда, чтобы сказать только: "я понял тебя", - и я хоть на мгновение буду счастлив.

   Женщины в особенности заставляют меня сильнее чувствовать мое одиночество.

   О, горе, горе! Как я страдал от них! Они чаще мужчин вызывали во мне ложную надежду на то, что я не одинок.

   Когда вступаешь в любовь, кажется, что расширяешься, тебя охватывает нечеловеческое блаженство. Знаешь ли отчего? Знаешь ли, откуда это ощущение огромного счастья? Единственно оттого, что воображаешь себя уже не одиноким. Одиночество, отчуждение человеческого существа, по-видимому, кончилось. Какое жалкое заблуждение.

   Женщина еще сильнее нас мучится тою вечною потребностью любви, которая гложет наше одинокое сердце; эта-то женщина и составляет главную ложь мечты.

   Тебе знакомы сладостные часы лицом к лицу с этим существом, длинноволосым, пленительным, одни взоры которого сводят наc с ума. Безумный восторг туманит ум! Чудная иллюзия охватывает нас! Кажется, что вот-вот она и я сольемся в одно. Но это только кажется, и после недель ожиданий; надежд и лживых радостей я еще сильнее, чем прежде, чувствую себя одиноким.

   После каждого поцелуя, после каждого объятия одиночество растет. И как оно ужасно, как мучительно! Поэт Сюлли Прюдом говорит: