Толстой Лев Николаевич - Том 41, Произведения 1904-1908, Полное собрание сочинений

жатву или плоды, не может не думать о том, не унич­тожает ли он на будущее время произрастания хлеба или плодов, и о том, не отнимает ли он этим собиранием пищу у ближних. Не может не думать он и о том, что будет из тех детей, которых он кормит, и многое другое. Самые важные вопросы поведения в жизни не могут разумным человеком быть решены окончательно именно по обилию последствий, которых он не может не видеть. Всякий разумный человек, если не знает, то чувствует, что в самых важных вопросах жизни ему нельзя руководствоваться ни личными побужде­ниями чувств, ни соображениями о ближайших последствиях его деятельности, потому что последствий этих он видит слишком много различных и часто противоречивых, т. е. таких, которые также, вероятно, могут быть благодетельны или зловредны как для него, так и для других людей.

   Поэтому разумный человек не может удовлетвориться теми соображениями, которые руководят поступками живот­ных. Человек может рассматривать себя как животное среди животных, живущих сегодняшним днем; он может, рассмат­ривать себя и как члена семьи, и как члена общества, народа, живущего веками; может и даже непременно должен (потому что к этому неудержимо влечет его разум) рассматривать себя как часть всего бесконечного мира, живущего бесконечное время. И потому разумный человек должен был установлять и всегда установлял, кроме отношения к ближайшим явлениям жизни, свое отношение ко всему бесконечному по времени и пространству миру, понимая его как одно целое. И такое установление отношения человека к тому целому, которого он, чувствует себя частью и из которого он выводит руководство в своих поступках, и есть то, что называлось и называется религией.

   И потому религия всегда была и не может перестать быть необходимостью и неустранимым условием жизни разумного человека и разумного человечества.

  

  

   Чем сильнее в человеке религиозное чувство, тем яснее бывает представление того, что должно быть, и тем опреде­леннее руководство поступков.

   Не имеющие или в малой степени имеющие это чувство руководятся, напротив, тем. Что было, - прошедшим, преданием, и их-то, этих людей, толпа называет религиозными. Человек же истинно религиозный пренебрегает прошедшим и, руководясь только тем, что должно быть, часто представляется толпе безбожником.

  

  

   То, что видишь часто людей, жертвующих всем, даже жиз­нью, ради суеверий: дуэли, война, самоубийства, а редко таких, которые отдавали бы жизнь за истину, происходит отто­го, что Можно без убеждения легко отдать жизнь под влияни­ем внушения, производимого одобрением толпы, и очень трудно быть настолько твердо убежденным в истине, чтобы быть готовым умереть за нее в несогласии с толпою.

  

  

   Достаточно заткнуть себе уши в зале, где танцуют, чтобы вообразить себя в доме сумасшедших. На человека, уничто­жившего себе религиозное сознание, все религиозные поступки человечества должны производить такое же впечатле­ние. Но опасно ставить себя вне закона человеческого рода и считать себя правее всех остальных людей.

  

  

  

   Часто говорят, что религия утратила свою власть над людь­ми. Но этого нет и не может быть. Это происходит оттого, что люди, думающие так, наблюдают только известный класс лю­дей, лишенный религиозного чувства.

  

  

   Если человек живет бедственно, то причина всегда одна: отсутствие веры; то же и с обществом людей.

  

  

  

   Радость совершенная, по словам Франциска Ассизского, в том, чтобы перенесть незаслуженный укор, потерпеть от него телесное страдание и не испытать враждебности к причине укора и страдания, радость в сознании настоящей веры и любви, такой, какую не может нарушить ни зло людей, ни свои стра­дания.

  

  

   Смотрите не творите милостыни вашей перед людьми, с тем чтобы они видели вас, иначе не будет вам награды от отца вашего небесного. Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собой, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою.

  

  

  

   Выше всего то, когда тебя осуждают за доброе дело и ты не огорчаешься, а радуешься.

  

  

  

   Быть неизвестным людям или не понимаемым ими и не печалиться об этом - есть свойство истинно добродетельно­го человека.

  

  

  

   Ругают, осуждают - радуйся; хвалят, Одобряют - бойся, огорчайся.

  

  

   Клевета, ложное дурное мнение, от которого нельзя оп­равдаться, есть лучшая школа добра.

  

  

   Хорошо приучить себя к тому, чтобы, встречаясь с людь­ми, ожидать и ждать от них (для испытания себя, для уничто­жения своей гордости) не одобрения и похвалы, а, напротив, унижения, оскорбления и превратного о тебе мнения.

  

  

   То, что называется юродством, т. е. поведением, вызыва­ющим осуждение и нападки людей, несправедливо в той ме­ре, в которой оно вызывает дурные поступки людей, но по­нятно и желательно, как единственная поверка своей любви к богу и ближнему.

  

  

  

   Нельзя сказать, что сознание божественности своей души дает могущество. Сознание это поднимает человека в ту об­ласть, в которой нет уже понятия силы и слабости, следова­тельно - могущества.

  

  

   Небо ближе, чем земля, к людям, очистившим свои души и свободным от сомнения.

   Даже те, которые имеют все то знание, которое можно по­лучить от пяти чувств, не найдут в нем выгоды, если они не знают истинную природу вещей.

   Истинное знание относительно всякой вещи есть пони­мание о том, что в этой вещи есть истинное существо.

  

  

  

   Пусть не думают, что для души есть другое рождение по­мимо познания истинного существа.

   Те, кто вступил на этот путь, уже не возвращаются.

  

  

  

   Человек есть существо могущественное, и тот, кто сознает могущество своей души и знает, что он слабеет, когда ищет силу вне себя, - тот, обуздав тело и дух, делается истинным властелином, идет прямо и совершает чудеса. Он похож на человека, который, стоя на своих ногах, естественно, сильнее упавшего на землю.

  

  

  

   У тебя спросят: почему ты знаешь бога? Отвечай: потому что он в моем сердце. Если бы это была неправда, люди были бы совершенно беспомощны. Смотри на самосущего не эти­ми твоими глазами, а глазами твоего сердца. Разве может знать бога тот, кто не знает сам себя? Истинное самосознание есть знание бога.

  

  

  

   Кто может тебе сделать что-нибудь дурное и кто может быть могущественнее тебя, когда ты соединишься с богом? И ты можешь сделать это.

  

  

   Одно мы знаем или можем знать, если захотим, а именно, что сердце и совесть человека божественны, что в отрицании зла и признании добра человек сам является воплощенным бо­жеством, что его радость в любви, его страдания в гневе, его негодование при виде несправедливости, его слава в самопо­жертвовании являются вечными, неоспоримыми доказатель­ствами его единства с верховным Властелином.

  

  

  

   Человек, признающий божественность своей души и жи­вущий ею, имеет все то, чего может желать для своего блага.

  

   Основа всех вер одна и та же.

  

  

   Одно есть несомненное проявление божества - это зако­ны добра, которые человек чувствует в себе и в признании ко­торых он не то что соединяется, а волею-неволею соединен с другими людьми.

  

  

   Только кажется, что человечество занято торговлей, дого­ворами, войнами, науками, искусствами; одно дело только для него важно и одно только дело оно делает - оно уясняет себе те нравственные законы, которыми оно живет. И это уяснение нравственного закона есть не только главное, но единственное дело всего человечества.

  

  

   Мудреца спросили: есть ли такое слово, которое может было бы исполнять для своего блага до конца жизни?

   Мудрец сказал: есть слово шу; смысл этого слова такой: чего мы не хотим, что бы нам делали, не надо делать другим.

  

  

  

   "Заповедь эта, которую Я заповедую тебе сегодня, не не­доступна для тебя и не далека не на небе она, чтобы можно было сказать: кто взошел бы для нас на небо, и достал ее нам, и возвестил ее нам, и мы исполнили бы ее? И не за морем она, чтобы можно было сказать: кто сходил бы для нас за море, и достал ее нам, и возвестил ее нам, и мы исполнили бы се? Но весьма близко к тебе это слово: оно в устах твоих и в сердце твоем, чтобы исполнять его".

  

  

   Так написано было в еврейской книге, больше чем за 2000 лет до нас.

  

  

   Поступай так, чтобы ты мог сказать каждому: поступай так, как я.

  

  

  

  

   Источник наших обязанностей - в боге. Определение наших обязанностей заключается в его законе. Все больше раскрывать и применять этот закон - такова задача челове­чества.

  

  

  

   Разумность, наблюдаемая в природе, побуждающая чело­века делать должное и удерживающая от дурного, становится законом не потому, что записана в книгах, но потому, что это закон одинаково вечный, божественный, как и разум челове­ческий. И потому истинный, непреложный закон, повеле­вающий и запрещающий, есть разум высшего существа.

  

  

  

   Вспоминай при каждом столкновении с людьми закон взаимности: то, чтобы поступать с другими как хочешь, чтобы поступали с тобой. Это может сделаться привычкой.

  

  

  

   Христианину нельзя насильничать. Сказано так: "Если кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую". Смысл этих слов тот, что если тебя ударили, то лучше, чем от­дать удар за удар, подставь щеку. Таков закон бога для хрис­тианина. Кто бы ни сделал насилие и для чего бы оно ни было сделано, все равно - зло, как зло убийства, блуда, - все равно, для чего бы оно ни было сделано, и кто бы ни сделал его, и один ли человек, или миллионы людей, - зло все зло, потому что перед богом все люди равны и потому что заповедь божия не похожа на заповеди человеческие с их исклю­чениями, примечаниями и обходами по времени и месту. За­поведь божия одна для всех людей, потому что дух, живущий в нас, один и тот же во всех. Для христианина в крайнем слу­чае лучше быть убитым, чем убийцей; лучше подвергнуться насилию, чем самому насильничать. Если меня люди обидят, то я, как христианин, должен рассуждать так: я тоже обижал людей, и потому хорошо, что бог посылает мне испытание для моего вразумления и очищения от грехов. Если же меня люди обидят в правоте, тогда мне вдвойне хорошо, потому что я через это становлюсь товарищ передовых бойцов за жизнь, за свет, за свободу. Нельзя спасти душу свою злом, нельзя прийти к добру дорогою зла, как нельзя прийти домой, идя прочь от дома. Сатана сатану не изгоняет: зло не побеждается злом, а только накладывается зло на зло и укрепляется. Зло побеждается только противным духом, прав­дивостью и добром. Добром, только добром и терпением и страданием можно и следует гасить зло.

   Но люди не живут по закону христианскому, закону разу­мения, смирения, самоотвержения, прощения и братской любви; а живут по закону животному, звериному, по которо­му "кто кого может, тот того и гложет". Можно допустить, что человек употребит насилие над горячечным больным, над пьяным, над сумасшедшим, над глупым ребенком не с целью делать ему зло, а с целью предупредить беду. Можно терпеть, простить и допустить такое насилие как неизбежное зло, но не возвеличивать. Когда же закон звериной жизни возводится в дело общественное как закон для всех, возвеличивается как закон будто бы божественный, то это для людей разумных, особенно для христиан, становится уже делом противоестест­венным, антихристовым, хулою на дух Христов - это грех непростительный.

   Христос и антихрист живут от века, как две противопо­ложные силы. Жить по Христу - значит жить по-человечески, любить людей, делать добро и за зло воздавать добром. Жить по антихристу - значит жить по-звериному, любить только себя и за зло и за добро воздавать злом. Чем больше в своей обыкновенной, ежечасной жизни мы будем стараться жить по Христу, тем больше будет любви и счастья между людьми. Чем больше мы будем придерживаться учения антихриста, тем жизнь людей будет бедственнее. Заповедь о непротивле­нии злому ясно показывает два разные пути: путь истины, путь Христов, путь искренности мысли и чувства - путь жизни; и другой путь: путь обмана, путь дьявола, путь всякого лицемерия - путь смерти. И пусть страшно взять на себя крест заповеди о непротивлении злому, пусть страшно отдать себя в жертву злодею, но мы знаем, где дорога добра, дорога спасения. Будем же употреблять усилие, чтобы идти по ней, и будем освещать этот путь светом своего разумения и зная, что мы не упираемся в стену, а что впереди есть дорога и свет.

   Не противиться злому силою не значит, что нужно отка­заться от охраны и жизни, и трудов своих, и других людей, а значит только, что охранять все это нужно иным способом, так, чтобы охрана эта не была противна разуму. Охранять жизнь и труды других людей и свои нужно тем, чтобы ста­раться пробудить в нападающем злодее доброе чувство. А для того чтобы человек мог это сделать, надо, чтобы он сам был добр и разумен. Если я вижу, например, что один человек на­мерен убить другого, то лучшее, что я могу сделать, это поставить самого себя на место убиваемого - и защитить, накрыть собою того человека и, если можно, спасти, утащить, спря­тать его - все равно, как я стал бы спасать человека из пламе­ни пожара или утопающего: либо самому погибнуть, либо спасти. Если же я оказываюсь бессилен в этом способе, пото­му что я сам заблудший грешник, то это мое бессилие не дает мне права пробуждать в себе зверя и вносить беспорядок в мир злом насилия и его оправданием.

  

  

  

  

   Для человека, как животного существа, не может быть ре­чи о свободе. Вся его жизнь обусловлена рядом причин. Но если человек сознает себя духовным существом, то для него не может быть речи о несвободе. Понятие несвободы непри­менимо к проявлению разума, сознания, любви.

  

  

   Помни, что разумение твое, имея свойство жизни в самом себе, делает тебя свободным, если ты не подгибаешь его слу­жению плоти. Душа человека, просвещенная разумением, свободная от страстей, затмевающих этот свет, есть настоя­щая твердыня, и нет прибежища для человека, которое было бы вернее и неприступнее для зла. Кто не знает этого, тот слеп, а кто, зная, не входит в твердыню разумения, тот зло­счастный.

  

  

  

   Познаете истину, и истина сделает вас свободными.

  

  

  

   Зла не существует для вещественной природы, но зло су­ществует для каждого человека, которому дано сознание доб­ра и свобода выбора между добром и злом.

  

  

  

   Свободным человеком бывает только тот, с которым слу­чается все так, как он того хочет. Но значит ли это, что с ним непременно случится все то, что ему вздумается? Нисколько.

   Вещь грамота, например, научает нас писать буквами и словам ми все, что мы захотим; но для написания хоть своего имени я не могу писать такие буквы, какие мне вздумается: этак я никогда не напишу своего имени. А я должен пожелать пи­сать именно такие буквы, какие нужны, и в том порядке, который нужен. И во всем так. Мы бы никогда ничему не научились, если бы делали так, как только нам вздумается. Зна­чит, для того чтобы быть свободным человеком, не следует желать всего того, что только придет в голову. Напротив того, свободный человек должен выучиться желать и соглашаться со всем тем, что с ним случается, потому что то, что с челове­ком случается, случается только по воле того, кто управляет всем миром.

  

   Эпиктет

  

  

   Мы гораздо яснее сознаем, что наша воля свободна, чем то, что все совершающееся должно иметь свою причину. Разве нельзя было бы обратить этот аргумент и сказать: наши понятия о причине и следствии должны быть очень непра­вильны, так как наша воля не могла бы быть свободна, если бы они были справедливы.

  

  

  

   Быть высоконравственным - значит быть свободным ду­шой. Люди, постоянно гневающиеся на кого-нибудь, беспре­станно боящиеся чего-нибудь и всецело предающиеся страс­тям не могут быть свободны душой.

  

  

  

   Люди, отрицающие свободу, подобны слепым, отрицаю­щим цвета: они не знают той области, в которой люди сво­бодны.

  

  

  

   Чтобы поверить в добро, надо начать делать его.

  

  

   Украшай каждый проходящий день добрым делом.

  

  

   Всего лучше начинать каждый день так: думать при про­буждении о том, нельзя ли в этот день доставить радость хоть одному человеку.

  

  

  

   Доброта - это наша обязанность. Тот, кто часто исполня­ет ее и видит, как его добрые намерения осуществляются, в конце концов начинает действительно любить того, для кого сделал добро. Слова: "Люби ближнего своего, как самого себя" - не значат то, что ты должен сначала его полюбить и уже затем, как следствие своей любви, делать ему добро. Нет, ты должен делать добро твоему ближнему, и эта твоя деятель­ность зажжет в тебе любовь к человечеству, которая и будет последствием твоей деятельности, направленной на добро.

  

  

  

   Добрая воля хороша не тем, что она выполняет, - не своей пригодностью к достижению какой-нибудь намечен­ной цели, а сама по себе; рассматриваемая сама по себе, без всякого сравнения, она имеет гораздо более высокую цену, чем все, что посредством ее могло быть когда-либо выполне­но на пользу кого бы то ни было, даже на пользу всех людей. Если бы по особенному несчастью или по причине слишком скудных способностей такая воля была бы совершенно лише­на возможности выполнить свое намерение, если бы при ее величайшем напряжении все-таки ничего не было бы ею сде­лано и осталась бы только одна добрая воля (конечно, не как одно голое желание, а как применение всех средств, какие только в нашей власти), то и в таком случае такая воля все-таки сверкала бы сама для себя как драгоценный алмаз, как нечто такое, в чем в нем самом заключается величайшая цен­ность.

  

  

  

   Никто не может иметь понятия о добре, пока не начал творить его. И никто не может истинно любить его, пока не делал его часто и с жертвой. И никто не может найти успокоения в нем, пока не делает его всегда.

  

  

  

   Сделал ли ты своему ближнему зло, хотя бы и небольшое, считай таковое большим, а сделал ты ему большое добро, счи­тай его маловажным; небольшое же добро, оказанное тебе другим, считай большим.

   Благословение божие снизойдет на того, кто дает бедному; двойное благословение почиет на том, кто при этом встречает и провожает его ласково.

  

  

  

   Делая добро, будь благодарен за это.

  

  

   Твердо знайте и глубоко чувствуйте, что вы должны каж­дый день вашей жизни посвящать благу других, делая для них все, что можете. Делая, а не болтая.

  

  

  

   Если не можешь приучить себя к тому, чтобы искать слу­чая сделать добро, как охотник ищет своей дичи, то по край­ней мере не упускай случая делать добро.

  

  

  

   Самые великие изменения и все в природе совершается незаметно, медленным нарастанием, а не взрывами. То же самое и в духовной жизни.

  

  

   Все истинные мысли - живые мысли и проявляют свою жизнь в том, что способны питать и изменяться. Но изменя­ются они подобно дереву, а не облаку.

  

  

  

   Все истинно великое совершается медленным, незаметным ростом.

  

  

   Совершенство отдельных людей и общества никогда не достигается на все времена, ибо для каждого времени есть свое совершенство.

  

  

  

   Жизнь должна быть рождением души. Животное должно быть очеловечено, плоть должна быть претворена в дух; те­лесная деятельность должна быть превращена в мысль, в со­знание, в разум, справедливость, великодушие, как свеча в свет и теплоту. Эта высшая алхимия оправдывает наше при­сутствие на земле; в этом наше призвание и наше достоин­ство.

  

  

  

   Как нельзя разбить яйца, в котором сидит цыпленок, без опасности для его жизни, так не может один человек освобо­дить другого без опасности для его духовной жизни. Когда дух достигнет известного роста, он сам разобьет свои оковы.

  

  

  

   Жизнь есть непрекращающееся чудо. Зная, что такое рост, мы знаем сокровеннейшую из тайн природы.

  

  

   Ничто так не вредно для нравственного совершенствова­ния, как сознание своего преуспеяния.

   К счастью, путь истинного нравственного улучшения со­вершается так незаметно, что человек и не может видеть своих успехов иначе, как после долгих промежутков времени.

   Если ты думаешь, что ты совершенствуешься, замечаешь это, - знай, что ты заблуждаешься, остановился или идешь назад.

  

  

  

   Чем к меньшему мы привыкли, тем меньше нам угрожает лишений.

  

  

   Воздержание не означает подавления силы, не означает приостановки в добре, в проявлении любви или веры, но, на­оборот, проявление силы духовной, препятствующей делать то, что человек считает дурным.

  

  

  

   Как дым изгоняет пчел из улья, так обжорство изгоняет духовные дары и совершенства ума.

  

  

  

   Великое благо иметь то, чего мы желаем; еще более вели­кое благо ничего не желать, кроме того, что мы имеем.

  

  

  

   Ночная бабочка летит в огонь лампы, не зная боли ожога, и рыба глотает червяка на удочке, не зная опасности; а вот мы не расстаемся с чувственными наслаждениями, хотя отлично знаем, что они опутаны сетью бедствий. Такова бездонная глубина безрассудства.

  

  

   Наши желания - то же, что маленькие дети, которые всегда беспокойны и всегда просят у матери то того, то друго­го и никогда не довольны ничем. Чем более им уступают, тем более они делаются докучливыми.

  

  

  

   Кто мудр? - У всех чему-нибудь научающийся.

   Кто силен? - Себя обуздывающий.

   Кто богат? - Довольствующийся своей участью.

  

  

  

   То, от чего человек отказался, не может причинить ему страдания. Тот, кто уничтожил в себе гордость, говорящую "я", "мое", тот перешел в высший мир.

  

  

  

   Чем больше торопишься, тем меньше успеваешь.

  

  

   Никто никогда не раскаивался, что съел слишком мало.

  

  

   Природа требует мало, воображение - много.

  

  

   Из наслаждения возникает печаль, из наслаждения воз­никает страх; кто свободен от наслаждений, нет для того уже ни печали, ни страха.

  

  

  

   Славнее господства над землей, прекраснее восхождения до небес, славнее владычества над мирами - святая радость первых ступеней освобождения.

  

  

  

   Увеличение потребностей не есть усовершенствование, как это часто думают, напротив: чем больше ограничил чело­век свои потребности, тем больше в нем сознания своего че­ловеческого достоинства, тем он свободнее, мужественнее и, главное, способнее служить богу и людям.

  

  

  

   Бог не есть любовь. Любовь есть только одно из проявле­ний бога в человеке.

  

  

   Что мы любим детей божиих, узнаем из того, когда любим бога и соблюдаем заповеди его. Ибо это есть любовь к богу, чтобы мы соблюдали заповеди его. И заповеди его не тяжки.

  

  

  

   Один из книжников, слыша прения и видя, что Иисус хо­рошо им отвечал, подошел и спросил его: какая первая из всех заповедей?

   Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: слушай, израиль! Господь бог наш есть господь единый. И возлюби господа бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостью твоей: вот первая заповедь.

   Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной, большей сих, заповеди нет.

  

  

  

  

   Эпикурейство приводит к отчаянию. Философия долга менее безотрадна. Но спасение заключается в согласии долга и счастья, в соединении личной воли с волей божественной, в вере, что эта высшая воля управляема любовью.

  

  

  

   Человеколюбие включает справедливость.

  

  

  

   Мудрец сказал: мое учение просто, и смысл его легко по­стигнуть. Оно все состоит в том, чтобы любить ближнего, как самого себя.

  

  

  

   Цель жизни есть проникновение всех ее явлений любо­вью, есть медленное, постепенное претворение злой жизни в добрую, - есть творчество истинной жизни (потому что ис­тинная жизнь есть только жизнь любовная), есть рождение истинной, т. е. любовной, жизни.

  

  

   Доброта есть нечто самобытное и действительное. Сколь­ко в человеке доброты, столько в нем и жизни. Сознание этого закона законов пробуждает в душе чувство, которое мы называем религиозным и которое составляет наше высшее счастье.

  

  

  

   Для того чтобы быть счастливым, надо одно - любить, и любить с самоотвержением, любить всех и все, раскидывать на все стороны паутину любви: кто попадется, того и брать.

  

  

   Кто из живых людей не знает того блаженного чувства, хоть раз испытанного, и чаще всего в самом раннем детстве, при котором хочется любить всех: и близких, и отца, и мать, и братьев, и злых людей, и врагов, и собаку, и лошадь, и травку; хочется одного, чтобы всем было хорошо, чтобы все были счастливы, и еще более хочется того, чтобы самому сделать так, чтобы всем было хорошо, самому отдать себя, всю свою жизнь на то, чтобы всегда всем было хорошо и радостно. Это-то и есть и это одно есть та любовь, в которой жизнь человека.

  

  

   Если есть в тебе силы деятельности, то пусть деятель­ность твоя будет любовна; если нет сил и ты слаб, то слабость твоя пусть будет любовная.

  

  

   Добродетель человеколюбия недалеко от нас: стоит толь­ко пожелать иметь человеколюбие, и оно само придет к тебе.

  

  

   Очисти свою душу от всего засоряющего ее, и останется одна любовь. И любовь эта, отыскивая для себя предмет, не удовольствуется тобою, а изберет предметом все живое и то, что живит живое, - бога.

  

  

  

   Нравственность человека видна в его отношении к слову.

  

   Если кто из вас думает, что он благочестив, и не обузды­вает своего языка, но обольщает свое сердце, у того пустое благочестие.

  

  

  

   Внимание к чужим недостаткам происходит от нерадения о себ