Зарин А. Е. В поисках убийцы: Романы, рассказы. - М.: Современник, 1995. - (Старый уголовный роман).
Четвертый. История одного сыска
Потеря чести. Трагическая история
Пропавший артельщик
На веранде роскошной дачи в Петергофе за утренним кофе сидел старый, заслуженный отставной генерал князь Чеканный, а напротив - его молодая жена, Вера Андреевна.
Вдруг князь сказал, роняя газету:
- Дергачева убили, процентщика. Помнишь его, Вера? А?
Ложка со звоном упала в чашку. Лицо Веры Андреевны покрылось бледностью, и она откинулась к спинке стула.
- Что с тобой? - тревожно воскликнул генерал. Она слабо улыбнулась и выпрямилась.
- Ничего, Валерьян, не беспокойся! Просто я услыхала слово "убили"...
Генерал покачал головою.
- Опять эти нервы! Поезжай-ка ты за границу или в наше Широкое. Ты, моя рыбка, совсем о здоровье не заботишься...
В голосе генерала слышалась вся нежность его чувства к молодой жене.
Она приветливо кивнула ему.
- Поедешь ты, и я с тобою! Ну, кого убили?
Генерал, уже успокоившись, отхлебнул кофе, затянулся сигарою и, взяв газету, стал читать вслух.
- Дергачева... Помнишь, я у него выручал векселя Павлуши? Такого армянского типа, крашеный!
Вера Андреевна кивнула.
- Ну вот его! Подле Павловска. Что-то таинственное. Нашли труп. Голова разбита топором. "Хотя при убитом оказались и часы, и перстень, и кошелек, и бумажник, - убийство все же совершено, видимо, с целью ограбления, так как боковой карман пальто вывернут и даже испачкан кровью. Преступник, очевидно, вытащил из него крупную сумму, после которой не стоило уже брать кошелька с несколькими рублями". А? Вот тебе и копил денежки! Тебе дурно, Верунчик, а?
- Я прилягу, - тихо сказала Вера Андреевна, - этот случай правда ужасен. Особенно когда знали человека.
Генерал отечески-нежно поцеловал жену в лоб и оставил ее у дверей будуара.
Вера Андреевна вошла в будуар и нажала кнопку звонка. Когда вошла горничная, она сказала:
- Паша, там, на веранде, осталась газета. Принесите ее мне!
Паша вернулась с газетой.
- Оставьте на столе. Если кто придет, извинитесь. У меня мигрень.
- Слушаю! - отвечала Паша и вышла.
Вера Андреевна нашла сообщение об убийстве и стала жадно выхватывать строки глазами.
"Вчера, рано утром, сторож Павловского парка, идя к своему посту, увидел у канавы, что отделяет Царскосельский парк от Павловского, труп. По прибытии судебных и полицейских властей открыто несомненное преступление..."
А потом: "...в трупе признали небезызвестного Петербургу дисконтера, Антона Семеновича Дергачева, проживавшего в Павловске на даче. По показанию прислуги он, как всегда, вышел из дому около 10 часов на музыку и не вернулся. Следствие ведется энергично..." И все.
В дверь осторожно постучались.
Вера Андреевна вздрогнула.
- Кто? Что надо?
- К вашему сиятельству посыльный. Пакет принес!
- Положите! Дайте посыльному мелочи! И больше не тревожьте меня.
Вера Андреевна заперла дверь, взяла пакет, быстро вскрыла его и облегченно вздохнула.
Потом на миг глаза ее затуманились, но, отгоняя страшную мысль, она прошептала уверенно: "Не может быть!" - и опять надавила кнопку.
Паша вошла снова.
- Затопите камин, Паша!
Катя с булками и "Петербургской газетой" в руках, как сумасшедшая, вбежала в комнаты, крича:
- Барыня, барыня! Нашего Дергача убили! Вчера убили! Топором!
Молодая красивая женщина выскочила из темной спальни в одной сорочке, босиком.
- Что ты говоришь? Ты врешь? Он третьего дня был у меня!
- Ну, вот! А от нас домой, а ночью его и хлопнули! Вот, читайте! Я нарочно газету купила! Мне в лавке Авдей сказал! Вот! - и Катя сунула в руки своей барыне газету.
Барыня опустилась в кресло и развернула газету.
- Тут вот, сейчас, как отвернете!
Барыня прочла напечатанный крупными буквами заголовок: "Убийство ростовщика".
- Читайте вслух! - попросила Катя.
Барыня стала коленками на кресло, совсем склонилась к газете и стала, медленно разбирая слова, читать описание убийства Дергачева:
- "Следствие ведется с энергией. На место преступления прибыл агент сыскной полиции. Пока еще ничего не открыто, но надо ожидать, что энергия следователя и ловкость агента скоро откроют преступника".
Барыня хлопнула рукой по газете.
- Это Степкино дело, - воскликнула она, - вот чье!
- Что вы, барыня!
- А я знаю, и ты не спорь! Дай скорее кофе, и я поеду!
- Куда?
- На него показать. Вот что!
Лицо барыни горело негодованием и обидой. Она стояла перед Катей в одной рубашке, с распущенными волосами и, махая перед ее лицом рукою, кричала:
- Что ты знаешь? Коли он сам мне грозил убить его! А теперь со мною рассорился, запил... и очень просто! Давай кофе! - окончила она и скрылась в спальне.
Николай Николаевич Савельев, двадцати трех лет, с красивым испитым лицом, проснулся в двенадцать часов дня с тяжелой головой от беспутно проведенной ночи.
Он позвонил и вошедшему человеку приказал подать себе кофе и газету.
Николай Николаевич, или Николушка, как звала его до сих пор мать, был выгнан из всех учебных заведений, включая даже частные гимназии. Отец для приличия пристроил его в правление одного банка.
Сам Савельев, вышедший из народа, был богатейшим человеком в Петербурге и пользовался широкой известностью в коммерческом мире как делец.
Николушка лежал и читал газету, как вдруг чуть не подпрыгнул, прочитав про убийство Дергачева.
Лицо его побледнело, он бросил газету и сразу выскочил из постели.
"Вот когда пропал так пропал!" - мелькнуло у него в голове, и на мгновение перед глазами пошли красные круги.
- Только Коська и выручит, - решил он вслух и поспешно начал одеваться, волнуясь и вздыхая.
Судебный следователь Виктор Иванович Ястребов встрепенулся и ожил, когда приехал на место преступления и остановился над трупом Дергачева.
Вот сколько-нибудь интересное дело и, может быть, случай выдвинуться.
На него одним глазом смотрело залитое кровью обезображенное лицо, на котором топорщились седые усы. Обнаженная голова представляла сплошную рану и теперь была вся облеплена мухами.
Письмоводитель следователя, коротенький, толстый господин с красным лицом и толстым носом, звучно высморкался в синий клетчатый платок и полез в портфель за бумагой.
Ястребов тем временем с двумя околоточными, приставом и с понятыми производил осмотр.
Труп лежал навзничь с раскинутыми руками. Следов борьбы не было видно. По белому пикейному жилету лежала массивная золотая цепь с драгоценным перстнем вместо брелока.
- А что на цепи? - спросил Ястребов.
Околоточный осторожно вытащил оба конца цепи, и на одном оказался шагомер, а на другом тяжелые мозеровские часы.
- Ограбления нет!
- А это? - сказал пристав и указал на пальто. Левая пола его была откинута, и по ее светлой подкладке проходила кровавая полоса до бокового кармана, который был вывернут.
- Очевидно, из кармана поспешно выдернуто что-то, - сказал пристав.
- Да! да! Очевидно, - подтвердил следователь. - Ну, пишите, Севастьян Лукич, а вы, доктор, делайте свой осмотр. Личность опознана? Кто опознал? Молочница! Отлично! Ну, пишите!
Доктор стал исследовать рану. Удар, видимо, раздробил череп, и от удара лопнул и вытек левый глаз. Смерть была моментальна.
- Чем его убили?
- Тяжелым и острым. Топором, но только небольшим, с силой необычайной.
- Запишем! - сказал Ястребов.
- Больше ничего? - спросил пристав. - Можно отнести труп на квартиру?
- Да! Только осмотреть все карманы!
Сторож нагнулся и стал обыскивать по очереди карманы убитого.
Часы, шагомер, цепочка; в жилетке перочинный нож; в брюках кошелек и портсигар; в пиджаке бумажник и записная книжка, носовой платок. Все.
- Соберите все и завяжите в платок. Я осмотрю после. Теперь можно унести труп. Кто знает квартиру?
Ястребов кивнул письмоводителю и в сопровождении околоточного направился к квартире Дергачева.
Ястребов расположился в небольшом кабинете Дергачева за его письменным столом, уселся плотнее в кресле, закурил и сказал:
- Начнем! Пожалуйста, - обратился он к околоточному, - соберите - сторожа, который нашел труп, молочницу, что опознала труп, прислугу покойного и дворника. Начнем с них!
Околоточный ввел сторожа.
Следователь услыхал рассказ о том, как сторож шел к своему посту, увидел труп и поднял шум:
- Зовите молочницу!
Молочница только опознала труп.
- Зовите прислугу!
Лукерья вошла, и следователь при взгляде на нее невольно улыбнулся, столько в ней было задорного и чувственного.
- Как звать? Кто? Откуда? Года?
- Лукерья Анфисова, крестьянка Лужского уезда, двадцать лет, девица, православная, родители в деревне.
- Ну, расскажи, что он в этот день делал, куда ушел? Был ли у него кто, не ждал ли он кого? Все говори!
Лукерья рассказала.
- Так. Ну, а как жил он? Может, у него враги были? Была ли у него женщина? Расскажи все про его жизнь.
- Жили они оченно даже тихо. Редко, коли кто у них бывал. Разве по делу, больше богатые господа приезжали. А что, женщина у них есть. Караваева, Марья Васильевна. Племянник тоже есть. Только они его от себя прогнали совсем.
- За что?
- Поссоримшись были. Племянник пьет и, как напьется, сейчас его ругать. Жидом зовет, процентщиком и всяко! А им неприятно.
Глаза следователя сверкнули.
- Вот! А кто он? Как звать его?
- Господин Трехин, Степан Петрович. А что делает, не знаю. И где живет, не знаю. Озорник!
- Ну, что еще показать можете?
- А больше ничего не знаю!
- Идите! Кто там еще? Дворник? Зовите дворника!
Но вместо дворника в комнату вошел среднего роста, крепкий, с энергичным, умным лицом господин.
Следователь вопросительно взглянул на него.
Вошедший галантно поклонился ему и сразу выяснил свою личность:
- Присланный из Петербурга агент - Алексей Романович Патмосов.
Лицо Ястребова приняло приветливый, но и начальнический вид.
- А! Очень рад! Отлично, помогите нам! Я сейчас кончу последний опрос дворника! А вы бы на место преступления сходили.
- Я уже был, - ответил Патмосов.
- Ну, и отлично! Там, собственно, ничего существенного. Так я продолжаю!
- Прошу! - сказал Патмосов. - А мне позвольте найденное при убитом.
- Пожалуйста! На том столе!
Патмосов присел к столу, развернул узел и начал методически осматривать каждую вещь. Околоточный ввел дворника.
Алексей Романович Патмосов являлся сыщиком по призванию, и сам Иван Дмитриевич Путилин, наш российский Лекок, отличал его за исключительные способности и остроумие.
В настоящее время этого Патмосова знают все, кому он нужен.
Он уже не служит агентом, занимаясь розысками по просьбе частных лиц, но к нему нередко обращается и сыскная полиция в затруднительных случаях.
Следователь обратился к дворнику с обычными вопросами и в заключение спросил:
- Ну, что вы можете показать?
Дворник, молодой парень в новых сапогах, переставил ноги, переложил в другую руку фуражку и сказал:
- Так что барин как барин. За дачу заплатил сразу. Мне тоже платил аккуратно, только скупехонек был. Я ему переносил мебель, так он всего двадцать копеек дал, а обыкновенно рупь дают...
- Бывал ли у него кто-нибудь?
- Так что не замечал. Был тут два раза такой молодой господин, опять, евонная барыня была раз, а то никого.
- Ну, больше ничего! - хотел подвести итог следователь.
- Позвольте еще один вопрос, - мягким голосом произнес Патмосов.
Следователь с неудовольствием взглянул на него и сухо сказал:
- Пожалуйста!
Патмосов обратился к дворнику:
- Скажи мне, голубчик, у Лукерьи, что здесь служит, никого нет? Ни брата, ни кума?..
Дворник широко улыбнулся.
- Как же без этого быть! При ей питерский состоит. Как барина нет, так он и здесь!
- А кто он?
- Говорит, слесарь, а звать Прохором. Ухарь.
Следователь насторожился и быстро вмешался в допрос.
- Говоришь, он часто бывает? Когда был последний раз?
- А вчера; весь день. Барин ушел, а через полчаса времени она его до калитки проводила.
- Барин знал про него?
- Нет! Он словно сам путался с Лукерьей, так она прятала своего-то.
- Иди!
Дворник поклонился и вышел.
- Вы теперь еще раз Лукерью спросите, - предложил следователю Патмосов.
- Да, да, я это хотел! Позовите прислугу! - распорядился следователь.
Теперь, когда вошла Лукерья, он уже не улыбался ей и принял суровый вид.
- Я позвал вас снова, - начал он, - чтобы спросить, кто такой этот Прохор, который к вам ходит, где он живет и когда он был у вас в последний раз? - при этом он испытующе посмотрел на Лукерью.
Лукерья сразу изменилась в лице, но через мгновение оправилась.
- Земляк мой. Вот и ходит. А был вчерась и ушел, когда барин спал. Торопился на восемь часов.
- Как его фамилия, и где он живет?
- Резцов фамилия, а живет в десятой роте, у Селиванова.
- Номер дома знаете?
- Дому четырнадцать, а квартире тридцать восемь.
Патмосов написал на бумажке несколько слов и через письмоводителя передал Ястребову.
Тот прочел и сказал околоточному:
- Введите Копытова!
Околоточный снова ввел дворника. Лукерья исподлобья взглянула на него, и на лице ее выразилась тревога.
- Скажи точно, когда ушел с дачи этот Прохор? - спросил его следователь.
Лукерья стала белее бумаги.
- С полчаса после барина. Так что уж десять часов пробило.
- И врешь! - вдруг резко сказала Лукерья. - Это ты из ревности брешешь! Восьми не было!
- Говори! Я ж видел, как ты его провожала, а раньше того барин вышел.
- Врет он, господин судья, - заговорила Лукерья с яростью, - с ревности часы спутал.
- Да уж темно было, а в восемь разве темно?
- И темно не было!
- Ну, будет, - остановил их следователь, - идите!
Они вышли, переругиваясь.
- На сегодня все! - сказал следователь. - Собирайтесь, Севастьян Лукич! Ну, что вы нашли, что скажете? - обратился он к Патмосову.
Патмосов встал.
- Сейчас ничего не могу вам сказать, а завтра что-нибудь выяснится.
- Так, так! Завтра уже ко мне в камеру пожалуйте! Я там буду!
Патмосов поклонился.
- А за Прохором что-то есть! Кажется, мы на следу! - сказал следователь.
Ястребов ходил по своей камере, которая помещалась в его квартире, в Царском, и говорил письмоводителю:
- Мы должны с вами разыскать убийцу. Это первый интересный случай в моей практике. А то все воровство, кража со взломом, пьяные мазурики, мужичье. Этого же весь Петербург знает. Да!
- Господин Патмосов, - доложил сторож.
- Зови, зови! - закричал Ястребов и встал с кресла навстречу сыщику. - А, здравствуйте! Садитесь. Что новенького?
Патмосов поздоровался с ним, с Флегонтовым, сел и сказал:
- Да особого ничего; так, общие приметы...
- Ну, ну, поделитесь.
- Вот-с как мне пока представляется убийство...
Патмосов закурил и начал рассказ:
- Убитому Дергачеву кто-то назначил в этом месте свидание ровно на десять часов вечера. Дергачев, как вам известно, вышел сам около десяти и прямо пошел на свидание, придя с опозданием минут на десять. По-видимому, он кого-то встретил на дороге и пошел медленным шагом. Его встретил высокий, крепкий и нервный господин, и они стали о чем-то беседовать, спорить, снова беседовать. Потом спор обострился. Нетерпеливый господин не выдержал. Трах! И готово! А когда убил, то выхватил из его кармана то, что нужно, и ушел.
Следователь слушал его, кивая головою и слегка улыбаясь.
- Так, - сказал он. - Отлично! А чем ударил этот господин Дергачева, и что он вытащил из его кармана?
Патмосов засмеялся.
- Я не ясновидец! Впрочем, ударил он его чем-то вроде топорика. Может, косарем.
- А что украл?
- Бумаги! - уверенно ответил Патмосов. - Только не деньги. Видите ли, этот Дергачев ничем не брезгал и любил нечистые векселя. Так вот... такие векселя. А может, и деньги!...
- Может, деньги, может, не деньги, - усмехнулся следователь. - Так! Ну, а откуда у вас все эти подробности, дорогой...
- Алексей Романович, - подсказал Патмосов. - Какие подробности?
- Виноват, простите! Да вот насчет времени, роста, нетерпения и прочая.
- Это пустяки, - улыбнулся Патмосов, - вы сейчас сами увидите. У покойника оказался шагомер в кармане, а на шагомере значится пять тысяч семьсот шагов. Я стал мерить. От дачи убитого до мостика, что ведет в парк, ровно три тысячи двести шагов, то есть минут двадцать ходу, а так как он вышел совсем перед десятью, то, значит, пришел минут на десять-пятнадцать после десяти. Ясно?
Следователь кивнул.
- А что тот ждал в нетерпении, так видно по окуркам папирос. Он грыз их и подле мостика набросал целую кучу. Характерные окурки! - и Патмосов положил на стол сверток бумаги, в котором оказалось штук двадцать папиросных окурков. Они были с непомерно длинными мундштуками, причем самые мундштуки были изгрызаны. - Я их вчера собрал, - заметил Патмосов. - По дорожке валялись, а у мостика штук десять. Понятно, нетерпеливый.
- Ну-с, а рост?
- Да Дергачев роста среднего, а тот его по темени бил! Очевидно, высокий. Теперь дальше-с. От ворот до мостика я сосчитал девяносто шагов, а осталось, по шагомеру, две тысячи пятьсот. Вот они и ходили взад и вперед. Раз тридцать, а что иногда останавливались - видно было опять по окуркам. В ином месте вдруг три окурка.
- Что же вы думаете? - спросил следователь.
- Я бы пересмотрел его бумаги и записки. Быть может, там какой-нибудь намек. Вы смотрели бумажник?
- Смотрел; семьдесят пять рублей и три письма от какой-то любовницы.
Патмосов промолчал, потом сказал:
- Вы позвольте мне их?
- Сделайте одолжение. Севастьян Лукич, дайте! Ну, что вы еще узнали?
Патмосов осторожно взял три почтовых листика, уложил их в свой бумажник и ответил:
- Насчет Лукерьи и Прохора... Оба хороши, Лукерья судилась за кражу у барина на одном месте, где она служила. Но была оправдана, а этот Прохор два раза в тюрьме сидел за кражи.
Следователь вскочил.
- И вы молчали! Вот вам и убийца! Арестовать его, и все!
- Ваше дело, - сказал Патмосов.
- И думать нечего! Вот вам приказ. Пожалуйста! Заодно и обыск у него сделать, и сейчас же его ко мне переслать!
Догадливый Флегонтов уже написал постановление и подал Ястребову. Тот подписал бумагу и передал ее Патмосову.
Патмосов встал.
- Так я пойду!
- Пожалуйста!
В это мгновенье вошел сторож.
- Барыня вас видеть хочет. Сказывает, насчет убийства!
- Проси! - быстро сказал следователь и обратился к Патмосову: - Вы останьтесь!
Патмосов поклонился и отошел в угол камеры, где сел на стул.
В то же время в комнату порывисто вошла пышно и безвкусно одетая дама и обратилась к следователю:
- Вы господин следователь?
- К вашим услугам! - галантно ответил Ястребов, подавая стул.
- Который по убийству Дергачева?
- Совершенно верно!
- Я знаю убийцу! - сказала дама и, стукнув зонтиком, вызывающе оглядела стены камеры, следователя, письмоводителя и скромно сидящего Патмосова.
Следователь смутился.
- Сударыня, это так важно! Вы позволите записать?
- Пишите, мне все равно! Как только Катя мне сказала, я сразу! Я его не боюсь, мерзавца...
Следователь мигнул письмоводителю и заговорил:
- По порядку, сударыня. Имя, отчество, звание и все прочее?
- Знаю, знаю! Звать меня Караваева, Марья Васильевна, кронштадтская мещанка, сирота, православная, двадцать четыре года, цеховая портниха. Вот и все! Довольно?
- Великолепно, - улыбался следователь, - теперь что вы имеете передать по делу об убийстве Дергачева?
- А кто убийца! Видите ли, я прямо, - начала она, оборачиваясь то к Ястребову, то к Флегонтову, я прямо скажу, что была на содержании у Дергачева. Скупой был покойник. Правда, возил гулять, платья дарил, вещь, коли заклад просрочен...
- Как? Он под вещи давал?
- А то как же! По клубам больше. Проиграются и закладывают.
- Так. Продолжайте.
- А денег всего сто рублей давал. У него племянник Степан Петрович Трехин. Только совсем разбойник. Пьет и буянит. Я уж вам всю правду говорю. Я попуталась с ним и даже денег ему давала, только с ним одно горе. А тут он с Дунькой связался. Да! Она у Коровина на содержании. Так вот. Этот Дергачев, покойник, царство ему небесное, раз мне и говорит: "Никого у меня нет. Люби меня крепко, а я на тебя все отпишу". Вот как я поссорилась со Степкой, и скажи ему это. Как он зарычит, как вскочит! "Да я, - кричит, - убью раньше того!" И убежал. Это в субботу было, а нынче читаю - и убил! Понятно - он!
Она порывисто перевела дух.
Наступила тишина. Флегонтов торопливо подал бумагу следователю.
Ястребов прочел вслух показание.
- Теперь подпишите его!
- С удовольствием.
Она сняла перчатку и старательно вывела свою фамилию.
Потом встала, взяла зонтик и сказала:
- Я вас очень просить буду поискать завещание.
- Есть, так отыщем! Ваш адрес?
- Поварской, дом пять!
- В случае чего мы вас потревожим. А Трехина адрес?
- Жил на Невском, пятьдесят четыре, в меблирушках, а сейчас не знаю!
- Благодарю вас!
- А убил он, это я знаю!
Караваева сделала общий поклон и, шурша юбками, вышла.
- Ну, что вы думаете? - спросил следователь.
- Разузнать надо, - сказал Патмосов.
- Непременно! Севастьян Лукич, напишите повестку Трехину.
- А как насчет Прохора Резцова? - спросил Патмосов.
Следователь развел руками.
- И не пойму! Вот история! Понятно, арестуйте. Что на него смотреть! Не он - отпустим! Теперь у нас двое.
Трехина искать не пришлось. Он приехал в квартиру убитого дяди и тотчас начал распоряжаться в ней как хозяин.
Это был господин лет тридцати трех, с типичной наружностью отставного поручика-скандалиста.
- Где ключи? - спросил он у Лукерьи, едва вошел в комнату.
- У следователя и пристава. Пришли, все описали, печати присургучили и ушли!
- Так! А ты стащить много успела? А? Ха-ха-ха! Ну, там я с ними поговорю! А теперь устрой закуску и водки! Скоро!
Лукерья засуетилась готовить завтрак новому барину. Он прошел в спальню, где, не снимая сапог, растянулся на дядюшкиной постели. Лукерья принесла ему завтрак.
- Свои истратила, - сказала она.
- Ничего, сквитаемся, - ответил Трехин и, обняв ее под колени, привлек на постель.
- Ну, говори, старый хрыч путался с тобою? А?
- Что это вы, какие глупости! - кокетливо усмехнулась Лукерья, оказывая ему слабое сопротивление.
- Рассказывай! Он ко всякой бабе, как муха к меду! Машка была?
- Была. К следователю ездила и на вас показала, а потом сюда.
- На меня? Что на меня?
- А что вы дядюшку своего убили! - сказала Лукерья.
Трехин выпустил ее и вскочил.
- Это она на меня! Ха-ха-ха! Со злости, значит. От великой ревности. Ну, уж и оттреплю я ей шиньон! Будет знать Степана!... А что ей наследство улыбнулось - это верно!
- Она сказывала, что он уже написал.
Трехин опять вскочил и вытаращил глаза, словно подавился куском.
- Врет! - заревел он через мгновение и вдруг, схватив фуражку, вихрем вынесся из комнаты...
Следователь только что окончил обед и собирался отдохнуть, когда слуга доложил ему о господине, который непременно хочет его видеть.
- Обязательно и непременно! - раздался сиплый голос, и в комнату вошел Трехин.
Ястребов встал и вопросительно посмотрел на него.
- Трехин! Степан Петрович, оговоренный девицей Караваевой в убийстве своего дяди и, между прочим, пришедший узнать о наследстве, так как нет ни гроша! А по оговору готов отвечать.
Ястребов на мгновение растерялся.
- Простите, теперь неслужебное время, и по делу я вас прошу прийти ко мне завтра к одиннадцати часам.
- Очень хорошо!
- Что же до наследства, это меня не касается. На ввод есть законный срок, а до той поры все у судебного пристава.
Трехин словно опомнился.
- Очень хорошо! Прошу извинить! До завтра! - и, щелкнув каблуками, он повернулся и вышел.
Ястребов лег на диван.
- Чушь, - сказал он вполголоса, - убийца так открыто не появился бы. Просто баба из ревности наплела... Однако рожа разбойничья, - через минуту пробормотал он, - в уголовной практике встречаются всякие наглецы... Завтра выясню, - решил он и закрыл глаза.
Патмосов вышел из вагона и, не заходя домой, направился в меблированные комнаты на Невский, в дом пятьдесят четыре.
- Где здесь живет Трехин? - спросил он дворника.
- А в номере шестнадцать, у Анфисовой. Вон лестница направо, - указал он.
Патмосов поднялся по лестнице, остановился у квартиры No 16 и позвонил.
Незапертую дверь открыли, и Патмосов увидел высокую старуху с нечесаными волосами и выпученными глазами.
- Трехин, Степан Петрович, дома? - спросил он.
Старуха энергично тряхнула головой.
- Третий день нет. Как ушел, так и нет. Вам что?
- Дело есть. Позвольте ему записку оставить.
- А, сделайте милость. Войдите к нему. Вот дверь направо!
Патмосов отворил дверь и вошел в типично меблированную комнату.
Он подошел к письменному столу и присел. В комнате появилась старуха и спросила его:
- Вы кто же будете? Из приятелей?
Патмосов кивнул.
- Чай, по "Зеленому якорю"? - сказала снова старуха и продолжала: - Его нет, а в газетах пишут, что его дядюшку ухлопали. Наследник теперь. То-то начудит!
- Не без этого! - вставил Патмосов.
Старуха подошла ближе и понизила голос:
- А он-то его ругал да поносил! Как напьется, так и ругать его! Тут в субботу вернулся пьяный-пьяный и ну кричать: "Убью я его, пса старого!" Даже страшно. Ан и накликал!
Патмосов встал.
- Я лучше зайду завтра!
- А записку?
- Нет, я уж на словах.
- Как знаете, а коли его завтра не будет, объявку сделаю и комнату сдавать буду. Ну его!
Патмосов отправился в сыскное и попросил найти Резцова, дав его адрес.
- Просто сыскать?
- Да! И если он есть на квартире, известить меня, а нет - поискать по городу и тоже меня известить. Арестую я сам!
Дома Патмосов достал бумажник, вынул из него три почтовых листика и начал внимательно прочитывать их.
Это были три письма, писанные, несомненно, одной и той же женщиной к любимому человеку, и для Патмосова, по мере чтения их, становилось ясно, что процентщик не может получать таких писем.
Первое письмо начиналось воплем любящего сердца: "Сережа, не мучай меня так безжалостно!" Дальше шло страстное объяснение в любви и опять просьба не говорить о чем-то - "об этом".
"Я не могу решиться на это никогда, никогда, - читал Патмосов. - Он для меня отец, я для него дочь. Могу ли я надругаться над его чувством и оставить его одинокого! Я и так считаю себя подлой, подлой. Не мучай же меня, Сережа, и не говори мне об этом", - оканчивалось письмо, и после него подпись: "Твоя В.".
Второе письмо касалось ребенка - "маленького нашего Сережи".
"Я была вчера у него", - написано было дальше, и следовало восторженное описание младенца.
И, наконец, третье - не письмо, а записка: "Бога ради, съезди туда и сегодня же сообщи мне, что с С.? У нас прием, и я как арестованная. Бога ради!"
И все.
Как они попали в бумажник Дергачева? Кто этот Сережа, эта В.? И что-то подсказывало Патмосову, что в этих письмах тайна убийства.
Следователь еще спал, когда наутро следующего дня к нему приехал Патмосов и прямо прошел к нему в спальню.
- Вы извините меня, что я прямо лезу, но времени мало, - здороваясь, сказал он лежащему в постели Ястребову.
Ястребов встрепенулся.
- Что-нибудь новое?
- Резцова арестовал.
- Что же? Он?
- Сказать не могу, но странного много. Двадцать седьмого он ушел из квартиры и не показывался в ней. Я отрядил искать его по всем вертепам, и вот на Подольской, в непотребном доме, его нашли совсем пьяного. Он угощал компанию и хвастал деньгами. Я приехал и арестовал его. Свез в отделение к нам, и там у него нашли четыреста рублей и серебряный портсигар с монограммами.
- Спрашивали? - быстро спросил Ястребов.
- Украл, несомненно, но путает. Что был у Лукерьи, сознается; а где ночь провел - не указывает.
- Ну вот! Понятно, он убил! - воскликнул Ястребов. - Где же он?
- Вам его сегодня к одиннадцати часам доставят.
- Вы будете?
- Нет, я хочу на похороны сходить.
Ястребов стал одеваться, а Патмосов собрался уходить.
- Вот найденное у него и протокол обыска, - сказал он, кладя на стол деньги в засаленном кошельке и массивный портсигар.
- Из залогов, верно, - предположил Ястребов.
- Вы позволите взять его на несколько часов? - попросил Патмосов.
- Пожалуйста!
Патмосов ушел, а Ястребов напился чаю и прошел в камеру.
Флегонтов был уже на месте.
- Ну, Севастьян Лукич, - весело сказал Ястребов, - убийца-то, кажется, у нас. Сейчас приведут
- Кто же это, Виктор Иванович?
- А Резцов, слесарь Резцов!
- Патмосов то же говорит?
- Он и арестовал. Да что он! Знаете, они все сыщики только, как ищейки, если их по следу пустить. А чтобы додуматься до истины...
В этот момент дверь распахнулась, и в камеру в сопровождении сторожа ввалился Трехин.
- Вот и я! Честь имею кланяться!
Ястребов сердито посмотрел на него и строго сказал:
- Надо было доложить о себе, а не врываться.
- Я и не врывался, а если ваш сторож свою цигарку курит, мне некогда ждать. Я хочу еще на погребенье поспеть.
- Садитесь! - сказал ему Ястребов.