чень вежлив, сэр, - заметил цыган. Надод и Коллингвуд рассмеялись. Страх их успел совершенно рассеяться.
- Итак, наш Пеггам собирался купить этого ужасного зверя? - спросил Коллингвуд. - Скажите, вы этому верите, Надод?
- Вполне, - отвечал Красноглазый. - Старику иногда приходили в голову самые нелепые фантазии; я помню, он говорил мне однажды, что собрал на своем острове коллекцию всевозможных животных со всех концов света. Очень возможно, что он встретил этих цыган, и медведь ему понравился. Зверь действительно великолепный...
- Именно так, сэр, - подтвердил цыган. - Старый джентльмен видел работу друга Фрица, остался очень доволен и пожелал его купить... Ну, друг Фриц, потанцуй для джентльменов, покажи, какой ты мастер.
Медведь принялся танцевать на одном месте, оставаясь в дверях.
- Теперь, друг Фриц, потанцуй для другого джентльмена.
Медведь повторил представление.
Другой цыган стоял сзади на лестнице в задумчиво-ленивой позе, свойственной этому беспечному и беззаботному племени.
- Теперь друг Фриц проглотит голову своего хозяина, - сказал вожак, - а потом выпустит ее, как только хозяин ему прикажет. Это будет очень забавно.
Цыган стал снимать с медведя намордник.
- Не смей снимать! - заволновался Коллингвуд.
Но уже было поздно: в один миг с медведя был снят не только намордник, но и ошейник. Почувствовав себя на свободе, медведь громко зарычал от радости и несколько раз раскрыл свою огромную пасть, как бы вознаграждая себя за долгое пребывание в наморднике.
- Ну, друг Фриц, позабавь джентльмена, проглоти голову своего хозяина.
Цыган заставил медведя встать на колени и сунул свою голову ему в пасть.
Голова поместилась там целиком.
Вслед затем из пасти медведя послышался глухой голос вожака:
- Ну, друг Фриц, возврати голову твоему хозяину.
И он вынул из пасти свою голову, мокрую от слюны зверя.
Медведь занял свое прежнее место в дверях и начал тихонько приплясывать, топчась на одном месте и поматывая своей чудовищной головой.
- Ну, однако, довольно, - раздраженно сказал Коллингвуд. - Надевайте на медведя намордник и ошейник и уходите отсюда.
И адмирал бросил цыганам золотой.
ГЛАВА XXI. Надод вспомнил
Стоя в стороне, Надод силился припомнить, где он раньше слышал эту кличку: друг Фриц. Он напоминала ему что-то знакомое, но дальше этого его память не шла. Время от времени он бросал недоверчивый взгляд на цыгана, но ничего не мог прочесть на его бронзовом, спокойном лице.
Цыгане, как видно, не собирались уходить.
Адмирал, теряя терпение, повторил свой приказ. Тогда вожак нехотя взял намордник и стал надевать его на друга Фрица, но медведь заартачился и глухо зарычал.
- Что это значит? - спросил адмирал, видя, что цыган собирается оставить медведя в покое.
- Друг Фриц не хочет намордника, а когда друг Фриц чего-нибудь не захочет, его трудно принудить.
- Так убирайтесь вы отсюда с вашим медведем! - набросился на них Коллингвуд. - Скорей!.. Живо!..
- Пойдем, друг Фриц, а то сеньор гневается, - сказал цыган, стараясь говорить самым нежным голосом.
Но друг Фриц даже ухом не повел.
- Друг Фриц не хочет уходить, - печально произнес цыган, - а когда друг Фриц чего-нибудь не хочет, его никак не заставишь.
- Убирайся к черту со своим другом, а не то я приму свои меры!..
- О, друг Фриц не боится никаких мер. Когда он заупрямится, то уж никого не послушает.
- Да ты что же? Смеешься что ли надо мной?..
- Я спрашивал друга Фрица, почему он не хочет уходить, и он ответил, что желает дождаться старого джентльмена.
- Нет, это уж слишком!.. Уберетесь вы отсюда или нет? - закричал адмирал, подняв трость и подходя к цыгану.
- Если вы меня тронете, друг Фриц растерзает вас, - сказал цыган.
Решительный тон, каким были сказаны эти слова, подействовали на адмирала; Коллингвуд остановился.
- Прекрасно! - заревел он вне себя от ярости. - Оставайся тут со своим медведем хоть до скончания века, а мы уйдем. Пустите нас!
Адмирал направился к двери, Надод за ним. Но медведь, сидя в дверях на задних лапах, злобно зарычал и щелкнул зубами.
- Уйми его и вели посторониться! - приказал Коллингвуд цыгану.
- Друг Фриц очень любит вас, - ответил цыган, - а кого друг Фриц любит, того не отпускает от себя.
- Стало быть, ты не хочешь нас выпустить? - возмутился Коллингвуд.
- Совсем нет, ваша светлость, но другу Фрицу хочется еще посидеть с вами.
- Наконец всякому терпению есть мера!.. Пропустишь ты нас или нет?..
- Вы не пройдете, - произнес цыган, и в голосе его прозвучала легкая нотка раздражения, которую адмирал в своем гневе не расслышал, но которая поразила Надода.
- Не пройдем?.. Это почему?.. - спросил адмирал, стараясь сдержать накипавшую в нем ярость.
- Потому что друг Фриц не хочет, - по-прежнему твердым тоном ответил цыган.
- Постой же, негодяй!.. Я тебя научу, как смеяться над нами!..
И прежде чем Надод успел его остановить, адмирал поднял трость и ударил ею цыгана по плечу.
Кровь бросилась в голову цыгану. Он хрипло зарычал и схватился за кинжал, торчавший за поясом. Лезвие сверкнуло в воздухе, но цыган вовремя спохватился и, бросив на адмирала презрительный взгляд, спрятал кинжал за пояс.
Товарищ его, неподвижно стоявший в стороне, тихо сказал по-норвежски:
- Отлично сделали, ваша светлость, что не замарали своих рук убийством этого негодяя.
Надод вздрогнул и побледнел. Норвежский язык был его родным, и он понял все. Сразу же ему вспомнился и друг Фриц, и место, где он его видел: это было в Розольфсе, куда он проник, чтобы подготовить неудавшееся нападение на замок. Там встретил он этого ручного медведя, всеобщего любимца.
Значит, они опять попали в руки своих непримиримых врагов. Он пошатнулся и упал бы, если бы адмирал его не поддержал.
- Пойдемте, - сказал Коллингвуд Красноглазому, не подозревая истинной причины его полуобморочного состояния. - На воздухе вам станет легче.
Он не успел договорить.
Надод с силой оттолкнул его и сказал:
- Взгляните!
Коллингвуд обернулся и застыл от ужаса. В трех шагах от него стоял человек, которого он раньше принял за настоящего цыгана. Это был герцог Норрландский!
Розольфские корабли "Олаф", "Гаральд" и "Магнус" уже три недели тому назад покинули устье Темзы и на всех парусах шли по направлению к Розольфскому фиорду. Герцог Норрландский и его моряки горели нетерпением увидеть родные места. Жители суровых северных стран отличаются особенной любовью к своей родине, как будто тяжелая борьба за существование привязывает их к ней сильней.
Норрландские моряки и сам герцог с удовольствием покидали лондонскую роскошь, готовясь променять ее на бури севера, на просторы снежных равнин, покрытых следами белых медведей и оленей.
Корабли шли уже вдоль северных берегов Норвегии, и при виде ее угрюмых скал и фиордов сердца матросов бились сильней, а лица сияли радостью. Еще три дня, и корабль "Олаф" во главе всей эскадры первым вступит в Розольфский фиорд.
Герцог и его брат также разделяли общее веселье. Им удалось сдержать свою клятву. Убийцы Элеоноры, ее семьи и старого герцога и Олафа были в их руках. А так как Норрландское герцогство было независимо и пользовалось правом самостоятельного суда, то Коллингвуда и Надода должны были судить там, где они совершили свои преступления.
В Норрландии еще действовал старинный обычай, введенный Хаккином III Кривым. Этот обычай гласил: "Двадцать четыре обывателя из самых пожилых отцов семейств под председательством герцога произносят приговоры по всем уголовным делам. Исполнение приговора поручается, по жребию, одному из двадцати четырех самых младших обывателей, начиная с двадцатилетнего возраста, если кто-нибудь не вызовется сделать это добровольно".
Уже более двух веков не созывался Совет старейшин. Честные и храбрые норрландские моряки пользовались у себя дома полным гражданским миром, и в их среде не было места не только уголовным преступлениям, но даже и простым тяжбам. Все земли обрабатывались сообща, и урожай, приплод скота и прочие хозяйственные доходы делились между всеми членами общины поровну. Остаток от деления обыкновенно вносился в казну герцога, который никогда не пользовался им для себя, а употреблял его на нужды своих подданных. В случае какого-нибудь бедствия, например пожара, наводнения, пострадавшие получали пособие от казны. Казна же выдавала молодым новобрачным деньги на первоначальное обзаведение и принимала на себя расходы по устройству свадеб. Преступления были настолько редки, что, как мы уже говорили, верховный Совет не собирался двести лет.
Фредерик Биорн предполагал воспользоваться этим старинным обычаем, чтобы вынести приговоры над Коллингвудом и Надодом. Нужно было поскорее покончить с этими опасными злодеями. Но и после их казни Фредерик не мог быть спокоен, пока оставался в живых Пеггам.
С той самой ночи, когда нотариус попался в руки клерку мистера Джошуа, оба они точно в воду канули.
В самый разгар ожесточенной борьбы между Пеггамом и Перси выследивший их розольфский лазутчик поспешно вернулся к своим и доложил, что грозный главарь бандитов находится в Блэкфрайярсе. Туда тотчас же бросился герцог со своими слугами Гуттором и Грундвигом, но опоздал: в доме уже не было никого. Только кровавое пятно, замеченное впоследствии Коллингвудом и Надодом, свидетельствовало о происходившей здесь борьбе.
Герцог Норрландский поднял на ноги своих лазутчиков, велел осмотреть все больницы и частные лечебницы. Поиски не дали никаких результатов: Перси и Пеггам исчезли бесследно.
Казалось невозможным раскрыть тайну исчезновения главаря "Морских разбойников". А между тем от ответа на этот вопрос зависели дальнейшие действия Фредерика Биорна. Если Пеггам убит, то, следовательно, у герцога Норрландского развязаны руки и он может спокойно заняться своими делами. Лишенное своего главаря и вдохновителя братство "Морских разбойников" неминуемо должно было распасться, так как Пеггам никогда не имел помощников и предпочитал управлять всей организацией и вести дела братства единолично.
ГЛАВА XXIII. Тайна Пеггама
Кажется, во всем мире не было еще ни разу такой идеальной организации, как братство "Морских разбойников". Ее конспирация была прямо поразительна.
Так, например, дорогу на "Безымянный остров'" знали, кроме Пеггама, еще только два капитана, да и те не решились бы ехать туда без него.
Это обстоятельство требует некоторого пояснения. К тому же нашим читателям пора подробно ознакомиться с таинственным островом, где должно разыграться последнее действие нашей книги.
Лет за тридцать пять до описываемых событий, когда Пеггам только что получил от своего отца в наследство нотариальную контору в Чичестере, у берегов Англии разразилась страшнейшая буря. В одну из ночей на берег, близ Чичестера, была выброшена небольшая шхуна. Из семи человек ее экипажа спасся только один капитан. Он оказался, по жене, родственником Пеггаму, который и приютил его у себя в доме. Тогда капитан сообщил нотариусу, что он сделал одно совершенно невероятное открытие. Речь шла о каком-то острове, который, по странной игре природы, был со всех сторон закрыт от взоров.
Описание острова казалось совершенно неправдоподобным. По словам капитана, на этом острове, находившемся среди Ледовитого океана, были мягкий, теплый климат и роскошная тропическая растительность. Дичь и плоды имелись на нем в таком изобилии, что капитан вместе со своим экипажем прожил там два года, купаясь, как сыр в масле. В заключение капитан предложил Пеггаму составить компанию для освоения этого чудесного острова.
Первое время нотариуса только забавляли эти рассказы, но потом, слушая, как капитан изо дня в день твердит одно и то же, он начал склоняться к мысли, что во всей этой истории есть доля правды. В конце концов родственники условились отправиться к таинственному острову на небольшой лоцманской лодке, для управления которой достаточно было двоих человек. Пеггам не хотел брать с собой никого по следующим причинам: во-первых, чтобы не показаться смешным, если их постигнет неудача, а во-вторых, чтобы в случае успеха сохранить тайну.
Запасшись провиантом на полгода, нотариус и капитан отплыли из Лондона и через две недели прибыли в те воды, где, по словам капитана, лежала обетованная земля.
- Кажется, мы приближаемся, - сказал однажды вечером капитан, поглядев на морскую карту, где у него было отмечено положение острова.
- Может быть, но только я ничего не вижу, - отвечал недоверчиво нотариус.
- Да ведь я вам говорил, что остров невидим!.. Впрочем, наступает ночь, и я боюсь подплывать ближе, чтобы не попасть в водоворот... Завтра, когда взойдет солнце, мы попробуем подойти к острову.
- Только попробуем? - не без иронии заметил нотариус.
- Да, потому что приблизиться к острову можно лишь с опасностью для жизни. Но так как я уже раз был здесь, то надеюсь, что все обойдется благополучно.
Скоро наступила ночь, темная и безлунная. Пеггам провел ее без сна и, нужно сказать правду, чувствовал себя довольно жутко. Море было какое-то зловещее; вдали слышался странный гул, похожий на извержения отдаленных вулканов. По временам темные глубины моря освещались полосами фосфорического света, потом снова наступала непроглядная тьма. Лишь под утро нотариус слегка вздремнул, но вскоре же был разбужен своим товарищем.
- Помогите мне повернуть лодку, - кричал капитан. - Иначе мы потонем.
Пеггам бросился к рулю. Лодка прыгала среди бушующих волн, как пробка. Море сердито ревело, а между тем ветер был настолько слаб, что едва надувал паруса. Гул вдали не умолкал, и с той стороны, откуда он слышался, поднимался красноватый туман, похожий на огромную огненную завесу.
Но это явление продолжалось недолго. Вскоре туман рассеялся и лодка поспешила покинуть опасное место.
Когда Пеггам спросил капитана о причине его испуга, тот ответил:
- Я дал себя захватить врасплох. Мы неслись прямо на остров и едва не попали в водоворот... Но теперь опасность миновала... Можете спать спокойно.
Эта ночь тянулась нескончаемо долго. И сонное воображение нотариуса рисовало ему кипящую пучину, которая вот-вот должна была поглотить его вместе с лодкой.
Наконец стало светать.
- Ну, теперь мы поплывем к острову и постараемся попасть в течение, - сказал капитан. - Главное, не надо терять мужества.
Пеггаму оставалось молча сидеть и внимательно следить за действиями своего товарища. Через полчаса нотариус закричал:
- Посмотрите! Посмотрите! Прямо на нас идет смерч! Поверните лодку, иначе он ее потопит!
Капитан улыбнулся.
- Успокойтесь. Этот смерч на нас не пойдет. Мы сами пройдем сквозь него.
- Но ведь это безумие!
- Это дорога к острову.
- Стало быть, ваш остров находится за этим колоссальным столбом воды?
- Нет, не за ним, а в самой середине его. Этот столб имеет около тридцати миль в окружности. Теперь вы понимаете, почему мой остров невидим?
Пеггам просто не мог поверить. Он стоял в лодке и таращил глаза на гигантский смерч.
- А как велика толщина этого водяного столба? - спросил он.
- Около ста метров. Я понимаю, для чего вы об этом спрашиваете: вам хочется знать, может ли лодка пробиться через такую массу воды.
- Вот именно.
- Я могу вам объяснить этот феномен, так как вполне изучил его во время своего пребывания на острове.
- Как вы назвали свой остров?
- Никак.
- В таком случае, назовем его "Безымянным".
- Прекрасно... Слушайте же меня. Возле самого острова существует подводный вулкан, находящийся в постоянном действии. Извержения вулкана расходятся под водой в виде короны, нагревают окружающую воду и доводят ее до состояния кипения. Образующийся при этом пар сдавливается верхним слоем воды, а вам, конечно, известна сила пара, находящегося под давлением. Чтобы выбиться из-под этого пресса, он подбрасывает водяной столб вверх, а вода падает обратно вниз, рассыпаясь мелкими брызгами. Впрочем, вы это сейчас сами увидите. Действием подводного вулкана объясняется и тропический климат острова, находящегося в центре извержения.
- Удивительно! - пролепетал нотариус. - Непостижимо!
- Вовсе уж не так непостижимо, как это кажется сначала. Я думаю, что большинство островов вулканического происхождения были прежде точно такими же... По крайней мере, в тех случаях, когда извержение вулкана происходило в подобной форме. В сочинениях древних греков мы читаем, что многие мореплаватели того времени боялись вулканических извержений среди моря, считая эти подводные вулканы отдушинами ада.
- Я и не подозревал, что вы обладаете такими научными и литературными познаниями.
- О, ведь я учился в Кембридже, собираясь сделаться пастором, но потом променял это скучное ремесло на веселую жизнь моряка... Теперь мне осталось только объяснить вам способ, каким мы причалим к острову. Если бы уровень воды вокруг острова был везде одинаков, то к нему нельзя было бы подъехать, но этого нет и не может быть по причине вулканического происхождения острова. Поэтому около острова существует необычайно сильное течение, пробивающее в одном месте столб воды и пара. Отдавшись этому течению, можно и подойти к острову, и уйти от него.
- Теперь мне все ясно. Остается только проверить вашу прекрасную теорию на практике.
- Это нетрудно, но только вы должны мне помогать.
- С удовольствием. Говорите же, что нужно делать.
- Во первых, возьмите веревку и привяжите себя к мачте, чтобы не упасть от сильного толчка, который получит лодка, вступив в течение. Затем, как только я подам команду, свертывайте немедленно последний парус... Смотрите, как я действую рулем: нужно помешать лодке опрокинуться, так как течение давит на нее справа... Ну, вот. Через пять минут мы пролетим через водяную стену с быстротой стрелы.
Пеггам молчал, устремив глаза на величественную водяную колонну, к которой они быстро приближались. Вдруг капитан закричал громовым голосом:
- Парус долой!
Пеггам поспешил исполнить приказание. Последний парус упал, и лодка пошла вперед, отдавшись силе течения.
Больше Пеггам ничего не видал. Он почувствовал, что его как бы погрузили с головой в теплую воду.
Но это было только мгновенное ощущение. Водяной столб был уже за ними.
У нотариуса вырвался невольный крик изумления: лодка вошла в канал, прорытый капитаном и его товарищами в первый их приезд на остров, и Пеггам увидел землю, покрытую густой растительностью. Было много цветов и все необыкновенно крупные, но без запаха. На самом берегу росла кокосовая пальма, вероятно, выросшая из семени, занесенного сюда бурей откуда-нибудь с юга.
- Да здесь настоящий рай! - проговорил нотариус. - Здесь можно развести растения и деревья всех видов, какие только встречаются во всем мире!
Мистер Пеггам никогда не был доволен своим общественным положением. Его давно грызло честолюбие и желание быть богатым и властвовать. По своему характеру это был настоящий тиран, и окружающим приходилось порядком терпеть от его выходок.
Несколько лет тому назад у него зародилась мысль воспользоваться для своих честолюбивых замыслов глухой враждой, раздиравшей почти все государства Европы и омрачившей конец XVIII века почти беспрерывными войнами.
Открытие острова облекло в плоть и кровь его призрачные планы. На девственной почве нового острова положил он начало братству "Морских разбойников", которые в течение сорока лет наводили своими злодеяниями ужас на всю приморскую Европу.
Пеггам был единственным главой этого братства, но предпочитал делать вид, будто подчиняется какому-то верховному тайному Совету. Свою хитрость он простирал до того, что сам иногда критиковал распоряжения этого мифического Совета и грозил "подать в отставку", но разбойники обыкновенно упрашивали его остаться. И никто, даже сам Надод, не подозревал, что хитрый нотариус просто играет добровольную роль и что никакого Совета в действительности не существует и всю власть в организации осуществляет один Пеггам.
Таков был способ, с помощью которого нотариус поддерживал свою власть. Другой способ, обеспечивавший ему преданность всех бандитов, заключался, как мы уже знаем, в том, что он предоставлял морским разбойникам и их семьям убежище на своем острове. Не было такой роскоши и таких наслаждений, которые были бы не доступны населению "Безымянного острова".
Вследствие этого бандиты всячески старались отличиться, чтобы только попасть на сказочный остров, и лезли из кожи вон, чтобы угодить Пеггаму.
Как подойти к острову - знал один атаман разбойников. Лишь только корабль приближался к водяной стене, Пеггам сейчас же запирал капитана в каюте и сам брался за руль. Так же поступал он и при отъезде с острова.
Такая организация сообщала преступному братству огромную силу, но, с другой стороны, в случае исчезновения или смерти Пеггама братство было обречено на распад. К тому же живущие на острове не могли бы его покинуть и им пришлось бы довольствоваться местными ресурсами, которые, хотя и были значительны, но, при неизбежном размножении населения острова, оказались бы в конце концов недостаточными.
Это обстоятельство заставляло Пеггама не раз серьезно задумываться. Прежде он рассчитывал принять какие-нибудь меры, когда сам состарится, но по мере приближения старости властолюбивый нотариус все крепче и крепче держался за свою власть и все ревнивее оберегал ее. Своему любимцу Перси он многое доверял, но ни об острове, ни о таинственном Совете братства "Разбойников" не сказал ничего. Быть может, Пеггам в конце концов решился бы сделать Перси своим помощником и назначить его преемником на случай смерти, но клерк мистера Джошуа пожелал избрать другой путь.
Ежегодно нотариус проводил на острове от восьми до десяти месяцев, отдыхая и предаваясь наслаждениям. В то же время он обдумывал и подготавливал будущие экспедиции. Возвращаясь в Лондон, он принимал от своих шпионов самые подробные доклады и потом давал инструкции и распоряжения начальникам отделов, предоставляя им возможно больше свободы и инициативы в действиях.
В Чичестере он ежегодно появлялся не более, чем на один месяц. Конторою управлял его родной брат вместе с почтенным Ольдгамом. В первое время такое отношение к своему прямому делу казалось публике крайне странным, но когда клиенты убедились, что Пеггам необыкновенно выгодно помещает их деньги и платит огромные проценты, то все примирились с чудачествами и странностями нотариуса, и в его конторе сосредоточились чуть ли не все капиталы графства Валлийского.
Таковы были происхождение и организация удивительного братства "Морских разбойников".
Пеггам был человек необыкновенно даровитый, он наделал бы чудес, если бы его деятельность была направлена на добро, а не на зло.
Первым делом он позаботился обеспечить за собой исключительное право на обладание островом. Накануне прибытия в Лондон он хладнокровно и без малейшего колебания подошел к задремавшему у руля капитану и, приподняв его за ноги, сбросил в воду.
Теперь нотариус безраздельно владел тайной чудесного острова.
ГЛАВА XXIV. Билль находит союзника
Герцогу Норрландскому не хотелось уезжать из Лондона, не получив достоверных сведений об участи Пеггама. Грундвиг, волнуемый дурными предчувствиями, не одобрял медлительности герцога и настаивал на скорейшем отъезде домой.
- Подожди еще сутки, - возражал ему герцог. - Нам необходимо собрать справки о Пеггаме, ведь в Розольфсе мы не сможем этого сделать.
- Как знать! - сквозь зубы пробормотал верный слуга. - Там-то мы, быть может, и узнаем о нем скорее всего.
Вслух он не решался высказать своих соображений, чувствуя всю их необоснованность, но в душе был уверен, что им не миновать беды.
- Знаешь, Грундвиг, это у тебя какая-то мания, - говорил герцог. - Ну для чего нам так торопиться с возвращением в Розольфс? Мне и самому хочется поскорее казнить злодеев, но если мы не оградим себя со стороны Пеггама, то навлечем на себя погибель. Впрочем, я, так и быть, даю тебе слово, что если и завтра мои розыски не приведут ни к чему, то мы уедем.
Настойчивость Грундвига принесла свои плоды. На следующий день розольфская эскадра вышла из Лондона, а через две недели уже вступила в норрландские воды.
Вечером того дня, когда показался Розольфский мыс, Грундвиг стоял, опираясь на борт "Олафа", и с чувством глубокого умиления смотрел на родные берега. Вместе с тем его сердце по-прежнему сжималось от дурного предчувствия, и он шептал про себя:
- Нет, право, какая-то беда носится в воздухе. Да сохранит Бог герцога и его семью! Да отвратит он от них погибель!
Уезжая из Лондона, герцог Норрландский оставил там своего доверенного человека в лице капитана Билля и снабдил его самыми широкими полномочиями для розысков Пеггама и Перси.
Разумеется, от него никто не ожидал, что он захватит в свои руки начальника разбойников - это было не по силам одному человеку, но ему было поручено, если только он разыщет бывшего клерка мистера Джошуа, вступить с ним в переговоры и привлечь на сторону норрландцев.
Герцог мог дать Биллю лишь самые неясные указания относительно того, как действовать, но тем не менее молодой человек с радостью принял возложенное на него поручение. Он успел войти во вкус той тревожной жизни, полной приключений и опасностей, которую вел в Лондоне.
Из всех розольфсцев Пеггам меньше всех знал именно Билля, и это обстоятельство, по мнению молодого человека, позволяло ему действовать решительнее кого-либо другого. Прежде всего он принялся за розыски Перси, который один мог указать местонахождение "Безымянного острова".
На другой же день после отплытия эскадры Билль тщательно осмотрел все ночлежные дома, больницы и лечебницы. Не найдя там ничего, он отправился в Скотланд-Ярд и попросил позволения просмотреть список жертв несчастных случаев и убийств, происшедших за последнее время. Здесь он наткнулся на следующую заметку: "Эдуард Перси, клерк адвоката Джошуа Ватерпуфа, взят бригадиром Шау на улице, в припадке сумасшествия, и отведен в Бедлам".
Эта удача привела Билля в восторг, но его радость омрачилась, когда он вспомнил, что Перси назван в заметке сумасшедшим.
"Неужели он и вправду сошел с ума?.. - подумал молодой человек. - Тогда я от него ничего не добьюсь!.."
Он отправился к бригадиру Шау, и полицейский надзиратель рассказал ему, что встретил несчастного Перси на улице в состоянии безумия, в растерзанной одежде, и что Перси кричал что-то дикое и бессвязное и махал руками. Тогда Билль, не теряя времени, отправился в Бедлам и спросил, не может ли он видеть сумасшедшего Эдуарда Перси.
- Этот человек совсем не сумасшедший, - ответил ему чиновник, к которому он обратился, - он тогда был просто в горячке, вызванной страшным увечьем, нанесенным ему разбойниками: они отрезали у него язык. Теперь рана зажила, и он скоро выйдет из больницы... Не угодно ли вам подождать в приемной, мы сейчас вызовем его.
- Я буду вам очень благодарен, - отвечал Билль.
Он не успел присесть, как чиновник вернулся и объявил:
- Вот ваш Перси.
Билль встал навстречу клерку и увидел солидного и прекрасно одетого человека. Действительно, наружность Перси изменилась к лучшему. Искусный парикмахер остриг ему бороду и волосы, и одет он был изящно и по моде. В руке бывший клерк держал дощечку из слоновой кости и карандаш, с помощью которых объяснялся.
Билль и Перси поклонились друг другу.
- Сэр, - сказал Билль, - меня послал к вам герцог Норрландский, только что уехавший из Лондона. Он поручил мне сделать вам одно предложение, для вас небезынтересное...
При этих словах лицо Перси покрылось багровым румянцем. Не отвечая письменно, Перси указал своему собеседнику на дверь и жестами показал, что вне дома им будет удобнее говорить.
Они вышли. У подъезда стоял роскошный экипаж. Немой знаком пригласил Билля садиться, потом сел сам.
Чистокровные рысаки дружно взяли с места и понесли.
- Говорите скорей, без лишних слов, - написал на дощечке Перси. - Расскажите мне все, что знаете, потому что герцогу Норрландскому грозит опасность.
Встревоженный Билль рассказал ему все, что знал сам и что знает читатель из предыдущих глав.
Тем временем карета остановилась у прекрасного особняка, и клерк ввел Билля в богатый салон.
- Я весь к вашим услугам, - написал он. - Вам нечего больше прибавить к своему рассказу?
- Нечего. Я только повторяю, что герцог чрезвычайно дорожит союзом с вами.
- Я ваш союзник, - скользнул карандаш по дощечке. - И тем охотнее, что своим увечьем обязан Пеггаму.
- Не может быть!
- Да! - ответил карандаш. - Кроме того, он меня зарыл живого в землю и оставил на съедение крысам. Я спасся только каким-то чудом и теперь жажду отомстить ему.
- Стало быть, Пеггам жив.
- Жив, - начертил карандаш. - Он был в моей власти, но я его не убил. Я находился как будто в бреду. Помню только, что я укусил его зубами в шею или щеку, а потом убежал, охваченный безумием.
На другой день я очнулся в Бедламе. Вызвав к себе своего слугу, который считал меня погибшим, я послал его в Блэкфрайярс узнать, что сталось с Пеггамом. Он принес известие, что в доме не было найдено никакого трупа и что корабль "Север" вышел накануне вечером в море. Из этого я заключил, что наш общий враг жив, так как на этом корабле находилось шестьсот морских разбойников из числа самых отчаянных, а сам корабль предназначался для решительной экспедиции против Розольфского замка.
- Боже мой! Неужели это правда?
- Сущая правда. Пеггам хотел воспользоваться отсутствием герцога Норрландского и нанести решительный удар неприступному гнезду Биорнов. Это ему, наверно, удалось, потому что, если розольфская эскадра, как вы говорите, вышла только вчера, то Пеггам, стало быть, опередил ее на целую неделю. Должен вам сказать, что главная цель Пеггама - овладеть драгоценными коллекциями, хранящимися в замке. Поэтому вы можете быть уверены, что он ничего истреблять не будет, но заберет решительно все, - написал Перси.
- Боже мой! Как бы этому помешать?.. Но нет, это невозможно!.. Шутка ли, на целую неделю!.. А что будет с Эриком, с младшим братом герцога?
- Пеггам никогда никого не щадит. Это не человек, а зверь. Правда, он говорил мне, бывало, нежные слова, но и то они предназначались в уплату за десятилетнюю службу.
- Какой удар будет для герцога, когда он вернется домой!
- Его можно предупредить и тем смягчить удар. Вдобавок его может утешить надежда на скорую месть, так как у меня есть карта "Безымянного острова", которую я вам передам. Я знаю очного пропойцу, служившего капитаном у морских разбойников и бывавшего не раз на "Безымянном острове". Этот человек соглашается нам помочь, причем ставит два условия: во-первых, чтобы ему было уплачено за труд двадцать тысяч стерлингов, а во-вторых, чтобы Пеггаму не давали пощады ни в коем случае.
- Можете смело соглашаться на все его условия.
- Я знал, что вы не будете возражать, и заранее дал согласие.
- Теперь мы должны подумать, как предупредить герцога, - сказал Билль.
- Нет ничего легче, - написал Перси. - Мы найдем самое быстроходное судно во всем Лондоне и поручим его Бобу Торпенсу. На этого человека можно вполне положиться, когда он не пьет. Итак, идите, а завтра утром будьте готовы к отъезду.
ГЛАВА XXV. Гибель "Безымянного острова"
После солнечного заката эскадра герцога Норрландского бросила якорь у входа в Розольфский фиорд. Ветер стих, и паруса бессильно повисли. Несмотря на все нетерпение поскорее достигнуть дома, розольфсцам приходилось ждать попутного ветра.
Коллингвуд и Надод были заперты в одной из кают "Олафа". Пленников зорко стерегли день и ночь, так что всякая возможность бегства была для них отрезана. Несколько раз они заявляли о своем желании поговорить с герцогом, но он упорно отказывался сойти к ним. Вечером того дня, когда корабли стали на якорь в фиорде, они снова передали Фредерику Биорну, что хотят что-то сообщить ему. Герцог послал к ним Грундвига, но они ответили, что будут говорить только с самим герцогом.
Тогда Фредерик спустился к узникам.
- Я пришел, - сказал он сурово, - но если вы рассчитываете обратиться к моему милосердию, то это будет напрасно.
- Мы и не помышляем об этом, - ответил Коллингвуд. - Я бы счел ниже своего достоинства умолять о своей жизни пирата, которого я едва не вздернул на виселицу.
- Что же, вы желали меня видеть только для того, чтобы оскорбить?
- Вы ошибаетесь, мы хотели предупредить вас и сделали бы это уже давно, если бы вы сами не отказывались нас выслушать. А теперь, по всей вероятности, уже слишком поздно. Слушайте! По возвращении домой вы найдете ваш замок разграбленным, а молодого Эрика и всех его слуг убитыми.
- Как вы смеете шутить со мной! - закричал герцог.
- Это не шутка. В день нашего отъезда из Лондона мы заметили из окна каюты, как корабль "Север", принадлежащий морским разбойникам, на всех парусах выходил из устья Темзы. Мы еще раньше знали о готовящейся экспедиции против Розольфса и потому сразу догадались, куда идет корабль. Мы вызывали вас, чтобы сказать вам об этом, так как считаем, что уже довольно пролито крови с обеих сторон. Но вы не пожелали удостоить нас своим вниманием... Пусть же эта новая кровь падет на вашу голову!
Гуттор и Грундвиг были ошеломлены этим известием, но они не растерялись, а, собрав все свое мужество, стали действовать.
Решено было идти в Розольфс не медля, на веслах.
Прошло очень немного времени, и в ночной тишине раздался мерный всплеск весел отъезжавших лодок.
На каждом корабле было оставлено только по пять человек для охраны под командой Гаттора, бывшего начальника стражи при старом герцоге. Старый воин расхаживал на палубе, сожалея, что ему не придется участвовать в битве. Он знал, что тремстам норрландцев предстоит сразиться с шестью сотнями бандитов, и этого было для него достаточно, чтобы позавидовать товарищам.
Храбрый Гаттор не знал, что бандиты опередили норрландцев на неделю и что от замка, по всей вероятности, оставались одни развалины.
Ночь была очень темная, как все безлунные ночи в Северном море. Тишину се нарушали только отдаленный плеск волн да перекличка вахтенных. С берега, хотя он был недалеко, не доносилось ни малейшего звука.
Гаттору надоело ходить взад и вперед: он облокотился о борт и стал глядеть в темное море. Вдруг ему показалось, что у входа в фиорд движутся какие-то пять или шесть точек. Тогда он подозвал к себе остальных четырех матросов, оставшихся на корабле, и спросил их, что они думают об этих точках.
- Не может быть, чтобы это были наши лодки, - сказал он. - Они не могли так рано вернуться.
- Разумеется, не могли, - согласился один из матросов, - потому что по времени они едва успели туда доехать.
Точки между тем продолжали двигаться, незаметно приближаясь к кораблям.
Розольфсцами овладела паника. Они были суеверны и верили в то, что джины, или души погибших моряков, блуждают по морям и топят корабли.
- Джины!.. Это джины! - закричали матросы. Розольфский мыс считался местом, которое особенно охотно посещали джины.
И в то время, как испуганные матросы в страхе жались около Гаттора, лодки бандитов - это были они - пристали к кораблю. В мгновение ока морские разбойники оказались на палубе "Олафа", и четыре матроса разом пали под их ударами. За ними упал и Гаттор, заколотый кинжалом.
- К нам! К нам! Помогите! - закричали тогда из своей каюты Коллингвуд и Надод, догадавшись о том, что произошло.
Под дружным напором нескольких человек запертая дверь распахнулась, и узники получили свободу.
- Кого мы должны благодарить? - спросил Коллингвуд.
- Пеггам никогда не покидает своих друзей, - отозвался голос человека, предводителя бандитов... - А теперь, друзья, подложите огня в крюйт-камеру.
Бандиты под началом десятника, захватив с собой фонарь, спустились в трюм, куда сейчас же был пропущен зажженный фитиль. Сделав это, бандиты поднялись на палубу.
- Эй, вы! - крикнул главарь шайки, обращаясь к товарищам, хлопотавшим на остальных кораблях. - Закончили вы?
- Закончили! - отозвались те.
- Так по лодкам и отчаливайте скорее, если не хотите взлететь на воздух... Как жаль, что нет ветра, а то бы мы могли взять эти корабли с собой.
Разбойники не заставили себя ждать и, покинув корабли, поспешно отплыли на лодках в сторону.
Раздался взрыв. Розольфские корабли с ужасным треском один за другим взлетали на воздух.
Герцог Норрландский со своими людьми уже подплывал к Розольфсу, когда до них донеслись раскаты взрыва.
- Они взорвали наши корабли! - закричал герцог, не помня себя от горя. - О, негодяи, негодяи!..
И он в отчаянии упал на дно лодки. Итак, герцогство лишилось своего флота. В каком же положении находился замок? Наверное, Пеггам не пощадил и его. Удалось ли ему найти золото, хранящееся в подвалах замка? Гуттор и Грундвиг боялись даже подумать об этом. Если бы это случилось, Биорны были бы разорены; от всего богатства, накопленного веками, у них оставалось бы лишь несколько миллионов в банкирской конторе Беринг. Для Биорнов это равнялось нищете... А что сталось с Эриком?
Сделав над собой усилие, Фредерик Биорн поднялся на ноги и оглянулся кругом.
В глазах его засверкали молнии. Его подданные никогда не видали его в таком гневе, но старые матросы с "Ральфа" узнали в нем своего бывшего капитана.
- Да здравствует капитан Вельзевул! - невольно приветствовали они его как один человек.
- В замок! - крикнул Фредерик Биорн суровым голосом. - Клянусь, что ни один из бандитов не уйдет от моего мщения.
В замке разорение было велико, но не в такой степени, как этого боялся Грундвиг. Подвалы оказались нетронутыми, и заповедные сокровища Биорнов каким-то образом уцелели. Пеггам потратил слишком много времени на расхищение коллекций розольфского музея, а тем временем подоспели норрландцы и бандиты вынуждены были бежать, так как, несмотря на свое численное п