Зарин Андрей Ефимович - Рассказы

восторженно сказал Патмосову:

   - Вы правы! Они оба очень подозрительны. За игрою Колычева они ничего не ставят, а только говорят, что проиграли.

   Патмосов кивнул.

   - Вчера на улице я видел их с Бадейниковым. Они о чем-то говорили очень оживленно.

   - Ну, ну! А с Колычевым?

   - Незнакомы!

   Патмосов улыбнулся.

   - Теперь вот что, друг! Как только Колычев выиграет и поедет из клуба, последи за ним. Понял?

   Пафнутьев уже ничего не возражал и на другой день приехал взволнованный.

   - Вы словно через стены видите!

   - А что?

   - Я вчера поехал за Колычевым, он опять выиграл. Днем в купеческом, вечером в железнодорожном. Ну, поехал за ним, а он в "Ярославец"! Я туда. Он сел в зале, а потом, я смотрю, явился Калиновский. Они поздоровались и прошли в кабинет.

   - Ну, ну! Теперь начинаешь понимать?

   - Да! Что-то есть между ними. Неужели Колычев...

   - То-то! А какой он теперь по виду?

   - Совсем другой. Раньше он проигрывал, но был ровен, улыбался, иногда был веселый и всегда милый. А теперь - нервный, угрюмый, осунулся. Совсем другой!

   Патмосов вздохнул.

   - Нелегко это порядочному человеку.

   - Что прикажете дальше делать?

   - Дальше? - Патмосов помолчал и потом сказал: - Следи за ним до той поры, пока он из клуба не поедет прямо домой. Как это выследишь, сейчас же мне сообщи. Немедля!

   - А если вы в отъезде?

   - Ты всегда знаешь, куда я еду. Телеграфируй тотчас!

   - А если что особое увижу?

   - Ну, это до личного свидания отложишь!

   Пафнутьев уехал, и Патмосов снова отдался своему новому делу, на время забыв о Колычеве.

   Но через три дня Пафнутьев приехал к нему не в обычный час.

   - Много необыкновенного!

   - Ну? Они рассорились?

   Пафнутьев опять удивился.

   - Да! Но откуда вы все это знаете?

   - Милый, этого надо было ждать, и только за этим я и поручил тебе следить.

   - Да, да! Видимо, рассорились!

   - Что же ты видел?

   - Третьего дня, вечером, я увидел его в купеческом. Он метал и всех бил.

   - Ну?

   - А за столом не было ни Калиновского, ни Свищева, ни Бадейникова. Он был один!... Наметал тысяч восемь и встал. Я за ним. Было уже двенадцать часов. Он только что вышел, как к подъезду подкатил Калиновский и прямо к нему. Они отошли, а я будто галошу уронил. Ищу и слышу. Калиновский сразу ему: "Ты, значит, без нас играл, как ты смел!" А он: "Я за свое счастье сыграть хотел". Калиновский снова: "Мы тебе в собранье назначили!" - "А я не захотел". - "Едем теперь!" Колычев сначала не хотел, потом поехал. Патмосов заинтересовался.

   - Это третьего дня было? Так! Ну, а вчера?

   - Вчера я был в железнодорожном. Смотрю, они все, а Колычева нет. Я и стал за ними следить. Вижу, волнуются. Пришли в буфет и заняли столик. Я занял рядом. Всего нельзя слышать, но обрывки доносятся. Калиновский сказал: "Он опять где-нибудь за себя играет". - "Теперь его не удержать", - сказал Бадейников. Они совсем стали говорить шепотом. Потом Свищев вскочил и направился к выходу. "В купеческий!" - крикнул ему Калиновский. Я ушел, вернулся, они все сидели. Я занял комнату, через которую надо идти в буфет, и взял газету. Почти с час просидел. Вдруг идет Свищев, один и совсем расстроенный. Взошел в буфет, а оттуда они все уже трое. Я совсем спрятался. Они приостановились, и Калиновский сказал: "Изменил негодяй!" - "Тем хуже ему!" - сказал Бадейников, да так, что мне стало страшно.

   Патмосов кивнул и решительно встал с дивана.

   - Спасибо тебе! Ну, теперь мне надо действовать. Будем спасать его!

  

  

   На далеких Пороховых, среди крошечных домиков обывателей, стоит хорошенький серый домик с мезонином и балкончиком, с садиком и верандой, некоего Аникова, Ефрема Степановича, прогоревшего помещика, как его называют соседи.

   В домике этом живет он один со своей служанкой, рябой Авдотьей, бабой лет тридцати двух, лихой и бойкой.

   На какие средства живет этот Аников, никто не знает, и все думают, что он доживает последние остатки от своего благополучия.

   Но живет он прилично и независимо, в некотором роде изображая барина среди окружающей его бедноты.

   Едет он в город и из города всегда с целыми корзинками всякого добра. Нередко к нему приезжают господа, большею частью статские, и, видимо, по делам, так как бывают у него не больше часа, двух.

   Живет Аников замкнуто, и те, которые изредка, посещают его, говорят, что у него есть комната всегда на запоре, куда даже не заглядывает его Авдотья.

   Вообще Аников на Пороховых окружен некоторой таинственностью, хотя внешностью своей не представляет ничего примечательного.

   Сухой, высокого роста, с длинной черной бородой, тронутой сединой, с лысой головой и мелкими, плутоватыми чертами лица, он ничем не выделяется из толпы и кажется самым ординарным человеком, а между тем этот Аников - человек в некотором роде исключительный, и таланты его не из обыкновенных.

   Было часа три, обеденное время на Пороховых, когда к дому Аникова подъехал Патмосов и позвонил у его двери.

   Рябая Авдотья открыла двери и впустила Патмосова в жарко натопленную прихожую.

   - Барин дома?

   Авдотья, вероятно предупрежденная, тотчас ответила: "Пожалуйте, ждут!" - и приготовилась помочь Патмосову снять шубу, когда на пороге показался сам хозяин и радушно сказал:

   - Жду, жду! Собирался ехать, но получил письмо и остался ради дорогого гостя! Милости просим!

   - Ну, что, совсем бросил?

   - Совсем. Теперь помогаю только.

   - Фабрика? - усмехнулся Патмосов.

   Аников засмеялся.

   - Именно. Пожалуйте ко мне. Я вам пуншику приготовил. С холоду это превосходно! - и Аников провел его по маленькому коридорчику, толкнул дверь и ввел в большую, жарко натопленную, светлую комнату с окном, устроенным под самым потолком.

   - Это чтобы не подглядывали, - сказал он. Патмосов стал с любопытством осматриваться.

   В комнате стоял широкий диван, два кресла и стол между ними, за которым теперь Аников хлопотал с пуншем. В углу стоял шкаф вроде буфета, а по двум стенкам большие сосновые столы, на которых грудами были навалены игральные карты без бандероли и в бандероли, а тут же рядом и самые бандероли, искусно вскрытые.

   - И впрямь у тебя тут фабрика, - сказал Патмосов.

   - Живу с этого! - вздохнул Аников. - Пожалуйте!

   - Ну, покажи мне все! - сказал ему Патмосов.

   Аников оживился.

   - Для вас с удовольствием! Вот извольте видеть, - он подошел к столу и взял пачку карт, - это для подбора колоды. Здесь у меня ровно три дюжины колод вскрыто. Все одного крапа. Видите? Вот из них-то я и подбираю.

   - Как?

   - Принцип один. По крапу. Извольте видеть, здесь крап звездочками. Смотрите на уголки. Вот на уголке одна звездочка, а вот две, а вот три, четыре, а вот одна и половинка. Поняли?

   - Пока ничего!

   - А очень просто. Здесь у меня три дюжины карт, то есть тридцать шесть в колоде. Это собственно для экарте готовятся и для макао. Теперь, изволите видеть, для экарте что нужно? Одна масть! Так? Я вот и подбираю. Пусть у всех червей будет одна звездочка в уголку, а бубен - две, у трефей - три, а у пик - одна и половинка. Хорошо-с! Сажусь, делю все карты по мастям и начинаю просматривать крап, просматривать и откладывать. Вот и все. Вы приехали. Вам нужно для экарте. Пожалуйте, вот колода и ключ к ней! Хе-хе-хе!

   - А для макао?

   - Там я жир мечу и девятки с восьмерками. Те еще легче. Жир, положим, звездочка в уголке, девятка - две, а восьмерка - три!

   - И дорого платят?

   - Дешевле как за пятьдесят рублей нет. Судите сами, одни карты мне с извозчиком двадцать рублей стоят, а из них много, если три колоды сделаешь. Да забота. В день талию сделаешь, да и будет! А для банка так я по триста рублей беру. Помилуйте! Там каждая карта отмечена. Для такой колоды я по восемь дюжин порчу, а работаю иной раз недели по две! Только теперь мало их спрашивают, - вздохнул он, - делаю из любви больше! Вот, не угодно ли поглядеть! - он подбежал к шкафу-буфету, отпер и распахнул одну дверцу. - Вот мой товар!

   В шкафу на трех полках лежали запечатанные в бандероль карты, и под каждой колодой видна была записка.

   - Талии и ключ к ним! На всякую игру!

   - Химик! - усмехнулся Патмосов. - Ну, теперь помогай мне!

   Лицо Аникова приняло выражение деловитой внимательности, отчего сморщилось, словно он собирался чихнуть.

   - Видишь, ты мне открыл свою фабрику - поверил! И я тебе поверю.

   Патмосов подробно рассказал ему историю Колычева. Аников слушал, кивал и вставлял свои замечания.

   - Очень просто. Они ему только подменяли! Свищева знаю и Калиновского! Кто ж Бадейникова не знает!... Так...

   Патмосов окончил и спросил:

   - Что же ты думаешь? Как они ему отомстить могут?

   - По-всякому, Алексей Романович! К примеру скажем, подложат ему талию, да сами и обличат его. В карман ему могут карты засунуть. Мало ли как! По-моему, ему теперь вовсе карты оставить надо. С огнем играть будет!

   Патмосов задумался.

   - Я помогу ему!

   Аников улыбнулся.

   - Простите, Алексей Романович, только вы ему тут не в помощь. Можете вы их накрыть, обличить и прочая. А как вы им помешаете его опорочить, не пойму! Нет, пусть он вовсе бросит дело или помирится с ними!

   - Ну, хорошо, - нетерпеливо перебил его Патмосов, - теперь ты мне вот в чем помоги. Сведи меня с этим Свищевым и прочими.

   - То есть как это?

   - Извести, что я, ну, хоть московский шулер, одесский, что ли, и хочу в их компанию.

   - Да ведь вас в лицо знают, кто вы такие!

   - Эх! А еще умный, - засмеялся Патмосов, - ты ведь меня знал, а целый вечер за графа Косовского принимал.

   Аников тоже засмеялся и махнул рукою.

   - И то поглупел! Что же, я это могу. Я письмо напишу, а вы им его передайте.

   Он тотчас сел к столу, достал бумагу и взял перо.

   - Как вас назвать-то?

   - Яков Павлович Абрамов, крымский помещик!...

   - Так и напишем! - и он стал писать, диктуя себе письмо вслух. - "Никаша или Поляк, вот рекомендую вам в компанию дельного человека. Называет себя Яковом Павловичем Абрамовым, имеет деньги и все знает, я с ним двадцать лет назад в Москве работал, а теперь он ко мне заявился, а я его к вам. Фабрикант с Пороховых"... Вот! Готово! А в случае, ежели откроетесь, так я скажу, что не вам письмо дал, а вы его, значит, похитили.

   - Говори, что хочешь! - засмеялся Патмосов, беря от Аникова письмо. - Ну, спасибо тебе! Услуга за мной!

   - Помилуйте! Что вы мне тогда сделали, я вовек не забуду! - сказал с чувством Аников.

   Патмосов простился с ним и поехал домой, по дороге думая о катастрофе, которая может разразиться над Колычевым.

  

  

   "Товарищество на паях", как назвал свою компанию Калиновский, совершенно растерялось, обозлилось и испугалось.

   Колычев им изменил.

   Это факт.

   Сначала он стал играть потихоньку от них за свое счастье.

   Они назначали игру в купеческом, он ехал в железнодорожный; они - в железнодорожном, он ехал в купеческий. И главное, ему везло!

   Везло, и он объявил им, что больше им не товарищ.

   Все к одному! Им было завидно, что ему так повезло, что он уже отыгрался и даже в выигрыше; было беспокойно, что он знает их тайну и их всех, и, наконец, самое главное, что они потеряли такого банкомета.

   С деньгами, положением, пользующегося общим уважением.

   Где найти такого еще!

   Они сидели в клубном буфете, вполголоса обсуждая свое положение, когда к их столу подошел полный господин с седою бородкою, лихо закрученными усами и спросил:

   - Кто, господа, из вас Свищев, кто Калиновский?

   - Я! Я! - отозвались оба.

   - Так вот вам от моего приятеля. Я здесь посижу! - он подал письмо, указал на свой столик в углу буфетной, отошел к нему, заказал себе кофе и стал наблюдать.

   Три головы склонились над письмом, которое вскрыл и читал Свищев. Потом все трое оглянулись на этого господина и опять, сдвинув головы, стали негромко говорить, потом Калиновский встал и решительным шагом направился к этому господину.

   Патмосов встал ему навстречу и протянул руку.

   Калиновский горячо пожал ее, сел к столику и сразу начал:

   - Нечего и говорить, вы наш! Приняты единогласно! Ха-ха-ха! Пойдемте знакомиться!

   Патмосов встал и под руку с Калиновским подошел к столу, где сидели Свищев и Бадейников.

   - Рекомендую, крымский помещик Яков Павлович Абрамов! Прошу любить и жаловать!

   Все радушно пожали ему руку и приветствовали как нового товарища.

   - Давно к нам пожаловали? Откуда?

   - Так слонялся, - ответил Патмосов, - был в Москве. Игра большая, но никого не знаю. Попробовал на счастье и продулся.

   - Нам на счастье нельзя играть. Мы от него отказались сами, - суеверно заметил Свищев.

   - Это вы совершенно верно заметили, - сказал Патмосов и беспечно продолжал: - А приехал сюда с месяц - и вас первыми заприметил.

   - Это как?

   - А в купеческом один блондин ответ давал, так вы ему талийку!... - и Патмосов сделал выразительный жест.

   - Тсс!... - остановил его Свищев.

   - Господа! - сказал Бадейников. - Я предлагаю новое знакомство вспрыснуть и для него проехать... ну, хоть в "Ярославец". Там и поговорим!

   Патмосов тотчас согласился, и все дружной компанией двинулись к выходу, а через пятнадцать минут уже входили в отдельный кабинет ресторана.

  

  

   Калиновский распоряжался. Он заказал водку с закуской, а потом ужин и вино.

   И он, и его товарищи, видимо, были оживлены, и в лице крымского помещика видели посланную им судьбою помощь.

   - Вот вы говорили про того блондина, - сказал Свищев, чокнувшись с Патмосовым, - так мы вам скажем, что обогатили его, честь ему вернули, деньги, а он, мерзавец, после этого и надул!

   - Скажите пожалуйста! Украл?

   - Нет, этого не удалось, - сказал Калиновский, - просто отказался от компании и за свое счастье играть стал.

   - Скажи, за свой страх! - вставил Бадейников.

   - Это мы увидим! Я этого так ему не оставлю! Да-с! - и Свищев хлопнул огромной ладонью по столу.

   Сам Свищев, огромный, рыжий, с громадной головой на короткой шее, с грубыми руками, пальцы которых были словно обрублены, производил впечатление разбойника с большой дороги.

   Калиновский с манерами выхоленного пана, с певучим голосом, плотный красивый мужчина, являлся типичным шулером, и, наконец, Бадейников, дополнявший компанию, производил впечатление альфонса. Жгучий брюнет, вероятно, одессит, невысокого роста, с деликатными манерами, с кукольным лицом, на котором резко, как нарисованные, выделялись усы и брови.

   - Что же ты сделаешь, медведь? - засмеялся он.

   - Подведу, назову жуликом, в морду дам! - прорычал Свищев.

   Патмосову стало страшно за Колычева. Для него было ясно, что этого Свищева можно напоить, потом раздразнить, и он полезет на всякий скандал, как бык на красное.

   - Ха-ха-ха! - засмеялся Калиновский. - Друзья, его и подводить не надо. Сам влетит! Вы думаете, счастья надолго? А?

   Бадейников с улыбкою кивнул, а Патмосов сказал:

   - Известно!

   И Калиновский разгорячился.

   - Я уверяю вас, - сказал он, перегибаясь через стол, - что этот Колычев под конец именно за свой страх на фокус пустится, и тогда... - Он сделал паузу. - Всем только следить надо!

   Он опрокинул в рот рюмку водки.

   - Именно! - мягко сказал Бадейников. - Только следить!

   Лакей внес ужин. Разговор на время прекратился. Патмосов затронул другую тему.

   - А Ефрем Степанович преотлично устроился, - заметил он.

   - Еще бы! Чего ему? Сиди и работай, - подтвердил Свищев.

   - Единственный у нас. Я думаю, на всю Россию! - сказал Калиновский. - Из Москвы приезжают. Одно слово, артист!

   - А хорошо он работал? - спросил Бадейников у Патмосова.

   - Умел! - ответил он и стал врать: - Мы с ним в Москве работали, в Нижнем, по Волге, на водах. Главное, штос и стуколка!

   Свищев вздохнул.

   - Тогда, говорят, дела были. Теперь что! Дрянь! Арапа этого развелось, что блох. Ей-Богу!

   Патмосов знал, что "арапом" зовется игрок, приходящий без денег.

   - Всегда они были! - сказал он. Бадейников засмеялся.

   - А вот мы теперь и с них шерсть снимем!

   - Как?

   - Хотите с нами в компанию, расскажем! - решительно предложил Калиновский.

   - Я для этого и ехал! - сказал Патмосов.

   - Руку! - закричал Свищев, протягивая свою лапу. - Вот, Костя, и банкомет! А! - торжествовал он. - Бадейников! Требуй вина. Вспрыснем!

   Ужин кончился. Лакей подал вино и кофе. Свищев захмелел и начал шуметь.

   - А какое дело? - спросил Патмосов.

   - Я клуб открываю, - скромно сказал Бадейников, - нашел уже основателей. Вот вы, здесь есть литератор Пирон...

   - Водевили пишет! Тру-ля-ля! Опять, хронику! В "Листке", - вставил Свищев.

   - Да! Потом редактор один, Сморчков, и отставной генерал. Откроем, и пойдет наше дело!

   - У-ух! Вихрем! - жмурясь, проревел Свищев.

   - Так вы наш? - сказал Калиновский. - За дружеский союз! Ура!

   Они чокнулись.

   - Теперь о деле, - серьезным тоном начал Калиновский, - вы отныне наш банкомет. Вас, понятно, учить нечему. Будете в ровной дележке. Мы откладываем двадцать процентов, а остальное поровну. Завтра начнем!

   - Согласен! - сказал Патмосов. - Только не завтра.

   - А что?

   - Одно, завтра - пятница, а я в такой день - ни-ни! Второе, не знаю еще публики. Надо походить, оглядеться.

   - Ну, ну! Недельку всегда переждать можно.

   - А мы тем временем с тем прохвостом расправимся, - упрямо твердил Свищев. - Попомнит он нас! Да! Это ему так не пройдет. Нет, голубчик! Влетишь!...

   У Патмосова от этих слов сжималось сердце.

   Завтра же он будет у Колычева!

   Ужин окончился. Друзья подхватили пьяного Свищева. Патмосов, пользуясь этим, выскользнул от них и уехал домой.

  

  

   Пафнутьев приехал утром не столько с докладом, сколько из любопытства.

   - Ну, что? - встретил его вопросом Патмосов.

   - Опять выиграл и опять был один!

   - Играл в железнодорожном?

   - Да!

   - Много выиграл?

   - Теперь уже очень много. Вчера тысяч шесть, да раньше, почти две недели. Какой, больше!

   - Я думаю, он отыгрался, - решил Патмосов.

   - Наверное! - с убеждением сказал Пафнутьев. Патмосов отказался от завтрака и поехал из дома. Он отправился в Южный банк.

   - Михаил Андреевич в правлении? - спросил он.

   - Так точно! - ответил швейцар, снимая с него шубу. - Пожалуйте наверх!

   Патмосов поднялся во второй этаж и подал курьеру свою карточку.

   Через несколько минут он вошел в роскошный кабинет директора Южного банка.

   Колычев-сын поднялся к нему навстречу.

   Патмосов вгляделся в его бледное, осунувшееся лицо и поразился его болезненному виду.

   - Пожалуйста! - Колычев указал Патмосову на кресло, сел сам и придвинул к Патмосову ящик с сигарами.

   Патмосов твердо взглянул ему в глаза и решительно приступил к делу:

   - Я приехал из личного к вам расположения с просьбою прекратить игру в карты!

   Колычев, видимо, не ожидал разговора на подобную тему и в изумлении откинулся.

   - Но, позвольте, - начал он с обидною вежливостью, - на каком основании вы...

   Патмосов поднял руку, перебивая его:

   - Как расположенный к вам человек. У вас семья, отец, у вас положение, незапятнанное имя...

   Колычев вдруг покраснел и выпрямился.

   - Но позвольте! Я...

   Патмосов опять перебил его:

   - Вы рискуете потерять все! Потерять честное имя!

   Колычев весь напрягся и почти крикнул:

   - Никогда!

   - А я говорю, можете! - повторил Патмосов. - Вы рисковали уже честью дважды...

   Колычев опять хотел перебить Патмосова, но тот остановил его.

   - Да! Дважды! - сказал он с ударением. - Вы знаете, про что я говорю...

   Колычев побледнел и тревожно взглянул на Патмосова.

   - Что я знаю, то знаю только я, - сказал Патмосов и продолжал: - Теперь вы отыгрались, да? Чего же вам больше? Мало вам ваших средств, мало тех испытаний, которые вы пережили?

   - Но позвольте! - перебил его наконец Колычев, вздрагивая от волнения и негодования. - Кто вы? На каком основании вы все это мне говорите? Какие права ваши вмешиваться в мои дела и давать мне советы? Что угрожает мне? Почему мне не играть?

   - Кто я? Вы, вероятно, не разглядели карточки. Я - Патмосов! Если вы про меня не слыхали, то скажу: я добровольный сыщик. Да! Я немало на своем веку обличил мошенников и не раз спасал честь порядочных людей.

   Колычев тяжело дышал.

   - Я видел ваш проигрыш и знаю условия, при которых начался ваш отыгрыш! Да!

   Колычев невольно потупился.

   - Теперь дальше. Вы разорвали с ними, но эти люди не прощают измены. Они считают вас изменником!

   - Что они могут мне сделать? - тихо спросил Колычев.

   - Все! И я вас предупреждаю, - Патмосов встал, - вы ставите на карту честь свою и своего отца!

   - Никто не посмеет посягнуть на мою честь, - гордо заявил Колычев.

   - Я сделал все, что мог сделать, - с грустью сказал Патмосов, - вам остается подумать о моих словах!

   - Кто вас направил ко мне?

   - Что вам до этого? Отчего вы не допускаете простого расположения к вам?

   - Благодарю вас, - холодно сказал Колычев, - но вашим советам не последую. Я люблю игру и ее ощущения. Бояться же каких-то негодяев мне не приходится.

   - Но вы с ними были вместе! - невольно воскликнул Патмосов.

   Колычев вспыхнул, потом побледнел. Он тяжело перевел дух и почти прошептал Патмосову:

   - Я искупил это страданиями бессонных ночей!

   Патмосов молча поклонился и вышел.

   Колычев стоял посреди своего роскошного кабинета, скрестив на груди руки.

  

  

   В двенадцать часов ночи Патмосов входил в игорные залы железнодорожного клуба.

   Дымный воздух, душная атмосфера, казалось, были насыщены какими-то нервными токами, от которых движения делались порывисты, глаза загорались.

   Со всех сторон неслись возгласы:

   - Делайте игру! Место! Одно место! Прием на первую! Я занял!

   И звенело золото, раздавался смех на одном конце и резкие проклятия - на другом.

   Мимо Патмосова прошел Колычев, направляясь к столу. Он не узнал Патмосова в крымском помещике Абрамове и, задев его плечом, извинился.

   Карточник уже приготовил для него место.

   Патмосов прошел следом за ним и остановился, замешкав.

   За столом сидели Калиновский и Бадейников, заняв места между играющими, а Свищев стоял как раз позади стула Колычева.

   Колычев, садясь, окинул его презрительным взглядом; Свищев нагло усмехнулся.

   Патмосов тронул Свищева за локоть. Тот обернулся, и лицо его расплылось в улыбку.

   - А, Яков Павлович! - воскликнул он, ухватив его под руку и увлекая. - Где пропадал? И адреса не сказал! Ах, мошенник! Где живешь?

   - Пока у Аникова!

   - Фью! У черта на куличках. Ну, ну! Поиграем, гарни займешь. С треском! Мы решили, - он понизил голос, - у тебя игру делать. Иногда... Понимаешь?..

   Они вошли в читальню, которая была пуста.

   - Да! - сказал Свищев, видимо уже выпивший. - Заведем игру! С тобой можно вести дело, не то что с тем прохвостом!

   Он ткнул пальцем на игорный зал.

   - Сегодня пришли посмотреть на его игру и успокоить его, - шепотом сказал он, - а завтра закатим ему спектакль! Попомнит он нас! Ха-ха-ха!

   У Патмосова похолодели руки.

   - Где?

   - Найдем! Либо здесь, либо в "Петровском", либо в купеческом! Время хватит! Нет, нам изменять нельзя. У нас союз! Верно, Яша, а?

   - Как же иначе-то? - машинально сказал Патмосов.

   - То-то! Пойдем, выпьем!

   - Пойдем!

   Патмосов пошел к буфету, страстно желая увидеть Пафнутьева.

   Пока они стояли у буфетной стойки, к ним подошел Калиновский.

   - А, и ты тут! - поздоровался он с Патмосовым и сказал, обращаясь к Свищеву: - Удивительно везет ему! Все берет по два куша и прямо на счастье. Даже смотреть противно! Костя следит, а я ушел.

   - Ну, завтра сорвется! - сказал Свищев, жадно прожевывая бутерброд.

   - Пойду посмотрю да рискну красненькой, - проговорил Патмосов и пошел из буфетной.

   В игорном зале толпились у стола, где метал Колычев.

   Патмосов увидел перед ним груду денег. Он приминал рукою бумажки и насыпал на них рубли, очищая место.

   - Делайте игру! - произнес он, готовясь сдать карты.

   Патмосов увидел, что Бадейников поставил двадцать пять рублей.

   Колычев сдал и убил комплект. Он приподнялся и стал сгребать деньги.

   Лицо Бадейникова побледнело и глаза сверкнули ненавистью.

   Колычев рассовал деньги по карманам, бросил карты и встал от стола.

   В эту минуту Патмосов увидел Пафнутьева и схватил его за локоть.

   - Узнай, как хочешь, где играет завтра Колычев, и приезжай за мной так, чтобы мы были в клубе раньше его, - сказал он ему и оттолкнул от себя.

   Навстречу шли Свищев с Калиновским и улыбались ему.

  

  

   Патмосов не спал всю ночь, волнуясь и мучаясь при мысли о том, что может случиться завтра.

   Он всей душой был на стороне этого несчастного безумца и в то же время чувствовал, что здесь случай будет иметь гораздо большее значение, чем его вмешательство.

   Вторично предупредить его - бессмысленно. Известить отца - только породить напрасную тревогу.

   На одно мгновение у него мелькнула мысль предупредить старшин клуба, но тогда он должен объяснить, почему те готовят Колычеву скандал. Этого он не мог сделать.

   И какой скандал? Что они задумали? Как исполнят?

   Нет, это первое и последнее дело Патмосова! Не его дело оберегать человека. Его дело - раскрыть преступление, накрыть преступника и передать его в руки властей. А здесь?

   И Патмосов чувствовал свое бессилие.

   Утром он встал угрюмый и расстроенный.

   Он заперся у себя в кабинете и отдался любимому своему занятию: пересмотру архива и составлению записок.

   Сколько интересных дел! Какая находчивость! Какая смелость и сообразительность!

   После обеда он лег, по обыкновению, отдохнуть и проснулся освеженный, сильный и бодрый, когда в комнату к нему постучался Пафнутьев.

   - Ну, где?

   - В купеческом, - ответил Пафнутьев, - чистая удача! Я пошел за ним следом. Он прошел в столовую и стал считать деньги. К нему подошел его знакомый, и они сговорились быть сегодня в купеческом. Там большая игра будет!

   - А час?

   - Он, вероятно, около двенадцати будет. Лучше к одиннадцати поспеть, чтобы не проворонить.

   - Вот что, Сеня! Будем следить за ними, его беречь. И чуть что, сразу кидаться на них и ловить... Хотя я совершенно не знаю их плана!

   - Будем следить! - сказал с жаром Пафнутьев. - Только едем скорее. Уже время!

   - Хорошо, хорошо! Я мигом! - сказал Патмосов, скрываясь в своей уборной.

   Спустя несколько минут из уборной вышел крымский помещик Яков Павлович Абрамов, а через пятнадцать минут они уже были в клубе.

  

  

   - Теперь мы каждый сам по себе, - сказал Патмосов, поднимаясь по роскошной лестнице на второй этаж.

   Клубный зал уже шумел, как пчелиный улей. Здесь нравы и порядки были все иные. Карточники не выкрикивали дикими голосами приглашение занять место, играющие не кричали "прием на первую!". Вся игра велась в широком масштабе, и самые игроки старались казаться солидными, если таковыми не были.

   В этом клубе играют почти исключительно на ответ, а в игру с ограниченным банком садятся играть только самые богатые люди, которые вчетвером ведут многотысячную игру.

   Огромный зал от входа направо был полон. Столы тянулись направо всего зала, и вокруг каждого толпились игроки, без умолку говоря, смеясь, ссорясь, отчего в воздухе стоял сплошной гул.

   Но главный интерес и самые крупные игроки сосредоточились у большого стола, налево от входа в зал, "под портретом".

   В то время как за другими столами удар не превышал трехсот-четырехсот рублей, за этим большим столом не было удара менее трех-четырех тысяч. За этим столом бывали удары в несколько десятков тысяч, и старожилы помнят феерические выигрыши и проигрыши в сотни тысяч.

   Патмосов остановился посредине зала и внимательно огляделся.

   Он тотчас увидел Свищева, Калиновского и Бадейникова. Они ходили порознь, время от времени останавливали некоторых игроков и о чем-то говорили с ними.

   Патмосову казалось, что они составляют заговор против Колычева.

   Бадейников увидел Патмосова и подошел к нему.

   - Все еще присматриваешься?

   - А что же еще делать? Играть на авоську не намерен. Вот и смотрю!

   - Погляди там игру! Крупно играют, - указал Бадейников на большой стол.

   Патмосов двинулся к большому столу. За столом сидело восемь человек, и право держать ответ переходило к каждому по очереди.

   Вокруг теснились понтирующие.

   Патмосов дошел до самых игроков и остановился у одного за спиною. Против себя он увидел Пафнутьева и едва заметно кивнул ему.

   Знакомый Патмосову нотариус держал ответ и то бил, то отдавал, причем в первом случае весело смеялся, а во втором краснел и фыркал.

   Наконец, он проиграл два раза подряд и с досадою бросил карты.

   Кругом засмеялись.

   - Кто теперь подержит? - спросил сидящий в очереди. - Я не буду!

   - Давайте тогда мне! - раздался голос. Патмосов вздрогнул и увидел подошедшего Колычева.

   Он был весел. Бледное лицо его оживляла улыбка.

   - А, Михаил Андреевич! - воскликнул, пыхтя, нотариус. - Вот кому и карты в руки!

   - Садитесь! - уступил ему место отказавшийся.

   Колычев сел и стал собирать карты. Сидящие за столом дружески здоровались с ним и, пока Колычев готовил карты, пересмеивались и болтали.

   Патмосов приготовился. Его отделяло от Колычева несколько человек, и он решился во время игры незаметно пробраться до его стула. Пафнутьев стоял напротив, и Патмосов подал ему знак сделать то же. Они двинулись, но с боков Колычева, оказалось, стояли люди, не уступавшие никому своих мест.

   Колычев приготовил карты и положил их посредине стола.

   - Ну, я сниму! - сказал нотариус и. снял карты.

   Колычев приготовился.

   - Делайте игру!

   - Ну, для начала! - сказал нотариус и поставил сто рублей. Со всех сторон потянулись руки, и скоро стол покрылся ассигнациями.

   - Триста в круг! - сказал, подходя, известный подрядчик и бросил на стол целую связку трехрублевых ассигнаций. Он собирал их в клубе, и его пачка с каждым днем вырастала. Он приписывал ей особые свойства и никогда не производил из нее платежей.

   - Все сделано! - спокойно сказал Колычев и сдал карты.

   Первая бита, вторая дана, третья бита. Куш из круга.

   Колычев отложил карты и стал собирать деньги и производить расчет.

   Патмосов приковался взглядом к лежащим картам и не сводил с них взгляда, но никто их не тронул.

   Колычев сел, собрал деньги, взял в руки карты и опять сказал:

   - Сделайте игру!

   Опять зашелестели ассигнации. На этот раз счастье изменило Колычеву, и он отдал комплект. Лицо у него напряглось, губы сжались.

   - Что, Михаил Андреевич, - засмеялся нотариус, сгребая свой выигрыш, - не все бить, приходится и расплачиваться!

   - Карта не лошадь! К утру повезет! - сострил кто-то.

   Колычев расплатился, причем ему пришлось вынуть свои деньги, и, смешав карты, начал их готовить для новой талии.

   Он тасовал сосредоточенно, молча.

   Патмосов оглядел толпящихся игроков и невольно вздрогнул. За спиной Колычева стоял огромный Свищев и, злорадно усмехаясь, делал кому-то знаки глазами. Патмосов осторожно покосился и увидел молодого офицера.

   Колычев окончил тасовку и положил карты на стол для съемки.

   Через стол протянулась рука Бадейникова.

   Теперь по бокам Колычева оказались и Бадейников, и Калиновский.

   Патмосов кивнул Пафнутьеву и снова сделал попытку приблизиться к Колычеву, но стоящие подле не дали ему места. Попытка Пафнутьева оказалась неудачной также.

   - Сделайте игру! - сказал Колычев, беря в руки карты.

   Деньги со звоном и шелестом посыпались на стол. - Игра сделана!

   Колычев сдал и открыл три козыря. Комплект! Он отложил карты и стал собирать деньги. Патмосов опять приковался глазами к картам.

   - Позвольте, - вдруг раздался задорный голос, - я из двадцати п